Свежие записи из блогов Санди Зырянова

По Святой Бензопиле, для начала.
Во-первых, я зачел сольник Пертурабо от Макнилла. скрытый текстДля начала я зачел много нехорошего об этой книге. И слили персонажа, и показали в позорном виде... Мои впечатления - ничего действительно нового о личности Пертурабо мы не узнали.
Упертый? Он с самого начала был таким.
Умный? Кагбе вот он один из немногих примархов, которые действительно выглядят и интеллектуалами, и практически подкованными.
Жажда знаний? - подчеркнуто дополнительно и ему в плюс.
Любил строить? - это еще в "Ангел Экстерминатус" очень ярко показано.
Все недостатки Пертурабо мы, в общем, тоже знали. Привычка упираться рогом, очень роднящая его с Дорном и в итоге едва не загубившая легион в войне с хрудами, была видна с самого начала. Вспыльчивость до потери здравого смысла и человеческого облика? - ага, а кто Беросса так изукрасил в том же А.Э., что его пришлось поместить в дредноут? Манера сравнивать себя с братьями и завидовать им? Ну вот разве что осуждение Керза с его головорезами - новое, а так-то она всегда была. Подозрительность и замкнутость тоже были.
Из нового: стремление создавать вещи для мирной жизни. Оно тоже было в А.Э., но именно здесь подчеркнуто, что у Пертурабо вызывало протест, когда его таланты использовались только для войны. Способность любить других. Интересно, однако, что любил он не братьев-примархов, а смертную приемную сестру. Хотя в сольнике Магнуса мне показалось, что с Магнусом у них тоже были теплые отношения - до поры до времени, но были. Способность испытывать угрызения совести. Пертурабо так и не простил себе Олимпию, как Русс не мог простить себе Просперо. Метания между приступами человечности и приступами незамутненной жестокости. Ну, и сочетание скромности с жаждой признания - оно и раньше было видно, но тут педалировано.
И да, все-таки он не годится в командиры. Крайне токсичный руководитель. Поставили бы перед ним подходящую задачу - отстраивать, а не завоевывать, причем в одиночку, проектируя и контролируя ход работ - цены бы дядьке не было. А так из него получился невротик. Не то чтобы я проникся к нему любовью, но сочувствие - это пожалуй.

Во-вторых, я обнаружил, что еще не читал "Братство змея" Абнетта. Вы в это верите?
скрытый текстАбнетт всегда Абнетт. Это фактически 6 повестей об одном и том же бравом отделении Дамоклы под руководством самого бравого брата Приада. С чего все начинается? - Очаровательный молоденький Железный Змей, который доблестно побеждает злых ксеносов (не буду говорить, каких, чтобы не спойлерить), честные чиновники, одна из которых еще и угробила ксеноса вместе с собакой, собачка, дружба между КД и тетенькой-чиновницей Антони... вот это нравится больше всего. Я обожаю реальную дружбу, читать про дружбу, писать про дружбу, по-моему, это самое прекрасное на свете, что бывает между не родственниками.
Забавный момент - на планете, о которой речь, назад женщины получили равные права с мужчинами всего 20 лет. Описаны все проблемы женщин на работе: мало кто решается приступить к карьере, "стеклянный потолок", женщине, чтобы добиться того же, что и мужчине, надо работать втрое больше, семья распалась из-за того, что жена тоже работает... Но поскольку там нет таких, как у нас, ретроградов, а есть желание жить в ногу с остальным Империумом, герои с гордостью говорят: смотрите, какие мы прогрессивные, у нас женщина - высокопоставленный чиновник!
Один.
Оффтопом. скрытый текстКак же это напоминает мне СССР! (Я сам-то совок, но вот этот момент - из тех, которые однозначно следует навсегда оставить в прошлом). В СССР, правда, все было не столь утрированно, но в Вахе утрировано все - раз, а второе: в СССР (как и в других странах, конечно) еще и рядовые, обычные мужчины целенаправленно лишали женщин возможности делать карьеру и вести полноценную жизнь. требуя работы по дому. И сами женщины считали кухонное рабство своим предназначением. Да и неудачницы шипели, как змеи, в сторону умных, талантливых и сильных. При громкой риторике об отсутствии эксплуатации человека человеком и равноправии... Сейчас риторики нет, а остальное цветет ядовитым цветом.
Кто-то воспринимает Ваху и вообще фантастику как нереалистичное отражение страхов человечества и нереалистичную модель будущего. А по мне, хорошая фантастика - о настоящем и о живых людях. Взять тех же АБС. Почему они не теряют - и не потеряют - актуальности? Потому что они писали о реальном: хищные вещи века существуют в настоящем - разве что без слега, а рыбари уже шуруют вовсю, обитаемый остров - вот он, под ногами, Тройка с ее подхалимажем, коррупцией, некомпетентностью - далеко не сказочная. Но и честные люди, подобные Быкову или Репнину, тоже есть, и их много. Взять того же Азимова с рангами, которые дают право сидеть в метро, и страхами перед техникой...
Ой-вэй, да если кому-то святой Жиллиман в храме не напоминает дедушку Ленина в мавзолее, значит, этот кто-то просто слишком молод и не застал.
А еще меня слегка напрягли отзывы читателей, которые восприняли описание дружбы как однозначно любовную линию. Бесит, правда. Ну почему отношения мужчины и женщины надо сводить к амурам? Отсюда, кстати, вечно куча жизненных, не читательских, проблем.
На удивление хороший перевод, между прочим.
Очень зашло, и... хотя это Абнетт и это Ваха, они очень добрые. Удивительно светлые вещи в целом, хотя гримдарка там тоже хватает. Тот неловкий момент, когда ты вообще-то знал, что в Космодесанте приняты физические наказания, но нигде раньше это не акцентировалось (( Но это, конечно, не главное. Железные Змеи человечны, и - редчайший случай - они разговаривают человеческим языком. Они иногда шутят. Они даже ругаются! Да что там, молодежь даже балуется, за что огребает вплоть до летального исхода (у них есть свой вариант премии Дарвина, называется "ныряние в котлован"). Хотя был очень смешной момент, когда юный король говорит им "тусуйтесь", а они вежливо кивают, а потом спрашивают друг друга, что это за слово такое.
Абнетт вообще любит типаж благородного военного в духе "слуга царю, отец солдатам". Приад продолжает галерею подобных образов. Пока читаешь, он выглядит совершенно обычным хорошим парнем с пулялой, потом доходит, насколько он идеальный. Так тоже надо уметь написать. И стиль! Сочный язык, множество необычайно выразительных моментов - когда почва сравнивается с сырым мясом, например, еще ничего не случилось, а эмоциональный накал уже доведен до нужного градуса. Читаешь и наслаждаешься. И мелкие детали, придающие потрясающий объем, вроде воспалений вокруг разъемов на загривке...
Еще есть грустный и трогательный эпизод, когда Приад двенадцать лет спустя прилетает по делам на планету Антони, а там прошло не 12, а 40. И Антони стала первым лицом этого мира - и при этом старой, и все повторяет, что она состарилась, а Приад отвечает "ты не изменилась, просто стала старше".
Кароч рекомендую всем.

Клиффорд Саймак "Роковая кукла"
Что я только что прочитал? Ну то есть это Саймак, оно и должно быть специфически концептуально, скрытый текстно лошадки-качалки - это нечто определенно чудесатое даже для него. И нет, я как ни пытаюсь обгрызть авторский замысел от и до, не вижу ничего рокового в этой кукле, чтобы выносить ее в заголовок...
То есть вообще-то это хорошая книжка, которая так и называется "Роковая кукла". Читать ее довольно интересно, в ней несколько слоев смысла - просто первый из них, с причудливыми ксеноформами, слишком затянут и подробно расписан, а более важные и интересные, с идеей правомерности иллюзорного счастья, или правомерности затягивать других в то, что ты сам считаешь счастьем, или гранью, за которой в чужую жизнь можно/нельзя вмешиваться, или ответственностью за жизнь тех, чью судьбу ты вольно или невольно изменил - они даны не то, чтобы пунктиром, но меньше, чем хотелось бы. А больше всего места в книге занимает красивый, интересный, необычный, но все же антураж.
Ну, и персонажи немного... как бы это сказать... Они слишком обыденные, слегка невротичные. Не будет им безмятежного счастья в дивном новом мире хотя бы потому, что они ничего не знают об этом мире и не намерены узнать. Потом, они оба охотники. Один еще и жулик. Хватательный рефлекс у обоих обязательно перевесит все.
Но меня все-таки зацепила история Нейта просто потому, что она очень реальна. В жизни таких людей полно - они воображают, что живут в прекрасной долине среди красот, во дворце, жизнь их заполнена до краев интеллектуальными размышлениями, они пишут некие труды или творят еще что-то, что может стать прорывом... Но если избавиться от наваждения и посмотреть на их манямирок со стороны, видно, что это не дворец, а грязная халупа, не долина, а свалка, а сами они не благообразные старцы или красавицы, а больные нищие оборванцы. И главное - их "творения" полностью лишены смысла и ценности.
Имеем ли мы право выдергивать этих людей из их иллюзий, в которых они счастливы?
А если их иллюзии приводят к причинению вреда окружающим?
Мне этот вопрос романа показался центральным. Жаль, что ему уделено недостаточно времени.

Читаю рассказы Саймака.
скрытый текстВ них очень много от Чехова, на удивление. Маленький человек, иногда милый и добрый, иногда мелочный и своекорыстный, чаще всего ограниченный и недалекий, порой его простота хуже воровства, порой, наоборот, позволяет ему увидеть главное. Плюс фантастический антураж. Основная фабула - живут-живут люди в американской глубинке, и вдруг на них сваливается пришелец. Когда агрессивный, иногда просто преследующий собственные цели, иногда - как в "Денежном дереве" - желающий помочь. И почти всегда контакт оказывается для людей пробным камнем. Не всегда они выдерживают испытание, и не все выдерживают.

 

Он еще не знает, какие фички с ним будут написаны зимой на рейтинг...

 

Художник Адриан Борда

В рассказе "После резни" Энди Смайли действует грозный кхорнит брат Бардак. Между прочим, уговаривал доблестного брата Амита перейти на сторону Кхорна. Имя кхорнита произвело на меня такое впечатление, что нельзя было не закрыть гештальт...

Поголовье
Канон: Вархаммер
Персонажи: хаоситы, ультрамарины

Две лазутчика из ордена Ультрамаринов пробирались по Оку Ужаса. скрытый текстИх кобальтово-синие доспехи с золотом ярко выделялись на общем фоне цвета засохшей крови и экскрементов; лазутчики не догадались надеть маскхалаты, и только то, что в Оке Ужаса все решали гримдарк и пафос, позволяло Ультрамаринам до сих пор оставаться незамеченными. Наконец, они подобрались вплотную к группе хаоситов.

***
Варбанда берсеркеров Кхорна отдыхала после удачного налета на очередной неприятельский мир – то ли Детей Императора, то ли вообще имперский, в состоянии боевого бешенства они слабо в этом разбирались. Брат Бардак методично вставлял чьи-то зубы в цепной топор, брат Бедлам шил новый плащ из человеческой кожи, брат Дурдом поверх запекшейся на доспехах крови рисовал новый знак Хаоса, а громадный и свирепый брат Узас просто пялился в пылающие багровые небеса. Понятное дело, никто не забывал хвастаться количеством собранных для Трона черепов и литражом крови, пролитой во имя Бога крови. Командир варбанды внезапно перебил товарища:
– Пацаны, я все думаю: почему у вас такие дурацкие имена? Бардак, Дурдом, Раскардаш… Вот у меня настоящее кхорнитское имя: брат Кровожад-Людоед! У него, – когтистый палец Кровожада-Людоеда указал на брата Узаса, – тоже ничего…
– Потому сто я сплосной стлах и узас, – гордо приосанился брат Узас.
– Во-во. А у вас черт-то что, а не погоняла!
– Ну, кэп, ты, блин, загнул, – возразил только что помянутый брат Раскардаш. – Мы кто? Хаоситы. А Хаос что такое? Правильно, Раскардаш! Помню, мамаша мне то и дело орала: «Сереженька, ну что у тебя за раскардаш на столе…» – он запнулся и сделал вид, что не говорил последних слов. Но их все услышали.
– Подумаешь, – сказал брат Кавардак. – У меня вот на столе был такой кавардак, что я ни одной тетрадки не мог с ходу найти!
– А у меня в шкафу на двух полках пять штанов за месяц потерялось, – похвастался и брат Бедлам.
– Сереженька? – вдруг заинтересовался брат Дурдом. – Ух ты! А вас как звали до Вознесения, пацаны?
– Владик, – признался брат Бардак и покраснел. – Я в седьмом классе учился, вот.
– А меня Леха, – добавил брат Кавардак.
– А меня Вован, – и брат Раскардаш выпятил грудь.
– А меня, – и брат Бедлам тяжко выдохнул, – Принц Эдуард.
– С таким имечком только в Око Ужаса, – посочувствовал брат Кровожад-Людоед. – О чем твои родаки думали? Меня вот звали Маша Петрова…
Варбанда дружно подскочила, уставившись на командира.
– И все было ништяк, пока я четверку по алгебре не схватила, – продолжал тот, почесав болтером усеянный шрамами лоб. – Так они у меня за это забрали игровой комп!
– Да-а, – понимающе протянул брат Дурдом. – Родаки, это же хуже Трупа на Троне. Да в натуре, это хуже завуча, блин! А ты много прочитал… то есть прочитала?
– До «Предателя» включительно!
– Везет же. А я только пол-книги прочел, забыл, как называется, там еще этот дурак глаза красил и в труселях расхаживал, и меч у него был как говно…
– Подумаешь, – заметил брат Кавардак. – Я только фички читал с попаданцами. А ты, брат Узас?
– А я цитать есце не умею, – ответил брат Узас, оторвавшись от глодания берцовой кости, явно принадлежавшей какому-то лояльному космодесантнику, и скроил свирепую гримасу. – Я у блата фигуйку спел и в садик плинес, так воспиталка цуть в обмолок не швалилась!..

***
Лазутчики из Ордена Ультрамаринов обалдело слушали эти откровения.
– Так вот почему поголовье хаоситов не уменьшается, – сказал один.
– Точно, – поддержал его второй. – А я-то думал, они почкованием… Ух, всыпать бы этим попаданцам ремня как следует!
– Ну что ты, брат Павсаний, – возразил первый. – Они же просто дети. А вот с их родителями я бы нашел о чем потолковать!

Таблица Менделеева в весёлых картинках от американской художницы Kaycie D.



скрытый текст







Остальные картинки можно посмотреть тут.

 

А я росла на его книгах. И Няшки тоже.

И у нас дома было самое первое издание "Чебурашки", где он еще совсем не похож на ушастика-из-мультфильмов.

Простоквашино, Чебурашка, "Там, на неведомых дорожках"...

Ему было 80. Ушла еще одна эпоха.

– Мистер О’Риордан, – обратился к Джеймсу портье.
– Доктор, – рассеянно поправил Джеймс.
– О, сеньор доктóр! Ваш ключ…
– Грасиас, – вежливо отозвался Джеймс, забирая ключ и направляясь в номер.
Городок Хукаро был – если верить туристическим справочникам – населенным пунктом, ближайшим к рифу Сады Королевы. Но Джеймс и его товарищи отлично знали, что в туристические справочники не включена, например, деревушка Комахара, куда они направлялись послезавтра на рассвете. И еще пара деревушек рядом с Комахарой, в которые Джеймс тоже планировал заехать или заплыть, уж как получится.
– Сеньор доктóр, – робко сказал портье в спину Джеймсу, – вы будете изучать наши Сады Королевы?
– Я ихтиолог, – Джеймс обернулся, блеснул зубами в улыбке. – Мы приехали, чтобы изучать акул и снимать о них научно-популярный фильм для канала «Animal Planet». А что? У вас есть что рассказать об акулах Садов Королевы?
скрытый текстВ пальцах ученого замаячила купюра – Джеймс хорошо знал не только испанский, но и верные способы раздобыть информацию.
– Нет-нет, – портье стушевался. – Но будьте осторожны! Там очень опасно, там мако размером с кита…
– Мако, рыба-молот, белая акула, серая шелковая акула, кошачья… – рассеянно продолжил Джеймс. Это был далеко не полный перечень акул, которых он надеялся увидеть в водах Карибского моря, но интерес к портье у Джеймса уже угас: то был заурядный обыватель, от слова «акула» трясущийся, как желе, и знающий об акулах только то, что это свирепые морские хищники и временами людоеды. А для Джеймса акулы всегда были прекрасными, совершенными, идеальными существами, которых можно было любовно изучать, охранять – и наблюдать, не отрывая от них восхищенных глаз.
Джеймс знал, что даже коллеги-ихтиологи далеко не всегда разделяют его страсть к акулам. Больше того – не все из них любили море! Этого Джеймс не понимал.
Он принял душ и спустился в холл.
При отеле «Ла Тортуга», где разместились объединенная команда американских и кубинских ученых, экипаж их яхты «Алерт» и съемочная группа «Дискавери», был очень колоритный ресторанчик, распространявший на много метров вокруг себя завлекательные ароматы острой кубинской еды. В ресторанчике уже играла музыка, надсаженный контральто пышнотелой певички выводил какую-то разухабистую песенку про Челиту и моряка, несколько парочек танцевали в обнимку между столиков. Джеймсу, выросшему в огромном Нью-Йорке, и ресторанчик, и Хукаро показались очаровательными: провинциальными, жаркими и сонными одновременно, романтически-старомодными. А возле барной стойки сидел парень.
Джеймс сразу определил, что с ним можно познакомиться. Не то чтобы он рассчитывал на горячих кубинских красавчиков, но… В конце концов, между ним и Бадом давно все кончено, он может считать себя свободным, а этот парнишка такой симпатичный. Почему бы и нет?
Парень был как раз в его вкусе: длинные смолянисто-черные кудри, белая майка, открывающая мускулистые плечи и руки, тонкое лицо, юношеский пушок над яркой и чувственной верхней губой, огромные прекрасные глаза – черт возьми, такие глаза бывают только у кубинцев, это же дьявольский соблазн с ресницами, а не глаза! – и влажные уголки зовущего рта.
– Привет, мучачо, – обратился к нему Джеймс.
– Привет, музи, – чуть насмешливо ответил парень и покраснел.
Он был совсем молоденьким – лет восемнадцать-двадцать, не больше, – и явно неопытным. Молодые кубинцы теряют способность краснеть и смущаться очень быстро: жаркое кубинское солнце и самый воздух острова словно напоены любовной истомой, которой нельзя не поддаться, но этот парень был как жемчужина, спавшая в своей раковине специально для него, для Джеймса. Так нельзя, подумал Джеймс, я теряю голову, а мне послезавтра уезжать отсюда.
– Выпьешь чего-нибудь?
Парень смешался, потом искоса посмотрел на Джеймса, улыбнулся и кивнул головой.
Джеймс заказал мохито. Парень понюхал его, недоверчиво заглянул в бокал, осторожно пригубил, точно ожидая найти взрывчатку на дне… глотнул и закашлялся.
– Что… что это за черт? – пробормотал он. – Музи, что это?
Джеймс усмехнулся, забрал у него бокал и попросил для него другой мохито – безалкогольный.
– Меня зовут Джеймс, по-вашему Хайме, – сказал он.
– А меня зовут Эрнандо де Седа, – парень сосредоточенно пробовал мохито, пока, наконец, не уверился, что это можно пить, и улыбнулся.
– Ты здешний?
– Нет, – и тут Эрнандо сказал нечто, от чего у Джеймса потеплело и заколотилось в груди, – я из Комахары.
– Мы как раз едем в Комахару. Послезавтра. Хочешь, подвезем тебя?
– Я обычно добираюсь туда вплавь, – застенчиво произнес Эрнандо. – А зачем вам туда?
– Мы ученые. Изучаем акул Садов Королевы.
Эрнандо нахмурился.
– Вы будете убивать их? – строго спросил он.
Джеймс даже поперхнулся под его требовательным взглядом.
– Что ты! Ни в коем случае!
Эрнандо облегченно вздохнул и снова улыбнулся. Улыбка у него была замечательная – по-детски невинная и лукавая.
Джеймс увлек его к себе в номер. Портье хотел было что-то сказать, но, получив доллар, тут же отвернулся и сделал вид, что ничего не заметил.
…Самым невероятным было то, что Эрнандо интересовали акулы. Более чем! Глаза у него заблестели, когда Джеймс заговорил о своей любви и благоговении перед этими рыбами, вся робость и настороженность вмиг куда-то исчезли, и Эрнандо разговорился. Оказалось, Комахара и правда была деревней, где людям приходилось соперничать с акулами за улов – в этой рыбацкой деревушке основным занятием жителей была ловля большой красивой рыбы, которую они называли «марлин». Иногда акулы нападали на людей. Иногда люди вместо марлина вытаскивали из сетей акул. Дружбы между человеком и рыбой не водилось, но не было и открытой войны, – Джеймс определил отношения комахарцев и акул как вооруженный нейтралитет.
Испанский Эрнандо показался Джеймсу слегка старомодным. Но ведь они были в глубокой провинции – что странного в том, что мальчик из глухой деревни употребляет давно забытые в других местах словечки и обороты?
А потом они очутились в постели, и Джеймс обнаружил, что Эрнандо не просто неопытен – он впервые с мужчиной. Пальцы и ресницы его подрагивали от волнения, щеки горели в полумраке спальни; он попросил Джеймса отвернуться, когда снимал джинсы, и юркнул под простыню, не смея поднять глаза и кусая губы.
И как же сладко было целовать эти яркие губы, как хорошо было обнимать сильное молодое тело…
На рассвете Джеймс проснулся. Эрнандо еще спал, по-детски свернувшись калачиком и уютно посапывая. Рот его приоткрылся – губы, зацелованные ночью, припухли, и Джеймс залюбовался этими губами, тонким точеным лицом, ослепительным рядом зубов…
«Зубы, как у акулы», – восхищенно подумал Джеймс. Такие же белые, такие же крепкие, такие же острые. И… нет, померещилось, – такие же конические? Померещилось, конечно.
Потом Джеймс снова задремал, ему даже приснилось что-то упоительное про Эрнандо и акул – впервые он встретил человека, который нравился ему так же сильно, как и акулы, – а проснулся он уже в одиночестве.
– Сбежал, – вздохнул Джеймс. – Хоть бы записку оставил… Все-таки я его первый мужчина, – понравилось ему или нет? Надеюсь, я его не порвал…
От воспоминания о жаркой и тесной заднице снова накатило возбуждение, Джеймс рассердился на себя и, заказав в номер крепкий кофе, поспешил в душ.
На берегу еще со вчерашнего дня стояли лодки. Каждая из лодок чем-то отличалась от других: была здесь и белая с красным силуэтом дельфина, и синяя, разрисованная чайками, и даже с летучей мышью. Джеймс задумался, какая из них – Эрнандо?
Но когда он заглянул в ресторанчик и попытался расспросить бармена, тот ответил, что «сеньорито уже отбыл». Лодки – все до единой – остались на месте. Джеймс попытался вспомнить: может быть, он забыл, и какой-то все же недоставало? Но нет…
«Неужели он добирается вплавь? Через залив, полный акул? Сумасшедший мальчишка», – подумал он; в груди сжался тугой клубок нежности и тоски.
– Тот самый гринго, – послышался чей-то шепоток из полумрака, в котором терялся край стойки бара.
– Если этот акулий мальчик опять его у нас уведет… – зло прошипел другой голос.
«Акулий мальчик! Надо же. Стоп, а фамилия-то у него – де Седа, “Шелковый”. Здесь полно серых шелковых акул…»
Но следовало подготовиться к завтрашней экспедиции, и Джеймс утешал себя тем, что в Комахаре непременно разыщет Эрнандо.

***
– Эрнандо де Седа. Акулий мальчик, – настойчиво спрашивал Джеймс.
Люди мотали головами и пожимали плечами: никто не знал односельчанина с таким именем и таким прозвищем.
– Лет двадцати, очень красивый, с длинными кудрявыми волосами.
В Комахаре хватало симпатичных парней, но среди них не нашлось ни одного Эрнандо.
Наконец, один из стариков отозвал Джеймса в сторонку и тихо сказал:
– Сеньор, забудьте вы о нем. Добра не будет. Не ищите его.
Джеймс вскинулся.
– Почему?
– Не ищите, – повторил старик, пожевал губами и добавил: – Вы спрашивали об огромной акуле. Так вот, мой отец в сорок шестом году выловил акулу, больше которой мы никогда не видели…
Джеймс тут же забыл обо всем. Их группа как раз искала акул-гигантов.
Их снимали, потом снимали старых рыбаков, потом делали роскошные панорамные съемки Садов Королевы, моря, Комахары… Подсчеты. Приманки. Аппаратура. Акулы. Аппаратура. Приманки. Подсчеты. Акулы. И снова акулы…
– Сколько же здесь серых шелковых акул, – удивлялся Джеймс.
Акула. Тибурон де Седа… Эрнандо Тибурон де Седа…
«Я найду его», – повторял про себя Джеймс, надевая гидрокостюм и спускаясь в акульей клетке под воду.
В Садах Королевы все было не так, как в любых других морях. Глубоководные акулы резвились почти у самой поверхности, то гоняясь друг за другом, то лениво зависая над прозрачной морской бездной, и где-то безумно далеко под ногами сквозь толщу воды проступали лиловые, зеленые и алые кораллы. «Какие огромные, – отмечал про себя Джеймс, – я никогда не видел таких больших и в таком количестве! Вот эта – не меньше трех метров… Какое-то скопище шелковых акул-гигантов!»
Огромная самка подплыла к Джеймсу. Глаза ее, холодные и бесстрастные, заискрились, в них появилась какая-то осмысленная свирепость, и колоссальная рыба внезапно бросилась на клетку. Джеймс едва успел ухватиться за потолок, чтобы не удариться, когда акула атаковала снова. «Э, да она этак вытряхнет меня! Надо срочно подниматься…»
Рядом с самкой появилась еще одна акула – крупный молодой самец. Джеймс с замиранием сердца наблюдал за ним. Знакомое чувство ужаса и восторга, которое он испытывал всякий раз, оказываясь среди акул, стало настолько острым, что у Джеймса перехватило дыхание. А самец тем временем начал подталкивать самку носом. Джеймс не верил своим глазам: самец отводил самку от клетки!
Выглядело так, будто самец отвел знакомую даму в сторонку и пытается ей что-то втолковать на ушко, косясь на Джеймса…
Джеймс не помнил, как выбрался из воды, как стащил с себя костюм и растянулся в одних плавках на палубе. То, что он видел сегодня, шло вразрез со всем, что доселе было известно о серых шелковых акулах!
Парни с «Дискавери» возбужденно обсуждали, какие кадры оставить для будущей передачи, а кубинские ученые взволнованно орали, жестикулируя; из американской группы только Джеймс знал испанский настолько хорошо, чтобы понять кубинских коллег, но сейчас ему было не до их сенсационных гипотез. Он почувствовал себя выжатым и обессиленным, как медуза, выброшенная на берег.
Когда-то отец шутливо говорил им с братом: «Мы, О’Риорданы, – наследники ирландских королей, не забывайте! А ваша мама имела шелки в роду». Мама многозначительно грозила пальцем – это же секрет! Им тогда очень хотелось верить в это, потому что какой же подросток не мечтает в тайне от всех о высоком происхождении, чудесных способностях и прочей лабуде из комиксов. Намного позже младшие О’Риорданы узнали, что в средневековой Ирландии «королем» мог называться и староста крохотной деревеньки, так что отец, вероятно, не выдумывал насчет своих предков. А еще позже, как-то вечером, сидя на веранде их флоридской виллы, мама сказала Джеймсу: «Ты – последний в роду. В моем роду. Майлз – наследник отца, а ты – мой». Что она имела в виду, Джеймс тогда так и не понял, но спустя несколько дней она вышла на набережную погулять, спустилась к морю, как она любила, – и не вернулась. Тела так и не нашли.
От матери Джеймс унаследовал любовь к морю. Майлз любил море, но спокойно, как всякий человек, способный чувствовать красоту природы, – море не было его стихией. Может быть, мама хотела сказать именно это?
В отце не было ничего «королевского», зато он отличался пытливостью и любознательностью, – и сумел привить эти качества сыновьям.
Но сейчас Джеймс был настолько вымотан, что потерял всякий интерес к исследованиям и боялся даже подумать о том, чтобы снова погрузиться в море. «Вот уж не знал, что со мной может быть такое», – вяло пробормотал он под нос.
Смуглые руки ухватились за борт исследовательского суденышка, рывок – и на палубе уже стоял Эрнандо.
Джеймс вскочил на ноги, голова у него закружилась, в носу что-то лопнуло и потекло – он вытерся ладонью и поморщился, увидев кровь.
– Донья Лус очень сердилась, – весело сказал Эрнандо. – Я насилу уговорил ее не ссориться с тобой, Музи.
– Ты еще скажи – Блонди, – проворчал Джеймс. – Я же сказал, зови меня Джеймс. Можешь Хайме или Джим, но не «музи»! Кто она такая, эта вредная старушенция?
– Ну, ее вообще-то все уважают, – Эрнандо покраснел и опустил голову, лукаво поглядывая исподлобья.
На нем были только синие плавки. Ученые и телевизионщики с удивлением глазели на него.
– Как ты можешь тут плавать, сеньорито? Здесь же полно акул, – наконец, сказал один из кубинцев.
– Благодарю вас, дон ученый, – Эрнандо отвесил ему церемонный поклон, очень забавно смотревшийся в исполнении почти голого парня в плавках. – Но это мой дом, здесь мои друзья, и единственное, что может мне грозить здесь, – это люди. Верно ли я понял, что вы не желаете зла жителям Садов Королевы?
Джеймс закусил губу от сдерживаемого смеха, потому что челюсти у его коллег порядком отвисли. В конце концов ученые все-таки сообразили, что лучше согласиться и не затягивать неловкое молчание, а телевизионщики еще и налетели на Эрнандо с вопросами.
– Я бы не советовал людям появляться здесь, – заявил он, щурясь в камеру. – Это сады акул. Они принадлежат королеве.
Довольно скоро Эрнандо надоело всеобщее внимание, он отвернулся от камеры и, тронув Джеймса за руку, шепнул:
– Я буду ждать тебя в Комахаре, Музи.
Никто и оглянуться не успел, как Эрнандо прыгнул в воду, войдя в нее почти без брызг. Люди опомнились, бросились к борту, но в воде не увидели никого. Только огромная акула кружила возле лодки.
А вечером Эрнандо действительно разыскал Джеймса в фургончике старого дона Хенаро, который предостерегал от знакомства с ним. Дон Хенаро схватился за голову, однако приветствовал мальчишку, годящегося ему в правнуки, с чрезвычайной почтительностью, а потом ушел ночевать к внучке и оставил их с Джеймсом наедине.
– Мальчик, – шептал Джеймс, обнимая Эрнандо. – Только не исчезай так, как тогда, в отеле… Как же с тобой хорошо! Скажи – почему я?
Джеймс относился к себе критически. Соломенные волосы, тридцать семь лет, сухопарый «лошадиный тип» – настоящий американец ирландского происхождения, вдобавок еще и занудный «гик», помешанный на акулах. Эрнандо мог бы найти кого-нибудь помоложе и покрасивее, и Джеймс понимал, что так оно и будет, и надо наслаждаться их минутной близостью, потому что в его-то жизни уже никогда больше не случится ничего подобного, не будет этих горячих ночей, этой шелковой кожи, этих острых акульих зубов, прикусивших ему губу, этого безумного, как штормовое море, счастья… И злился на себя за то, что испортил такую минуту дурацким вопросом.
– Ты особенный, – вдруг сказал Эрнандо. – Ты любишь и уважаешь. Ты хочешь понять. Жаль, что мы не можем обернуться вместе.
– Обернуться? Почему не можем?
– Потому что… я… я тебя… съем.
Бесхитростный этот ответ поверг Джеймса в смятение.
– Как – съешь?
– Как ты ешь свой сандвич на завтрак, Музи, – грустно ответил Эрнандо. – Не надо. Давай быть вместе сейчас. Я тоже особенный, не такой, как другие. Будем особенными вдвоем.
Джеймс не заставил себя упрашивать – обнял его, зацеловывая большие серьезные глаза и трогая языком каждую ресницу, потом осторожно развернул на живот…
А наутро жители Комахары собрались у берега напротив «Алерта», стоявшего на якоре вблизи, – большой толпой и настроенные очень решительно.
– Гринго, убирайтесь домой! – скандировали они.
– Чего это они? – недоуменно спросил оператор «Дискавери». – Вчера все было о’кей. И то, что мы американцы, их не любило. Что, опять по радио Фидель им чего-то наплел про козни Обамы?
– Я слушал радио, – отозвался Смит, капитан «Алерта», – ничего такого по нему не было.
Камень шлепнулся в воду. За ним – другой.
Яхта стояла довольно далеко, поэтому можно было рассчитывать, что добросить до нее камень вряд ли кому-то удастся. Однако кто-то из комахарцев вдруг обернулся.
– Вон они! – заорал он, топая ногами. – Вот эти гринго! Пошли вон, белобрысые! Пошли! Черти звездно-полосатые!
Капитан Смит вышел наперед. Он знал испанский хуже, чем Джеймс, но вполне прилично.
– Что вам нужно? – строго спросил он. – Мы ничего не нарушаем. У нас есть разрешение от кубинского правительства. Мы выполняем полезную работу – изучаем вашу природу, чтобы охранять ее. Что за крики?
Джеймс про себя пожалел, что разговор идет не по-английски: на родном языке капитан Смит изъяснялся столь виртуозно, что черти в аду наверняка хватались за рога. По-испански он знал только «каналья», но явно не нашел, куда бы ее впихнуть в свою недолгую речь.
– У вас есть этот дьявольский образ! Дьявольский акулий парень ходит к вам, как к родным! Вы в сговоре с дьяволом! – разобрал Джеймс в выкриках толпы.
«За что они так не любят бедного Эрнандо? Неужели только за то, что он не боится плавать среди акул?» – озадаченно подумал Джеймс.
– Какой еще образ? – не понял Смит.
– Тот, что ты мне показывал, чертов гринго! – дон Хенаро вышел наперед и потрясал кулаками, его надтреснутый голос дрожал от злости. – Стоит у тебя там, где у доброго человека стоит образ святой Девы! Проклятые дьявольские еретики!
– А, – капитан хлопнул себя по лбу, – та эскимосская статуэтка. Да это же просто сувенир! Вы что, верите в эту чушь? – и наконец-то нашел момент для единственного ругательства, которое знал: – Канальи! Суеверные канальи!
– Вон он! – завизжала какая-то женщина.
Эрнандо вышел на берег и с любопытством разглядывал собравшихся. Внезапно большой камень упал прямо у его ног.
– Это зачем же? – удивленно спросил Эрнандо.
– Дьявол! Оборотень! Убирайся! – заголосили комахарцы, угрожающе надвигаясь на него.
– Не надо! Не смейте! – закричал Джеймс, бросившись к Эрнандо; пущенный кем-то камень ударил его в висок, Джеймс помнил только резкую боль и землю, вдруг бросившуюся ему в лицо…
И наступила тьма.

***
Джеймс лежал в каюте капитана.
На полке красовалась забавная статуэтка – женщина-осьминог с крыльями. Капитан рассказывал, что это изображение Седны, эскимосской богини моря.
– Будь они неладны, – сейчас капитан Смит говорил по-английски, поэтому затейливая ругань так и текла из его уст, – проклятые мерзавцы, ублюдки, рыбьи мозги! И подумать только, что я сам устроил им экскурсию по яхте! Мой «Алерт», мой красавец! Эти угробища топтали тебя своими грязными ножищами! Чтоб у них яйца отвяли!
– Как Эрнандо? – спросил Джеймс; ему казалось, что он говорит очень громко, но капитану пришлось наклониться, чтобы расслышать.
– Тот красавчик? Бросился в воду и уплыл. Ловкий пацан! Плавает как рыба и ничего не боится. Эти придурки боятся акул, боятся моря, боятся дешевых сувениров, да всего на свете, вот их и бесит, что нашелся человек, который не боится ничего, – капитан стукнул себя кулаком по колену от злости.
– Но как же наши исследования? Нам придется отплыть… Эти дураки будут нам мешать…
– Да уж, – Смит окончательно помрачнел и снова выругался. – Кто бы говорил об исследованиях! Док, у вас сотрясение мозга. Лежите и не рыпайтесь, как человека прошу.
– Но наша программа…
– В задницу вашу программу. Если вы откинете коньки, я себе этого не прощу.
В ближайшие три дня Джеймс валялся в гамаке, услужливо растянутом матросами с «Алерта» между двумя деревьями на одном из Каймановых островов, и люто завидовал товарищам. Они-то занимались делом. Да что там дело! Никто и никогда не видел в таком количестве акул-гигантов разных видов. Никто и никогда не видел столько акул разных видов в одном месте. Они как будто нарочно приплывали, красовались перед учеными – и уплывали куда-то вдаль. Понять, что они делают и зачем приплывают в Сады Королевы, никто не мог, – ученые были в тупике, зато телевизионщики буквально плясали от счастья, пересматривая отснятые кадры.
И однажды, когда «Алерт» отплыл подальше и на берегу остался один Джеймс, из воды внезапно выбрался Эрнандо.
– Привет, Музи, – запыхавшись, сказал он, капая морской водой с волос, наклонился над Джеймсом и принялся осыпать его поцелуями. Острые зубы подцепили пояс шортов, дернули книзу… Джеймс вскрикнул, почувствовав губы Эрнандо у себя в паху.
До сих пор он ласкал его там столько, сколько мог, но никогда не требовал от него ответной ласки. Эрнандо, с его застенчивостью и неопытностью, это могло сильно шокировать, – так думал Джеймс. Пусть созреет…
Вот и созрел.
Сладкая судорога выгнула все тело, отдалась резкой болью в виске.
– Смотри, Музи, – сказал Эрнандо, отдышавшись и утерев рот, и вытащил из плавок какую-то мокрую яркую тряпочку. Это оказалась не тряпочка, а открытка с изображением кота, спящего в обнимку с мышкой. – Это зверь с суши, да? Он ловит вот этих, как их, мышек… и ест. Но вот здесь нарисовано, что не обязательно. Сечешь?
– Не совсем, – честно ответил Джеймс и вдруг припомнил, как Эрнандо говорил о невозможности «обернуться» вдвоем, потому что он-де его съест…
– Все ты смекаешь правильно, – фыркнул Эрнандо, перевел дух и снова положил ему руку в пах. – Ага! – Джеймс вздрогнул, почувствовав укол возбуждения, и Эрнандо снова наклонился, приоткрывая рот.
– Давай… я тебе… тоже…
– Лежи, Музи. Сегодня я буду стараться за двоих. – Эрнандо поднял голову и усмехнулся. – Мама тебя видела. Ты ей нравишься. Она не против, хотя раньше всегда бранила меня.
– Твоя мама? А кто она? Ты нас не познакомишь?
– Попозже, – Эрнандо облизнулся, ему явно хотелось заняться отнюдь не разговорами. – Ты видел ее образ.
Он довел Джеймса до такого блаженного изнеможения, что тот словно уплыл по теплым и соленым волнам куда-то вдаль, а когда пришел в себя, «Алерт» уже приближался к берегу.
– Акула! – закричал кто-то с борта. Голос был знакомый.
Джеймс пошевелился.
Вскоре «Алерт» пристал, спустил шлюпку, ученые выбежали на берег, очень взволнованные. То, что здесь происходило, не лезло ни в какие ворота. Глубоководная серая шелковая акула, огромный молодой самец, кружила буквально у самого берега!
– Эрнандо, – забеспокоился Джеймс.
В конце концов, что себе думает этот мальчишка? Ну да, он сто раз плавал среди акул, но это – рыбы! Хищники! Рано или поздно они попробуют его на зуб…
– Успокойтесь, док, нет тут никакого Эрнандо, – заверил его капитан Смит.
Наступил последний день пребывания экспедиции на Кубе. Джеймс по-прежнему торчал на берегу в полном душевном раздрае. Нелепая травма, упущенные возможности – сколько чудесных акул он не увидел! Сколько интересного не смог пронаблюдать! – и Эрнандо… неужели они больше никогда не увидятся?
Эрнандо…
Джеймс выбрался из гамака и вошел по колено в воду. Ходить было еще трудновато, подташнивало, голова болела. Мачты «Алерта» виднелись над горизонтом – Джеймс отчаянно завидовал всем, кто находился на борту.
Длинное веретенообразное тело и треугольный спинной плавник мелькнули в воде неподалеку.
Джеймс насторожился.
Огромная акула кружила совсем рядом с ним у самого берега. Что-то подтолкнуло Джеймса войти в воду глубже, по пояс, и акула подплыла к нему почти вплотную.
Страха не было. Джеймсом овладела странная легкость. Он протянул руку и коснулся шелковистой серой кожи. Акула замерла – и начала меняться.
Джеймс зажмурился, а когда открыл глаза, Эрнандо уже обнимал его, стоя рядом в воде.
– Ты… ты, – только и смог произнести Джеймс.
– Я, конечно, я, Музи, кто же еще, – Эрнандо поцеловал его. – Наконец-то! Наконец-то нас двое. Знаешь, как это – все время быть одному? Другие или люди, или акулы, и только я, я один, – он всхлипывал, волнение душило его. – А ты, ты не обернешься?
Джеймс замер.
– Я, Эрнандо… я… я не знаю, – наконец, выговорил он.
– Ты еще болен, – Эрнандо прижался к нему всем телом. – Бедный Музи! Я буду ждать. Обещаю, я буду ждать столько, сколько надо!
– Но я же не…
– Я знаю. Но если этот зверь с картинки, тьфу, опять забыл, как его… если он не съедает мышь, почему я должен съедать тебя, когда ты тюлень? Мы сможем плавать вдвоем сколько угодно. Я скажу донье Лус и остальным, чтобы они не смели тебя трогать. Маме ты нравишься, она не против, чтобы мы были вместе. Она-то знает, что это такое – когда ты совсем, совсем один!
«Алерт» пристал к берегу. Коллеги деликатно отворачивались, но Джеймс даже не заметил, что они вернулись. Он стоял в воде, прижимая Эрнандо к себе, и осторожно касался его лица губами…

***
– Вот ваши документы, мистер О’Риордан, – служащая протянула бумаги.
– Доктор О’Риордан, – поправил Джеймс.
– Поздравляю! Вы знаете, до сих пор люди, наоборот, хотели уехать к нам в США с Кубы. А вы…
– Да. Я ученый, и я уезжаю туда, где можно изучать редких акул, – объяснил Джеймс.
– А-а, – служащая понимающе кивнула. – Счастливого пути, доктор О’Риордан.
«Я знаю, что ты ждешь меня, Эрнандо. Мы больше не будем одиноки – я и ты. Я еду к тебе, подожди еще совсем чуть-чуть! И когда приеду, мне останется немного. Научиться… как ты это называешь? Оборачиваться? И поладить с твоей доньей Лус.
Ах да, и отучить тебя называть меня “Музи”!»

Сельма Лагерлёф, "Император Португалии".
У Сельмы есть неустранимый недостаток: она верит в людей. скрытый текстМож, я испорчена гримдарком, но мне кажется, что это не всегда оправдано. Впрочем, там и тогда, когда в людей вообще не верят, это сродни знаменитому "возлюби ближнего своего".
Нет, это не история про августейших особ. Это история простой и бедной семьи, история отца, который любил дочь, и дочери, которая прошла через многое. То, через что она прошла, остается за кадром. "Попала в беду" - и все. У меня создалось впечатление, что она попросту проворовалась и попалась на этом. Но это не суть важно. Гораздо важнее простой и полный наивных, поэтичных суеверий и восторженной религиозности быт шведских крестьян, их отношения, их простодушная добропорядочность, еще более простодушная гордость. Важнее то, как впервые ощутил свое сердце Ян, как проснулась в нем любовь к дочери, как осознал он, гораздо позже, привязанность к жене. Сельма не идеализирует жизнь всех этих людей, она показывает и бедность, и тяжелую работу, и то, как свел в могилу сравнительно богатого тестя один из персонажей. Персонаж резко отрицательный, по его вине Клара Гулля и вынуждена отправляться на заработки.
Кульминация, по-моему, наступает в тот момент, когда Клара Гулля поет на холме - и Ян видит, что она рада уехать из деревни.
Родительский эгоизм тоже показан, между прочим. Как ни заботился Ян о Кларе, но отпускать ее от себя он не хочет, не понимая, что взрослую дочь нельзя приковать к себе. И его любовь, она тоже не идеальная, вовсе не жертвенная, в конце концов приводит его к сумасшествию. Может, Клара и жестоко ведет себя, проявляя отвращение к безумному отцу...
*я бы его просто боялась - по опыту знакомства с сумасшедшими*
У каждого своя правда, просто мы видим только правду Яна и его жены Катарины.
Для Клары наступает катарсис, когда оба ее родителя умирают. Мать перед смертью говорит ей, что она "снова стала красивой".
Очень грустная книга.

Станислав Лем "Эдем"
В общем, я его толком не дочитала. Пролистала.
Некоторые авторы делают авторские послесловия, и мне бы хотелось почитать точку зрения самого Лема. скрытый текстВедь он писал с совсем других позиций, чем я читаю. Он называет героев по профессии - Химик, Физик, Доктор, - это выглядит обезличивающе, но, может быть, он имел в виду, что профессия формирует личность и отношение к жизни? Они очень по-разному смотрят на жизнь, эти люди. И в какой-то момент замечаешь, что они не просто коллеги, например, у Доктора с Инженером явно очень тесная дружба, и эта дружба вот прямо сейчас переживает момент разлада, рассинхрона. Он занял больше чем полкниги экспозицией, описанием ксеножизни. Тоже ведь о чем-то думал... Явная попытка в социальную фантастику, но социум изображен гораздо меньше. И, конечно, он очень мрачный, этот социум. Я просто не вижу авторского замысла, он распадается у меня на бессвязные фрагменты, и финал не приблизил меня к пониманию. С другими лемовскими вещами у меня такого не было.

Грэм Макнилл "Грозное оружие"
Это совсем короткий рассказ, но скрытый текств Вархе короткие рассказы могут быть едва ли не важнее для понимания всего, чем объемные романы. В центре противостояние 1 и 8 Легионов. Я его уже читала, но тогда это было просто и прямолинейно - вот хорошие "наши", вот противные "белые", Севатар этот ехидный... Сейчас я, во-первых, окончательно зауважал Макнилла, потому что у него очень основательный общеобразовательный бэкграунд, во-вторых, гораздо больше знаю об этих персонажах. И показаны они очень ярко. Во всяком случае, после залитой фосфексом Иллирии как-то не хочется оправдывать никого из ТА, в частности, Корсвейна, всадившего Керзу меч в спину, скорее все в этом противостоянии друг друга стоят. Я в наибольшей степени проникся Севатаром. Хотя бы потому, что у него есть чувство юмора.

Зачел "Касту Огня" Фехервари. ААА зачем я зачел ее на ночь скрытый текстона такая мерзсская! Ну то есть это вполне себе годный приключенческий роман с элементами хоррора, правда, без милых моему сердцу КД, зато с Имперской Гвардией, комиссаром, который таскает за собой варбанду призраков убитых им жертв, и тау, но эти элементы хоррора, они такие нурглитские, бррр.
Хуже них только "Превращение" Кафки, потому что я ненавижу насекомых.
Вообще Фехервари интересно пишет, шельма, надо дальше его читать.

Теперь рекомендую свои командочки на ФБ. Моего почти нет. Ну ладно, я кое-что побетил *смотрит на людей с интересом*.

Беседка 2 миди по ТЕС, одно по Фоллауту. Хорошие, бодрые такие приключенческие вещи, а главное - можно читать какоридж.
Вампиры у нас есть миди по Красной шапочке, о да. А еще по Сумеречным охотникам и ориджам. Одно переводное, три авторских, мне ориджи особо зашли.
Пост-ап 2 миди, одно джен, второе слэш, оба отличные.
Женщины - вот чего никто не ожидал, так это "Каннареджо" у Женщин, о да )) впрочем, у нас много миди и много канонов, оридж тоже есть, на любой вкус
Хоррор у нас мрачненькая скандинавская сказочка, грустная страшилка о сумасшедших и, эээ, Вархаммер с развеселыми контрабандистами и канонично трагическим концом. Аноны решили, что у нас недостаток крипоты в организЬмах (хотя и не все). Эх, на нерейтинге мы еще раскачиваемся... хотите бояться собственной тени после прочтения - на рейтинг приходите, только валидолом запаситесь!
Русориджи 4 по-разному клевых вещи: фэнтези про Кутузова и его соратников, милый рассказик про учительницу, бодрый фемчик и драйвовая трагикомедия
Кацудно 2 миди, и если вы думаете, что "Юри на льду" нельзя скроссоверить с Детройтом... вы зря так думаете!