Свежие записи из блогов opheliozz

Брачун Т. Чукотский шаманизм: религиозная и социально-культурная функции

Василевич Г. Древние охотничьи и оленеводческие обряды эвенков

Лар Л. Ненцы: их боги и шаманы

Муравьева Т. Мифы славян и народов Севера

Сарычев Г. Путешествие по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану

Сказки и мифы эскимосов Сибири, Аляски, Канады и Гренландии

Сурков Д. Амулеты и обереги в контексте магических представлений аборигенных народов Западной Сибири

Паустовский. Точка, поставленная вовремя
скрытый текстЯ работал тогда секретарем в газете «Моряк». В ней вообще работало много молодых писателей, в том числе Катаев, Багрицкий, Бабель, Олеша и Ильф. Из старых, опытных писателей часто заходил к нам в редакцию только Андрей Соболь – милый, всегда чем-нибудь взволнованный, неусидчивый человек.
Однажды Соболь принес в «Моряк» свой рассказ, раздерганный, спутанный, хотя и интересный по теме и, безусловно, талантливый.
Все прочли этот рассказ и смутились: печатать его в таком небрежном виде было нельзя.
Предложить Соболю исправить его никто не решался. В этом отношении Соболь был неумолим – и не столько из-за авторского самолюбия (его-то как раз у Соболя почти не было), сколько из-за нервозности: он не мог возвращаться к написанным своим вещам и терял к ним интерес.
Мы сидели и думали: что делать? Сидел с нами и наш корректор, старик Благов, бывший директор самой распространенной в России газеты «Русское слово», правая рука знаменитого издателя Сытина.
Это был неразговорчивый человек, напуганный своим прошлым. Всей своей солидной фигурой он совершенно не вязался с оборванной и шумной молодежью нашей редакции.
Я забрал рукопись Соболя домой, чтобы прочесть ее еще раз.
Поздним вечером постучали. За дверью стоял Благов.
– Вот что, – сказал Благов. – Я все думаю об этом рассказе Соболя. Талантливая вещь. Нельзя, чтобы она пропала. У меня, знаете, как у старого газетного коня, привычка не выпускать из рук хорошие рассказы.
– Что же поделаешь! – ответил я.
– Дайте мне рукопись. Клянусь честью, я не изменю в ней ни слова. При вас пройдусь по рукописи.
– Что значит «пройдусь»? – спросил я. – «Пройтись» – это значит выправить.
– Я же вам сказал, что не выброшу и не впишу ни одного слова.
– А что же вы сделаете?
– А вот увидите.
В словах Благова я почувствовал нечто загадочное. Какая-то тайна вошла в эту зимнюю штормовую ночь ко мне в дом вместе с этим спокойным человеком. Надо было узнать эту тайну, и поэтому я согласился.
Благов вынул из кармана огарок необыкновенно толстой церковной свечи. Золотые полоски вились по ней спиралью. Он зажег этот огарок, поставил его на ящик, сел на мой потрепанный чемодан и склонился над рукописью с плоским плотницким карандашом в руке.
Благов кончил работу над рукописью только к утру. Мне он рукописи не показал, пока мы не пришли в редакцию и машинистка не переписала ее начисто.
Я прочел рассказ и онемел. Это была прозрачная, литая проза. Все стало выпуклым, ясным. От прежней скомканности и словесного разброда не осталось и тени. При этом действительно не было выброшено или прибавлено ни одного слова.
Я посмотрел на Благова. Он курил толстую папиросу из черного, как чай, кубанского табака и усмехался.
– Это чудо! – сказал я. – Как вы это сделали?
– Да просто расставил правильно все знаки препинания. У Соболя с ними форменный кавардак. Особенно тщательно я расставил точки. И абзацы. Это великая вещь, милый мой. Еще Пушкин говорил о знаках препинания. Они существуют, чтобы выделить мысль, привести слова в правильное соотношение и дать фразе легкость и правильное звучание. Знаки препинания – это как нотные знаки. Они твердо держат текст и не дают ему рассыпаться.
Рассказ был напечатан. А на следующий день в редакцию ворвался Соболь. Он был, как всегда, без кепки, волосы его были растрепаны, а глаза горели непонятным огнем.
– Кто трогал мой рассказ? – закричал он неслыханным голосом и с размаху ударил палкой по столу, где лежали комплекты газет. Пыль, как извержение, взлетела над столом.
– Никто не трогал, – ответил я. – Можете проверить текст.
– Ложь! – крикнул Соболь. – Брехня! Я все равно узнаю, кто трогал!
Запахло скандалом. Робкие сотрудники начали быстро исчезать из комнаты. Благов сказал спокойным и даже унылым голосом:
– Если вы считаете, что правильно расставить в вашем рассказе знаки препинания – это значит тронуть его, то извольте: трогал его я. По своей обязанности корректора.
Соболь бросился к Благову, схватил его за руки, крепко потряс их, потом обнял старика и троекратно, по-московски, поцеловал его.
– Спасибо! – сказал взволнованно Соболь. – Вы дали мне чудесный урок. Но только жалко, что так поздно. Я чувствую себя преступником по отношению к своим прежним вещам.
После этого я окончательно убедился, с какой поразительной силой действует на читателя точка, поставленная вовремя.

Паустовский. Замысел писателя
скрытый текстПоявление его (замысла) всегда бывает подготовлено внутренним состоянием писателя.
Замысел – это молния. Много дней накапливается над землей электричество. Когда атмосфера насыщена им до предела, белые кучевые облака превращаются в грозные грозовые тучи и в них из густого электрического настоя рождается первая искра – молния.
Замысел, так же как молния, возникает в сознании человека, насыщенном мыслями, чувствами и заметками памяти.
Кто знает, будет ли это случайная встреча, запавшее на душу слово, сон, отдаленный голос, свет солнца в капле воды или гудок парохода.
Толчком может быть все, что существует в мире вокруг нас и в нас самих.
Чтобы дать созреть замыслу, писатель никогда не должен отрываться от жизни и целиком уходить «в себя». Наоборот, от постоянного соприкосновения с действительностью замысел расцветает и наливается соками земли.

Ильина И. Коми-карельские параллели в религиозно-магических представлениях о ели

Локальные традиции в народной культуре русского Севера. П., 2003

Максимов С. Нечистая, неведомая и крестная сила

Мансикка В. Из финской этнографической литературы

Обряды и верования народов Карелии. П., 1988

Тищенко Е. Представления о деревьях в обрядах и поверьях жителей Карелии

Ершов В. Ель (хвойные) в образной характеристике «иного мира» на материалах карело-финского эпоса
скрытый текст
Сакральное отношение к ели в далеком прошлом отразилось в орнаментах вышивок: все растительные орнаменты карельских, вепских вышивок народная терминология карел определяет как “Kuuzikirjа - рисунок ели (Косменко 2002, С.16).
У древнейшего народа земли - бушменов есть предание о священной горе Брандберг (пустыня Намиб), в котором рассказывает, что гора когда-то была огромным деревом, корни которого покрывали всю страну и из корней этого дерева вышли предки бушменов (Бегичева… С.38).
В фондах музея «Духовной культуры Карелии» Педагогического Университета Петрозаводска имеется конец полотенца (№ 000). Центральным мотивом орнамента является антропоморфная фигура с руками-елочками, поднятыми под углом вверх, ноги-елочки под углом вниз образуют треугольник-основание стоящий на трех трехпалых лапах, на ромбовидной голове – рога-ромбы, горизонтально соединенные через небольшой квадрат. По сторонам от центрального образа - антропоморфные фигуры с руками-елочками, под углом опущенными вниз. Фигуры стоят на ромбах, в центре которых – крест. Особенно убедительно мотив «человек-ель» на материалах вышивки показан в работах (Косменко…1984; 2002).
Древнее предание о польско-литовских набегах на олонецкие поселения в ХVII в. рассказывает: как-то шведы, намереваясь напасть на Олонец, расположились в устье р. Олонки, но приняли еловую рощу в дер. Горки Ильинского погоста за большое войско и, испугавшись, повернули обратно (Древний Олонец…С. 27). Ели в качестве предков встали на защиту своего рода
«Katajikko|meccasёt” (“можжевеловые лесочки”)
Kuuzikirjа - рисунок ели
открывает двери в хвойную Туонелу
«деревню мрака» - Похьялу
кладбища (kalmisto), “деревни мертвецов” (Конкка…С.75)
«Ел» в переводе с тюркского означает «дорога», «путь»
домики мертвых – «гробницы» (grobnicca)
На старых карельских кладбищах ветровые платки (tuulipaikka) привязывали к большим соснам, к ним же прибивали медные образки. «Не является ли это пережитком глубокой древности, когда надмогильными знаками служили живые деревья?»,- пишет (Конкка… С.89)
Можно вспомнить волю невесты, улетевшую на север или унесенную северным ветром (символ смерти), улетевшую в еловые леса на вершину засохшей ели, или воля невесты «прививается» к сухому дереву, сказочный мотив, когда жених топит девичью волю в реке и прячет в сухое, скрипучее дерево (дерево без души)

Краткий экскурс в историю разных видов вышивки
скрытый текст
Вышивка крестом появилась еще в первобытный век. Это наиболее популярный вид вышивки, который обрел большую известность с приходом христианства.
Вышивка гладью впервые украсила полотно в Китае в I-II веке до н.э. Эта страна всегда выступала впереди других по части рукоделия.
Первая вышивка золотыми нитками по легенде принадлежит Фригийскому царству (запад Малой Азии). Также она была распространена в Риме и Греции.
Вышивка лентами - достояние Франции. Она появилась во второй половине XVIII века и являлась любимым занятием Людовика XV.
Вышивка бисером появилась примерно тогда, когда изготовили бисер (первый бисер появился в Египте около III тыс. лет до нашей эры).
Машинная вышивка родом из Франции - именно там, в 1821 году, появилась первая машинка для вышивания.
Вышивка Ришелье появилась в Европе в XVII веке и была названа в честь своего «первооткрывателя» - кардинала Ришелье.
(с) https://www.stitch.su/articles/istoriya-vyshivki

Горнова Г. Города страны мертвых: картография представлений о загробном мире
скрытый текст
Мир живых и мир мертвых находятся далеко друг от друга и в физическом, и в метафизическом измерениях, на пути от одного мира к другому много преград: реки, леса, горы, пропасти, болота, огненные озера. Если не преодолеть эти преграды, дух не найдет успокоения и будет вечно скитаться, значит, нужна карта или ее подобие - рисунок, словесное описание.
«Картография» загробного мира родилась из потребности в ориентирах, потребности в безопасности, легла в основу первых космологических схем.
в очень ранних мифологических представлениях умершие могли населять пустынные пространства. Эти пространства впоследствии преобразовались в долины, поля (ср. райские поля египтян - поля Иару, поля камыша; Элизиум), поселения (родовые поселения умерших в мифологии народов Сибири, североамериканских индейцев и др.), острова (острова блаженных в шумерской, кельтской, китайской, японской и других мифологиях).
В более поздних представлениях иной мир стал мыслиться либо очень локально, почти точечно, - усадьбой, крепостью, либо размыто и неопределенно - царством, страной.
Упорядоченность - один из основных признаков города, его регулярность, повторяемость, постоянность противостоят неопределенности и пустоте. Первые города мыслились как проекция космоса на землю, их основание было победой над хаосом. Наличие множества городов в ином мире, возможно, объясняется и этим свойством. Конечно, эта версия не противоречит и более простому объяснению - картина загробной жизни просто отражает картину жизни реальной, где город является одной из основных форм поселения.
Если картография загробного мира выполняла самую главную задачу - указывала путь на тот свет, то топографические представления закрепляли космологические схемы: «...при правильном распределении живых и мертвых, людей, зверей и духов правильно будет функционировать весь космос и его актуальный центр - селение живых.»
Нижний мир, преисподняя - территория мертвых - отделяется рекой или реками как границей от территории живых. При этом сама возможность границы уже предполагает возможность ее перехода.
Граница между миром живых и миром мертвых в полной мере выявляет эти смысловые аспекты, она отделяет бытие от небытия, является пределом жизни и самим своим существованием провоцирует культурных героев, шаманов-психопомпов, визионеров и других картографов загробного мира пересекать ее в поисках трансцендентных смыслов.
Невольно привлекает внимание обилие городов в подземном царстве. В основном, это столицы владык и судей нижнего мира. В древнекитайской мифологии Куньлунь - нижняя столица верховного правителя Хуан-ди/Шан-ди. Лофэн - даосская столица подземного царства, находящаяся на горе на крайнем севере. А души самоубийц отправляются в «город напрасно умерших» Вансычэн, из которого нет пути к другому рождению. В индуистской мифологии упоминается подземная столица Бхогавати, выложенная золотом и драгоценностями. В город Ямапуру - столицу Ямы - древнеиндийского владыки обители мертвых приводят на суд души умерших, и он решает, куда их отправлять дальше: в ад или в рай.

Корнильева Т. Традиционные китайские представления о загробном мире, отраженные в своде «Юйли баочао»
скрытый текст
Основное содержание «Нефритовых скрижалей» представляет собой подробное описание десяти залов подземного судилища, разбитое на главы, построенное в общем виде по следующему плану: дается имя главы зала; указывается расположение зала во вселенной (например, первый зал находится «под большим морем, на западе, на улице “Черная дорога у желтого источника”»); перечисляются ады и так называемые «малые ады» (сяодиюй), из которых состоит тот или иной зал (надо сказать, что названия самих адов чаще всего описательны, т. е. сразу понятно, что происходит с грешниками в том или ином аду, например «Ад, где бьют по коленям» или «Ад, где вешают вверх ногами»).
В самом конце каждой главы обычно указывается день рождения главы зала.
Согласно буддийским представлениям, сансара состоит из шести миров: мира богов (кит тяньдао), мира полубогов (кит. асюлодао), мира людей (кит. жэньдао), мира животных (кит. чушэндао), мира голодных духов (претов, кит. эгуйдао) и мира адских существ нараков (кит. диюйдао). Три первых считаются благоприятными рождениями, а три последних — неблагоприятными. Существа обретают рождение в том или ином мире в зависимости от своей кармы, т. е. совершенных поступков.
Обращаясь к «Драгоценным копиям Нефритовых скрижалей», мы обнаруживаем следующую схему простонародного представления об аде: сначала кто-то из служащих ада встречает умерших и провожает их в первый зал подземного мира.
Судья первого зала допрашивает душу умершего, и если выясняется, что за ней грехов нет, ее сразу отправляют в 10-й зал. Если же грехи есть, ее подводят к огромному круглому зеркалу с надписью «На террасе перед Зеркалом Зла нет хороших людей», в котором показываются все дурные поступки умерших.
После этого грешников ведут во второй и последующие залы. В каждом из них верховные судьи залов вершат над ними суд и назначают наказание за различные проступки, очень подробно описанные в «Нефритовых скрижалях». Замечу, что «зал» не равно понятию «ад»: в зале верховный судья определяет меру наказания, а затем уже грешников распределяют по многочисленным «адам» и «малым адам», относящимся к конкретному залу.
В общей сложности в имеющихся у нас «Нефритовых скрижалях» на китайском языке говорится о 138 адах: со второго по девятый, в каждом зале имеется по одному большому аду и 16 малых, и, кроме того, еще есть 2 дополнительных ада, расположенных по сторонам от зала Фэнду Дади, которые называются «Пруд кровяной жижи» и «Город безвременно умерших». Если же в каком-то из залов обнаруживается, что у души нет прегрешений, за которые наказывают именно в этом департаменте, ее сразу препровождают в следующий зал.
Пройдя таким образом все 10 залов, души попадают в последний, десятый зал, где в павильоне богини Мэн-по им дают выпить напиток забвения, благодаря которому они перестают помнить о своих прежних жизнях и мытарствах в аду, а затем, в зависимости от кармы, они обретают новую жизнь в облике людей или животных.
Из контекста книги остается не совсем ясно, кто же определяет форму нового рождения грешников: этой функцией наделяется и судья 10-го зала ада Чжуаньлунь-ван, и Фэнду Дади — бог города Фэнду, владыка переправы, через которую проходят души перед новым рождением. Говорится, что Чжуаньлун-ван подает список предопределенных переродиться людьми в первый зал, а оттуда список передают Фэнду-шэню.
В Китае в провинции Сычуань и сейчас существует город Фэнду, в котором есть так называемый «Город демонов» — Гуйчэн. Предания говорят, что это своего рода канал, по которому проходит связь между нашим миром и адом, и именно там, в Сычуани, Фэнду-шэнь отпускает души родиться заново в нашем мире.
Цзао-шэнь — очень древнее китайское божество, ведающее домашним очагом. Первоначально это было женское божество. У Чжуан-цзы оно описывается как прекрасная женщина в алых одеждах. Позже у нее появляется муж, Цзао-шэнь гунгун.
Но уже после династии Хань происходит смена приоритетов, и покровителем домашнего очага считается бог Цзао-шэнь, или Цзао-ван, у которого, впрочем, есть жена, однако она уже не играет особой роли. Впоследствии появились многочисленные легенды о «земной жизни» Цзао-вана.
.понятие анитья персонифицировалось, превратившись в божество Учан. В основные обязанности Учана входило приходить за душами умерших и провожать их в загробный мир, за что он получил еще одно имя — гоухуньгуй(?), «дух, забирающий души».
Любопытно, что позже мы уже встречаем не одного Учана, а двоих — Белого и Черного. Иногда в Китае их еще называют Черный и Белый Учаны, или два деда Учана.
В литературе династий Мин и Цин складывается более проработанный и завершенный образ Белого и Черного Учанов — это два духа, чиновники ада, волосы у них распущены, оба в высоких шапках и длинных одеждах белого и черного цветов.
У Бай Учана в одной руке веер из бананового листа, в другой зонтик, а у Хэй Учана — железная цепь. У Белого Учана на шапке написано «Как увидишь — будет богатство (или счастье)», или «Как увидишь — будет тебе удача». А у Черного Учана — «Увидишь меня — смерть тебе», или «Пришел твой час», или «Спокойствие Поднебесной».
Хотя эти духи часто описываются очень страшными, огромного роста, изо рта и носа течет кровь, иногда в литературе они представляются в несколько более сдержанном ключе и не столько несут гибель увидевшим их, сколько хотят подшутить над ними, попугать. Однако если встреча с Черным Учаном определенно ничего хорошего не предвещает, то Белый Учан может одарить богатством, если знать, как правильно себя вести при встрече.
По поверью, последний терпеть не может трусов, и кто, увидев его, попытается убежать, умрет на месте от его душераздирающих воплей. Но если при встрече с Белым Учаном начать строить гримасы и поддразнивать его, в ответ он тоже будет гримасничать и кривляться, и тогда можно в него начать бросать обломки кирпича или комки грязи, на что тот станет кидаться золотыми и серебряными слитками, висящими у него на шее. Когда слитков уже не останется, Белый Учан, вздыхая и охая, убежит сам.
В «Нефритовых скрижалях» Учаны встречаются на иллюстрациях, где их изображения подписаны, однако в самом тексте книги они фигурируют в главе «Площадка вина забвения и Мэн-по шэнь» под другими именами: Белый Учан называется Сыюфэн — «Смерть предопределена», а Черный — Хоучан, «Жизнь преходяща».
Здесь они описаны более устрашающе. У Черного Учана в руках бумага и кисть, в плечи воткнуты острые ножи, а на поясе висят орудия пыток, глаза выпучены, громко хохочет. А Белый Учан описывается так: лицо в грязи и крови, в белых одеждах, в руках счеты, на спине держит мешок с рисом, на груди у него висят бумажные серебряные деньги, брови хмурые, все время тяжело вздыхает.
Их обязанности, описанные в «Юйли», прямо противоположны тем, что мы встречали ранее: если до этого говорилось, что Учаны забирают души на тот свет, то в «Нефритовых скрижалях» рассказывается о том, как они пугают уже прошедшие все мучения и выпившие напиток забвения души в загробном мире, чтобы те со страху упали в Красную реку и таким образом перенеслись в наш мир и обрели новое рождение.
То есть в данном примере Учаны опять же помогают душам перенестись в другой мир, но уже в противоположном направлении, что лишь подтверждает сущность этих персонажей — изменения.
..так называемые «Четыре Великих судьи» подземного мира: Шаншаньсы, Фаэсы, Чачасы и Цуйпаньгуань. На вид они довольно свирепы, однако в душе добры и справедливы. Они олицетворяют департаменты, ведающие воздаяниями в потустороннем мире.
Цуйгуаньпань считается самым главным из всех четырех судей. У него в одной руке «Реестр жизней и смертей», а в другой — так называемая «кисть, забирающая души», стоит только ею сделать отметку в «Реестре жизней и смертей», как жизнь человека продлевается или укорачивается.
Очень популярными героями ада стали Нютоу и Мамянь, обычно упоминающиеся парой. В современном китайском языке их имена стали значить «мерзкий, отвратительный». Это два служителя в подземном мире. Первого из них, Нютоу, также называют А-Бан или А-Фан. Как уже ясно из его имени Нютоу — «Бычья голова», у этого божества тело человека и бычья голова. В руках он держит оружие. По преданию, во время своей земной жизни он крайне непочтительно обходился со своими родителями, за что после смерти и был наделен такой внешностью.
Его напарника Мамяня еще называют Мамянь лоча (Лошадеголовый Ракшас). У него тело человека, а голова лошади, он также вооружен.
Имеются два не совсем привычных скульптурных изображения этих божеств — это два генерала в военном платье династии Мин с человеческими лицами, но на головах их надеты шапки в виде коровьей и лошадиной головы соответственно. Они называются генерал Бычья Голова и генерал Лошадиная Морда.
Нютоу и Мамянь служат Янь-вану и/или судьям адских департаментов. В Пятом зале ада они должны сопровождать души грешников на «террасу, откуда смотрят на родину». И в девятом зале им поручают отнести, перевернув вверх ногами, непочтительных к родителям потомков в большой зал на мучения.
Иногда Нютоу и Мамянь выполняют обязанности Жи Юсюня и Е Юсюня — следят за добрыми и злыми делами, творимыми людьми.
Небеса поручили Мэн-по шэнь поить души перед новым рождением волшебным отваром из трав, который бы заставлял их забыть прежние жизни. Для этого в десятом зале суда построили так называемую «Площадку вина забвения» (Юйвантай). На ней-то и разместилась «Беседка» или «Лавка» Мэн-по, куда после всех мучений в адах подземного мира непременно попадают все души.
По-китайски существует несколько названий для этого волшебного отвара: иньмитан — «Дурманный отвар», михуньтан — «Отвар, дурманящий души», или же просто Мэнпоча — «Чай Тетушки Мэн» или Увэйча — «Чай пяти вкусов». Говорится, что травы, входящие в состав этого напитка, Мэн-по шэнь собирает собственноручно в янском мире, и неважно, сколько выпьешь этого напитка — все равно все прошлые жизни накрепко забываются.
Если какая-либо из душ грешников хотела схитрить и не пить этот отвар, специальный механизм схватывал ее за ноги и разрезал горло, куда чай заливался насильно. Однако в китайской литературе не раз встречаются истории о том, как кому-то, намеренно либо случайно, все-таки удалось избежать этой процедуры.