Что почитать: свежие записи из разных блогов

Всё плохо. Местами ─ очень хорошо. Как обычно.

Рано я вчера обрадовалась, в смысле, слишком легко оделась. О том, что не обмоталась шарфом, пожалела прямо с утра, о том, что не надела берцы ─ после работы, когда вышла под мокрый снег и похлюпала по ледяной жиже. Тёплые, но тряпичные кеды промокли в первую же минуту, ноги до костей пальцев ─ во вторую.
И ладно бы я хлюпала до метро, а от метро потом домой. Нет, я хлюпала до кинотеатра, а до него было хлюпать и хлюпать, думать и думать о том, кто ж не давал мне укутать шею и подсунул кеды вместо ботинок. Сама, всё сама.
То есть, конечно, можно было в кино не ходить. И «Юлия Цезаря» не смотреть. Ноги в тепле, деньги целы, спать легла бы пораньше, чего уж лучше?
Но ни стихия, ни здравый смысл не станут между мной и Шекспиром, пока мне самой этого не захочется.

Julius Ceasar (The Bridge Theatre, 2018, режиссёр — Николас Хайтнер)

скрытый текстСама пьеса не произвела такого впечатления, как «Кориолан» (и, к счастью, такого впечатления, как «Тит Андроник», чего я слегка опасалась), но постановка ух! задорная.
Как водится, осовремененная, и современность задействовали на все сто: как в «Глобусе», часть зрителей смотрела представление не с сидячих мест, а стоя возле сцены, и заодно изображала римскую толпу. Отличная вышла толпа! Шумная, отзывчивая, живо заинтересованная в происходящем. Конечно, в неё и актёры замешались, но по большей части это были всё-таки зрители, и пока действие не началось, отличить одних от других не удалось бы ─ одеты-то все в обычную одежду, прикладываются к бутылкам и банкам, орут, машут флажками, трясут головами под рок: потому что Рим чествует Цезаря, и как можно было не устроить по этому поводу рок-концерт? Причём песни играли хитовые (я узнала «Eye of the Tiger», и что-то ещё было знакомое), так что атмосфера дошла до нужного градуса совершенно естественным образом, и была такой все два часа, спецэффекты, световые и особенно звуковые, очень этому способствовали.
И вот насколько интересно было смотреть, настолько же спокойно всё это воспринималось в эмоциональном плане. Я переживала о Макбете, но о Бруте? Да ладно. Брут сотоварищи получили ровно то, за что боролись, красиво и симметрично. И более всего мерзок был Брут, когда над телом Цезаря рассуждал о том, что убийство Цезаря было благом для Цезаря, поскольку избавило того от страха смерти, испытываемого всеми живущими. Ничто так не характеризует Брута, как эта извращенная логика, в сравнении с ним даже интриганка Кассия с её холодной расчётливостью (кажется, я вычислила всех женских персонажей, которые в оригинале были мужского пола; обычно это заметно по субтитрам, но в этот раз кто-то не схалтурил и привёл их текст в соответствие с гендерным раскладом постановки) выглядит лучше: она, во всяком случае, добивалась собственных внятных целей (и, кажется, немножко Брута).
Самое прекрасное ─ речь Марка Антония над гробом Цезаря, я слушала и улюлюкала в душе: с первой фразы стало ясно, к чему он ведёт, но главное же не к чему, а как. Как он со всеми оговорками про «достойнейших людей» и «я не оратор» одним выступлением укатал заговорщиков в асфальт и подвиг народ на восстание. Брут проиграл в тот момент, когда позволил Марку Антонию говорить, последовавшая за тем гражданская война была всего лишь кровавой формальностью.

За время волнений в Риме кеды, конечно, просохнуть не успели, но на фудкорте я перехватила горячего имбирного напитка, к вечеру похолодало и стало чуть суше, так что до метро я уже не хлюпала (может, только носом немного), а чапала. На проспекте Ленина проходила репетиция парада, так хотелось задержаться и посмотреть, но ─ ноги, но ─ завтра на работу.
А когда вышла из метро, снег повалил валом, густой и влажный, беда для автомобилистов. Укрыл асфальт (вместе с лужами), облепил деревья, преобразил узкий тротуар в сияющий жёлто-розовым светом коридор с потолком из мало не смыкающихся, согнувшихся под тяжестью снега ветвей ─ свет фонарей, смешавшись со светом вывесок и фар и отразившись от снега, кажется не чисто жёлтым, а, скорее, оттенка грейпфрутовой кожуры, и так хотелось подольше задержаться в этом грейпфрутовом свете, но ─ ноги, да, и голая шея, и рано вставать.
Обычно я сплю, ну, обычно; то есть, нормально сплю. Но в этот раз отчётливо прочувствовала, что значит «сладкий сон» ─ не выражение, ощущение. Не то чтобы промочив ноги, посмотрев «Юлия Цезаря», попав под сказочный снегопад и отогревшись в горячей ванне, я спала особенно крепко, или глубоко, или хотя бы достаточно (я бы ещё часа 3-4 с удовольствием), но не помню, когда ещё мне спалось так ─ и более подходящего слова я не подберу ─ сладко.

Странное по себе впечатление оставила у меня эта постановка; но скорее хорошее.
Такой модерн-ау я ещё не видела: фантазийную шекспировскую Иллирию заменили на поздневикторианскую Англию, а близнецы Виола и Себастьян (и заодно Фесте, шут Оливии) стали индийцами, и играют их актёры соответствующей национальности и очень яркой внешности, актриса так вообще красотка (глазищи!).
скрытый текстИнтересно, что в глобусовской постановке, где Виолу играет высокий и плечистый молодой мужчина, она выглядит столь нежной голубкой, что к ней с первого взгляда проникаешься сочувствием, а эта Виола, несмотря на всё своё изящество (и глазищи!) производит впечатление бойкой, смелой и независимой девушки, в ничьей опеке не нуждающейся.
Перенеся действие в другое время, режиссёр заодно сместил акценты: из романтической комедии положений «Двенадцатая ночь» превратилась в трагикомедию, где личные драмы действующих лиц лишь поверху присыпаны юмором, а чувства потеряли ясность и определённость.
В первом своём появлении на сцене Орсино предстаёт перед зрителями рисующим картину с практически полностью обнажённой натуры своего слуги, немного позже целует Цезарио без тени сомнения в том, что тот юноша, плюс пара канонических реплик с многозначительной интонацией от герцогских приближённых ─ и вот уже не вполне понятно, зачем Орсино Оливия, да и будущее супружеское счастье с Виолой представляется весьма сомнительным.
У Оливии, когда она узнаёт, что вышла замуж за Себастьяна, а не Цезарио, делается очень сложное лицо, в финале же она смотрит на Виолу с откровенной тоской и говорит с ней дрожащим голосом, а у Виолы самой на лице написан полный раздрай.
Кажется, более-менее итоговая разбивка по парам устраивает одного Себастьяна, который старательно не замечает сердечных мук влюблённого в него Антонио, и если шекспировский текст касательно отношения Антонио к Себастьяну ещё можно при желании толковать в платоническом ключе, то актёрская игра в данном случае такому толкованию места не оставляет.
И, как будто этого мало, никуда не делась трагедия осмеянного и униженного Мальволио. Не то чтобы у «Глобуса» Мальволио унижали как-то иначе, но в Мальволио Стивена Фрая столько апломба, что и насмешки, и жалость отскакивают от него, как мяч от стенки, и он в конце пьесы выглядит вполне позитивным чуваком, предвкушающим радость мщения. Здешний же Мальволио совершенно раздавлен и выглядит так, будто никакой радости в жизни для него не осталось.
То есть, вот итог без малого трёх часов богатых декораций и костюмов (одни только чёрные платья Оливии, из траурных постепенно превращающиеся в вечерние, чего стоят), отличной музыки, песен и смешных танцев, всех романтических и дурацких ситуаций: в гневе покинувший племянницу сэр Тоби, убитый горем Мальволио и две женщины и двое мужчин на сцене, где, по идее, зрители должны были увидеть две неизъяснимо счастливых пары, но видят только четырёх человек, каждый из которых одиноко стоит в своём пятне тусклого света.
Совсем не шекспировская концовка, но очень интересная, если не сказать хуже ─ современная. Режиссёр попытался запихнуть в «Двенадцатую ночь» больше, чем та может вместить, пьеса трещит по швам, но выдерживает.

Когда в нормальном театре антракт, в кино-театре показывают что-нибудь из жизни нормального театра. В перерыв между первой и второй половинами «Двенадцатой ночи» вклинили мини-фильм о костюмных мастерских. Главное: 1) после того, как сценический костюм откатает год, он передаётся в прокат, где любой желающий может взять его в аренду (взять и прийти на корпоратив в платье леди Макбет!); 2) чтобы освободить место, раз в пять лет устраивают распродажу.
Распродажу тоже показали; на такую распродажу и я бы сходила, несмотря на толпу и даже без денег ─ как в театр, только посмотреть.