Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
С момента триумфального вступления в Джаганнат Тойфель не допустила ни единой промашки. Разумеется, первым, кто навестил молодую жену министра иностранных дел, был Рафаэль, но с ним она нашла общий язык довольно быстро – скорее всего, Мор поделился с коллегой своими выводами, а тот, уже на основе личных впечатлений, не счел диагноз ошибочным. Это научное светило было обеспокоено здоровьем другого венценосного пациента. И немудрено, стоило дядюшке пожелать перестать себя контролировать – и вся легендарная репутация его лейб-медика пошла бы дракону под хвост. Новая игрушка Светлейшего, подобранная на свадьбе, вполне могла этому способствовать. Шума уже наделала достаточно – госпожа Сешат, предыдущая пассия Светлейшего, мать Арвеля и Хэма, как говорили, была весьма недовольна внезапной «адмирской интервенцией». С одной стороны, без прорицаний ясно, что трон мерзавка не получит. Сделать такую соправительницей, а потом оплакивать гибель любимой в результате трагической случайности – эту краплёную карту уже разыграл папаша. Что же на самом деле нужно Герцогине?
читать дальшеРади чего она готова сменить вольный воздух Адмира на раймирскую атмосферу, стать частью которой непросто, если привык перекраивать мир под себя? Возможно, очередным капризом будет, к примеру, должность в Совете, но долго ли сочинить какое-нибудь декоративное министерство, глава которого получает только уникальное право протирать кресло и любоваться представлением? Статус «гостьи» – квинтэссенция раймирского лицемерия. Не наложница и не фаворитка, просто временное увлечение. Кто из государей-миродержцев был более «гостеприимен», пожалуй, точно определить удалось бы разве после проведения полной переписи, а с тем, чтобы раздвигать шторы в монаршей спальне, прекрасно справлялись и недолговечные. Потому попытка Герцогини снова затмить луну и посрамить цветы своим великолепием вышла не такой уж блестящей. Светлейший, несмотря на безупречное погружение в роль увлечённого воздыхателя, весьма ненавязчиво указывал предел возможных притязаний. Портреты красотки в прессе обеих держав под заголовками вроде «Махнула трость на трость» или «Знойный сувенир из Пандема» вышли на редкость удачными, но вся шумиха вокруг госпожи ди Малефико стоила не больше букетиков жасмина с уличных лотков – такая же бессмысленная, простенькая и быстро увядающая на жаре. Тем более, за истекшие двадцать лет роман со Светлейшим никак не повлиял на демографию Раймира, и это также не осталось без внимания. Как и сближение Герцогини со Вторым домом. Она никогда ничего не делала сама, не связывала себя никакими узами, создавая прижизненный миф о собственном величии. Одного только не учла, как и мать: седлать дракона можно, да летать на нём сложно. Пока её могущество было лишь иллюзией, питаемой фабрикой сплетен и слухов.
Положение клана Габриэля, увы, тоже лишь казалось прочным – все старшие дети от наложниц, покойная предшественница то ли не успела подарить счастье отцовства любимому мужу, то ли в принципе не могла этого сделать. Дети растут медленно, пятьсот лет на раскрытие потенциала – непозволительная роскошь, особенно при наличии ревнителей и охранителей, не признающих прав «приёмыша» равными своим.
Довольно. Вряд ли дядюшка решил пригласить к себе ради праздной беседы, и опозданий он не потерпит. Тойфель поднялась из-за стола и, не меняя привычного невинно-почтительного выражения лица, всякий раз сопровождавшего мысли о новом государе и повелителе, холодно процедила:
– Свободен. Если этого урока будет недостаточно, чтобы ты научился сдерживать свои порывы, в следующий раз велю продать тебя с благотворительного аукциона. Или отправлю в Осенний.
– Да, матушка, – на месте массивного резного кресла из чёрного дерева весело ухмылялся Сатис, её гордость и одновременно постоянная головная боль. Когда мальчишка растворился в воздухе, Тойфель с неудовольствием отметила, что перспектива познакомиться со вторым своим легендарным дедом, казалось, нимало его не пугала. А зря. Этот сын рос чересчур бойким и живо напоминал Тойфель о собственных детских подвигах. Впрочем, методика воспитания тоже была довольно свежа в памяти и превосходно работала. По просьбе Бааля, старших иногда отправляли к нему в резиденцию. С одной стороны, такое внимание к семье не особенно радовало, а с другой позволяло держать руку на пульсе. Недавно Сатис получил наглядное свидетельство бодрости своего почтенного многотысячелетнего родного деда и искусности его наложниц. А некоторое время спустя – и крайне веские причины получше освоить превращение в неживые предметы. Дед в этот раз обошёлся без нотаций, перейдя сразу к экзекуции, после чего немедля выслал любопытное юное дарование к матери. Пусть старый параноик опасается даже собственных внуков. Решит наконец перестать изображать опального страдальца, так хоть Джибриля за собой не утянет. Зевель Бааля не свалит, слишком много осталось у последнего козырей в просторных рукавах державного халата. Почётный экспонат былой эпохи, каковым его были бы счастливы видеть многие, либо подозревал, либо – что вернее – выяснил точно. Иначе она никогда бы не согласилась на его свидания с внуками. Тойфель задумчиво провела пальцами по крышке большой шкатулки, но затем глубоко вдохнула и открыла портал: чем меньше новых сведений можно будет найти в её голове – тем лучше.
***
Местная архитектура никогда особенно не восхищала, но дядюшкин дворец воплощал в себе все её худшие отличительные черты. Что было не так, Тойфель затруднилась бы сказать – величественно, монументально, много воздуха и света, но те, кто восхищался Белым дворцом, либо делали это неискренне, либо бывали там слишком редко. Ей он напоминал нечто среднее между музейным комплексом, больницей и вокзалом, с той разницей, что те были бы гораздо уютнее. Огромные пустые пространства, мощные колонны, казалось, уходившие в небесный свод, хищная геометрия лестниц, дверей, оконных проёмов и везде – стерильно белый мрамор, хрусталь и зеркала. Гигантский безупречный капкан, окружённый лабиринтом сада. Скульптуры на подступах в зависимости от освещения казались то идеально обработанным мёртвым камнем, то застывшими в вечности фрагментами прошлого. С тех пор, как Тойфель увидела их впервые, ей всегда хотелось узнать имя создателя – но не спросила ни разу. Филигранная точность, пристальное внимание к каждой детали, уровень мастерства, достичь которого невозможно даже тысячелетиями практики. Горный Удел славился своими талантами, но и они обладали лишь полной властью над камнем и неразрывной связью с ним. Все известные ей заклинания и вовсе давали результат более грубый и примитивный. Скульптуры Осеннего – вот что напоминали эти садовые украшения, только вместо гротескных химер – совершенные формы и гармоничные линии прекрасных существ. Не просто магически обработанный камень, но воля творца, оживившая в мраморе героев прошлого, министров, полководцев, причудливых зверей и даже растения. Скрытый избыток напряжённой жизни в каждой скульптуре, заметный лишь под определённым углом в предзакатный час, словно налагал на искусство неведомого зодчего печать благоговейного молчания: многие шедевры в этом саду имели совершенно особую природу.
Часть постаментов пустовала, но эти пробелы удивительным образом лишь придавали цельность общей картине. Тойфель скользнула взглядом по зарослям пейота, среди которых виднелся разбитый пьедестал. На уцелевшей его части, если приглядеться, можно было прочесть полустёртую надпись «Дхурта». Имя ли это, прозвище, название, или просто очередная извращённая шутка местных ландшафтников – один Хаос знает, но каждый раз при виде этой композиции становилось не по себе. По заверению Габриэля, в бескрайнем дворцовом саду таились уголки, способные производить гораздо более удручающее впечатление – особенно дядюшкин любимый лотосовый прудик, окружённый тутовыми деревьями. Из него регулярно вылавливали любителей острых ощущений в самом плачевном психическом состоянии. Многие из тех, кого вовремя достать не успевали, становились марутами, бессловесными стражами покоя, утратившими всякую нужду во сне и обычной пище. Эта участь когда-то постигла даже одного многообещающего наследника Светлейшего, и с тех пор яростный и блистательный Рудра нёс иную службу на посту командора личной охраны отца. Не меньше неосторожных сгубила и зловещая гранатовая роща, где лишь одно, самое старое дерево приносило плоды, и срывать их категорически запрещалось. Тойфель с лихвой хватало этих историй, по собственному опыту она знала, что даже короткого взгляда на некоторые вещи лучше избегать.
И ни единого памятника государю и повелителю. Девушка усмехнулась – у Светлейшего с отцом явно были схожие взгляды на культ собственной личности. Статуй матери или других родственников и знакомцев она также не обнаружила ни в одном из закоулков сада, в которые доводилось заглядывать во время прогулок.
Пройдя через главный вход, Тойфель стиснула зубы – впереди ожидали лестницы. Считать ступени здесь не помогало – взгляд намертво приковывался к их острым граням, и где-то к концу первой сотни накатывало понимание: рано или поздно ты полетишь вниз. Впрочем, вряд ли дворец допустит, чтобы она разбилась: на таком сроке будущий слуга Светлейшего погибнет вместе с матерью. Были в беременности несомненные плюсы, хотя Тойфель и скучала по превращениям. Почему детей нужно непременно рожать самой? Мор достиг серьёзных успехов в своих исследованиях по избавлению женщин от этого бремени, но цена была слишком высока – дары пробирок были лишены главного. Магии. Здешние умельцы тоже не могли обойти этот омерзительный закон природы.
Ещё один пролёт. К слову, об омерзительном и законах… «Его последняя милость» командор Мункар бен Адонаи, начальник знаменитых кшатри, «гончих ментального барьера». Эмблемой раймирской полиции действительно была остромордая пёсья голова. Его брат Накир недавно вернулся в столицу, и Тойфель, увидев их рядом, поняла, почему эти сыновья Светлейшего больше известны как тандем Двухголовые: близнецы были чудовищно похожи и столь же синхронны. Ходили слухи, что они результат какого-то очередного эксперимента: единое сознание, разделённое на два одинаковых тела. Брехня, разумеется, метаморфы оба, сильный менталист – только один. Но эти длинные тени трона Светлейшего тревожили одним своим видом. Тускло-рыжие, словно выжженные солнцем волосы, смуглая кожа и очень светлые, почти бесцветные глаза. Дорогие единоутробные. И – недоказуемо – могильщики законной покойницы Габриэля.
Референта на посту не было, стол его пустовал, причём в самом прямом смысле. Создавалось ощущение, что никто не появлялся тут последние тысячи лет, даже пыль. Помещение казалось застывшей декорацией вне времени и пространства. Тойфель вообще начинала серьёзно подозревать, что слуги и иные предметы обстановки во дворце возникали только когда были зачем-то нужны на своём месте. Приоткрытая дверь кабинета лишь укрепила это подозрение. Помня обо всех тонкостях нового этикета, она постучала трижды. Торжественное белое безмолвие поглотило звук и встретило её за порогом. Ей приходилось бывать здесь раньше, но сама сущность этого места не позволяла хоть сколько-то сгладить остроту впечатления. Вечно заваленный каким-то опасным хламом отцовский кабинет не пугал, а скорее манил. Тайны Шахматного раскрывать не хотелось. Со времени последнего визита, ситуация, пожалуй, только усугубилась, атмосфера в комнате приобрела оттенки цепкого гостеприимства ледяной равнины, но вряд ли это было как-то связано с назначенной аудиенцией.
За столом, полуприкрыв глаза, дымил тонкой резной трубкой хозяин кабинета. При виде племянницы Светлейший широко улыбнулся и кивнул, подчёркивая непринуждённость обстановки. Перед тем как опуститься в возникшее перед нею низкое кресло Тойфель приложилась к дядюшкиному перстню, невольно залюбовавшись игрой камней на свету. Каждый в этой россыпи был тщательно подобран по размеру и завораживал глубиной и насыщенностью цвета. Аметист, смарагд, халцедон, яспис, сардис, берилл и гиацинт удивительным образом соседствовали с чистыми прозрачными кристаллами хрусталя и глухими чёрными вкраплениями железного камня. Обжигающие переливы живой ослепительной радуги, пойманные мастером в надёжную серебряную оправу. Ювелиры Джаганната слыли редкими искусниками, но этот шедевр был создан мастерами-людьми. Очевидно, малый срок жизни пробуждал отчаянное стремление к абсолютному совершенству, чтобы преодолеть собственное ничтожество и войти в вечность, не растворившись без следа.
– Эта безделица тебе знакома? Символ нашей власти и её бремени. Мы служим всем. Даже тем, чья жизнь длится не дольше падения песчаного зёрнышка.
Беглый взгляд на стену позволил стряхнуть наваждение. Часов в дядюшкиной коллекции изрядно прибавилось. Сквозь плотную завесу трубочного дыма проступали ряды циферблатов, слышалось мерное тиканье, более слаженное, чем многие шедевры хоровой музыки в исполнении виртуозов. Тойфель сфокусировала взгляд – простая, но мощная иллюзия беспрестанно переплавляла одну форму в другую, очертания дрожали и таяли, расползаясь пёстрыми завитками, а за ними из белого терпкого марева возникали новые, чтобы их постигла та же судьба в бесконечном хороводе метаморфоз. Лёгкость тела, обострённая ясность мыслей и давно забытое состояние предвкушения восторженной свободы. Если и не «Особый курительный сбор №69», то явно какой-то раймирский аналог.
– Не стоит бояться совершать ошибки. Пусть содеянное остаётся неизменным, но наказание не всегда неотвратимо, – Светлейший не спускал глаз с племянницы, хотя и казалось, что он всецело погружён в созерцание танца света и дыма. С каждым плавным жестом тонких длинных пальцев карта за картой аккуратно и точно выстраивались на столе в причудливую конструкцию перед владыкой Раймира. Тойфель с неудовольствием отметила, что упустила момент, когда дядюшка внезапно решил развлечься возведением миниатюрного замка с помощью колоды для игры в тарок.
– Наш сын наконец обрёл надёжную опору, – ещё одна карта заняла своё место, но изображение на ней было слишком эфемерным и слишком быстро сменялось, чтобы успеть опознать хоть что-нибудь. – Мы ценим сделанное для него и клана. Уверены, что ты постепенно осознаешь всю меру нашей отеческой любви. И то, что даруется вместе с нею. – Тойфель на секунду показалось, что в странном гипнотическом калейдоскопе мелькнуло более четырёх привычных мастей. Часть карт вдобавок сделалась круглыми – уже не тарок, а ганджифа?
– Мункар – лишь проводник нашей воли. Он не причинит вреда тем, кого призван защищать. – Светлейший сделал небольшую паузу и улыбнулся уголками губ, словно соглашаясь с невысказанным продолжением фразы. – Твой страх ему приятен, как приятно всё, что отвечает высшей цели. Такова природа кшатри, и он поставлен первым среди них по праву, как и его брат. Мы понимаем, почему сейчас ты видишь в них угрозу. – Теперь у части карт мимолётно сменялось не только лицо, но и рубашка. – Мы понимаем и ничтожность истекшего срока. Здесь всё кажется иным и непривычным, в отличие от Адмира. – Пока Светлейший замер, будто бы раздумывая, куда поставить очередную карту, огненный меч на ней раскрылся лепестками лотоса, а те, распадаясь, переродились в нечто вовсе неразличимое. – Или Бездны. – Судя по дополнительному обертону в голосе и ласковому прищуру дядюшки, совладать со зрачками всё же не удалось. – Величайшая безопасность – в знании, что любая степень безопасности – лишь уловка ленивого и лукавого разума, а истинная свобода – в подспудном принятии необходимых правил. Неспособные принять их в сердце своем лишены возможности покорения или же создания настоящей реальности, потому обречены на жалкое существование под игом собственной памяти и сиюминутных страстей.
Только сейчас Тойфель заметила, что в фундаменте замка недостаёт пары карт. После чего совершенно искренне в упор воззрилась на Светлейшего, от всей души надеясь, что он сочтёт это забавной вольностью, а не нарушением очередного пункта многоэтажного раймирского этикета.
***
Столичные новости стоило бы фасовать и продавать как патентованное тонизирующее средство для ссыльных министров. Наблюдать за жизнью двора со стороны поначалу было забавно, но как только ощущение новизны прошло, его место заняла тревога. Оставить должность, покинуть Адмир, сложить с себя всякую ответственность за дальнейший ход истории и быть благодарным за то, что не заперт в саркофаге Зала Славы или не развеян над Пандемом по щелчку пальцев – о, для этого надо быть недолговечным или начисто лишённым наблюдательности дураком. Ждать чего бы то ни было от Темнейшего – наёмных убийц или записки с извинениями – было в равной степени глупо. Для первого варианта вина Азраила была очевидно недостаточна, а для второго на месте Темнейшего должен был оказаться кто-нибудь другой. История с Маклином косвенно доказывала, что Самаэль иногда способен относиться к последствиям своих капризов иначе, чем наплевательски, и делать какие-то выводы. Но также возможно, что среди княжеских детей просто не нашлось подходящих кандидатов на место главы Третьего отделения. Точнее сказали бы только специалисты в области прикладного анализа психологии Темнейшего, но все они находились под началом Мора и подпиской о неразглашении, а некоторые и вовсе давно обитали в Бездне отнюдь не в корпусах для персонала.
Нынешняя ситуация формально находилась под контролем: ни войн, ни катастроф, всех катаклизмов – аномально жаркая погода да сельскохозяйственные рекорды, сплетни – и те безобиднее не выдумать, по сотому кругу. Вряд ли в таких прекрасных условиях важно, что послужило причиной непродолжительной «болезни» Темнейшего – очередной ли виток неизбежной расплаты за огромную силу, или притворство с дальним прицелом.
Вероятно, в этот раз никакой скрытой цели и не было – старый друг после загадочной отлучки просто удалился в лабиринты собственного сознания. Он не раз внезапно пропадал неведомо куда, не ставя никого в известность. Помнится, однажды после долгих отчаянных поисков драгоценного государя и повелителя обнаружили на какой-то захолустной Пластине при дворе одного из тамошних королей. В должности не то цирюльника, не то шута. Причём король уверял, что лучшего советника и друга у него в жизни не было, якобы с приходом этого весельчака и балагура началась буквально эпоха мира и процветания. Но в большинстве подобных случаев курьёзы оказывались гораздо менее безобидными.
Вроде бы ничего нового, неизвестного или действительно странного. И вот теперь это.
Глава Второго дома Адмира держался с обычной вальяжностью, словно бы вёл очередное заседание Совета, но вместо старших сыновей за его креслом маячил лишь Берит с каким-то потерянным и одновременно сосредоточенным видом. В ответ на вопросительный взгляд Азраила Бааль едва заметно дёрнул уголком рта и небрежным жестом отослал сына прочь. Возникло тягостное ощущение, что если бы никто не обратил внимания на его присутствие, Бериту оставалось бы стоять за отцовским плечом в гротескной пародии на гвардейский караул. Бааль церемонно кивнул в сторону появившейся голограммы.
– Приветствую уважаемого Михаэля. И сожалею, что мы не можем провести наше собрание на действительно достойном уровне.
– Не валяй дурака, Бэл, – сходу огрызнулся раймирец. – Не трать моё время на пустой трёп.
– Ценность времени – вещь относительная, но не для того, у кого оно на исходе, не так ли? – в жёлтых глазах Бааля не отразилось никаких эмоций, голос также остался ровен, без тени насмешки или недовольства. – Наш коллега Аваддон не смог явиться лично, но это не означает, что мы будем лишены его неоценимого содействия.
Михаэль сжал челюсти и явно собирался сказать нечто нелестное, но тут в кабинете появился Молох. Безукоризненность наряда и учтивость манер никак не выдавали того обстоятельства, что министр по делам перемещённых лиц визита на «заседание» не планировал. А вот привычная маска благообразной невзрачности на этот раз дала ощутимую трещину, открыв спешно подавленное исступление весьма неприятного сорта.
Михаэль поморщился, а Азраил позволил себе запить скотское зрелище парой глотков мадеры.
– Исключительные времена требуют исключительных мер, – Бааль снисходительно улыбнулся, адресуясь в основном к Молоху. – Примитивные наветы, личные счёты и пустые угрозы оставим в прошлом. Всем нам приходится следовать общим интересам, и мой долг об этом напомнить. Всем присутствующим прекрасно известно, сколь высока может быть цена беспрестанного потакания собственным прихотям…
– Получается, главный вопрос, который мы решаем – это пристало ли хозяину Адмира то биться в припадках, пугая гвардейских коней, то вести себя так, будто добавил в состав курительного сбора драконий транквилизатор? – сухо осведомился Михаэль. – Многоуважаемого премьер-министра в изгнании интересуют лишь, простите за выражение, этические проблемы? Концепция абсолютной и абсолютно развращающей власти, все эти неразрешимые вопросы… возможно, ради удовлетворения сугубо научного любопытства следовало бы пожить на какой-нибудь из населенных недолговечными Пластин, провести ряд экспериментов и закрыть тему?
– Рыцарские попытки отвлечь внимание от намерений своего хозяина – пагубный пережиток старого уклада, – отмахнулся Бааль. – Мы пришли в этот мир не для слепого служения тем, кто объявил себя единоличными властителями всего. Каждый из нас имеет столько же прав.
– Но имеет ли силу, достаточную для их предъявления? – вкрадчиво заметил Молох, словно бы размышляя вслух.
– Речь не о дикарской драке за табуретку. С начала времён причина и следствие в общепринятой концепции так называемых «миродержцев» по чьей-то воле незаметно поменялись местами. Нами тысячи лет успешно пользуются, черпая ресурс и не оставляя возможности осмыслить и понять, что мы отнюдь не вершина пищевой цепочки.
– За всю историю Веера эта стройная конспирологическая бредятина никем ни разу не проверялась? – Михаэль внимательно всмотрелся в лицо бывшего премьера. Вопрос он задал исключительно для проверки связи – обычная ирония до Бааля доходила уже весьма своеобразно.
– Отнюдь. Мы все свидетели: мир не рухнул вслед за Вавилоном, а что на Пустошах поубавилось магии – пошло всем только на пользу. Лилит пала, была заточена, но её прямые потомки не утратили и грана магии. Это проблемы сугубо низших рас и примитивных культов. Если применить аналогичные меры в отношении известных всем лиц, то при должном расчёте – никаких побочных эффектов. На этой Пластине, по счастью, никто в здравом уме не поклоняется указанным лицам, как богам. Наиболее близко к дремучей религиозной ереси находится, как ни прискорбно, простая, но рабочая уловка, охраняющая власть братьев. Без своих верных соратников они лишь мошенники и паразиты, пусть и достаточно хитрые, чтобы со временем вывести из инструментария противников любые силовые методы. Кто-нибудь из вас когда-либо видел записи медиков, посвящённые загадочной «болезни» хоть одного из? То плачевное состояние, в котором так любезно пребывает владыка Адмира, не доказательство истинности его могущества, а прямое опровержение. Любой пьянчуга, безобразно кутивший неделю по притонам, а потом очнувшийся без сил в канаве, охотно поведает о тяжести мира, что он несёт на своих плечах. Не всякий, конечно, обладает таким даром убеждения, этого не отнять.
Потому уничтожить следует в первую очередь их ложную репутацию, разрушить культ. И начать надо с себя – каждый из нас так или иначе находится на орбите личной реальности правителей, следовательно, им ничего не стоит утащить всех за собой в бездны сумасшествия. Регулировать направление и силу их безумия невозможно, потому надо поставить свой парус так, чтобы даже губительный ветер двигал корабль в сторону успеха. Первый – обозначение очерёдности, а не только действительного превосходства. Со временем это поймут все. А до того можно привлекать союзников с помощью понятных им методов. Некоторые средства убеждения неизбежны для неподготовленной аудитории.
Голубые глаза Михаэля опасно потемнели. Раймирец выпрямился во весь свой немалый рост и потянулся, словно намеренно демонстрируя, что свернуть шею любому из присутствующих он, скорее всего, сможет и не пользуясь магией.
– Великолепная идея, – процедил он. – Напоминает мне анекдот времён Первой вселенской – дескать, дело владыки предложить идеальное решение, а технические вопросы по реализации гениального замысла, так уж и быть, государь передоверит Совету. Господин опальный премьер, вы рехнулись? Подцепили от недолговечных их странную возрастную забывчивость и запамятовали, что для того, чтобы одна буйная пустынная баба оказалась там, где ей самое место, потребовались соединенные усилия обоих Советов? Возомнили, будто старый трюк, да ещё в двойном размере, удастся провернуть полудесятком энтузиастов? Вы убедили меня сотрудничать. Но даже ваши методы, – раймирец скривился, давая понять, какого мнения он об использованных средствах убеждения, – бессильны заставить меня самолично сунуть шею в петлю и вручить Светлейшему свободный конец верёвки.
– Сразу видно тактика, но не стратега, – в равнодушии Бааля окончательно проступило нечто тревожное. – Подцепили от недолговечных смехотворную торопливость, делающую их неспособными к игре в долгую? Или вы правда верите, что на самом деле мы одна большая семья по разные стороны общего забора, и на этом основании Светлейший упустит возможность отправить брата к их подруге жизни? Сначала вынести одного, затем проявить немного терпения – даст Хаос, и второй предоставит нам возможность подарить ему заслуженный покой и подобающий почёт. И тогда нас будет далеко не пятеро.
Азраил задумчиво побарабанил пальцами по инкрустированной столешнице. На присутствующих демонстративно не смотрел, и казалось, будто обращается он к огню в камине.
– Вне зависимости от крепости братской любви, я не стал бы рассчитывать на награду в сём сугубо гипотетическом случае. Неважно, кто станет первым, у второго хватит ума сложить два и два, и получить именно четыре, а не три и не восемь... проще говоря, тем, кому удастся справиться с одной из упомянутых персон, придется спасаться от другой бегством на самые отдаленные, желательно неизвестные Пластины. Если угроза оказалась настолько серьезна, второй уничтожит саму мысль о ней раньше, чем вы, драгоценный коллега, занесёте нож над праздничным тортом по случаю победы.
– Блестяще! Именно такого направления мысли они от всех и добивались, – непонятно почему, но Бааль торжествовал. – И, как вы только что продемонстрировали, изрядно в том преуспели. Если каждый из братьев по отдельности превосходит нас всех – то почему оба охраняют свою власть столь ревностно? Если бы им ничего не стоило избавиться от всех несогласных единым махом. Полно, дорогой мой, от вас я подобного не ожидал, признаюсь, мне казалось, дружба с одним из братьев не должна была настолько исказить восприятие. Меж тем, ваш маленький прелестный личный интерес ожидаемо переоценил свои силы. Что вы там говорили об арифметике? Вот и прикиньте по здравом размышлении, чего можно, а чего нельзя достичь ко всеобщему благу.
– Тактик тут, значит, я, – Михаэль отчего-то развеселился, – а гениальный стратег – ты? То есть, будучи самым могущественным, надо превентивно убрать всех, кто может посягнуть, о, мои аплодисменты, – раймирец лениво похлопал в ладоши. – Бэл, подумай, кем в таком разе придется править. Упыри, орки, волки, гули, лишенные магии ифриты, стремительно теряющие её дети Полоза, ши и недолговечные – прекрасные подданные новой Империи, дивное начало заката магии Веера… Дорогой мой, я начинаю думать, что слухи о твоих способностях интригана были крайне преувеличены, равно как и твои угрозы.
– А напрасно вы так полагаете, многоуважаемый карающий меч Раймира, – Молох, всё это время сохранявший осторожное молчание, решил поддержать закадычного приятеля, несколько разрядив атмосферу. – Похвальная прямота военного мышления иногда мешает даже на собственной делянке найти наглядные примеры того, что всякое лицо, не включённое в планы нашего общего друга, как правило всё же получает там достойное место, а ближайшая родня того лица – билет в клуб безутешно овдовевших, где вы, между прочим, почётный председатель. – Под пристальным взглядом подельника Молох невольно умолк – но грозы не последовало, к концу фразы недобро загоревшиеся было глаза Бааля снова заволокло стылой плёнкой равнодушия, словно бы говорящий внезапно куда-то исчез, а оказанное содействие было не ценнее воя ветра над Бездной.
Азраил оторвался от созерцания камина и перевёл взгляд на собратьев по антиправительственному заговору. Взгляд старого дипломата выражал разве что вежливую скуку.
– Опасаюсь, при таком уровне организации в Бездне окажутся отнюдь не те, кого туда так прочит мой коллега по опале, – сухо резюмировал он. – Но пока существует некое обстоятельство, с коим я вынужден считаться, воздержусь от категоричных выводов. Всем здравствовать, господа, – он кивнул на прощание, и голограмма исчезла.
– Старый лис опять успел первым, – с некоторым восхищением констатировал раймирец и растаял в воздухе, не соизволив попрощаться.
Молох не удивился – кажется, никто, кроме инициатора, не ждал от этого заседания «Серого совета» иного.
– Надеюсь, ты не подумал ничего предосудительного на мой счёт… – рискнул он закинуть пробный шар, глядя на неподвижную фигуру в кресле. Бааль продолжал молчать, словно в комнате никого не было.
– Бэл! Да что с тобой в самом деле? – раздражённо спросил Молох, поняв, что его всё ещё не слышат. – Никак и правда спятил. А, да катись ты к Лилит в трещину! – с этими словами министр по делам перемещённых лиц наконец последовал примеру товарищей по несчастью и не успел увидеть, как пляшущие языки каминного пламени на долю секунды взметнулись ввысь. Пара угольков с треском выстрелила на ковер, но тут же погасла.