Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Первые лучи солнца триумфально возвещали дивный новый день, но Герцогиня встретила восход в крайне мрачном настроении, будто вражескую армию у стен родового палаццо. Ничего хорошего будущее не сулило. До сих пор мерещилось, что треклятый корсет так и остался на ней, хотя она прекрасно помнила, сколь любезно даритель помог от него избавиться. По части внезапных смен настроения Адонаи, пожалуй, шёл с братом ноздря в ноздрю. Перекидываться сразу на этот раз не стала, сочтя небольшое промедление полезным, – открытый бунт был забавен адресату лишь поначалу. Хоть шпионь через дворцовых невидимок, хоть мысли читай, как свежую прессу, а свои же правила и устои ты ломать не станешь, государь и повелитель. Вот уж угораздило из когтей дракона да в пасть василиска… Герцогиня раздражённо воткнула серебряную ложку в шафрановое джелато, мягкий металл не выдержал и переломился на сгибе, вазочка пошла трещинами. На новый уровень вышел, bastardo coronato. Ничего, кофе и граппа ещё остались. Тут Герцогиня с подозрением покосилась на графин и кофейник, припомнив кое-какие дополнительные аргументы, пришедшие ей в голову после ухода Адонаи. Они казались разумными и довольно вескими, и возникли уж очень кстати... читать дальшеГерцогиня потёрла виски. Нет, повторять трюки другого мастера вряд ли стал бы, да ещё в такой ситуации. Но последствия всей этой чудовищной галантной дрессировки следует нивелировать, пока подобные «здравые» идеи не прописались в голове окончательно. Женщина пригубила кофе и принялась перебирать немногочисленную корреспонденцию, чтобы хоть чем-то отвлечься. Впрочем, надолго этого занятия не хватило – ничего действительно заслуживающего внимания на подносе не обнаружилось, в основном рутинная светская макулатура. Разве что письмо от одного из доверенных антикваров, сулившее «восхитительную редкость, достойную прекрасной донны». Специалистом он был отменным и хлеб свой ел не зря, так что каждая весточка от него неизменно приносила что-нибудь приятное или полезное. И плевать, что лавочка почтенного Эдельберта находится аккурат в том самом Сифре, который не сходит у всех с языка. Идеальный повод для небольшой прогулки – невиннее некуда, даже если за нею вздумают следить. Тут Герцогиня поморщилась – даже такие простые действия она начала взвешивать с оглядкой на раймирские традиции. Она залпом опрокинула рюмку граппы, а затем хлопнула в ладоши и с весёлой злостью крикнула, потревожив дворцовое эхо:
– Эй, Ньента!
После того, как безмолвная служанка помогла ей освежиться и переодеться, Герцогиня раздражённо махнула в сторону двери – «Убирайся!» – даже старая привычка быть безукоризненно вежливой со слугами в этом царстве невидимых рук и глаз начала давать сбой. Подождав для верности пару минут, она взяла с обувной кушетки золотой минодьер. В торце тяжелой коробочки, усеянной бриллиантами и рубинами великолепной огранки, таился небольшой пенал с отвинчивающейся крышкой. Вытряхнув из него на ладонь пару увесистых восковых шариков, Герцогиня медленно разжевала снадобье. Ни грана магии, подействует и во дворце – мёд, травы, коренья, тайный рецепт из далекого прошлого её любимой Пластины. Одного шарика человеку хватило бы на трое суток лихорадочной активности без отдыха и пищи. Расплатой за подобные подвиги всегда служило полное изнеможение и минимум пара дней беспробудного сна, больше похожего на кому. Ей это не грозило – проверенный конкокт действовал как мягкий, но достаточно надежный стимулятор, снимающий усталость и обостряющий чувства.
Было бы недурно, окажись обещанная редкость каким-нибудь старым артефактом... желательно позволяющим, как Лилит, хотя бы до поры до времени навязывать свою волю любому из Владык. Скорее всего, если таковой и существовал, сиятельные братья позаботились, чтобы «никогда более». Печально, но будем играть дальше с теми картами, что есть на руках... Напоследок оглядев покои, Герцогиня направилась прочь из дворца: Белый, как и Осенний, не позволял открывать порталы внутри себя. Ещё одно неудобство, ещё один повод злиться.
***
В первый миг Сифр, как и положено курортному городу, оглушал – зазывалы вовсю расхваливали ресторанчики и лавки, уличные музыканты играли каждый своё, а вездесущие мальчишки высматривали в толпе наиболее перспективных и беззащитных, чтобы предложить им услуги экскурсоводов, а то и натуральный камень «из кольца самой Лилит» или вавилонскую монетку. Герцогиня переместилась на площадь, где находился стационарный портал – народу здесь всегда было преизрядно, незачем возможным шпионам знать, куда именно она направляется. «Взгляд со стороны», пара заклинаний личины – теперь ненужного внимания она не привлечёт, любой недостаточно сильный демон, не говоря уж об ифритах или недолговечных, увидит не блистательную аристократку, а обычную местную матрону в ярком цветастом платье. В руках у тётки, разумеется, не золотая коробочка, усыпанная каменьями, а плетёная соломенная кошёлка, из которой торчат пучок зелени и свежевыпеченная лепёшка. Герцогиня тихо хихикнула – идея подурачиться и ввалиться к почтенному антиквару в лавку, не сбросив личины, показалась ей забавной.
Постоянного присутствия приказчика в зале особенности здешней охранной системы не требовали, но на звук дверного колокольчика никто так и не появился. Жаль, жаль, маленькая бесхитростная комедия положений сейчас бы очень развлекла. Может, сыграть роль до конца и демонстративно утащить какую-нибудь дешёвую бутафорию, чтобы привлечь внимание? Но куда лучше проучить хозяина лавочки, чтобы в другой раз следил за помощниками. Некоторые гости вполне способны найти дорогу и сами, но зачем тогда держать нерадивых дармоедов?
Внутри здание было, разумеется, куда больше, чем снаружи, везде горел мягкий свет, но после ослепительных просторов Белого дворца помещения казались чередой полутёмных захламленных каморок с потолками для карликов. Оказавшись на месте, Герцогиня постучала нарочито робко, однако вошла, не дожидаясь, пока ей ответят.
– А, моя драгоценная донна! – до крайности удивлённый антиквар пулей вылетел из кресла, не забывая улыбаться во все свои (и не свои) зубы. Резво кинулся целовать ручки и рассыпать извинения. – Какой конфуз! Этот мошенник опять куда-то запропастился? Положительно, когда-нибудь моё терпение лопнет, я сделаю из мерзавца чучело и поставлю у входа, клянусь всеми пластинами Веера, сколько их ни есть! Но он уже наказал сам себя, упустив сладостный миг, когда ваша красота озарила наш убогий угол, превратив всю воду в вино, а стекло в бриллианты, и даровала благословенную искру счастья даже сушёному василиску под потолком!
Прекрасно. Просто прекрасно. Совершенно очевидно, что это не господин Эдельберт – почтенный антиквар был чистокровнейшим демоном родом из Горного удела, но, увы, никудышным магом. Его сил хватало на изучение и реставрацию вещей, но не более – о том, чтобы он распознал маскировку, речи быть не могло . Возможно, какой-нибудь новый охранный амулет или заклинание на логове? «Взгляд со стороны», проверка защитных чар – всё это Герцогиня проделала осторожно, продолжая смущённо улыбаться. Полный порядок, никаких сюрпризов. Магическим зрением Герцогиня прощупала своего визави и с трудом удержалась от того, чтобы совершенно неаристократически выругаться. Этому-то что здесь нужно? В совпадения она не верила... В сознательное предательство антиквара тоже – уроженцы Удела были на редкость честны. Поговорка "слово детей Полоза вернее пробы" возникла не на пустом месте. Даже будь антиквар обычным сифрским выжигой, ни малейшей выгоды от предательства он не получал – какую бы взятку ни предложил опальный премьер, она удвоила бы сумму. Шантаж? Насколько ей известно, шантажировать торговца было нечем – близких у него не осталось, а живущей в Горном уделе дальней родне Бааль не мог угрожать ничем. Идиотка! Прежде, чем мчаться в Сифр, ломая каблуки, следовало магическим зрением просмотреть письмо – теперь совершенно ясно, что бедняга Эдельберт или вовсе не держал его в руках, или писал под каким-нибудь заклятием. Очаровательный поворот – преступник, озаряющий стоваттной улыбочкой место преступления и явно обрадованный появлением главной жертвы, а она – по-прежнему в облике сифрской тетёхи с кошелкой и без малейшего понятия, что могло настолько понадобиться от неё опальному министру. Кора ди Малефико холодно улыбнулась и убрала маскировку – смысла в ней уже не было, а затрачиваемой на маскарад магии, вполне возможно, найдется лучшее применение.
Фальшивый Эдельберт не обратил на это ни малейшего внимания, продолжая скалиться и расточать любезности. С личностью антиквара господин экс-премьер познакомиться очевидно не удосужился, потому от разительного несовпадения речи, мимики и манеры держаться быстро возник крайне тягостный эффект, о котором Кора до этого момента знала лишь теоретически. Вот что, должно быть, чувствовали родные, друзья и знакомцы тех, кто становился игрушками любителей дурновкусных шуток с временным одержанием. Та же внешность, те же черты – и какая-то спятившая погань внутри, заставляющая жертву дёргаться, откалывать несвойственные ей коленца и нести всякий бред, а то и вытворять вещи много хуже.
– Что же вы молчите, о прекраснейшая драгоценность любой сокровищницы? Понимаю, вы имеете полное право лишить меня своей благосклонности, но проявите ещё немного терпения. Слава о его безграничности разносится далеко за пределами вашего нынешнего царства. – Мерзавец издевался чуть ли не открыто, сосредоточив на Герцогине пристальный немигающий взгляд, не претерпевший, впрочем, никаких изменений, когда с её персоны переместился на большие напольные часы из палисандрового дерева, а затем на стол. – Возможно, я смогу исправить свою оплошность и предложить вам нечто, чего вы – без преувеличения! – не смогли бы получить более нигде.
Перед Герцогиней возникла небольшая коробочка, от которой ощутимо веяло магией. Древней и мощной даже по меркам демонов.
– Откройте. Уверен, лот вас не разочарует, – в голосе «Эдельберта» прорезались характерные премьерские ноты.
Лишить благосклонности? Смело. Лишить можно того, чем ты обладал, не более – но и не менее того. Что может предложить этот державный лавочник матери наследника Темнейшего и любовнице Светлейшего? Хаос бы его побрал. По Баалю очевидно плачет уютная камера в Бездне. Горючими слезами с отчетливым ароматом керосина. Что ж, она не смутится поднести спичку к лужице и насладиться заревом, а затем проследить, чтобы безумец оказался там, где ему самое место. Но не раньше, чем удовлетворит свое любопытство. Возможно, ей следовало испугаться, но увы – бояться она не умела, сколько помнила себя. Магическое зрение позволило увидеть содержимое, не прикасаясь к футляру, – ещё одно свидетельство сумасшествия Бааля, артефакты такой силы полагалось держать в более надежных, полностью экранирующих магию шкатулках.
– Разочаровать можно лишь того, кто уже очарован, – равнодушно произнесла она. – Кольцо прекрасно сохранилось, но огненный опал – не мой камень. Кроме того, – деланно улыбнулась Герцогиня, – там, где я провела немало столетий, распространён забавный предрассудок. Считается, что украшения, принадлежавшие женщине с несчастливой судьбой, становятся артефактами, приносящими беды всем последующим владелицам. Говорят, такие вещи лучше отдать ювелирам, чтобы те создали из камней и металла нечто новое – недолговечные верят, будто жар тигля и тепло рук мастера уничтожают проклятие. Отдавать в переплавку украшение такой древности и силы – преступление, носить его – безумие.
– Кольцо лишь символ, – отмахнулся собеседник, и по его тону Герцогиня поняла, что он не шутит. – Как и суеверия столь любезных вашему сердцу недолговечных. Он может быть истолкован различно, но в ваших интересах не совершить ошибки. Сделав несколько подряд, так легко оказаться во власти гнева или досады, поддаться порыву – и тем умножить вред. Я способен предложить вам гораздо больше, чем вы имели когда-либо, уже имеете или сможете иметь. – Тронувшая чужие губы улыбка Бааля сделалась более тёплой и, насколько это возможно, искренней. В данную минуту он и правда верил в то, что говорил, но возникло ощущение, словно сказанное было адресовано кому-то ещё. – То, чего, быть может, не получила предыдущая хозяйка кольца. Если уж вы в очаровательном заблуждении своём верите в несчастливую судьбу вещей и их владельцев – поверьте и в то, что этой судьбе не обязательно следовать. Можно просто сломать ей хребет. А жар тигля и тепло рук мастера обеспечат переплавку обломков в нечто новое и прекрасное, нужен будет лишь достойный эскиз.
Кажется, он без притворства полагает, что способен на большее, нежели оба государя, вместе взятые. Она до предела напрягла магическое зрение. Что же тебе надо от меня, безумец, за что ты намерен столь щедро расплатиться? На бескорыстные дары ты и в лучшие-то времена не был способен... жаль, что она – не менталистка уровня Самаэля или Маклина и не может узнать всё, не подыграв собеседнику.
– Сколь помнится, предыдущая владелица кольца мечтала о безграничной власти над Веером – уж не желаете ли вы сказать, что, обладая возможностью сорвать такой крупный куш, предпочли бы не пользоваться им, а отдать мне? – Герцогиня фыркнула. – Даже если бы я внезапно стала наивна, как недолговечная, у меня хватило бы ума понять, что в обмен на подобный дар потребуют нечто равноценное. Увы, у меня нет ничего, что сравнилось бы с властью двух Владык и силой Веера миров – а значит, обмен невозможен.
– Обмен не обязан казаться равноценным, но это вовсе не означает, что он не может таковым быть. Хаос изменчив и чужд грубой арифметике. Сила соразмерная или превосходящая – не всегда залог успеха, – теперь голос целиком принадлежал Баалю, приобретя при смене тембра весьма недвусмысленные вкрадчивые интонации. Кора, конечно, опознала их, но от подобной наглости временно утратила дар речи и внимательно всмотрелась в стремительно желтеющие глаза собеседника, пока тот продолжал разливаться соловьём. – Капля воды не твёрже камня, но вполне способна раздробить его. Потому о том, что есть у вас, и чего нет – позвольте судить мне. Поверьте, вы прекрасно с этим справлялись, но теперь появилась возможность извлечь дополнительную выгоду.
– Некоторые ваши слова легко принять за оскорбление, – поморщилась Герцогиня. – В память о том, что вы долгое время были ближайшим сподвижником отца моего любимого сына я не стану торопиться с выводами, но жду более четких формулировок.
Пусть говорит. Есть и другие способы узнать правду. В юности ей хотелось быть ясновидицей, как Имельда, и читать образы удавалось весьма недурно. Выберем тактику не менталиста, а гадалки, не тронем мысли, попробуем зацепить память. Недавние образы. От напряжения заныл висок, но фокус удался. Смерть. Нелепая, неоплаченная и неоплаканная. Родная кровь.
– Вы упускаете свой шанс, Кора, – неодобрительно качнул головой Бааль, начиная терять терпение. Он извлёк кольцо на свет, взвесил на ладони. – Вы либо делаете это намеренно, либо действительно не способны оценить то, что вам предлагают. – Бааль медленно сжал руку в кулак, и, как только послышался хруст умирающего камня, меж пальцев с шипением потёк металл. Но не причинил вреда, а впитался в кожу до того, как хоть одна капля упала на ковер. В комнате будто бы приоткрылась заслонка огромной печи. Виной всему было не только и не столько треклятое кольцо. Мощное излучение исходило от того, что стояло перед ней. Гротескный сплав проступающих черт бывшего премьер-министра и медленно тающих останков облика несчастного антиквара снова улыбнулся. Любезность настойчивого ухажёра испарилась, теперь от него отчётливо веяло радушием отверстой огненной могилы.
– Ты перешёл черту, – Герцогиня стиснула золотую коробочку так, что камни врезались в кожу. – Кровь на тебе вижу не только я, её видит Хаос. И он не примет тебя, – не дожидаясь ответа, она открыла портал и исчезла. Даже если Бааль решит последовать за ней, ему это не удастся – Герцогиня не пожалела сил, и пространство за ней схлопнулось с ослепительной вспышкой. Вряд ли от комнаты осталось хоть что-нибудь. Бааля убить нелегко, боевое заклинание, способное испепелить на месте более слабое существо, для него окажется чем-то вроде светошумовой гранаты. Но не помешает всё же рассказать о столь прекрасно проведённом времени как минимум одному из владык Веера – не из лояльности, а всего лишь потому, что здесь шансов получить достойную награду окажется неизмеримо больше.
***
– Брат Фероз, хорошо ли устроили пришедших к нам? Накормили, нашли место, напоили вином из фонтанов? – Решка давно поняла, что главное – перехватить инициативу. Когда Зоэль не появился на следующий день, а организованные им «акции возмездия» не прекращались и продолжали потрясать город, она без обиняков заявила Ферозу, что как провозглашённый «символ, идол и эталон» Богини принимает на себя тяжкую ношу власти до возвращения пророка. Девушка была готова, если понадобится, пустить в ход авторитет деда – дескать, лучше вам согласиться подчиняться мне, пока не явился он, – но даже этого не потребовалось: командовать ей позволили подозрительно легко. Еще одно доказательство правоты Великой матери – мужчины трусоваты и слабы, а для свершений нуждаются в том, чтобы их направляла нежная, но сильная рука мудрой и понимающей женщины. После того, что они тут накуролесили, ими неизбежно заинтересуются – если ещё не – владыки Раймира и Адмира. Нет сомнений, что ни Керим, уже организовавший бойкую торговлишку возвращающим магию вином из фонтанов, ни Лино, прочно обосновавшийся в здании мэрии со своими факирами, чтобы строчить оттуда законы, восстанавливающие «попранную историческую справедливость», ни даже Фероз, которого никто не смог бы назвать трусом, совершенно не планируют брать вину на себя, когда – если! – на мятежный Перешеек обрушится удар любой из двух держав, а то и обеих вместе. Чуть что, сошлются на обморочившего весь Сифр и злокозненно исчезнувшего хидира. Она же, вызвавшись стать официальной местоблюстительницей Зоэля, фактически предложила себя в жертву вместо беглого посланника. Неудивительно, что желающих оспорить громкий, но опасный титул не нашлось.
– Да, дочь Великой, – откликнулся Фероз. – Все, кто желает стать гражданами Вольного Перешейка, получают пищу и магическое вино, у них нет недостатка ни в чем.
– Превосходно, брат, – Решка надеялась, что со стороны её благосклонный кивок выглядит достаточно царственно. Странно, что до сих пор не вмешался старый скорпион – неужели тоже струсил? Или, в отличие от прочих, дед дармового вина из фонтанов даже не пригубил, а посему не утратил обычной рассудительности и вовремя заметил, что Эфор со свитой слишком легко оставили город, да и прочих «чужаков», против которых выступил Зоэль, будто дракон проглотил? И вылезет со своим вердиктом, а также с попыткой перехватить бразды правления лишь тогда, когда посланный на смерть не вернется или же вернется без золотой ветки. Про себя Решка полагала, что треклятую хворостину вполне можно заказать ювелиру где-нибудь в Уделе и предъявить толпе – поди кто видел, как эта ветка выглядит? А дети Полоза умеют отливать из драгоценных металлов даже хрупкие безвременники, используя как модель для формовки настоящие живые цветы – что им тот гранатовый дрын... Решка надеялась, что Зоэль не глупее, потому хоть до этого трюка додумается. И лучше бы ему не затягивать – все прекрасно справляются без него, но, поскольку декрет он утащил с собой, судьба Вольного Перешейка теперь в руках Великой матери. Фонтаны покуда не иссякли, магия не оставила верных тарайин – и это вселяло надежду, что если уж посланник Амы Лайлы сложил голову по воле деда с его дурацкими проверками, то, по крайней мере, она сама ещё не покинула своих детей. Решка настолько погрузилась в размышления, что едва не споткнулась об очередного нового гражданина, решившего помолиться Всематери прямо на мостовой.
– Да облегчит Великая мать тяжесть твоих дум, о блистательная Хали, достойная дочь Пустошей и верная сподвижница нашего пророка! Дай руку, хафида, помоги старику подняться…
– А посох-то вам на что, отец мудрости и брат праведности? – сердито ответила Решка. Одного взгляда в блестящие чёрные глаза под густыми седыми бровями было довольно, чтобы без труда опознать, что за «паломник» угодил ей под ноги. Своим новым именем она втайне гордилась, звучало ласковое прозвище, данное Зоэлем, и правда куда более значительно, чем простецкое «Решка». Многие правительницы, восходя на престол, меняли прежние имена, чтобы быть ближе к своему народу. Зря деду вздумалось так глупо шутить, кто знает, как повернётся дело. Но продолжила нарочито легкомысленно. – А имя – вздор, один трепач назвал, другие подхватили…
– На что пастырю его посох – то всякому ведомо, – многозначительно и сурово изрёк Малхаз, не купившись на милую маленькую уловку. – Чтобы наставлять и указывать верный путь заблудшим. Садись, пусть люди видят, что подруга пророка благочестива, милосердна и скромна. Хоть и вырядилась, как на трон, а беседует на пыльных камнях с простым стариком.
Решка возвела глаза к небу, но промолчала. Послушно уселась рядом с «паломником» на нагретую солнцем каменную мостовую и сделала вид, что готова внимать очередным нравоучениям. Стоило вспомнить некстати – и вот скорпион собственной персоной, а она-то радовалась, что у него хватило ума сидеть тихо.
Притворяясь, будто целует край наброшенного на плечи внучки платка, Малхаз с проворством оценщика пощупал расшитую шёлком и серебром ткань.
– За этим ли я посылал тебя к тарайин? – тихо, но пафосно вопросил он. – Если за тряпки и побрякушки ты продала клан и вознамерилась считать себя умнее старейшин, значит, я плохо учил тебя.
– Напротив, о мудрейший, – Решка лицемерно потупилась. – Слишком хорошо, и я благодарна за уроки. Кто внушал мне, что совет старейшин – сборище выживших из ума ханжей, и не заслуживает даже своего нынешнего места, не говоря уж о том, на которое претендует? Кто рассказывал о величии нашего клана и о том, что последняя служанка дома аль Кувира по древности рода может соперничать с любым аристократом Сифра? Я была хорошей ученицей – и не требую ничего, на что не имела бы права.
Малхаз почтительно взял ладонь девушки в свои, якобы прося благословения. Иссохшие и дочерна загорелые руки тщедушного старца обладали, тем не менее, железной хваткой. Ответил он по-прежнему негромко, но уже тем особым тоном, каким обычно отдавал приказы, исполняемые беспрекословно.
– Коли так, не забывай и обязанности. Ты не сможешь дать страждущим того, что обещал этот несчастный. Не будь мальчишка так слеп в своей гордыне, непременно обратился бы ко мне, но предпочёл соперничество дружбе. А если и правда отправился в Эдем, то… Суд безмолвных стражей скор и не оставляет следов. Если не хочешь быть лишь сосудом Богини, красивым, но пустым, не жди покойника. Объяви, что Великая мать открыла в сердце лжепророка вероломное предательство и сообщила тебе, верной своей дочери. Ты же всегда была талантливой девочкой и прекрасной рассказчицей. Свидетели чудесного озарения сразу же найдутся в избытке. Два оставшихся подельника твоего дружка послужат благу клана действием или бездействием. Будь благоразумна, и клан не оставит тебя.
Решка не успела ничего сказать – за их спинами кто-то, видимо, перебрав, грохнулся в фонтан и взметнул столб брызг. Вместо хохота и подначек над площадью неожиданно воцарилась мёртвая тишина, а солнце засияло ярче, буквально обжигая. Девушка вскочила на ноги столь резко, что заставила подняться так и не выпустившего её рук Малхаза. Сияло не солнце – сияла хворостина, которую мёртвой хваткой сжимал вылезающий из фонтана Зоэль. Встал на бортик, встряхнулся, словно собака, обдав всех, кто не успел отскочить, «Серебром Сифра», и победительно воздел над головой свою добычу.
–Благие вести для граждан Вольного Перешейка: избранники Богини не умирают! – усиленный магией голос прогремел над площадью. – Вы ждали – и я вернулся! Вилку в бок всем престарелым любителям ботаники и невыполнимых заданий. Великая мать указала мне тайный путь в проклятый сад слепого хромца. Волей её я был укрыт, как плащом. Стал тенью среди теней, безмолвных и бесплотных, и своими глазами видел лики стражей Эдема, ужасные и совершенные. Богиня вложила в руку мою эту ветвь, а в уста – слова, которые слышите вы сейчас. Встряхните перегоревшее сердце эпохи – и верою вашей поднимется из песков Вавилон!
Малхаз вздрогнул и отпустил руки внучки. Некоторое время он стоял, словно оглушённый, но затем пришел в себя. Сбросив личину паломника, он твёрдым шагом направился к фонтану.
– Что ж, мы услышали тебя, – его голос также разнесся над площадью. – Но уверен ли ты, мальчик, что верно всё понял? Слова Изначальных темны...
– Они темны для тех, кто предпочёл блуждать во тьме, о шейх, – с весёлой злостью откликнулся Зоэль. – Но те, кто выбрал свет истины, видят в душах своих, что я не лгу! Эта золотая розга ещё оставит знатные шрамы на заскорузлых ягодицах истории! – молодой ифрит залихватски погрозил невидимым врагам своим сияющим трофеем и с довольным видом оглядел собравшихся.
– Великая совершила поистине удивительное, даже пребывая в заточении, но не истощаешь ли ты её сил понапрасну, бросая вызов всему свету? Кто восполнит потери и поможет защитить выбравших свет, когда гнев тиранов, вызванный твоей бравадой, обрушится на город? – Старый скорпион, оказывается, умел открыто признавать поражение, но сделал это в своей вкрадчивой двусмысленной манере.
– Если, папаша. Если. Пускай шлют послов, поговорим. А чтобы разговор состоялся в тёплой дружественной атмосфере, покажем соседям, что мы – не слабоумные буйные дети, которым нужны две смены армейских нянек, чтобы навести порядок в доме. Захватчики изгнаны, пора прибрать устроенный срач. Очистительный огонь возмездия сменится мирным светом костров шабаша, побоища – танцами, а вопли праведного гнева – песнями в честь той, что освободила нас. За всеми, кто, побеждая дракона, сам уподобился ему в ненасытности и злобе, проследит брат Фероз. Как начальник городской стражи Сифра и министр внутренних дел Вольного Перешейка. Под мудрым руководством брата Элинора, разумеется. Уверен, ваш новый мэр будет куда лучше прежнего! А господину брату министру торговли, финансов и прочей экономики, если он не завяжет барыжить вином из фонтанов, я лично руки оборву и в задницу засуну, чтоб замаялся в такой позиции прибыли от спекуляций подсчитывать. Магия Всематери – не товар!
Не дожидаясь новых вопросов, Зоэль спрыгнул с бортика и подошёл к Решке, небрежно помахивая веткой.
– Ну, моя Хали, вижу, ты держалась молодцом, глаз не выплакала по безвременной кончине любимого. Надеюсь, кормят у нас не только паломников? Жрать хочу, сил нет.
Решке в свою очередь очень захотелось на правах символа, идола и эталона треснуть неофициального главу стихийно образованного кабинета министров его же трофеем, но выразить всё, что она думает по поводу линии партии, хотя бы словами, помешали радостные народные массы – к ним приблизилась группа возбуждённо споривших ифритов, на ходу разворачивавших странное зелёное знамя.
– Вот это поворот! – расхохотался Зоэль, увидев изображение на полотнище. – Это что же, братцы, творческая инициатива? Гротеск, понимаю!
– Это флаг! – несколько обиделся шедший впереди высокий блондин с кольцом в носу, судя по всему, художник. – Какое ж государство без флага?
Решка замаскировала смешок кашлем: по всей видимости, автор вдохновенно пытался изобразить Великую мать, но слишком увлёкся, когда дошёл до бюста. Отчего получившаяся фигура состояла в основном из грудей. Природу странного существа в объятиях Великой, похожего на гигантскую рогатую вошь, несколько прояснил семенящий следом за парнями молоденький чёрный козлик.
– Великую мать мы живьём не видели, зато козёл писан с натуры, – гордо улыбаясь, сообщил блондин, пока основатель новорожденной державы мужественно сражался с собственной слишком живой мимикой. – Его мы тоже приносим в дар той, что вернула нам свободу и магию. Каждый должен внести свой вклад.
Зоэль выслушал речь с предельно серьёзной миной, убрал золотую ветку из-под носа у жертвенного козлика, воткнув в причёску, а затем с чувством пожал всем руки и поблагодарил в самых тёплых выражениях, из которых адресаты поняли хорошо если половину.
Очередной неожиданный выплеск вина на мостовую из многострадального фонтана оказался куда обильнее – плиты на площади напрочь залило розовым. На краю чаши на долю секунды застыли два изящных звериных тела – а затем синхронным прыжком полетели прямо на Решку. Девушка успела выхватить крошечный и совершенно бесполезный в такой ситуации нож, но быстро осознала, что ни Зоэль, ни она, ни тем более, компания с самопальным знаменем зверей не интересует. Леопарды проигнорировали отшатнувшихся революционеров, зато на несчастного козла налетели сверху, словно кошки на мышь. Скромная общественная жертва Всематери даже мекнуть не успела. Не обращая внимания на окруживших их импровизированную столовую любопытных, звери деловито пожирали мясо, даже не порыкивая друг на друга. Окончив трапезу и как следует вылизавшись, хищники застыли бок о бок, словно скульптурная группа, и благосклонно кивнули подателю козла, блондину-художнику. Это выглядело срежиссированным цирковым номером – но Решка видела, как парень шарахнулся от леопардов. Их появление для него оказалось не меньшим сюрпризом, чем для всех остальных
– Великая мать приняла жертву, – отодвинув Решку плечом, в центр круга протолкался неугомонный дед. Девушка закатила глаза. Если Малхаз решил таким образом опробовать какой-нибудь новый амулет, надо держать ухо востро – неизвестно, чем ещё, кроме козлятины, питаются эти пушистые красавчики. Но звери очевидно не имели ни малейшего отношения к Малхазу – они не отреагировали на него, а когда старик распростерся перед ними в почтительном поклоне, дружно отвернулись и издевательски зевнули, показав роскошные клыки.
Решка могла поклясться, что дед ничуть не был обескуражен реакцией. Неужели скотины все-таки принадлежат ему? Что это может быть за амулет-то, о котором она ни разу не слышала? Малхаз тем временем со всем доступным распростертому ниц достоинством обратился к зверям, умоляя их оказать ему честь и посетить его скромный дом. Леопарды переглянулись – Решке показалось, что звери подмигнули друг другу – но остались царственно неподвижны. «Не только вас, всех, всех присутствующих зову на славный пир в честь Всематери», – спохватился старик. Пятнистые живые изваяния синхронно кивнули, встали и мягким шагом невозмутимо потрусили через площадь аккурат в направлении домов клана аль Кувира. Несмотря на то, что шли они с явной ленцой, поспевать за ними было нелегко.
Леопарды подошли к воротам и, не замедляясь, одновременно взлетели на высокую каменную ограду, чтобы непринуждённо улечься на ней. Среди слуг хищники посеяли изрядную панику. Кто понёсся прятаться, кто в оружейную – так что ворота Малхазу пришлось распахивать перед дорогими гостями собственноручно. Решка хихикнула, прикрывшись ладонью – ей показалось, что звери самодовольно ухмыляются. Первоначальный испуг, вызванный их появлением, совершенно прошёл – в конце концов, если бы посланные Богиней леопарды желали растерзать её и Зоэля, они спокойно могли бы сделать это прямо на площади. Вон как с козлом расправились – оставили лишь ошмётки шкуры и осколки изгрызенных костей, даже кровь аккуратно слизали. Слуг они тоже не тронули, не спрыгнули во двор, а дождались на заборе, пока Малхаз и многочисленные гости войдут. Пока дед распекал слуг и распоряжался как можно скорее накрыть столы, самопровозглашённая королева Перешейка обдумывала, нельзя ли как-нибудь приручить зверей, чтобы оставить при себе. Если леопарды согласятся украшать подножие трона, когда они с Зоэлем будут принимать послов, картина выйдет недурная. Да и охранники из таких сильных и опасных созданий получатся превосходные – и, в отличие от двуногих, верные и неподкупные... Грандиозные планы грубо прервал один из потенциальных стражей престола – зверь подошел к ней, и, привстав на задние лапы, лизнул в щёку. Ощущение было такое, будто по лицу с силой мазнули наждаком – Решка взвизгнула от неожиданности и спряталась за Зоэля. Леопард, довольный произведенным эффектом, немедленно отошёл. Его пятнистая морда показалась Решке на редкость глумливой. Ерунда, не может же он, хоть и послан Всематерью, читать мысли?
Дед, радушно улыбаясь, призывал всех войти под его скромный кров – правда, обращался почему-то исключительно к леопардам. Звери, спокойно улёгшиеся бок о бок на одну из лучших клумб с пионами, вняли не сразу – прежде, чем встать, они старательно вылизались, примерно так, как это делают домашние кошки. Слуги опасливо косились на необычных гостей, но тех, по всей видимости, более всего занимали собственные лоснящиеся пёстрые шкуры. Наконец, закончив туалет, леопарды встали и грациозно скользнули по мраморной лестнице в распахнутые двери. В зале они слегка замешкались, должно быть, выбирая лежанку поудобнее, и вспрыгнули на широкую низкую усыпанную подушками тахту у окна. Пока гости рассаживались, всеобщее внимание перетянул на себя Зоэль – очевидно, мстил за неожиданную пешую прогулку и длительное молчание. О том, что жрать он хочет ещё сильнее, чем две милые киски у окна, пророк возвестил раза три, на разные лады и с разным желаемым меню. Повинуясь жесту хозяина дома, слуги начали вносить блюда с меззе. Малхаз настаивал, чтобы первыми получили угощение и кубок вина «самые дорогие гости, дети Богини», чем вызвал у прислужников некоторый ступор: они не очень представляли, как подать хищникам закуски, соусы и лепешки, а менее того понимали, как и зачем поить зверей чем-то, кроме воды. Наконец, посовещавшись, удалились, чтобы принести с кухни фаянсовый таз, налитый вином до краёв, и столь же внушительную медную кастрюлю для варенья, наполненную спешно зарезанными курами. Осторожно косясь на Малхаза и испуганно – на столь милых его сердцу леопардов, сомнительную сервировку водрузили на ковер на некотором отдалении от тахты, и раскланялись. Малхаз в сердцах обозвал слуг пёсьими детьми, но было поздно – со стороны окна раздался низкий заливистый хохот. Вскинувшиеся на звук гости с удивлением обнаружили вместо валявшихся на подушках и похожих, как две капли воды, леопардов двух столь же одинаковых демонов. Тускло-рыжие волосы, серебристые, почти белые глаза, мускулистые смуглые тела. Мункар и Накир, знаменитые Двухголовые, отсмеявшись, заклинанием превратили таз с вином в огромную оплетённую соломой бутыль с неизвестным содержимым. Приложившись к ней по очереди, братья одобрительно кивнули и лучезарно улыбнулись собравшимся.
– Мы очень рады оказаться в столь примечательной компании и искренне благодарим за приглашение, – в один голос произнесли они.