Что почитать: свежие записи из разных блогов

На пальчиках кровь поцелуя,

Ты смотришь лукаво в глаза,

Любимая, я не ревную,

К чему возвращаться назад?

Ты Данте ласкала сонетом,

И он тебя строчкой ласкал.

Любимая, хватит об этом,

То - Данте, он твой идеал!

А я пред тобою робею,

Любовью меня не души,

Сонета и то не умею,

И рифмы не так хороши...

На пальчиках лёд поцелуя,

Во взгляде - безумство и хмель,

Но мы с тобой снова танцуем,

Любовь выводя, словно гжель.

Осип Мандельштам

Одно из самых-самых любимых — просто, изысканно, певуче. Древняя печаль, вечная любовь. Раз за разом, снова и снова плывёшь по волнам. И любовь. В каждом слове, в каждой строке.

Поделитесь в комментариях любимыми стихами? Чтобы такое... с многолетней влюбленностью.

Чем больше я живу — тем глубже тайна жизни,

Тем призрачнее мир, страшней себе я сам,

Тем больше я стремлюсь к покинутой отчизне,

К моим безмолвным небесам.

Чем больше я живу — тем скорбь моя сильнее

И неотзывчивей на голос дольних бурь,

И смерть моей душе все ближе и яснее,

Как вечная лазурь.

Мне юности не жаль: прекрасней солнца мая,

Мой золотой сентябрь, твой блеск и тишина,

Я не боюсь тебя, приди ко мне, святая,

О, Старость, лучшая весна!

Тобой обвеянный, я снова буду молод

Под светлым инеем безгрешной седины,

Как только укротит во мне твой мудрый холод

И боль, и бред, и жар весны!

Дмитрий Мережковский

Горбуша в сентябре идет метать икру…

Трепещут плавники, как флаги на ветру.

Идет она, забыв о сне и о еде,

туда, где родилась.

К единственной воде.

Угаром,

табуном,

лавиною с горы!

И тяжелеют в ней дробиночки икры…

Горбуша прет, шурша,

как из мешка — горох.

Заторы сокруша.

И сети распоров.

Шатаясь и бурля, как брага на пиру,

горбуша в сентябре идет метать икру…

Белесый водопад вскипает, будто пунш,

когда в тугой струе —

торпедины горбуш.

И дальше — по камням.

На брюхе —

через мель!

Зарыть в песок икру.

И смерть принять взамен.

Пришла ее пора, настал ее черед…

Здесь даже не река,

здесь малый ручеек.

В него трудней попасть, чем ниткою — в иглу…

Горбуша в сентябре идет метать икру!

Потом она лежит —

дождинкой на стекле…

Я буду кочевать по голубой земле.

Валяться на траве,

пить бесноватый квас.

Но в свой последний день,

в непостижимый час,

ноздрями ощутив последнюю грозу,

к порогу твоему

приду я,

приползу,

приникну,

припаду,

колени в кровь сотру…

Горбуша в сентябре идет метать икру.

Роберт Рождественский

Уже сентябрь за окном,

уже двенадцать дней подряд

все об одном и об одном

дожди-заики говорят.

Никто не хочет их понять.

Стоят притихшие сады.

Пересыпаются опять

крутые зернышки воды.

Но иногда проходит дождь.

…Тебе лишь кожанку надеть,

и ты пойдешь, и ты поймешь,

как не страшна природе смерть.

По синей грязи, по жнивью

иди, и думай, и свисти

о том, как много нужно вьюг

просторы эти занести.

Они найдутся и придут.

К твоим тяжелым сапогам,

к деревьям в ноги упадут

сплошные, спелые снега.

Мы к ним привыкнем…

И тогда

под каблуком засвищет лед,

шальная мутная вода

гремящим паводком пойдет.

Вокруг тебя и над тобой

взметнется зелень.

И опять

пакеты почты посевной

вне очереди подавать.

А тут лежал когда-то снег…

А тут пищал когда-то лед…

Мы разве помним по весне

о том, что осень подойдет?

Утрами, только ото сна,

припоминаем мы слова.

И снова новая весна

нам неизведанно нова.

Тебе такой круговорот

легко и радостно понять.

Между камнями у ворот

трава прорежется опять.

Вот так же прорасти и нам

в иные годы и дела.

Трава не помнит, как она

безвестным зернышком была.

Маргарита Алигер

Сыплет дождик большие горошины,

Рвется ветер, и даль нечиста.

Закрывается тополь взъерошенный

Серебристой изнанкой листа.

Но взгляни: сквозь отверстие облака,

Как сквозь арку из каменных плит,

В это царство тумана и морока

Первый луч, пробиваясь, летит.

Значит, даль не навек занавешена

Облаками, и, значит, не зря,

Словно девушка, вспыхнув, орешина

Засияла в конце сентября.

Вот теперь, живописец, выхватывай

Кисть за кистью, и на полотне

Золотой, как огонь, и гранатовой

Нарисуй эту девушку мне.

Нарисуй, словно деревце, зыбкую

Молодую царевну в венце

С беспокойно скользящей улыбкою

На заплаканном юном лице.

Николай Заболоцкий

Отыграет закат на трубе своей блёсткой гроза,

Поселковый стройбат заколодит свои тормоза, –

Окна я растворю – пусть согреется ветер немного,

Двери я растворю – пусть заходит трудяга-дорога, –

Вся промокла насквозь, вся в лохмотьях с небес и берез,

Вся в рубцах от колес, вся в потеках бензиновых слёз.

Дальше некуда ей, не ухоженной и несуразной, –

За избою моей – только лес да сушняк непролазный.

Ей сочувствую я, но от ревности скуп мой язык:

Мир – твоя колея, а моя, как ты видишь, – тупик.

Ведь едва рассветет, как отправишься в путь свой обратный,

Где кладет пешеход перед храмом поклон троекратный,

Где ты будешь возить пришлых боссов и местных воров,

И с испугом влачить на убой тощегрудых коров,

И с натугой трясти на себе стеклотару и мебель,

И недужно нести на себе пыль событий и пепел,

И с надеждой таскать на себе домовитый кирпич

И меня вспоминать, моей ревности глупой опричь,

Потому что, меня покидая, оглянешься ты на крылечко

И увидишь меня, дорогая, с зажженною свечкой,

И поймешь, – за тебя я молюсь на последней заре,

На последнем дворе в тупиковом моем сентябре.

Инна Лиснянская