Что почитать: свежие записи из разных блогов
Записи с тэгом #Муми-жизнь из разных блогов
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Крестный папа Муми-троллей
Написано для WTF Moomins 2018
Бета: Масонская ложечка
Один из самых обаятельных персонажей в книгах о Муми-тролле и его семействе – это, без сомнения, композитор и бродячий музыкант Снусмумрик, лучший друг Муми-тролля и тонкий философ. Впервые он появляется в книге «Комета прилетает», но вскоре становится активным или негласным участником всех событий в Муми-дален. Даже если его нет рядом с Муми-троллем, он будто незримо присутствует рядом с ним – недаром «Волшебная зима» начинается с того, что Муми-тролль перечитывает его письмо, а в «Шляпе Волшебника» Муми-тролль загадывает желание, касающееся Снусмумрика: отправить ему стол с угощением. Своеобразное духовное наставничество, которое подчас смущает и тяготит Снусмумрика, и дружба со старшим и умудренным товарищем, который к тому же высказывает свободолюбивые до крамолы идеи…
Такое бывает и в жизни? Более того – взято из жизни. У Снусмумрика был реальный прототип, вплоть до того, что этот прототип носил ту самую зеленую шляпу. Звали его Атос Виртанен, и он был очень близким другом Туве Янссон. Одно время они даже собирались пожениться, правда, расстались по обоюдному решению. И был это действительно интересный, незаурядный человек – впрочем, разве кто-то другой мог бы навеять такой образ, как Снусмумрик?
скрытый текст
Атос Виртанен был видным политическим деятелем своего времени. Биография Атоса проста, но в чем-то исключительна. Он родился в Финляндии, в г. Салтвик, 27 января 1906 г. Его родители были скромными фермерами. Он получил всего 4 класса образования, однако за счет упорного самообразования и работы над собой приобрел широкую эрудицию. Атоса тянуло в журналистику, поэтому он устраивался на работу в газеты – сначала наборщиком и верстальщиком (тогда это была чисто техническая работа), затем работал журналистом, наконец, дослужился до поста главного редактора. Кроме журналистики, Атос Виртанен писал стихи, сочинял оригинальные афоризмы, книга которых впоследствии вышла в свет. Отдал дань увлечения философией модного тогда Ницше, однако не принял ее бездумно, а подверг серьезному осмыслению.
Позже, в 1945 г., Атос напишет книгу с категоричным названием «Ницше – это анахронизм»…
В 20 лет переселился в Хельсинки, а еще 20 лет спустя вступил в партию «Демократический союз народа Финляндии». Эта партия представляла собой объединение социал-демократических и коммунистических сил. В книгах Туве Янссон левые взгляды Атоса будут отражены как борьба Снусмумрика со Сторожем – воплощением нелепых запретов и безжалостной, безликой и бессмысленной силы государства.
Атос из-за своих политических взглядов и политической активности дважды лишался работы, но от убеждений не отказался; Туве Янссон писала о нем «В опасные времена он осмеливался поднимать голос за мир и согласие, что тогда считалось едва ли не предательством родины». Виртанен был, по свидетельствам всех, кто его знал, очень смелым человеком, не боящимся высказывать явную крамолу. В те годы быть коммунистом означало серьезные неприятности, тем не менее Атос выбрал мирный, но решительный протест против войны, буржуазного строя и насилия, он возглавил выходившее на шведском языке «левое» издание «Арбетарбладет», а затем – социал-демократическую газету «Ни Тид». Также он – автор нескольких публицистических книг «Против темных сил» и «Политические мемуары».
Впрочем, возможно, мы уже забыли бы об Атосе – все, кроме историков-специалистов, если бы не одно «но»: именно он вдохновлял и поддерживал Туве Янссон в ее литературной деятельности. Ведь Туве поначалу не воспринимала свои сказки всерьез. Истории про Муми-троллей для нее были лишь новеллизацией ее рисованных образов, а сама она – художницей, а не писательницей. И только Атос разглядел в ней яркий литературный талант, гораздо более яркий, чем его собственный. Пожалуй, это один из редчайших случаев в истории литературы: мужей и возлюбленных, которые не пытались бы ограничить талант супруги, а, наоборот, поддерживали его и подталкивали к развитию, можно пересчитать по пальцам…
С Туве Янссон он познакомился на вечеринке в 1943 г. Туве упоминает его в письме к Еве Кониковой, своей подруге, в забавных выражениях: «Тебе бы понравился Атос Виртанен. В нем столько же жизненной силы, сколько и в тебе. Он полон упрямой радостью бытия, и у него блистательно ясный мозг… Он не выше меня ростом, лохматый и помятый маленький философ, улыбка которого еще шире, чем твоя. Уродливый, веселый, полный жизни, мыслей и утопий. И самодовольства. Он убежден в том, что во всей Финляндии не сыщется головы, светлее его (да и почему бы не во всей Скандинавии, удивляется он). Его великий пророк — Ницше, о котором я выслушала уже бесчисленное количество речей и от которого начала немного уставать». Вскоре они очень сблизились. Туве не раз упоминала о своей горячей привязанности к Атосу. Их сочли прекрасной парой – талантливый известный журналист, талантливая популярная художница… Казалось, свадьба между ними дело решенное. Они строили необычные планы – например, основать колонию художников в Стране Басков или Марокко. Для этой колонии Туве Янссон нарисовала проект дома, который потом превратится в дом семьи Муми-троллей. Планы были настолько серьезны, что Атос и Туве собирались купить для колонии художников особняк в Танжере. Одно время Туве Янссон даже полагала, что готова завести детей; в качестве отца, конечно, рассматривался ее жених Атос Виртанен.
Отрывки из писем Туве к Атосу удивительны в наше время. Они ироничны, остроумны – как и все, что она писала, – повествуют о самых простых вещах и в то же время открывают поэзию во всем, что окружает Туве. Например, в 1948 г. из Франции она писала: «Разговоры ракушек и прибрежных ветров, кажется, далеки от того, над чем ты работаешь и чем занято твое время и мысли. Но эти вещи также есть и на том острове, где мы находимся. Водоросли и горизонт, все это. Возможно, когда-нибудь в конце лета ты устанешь от разговоров с людьми и захочешь все-таки уехать». Еще она могла рассказывать о засолке грибов, о чудачествах младшего брата, который увлекался спиритическими сеансами, о весне. И как много в ее письмах слов симпатии и восхищения по отношению к Виртанену.
Острова, ракушки, прибрежные ветра… Туве страстно мечтала купить домик где-нибудь на берегу моря. Эта мечта была ответом на военные реалии, от которых можно было только убежать подальше. Но сбыться ей было не суждено – по крайней мере, не с Атосом.
Возможно, Атосу было бы трудно связать себя семейными обязательствами и хозяйством, как полагали некоторые знакомые пары. Есть свидетельства, что в общении это был суховатый, скупой на теплые слова человек, что не могло не ранить сентиментальную Туве. Вероятно, они бы преодолели противоречия, если бы оба хотели этого. Однако Туве Янссон внезапно познакомилась со своей первой возлюбленной Вивикой Бандлер.
В «Шляпе Волшебника» Туве и Вивика появятся в виде Тофслы и Вифслы – непонятных, очень чуждых, хотя и безобидных и смешных созданий, говорящих на собственном языке. Знал ли Атос тогда, чем это грозит его любви к Туве?
Какое-то время влюбленные скрывали свои отношения от Атоса и мужа Вивики. А потом эти отношения распались из-за измены Вивики. Туве была в полном отчаянии и сама предложила Атосу пожениться. Она уверяла его, что уж их-то отношения не изменятся после свадьбы.
Это случилось в 1848 г. Свадьба была назначена, но не состоялась. И еще несколько лет Виртанен будет пытаться наладить отношения с Туве Янссон – вплоть до начала ее связи с Тууликки Пиетиля, будущей Туу-Тикки и верной спутницей жизни Туве на протяжении многих лет. Это с Тууликки, а не с Атосом, исполнится мечта Туве о жизни на острове с маяком…
Мечта Атоса Виртанена о семейном счастье тоже исполнится с другой женщиной: спустя годы после окончательного разрыва с Туве Янссон он женится на балерине Ирье Хагфорс.
Впрочем, так ли это важно? Гораздо важнее, что, перефразируя Туве Янссон, мы все время говорим о «маме Муми-троллей» – а у них, оказывается, был и «крестный папа» по имени Атос Виртанен.
Список литературы:
http://encyclopaedia.bid/википедия/Виртанен,_Атос
http://www.e-reading.club/chapter.php/1055588/17/Karyallaynen_-_Tuve_Yansson__rabotay_i_lyubi.html
http://fontanka.fi/articles/17256/
http://loveread.me/read_book.php?id=68823&p=26
https://www.syl.ru/article/365877/finskaya-pisatelnitsa-tuve-yansson-biografiya-lichnaya-jizn-i-tvorchestvo
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Морской бродяга
...Бывает, и Ондатра ведет дорога приключений.
Но ему канонично простреливают колено...
Гамак закачался, и книга соскользнула с носа Ондатра.
— А? что? — забормотал он, проснувшись, покрутил головой. Книга «О тщете всего сущего» упала в пыль. Кряхтя, Ондатр выполз из гамака, чтобы поднять ее. — С тех пор, как я живу в этом доме, все только и делают, что причиняют мне неудобства, — проворчал он, хотя рядом никого не было. — Но такова моя судьба, терпеть все это...
Муми-мама закончила обкладывать ракушками очередную клумбу и приветливо окликнула Ондатра:
— Господин Ондатр! Как насчет кофе и блинчиков с вареньем?
скрытый текст— Если вы думаете, что кофе компенсирует... — скорбно начал Ондатр и замолчал, в растерянности глядя на Муми-маму. К ней подошел Муми-папа, что-то спросил у нее, она улыбнулась и повернулась, чтобы уходить, но все же сказала Ондатру:
— Так блинчики ждут вас на веранде, господин Ондатр!
Вся их семья очень любила вечерами сидеть на веранде и пить чай со сдобой и вареньем. Ондатр находил этот обычай нелепым, а семью Муми-троллей — шумной и непочтительной. Вот разве что Муми-мама...
Небо становилось все синее и прозрачнее, а на западе медленно розовело. Солнце уже село, и вот-вот должно было начать смеркаться, и детвора во главе с Муми-троллем уставилась в небо, чтобы не пропустить первую звезду. Как обычно, Муми-мама расставляла чашки и розетки с вареньем, а Муми-папа в это время разглагольствовал о своих мемуарах и своих путешествиях с хатифнаттами. И на какой-то миг Ондатру вдруг показалось, что все сущее не так уж тщетно, особенно, когда рядом Муми-мама с ее неизменной сумкой и добродушной мордочкой...
Вот у нее все тщетно, подумал Ондатр. Как может быть иначе, если ее муж — этот Муми-папа? Муми-папа, который вечно куда-то бежит, который может удрать из дому ради каких-то хатифнаттов, даже не предупредив, который думает только о себе и носится со своими мемуарами, как последний хемуль со своей дурацкой коллекцией...
Да и сын с этой его бандой шалопаев и озорников-приятелей тоже хорош, ничего не скажешь! Весь в папочку.
И Ондатр начал мечтать, как спасет милую Муми-маму из этого бедлама, как разъяснит ей тщетность всего сущего и ценность тишины и покоя, чтобы они с ней чинно и спокойно сидели на веранде вдвоем и пили чай без назойливых рассказов о мемуарах и детского шума.
Он лежал в гамаке и мечтал, а дни летели один за другим. В его мечтах у них с Муми-мамой уже был не только собственный тихий домик, но и собственные тихие и послушные, очень воспитанные дети, прекрасно понимающие, как все на свете тщетно и ничтожно...
А Муми-мама, не догадываясь об этом, отправляла детей со свертками еды и бутылками компота к Ондатру и строго наказывала им не беспокоить его: ведь он занят важными размышлениями!
Однажды она, как обычно, позвала Ондатра на вечернее чаепитие и вынесла лампу. Ондатр и не обратил бы на это внимания, если бы не Муми-папа.
— Зачем? — воскликнул он. — Ведь это же значит, что лето кончилось, как ты не понимаешь!
— Оно бы и так кончилось, дорогой, — спокойно ответила Муми-мама. — И это повод назавтра устроить пикник, пока погода позволяет, разве нет?
— Пикник! Пи-хо! — завопил Муми-тролль, и его друзья зааплодировали.
Назавтра они суетились, собираясь на пикник. То и дело Муми-мама пробегала мимо Ондатра с корзинками, свернутыми подстилками и свертками.
— А вы не поедете с нами, господин Ондатр? — спросила она. — Мы выедем на «Приключении» на наш остров! Давайте поедем, ведь будет так хорошо! Мы всякий раз находим что-то интересное! Сам Муми-папа будет у штурвала и даст вам порулить, если вы захотите!
— Нет, спасибо, — язвительно произнес Ондатр, обиженный тем, что Муми-мама сказала «сам Муми-папа» и даже не подумала о том, что он, Ондатр, гораздо лучшая для нее партия. — Ваша семья только и знает, что устраивать приключения и не давать мне отдохнуть!
— Как знаете, — добродушно ответила Муми-мама и понесла последнюю корзинку на причал.
Дом опустел. Ондатр несколько минут наслаждался покоем, а потом задумался.
Похоже, Муми-маме совсем не хотелось тишины. Ей нравилось... нравилось? Точно. Ей нравилось, что Муми-папа постоянно устраивает и себе, и им какие-нибудь события. Женщины любят героев! Как он мог забыть об этом? Вот если бы он, Ондатр, хотя бы раз пустился в путешествие и проявил себя с героической стороны...
Ондатр вылез из гамака и отшвырнул книгу в сторону. Он внезапно почувствовал себя героем, способным на путешествия и свершения. Потирая поясницу и кряхтя, он добрался до морского берега и остановился.
У берега что-то белело. То был парус лодочки хатифнаттов. И Ондатр вскочил в нее, оттолкнулся от берега и подставил парус ветру, совершенно не задумываясь о хатифнаттах-хозяевах. О том, куда плыть и как вернуться, он тоже не думал. В конце концов, герой он или нет? Если и нет, то станет ради Муми-мамы!
Августовское небо было уже высоким, а солнце — светлым, и внезапно Ондатр, подняв голову, увидел стаю стрижей. Они обычно собирались на рассвете, но эти что-то припозднились и летели среди дня — целеустремленно и быстро, унося с собой лето.
А вместо остывающего летнего солнца небо вдруг заволоклось тучами.
Ондатр не обращал внимания на испортившуюся погоду, с упоением представляя себе, как явится на веранду и расскажет о своих путешествиях... приключениях... разумеется, таких же тщетных, как и все сущее, но увлекательных! О том, как ветер надувает белый маленький парус и влечет лодочку все дальше и дальше в открытое море, куда никогда не осмелился бы заплыть Муми-папа на своем «Приключении». Как могучий шторм разбивает лодочку о рифы, и Ондатр отважно выживает на необитаемом острове, а потом угоняет другую лодочку у хатифнаттов (белый парус как раз показался среди волн — хатифнатты, видимо, начинали переплывать на юг вслед за грозами). И как Муми-мама утирает слезы и думает, что все это время в гамаке рядом с ней лежал настоящий робинзон и морской бродяга...
Ондатр даже начал было подумывать о том, чтобы поднять пиратский флаг, но вовремя вспомнил, что не захватил с собой черную материю, да и белую краску для черепа с костями тоже. Впрочем, от более здравой на первый взгляд идеи заделаться китобоем ему тоже пришлось отказаться, так как на лодочке не нашлось гарпуна.
И удочки.
И компаса с морскими картами — впрочем, Ондатр все равно не умел ими пользоваться.
Леденящий ужас начал заползать ему под ребра, а ветер все крепчал, дуя с правой стороны, и поднявшиеся волны все сильнее раскачивали лодочку, захлестывая через борта. Ондатр попытался повернуть парус, чтобы поймать порыв ветра — и, как оказалось, напрасно: парус был плохо закреплен, так что сорвался с рея и улетел, прощально хлопнув над головой...
Весь мокрый, чихая, когда сорванная с гребня волны пена попадала ему на мордочку, Ондатр вцепился в борта обеими лапами. Усы его обвисли, сам он дрожал от холода, а нос горел от соленого морского воздуха. О том, как он вернется на землю, Ондатр старался не думать, потому что внутри него все сразу же сжималось от ужаса. Лодочку вертело и швыряло, верх и низ смешались в ветре и брызгах, и только альбатросы отчаянно вопили в небе...
— Эй, там, на лодке! — вдруг послышались голоса. — Эге! Смотрите, это же дядя Ондатр! Дядя Онда-а-атр!
Ондатр в это время уже настолько обессилел от холода, качки и паники, что сперва даже не понял, что к нему кто-то обращается. А когда понял, решил, что уже умер, и его зовут умершие раньше родственники. Но нет — это «Приключение» возвращалось с пикника, и милая Муми-мама протягивала Ондатру лапу, чтобы он мог подняться на борт.
Ондатр влез и отряхнулся. С него полетели брызги, так что Снифф, стоявший ближе всех, заслонился лапкой.
— Смотрите, что я нашел, — похвастался он, показывая какую-то блестящую загогулину.
— Малыш, — мягко остановила его Муми-мама, — господину Ондатру, верно, сначала нужно дать одеяло и горячего чаю.
— Попейте, дядя Ондатр, — фрекен Снорк протянула термос с остатками чая. Снусмумрик принес большой плед, а Снорк и Муми-тролль вдвоем подтащили шезлонг.
Ондатр плюхнулся в шезлонг, завернулся в плед и чихнул, едва не расплескав чай. Он чувствовал себя очень несчастным среди этих детей, которых еле вспомнил по именам, рядом с этим Муми-папой, которого по-прежнему считал недостойным Муми-мамы, и с Муми-мамой, которая заботливо спрашивала, как он себя чувствует.
— Ни за что бы не подумала, что вы тоже захотите отправиться в путешествие, господин Ондатр, — вдруг сказала она.
Это был удачный момент для того, чтобы заявить что-то вроде «Между прочим, я настоящий герой, морской волк и способен выжить на необитаемом острове, а в молодости хотел стать пиратом и китобоем!». Кто знает, может быть, это помогло бы Ондатру произвести на Муми-маму впечатление...
Но Ондатр заявил:
— С тех пор, как я живу в вашем доме, мне ни минуты не давали побыть одному в тишине и покое! Я думал, что отдохну хотя бы в море, но вы устроили этот ужасный шторм...
Дети за его спиной захохотали, и Ондатр окончательно надулся, решив, что они смеются над ним.
— О, мы постараемся его прекратить, — заверила Муми-мама. — Хотите бутерброд?
Но ему канонично простреливают колено...
Морской бродяга
Безрейтинг, мини, прегет
Бета Масонская ложечка
Текст написан для команды Муми-троллей на ЗФБ-2018
Безрейтинг, мини, прегет
Бета Масонская ложечка
Текст написан для команды Муми-троллей на ЗФБ-2018
Гамак закачался, и книга соскользнула с носа Ондатра.
— А? что? — забормотал он, проснувшись, покрутил головой. Книга «О тщете всего сущего» упала в пыль. Кряхтя, Ондатр выполз из гамака, чтобы поднять ее. — С тех пор, как я живу в этом доме, все только и делают, что причиняют мне неудобства, — проворчал он, хотя рядом никого не было. — Но такова моя судьба, терпеть все это...
Муми-мама закончила обкладывать ракушками очередную клумбу и приветливо окликнула Ондатра:
— Господин Ондатр! Как насчет кофе и блинчиков с вареньем?
скрытый текст— Если вы думаете, что кофе компенсирует... — скорбно начал Ондатр и замолчал, в растерянности глядя на Муми-маму. К ней подошел Муми-папа, что-то спросил у нее, она улыбнулась и повернулась, чтобы уходить, но все же сказала Ондатру:
— Так блинчики ждут вас на веранде, господин Ондатр!
Вся их семья очень любила вечерами сидеть на веранде и пить чай со сдобой и вареньем. Ондатр находил этот обычай нелепым, а семью Муми-троллей — шумной и непочтительной. Вот разве что Муми-мама...
Небо становилось все синее и прозрачнее, а на западе медленно розовело. Солнце уже село, и вот-вот должно было начать смеркаться, и детвора во главе с Муми-троллем уставилась в небо, чтобы не пропустить первую звезду. Как обычно, Муми-мама расставляла чашки и розетки с вареньем, а Муми-папа в это время разглагольствовал о своих мемуарах и своих путешествиях с хатифнаттами. И на какой-то миг Ондатру вдруг показалось, что все сущее не так уж тщетно, особенно, когда рядом Муми-мама с ее неизменной сумкой и добродушной мордочкой...
Вот у нее все тщетно, подумал Ондатр. Как может быть иначе, если ее муж — этот Муми-папа? Муми-папа, который вечно куда-то бежит, который может удрать из дому ради каких-то хатифнаттов, даже не предупредив, который думает только о себе и носится со своими мемуарами, как последний хемуль со своей дурацкой коллекцией...
Да и сын с этой его бандой шалопаев и озорников-приятелей тоже хорош, ничего не скажешь! Весь в папочку.
И Ондатр начал мечтать, как спасет милую Муми-маму из этого бедлама, как разъяснит ей тщетность всего сущего и ценность тишины и покоя, чтобы они с ней чинно и спокойно сидели на веранде вдвоем и пили чай без назойливых рассказов о мемуарах и детского шума.
Он лежал в гамаке и мечтал, а дни летели один за другим. В его мечтах у них с Муми-мамой уже был не только собственный тихий домик, но и собственные тихие и послушные, очень воспитанные дети, прекрасно понимающие, как все на свете тщетно и ничтожно...
А Муми-мама, не догадываясь об этом, отправляла детей со свертками еды и бутылками компота к Ондатру и строго наказывала им не беспокоить его: ведь он занят важными размышлениями!
Однажды она, как обычно, позвала Ондатра на вечернее чаепитие и вынесла лампу. Ондатр и не обратил бы на это внимания, если бы не Муми-папа.
— Зачем? — воскликнул он. — Ведь это же значит, что лето кончилось, как ты не понимаешь!
— Оно бы и так кончилось, дорогой, — спокойно ответила Муми-мама. — И это повод назавтра устроить пикник, пока погода позволяет, разве нет?
— Пикник! Пи-хо! — завопил Муми-тролль, и его друзья зааплодировали.
Назавтра они суетились, собираясь на пикник. То и дело Муми-мама пробегала мимо Ондатра с корзинками, свернутыми подстилками и свертками.
— А вы не поедете с нами, господин Ондатр? — спросила она. — Мы выедем на «Приключении» на наш остров! Давайте поедем, ведь будет так хорошо! Мы всякий раз находим что-то интересное! Сам Муми-папа будет у штурвала и даст вам порулить, если вы захотите!
— Нет, спасибо, — язвительно произнес Ондатр, обиженный тем, что Муми-мама сказала «сам Муми-папа» и даже не подумала о том, что он, Ондатр, гораздо лучшая для нее партия. — Ваша семья только и знает, что устраивать приключения и не давать мне отдохнуть!
— Как знаете, — добродушно ответила Муми-мама и понесла последнюю корзинку на причал.
Дом опустел. Ондатр несколько минут наслаждался покоем, а потом задумался.
Похоже, Муми-маме совсем не хотелось тишины. Ей нравилось... нравилось? Точно. Ей нравилось, что Муми-папа постоянно устраивает и себе, и им какие-нибудь события. Женщины любят героев! Как он мог забыть об этом? Вот если бы он, Ондатр, хотя бы раз пустился в путешествие и проявил себя с героической стороны...
Ондатр вылез из гамака и отшвырнул книгу в сторону. Он внезапно почувствовал себя героем, способным на путешествия и свершения. Потирая поясницу и кряхтя, он добрался до морского берега и остановился.
У берега что-то белело. То был парус лодочки хатифнаттов. И Ондатр вскочил в нее, оттолкнулся от берега и подставил парус ветру, совершенно не задумываясь о хатифнаттах-хозяевах. О том, куда плыть и как вернуться, он тоже не думал. В конце концов, герой он или нет? Если и нет, то станет ради Муми-мамы!
Августовское небо было уже высоким, а солнце — светлым, и внезапно Ондатр, подняв голову, увидел стаю стрижей. Они обычно собирались на рассвете, но эти что-то припозднились и летели среди дня — целеустремленно и быстро, унося с собой лето.
А вместо остывающего летнего солнца небо вдруг заволоклось тучами.
Ондатр не обращал внимания на испортившуюся погоду, с упоением представляя себе, как явится на веранду и расскажет о своих путешествиях... приключениях... разумеется, таких же тщетных, как и все сущее, но увлекательных! О том, как ветер надувает белый маленький парус и влечет лодочку все дальше и дальше в открытое море, куда никогда не осмелился бы заплыть Муми-папа на своем «Приключении». Как могучий шторм разбивает лодочку о рифы, и Ондатр отважно выживает на необитаемом острове, а потом угоняет другую лодочку у хатифнаттов (белый парус как раз показался среди волн — хатифнатты, видимо, начинали переплывать на юг вслед за грозами). И как Муми-мама утирает слезы и думает, что все это время в гамаке рядом с ней лежал настоящий робинзон и морской бродяга...
Ондатр даже начал было подумывать о том, чтобы поднять пиратский флаг, но вовремя вспомнил, что не захватил с собой черную материю, да и белую краску для черепа с костями тоже. Впрочем, от более здравой на первый взгляд идеи заделаться китобоем ему тоже пришлось отказаться, так как на лодочке не нашлось гарпуна.
И удочки.
И компаса с морскими картами — впрочем, Ондатр все равно не умел ими пользоваться.
Леденящий ужас начал заползать ему под ребра, а ветер все крепчал, дуя с правой стороны, и поднявшиеся волны все сильнее раскачивали лодочку, захлестывая через борта. Ондатр попытался повернуть парус, чтобы поймать порыв ветра — и, как оказалось, напрасно: парус был плохо закреплен, так что сорвался с рея и улетел, прощально хлопнув над головой...
Весь мокрый, чихая, когда сорванная с гребня волны пена попадала ему на мордочку, Ондатр вцепился в борта обеими лапами. Усы его обвисли, сам он дрожал от холода, а нос горел от соленого морского воздуха. О том, как он вернется на землю, Ондатр старался не думать, потому что внутри него все сразу же сжималось от ужаса. Лодочку вертело и швыряло, верх и низ смешались в ветре и брызгах, и только альбатросы отчаянно вопили в небе...
— Эй, там, на лодке! — вдруг послышались голоса. — Эге! Смотрите, это же дядя Ондатр! Дядя Онда-а-атр!
Ондатр в это время уже настолько обессилел от холода, качки и паники, что сперва даже не понял, что к нему кто-то обращается. А когда понял, решил, что уже умер, и его зовут умершие раньше родственники. Но нет — это «Приключение» возвращалось с пикника, и милая Муми-мама протягивала Ондатру лапу, чтобы он мог подняться на борт.
Ондатр влез и отряхнулся. С него полетели брызги, так что Снифф, стоявший ближе всех, заслонился лапкой.
— Смотрите, что я нашел, — похвастался он, показывая какую-то блестящую загогулину.
— Малыш, — мягко остановила его Муми-мама, — господину Ондатру, верно, сначала нужно дать одеяло и горячего чаю.
— Попейте, дядя Ондатр, — фрекен Снорк протянула термос с остатками чая. Снусмумрик принес большой плед, а Снорк и Муми-тролль вдвоем подтащили шезлонг.
Ондатр плюхнулся в шезлонг, завернулся в плед и чихнул, едва не расплескав чай. Он чувствовал себя очень несчастным среди этих детей, которых еле вспомнил по именам, рядом с этим Муми-папой, которого по-прежнему считал недостойным Муми-мамы, и с Муми-мамой, которая заботливо спрашивала, как он себя чувствует.
— Ни за что бы не подумала, что вы тоже захотите отправиться в путешествие, господин Ондатр, — вдруг сказала она.
Это был удачный момент для того, чтобы заявить что-то вроде «Между прочим, я настоящий герой, морской волк и способен выжить на необитаемом острове, а в молодости хотел стать пиратом и китобоем!». Кто знает, может быть, это помогло бы Ондатру произвести на Муми-маму впечатление...
Но Ондатр заявил:
— С тех пор, как я живу в вашем доме, мне ни минуты не давали побыть одному в тишине и покое! Я думал, что отдохну хотя бы в море, но вы устроили этот ужасный шторм...
Дети за его спиной захохотали, и Ондатр окончательно надулся, решив, что они смеются над ним.
— О, мы постараемся его прекратить, — заверила Муми-мама. — Хотите бутерброд?
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Помощники
Маленький детский... ну, почти детский драбблик по муми-троллям.
— Давайте варить варенье, — позвала Муми-мама, и Муми-тролль с друзьями поспешил к ней.
С утра они все вместе насобирали полные ведра слив, а теперь пришло время для Летней Варки Варенья в саду. Снорк немедленно созвал всех и потребовал:
— Совершенно необходимо, чтобы мы провели заседание и распределили обязанности! Председателем собрания назначаю себя. Есть возражения? — и Снорк постучал карандашом по земле.
скрытый текст— А что там? — спросила фрекен Снорк, с любопытством глядя на карандаш. — Божья коровка?
— Фу ты, — с досадой выпалил Снорк. — Кто только придумал этих сестер!
— Я могу мыть сливы, — предложил Муми-тролль. — Мы вместе. Да, Снусмумрик?
Снусмумрик рассеянно кивнул, почти не слыша его слов. Мелодия уже несколько дней пыталась прийти к нему, а может, уже и пришла, но Снусмумрик никак не мог ее уловить. Он поймал только несколько нот, и то не сначала.
— Я буду помогать везде, — солидно заявил Хемуль, — потому что мой вклад в общее дело самый большой!
— Ты же еще не сделал никакого вклада, — возразил Снорк. — А ты, Снифф?
— Помешивать! Я буду помешивать! — поспешно вызвался Снифф. Он очень спешил это сказать, но почему-то запоздал вызваться.
— А я? — беспомощно спросила фрекен Снорк, но ее уже никто не слышал. Тогда фрекен Снорк вздохнула и решила, что будет помогать раскладывать варенье по банкам.
Ведь это не так-то просто. Муми-маме придется нелегко, если ей в этом не помочь.
Снусмумрик все так же рассеянно болтал сливами в тазу с водой. Плеск воды, шорох листьев и отблески заката на поверхности воды, синие сливы и белое... ах да, это пальчики Муми-тролля... все это должно было сложиться в мелодию, и сложилось, только как же ее расслышать, если она не дается? А Муми-тролль с восторгом смотрел, как Снусмумрик ловко и быстро моет сливы, даже не глядя.
Хемуль решил показать им, как надо мыть по-настоящему, и так старался, что чуть не опрокинул таз. Вода выплеснулась и залила его платье с оборками.
— Разиня! — сказал Муми-тролль. Снусмумрик с отсутствующим видом усмехнулся и просвистел еще несколько нот, которые сумел поймать.
— Еще и свистят, — надулся Хемуль. — Совершенно не цените моих усилий! — и он решил носить мытые сливы Муми-маме вместе со Снорком. Тот как раз пришел с тарелкой. Хемуль презрительно покосился на тарелку, взял другую, побольше, и начал набирать чистые сливы. Он навалил их с горкой, но подумал, что в тарелку можно положить еще парочку, положил, сделал шаг, наступил на мокрую оборку...
Хлоп!
Вскрикнув, Хемуль растянулся на земле, и сливы рассыпались вокруг него.
— Это вы виноваты, — проворчал он под нос, когда друзья начали помогать ему подняться. — Не можете даже сливы положить и отнести как следует!
А фрекен Снорк старательно, чтобы не уронить ни капельки только что сваренного варенья, раскладывала его по банкам. Муми-мама, ласково улыбаясь, объясняла:
— Положи под венец, но не с горкой... Вот так. Осторожно, милая, не обожгись. Да, а что там происходит?
Они обернулись, и фрекен Снорк, отложив ложку, побежала к Хемулю. А Снифф, убедившись, что на него никто не смотрит, схватил ложку, облизал ее, потом набрал полную — и облизал еще раз.
У-ух!
Набрал он горячего варенья прямо из тазика; конечно, сильно обжег язык, и Муми-мама несколько секунд в удивлении смотрела, как он хватает ртом воздух со слезами на глазах.
— Что такое, милый?
— Я... Я вспомнил что-то очень грустное, — едва сумел выговорить Снифф.
Фрекен Снорк заботливо отвела Хемуля на лавочку и положила ему компресс на ушибленную коленку. Она бы присмотрела за ним, но ведь надо было помочь Муми-маме!
Снифф тем временем успокоился и решил, что все не так уж плохо. Варенье-то он съел!
Первые банки были уже готовы, и Муми-мама начала их заворачивать.
— Это называется «ключ для закатывания банок», — сказала она, показывая какое-то приспособление. — Надо прижать крышечку так, чтобы под нее не проникли никакие микробы, тогда варенье будет храниться долго.
Фрекен Снорк старательно начала заворачивать ключ. Хемуль, которому стало скучно, несколько минут наблюдал за ней, потом ему окончательно надоело сидеть на лавочке, и он подумал: «Уж эти девчонки! Кто так заворачивает? Сейчас я ей покажу, как надо по-настоящему прижимать крышку!» Сказано — сделано, и Хемуль решительно подошел к фрекен Снорк и Муми-маме.
— Доверьте это мне! — гордо сказал он.
— Тебе это не поручалось, — возразил Снорк. — Только на следующем собрании!
— Да ну тебя с твоими собраниями, — ответил Хемуль и притянул ключ...
Снусмумрик приподнял голову, услышав жалобный звон. Мелодия наконец-то сложилась — вот так: ту-ру-ри, ту-ту, ру, ру-у... и ти-и в конце, и он прикрыл глаза, захваченный музыкой.
— Ты же моешь мои паль... — начал Муми-тролль, покраснел до ушей, умолк и потупился... и вдруг лица их соприкоснулись, и Муми-тролль неловко коснулся губами уголка губ Снусмумрика.
У фрекен Снорк на глаза даже слезы навернулись. «А я-то думала, что он мой верный рыцарь!» — горько подумала она и решительно зашагала к Муми-троллю и Снусмумрику.
— Нам нужны сливы! — звенящим от обиды голосов сказала она.
Снусмумрик, точно очнувшись, уставился на нее.
— У тебя варенье на челке, — проговорил он.
— Но тебе очень идет, — быстро добавил Муми-тролль. — И вообще ты самая красивая!
— Правда? — просияв, спросила фрекен Снорк. — Но я, пожалуй, все-таки вытру челку...
Снусмумрик подал ей носовой платок. От садовой печки донеслись причитания Хемуля и утешения Муми-мамы.
— А можно, я съем это варенье в треснутой банке? — наконец отважился Снифф. — Его же все равно нельзя хранить!
— Конечно, милый. Мы все его сейчас съедим, — ответила Муми-мама.
Снусмумрик, фрекен Снорк и Муми-тролль посмотрели друг на друга и расхохотались.
Последнюю баночку Муми-мама закрутила сама. Снорк тут же предложил провести торжественное заседание.
— И наградить медалью лучшего помощника, — добавил Хемуль.
— Конечно, — согласилась Муми-мама, — но, может, обойдемся без заседаний? Давайте лучше попьем чаю!
— А медаль?
— Ну, если вы хотите медаль, — и Муми-мама убежала в дом. Оттуда она вышла уже с Муми-папой, который нес чайник, и подносом, на котором стояли чашки. А между чашек лежала блестящая шоколадная медаль в фольге. — Тогда я награждаю лучшего помощника!
И медаль, блестя золотыми боками, оказалась на шее у фрекен Снорк.
— Это нечестно, — заявил Хемуль. — Я больше всех помогал!
Но в чашки уже лился чай, и варенье раскладывалось по розеткам. На небе зажглась первая звезда, и Снусмумрик расчехлил губную гармошку, чтобы сыграть им новую песню. Поэтому Хемуль поворчал и успокоился.
Скоро они будут варить варенье из яблок, и уж тогда-то его помощь оценят!
Помощники
бета - Масонская ложечка
бета - Масонская ложечка
— Давайте варить варенье, — позвала Муми-мама, и Муми-тролль с друзьями поспешил к ней.
С утра они все вместе насобирали полные ведра слив, а теперь пришло время для Летней Варки Варенья в саду. Снорк немедленно созвал всех и потребовал:
— Совершенно необходимо, чтобы мы провели заседание и распределили обязанности! Председателем собрания назначаю себя. Есть возражения? — и Снорк постучал карандашом по земле.
скрытый текст— А что там? — спросила фрекен Снорк, с любопытством глядя на карандаш. — Божья коровка?
— Фу ты, — с досадой выпалил Снорк. — Кто только придумал этих сестер!
— Я могу мыть сливы, — предложил Муми-тролль. — Мы вместе. Да, Снусмумрик?
Снусмумрик рассеянно кивнул, почти не слыша его слов. Мелодия уже несколько дней пыталась прийти к нему, а может, уже и пришла, но Снусмумрик никак не мог ее уловить. Он поймал только несколько нот, и то не сначала.
— Я буду помогать везде, — солидно заявил Хемуль, — потому что мой вклад в общее дело самый большой!
— Ты же еще не сделал никакого вклада, — возразил Снорк. — А ты, Снифф?
— Помешивать! Я буду помешивать! — поспешно вызвался Снифф. Он очень спешил это сказать, но почему-то запоздал вызваться.
— А я? — беспомощно спросила фрекен Снорк, но ее уже никто не слышал. Тогда фрекен Снорк вздохнула и решила, что будет помогать раскладывать варенье по банкам.
Ведь это не так-то просто. Муми-маме придется нелегко, если ей в этом не помочь.
Снусмумрик все так же рассеянно болтал сливами в тазу с водой. Плеск воды, шорох листьев и отблески заката на поверхности воды, синие сливы и белое... ах да, это пальчики Муми-тролля... все это должно было сложиться в мелодию, и сложилось, только как же ее расслышать, если она не дается? А Муми-тролль с восторгом смотрел, как Снусмумрик ловко и быстро моет сливы, даже не глядя.
Хемуль решил показать им, как надо мыть по-настоящему, и так старался, что чуть не опрокинул таз. Вода выплеснулась и залила его платье с оборками.
— Разиня! — сказал Муми-тролль. Снусмумрик с отсутствующим видом усмехнулся и просвистел еще несколько нот, которые сумел поймать.
— Еще и свистят, — надулся Хемуль. — Совершенно не цените моих усилий! — и он решил носить мытые сливы Муми-маме вместе со Снорком. Тот как раз пришел с тарелкой. Хемуль презрительно покосился на тарелку, взял другую, побольше, и начал набирать чистые сливы. Он навалил их с горкой, но подумал, что в тарелку можно положить еще парочку, положил, сделал шаг, наступил на мокрую оборку...
Хлоп!
Вскрикнув, Хемуль растянулся на земле, и сливы рассыпались вокруг него.
— Это вы виноваты, — проворчал он под нос, когда друзья начали помогать ему подняться. — Не можете даже сливы положить и отнести как следует!
А фрекен Снорк старательно, чтобы не уронить ни капельки только что сваренного варенья, раскладывала его по банкам. Муми-мама, ласково улыбаясь, объясняла:
— Положи под венец, но не с горкой... Вот так. Осторожно, милая, не обожгись. Да, а что там происходит?
Они обернулись, и фрекен Снорк, отложив ложку, побежала к Хемулю. А Снифф, убедившись, что на него никто не смотрит, схватил ложку, облизал ее, потом набрал полную — и облизал еще раз.
У-ух!
Набрал он горячего варенья прямо из тазика; конечно, сильно обжег язык, и Муми-мама несколько секунд в удивлении смотрела, как он хватает ртом воздух со слезами на глазах.
— Что такое, милый?
— Я... Я вспомнил что-то очень грустное, — едва сумел выговорить Снифф.
Фрекен Снорк заботливо отвела Хемуля на лавочку и положила ему компресс на ушибленную коленку. Она бы присмотрела за ним, но ведь надо было помочь Муми-маме!
Снифф тем временем успокоился и решил, что все не так уж плохо. Варенье-то он съел!
Первые банки были уже готовы, и Муми-мама начала их заворачивать.
— Это называется «ключ для закатывания банок», — сказала она, показывая какое-то приспособление. — Надо прижать крышечку так, чтобы под нее не проникли никакие микробы, тогда варенье будет храниться долго.
Фрекен Снорк старательно начала заворачивать ключ. Хемуль, которому стало скучно, несколько минут наблюдал за ней, потом ему окончательно надоело сидеть на лавочке, и он подумал: «Уж эти девчонки! Кто так заворачивает? Сейчас я ей покажу, как надо по-настоящему прижимать крышку!» Сказано — сделано, и Хемуль решительно подошел к фрекен Снорк и Муми-маме.
— Доверьте это мне! — гордо сказал он.
— Тебе это не поручалось, — возразил Снорк. — Только на следующем собрании!
— Да ну тебя с твоими собраниями, — ответил Хемуль и притянул ключ...
Снусмумрик приподнял голову, услышав жалобный звон. Мелодия наконец-то сложилась — вот так: ту-ру-ри, ту-ту, ру, ру-у... и ти-и в конце, и он прикрыл глаза, захваченный музыкой.
— Ты же моешь мои паль... — начал Муми-тролль, покраснел до ушей, умолк и потупился... и вдруг лица их соприкоснулись, и Муми-тролль неловко коснулся губами уголка губ Снусмумрика.
У фрекен Снорк на глаза даже слезы навернулись. «А я-то думала, что он мой верный рыцарь!» — горько подумала она и решительно зашагала к Муми-троллю и Снусмумрику.
— Нам нужны сливы! — звенящим от обиды голосов сказала она.
Снусмумрик, точно очнувшись, уставился на нее.
— У тебя варенье на челке, — проговорил он.
— Но тебе очень идет, — быстро добавил Муми-тролль. — И вообще ты самая красивая!
— Правда? — просияв, спросила фрекен Снорк. — Но я, пожалуй, все-таки вытру челку...
Снусмумрик подал ей носовой платок. От садовой печки донеслись причитания Хемуля и утешения Муми-мамы.
— А можно, я съем это варенье в треснутой банке? — наконец отважился Снифф. — Его же все равно нельзя хранить!
— Конечно, милый. Мы все его сейчас съедим, — ответила Муми-мама.
Снусмумрик, фрекен Снорк и Муми-тролль посмотрели друг на друга и расхохотались.
Последнюю баночку Муми-мама закрутила сама. Снорк тут же предложил провести торжественное заседание.
— И наградить медалью лучшего помощника, — добавил Хемуль.
— Конечно, — согласилась Муми-мама, — но, может, обойдемся без заседаний? Давайте лучше попьем чаю!
— А медаль?
— Ну, если вы хотите медаль, — и Муми-мама убежала в дом. Оттуда она вышла уже с Муми-папой, который нес чайник, и подносом, на котором стояли чашки. А между чашек лежала блестящая шоколадная медаль в фольге. — Тогда я награждаю лучшего помощника!
И медаль, блестя золотыми боками, оказалась на шее у фрекен Снорк.
— Это нечестно, — заявил Хемуль. — Я больше всех помогал!
Но в чашки уже лился чай, и варенье раскладывалось по розеткам. На небе зажглась первая звезда, и Снусмумрик расчехлил губную гармошку, чтобы сыграть им новую песню. Поэтому Хемуль поворчал и успокоился.
Скоро они будут варить варенье из яблок, и уж тогда-то его помощь оценят!
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Сказка о будущем герое
Адский кроссовер Волшебной зимы и Скайрима. Ну ладно, не такой уж адский. Что ни говори, а драконы у Туве Янссон в каноне.
Сказка о будущем герое
Бета - Масонская ложечка
Муми-тролль приподнялся на локте и огляделся.
Стояла зима, а зимой муми-тролли вообще-то спят. Но Муми-тролль уже в который раз просыпался посреди зимы.
скрытый текстОн посмотрел на окно, в котором виднелись черное-пречерное небо, ярко-голубой при свете луны снег и ажурные черные тени деревьев на снегу. На спящую Муми-маму.
В доме остановились все часы, и не было слышно их убаюкивающего тиканья — вообще ничего, кроме посапывания спящего Муми-семейства. На мебели лежал тонкий, серебряный в тех местах, где на него попадал лунный свет, слой пыли, на столе виднелась миска из-под еловых иголок. Муми-тролль вздохнул и выбрался из-под одеяла.
В этот раз его разбудил странный сон. Сначала ему приснился маленький дракончик, которого он безуспешно пытался приручить летом. Дракончик яростно кусался; единственный, к кому он проявил симпатию, был Снусмумрик. Но и от Снусмумрика он улетел — во всяком случае, так сказал сам Снусмумрик. Во сне Муми-тролль понял, что Снусмумрик просто унес дракончика, чтобы не огорчать.
— Я так люблю его, — сказал про себя Муми-тролль. Он вытащил из тайника, о котором знал только он (и Муми-мама), последнее письмо Снусмумрика и перечитал его. Там значилось «До весны». Весной Снусмумрик снова придет в Муми-дален и расскажет удивительные вещи. А Муми-тролль будет слушать, восторженно заглядывая другу под шляпу и отказываясь замечать, насколько Снусмумрик устает от его восторженности.
Но во сне он понял и это.
Сон так расстроил Муми-тролля, что он уже не мог спать. Вместо этого он выбрался из дому — дверь было трудновато открыть, потому что ее сильно занесло снегом — и пошел искать Туу-Тикки. Сперва он заглянул в купальню, но Туу-Тикки там не оказалось. Тогда он пошел на просторную полянку возле их дома, рядом с которой рос лесок. Туда Муми-папа и Муми-мама уходили поодиночке, когда были расстроены или сердиты. А на полянке они всей семьей затевали подвижные игры.
Но полянки тоже не оказалось на месте. Вместо нее возвышался большой серый холм с острыми камнями на гребне.
Муми-тролль замер.
— Но полянка же не Туу-Тикки, — сказал он про себя. — Она же не могла уйти. Или могла? Это надо же! Пи-хо!
В нем проснулся дух исследований и приключений.
И Муми-тролль полез на холм. Склоны для него были слишком крутыми, и несколько раз он соскальзывал вниз, но в конце концов, ухватившись за один из камней, выбрался на самую верхотуру. С высоты холма их дом, садик и купальня казались такими маленькими! А сам холм — неожиданно теплым и... шевелящимся? Дышащим?
И тут два огромных, немигающих глаза с вертикальными зрачками приоткрылись и уставились на него.
— Ой, — сказал Муми-тролль, потом вспомнил о хороших манерах и поклонился, шаркнув ножкой. От его движения снег с холма посыпался вниз, обнажив чешуйчатую поверхность. — Добрый день, дяденька Холм. То есть вечер... или ночь. Извините, что я залез на вас без спросу, я не знал, что вы...
— Я всего лишь отдыхаю, — заверил его холм. Теперь он приподнял огромную голову. На голову холма она никак не походила: чешуйчатая, усаженная колючими шипами, каждый из которых был больше самого Муми-тролля, с пастью размером с комнату. Из бездонных ноздрей вырвался парок, а за парком — дым. — Ты никак не помешало мне, маленькое существо.
Муми-тролль взглянул вниз. Голова у него слегка закружилась от высоты и крутизны, и далеко внизу он увидел гигантскую лапу с когтями. «Вот уж не знал, что у холмов бывают лапы... или это не холм?»
— Дяденька Холм, — робко начал он, — а как вы сюда попали? Откуда вы пришли?
— Я не пришел, — голова холма приподнялась на длинной сильной шее. — Я прилетел.
— У вас есть крылья?
— Я бы показал тебе их полностью, если бы не боялся сбросить тебя, маленькое существо, — и холм осторожно развернул одно из крыльев.
Оно было перепончатым.
Оно было колоссальным.
Зеленовато-серая кожа покрывала его. На сгибе крыла виднелся еще один чудовищный коготь, и тогда Муми-тролль понял, кто это.
— Дяденька Дракон! Вы же дракон, правда?
— Правда, маленькое существо. А вот кто ты?
— Я тролль, — гордо сказал Муми-тролль.
— Неправда. Я видел троллей. Они куда больше и грознее тебя, и даже самые могучие герои не всегда выигрывают битвы с ними, но при этом тролли глупы и жестоки...
— Так я же Муми-тролль, — напомнил Муми-тролль, покраснев от обиды. — Мы совсем не злые. У нас вообще нет злых, мы тут все друзья!
Гром с ночного неба заставил его вжать голову в плечи, а теплое тело под ногами содрогнулось: дракон смеялся.
— Я уже встречал дракона, — осмелев, начал рассказывать Муми-тролль. — Но он был малюсенький и ловил мух. У меня есть мама и папа, они сейчас спят, а еще у меня есть мой лучший друг Снусмумрик, и летом мы нашли шляпу Волшебника, который ездит на черной пантере, а вон там, далеко, бродит Морра... А кто живет у вас, там, откуда вы прилетели?
— У нас есть Красная Гора, извергающая пламя и пепел, — ответил дракон. — Вокруг нее реют скальные наездники, а под ней живут темные эльфы в домах из грибов...
— Так, значит, то, что я видел в книжках, не выдумка!
— Не выдумка. В других местах живут могущественные маги, отважные воины, разумные коты и ящеры...
И еще много невероятно интересного рассказывал Муми-троллю дракон. Снег, лежавший на его боках и спине, мало-помалу стаивал, а огромное тело разогревалось, глаза разгорались темным и жарким пламенем, и дым, вырывавшийся из ноздрей, становился все горячее — дракон увлекся.
— У нас неспокойно, — наконец сказал он. — Нам нужен герой.
— Пи-хо! — радостно воскликнул Муми-тролль. — А какой?
Он спросил это для порядка. Ведь ясно же, что если сам дракон прилетел сюда, к их дому, и как раз в тот момент, когда Муми-тролль проснулся, то это за ним!
— Большой, — сказал дракон. — Сильный. Могучий. Когда мир толкает тебя, маленький тролль, ты толкаешь его в ответ. Но настоящий герой должен толкнуть мир сильнее, чем он толкнет его.
Почему-то Муми-тролль окончательно убедился, что он и есть настоящий герой.
— А я не подхожу? — вкрадчиво спросил он.
Дракон с удивлением уставился на него. Тело его снова вздрогнуло, но он с заметным трудом удержался от смеха и мягко проговорил:
— Ты скоро вырастешь и непременно станешь героем, дитя. А теперь мне нужно лететь обратно, в мой мир.
Муми-тролль поник. Со вздохом он неуклюже сполз с крутых боков дракона, в конце концов сорвавшись и упав носом в снег. Но, пока лез, он успел воспрянуть духом.
Ведь дракон все-таки прилетел не к кому-нибудь, а к нему в гости! И поделился своими тревогами. И... и... и разве это не чудо, что он, Муми-тролль, сидел верхом на настоящем драконе?
— Дяденька Дракон! — крикнул он. — Погодите! Не улетайте!
Дракон медленно разворачивал крылья, закрывавшие целое небо.
Муми-тролль опрометью бросится в подвал. Нашел там самую большую банку клубничного варенья, размером почти с него самого, и с трудом выволок во двор, когда дракон уже присел, чтобы взмыть в небо.
— Возьмите! Это вам! И... если найдете героя, угостите его от меня тоже!
Дракон улыбнулся. Его пасть, полная острейших зубов, могла бы испугать кого угодно, но Муми-тролль нисколечко не боялся. Ведь это был совсем не такой дракончик, которого он безуспешно пытался приручить, — крошечный и злющий, недоразумение какое-то, а настоящий большой и важный дракон с серьезными делами.
— Спасибо, маленький тролль, — сказал дракон, осторожно беря банку в пасть.
От ветра, поднятого его крыльями, Муми-тролля едва не снесло. А потом небеса раскрылись, и крылатый силуэт исчез в темном провале между мирами.
Муми-тролль в последний раз помахал рукой и побрел домой.
Ему по-прежнему не хотелось спать. Поэтому он нашел коробку с карандашами, альбом и принялся рисовать домики, построенные в грибах.
Весной, когда Снусмумрик вернется, Муми-тролль покажет ему свои рисунки. И расскажет об удивительной зимней встрече. Жаль, что Снусмумрик, конечно, ему не поверит...
Муми-семейство посапывало в своих кроватях, на небе за окном горели колючие звезды, где-то очень далеко ухала сова, а с улицы послышалось пение — то вернулась домой с рыбалки Туу-Тикки. Муми-тролль перевел дыхание и начал рисовать еще один рисунок, уже для нее.
Сказка о будущем герое
Бета - Масонская ложечка
Муми-тролль приподнялся на локте и огляделся.
Стояла зима, а зимой муми-тролли вообще-то спят. Но Муми-тролль уже в который раз просыпался посреди зимы.
скрытый текстОн посмотрел на окно, в котором виднелись черное-пречерное небо, ярко-голубой при свете луны снег и ажурные черные тени деревьев на снегу. На спящую Муми-маму.
В доме остановились все часы, и не было слышно их убаюкивающего тиканья — вообще ничего, кроме посапывания спящего Муми-семейства. На мебели лежал тонкий, серебряный в тех местах, где на него попадал лунный свет, слой пыли, на столе виднелась миска из-под еловых иголок. Муми-тролль вздохнул и выбрался из-под одеяла.
В этот раз его разбудил странный сон. Сначала ему приснился маленький дракончик, которого он безуспешно пытался приручить летом. Дракончик яростно кусался; единственный, к кому он проявил симпатию, был Снусмумрик. Но и от Снусмумрика он улетел — во всяком случае, так сказал сам Снусмумрик. Во сне Муми-тролль понял, что Снусмумрик просто унес дракончика, чтобы не огорчать.
— Я так люблю его, — сказал про себя Муми-тролль. Он вытащил из тайника, о котором знал только он (и Муми-мама), последнее письмо Снусмумрика и перечитал его. Там значилось «До весны». Весной Снусмумрик снова придет в Муми-дален и расскажет удивительные вещи. А Муми-тролль будет слушать, восторженно заглядывая другу под шляпу и отказываясь замечать, насколько Снусмумрик устает от его восторженности.
Но во сне он понял и это.
Сон так расстроил Муми-тролля, что он уже не мог спать. Вместо этого он выбрался из дому — дверь было трудновато открыть, потому что ее сильно занесло снегом — и пошел искать Туу-Тикки. Сперва он заглянул в купальню, но Туу-Тикки там не оказалось. Тогда он пошел на просторную полянку возле их дома, рядом с которой рос лесок. Туда Муми-папа и Муми-мама уходили поодиночке, когда были расстроены или сердиты. А на полянке они всей семьей затевали подвижные игры.
Но полянки тоже не оказалось на месте. Вместо нее возвышался большой серый холм с острыми камнями на гребне.
Муми-тролль замер.
— Но полянка же не Туу-Тикки, — сказал он про себя. — Она же не могла уйти. Или могла? Это надо же! Пи-хо!
В нем проснулся дух исследований и приключений.
И Муми-тролль полез на холм. Склоны для него были слишком крутыми, и несколько раз он соскальзывал вниз, но в конце концов, ухватившись за один из камней, выбрался на самую верхотуру. С высоты холма их дом, садик и купальня казались такими маленькими! А сам холм — неожиданно теплым и... шевелящимся? Дышащим?
И тут два огромных, немигающих глаза с вертикальными зрачками приоткрылись и уставились на него.
— Ой, — сказал Муми-тролль, потом вспомнил о хороших манерах и поклонился, шаркнув ножкой. От его движения снег с холма посыпался вниз, обнажив чешуйчатую поверхность. — Добрый день, дяденька Холм. То есть вечер... или ночь. Извините, что я залез на вас без спросу, я не знал, что вы...
— Я всего лишь отдыхаю, — заверил его холм. Теперь он приподнял огромную голову. На голову холма она никак не походила: чешуйчатая, усаженная колючими шипами, каждый из которых был больше самого Муми-тролля, с пастью размером с комнату. Из бездонных ноздрей вырвался парок, а за парком — дым. — Ты никак не помешало мне, маленькое существо.
Муми-тролль взглянул вниз. Голова у него слегка закружилась от высоты и крутизны, и далеко внизу он увидел гигантскую лапу с когтями. «Вот уж не знал, что у холмов бывают лапы... или это не холм?»
— Дяденька Холм, — робко начал он, — а как вы сюда попали? Откуда вы пришли?
— Я не пришел, — голова холма приподнялась на длинной сильной шее. — Я прилетел.
— У вас есть крылья?
— Я бы показал тебе их полностью, если бы не боялся сбросить тебя, маленькое существо, — и холм осторожно развернул одно из крыльев.
Оно было перепончатым.
Оно было колоссальным.
Зеленовато-серая кожа покрывала его. На сгибе крыла виднелся еще один чудовищный коготь, и тогда Муми-тролль понял, кто это.
— Дяденька Дракон! Вы же дракон, правда?
— Правда, маленькое существо. А вот кто ты?
— Я тролль, — гордо сказал Муми-тролль.
— Неправда. Я видел троллей. Они куда больше и грознее тебя, и даже самые могучие герои не всегда выигрывают битвы с ними, но при этом тролли глупы и жестоки...
— Так я же Муми-тролль, — напомнил Муми-тролль, покраснев от обиды. — Мы совсем не злые. У нас вообще нет злых, мы тут все друзья!
Гром с ночного неба заставил его вжать голову в плечи, а теплое тело под ногами содрогнулось: дракон смеялся.
— Я уже встречал дракона, — осмелев, начал рассказывать Муми-тролль. — Но он был малюсенький и ловил мух. У меня есть мама и папа, они сейчас спят, а еще у меня есть мой лучший друг Снусмумрик, и летом мы нашли шляпу Волшебника, который ездит на черной пантере, а вон там, далеко, бродит Морра... А кто живет у вас, там, откуда вы прилетели?
— У нас есть Красная Гора, извергающая пламя и пепел, — ответил дракон. — Вокруг нее реют скальные наездники, а под ней живут темные эльфы в домах из грибов...
— Так, значит, то, что я видел в книжках, не выдумка!
— Не выдумка. В других местах живут могущественные маги, отважные воины, разумные коты и ящеры...
И еще много невероятно интересного рассказывал Муми-троллю дракон. Снег, лежавший на его боках и спине, мало-помалу стаивал, а огромное тело разогревалось, глаза разгорались темным и жарким пламенем, и дым, вырывавшийся из ноздрей, становился все горячее — дракон увлекся.
— У нас неспокойно, — наконец сказал он. — Нам нужен герой.
— Пи-хо! — радостно воскликнул Муми-тролль. — А какой?
Он спросил это для порядка. Ведь ясно же, что если сам дракон прилетел сюда, к их дому, и как раз в тот момент, когда Муми-тролль проснулся, то это за ним!
— Большой, — сказал дракон. — Сильный. Могучий. Когда мир толкает тебя, маленький тролль, ты толкаешь его в ответ. Но настоящий герой должен толкнуть мир сильнее, чем он толкнет его.
Почему-то Муми-тролль окончательно убедился, что он и есть настоящий герой.
— А я не подхожу? — вкрадчиво спросил он.
Дракон с удивлением уставился на него. Тело его снова вздрогнуло, но он с заметным трудом удержался от смеха и мягко проговорил:
— Ты скоро вырастешь и непременно станешь героем, дитя. А теперь мне нужно лететь обратно, в мой мир.
Муми-тролль поник. Со вздохом он неуклюже сполз с крутых боков дракона, в конце концов сорвавшись и упав носом в снег. Но, пока лез, он успел воспрянуть духом.
Ведь дракон все-таки прилетел не к кому-нибудь, а к нему в гости! И поделился своими тревогами. И... и... и разве это не чудо, что он, Муми-тролль, сидел верхом на настоящем драконе?
— Дяденька Дракон! — крикнул он. — Погодите! Не улетайте!
Дракон медленно разворачивал крылья, закрывавшие целое небо.
Муми-тролль опрометью бросится в подвал. Нашел там самую большую банку клубничного варенья, размером почти с него самого, и с трудом выволок во двор, когда дракон уже присел, чтобы взмыть в небо.
— Возьмите! Это вам! И... если найдете героя, угостите его от меня тоже!
Дракон улыбнулся. Его пасть, полная острейших зубов, могла бы испугать кого угодно, но Муми-тролль нисколечко не боялся. Ведь это был совсем не такой дракончик, которого он безуспешно пытался приручить, — крошечный и злющий, недоразумение какое-то, а настоящий большой и важный дракон с серьезными делами.
— Спасибо, маленький тролль, — сказал дракон, осторожно беря банку в пасть.
От ветра, поднятого его крыльями, Муми-тролля едва не снесло. А потом небеса раскрылись, и крылатый силуэт исчез в темном провале между мирами.
Муми-тролль в последний раз помахал рукой и побрел домой.
Ему по-прежнему не хотелось спать. Поэтому он нашел коробку с карандашами, альбом и принялся рисовать домики, построенные в грибах.
Весной, когда Снусмумрик вернется, Муми-тролль покажет ему свои рисунки. И расскажет об удивительной зимней встрече. Жаль, что Снусмумрик, конечно, ему не поверит...
Муми-семейство посапывало в своих кроватях, на небе за окном горели колючие звезды, где-то очень далеко ухала сова, а с улицы послышалось пение — то вернулась домой с рыбалки Туу-Тикки. Муми-тролль перевел дыхание и начал рисовать еще один рисунок, уже для нее.
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Когда закончится ноябрь
Когда закончится ноябрь
Небольшой порнодрабблик для команды Муми-троллей.
Постканон, события после "В конце ноября"
Мюмла/Филифьонка, фемслэш, Р
Небольшой порнодрабблик для команды Муми-троллей.
Постканон, события после "В конце ноября"
Мюмла/Филифьонка, фемслэш, Р
Генеральная уборка была закончена, и в доме Муми-троллей снова царила идеальная чистота. Как дружно они поработали! Жаль, что хозяев нет дома, и они не оценят усилия… Филифьонка укладывала свои вещи и как раз перебирала театр теней, который показывала накануне.
Силуэт Малышки Мю, по совести, ей не очень удался. И вообще ей казалось, что театр получился совсем не удачным, хотя все говорили, что он вышел на славу. Но кто были эти «все»? Снусмумрик, которому наплевать на окружающих, – да он даже не смотрел, что она показывала. Хомса Тофт – ребенок, ему нравится все. Старый брюзга Онкельскрут. Хемуль, который вечно решает за всех, что для них лучше. И эта девица Мюмла.
скрытый текстОсобенно Филифьонка сердилась на Мюмлу, потому что та оттянула своим танцем все внимание на себя, и потому, что Мюмла жила в свое удовольствие. Она делала что хотела, говорила что хотела, не оглядываясь ни на кого. А какой у нее был танец! И эти ужасные рыжие волосы…
Роскошные, чудесные, необыкновенно длинные волосы, которые так и хочется погладить, потом сгрести в ладонь и продергивать сквозь пальцы, наслаждаясь прикосновением и цветом – как будто солнечные лучи трогаешь.
Филифьонка прикрыла глаза, вспоминая, как танцевала Мюмла. Юность, задор, изящество… Гибкая фигурка двигалась под платьем, ее изгибы скорее угадывались – молодая округлая грудь, тонкая талия, поджарые девчоночьи бедра, и Мюмла наслаждалась своим танцем, своей красотой и молодостью, а еще – наверняка – тем, как смотрит на нее Филифьонка. Она не могла этого не заметить! Наверное, она считает Филифьонку недалекой старой девой. Ведь Филифьонка и правда старше. Небось, думает, что Филифьонка такая жалкая. И что пускает на нее слюни. А еще – что она противная и мерзкая. Молодость так эгоистична – ей невдомек, что кому-то хочется просто погреться в ее лучах, будто выйдя на солнце…
Хорошо бы найти себе кого-нибудь из ровесников. Одно время Филифьонка надеялась, что они с Гафсой… нет, это было глупо. Но Гафса хотя бы не смеялась над ее лисьей горжеткой, а вот Мюмла косилась на нее с явной иронией.
«Я сама была каким-то серым клубком пыли, – подумала Филифьонка. – И остаюсь им. Пока я буду бояться, что меня не так поймут, я не переменюсь. А Мюмла?»
Мюмла зашла, насвистывая. Ее длинные волосы были убраны в тугой шарик на макушке, но Филифьонка снова вспомнила, как эти солнечные пряди развевались у самых колен Мюмлы, струились по ее груди, бедрам, плечам…
– Случается всякое, – сказала она и снова просвистела несколько тактов. – Иногда случается, что некоторые мюмлы уезжают, чтобы не делать уборку еще раз!
– Неужели ты никогда не переменишься? – вздохнула Филифьонка.
Ей хотелось бы сказать «да, лет пятнадцать назад, когда я была в ее возрасте, я тоже была легкой, веселой, независимой… то есть нахальной и эгоистичной», но Филифьонка не была такой никогда. Она не переменилась – она всегда жила с оглядкой.
– Да уж надеюсь, – рассмеялась Мюмла. Она остановилась перед Филифьонкой, уперла руки в боки, отчего платье снова обрисовало ее грудь, и уставилась на ее мордочку. – Ты ведь не это хочешь сказать?
– Я? – Филифьонка растерялась.
– Ты, – рассмеялась Мюмла, и вдруг ее лицо, покрытое мелкими веснушками, оказалось очень близко, и губы прижались к вытянутой мордочке Филифьонки. Та не успела охнуть, как Мюмла опрокинула ее на кровать и деловито принялась расстегивать на ней ворот.
Детали театра теней рассыпались, но Филифьонке внезапно стало безразлично. В конце концов, она и так убрала в этом доме, как не всегда убирала у себя.
Мюмла оседлала ее бедра и наклонилась, лаская грудь и ключицы. Пальцы у нее были неожиданно горячими, как будто она специально отогревала их о печку. Она приподняла голову Филифьонки за затылок и сначала долго целовала в губы, потом подтолкнула к своей груди, негромко, но властно командуя:
– Так, здесь… и здесь… языком… я люблю, когда мне обводят соски… сильнее, я люблю, когда сильно… а теперь засоси, я люблю, когда остаются засосы…
У нее была очень белая, тонкая кожа, на которой чуть заметно проступали веснушки, и следы от поцелуев загорались на ней алыми пятнами.
– А теперь ниже, – прошептала Мюмла, рывком сбрасывая платье.
Под платьем у нее ничего не оказалось, кроме легкого запаха мыла и мелких огненных кудряшек в паху. И еще от нее едва ощутимо пахло чем-то особенным – разогретой кожей, свежим потом, возбуждением. Филифьонка поняла, что она хочет.
Было жутковато. Филифьонке ни разу не приходилось этого делать. Нет, она часто представляла себе, как… но стыдилась этих мыслей – ведь они были такие несолидные, неподобающие. Довольно и того, что у ее дома снесло крышу во время смерча, а ведь были и другие пятна на ее репутации. Однако с Мюмлой можно было не беспокоиться о репутации. И Филифьонка с удовольствием зарылась мордочкой в эти огненные кудряшки, дождалась, пока Мюмла раздвинет их, и принялась вылизывать нежную кожу, покрытую солоноватой влагой.
– Еще, – шептала ей Мюмла. – По кругу… вот так… я люблю, когда язык по кругу…
Она ни разу не спросила, что я люблю, подумала Филифьонка. Ну и ладно. В ее возрасте и с ее внешностью можно быть эгоисткой. По крайней мере, я хотя бы…
– А-ах! Как хорошо! – вскрикнула Мюмла, слезая с Филифьонки. Подбородок у той был совершенно мокрым. Мюмла растянулась рядом с ней и начала стаскивать с нее платье.
– Но…
– Ты любишь в одежде? – озадаченно спросила Мюмла. – Нет? А как?
Ее лапки легли на обнажившуюся грудь Филифьонки.
– Люблю, когда такие пышные, – мурлыкнула Мюмла. – Ну, что ты молчишь? Посильнее или понежнее? Как ты любишь?
– Я… я не знаю, – прошептала Филифьонка. Всю жизнь ей хотелось, чтобы кто-то выполнял ее желания, хоть какие-нибудь, хоть одно, а теперь она испугалась.
– Говори, если будет не так, – решила Мюмла и прильнула губами к ее соску.
***
Филифьонка сидела, снова застегнутая на все пуговицы, и смотрела в никуда. Ей было стыдно. Она забыла спросить, хочет ли Мюмла ласкать ее там… и вообще…
– А знаешь, – вдруг сказала Мюмла, обняв ее сзади, – я тебе завидую. Ты такая… упорядоченная, всегда знаешь, как себя вести, чтобы никого не бесить. А я что ни ляпну, вечно кто-то на меня злится. Ты-то не злишься?
Филифьонка обернулась и обняла ее. Прижалась мордочкой к ее веснушчатому лицу.
– Ни капельки, – сказала она, и губы их снова соприкоснулись.
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Снусмумрик ждет весну
Снусмумрик ждет весну
Бета: Масонская ложечка
PG-13, джен, роуд-стори
Бета: Масонская ложечка
PG-13, джен, роуд-стори
Персонажи: Снусмумрик, Филифьонка, Хемуль, Сторож, Хомса и др., упоминается Снусмумрик/Муми-тролль
Примечание: отсылки к "революции цветов" 60-х гг. ХХ века
«Спи спокойно и не волнуйся», — аккуратно вывел Снусмумрик. Подумал и добавил: «В первый весенний день я вернусь к тебе».
Он подсунул письмо под трамвайчик из пенки и тихонько выскользнул из дома. Было еще очень рано; холодный осенний воздух, полный предрассветного тумана, выплеснулся в лицо, шевельнул волосы под шляпой. «Здравствуй, свобода», — подумал Снусмумрик, впервые за все время с весны дыша полной грудью.
Он любил их, этих забавных и странных созданий, но для того, чтобы написать новую песню, ему нужно было побыть одному. Стоило ему поймать одну или две ноты, как появлялся Муми-тролль и предлагал строить запруду, или прибегал Снифф с намеками, что он нашел что-то интересное, но никому ни за что не покажет, или мимо топал Хемуль с причитаниями, что ему не удается пополнить коллекцию, потом Муми-папа спрашивал, не хочет ли Снусмумрик послушать очередную главу его мемуаров, а когда они все наконец уходили, приходила Муми-мама и предлагала пить чай на веранде. Вечерело, на краю неба разгорался закат, и вся семья строила планы на следующий — несомненно, очень увлекательный и веселый — день, а Снусмумрик понимал, что с таким трудом услышанные ноты опять убежали куда-то вдаль.
Читать дальшеИногда он лежал в своей палатке и что-нибудь наигрывал в надежде, что сможет уловить нужные ноты. Но рано или поздно на стенке палатки появлялись знакомые тени: это его друзья стояли вокруг и слушали.
И тогда Снусмумрик, махнув рукой, выбирался наружу и снова и снова играл «Все зверюшки завязали бантиком хвосты»; друзья пускались в пляс, а Муми-тролль, маленький толстощекий Муми-тролль, серьезно и искренне заглядывал Снусмумрику в лицо и вдыхал дым его трубки, словно боялся, что Снусмумрик куда-нибудь исчезнет.
Иногда Снусмумрику хотелось потрепать его за щечки.
Но чем дальше, тем чаще ему хотелось больше никогда не играть «Все зверюшки завязали бантиком хвосты» и не слышать, как эту песню играет кто-то другой.
Пожухлая трава отсырела от ночной росы. Скоро, скоро, думал Снусмумрик, на эту траву ляжет снег, и под темным ночным небом воцарится безмолвие. Может быть, если бы я в это время оставался здесь, новая мелодия пришла бы ко мне.
Он поднял желтый резной листик и повертел в пальцах. Мелодия была где-то рядом, но в этот день она так и не появилась.
К концу дня Снусмумрик углубился в лес. Уже сгущались длинные осенние сумерки, и вдруг в тумане появилась маленькая фигурка.
— Ты кто? — испуганно пискнула она.
— Снусмумрик, — не очень-то приветливо ответил Снусмумрик и умолк, не желая разговаривать.
— Ты правда тот самый Снусмумрик? — фигурка протолкалась сквозь липкие полотна тумана и оказалась маленьким хомсой. — Который написал «Все зверюшки»?
— Нет, — севшим голосом ответил Снусмумрик. — Я другой. А что?
— Жаль, — сказал хомса. — Я так люблю эту песню.
Снусмумрик повернулся и пошел, а хомса шел за ним и болтал.
— Вот бы познакомиться с настоящим Снусмумриком, — заявил он. — Говорят, что он живет в палатке и курит трубку. Так романтично! И что он все время играет на губной гармошке. И что он лучший друг Муми-тролля. Как бы мне хотелось побывать в Муми-дален!
— Я тоже настоящий, — вдруг сказал Снусмумрик.
— Да, но ты не тот, — протянул хомса. Снусмумрик ускорил шаг; маленькому хомсе приходилось бежать за ним, однако он не умолкал.
— А почему тогда ты Снусмумрик? Разве вас много? Я думал, что вы все юксаре… А может, ты тоже умеешь играть на губной гармошке? А с тем, с настоящим Снусмумриком, ты случайно не знаком? А где находится Муми-дален, может, я тоже туда съезжу, когда вырасту?
Снусмумрик бросился бежать. Сверток с палаткой и рюкзак били его по спине, а маленькие ножки хомсы топотали рядом; наконец, хомса отстал.
«Никогда больше не буду играть эту дурацкую песню», — с ожесточением подумал Снусмумрик. Он вспомнил мордочку Муми-тролля. В начале осени, перед зимней спячкой, Муми-тролль так часто поглядывал на него с робкой надеждой. А иногда он умолкал посреди начатого слова и вздыхал. Снусмумрик пару раз даже заметил, что Муми-тролль осторожно кладет свою лапу на его руку, но быстро отдергивает.
«Ой-ой, — подумал Снусмумрик. — Он такой нежный, этот тролль. Разве лучшие друзья бывают такими? Не буду о нем думать. Дружба это или не дружба, но мне пора становиться собой настоящим, а не чьим-то другом или приложением к губной гармошке!»
К вечеру Снусмумрик добрался до большого города. В городе был парк, а в парке — сторож, но сейчас его не было видно, только на каждом газоне виднелись таблички «Ходить по траве запрещается!» Снусмумрик раздраженно фыркнул и перемахнул через ограду парка.
Он уселся на траве и расчехлил губную гармошку.
Никаких «Все зверюшки», сказал он себе.
Сейчас он будет играть грустную мелодию, которую сочинил однажды в дождливый осенний вечер. Тогда стояла ранняя осень, и мелкие капли сеяли и сеяли чуть слышное постукивание по стенке палатки, а Муми-тролль сидел рядом и молчал. Он сидел так тихо, что Снусмумрик даже не слышал его дыхание — только чувствовал его на своих волосах, как чувствовал тепло его лапки, лежавшей рядом с рукой Снусмумрика. И под шорох дождя пришла эта мелодия.
Снусмумрик так и не сочинил к ней слов. Да она и не нуждалась в словах. И название тоже не пришло — про себя Снусмумрик называл ее «Мелодия Муми-тролля», хотя никто из знавших Муми-тролля с этим бы не согласился.
Наверное, таким знал Муми-тролля только Снусмумрик.
Он вывел несколько первых тактов и сообразил, что собирался вообще не думать о Муми-тролле, но было уже поздно. Грустная мелодия взлетела под облетевшие кроны. Мало-помалу начали собираться разные мелкие существа и зверюшки. Пришла какая-то Мюмла с целым выводком детворы и выжидающе уставилась на Снусмумрика, но маленьким мюмлам неожиданно понравилась музыка, они даже притихли. Какой-то унылый Хемуль в длинном платье с нелепыми разводами кивал головой в такт и шевелил губами — наверное, вспоминал потерянный экспонат из очередной коллекции.
Снусмумрик отнял гармошку от губ.
— Бис, — важно сказал Хемуль. Но Снусмумрик качнул головой и заиграл другую песню. Это была не его песня — кажется, он слышал ее от фрекен Снорк, а та от Муми-тролля, а тот — от Туу-Тикки. Наверное. «Вот Туу-Тикки могла бы меня понять», — подумал Снусмумрик.
Уж она бы не стала грустно вздыхать, понимая, что Снусмумрику пора уходить, — она бы поняла, что нельзя никого удерживать возле себя. Особенно вздохами и грустью.
— Это что такое! — послышался грубый голос. — А ну-ка, вон отсюда! Убирайтесь! На траве сидеть запрещено!
— Хочу и сижу, — уперся Снусмумрик. Он знал этого Сторожа, знал и не любил, потому что Сторож всегда норовил кому-то что-то запретить. — Почему нельзя?
— Потому, — рыкнул Сторож, сердито шевеля усами. — Сейчас вы сидите на траве, а завтра устроите массовые беспорядки и начнете строить баррикады!
— Вот здорово! — завопил один из малышей Мюмлы. — Я хочу строить баррикаду!
— Все это блажь, — солидно прогудел Хемуль.
— Но это же просто музыка, — возразила какая-то зверюшка. — При чем тут беспорядки? Я хочу послушать музыку!
— Убирайтесь, иначе я вызову полицию, — настаивал Сторож. Он вытащил из кармана свисток, и, посвистывая, пошел вокруг толпы. Недовольные зверюшки отходили в сторону, ворча. — Пойдите в мэрию, оформите разрешение, заплатите налог и слушайте, сколько влезет! Но не на траве! И представьте список мелодий, утвержденный мэрией!
— А это еще зачем? — заволновались зверюшки.
— А вдруг вы будете играть и слушать что-то общественно вредное? — резонно ответил Сторож. — Я смотрю, вы только и думаете, как бы нарушить какие-нибудь правила!
Снусмумрик с сожалением положил гармошку в рюкзак. Он надеялся, что сможет заработать себе на ужин, но, похоже, ужин откладывался на завтрак.
Сегодня Снусмумрик спал, поставив палатку прямо на газоне. Хорошо, что я ушел без предупреждения, думал он. А то Муми-мама обязательно собрала бы мне тормозок. Пирожки с повидлом, и бутерброды, и обязательное клубничное варенье. Еще и выбрала бы самую большую банку. И, конечно, принес бы ее мне сам Муми-тролль.
И я ел бы и опять и опять вспоминал его.
Наутро он снова пришел к парку и услышал звуки флейты.
Маленькая зверюшка наигрывала, стоя у края газона, «Все зверюшки завязали бантиком хвосты». Снусмумрик внутренне поморщился, но ему почему-то стало приятно. Зверюшка играла хорошо и ухитрилась собрать немаленькую толпу; из толпы слышались одобрительные возгласы. В шапчонку, которая лежала у ног зверюшки, уже упало несколько монеток.
В следующей мелодии Снусмумрик тоже узнал свое сочинение.
Ему было одновременно приятно и больно, как будто кто-то взял кусок его души и положил себе в карман, заставив чувствовать по-своему. Чтобы прогнать эту боль, Снусмумрик вытащил губную гармошку и тоже заиграл.
— Иди сюда, — крикнула зверюшка, на миг отняв флейту от губ.
Они доиграли мелодию вместе под аплодисменты.
— А знаешь «Вчера»? — спросил Снусмумрик.
— Знаю. А ты знаешь «Девушка»?
— Знаю! А ты знаешь «Земляничные поляны»?
— Конечно! Давай сначала «Вчера», а потом…
К концу их выступления маленькая шапка зверюшки совсем заполнилась, и Снусмумрик снял и положил на землю свою шляпу.
— Ого, у тебя побольше, — сказала зверюшка. — То, что надо! Сегодня у нас аншлаг!
Она была низенькая и юркая. Длинный хвостик, торчащие ушки сердечками, мягкая длинная шерстка на голове, подвязанная вышитой тесемкой. На шее у нее висели бусы из рябины. Снусмумрику она понравилась.
— Снусмумрик.
— Я догадалась. Так твои песни можешь играть только ты. А меня зовут Тина.
Они разделили пополам выручку и купили еды. Сидя за столиком в небольшом кафе, Тина весело рассказывала, болтая лапками:
— Ты помнишь своих родителей? Я своих уже давно не видела. Они очень скучные — они и мой младший брат. Папа собирал пуговицы, мама собирала пуговицы, у них только разговоров было, что о пуговицах, коллекциях, деньгах, вещах, мебели, кто сколько чего имеет и опять о пуговицах. Они и меня уговаривали собирать пуговицы. Банки, целые банки, коробки, целые полки с банками и коробками, и все в пуговицах! А потом у меня родился младший брат, и он тоже стал собирать все подряд. Собирал и прятал, чтобы никто у него ничего не забрал. Они прекрасно ладили вместе. А про музыку говорили, что это хорошо, но ее ни в банку, ни в коробку не положишь, и толку в том, что не имеет смысла без слушателей? Так что однажды я просто взяла и ушла.
— У меня родители были другие, — сказал Снусмумрик. — Им было весело.
Он вспомнил, как Муми-папа возмущался безответственностью Юксаре и легкомыслием Мюмлы, и ему стало немного обидно и смешно.
Они с Тиной поставили палатки рядом.
— Если бы мы играли в парке, а не прямо на улице, мы бы заработали еще больше, — заметила Тина. — Но тут такой Сторож!
— Знаю, — сказал Снусмумрик, попыхивая трубкой. — Меня он тоже выгнал.
— А я придумала, как ему досадить, — Тина захихикала. Снусмумрик заинтересованно наклонился к ней, и она таинственно прошептала: — Я посею в парке хатифнаттов!
— Что сделаешь, прости?
— Посею. У меня есть семена.
Снусмумрик благосклонно относился к хатифнаттам — не в последнюю очередь потому, что все приличные зверюшки и существа их не жаловали. Молчаливые создания, которые знай себе плыли по морю в маленьких лодочках, задерживаясь на островах и оставляя на них записки без слов, — по словам Гафсы, «вели разгульную жизнь», — были пугающи и непонятны, но Снусмумрик ощущал какое-то внутреннее родство с ними. Он тоже чувствовал, что должен идти. Куда? — он и сам не знал, но верил, что в конце пути его ждет новая мелодия. Муми-папа однажды странствовал с хатифнаттами, но не любил об этом распространяться.
Но Снусмумрик полагал, что они, как и все, женятся между собой, а потом рождают маленьких хатифнаттиков. Семена? — к такому жизнь его явно не готовила!
— Я жила с ними, — сказала Тина. — Плавала на лодочке. Так здорово: море, молчание и парус. Их стихия — электричество, и когда они начинают всходить, то наэлектризованным становится все вокруг. А еще они очень любят музыку. Главное, удержаться и не пританцовывать, потому что это их пугает.
— Мой знакомый муми-тролль тоже жил с ними, — ответил Снусмумрик. — Но ему быстро надоело. Муми-тролли, видишь ли, не любят подолгу молчать.
— Хатифнатты тоже не любят, — засмеялась Тина. — Но они общаются электрическими импульсами, а не словами. И если твой знакомый этого не умел…
Снусмумрик тоже засмеялся, представив себе, как напыщенный и озабоченный собственной уникальностью Муми-папа дергается при каждой попытке хатифнаттов заговорить с ним по-своему. Да, это не так-то легко — признать, что ты вовсе не уникален и ничем не отличаешься от других по сравнению с действительно удивительными созданиями! Куда легче решить, что это они ничего не говорят и не понимают…
— И у меня целый мешок семян, — продолжала Тина. — Ночью они как раз лучше всего всходят, а между тем Сторож ночью будет околачиваться в парке и следить, чтобы там не бродили влюбленные и любители выпить пивка под осенней луной.
— А мы этих любителей не напугаем?
— Не сомневайся — их там не будет. Сторож уже всех распугал так, что многие и днем боятся заходить в парк. Зато полиция туда тоже не очень спешит приезжать, потому что Сторож им надоел до смерти!
— Полиция — это мелочи, — сказал Снусмумрик. — Тогда дождемся полуночи и пойдем?
…Через несколько часов они уже перелезали через ограду парка. Тина показала семена. Это были небольшие белые кругляши, распространявшие легкий аромат озона. Часть из них она отсыпала в руку Снусмумрика.
Попав на землю, семена лежали как ни в чем не бывало, но Тина сказала, что это ненадолго. И правда, вскоре запах летней грозы усилился, а по жухлой, сырой бурой траве побежали мелкие синеватые вспышки. Одна из них сверкнула особенно ярко.
Тут же издалека послышался свист.
— Драпай, — шепнул Тине Снусмумрик, они кинулись бежать, добежали до ограды и обернулись. Сторож был уже тут как тут, он свистел и метался между вспышками растущих хатифнаттов. Внезапно он протянул руку к одному из них — и отпрянул с воплем.
— Так ему и надо! — фыркнула Тина.
Она перескочили обратно через ограду и побежали к своим палаткам, а вслед им неслись испуганные вскрики Сторожа.
Однако на следующий день парк оказался полностью закрыт. Озлобленный, невыспавшийся Сторож с перевязанными пальцами запирал ворота парка, а на них висело огромное объявление «Запрещается вход без санкции мэрии!» Рядом переминались с ноги на ногу двое полицейских.
Сторож деловито звякнул ключами и принялся вешать новые объявления.
— «Запрещается громко смеяться», — читали Тина и Снусмумрик, — «Запрещается слушать музыку», «Запрещается высказывать свое мнение», «Запрещается ходить в неподобающе одетым»… а почему «в», если просто «одетым»? «Запрещается задавать вопросы»!
Объявление про вопросы Сторож писал явно наспех, наверняка после того, как его несколько раз спросили, что все это значит, — краска с букв потекла, а буквы выглядели размазанными.
— Сегодня нам придется уйти подальше отсюда, чтобы сыграть, — сказал Снусмумрик.
Мало-помалу вокруг ограды парка начали собираться зверюшки.
— Почему нас не пускают в парк? — раскричались дети Мюмлы. — Мы хотим бегать в парке!
— Эй, я всегда готовился к лекциям в парке, на свежем воздухе, — сказал какой-то студент.
— И я тоже, — поддержала его другая зверюшка.
— Я люблю выгуливать тут свою собаку, — возмутился старенький снорк и весь посинел от досады.
Пришла чопорная пожилая Хемулиха с целым выводком подкидышей.
— Это еще что такое? — сурово сказала она. — У нас по расписанию прогулка по парку! Нельзя нарушать расписание! Немедленно пустите нас!
— Запрещается… — начал Сторож, но студент перебил его.
— К черту, — выкрикнул он.
И тут Снумумрик, окончательно выйдя из себя, сорвал одно из объявлений.
Вокруг началось столпотворение. Студенты, подкидыши, дети Мюмлы и даже почтенный старый снорк с собакой — все они принялись срывать объявления и стучать в ворота. «Ура! Давайте строить баррикады!» — вопили дети Мюмлы. Полицейские пытались остановить и урезонить зверюшек, но никто их не слушал. Другие зверюшки столпились вокруг и выкриками подбадривали тех, кто срывал:
— Не слушайте Сторожа!
— Надоел!
— Сколько можно запретов!
Подъехала полицейская машина, свирепо дудя. Полицейские все-таки арестовали нескольких зверюшек. Тина и Снусмумрик попали в их число — ведь они не только срывали объявления, но и разрывали их в клочья и бросали оземь. Их затолкали в машину, Снусмумрик обернулся и увидел, как ворота парка падают под напором толпы.
— Значит, все было не зря, — сказал он. — Лишь бы не поставили новые!
Они сидели в полицейском участке, вспоминали, как летели по ветру разорванные объявления, и смеялись. Сейчас их пьянило чувство победы, разделенной на всех и оттого еще более значительной, — победы над мелочными страхами и запретами. Но вскоре арестованные стали беспокоиться. Не будет ли у них более серьезных неприятностей? Что скажут их родители? А вдруг Сторож поставит новые ворота, и получится еще хуже, чем было? А вдруг парк вообще закроют, и даже бедные сиротки-подкидыши не смогут в нем погулять?
— Нет, ну как это можно — закрыть городской парк? — строго сказала пожилая Хемулиха. — А ну-ка, не несите чушь! Они не посмеют!
— Передача! — крикнул полицейский.
— Кому? — удивился студент.
Но полицейский молча сунул ему в лапы целую корзину пирожков.
— Фру Филифьонка передала это всем, кто отстаивал парк, — сказал он.
Пирожки немного подгорели — иначе, наверное, Филифьонка не стала бы их отдавать незнакомым зверюшкам, — но оказались вкусными.
Наутро у каждого задержанного взяли отпечатки лап и подписку о неразглашении без санкции мэрии, а затем отпустили.
— Эти студенты, — ворчал полицейский, прижимая очередную лапу к листу бумаги. — Постоянно от них одни проблемы! То протесты, то шум, то скандалы… Разнузданные существа, хуже хатифнаттов!
Тина со Снусмумриком переглянулись и прыснули.
Одна нота кружилась вокруг Снусмумрика. Сегодняшнее приключение должно было приманить хотя бы пару нот. Снусмумрик на это очень надеялся.
— А я сочинила новую мелодию, — вдруг сказала Тина. — Вот послушай!
Она сыграла на флейте несколько тактов. Это была веселая мелодия, но внезапно в ней прозвучало что-то очень печальное — какой-то щемящий диссонанс.
Снусмумрику сразу представился Муми-тролль, сидящий рядом на мостике. По реке проплывают редкие желтые листья, их становится все больше, они весело болтают и смеются, и вдруг Муми-тролль поднимает печальные, умоляющие глаза и робко заглядывает Снусмумрику в лицо… И это воспоминание разозлило Снусмумрика по-настоящему.
Он злился и на Муми-тролля, и на себя. «Ведь он еще ребенок, — думал Снусмумрик. — Если так посмотреть, у нас и общего-то немного! Почему, ну почему он прилип ко мне?»
— Эй, — окликнула его Тина. — Тебе не нравится?
— Нравится. Но почему конец такой грустный?
— А… Это я вспомнила свою семью, — сказала Тина. — Я ушла молча, когда они спали, и даже не сказала им, как они мне надоели со своими пуговицами! И очень об этом жалею. Может, они бы поняли, что счастье не в пуговицах и не в той чертовой уйме вещей, с которой они носились. А так у них вся жизнь ушла в вещи, и теперь вещи живут вместо них.
Моя мелодия тоже должна рассказывать о моей жизни, — подумал Снусмумрик. О том, как хорошо бродить одному в лесу и курить трубочку возле своей палатки. И иногда видеться с друзьями. Лишь бы они не объявляли тебя своим лучшим другом и не опутывали своей привязанностью, не требовали больше, чем ты можешь дать. Или меньше. Или просто не то. Тут Снусмумрик запнулся, потому что сам не знал, что он мог бы дать Муми-троллю.
Сегодня они только немного поиграли на улице. Город гудел, обсуждая события вокруг парка. Но худшие опасения сбылись: парк закрыли, по улицам прогуливались полицейские. Правда, слушать музыку и смеяться не запрещали, но настроение у всех упало, и останавливались, чтобы послушать Снусмумрика и Тину, совсем не многие.
Вечером, чтобы подбодрить Тину, Снусмумрик вытряхнул из своей трубки табак, достал спичечный коробок и насыпал в трубку порошок оттуда.
— Успокаивающая смесь, — сказал он. — Утешает и бодрит. Так мне сказал дух лесной опушки, который подарил ее за песню.
Он затянулся, потом передал трубку Тине. Смесь неприятно пахла, а после затяжки друзья начали сильно кашлять, но мир действительно показался им немного веселее. Обоих разобрал беспричинный смех, головы закружились, и тут Снусмумрика догнала резкая боль в глазах.
Он понимал, что нужно что-то с этим делать, но движения его вдруг замедлились, он не мог понять, куда идти и что говорить, почему это происходит и кто сидит рядом с ним. Судя по лицу Тины, она испытывала что-то похожее. Ощущения были очень неприятными, несмотря на то, что обоих по-прежнему разбирал смех. Внезапно резкий порыв ветра сорвал и швырнул вниз последние обрывки листьев, а с ними — мелкие веточки и капли дождя. Снусмумрик и Тина опомнились и полезли в палатки, дождь забарабанил по ним, как из ведра, а ветер так и рвал палатки с места. Сверкнула молния, и огромная ветка рухнула прямо на них.
Снусмумрик услышал, как Тина закричала и захлебнулась от боли, и выполз наружу. Ему и самому досталось, но меньше. Он трясущимися руками под проливным дождем начал оттаскивать ветку и выпутывать Тину из палатки. Она еле слышно стонала и всхлипывала.
— Ты в порядке? — глупо спросил Снусмумрик. Он очень переволновался.
— Больно, — пожаловалась Тина. — Мне так попало по лапе, что я теперь не смогу играть.
Наутро буря стихла, но Снусмумрику и Тине это не очень помогло. Они оба промокли и сильно простудились ночью. Из-за сырой погоды просушить палатки и вещи было невозможно, еда заканчивалась.
— Я пойду и поиграю, — сказал Снусмумрик. — Куплю нам чего-нибудь пожрать.
Он играл и играл, но в его игре сегодня было что-то отчаянное. Филифьонка, которая пришла его послушать, с сочувствием качала головой.
— Бедный юноша, — наконец, сказала она. — Идемте, я вас накормлю.
— Нет, — сказал Снусмумрик. — Мне надо еды с собой, потому что моя подружка заболела.
— Бедные дети! — повторила Филифьонка. — Давай пригласим твою подружку ко мне. Я живу одна, знаешь ли, мне это не в тягость. Главное, осторожно с покрывалом, это хорошее кружевное покрывало, оно досталось мне от бабушки.
Они вместе пошли и забрали Тину вместе с палатками.
— И фарфоровые чашки не разбейте, — предупредила Филифьонка. — Сейчас я дам вам пирожков, у меня еще остались.
Тина жаловалась, что у нее очень болит ушибленная лапа, однако флейту держать она все-таки смогла и даже сыграла для Филифьонки.
— Как хорошо, что я могу о вас позаботиться, — сказала Филифьонка, — а то мои родственники меня совсем забыли. Сколько я их ни приглашаю, они никогда не приезжают. Но ведь это так возмутительно — забывать о своих родных!
— Почему? — спросила Снусмумрик. — Может, им самим хочется быть забытыми. Когда тебя забывают, это не так уж плохо. Можно никому не принадлежать и не делать то, чего от тебя ждут другие.
— Но это значит, что ты никому не нужен!
— И что ты ни в чем не ограничен…
Они еще немного поспорили, наконец, Филифьонка взялась за вязание, а Снусмумрик вышел на крыльцо и начал прислушиваться.
Он называл это «ловить музыку». Ноты, которые надо было поймать, кружились рядом, он чувствовал это. Сейчас, когда никто его не отвлекал, не болтал рядом, не заглядывал в лицо грустными глазами с надеждой, можно было попытаться.
«Я не должен вообще с ним видеться и возвращаться в Муми-дален», — подумал Снусмумрик. Потому что «лучший друг» — это совсем не то, что несмело трогать за руку и хотеть все время быть рядом, ближе, чем рядом. И отчаянно не хотеть даже думать о том, к кому все время возвращаются мысли.
Дурацкая зависимость.
Одержимость.
Поэтому и мелодия никак не ловится.
Нота наконец поймалась. Снусмумрик проиграл первые такты. Да, это было оно — начиналось легко и бодро, а потом внезапно вплетался грустный надтреснутый хрусталь, но дальше этого дело еще не шло.
— Красиво, — сказали за спиной. Снусмумрик резко обернулся. Филифьонка стояла, подпирая лапами мордочку, и смотрела на небо. — Похоже на осеннее небо: вот голубизна, а вот надвигается туча, и тоскливо зовут журавли за собой… И как вы решаетесь идти за ними? Они все время напоминают о том, что мы потеряли и уже никогда не увидим. Вы тоже что-то потеряли, юноша? Что-то, чего так и не сумели найти.
Снусмумрик промолчал. Он повернулся к рюкзаку, достал трубку, табак и закурил.
— Почему все куда-то спешат и уходят? — грустно повторила Филифьонка. — Почему мы не можем найти счастье дома? Уютный дом, все так хорошо убрано, столько памятных вещей.
Ее слова напомнили Снусмумрику рассказ Тины о ее семье.
— Вещи — это не жизнь, — сказал он. — Рано или поздно они начинают мешать.
— Но вещи — это же память!
— И память тоже может мешать, — сказал Снусмумрик, потому что мордочка Муми-тролля встала у него перед глазами особенно живо. — Прошлое нужно отбросить, чтобы идти вперед.
— Зачем? Сколько можно идти, если жизнь — вот она? Есть близкие, с ними надо поддерживать отношения. А они все откладывают и откладывают… — глаза Филифьонки наполнились слезами.
И тут Снусмумрик ее понял.
— Но вы сами-то их любите, фру Филифьонка?
— Не знаю, — удрученно пробормотала она. — Не очень. Они такие… такие… заносчивые. Ни во что меня не ставят.
— Тогда, может, стоит любить тех, кто любит вас?
— Как ты?
Снусмумрик опять промолчал, затягиваясь трубкой.
Они переночевали у Филифьонки, а утром Тина сказала:
— Кажется, я в порядке. Знаешь, что? Я решила навестить родителей. И сказать им, почему я ушла.
— Я вспомнил, — Снусмумрик посмотрел на нее. — Кажется, я знаю твоего брата. Ведь это Снифф? Так? Он друг Муми-тролля.
— Опаньки! Я думала, что его друг — ты!
— Ну… да, — щеки у Снусмумрика вдруг стали очень жаркими.
— Нельзя уходить и оставлять за собой несказанные слова, — с горячностью продолжала Тина. — Чтобы кто-то ждал и думал, будто виноват в чем-то. И чтобы ты сам думал, что виноват, потому что вы так и не поняли друг друга. Пойдешь со мной?
— Нет, — ответил Снусмумрик. — Я, кажется, знаю, куда я пойду.
— Ладно, — сказала Тина. Она показала ему то, что делала вчера весь день, — небольшую тесемку из разноцветных ниток. — Давай руку! — и она повязала тесемку Снусмумрику на запястье. — Это на память. И это тоже, — она протянула знакомый мешочек с семенами хатифнаттов. — Дружба, она ведь никуда не денется оттого, что мы в разных местах?
— Конечно, — сказал Снусмумрик. Он снова покопался в рюкзаке. У него была монетка, которую он таскал с собой, сам не зная, зачем, — никто не хотел ее брать в уплату, но она была очень красивой. — Это тебе.
Они попрощались друг с другом и с Филифьонкой.
Снусмумрик шагал по дороге, ведущей обратно в лес. После недавней бури осень окончательно навалилась на землю. Тяжелые тучи с войлочными сырыми животами висели прямо над головой, побуревшие листья забытым тряпьем валялись повсюду. Лысые деревья неподвижно дремали, и в безлистных ветвях гудел ветер.
Зеленые брюки Снусмумрика были уже очень тонкими для такой погоды, к тому же во многих местах в них зияли дыры. Поэтому он свернул в небольшую деревеньку. Когда-то они уже бывали здесь, и он помнил одну добрую старушку, которая держала лавку и торговала всякой всячиной. Тогда старушка предлагала ему брюки — по правде говоря, слишком дорогие для него, да и слишком уж респектабельно выглядящие. Но, может быть, сейчас у нее найдется что-то попроще?
Филифьонка на прощание дала ему выпечки и бутербродов. Поэтому Снусмумрик решил, что в ближайшее время с голоду не умрет, а на дальнейшее загадывать нет никакого смысла, и можно потратить всю наличность на штаны.
Старушка узнала его.
— А, это ты, мальчик, — сказала она. — Как ты вырос и возмужал. А те брюки, что ты тогда не купил, — они еще есть. И вот новое поступление…
Она достала джинсы, очень плотные, настоящие фирменные, правда, изрядно поношенные и с заплаткой на видном месте.
— Беру, — обрадовался Снусмумрик.
Как только у него перестали мерзнуть коленки, он тут же воспрянул духом и даже принялся насвистывать что-то под нос. Мелодия была где-то рядом. Он наклонился, поднял уцелевший резной листик, уже бурый, но все еще красивый, повертел в пальцах. Среди деревьев появилась чья-то маленькая фигурка.
— О, Снусмумрик, — окликнули его.
Это был тот самый хомса.
— Как дела? Ты был в городе? — спросил он. — Наверное, видел кучу интересного! А ты так и не познакомился с настоящим Снусмумриком? Ну, который написал «Все зверюшки завязали бантиком хвосты»?
— Я как раз иду к нему, — ответил Снусмумрик. — Хочешь пирожок?
Он пошел быстрее, так быстро, что хомса побежал за ним, продолжая трещать, и наконец отстал.
«Если надо, я буду его лучшим другом, — думал Снусмумрик. — Пока он не вырастет. А потом, может быть, он пойдет дальше, и я останусь в прошлом — воспоминанием, памятной вещицей. Или пойдет вместе со мной. Это не так уж плохо, когда играешь одну мелодию на двоих».
И тут ноты завертелись вокруг него, и мелодия нахлынула целиком и полностью — именно та, которую Снусмумрик ждал все это время, а за ней пришла и другая — только успевай наигрывать!
И вдруг холодное прикосновение к щеке заставило Снусмумрика вздрогнуть. Белые мухи кружили рядом, опускались на землю и не таяли. А тропа бежала в застывший под грузом осени Муми-дален, и Снусмумрик уже видел дом Муми-семейства.
Сад опустел, только блестели ракушки, которые так заботливо раскладывала вокруг клумб с розовыми кустами Муми-мама. Вот-вот их заметет первым снегом, но пока они еще видны. Ставни на окнах были закрыты, и заперта дверь; Снусмумрик знал, как ее открыть.
Этой зимой он напишет свои лучшие мелодии, в которые вложит все, что успел понять до сих пор.
А потом уйдет и вернется только с первым весенним днем, когда его будет ждать Муми-тролль.
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
***
типа, чувствовать, что ты еще не совсем одинок ))
А вообще-то сегодня день возвращения Снусмумрика:
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Смотритель маяка
Смотритель Маяка
Бета: Масонская ложечка
Персонажи: Смотритель Маяка (Рыбак), юксаре, хомса, хатифнатты
Рейтинг: Р, джен, хоррор
Бета: Масонская ложечка
Персонажи: Смотритель Маяка (Рыбак), юксаре, хомса, хатифнатты
Рейтинг: Р, джен, хоррор
Холодные волны бились и бились о берег.
Смотритель Маяка любил этот шум. На острове было не так уж много звуков, но шум отличался богатством и яркостью. Иногда это был тихий и мерный шум штиля, иногда – холодного ветра, катившего тяжелые волны и с размаху бросавшего их на песок. Иногда – рокот шторма, смешанный с завываниями бури. А иногда – грохот ломающихся льдин. В лютые зимы шум волн замолкал: вода замерзала. Но сейчас, несмотря на зимний месяц, стояла погода, больше подходящая для осени: ненастная, но не морозная.
скрытый текстНа маяке работали трое: Смотритель Маяка и два матроса: юксаре и хомса. Смотритель частенько ворчал, что он один относится к работе добросовестно, но, по совести, работы и было-то немного. Проверять уровень топлива, раз в день отмечать погоду на шкале, записывать события в специальный журнал (записывать было почти нечего, кроме редких бурь и иногда проплывающих корабликов хатифнаттов), вечером зажигать свет, утром тушить. В бурю и туман включать ревун. С этими обязанностями справился бы и один Юксаре, при условии, конечно, что ему будет кто-то напоминать – для этого нужен был Хомса. В остальное время они то ловили рыбу, то что-то стряпали, болтали, дремали, читали, Юксаре курил трубку, Хомса играл на дудочке, а иногда в погожий день все вместе садились в лодку и плавали вокруг острова.
Где-то очень далеко на горизонте виднелся берег Муми-дален с огоньками зажигающихся окон по вечерам, а с другой стороны видна была только бесконечная синь моря.
…В тот день все было как обычно. Юксаре проспал полдня, потом взял трубочку, потом – книжку, и вдруг послышались его частые всхлипывания.
– Что такое? – Хомса подошел к нему. Но Юксаре сдавленно плакал и тряс головой, будто не мог произнести ни слова.
– Хатифнатты, – догадался Смотритель, заметив удаляющийся белый парус.
– Должно быть, они ударили его током! Они такие, они могут! – зачастил Хомса. Но Юксаре, вздрагивая в рыданиях, отрицательно помотал головой.
Остров Маяка был крохотным. На нем не умещалось ничего, кроме самого Маяка и маленького садика, здесь даже большие деревья не росли – только стелющаяся ива и береза. Но Смотритель и Хомса обошли весь остров и с другой стороны кое-что нашли: лощину, а в ней барометр. Большой барометр, укрепленный на высоком столбе. Судя по запаху озона, тут побывали хатифнатты, хотя никто не мог себе представить, какое отношение они имеют к барометру. Под барометром лежал гладкий камень, а под камнем Хомса обнаружил маленький сверточек бересты. Смотритель и Хомса удивленно переглянулись, положили бересту и камень обратно и возвратились на Маяк.
Они думали, что Юксаре давно утешился и взял другую книгу. Он был из тех, кто не умеет долго печалиться и вообще испытывать сильные чувства, разумеется, если речь не шла об отдыхе и безделье: бездельничал Юксаре со вкусом. Однако Юксаре встретил их по-прежнему в слезах, но не говоря ни слова. Трубка его совсем потухла, книга, мокрая от слез, валялась на берегу.
Смотрителя так удивило это небольшое происшествие, что он посвятил ему довольно обширную запись в журнале, прежде чем поднялся на Маяк и зажег огонь.
Утро следующего дня началось как обычно. Юксаре успокоился, но был молчалив и очень расстроен. Хомса же поднялся в комнатку на Маяке, чтобы заняться своим любимым делом – он обожал мастерить шкатулки. Материалом ему служил плавник, которого море выбрасывало даже больше, чем надо, и ракушки. На полке у круглого окна стояло уже штук пять шкатулок, затейливо украшенных ракушками. Хомса разрешал товарищам брать их и складывать туда все, что нужно трем одиноким холостякам: наперстки, иголки с нитками, запасную трубку, пуговицы, рыболовные крючки, поплавки, спички, гребешки, отвертки, гвозди разного размера и прочую мелочь.
Внезапно поднялся сильный ветер. Хомса забеспокоился. Погода стояла сырая и пасмурная, но в декабре случается все – уж не надвигается ли буран? И сквозь шум ветра, свистевшего по крыше Маяка, ему почудился отчаянный крик. Хомса прислушался: сомнения не было, кто-то снова и снова звал его. Разумеется, это был Смотритель – а может, и Юксаре тоже. Взволнованный Хомса сбежал вниз.
Огромное количество птиц посыпалось прямо на него. Они неслись, подхваченные ветром, беспомощно бились в вихрях, кричали и падали на землю и в прибрежные воды. Некоторым удавалось выбраться на берег, где они бессильно сникали, но многие уже не могли спастись. Вода кипела и бурлила, покрытая тысячами птичьих тел. Смотритель, Хомса и Юксаре взяли лодку и бросились помогать птицам, вылавливая их из воды большим рыболовным сачком. Но много ли они могли сделать?
…Когда ветер успокоился, Смотритель остановился и опустил голову, стоя над сотнями мертвых птичьих тел. Еще больше их плавало в море; волны прибивали их к берегу, шевелили безжизненные перья. Смотритель сходил на Маяк, принес лопату и принялся рыть птицам могилки. Сначала он каждой делал отдельную могилу и ставил над ней крест, но потом устал и вырыл целое братское захоронение. Хомса помогал ему.
А Юксаре стоял на коленях, раскачивался из стороны в сторону и снова беззвучно плакал, давясь слезами.
Барометр, который имелся на Маяке, никаких изменений погоды не показывал. Смотрителю это показалось странным, он заподозрил, что барометр сломан, и велел Хомсе сходить к барометру хатифнаттов – проверить, заодно узнать, какая на самом деле ожидается погода. Но очень скоро ожидание начало нервировать Смотрителя. Находиться на унылом острове рядом со свежими могилками птиц и плачущим Юксаре – да, от этого любому бы стало не по себе. И Смотритель пошел разыскивать Хомсу.
Тот стоял на коленях возле барометра и протягивал к нему руки.
– Хомса! – закричал Смотритель. Тот обернулся и посмотрел на него пустыми глазами.
– Это конец, – сказал он. – И зачем мы возимся с этим Маяком? Все равно это конец. Юксаре все понял раньше нас.
– Прекрати, – вспылил Смотритель. – Сейчас же иди на рабочее место!
– Мое место здесь, – возразил Хомса и снова обернулся к барометру.
Барометр показывал бурю.
В тот миг Смотритель испытал ничем не разбавленное отчаяние. Один из матросов пал духом окончательно, второй, похоже, не в своем уме, он один, надвигается буря, погибло множество пернатых, и то, что многие из них благодаря заботам команды Маяка смогли обсохнуть и улететь дальше, совершенно не утешало…
Небо заволоклось черными тучами. Поднялся ветер – густой, соленый, он нещадно хлестал камни и маленькие деревья острова. Смотритель зажег Маяк, включил ревун и спустился к Юксаре, умоляя его вернуться на Маяк.
Но Юксаре молчал и только беззвучно всхлипывал.
И вдруг отовсюду, со всех сторон, море покрылось тысячами белых парусов: это на свет Маяка выплыли лодочки хатифнаттов. Они потекли на остров. Смотритель догадался, что они прибыли переждать бурю – а что еще могло их сюда привести? – и начал звать их на Маяк, хотя и понимал, что все не поместятся. Но хатифнатты его будто не слышали. Впрочем, может быть, они и правда не воспринимали чужие голоса. Они шли к барометру.
Огромное количество хатифнаттов уже собралось в лощине, где стоял столб с барометром. У столба, вжавшись в него спиной, замер Хомса. «Эге, – подумал Смотритель, – плохо дело, надо его выручать».
Хатифнатты обступили Хомсу. И вдруг со всех сторон к нему потянулись их маленькие белые лапы. Хомса не сопротивлялся, когда эти лапы вцепились в него и начали его рвать: сначала куртку, а затем волосы, лапы, уши…
– Прекратите! – закричал Смотритель, но Хомса молчал, только иногда стонал, когда его дергали особенно сильно. Смотритель схватил первый попавшийся кусок плавника и ударил по хатифнаттам – раз, другой, и неожиданно сообразил, что же он держит. То была чья-то огромная кость. В ужасе Смотритель швырнул ее в хатифнаттов и попытался протолкаться к Хомсе.
Но хатифнатты не собирались его разрывать на куски, – нет, они упорно тащили его к берегу. Хомса безвольно обмяк и даже не пытался отбиваться.
Из глубин моря поднялось какое-то существо, о котором Смотритель никогда не слышал. Оно было огромным, как кит, но не кит, потому что прямо под поверхностью воды колыхались чудовищные щупальца. Вода отступила, хотя для отлива было не время, и из-под нее обнажились огромные черные скалы, до того странные и жуткие, что у Смотрителя ушла душа в пятки. «Как же я не знал, что с этой стороны такие опасные рифы?» – подумал он.
Щупальца протянулись к острову. И хотя до рифов было довольно далеко, щупальца без усилий выползли на берег. Именно к ним хатифнатты толкали несчастного Хомсу, по пути разрывая на нем куртку и царапая лицо и руки. С содроганием Смотритель понял, зачем.
Морские обитатели не всегда хорошо видят, зато отлично чуют кровь.
Хомса вдруг опомнился.
– Нет! – закричал он. – Не-ее-ет! Спасите! Помогите!
Он задергался и затопал ногами, и Смотритель снова попытался прорваться к нему, но не смог: хатифнатты встали сплошной стеной и много раз ударили его током, пока он не упал. И тут Юксаре, о котором все забыли, вытер слезы.
– Я здесь! – закричал он. – Я иду!
Он подбежал к щупальцам, спотыкаясь и ковыляя; одно из щупалец поднялось, тронуло его, а затем прижалось, и послышалось отвратительное чпоканье присосок. Юксаре затрепыхался, щупальце стиснуло его с невероятной силой, изо рта и глаз Юксаре полилась кровь. А потом и второе щупальце поднялось и обвило ноги Юксаре, потянуло – и тело Юксаре разорвалось на части.
Хатифнатты, искрясь и светясь, бросились под кровавые брызги. Их маленькие короткие ноги путались в вывалившихся на песок кишках Юксаре; некоторые из хатифнаттов бросились в ледяную воду, покрасневшую от крови. Но часть из них, казалось, не поддалась всеобщему безумию.
Первые щупальца затянули останки Юксаре под воду, которая сразу же забурлила и покраснела: морской хищник приступил к трапезе. Но еще два щупальца снова вытянулись на берег. И тогда хатифнатты, оставшиеся с Хомсой, подтолкнули Хомсу к кромке воды.
Смотритель Маяка видел, как они отрывают Хомсе сначала руку, потом сдавливают тело так, что оно с хрустом ломается и распухает, а потом отрывают и голову. Отбрасывают. Голова подкатилась к ногам Смотрителя Маяка, и наступила тьма.
Когда он пришел в себя, не было ничего: ни головы Хомсы, ни хатифнаттов, ни чудовища, и даже черные скалы скрылись под водой. Дрожа от ужаса, Смотритель добрался до Маяка – и понял, что больше не в силах ничего делать.
Это чудовище звало их, когда им казалось, что они зовут друг друга.
Это оно призвало несчастных птиц.
Оно погубило его товарищей.
Кто знает, что за странная дружба у него сложилась с хатифнаттами, и не решили ли они попросту откупиться от него, принеся в жертву других?
«Больше сюда не придет ни одного корабля», – решил Смотритель. – «Я построю хижину из плавника на другой оконечности острова. Разучусь говорить, забуду, как зажигать Маяк. Если чудовище сожрет меня – так тому и быть, но больше никаких жертв».
…Он так и поступил. И долгие годы коротал один-одинешенек на острове, пока однажды к нему не пристал корабль – большой по сравнению с лодочками хатифнаттов корабль с надписью на корме: «Приключение».
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
40 тысяч лет спустя: история экстерминатуса в Муми-дален
Не будь я кэпом, я бы сделал или заказал себе пару ачивок, которые бы отражали мои отношения с Муми-троллями. Ибо это один из нежно любимых мною канонов, но я никак не ощущаю его "няшными веселыми книжками для деток". По-моему, Туве Янссон довольно откровенно говорила в этих книгах об очень взрослых и подчас мрачных вещах. "Комета прилетает" - отражение ее страха перед атомной войной.
А страх-то с тех пор никуда не делся, только шарик стал еще меньше, а оружие еще разрушительнее.
– Я видел море! – прокричал Муми-тролль, вбегая в сад. – Я нырял в волны! А еще я нашел кое-что, оно начинается на Ж и кончается на Г…
– А я тоже кое-что нашел, – похвастался Снифф.
– Сколько событий, так что даже удивительно, – ответила Муми-мама, едва подняв голову. – Суп в духовке, и не гремите, папа опять пишет мемуары.
Она раскладывала ракушки вокруг клумб, подбирая их по цвету – получалось очень красиво, а закончив работу, вернулась в дом. Усталые Муми-тролль и Снифф валялись в гостиной прямо на ковре.
– Мама, – сказал Муми-тролль, – я обещал Сниффу, что расскажу ему сказку, и забыл, как она продолжается.
– Ты ее выдумал, – обиженно сказал Снифф. – И не придумал до конца.
– Неправда, ты говорил, что тоже слышал эту сказку! Про людей, – возразил Муми-тролль.
скрытый текст– Ну хорошо, – Муми-мама ушла в кухню, налила себе холодного какао, вернулась и села на пол рядом с детьми. – На чем ты остановился, сынок? Так вот, очень давно, задолго до того, как появились мы, – целых сорок тысяч лет назад, – на Земле жили люди.
– Великаны? – переспросил Снифф.
– Да, великаны. Они были немного похожи на нас с вами, но… другие. Они так же, как мы, выращивали цветы, строили дома, готовили еду, шили одежду. Но они все время хотели больше, чем могли. Им захотелось сначала плавать по морю, и они построили корабли, которые становились все больше и больше. Потом им захотелось быстро ездить по земле, и они построили машины, которые возили их с огромной скоростью. Потом они решили научиться летать – и построили машины, которые умели поднимать сотни людей в воздух…
– Как птицы? – с сомнением переспросил Снифф. – Так не бывает.
– Ты слушай, – одернул его Муми-тролль.
– Ух ты, я бы тоже так хотел, – не слушая, продолжал Снифф, – жаль, что это только сказки.
– Нет, это все правда, – сказала Муми-мама. – Плохо было то, что люди, такие умные и могучие, так и не научились дружить и понимать друг друга. Стоп, я тоже забыла… Ах да! Однажды люди нашли способ дотянуться до звезд. И тогда они отправились к далеким звездам, чтобы заселить их и строить свои машины по всему небу. Но что-то у них разладилось. Земля начала гореть и содрогаться, океаны – испаряться, горы – рушиться. И люди бежали с Земли к своим звездам. Говорят, что когда-нибудь они вернутся, но в это уж и я не верю. Ведь они считают, что Земля развалилась на тысячу кусков.
– Вот будет номер, если они вернутся и увидят, что теперь здесь живем мы, – хихикнул Муми-тролль. – Как думаете, они обрадуются?
– Хотел бы я покататься на их машинах, – мечтательно произнес Снифф. Голос у него был уже сонным-сонным.
Ночью пошел дождь. Он шел и шел, шелестя в кронах и постукивая в окно, и уже под утро в дверь постучали. Муми-мама открыла дверь и увидела мокрого съежившегося зверька.
– Я Ондатр, – горько сказал он, – бедный несчастный зверь, оставшийся бездомным по вашей милости. Половина моего домика развалилась от того, что вы построили мост через реку. Ну конечно, кого интересуют какие-то Ондатры… Если вдуматься, то все сущее настолько тщетно…
– Простите, – торопливо сказали Муми-папа и Муми-мама. – Мы не знали, что вы там живете. Конечно, оставайтесь у нас… Сейчас мы вам постелем…
– Кровати – это роскошь, – печально сказал Ондатр. – Да и собственная дыра это роскошь, совершенно не нужная настоящему философу. Впрочем, дыра была хоть куда…
Утром Муми-тролль и Снифф встали, надеясь снова пойти туда, где были вчера – на берегу моря, где нашли чудесную уютную пещеру и множество круглых камушков, которые сочли жемчужинами, но погода явно не собиралась подстраиваться под их планы. Дождь продолжал идти, небо заволоклось неестественно синими тучами, и в воздухе витал страх.
– Это неестественный дождь, – сказал Ондатр.
– Не волнуйтесь, наводнения точно не будет, – быстро сказала Муми-мама, покосившись на детей.
– Я не о наводнении, госпожа Муми. Разве вы не чувствуете, что этот дождь – неестественный?
– Гм, – перебил его Муми-папа, который тоже покосился на детей. – Я думал, что все дожди, гмм, вызваны естественными причинами, разве нет?
Но Муми-тролль только обрадовался, решив, что его ждут приключения, а глядя на него, оживился и Снифф.
– Так, значит, нас ожидает что-то ужасное? – спросил он с горящими от любопытства глазами. – А конфету взять можно?
– Кто знает, – заметил Ондатр, откровенно упиваясь всеобщим вниманием. – Земля такая маленькая и хрупкая…
Дождь прекратился, но когда Муми-тролль высунул мордочку в сад, он понял, что имел в виду Ондатр. Все вокруг – земля, листья деревьев, цветы, ракушки, гравий на дорожках – было покрыто липким серым налетом.
Ондатр занял папин гамак под яблоней и покачивался в нем, держа в лапах какую-то книгу. Гамак тоже был серым, и яблоня была серой, какие-то цвета сохранились только на самом Ондатре, но он уродился не очень ярким – черным с коричневым. Муми-тролль нахмурился. Под серым налетом все казалось не то что унылым, а каким-то жутким, неживым.
– Мы ничего не можем поделать, – горько сказал Ондатр, разворачивая книгу. – Земля погибнет, но мы должны все принять философски.
Муми-тролль побежал в дом, крича:
– Мама, мама! Дядя Ондатр говорит, что Земля погибнет!
– Фу, – сказала Муми-мама. – Знаешь что, сынок, не пугай Сниффа, а я после завтрака постараюсь навести порядок. Надо же, как ужасно напылили…
– Пахнет фосфором, – заметил Муми-папа. – Удивительный, ээ, феномен…
– Надо сказать господину Ондатру, чтобы не пугал детей своими рассказами, – обеспокоилась Муми-мама.
– Боюсь, он привык говорить в одиночестве все, что приходит ему в голову, – произнес Муми-папа. – Посмотрим, что будет дальше.
А Ондатр, обрадованный, что к нему стали прислушиваться, еще и выстроил из кусочков хлеба и печенья модель Солнечной системы. Снифф, правда, тут же сунул в рот печеньку, изображавшую объект облака Оорта, а Муми-тролль отхлебнул из чашки чая, которая заменила Юпитер, но Ондатр не обратил на это внимания.
– За пределами Солнечной системы, – говорит он, – рыщут межзвездные чудовища. Медведи и скорпионы, ужасные призраки, пожирающие души, злобные паразиты, которые внедряются в живые тела и вылупляются из них еще более злыми и опасными…
– Господин Ондатр, – нервно сказала Муми-мама, побледнев.
– И если ваши любимые люди вернутся, то они будут или отравленными злобой этих существ, или, наоборот, посчитают, что это мы – их ра…
– Господин Ондатр! – закричала Муми-мама, и все резко обернулись к ней. Тяжело дыша, Муми-мама опустила глаза, сжала обеими лапками сумку и тихо произнесла: – Люди не вернутся, им и там, на звездах, неплохо… А если и вернутся, то не сейчас.
– Ну, ну, – утешил ее Ондатр. – Таких систем, как наша, полным-полно, если наша и погибнет, то мир ничего не потеряет…
Снифф разинул рот; Муми-тролль, видя, как огорчена Муми-мама, подтолкнул его локтем в бок, но Снифф не понял.
– Чего ты толкаешься? – спросил он с упреком. – Я хотел сказать, что если из моей коллекции пропадет хоть одна пуговица, я буду очень расстроен! Так что мир кое-что потеряет. А теперь пошли к морю, я хочу проверить, как там наша…
– Что? – спросил Муми-папа, радуясь перемене темы.
– Я не могу сказать, – нараспев протянул Снифф, выбегая из-за стола.
Они с Муми-троллем проверили море, которое тоже стало серым и мутным, и пещеру. В пещере сидело семейство сов. При виде Сниффа и Муми-тролля они завращали головами, широко раскрывая глаза.
– Ухуху, – сказала самая старшая сова. – Мы тут будем жить. Мы не хотим стать серыми!
– Но вы же и так серые, – сказал им Снифф.
– Скажешь тоже, – рассердилась сова. – Это благородный оттенок совиного перышка, а не противный цвет этого пепла!
– Ну ладно, – согласился Муми-тролль. – Пошли?
Гулять сегодня не хотелось. В воздухе витал тяжелый запах – не фосфора и не дыма, а чего-то очень ядовитого. Небо стало сизым и заволоклось какой-то мрачной пеленой. Где-то на горизонте стелился и дым, будто на невидимых берегах начался лесной пожар. И Сниффу, и Муми-троллю было не по себе.
Муми-мама тем временем сказала Муми-папе:
– Дети ужасно взволнованы. Наш гость что-то говорил про космос и обсерваторию. Может быть, пусть дети прогуляются до обсерватории и убедятся, что бояться нечего?
– Пусть, – Муми-папа вынул изо рта трубку и задумался. – А если действительно что-то случится? То есть, я не хочу сказать, но…
– Но Земля-то останется цела, – прервала его Муми-мама. – Я соберу им рюкзаки, положу туда сок, бутерброды и одеяло. Пусть развеются.
***
– Пи-хо! – завопил Муми-тролль. – Это надо же!
– Посмотрим на этих страшилищ, про которые рассказывал нам Ондатр, – вторил ему Снифф.
– Заодно и людей на звездах поищем, – добавил Муми-тролль.
– Главное, вернитесь до воскресенья, я приготовлю на сладкое мой лучший мусс, – сказала Муми-мама.
Она взглядом проводила плот с парусом, на котором заскользили по реке Муми-тролль и Снифф, и вдруг ее посетило предчувствие, что она больше никогда не увидит сына.
Чем дальше, тем темнее становилось вокруг. Воздух был уже таким густым, что его, казалось, было резать ножом. В нем витал запах, похожий на запах керосина, но керосин пах умиротворяюще – последними летними вечерами и чаепитиями в августе, а этот запах был пугающим и мрачным. Мимо брели маленькие процессии хатифнаттов – они спешили и ни на кого не обращали внимания. Муми-тролль знал, что эти существа постоянно куда-то спешат по своим делам, о которых никто не знает, и поговаривали, что хатифнатты ведут разгульную жизнь, но в чем это выражалось, он не имел представления. Однако в этот раз хатифнатты двигались очень целеустремленно и все в одном направлении
К морю.
На берегу внезапно блеснуло что-то желтое.
– Эгей, там, на плоту! – крикнули им.
Муми-тролль всмотрелся и понял, что видит палатку, рядом с которой какой-то мумрик в зеленой шляпе и с трубкой в зубах машет лапами.
– Эгей! – обрадовался Снифф, которому уже наскучило плыть в липком сизом тумане. – Как дела? У нас есть кофе и сахар, и я целых сто миль проплыл на этом плоту, и у меня дома есть одна тайна! А у тебя?
– Вот как? – мумрик вытащил изо рта трубку, затем свернул палатку, подождал, пока плот причалит к берегу, и запрыгнул. – Меня зовут Снусмумрик, – сказал он.
– Ты живешь тут один? – удивился Муми-тролль.
– Да, я живу то здесь, то там, – пояснил Снусмумрик. – Люблю жить в палатке.
– Мы плывем в обсерваторию, чтобы посмотреть на чудовищ в космосе и поискать людей на звездах, – начал рассказывать Муми-тролль.
– Ты тоже слышал рассказы о людях? – Снусмумрик внимательно посмотрел на него. – У них были сказки о кометах, которые прилетают и поджигают все на своем пути.
– Кометах? – изумился Снифф. – Что это еще за штуки?
– Ну как же, – Снусмумрик покачал головой. – Это комета прилетела на Землю, так что стало жарко, и все горит. Разве вы не чувствуете запах дыма? Комета – это звезда, которая оторвалась от своего места и упала. А за ней тянется целый шлейф огня! Если она врежется в Землю…
– Может быть, – шепотом сказал Снифф Муми-троллю, – в тот раз на Землю тоже упала комета. А машины вовсе ни при чем!
– Нам все равно не дадут на них покататься, – рассудительно заметил Муми-тролль.
– Люди умели кататься на кометах, – авторитетно сказал Снусмумрик. – Так что не все так плохо.
С ним путешествовать оказалось куда интереснее. Снусмумрик сыграл на губной гармошке, он рассказал уйму необыкновенных историй, а главное – заверил, что знает, где обсерватория.
– Не волнуйтесь, – заявил он. – Если что, у меня есть одна удивительная штука. Ее подарил мне подземный огненный дух. Это подземное масло! Представляете, он упал в воду и чуть не погас. Но, к счастью, он сумел позвать на помощь, и я его услышал и вытащил. А в благодарность он подарил мне целый большой флакон.
– А чем оно нам поможет? – опасливо спросил Снифф.
– Ну, им можно натереться, и огонь тебе станет нипочем…
– Тогда нам надо успеть обратно в Муми-дален, – сказал Муми-тролль. – Мы должны дать немного этого масла моим маме и папе. А если мы справимся до воскресенья, мама угостит нас своим лучшим муссом.
– Мусс – это здорово, – согласился Снусмумрик.
Снифф успокоился, чего нельзя было сказать о Муми-тролле. В лице Снусмумрика, в его взгляде было что-то, что пугало его сильнее, чем все россказни про комету, людей и чудовищ до этого.
– А расскажи про людей, – попросил Снифф Снусмумрика. – Муми-мама рассказывала нам одну сказку, но я уже все из нее забыл.
– Люди были великанами, могучими и грозными, – заговорил Снусмумрик. – Они строили машины…
– Это я помню!
– Не перебивай. И еще они беспрерывно воевали…
– Что делали?
– Воевали. Это значит, что они изобрели множество машин, чтобы ранить друг друга.
– Но зачем? – Снифф заморгал глазами и скуксился. Видно было, что он сперва поверил Снусмумрику, а потом понял, что такого не может быть, и порядком обиделся.
– У них, видимо, были на то причины, – мягко сказал Снусмумрик. – Это было слишком давно…
– Сорок тысяч лет назад? Да?
– Тридцать, – поправил Снусмумрик. – Они покинули Землю, потому что из-за непрерывных войн она стала непригодной для жизни…
– Да, да, знаю, тут испарились океаны и обрушились горы, – нетерпеливо перебил Снифф. – А куда же мы тогда идем, если обсерватория в горах, и горы вокруг нас? И они с каждым пройденным километром все выше?
– Мы плывем, а не идем, – устало откликнулся Снусмумрик. – Это новые горы. И если бы ты не был так занят своими воспоминаниями, ты бы заметил, что обсерватория уже виднеется во-он там.
Муми-тролль вскинул глаза. Он посмотрел не туда, куда указывал Снусмумрик, но он заметил, что Снусмумрик старается отвлечь их от чего-то, поэтому и обернулся в противоположную сторону. Ничего особенного он там не увидел. Они вплыли в ущелье с крутыми стенами, и снизу видно было только кусочек мутно-сизого неба, пропахшего зловещим керосином. Зато опасный туман не достигал дна ущелья, поэтому дышать здесь было немного легче. Река стала узкой, и до берега было рукой подать. А на берегу валялся обыкновенный сачок, зеленый с красными и бурыми пятнами, а неподалеку от него – куча тряпья. Должно быть, кто-то решил переехать, но устал тащить свои вещи и бросил их по пути, а заодно и выбросил испорченный сачок. Муми-тролль пожал плечами, но что-то заставило его присмотреться.
– Смотри, обсерватория, – крикнул Снусмумрик и толкнул его.
Муми-тролль обернулся, но он все-таки успел рассмотреть то, что лежало на берегу.
Когда-то оно было живым Хемулем. И еще совсем недавно.
Рядом с Хемулем стояла банка для жуков и бабочек: все Хемули любят что-то собирать, и этот, должно быть, собирал насекомых. Сейчас она треснула, и все насекомые оттуда расползлись и разлетелись. Мордочка Хемуля уткнулась в землю, а на затылке виднелась огромная рана, из которой торчали какие-то осколки и вытекла липкая красная с серым масса. Платье Хемуля – почему-то все Хемули носят платья, и этот щеголял в голубом платье с оборками – оказалось разорванным и пропитанным кровью. Вне сомнения, это была кровь, но Муми-тролль никогда не видел, чтобы ее натекало так много. Тело Хемуля уже покрылось синевато-бурыми пятнами, и Муми-тролль разглядел, как копошится какая-то белая масса вокруг этих пятен, и вдруг вспомнил, как однажды у них протух кусок мяса, и в нем завелись жирные белые червяки…
Легкий ветерок донес до него густую волну отвратительного смрада. Пахло тухлым мясом.
Внутренности Муми-тролля скрутило, к горлу подступил комок, и вдруг его вырвало – он едва успел свеситься с плота и вывернуть в реку все съеденное за завтраком. Муми-тролля трясло, ноги его отказывались служить ему, и мертвый Хемуль стоял перед его глазами.
– Я же говорил, смотри на обсерваторию, – прошептал Снусмумрик.
– Это был Хемуль? – вдруг спросил Снифф, и Муми-тролль понял, что он тоже видел. Может быть, не все, иначе Снифф уже раскричался бы как резаный. Но увидел и понял.
– Это было его платье и сачок, – сказал Снусмумрик, подтолкнув ногой Муми-тролля. – Должно быть, он их потерял.
– На него не похоже, – заметил Снифф и угрюмо уткнулся в сложенные лапы. – Снусмумрик, а расскажи еще что-нибудь? Только веселое.
Ему страшно, подумал Муми-тролль. Ему так страшно, что Снусмумрик может рассказывать ему что угодно – хуже уже не будет.
– Ну, – начал Снусмумрик, – про огненных духов не смешно, и про зверюшку, которая потеряла все свои формочки для кексов, – тоже… О, расскажу-ка я про своих друзей. Это Снорки, брат и сестра. Такие шутники и весельчаки! Сестренка, фрекен Снорк, всегда носила челочку, а на лапке золотой браслет. Вообще они были вроде тебя, Муми-тролль, только умели менять цвета.
– А чем все закончилось? – жадно спросил Снифф.
– Надеюсь, для них ничего не закончилось, – неожиданно грустно сказал Снусмумрик.
Муми-троллю очень захотелось познакомиться со Снорками. У него было очень мало знакомых, похожих на него, а девчонок – и вовсе ни одной. Они немного помолчали, и вдруг Снифф вскочил.
– Тихо ты, плот опрокинешь! – шикнул на него Снусмумрик, но Муми-тролль тоже это увидел, и сердце у него сжалось.
Под камнем валялся золотой браслет. Он был исковеркан и погнут, и на нем виднелись уже знакомые Муми-троллю бурые пятна. Но ведь это ничего не значило, разве не так? Маленькая фрекен Снорк могла его просто потерять, уронить или даже выбросить, чтобы он ей не мешал. А кровь – оттого, что она, скажем, стукнулась и оцарапала коленку. В конце концов, это мог быть и не ее браслет!
Купола обсерватории уже виднелись прямо над ними – цель была, казалось, уже совсем близко, но Муми-тролль посмотрел на крутые склоны и почувствовал, что к воскресенью они не вернутся. В лучшем случае к понедельнику, а то и ко вторнику. Оставалось надеяться, что мама приготовит мусс и во вторник. В конце концов, это совсем не так уж весело, готовить свой лучший десерт, чтобы съесть его только вдвоем с Муми-папой.
Они причалили к берегу.
– Снорк, – закричал Снифф. – Эгегей! Фрекен Снорк! Ты потеряла свой браслетик!
– Тихо, – сказал Снусмумрик. – Крик может вызвать камнепад.
– Смотрите, окурки, – указал Муми-тролль. – Это ученые их, наверное, набросали?
– Точняк, – улыбнулся Снусмумрик. И Муми-тролль подумал про себя, что впервые видит Снсмумрика просто улыбающимся. Все это время он усмехался будто через силу. Такие улыбки – безрадостные и кривоватые – бывают у тех, кто пытается скрыть что-то плохое. Но, может быть, у Снусмумрика просто болел зуб или перекосилась губа оттого, что он постоянно сосал трубку?
Подъем занял очень много времени и еще больше – сил. В обсерваторию вела необыкновенно крутая лестница с высокими перилами, за которые неудобно было цепляться, и большими ступенями. Чем выше они поднимались, тем гуще и плотнее окутывал их ядовитый туман, и тем сильнее щипало в носу и резало глаза – до слез. Бедняга Снифф, самый маленький в их компании, с трудом карабкался по лестнице, а под конец и вовсе шмякнулся на ступеньку и заявил, что больше не может никуда идти.
– Давайте оставим вещи здесь, – сказал Снусмумрик. – Я помогу тебе.
Он положил рюкзак и свернутую палатку прямо на лестницу, взял Сниффа под мышки, поставил его на ноги и повел, поддерживая за талию.
– Ой, – пролепетал Снифф. – А вдруг кто-нибудь заберет?
– Ну, заберет и заберет.
– А разве тебе их не жалко?
– Жалко, – ответил Снусмумрик. – Это отличная палатка, между прочим, я прошел с ней много городов и еще больше дорог. Но с вещами надо вовремя расставаться, пока сам ты не превратился в придаток к вещам.
– Да кто их заберет, – перебил Муми-тролль, – тут же ученые, они же хорошие.
Они выбрались на площадку перед обсерваторией. Здесь царила тишина.
– Никого нет, что ли? – разочарованно протянул Снифф.
– Спят, наверное, – сказал Муми-тролль. – Это же астрономы. Они ночью наблюдают звезды и планеты, а днем отдыхают.
– Так давайте их разбуд…
– Тихо, – шикнул Снусмумрик. – Пусть спят. Тут наверняка должен быть дежурный.
Они подергали дверь обсерватории. Она открылась, жалобно скрипнув; Снусмумрик шепотом объяснил, что такое «дежурный», и вдруг Муми-тролль понял, что дежурного здесь нет.
В обсерватории повис запах дыма – похоже, что там случился пожар. Окна обсерватории были выбиты, а купола – разнесены будто огромным камнем. Проломы зияли с другой стороны, поэтому Муми-тролль и его друзья их не заметили с реки, а теперь стало ясно, что эта обсерватория уже никогда не будет работать. Под ногами хрустело битое стекло и какие-то обломки, на стенах виднелись черные пятна копоти, но ни компьютеров, ни аппаратуры, ни всяких полок, стульев и столов, за исключением каких-то бесформенных обломков, Муми-тролль не увидел. Должно быть, ученые спешно покинули обсерваторию, забрав все ценное.
– Ну вот, – расстроился Муми-тролль. – Как же мы узнаем, что с этой кометой и чудовищами?
– Кто тебе сказал про чудовищ? – спросил Снусмумрик.
– Дядя Ондатр.
– А он откуда знает?
– Ну, из сказок, наверное, – Муми-тролль растерялся.
– Да у него в голове путаница, – заявил Снифф. – Только и знает, что ворчать и жаловаться! Сказал, что солнце не одно, а его много, например! И про комету не знал!
Муми-тролль нашел брошенную книжку. Она оказалась обгоревшей, но не сильно. Мумии-тролль раскрыл ее наугад и прочел: «…кометы прилетают во внутреннюю Солнечную систему из облака Оорта, и, как правило, состоят из замерзших летучих веществ (водяных, метановых и других газов), испаряющихся при подлёте к Солнцу».
– Снусмумрик, – сказал он, – а ты ведь говорил, что у кометы огненный хвост. Ну, или шлейф. И что она может поджечь Землю. А тут написано, что она замерзшая. И водяная.
Повисло молчание.
– Если сильно ударится о Землю, то может и поджечь, – нашелся наконец Снусмумрик.
– Фу, – воскликнул Снифф, – что это так воняет?
Муми-тролль узнал этот запах, но остановить Сниффа не успел – он побежал дальше по коридору, и через несколько секунд раздался его испуганный крик.
– А-а-а! – орал Снифф. Он выбрался из коридора, спотыкаясь, упал лапами в стекло, порезал палец и разревелся. Муми-тролль сделал несколько шагов в тот самый коридор, откуда выбежал Снифф.
– Что ты хочешь там увидеть? – негромко спросил Снусмумрик. – Людей верхом на чудовищах?
– Комета! Она пожирает хемулей! И ученых тоже! – вопил рыдающий Снифф.
– Там… ученые, – произнес Муми-тролль, отворачиваясь. – Они… умерли?
– Кусок ядра кометы упал прямо сюда, наделал тут пожару и все разнес, – объяснил Снусмумрик. – Это стихийное бедствие. Пошли отсюда, надо сообщить вашим родным в Муми-дален.
Снифф еле полз. Потрясение оказалось слишком сильным для него.
В полном молчании, уже в глубокой ночной темноте, они ссыпались с лестницы, погрузились на плот и поплыли обратно.
Когда рассвело, Муми-тролль приоткрыл один глаз, решил, что еще слишком рано, и можно немного подремать. Он не сразу понял, что солнце на самом деле давно встало, просто его трудно было разглядеть – так плотно затянулось липкими ядовитыми тучами небо. Впрочем, плот плыл спокойно, и просыпаться и впрямь было не обязательно…
Внезапно визг Сниффа заставил Муми-тролля подскочить, так что плот качнулся.
– Да, – глухо произнес Снусмумрик. – Это они.
В реке плавали, раскинув руки, существа, очень похожие на Муми-тролля, только не белые – одно когда-то было светло-зеленым, второе светло-лиловым. Сейчас от долгого пребывания в воде они разбухли, и из-под шкурок проступало что-то гнилостно-коричневое. Шкурки полопались, отслоились, с сизого, как туман, мяса стекала буроватая жидкость и расползалась по воде жутким ореолом. Муми-тролль зажал лапой глаза Сниффу. Он знал, что должен отвернуться, но не мог.
Потому что Снорк и его сестра не утонули.
Их маленькие тела были пробиты чем-то, чему Муми-тролль не знал названия, – как будто их методично протыкали чем-то острым и толстым. Раны, полные все той же коричневой жидкости, выглядели развороченными. Зрелище было невыносимо страшным, и все же Муми-тролль смотрел на снорков, смотрел и смотрел.
– Поплыли, – прервал их Снусмумрик. – Вы же не хотите, чтобы это случилось и с вашими родителями и соседями?
Река несла их все дальше и дальше. Муми-тролль не сомневался, что они обязательно приплывут в Муми-дален, потому что река никуда не сворачивала и русло не меняла, но он совершенно ничего не видел из-за сгустившегося липкого тумана. Солнца было уже не видно, только стояло над головой светлое пятно, истекавшее смертоносным жаром.
И вдруг туман наполнился мечущимися силуэтами.
Это бежали в безнадежной попытке спастись существа, еще недавно мирно жившие неподалеку от Муми-дален. Какой-то Хомса тащил на себе целый ящик, доверху набитый тряпьем, Гафса бежала, спотыкаясь, с двумя сундуками. Чопорная Филифьонка обмахивалась платочком, ухитряясь делать это и не выпускать из рук сразу несколько баулов, и Муми-тролль про себя восхитился ее умением даже в такой ситуации соблюдать хорошие манеры. Еще кто-то, кого трудно было разглядеть в сизой мгле, крутил педали велосипеда, кто-то втроем вез бочку на колесиках… Толпа в тумане двигалась и колыхалась, насыщая пропахший керосином воздух ужасом и отчаянием.
Горы отступили, и Муми-тролль знал, что справа сейчас откроется море. Он очень любил смотреть на море, правда, боялся, что ничего не увидит из-за пелены, но порыв ветра снес ее назад.
И тогда Муми-тролль увидел море.
Вода в нем отступила, обнажив дно. На дне среди обмякших лент водорослей лежали умирающие рыбы и медузы, и огромный осьминог бессильно шевелил щупальцами. В углублениях сохранилось немного воды, превратившейся в грязные и мутные лужи.
А плот уже нес их дальше. Деревья по берегам реки и моря засохли, листья на них скрутились и обуглились. Многие догорали, и Муми-тролля, Снусмумрика и Сниффа обдавало жаром. Многие были повалены. В жухлой траве вспыхивали и гасли язычки пламени.
Снифф вдруг решился.
– У меня есть секрет, – сказал он. – Он начинается на «П» и заканчивается на «А»… то есть, я хотел сказать, это пещера, вот. Она глубокая. В ней теперь живут совы, но это же наша пещера.
– Будем там прятаться вместе с совами, – подхватил Муми-тролль.
В душе он очень боялся, что Снифф скажет «выставим этих сов из пещеры», потому что не знал, сможет ли ему возразить. Ведь поселиться в пещере означает делить не только жилище, но и еду, а кто знает, когда эта ужасная комета улетит восвояси? И сколько запасов осталось у Муми-мамы? «У мамы много варенья, – попытался уговорить себя Муми-тролль. – Совы его не едят. Мы будем есть варенье, а с совами поделимся чем-нибудь еще, и все выживем».
– Хорошо, – сказал Снусмумрик, вынув трубку изо рта. – Отличная идея.
– И у тебя еще есть подземное масло, – сказал Снифф.
– Правильно, – подтвердил Снусмумрик.
– А там, глядишь, и комета улетит в свое облако этого, как его…
– Обязательно улетит.
– Мы же не люди. Мы не позволим ей нас выжить отсюда, – Снифф встопорщил усы. – Это люди занимались своими машинами и ничего не видели, пока комета не врезалась прямо в них, правда? Мы же не такие! Да и что они там знали про кометы, сорок тысяч лет назад-то!
– Тридцать, – поправил Снусмумрик.
– Смотрите, – сказал Муми-тролль, протягивая лапу. – Видите? Туман, конечно, но все равно видно же! Это наш дом! Наконец-то!
– Ура-а! – заорал Снифф, вскочил и осекся, потому что Муми-тролль дернул его вниз – из-за его резкого движения плот закачался и на мгновение ушел под воду с одной стороны, а вещи покатились по нему. Муми-тролль хотел засмеяться и пошутить, но смех застыл у него на губах.
В небе висело что-то огромное.
Нет – не огромное, а огромные. Их было много, и они почти закрыли небо. Хищные очертания, слишком правильные и слишком… красивые? – но Муми-тролль не представлял себе, что красота может быть такой зловещей. И они не состояли из замерзшего льда и пара. Точно так же, как не прилетели из облака Оорта.
Чьи-то необыкновенно умелые руки создали их из металла, чтобы вести через космические пространства, не боясь обитающих в нем чудовищ.
– Это машины, – прошептал Снифф. – Ребята, это же машины!
– Пи-хо, – воскликнул Муми-тролль, зачарованно глядя в небо. – Это надо же! Но как это их угораздило прилететь сюда именно тогда, когда комета…
– Нет никакой кометы, – проговорил Снусмумрик, Снифф переспросил, не веря своим ушам, и Снусмумрик повторил. – Никакая это не комета. Это…
От одной из машин отделились обтекаемые цилиндры и пошли к земле, оставляя за собой хвост дымного пламени, еще сильнее запахло керосином, фосфором и смертью, а потом один из цилиндров врезался в холм – огромный столб огня и дыма поднялся вверх, и все, что находилось неподалеку от холма, занялось и запылало. Вторая машина тоже выпустила такие же цилиндры, и дом Муми-троллей попал под них, и вспыхнул, как бумажный домик для кукол; пламя охватило и стены, и крышу, и деревья в саду, и клумбы, за которыми с такой любовью ухаживала Муми-мама…
– Нет! – закричал Муми-тролль. – Не-ее-ет! Ма-а-ма! Папа! Мамочка!
…А потом от машин отделились другие машины – поменьше.
– Там они, – сказал Снусмумрик. – Я их уже видел. Я думал, что мне удастся от них убежать…
– Так ты… знал?
Уши у Сниффа встали торчком, лапы подкосились, и он осел на землю.
– Да, – глухо произнес Снусмумрик. – Я знаю, кто это. Они вернулись на родную планету, которую покинули сорок тысяч лет назад. А мы для них – только захватчики их дома…
Первая десантная капсула приземлилась.
Двери ее открылись, и потрясенный Муми-тролль, обнимая съежившегося Сниффа, смотрел, как на Землю ступают люди.
А страх-то с тех пор никуда не делся, только шарик стал еще меньше, а оружие еще разрушительнее.
40 тысяч лет спустя
Бета - Масонская ложечка
Бета - Масонская ложечка
– Я видел море! – прокричал Муми-тролль, вбегая в сад. – Я нырял в волны! А еще я нашел кое-что, оно начинается на Ж и кончается на Г…
– А я тоже кое-что нашел, – похвастался Снифф.
– Сколько событий, так что даже удивительно, – ответила Муми-мама, едва подняв голову. – Суп в духовке, и не гремите, папа опять пишет мемуары.
Она раскладывала ракушки вокруг клумб, подбирая их по цвету – получалось очень красиво, а закончив работу, вернулась в дом. Усталые Муми-тролль и Снифф валялись в гостиной прямо на ковре.
– Мама, – сказал Муми-тролль, – я обещал Сниффу, что расскажу ему сказку, и забыл, как она продолжается.
– Ты ее выдумал, – обиженно сказал Снифф. – И не придумал до конца.
– Неправда, ты говорил, что тоже слышал эту сказку! Про людей, – возразил Муми-тролль.
скрытый текст– Ну хорошо, – Муми-мама ушла в кухню, налила себе холодного какао, вернулась и села на пол рядом с детьми. – На чем ты остановился, сынок? Так вот, очень давно, задолго до того, как появились мы, – целых сорок тысяч лет назад, – на Земле жили люди.
– Великаны? – переспросил Снифф.
– Да, великаны. Они были немного похожи на нас с вами, но… другие. Они так же, как мы, выращивали цветы, строили дома, готовили еду, шили одежду. Но они все время хотели больше, чем могли. Им захотелось сначала плавать по морю, и они построили корабли, которые становились все больше и больше. Потом им захотелось быстро ездить по земле, и они построили машины, которые возили их с огромной скоростью. Потом они решили научиться летать – и построили машины, которые умели поднимать сотни людей в воздух…
– Как птицы? – с сомнением переспросил Снифф. – Так не бывает.
– Ты слушай, – одернул его Муми-тролль.
– Ух ты, я бы тоже так хотел, – не слушая, продолжал Снифф, – жаль, что это только сказки.
– Нет, это все правда, – сказала Муми-мама. – Плохо было то, что люди, такие умные и могучие, так и не научились дружить и понимать друг друга. Стоп, я тоже забыла… Ах да! Однажды люди нашли способ дотянуться до звезд. И тогда они отправились к далеким звездам, чтобы заселить их и строить свои машины по всему небу. Но что-то у них разладилось. Земля начала гореть и содрогаться, океаны – испаряться, горы – рушиться. И люди бежали с Земли к своим звездам. Говорят, что когда-нибудь они вернутся, но в это уж и я не верю. Ведь они считают, что Земля развалилась на тысячу кусков.
– Вот будет номер, если они вернутся и увидят, что теперь здесь живем мы, – хихикнул Муми-тролль. – Как думаете, они обрадуются?
– Хотел бы я покататься на их машинах, – мечтательно произнес Снифф. Голос у него был уже сонным-сонным.
Ночью пошел дождь. Он шел и шел, шелестя в кронах и постукивая в окно, и уже под утро в дверь постучали. Муми-мама открыла дверь и увидела мокрого съежившегося зверька.
– Я Ондатр, – горько сказал он, – бедный несчастный зверь, оставшийся бездомным по вашей милости. Половина моего домика развалилась от того, что вы построили мост через реку. Ну конечно, кого интересуют какие-то Ондатры… Если вдуматься, то все сущее настолько тщетно…
– Простите, – торопливо сказали Муми-папа и Муми-мама. – Мы не знали, что вы там живете. Конечно, оставайтесь у нас… Сейчас мы вам постелем…
– Кровати – это роскошь, – печально сказал Ондатр. – Да и собственная дыра это роскошь, совершенно не нужная настоящему философу. Впрочем, дыра была хоть куда…
Утром Муми-тролль и Снифф встали, надеясь снова пойти туда, где были вчера – на берегу моря, где нашли чудесную уютную пещеру и множество круглых камушков, которые сочли жемчужинами, но погода явно не собиралась подстраиваться под их планы. Дождь продолжал идти, небо заволоклось неестественно синими тучами, и в воздухе витал страх.
– Это неестественный дождь, – сказал Ондатр.
– Не волнуйтесь, наводнения точно не будет, – быстро сказала Муми-мама, покосившись на детей.
– Я не о наводнении, госпожа Муми. Разве вы не чувствуете, что этот дождь – неестественный?
– Гм, – перебил его Муми-папа, который тоже покосился на детей. – Я думал, что все дожди, гмм, вызваны естественными причинами, разве нет?
Но Муми-тролль только обрадовался, решив, что его ждут приключения, а глядя на него, оживился и Снифф.
– Так, значит, нас ожидает что-то ужасное? – спросил он с горящими от любопытства глазами. – А конфету взять можно?
– Кто знает, – заметил Ондатр, откровенно упиваясь всеобщим вниманием. – Земля такая маленькая и хрупкая…
Дождь прекратился, но когда Муми-тролль высунул мордочку в сад, он понял, что имел в виду Ондатр. Все вокруг – земля, листья деревьев, цветы, ракушки, гравий на дорожках – было покрыто липким серым налетом.
Ондатр занял папин гамак под яблоней и покачивался в нем, держа в лапах какую-то книгу. Гамак тоже был серым, и яблоня была серой, какие-то цвета сохранились только на самом Ондатре, но он уродился не очень ярким – черным с коричневым. Муми-тролль нахмурился. Под серым налетом все казалось не то что унылым, а каким-то жутким, неживым.
– Мы ничего не можем поделать, – горько сказал Ондатр, разворачивая книгу. – Земля погибнет, но мы должны все принять философски.
Муми-тролль побежал в дом, крича:
– Мама, мама! Дядя Ондатр говорит, что Земля погибнет!
– Фу, – сказала Муми-мама. – Знаешь что, сынок, не пугай Сниффа, а я после завтрака постараюсь навести порядок. Надо же, как ужасно напылили…
– Пахнет фосфором, – заметил Муми-папа. – Удивительный, ээ, феномен…
– Надо сказать господину Ондатру, чтобы не пугал детей своими рассказами, – обеспокоилась Муми-мама.
– Боюсь, он привык говорить в одиночестве все, что приходит ему в голову, – произнес Муми-папа. – Посмотрим, что будет дальше.
А Ондатр, обрадованный, что к нему стали прислушиваться, еще и выстроил из кусочков хлеба и печенья модель Солнечной системы. Снифф, правда, тут же сунул в рот печеньку, изображавшую объект облака Оорта, а Муми-тролль отхлебнул из чашки чая, которая заменила Юпитер, но Ондатр не обратил на это внимания.
– За пределами Солнечной системы, – говорит он, – рыщут межзвездные чудовища. Медведи и скорпионы, ужасные призраки, пожирающие души, злобные паразиты, которые внедряются в живые тела и вылупляются из них еще более злыми и опасными…
– Господин Ондатр, – нервно сказала Муми-мама, побледнев.
– И если ваши любимые люди вернутся, то они будут или отравленными злобой этих существ, или, наоборот, посчитают, что это мы – их ра…
– Господин Ондатр! – закричала Муми-мама, и все резко обернулись к ней. Тяжело дыша, Муми-мама опустила глаза, сжала обеими лапками сумку и тихо произнесла: – Люди не вернутся, им и там, на звездах, неплохо… А если и вернутся, то не сейчас.
– Ну, ну, – утешил ее Ондатр. – Таких систем, как наша, полным-полно, если наша и погибнет, то мир ничего не потеряет…
Снифф разинул рот; Муми-тролль, видя, как огорчена Муми-мама, подтолкнул его локтем в бок, но Снифф не понял.
– Чего ты толкаешься? – спросил он с упреком. – Я хотел сказать, что если из моей коллекции пропадет хоть одна пуговица, я буду очень расстроен! Так что мир кое-что потеряет. А теперь пошли к морю, я хочу проверить, как там наша…
– Что? – спросил Муми-папа, радуясь перемене темы.
– Я не могу сказать, – нараспев протянул Снифф, выбегая из-за стола.
Они с Муми-троллем проверили море, которое тоже стало серым и мутным, и пещеру. В пещере сидело семейство сов. При виде Сниффа и Муми-тролля они завращали головами, широко раскрывая глаза.
– Ухуху, – сказала самая старшая сова. – Мы тут будем жить. Мы не хотим стать серыми!
– Но вы же и так серые, – сказал им Снифф.
– Скажешь тоже, – рассердилась сова. – Это благородный оттенок совиного перышка, а не противный цвет этого пепла!
– Ну ладно, – согласился Муми-тролль. – Пошли?
Гулять сегодня не хотелось. В воздухе витал тяжелый запах – не фосфора и не дыма, а чего-то очень ядовитого. Небо стало сизым и заволоклось какой-то мрачной пеленой. Где-то на горизонте стелился и дым, будто на невидимых берегах начался лесной пожар. И Сниффу, и Муми-троллю было не по себе.
Муми-мама тем временем сказала Муми-папе:
– Дети ужасно взволнованы. Наш гость что-то говорил про космос и обсерваторию. Может быть, пусть дети прогуляются до обсерватории и убедятся, что бояться нечего?
– Пусть, – Муми-папа вынул изо рта трубку и задумался. – А если действительно что-то случится? То есть, я не хочу сказать, но…
– Но Земля-то останется цела, – прервала его Муми-мама. – Я соберу им рюкзаки, положу туда сок, бутерброды и одеяло. Пусть развеются.
***
– Пи-хо! – завопил Муми-тролль. – Это надо же!
– Посмотрим на этих страшилищ, про которые рассказывал нам Ондатр, – вторил ему Снифф.
– Заодно и людей на звездах поищем, – добавил Муми-тролль.
– Главное, вернитесь до воскресенья, я приготовлю на сладкое мой лучший мусс, – сказала Муми-мама.
Она взглядом проводила плот с парусом, на котором заскользили по реке Муми-тролль и Снифф, и вдруг ее посетило предчувствие, что она больше никогда не увидит сына.
Чем дальше, тем темнее становилось вокруг. Воздух был уже таким густым, что его, казалось, было резать ножом. В нем витал запах, похожий на запах керосина, но керосин пах умиротворяюще – последними летними вечерами и чаепитиями в августе, а этот запах был пугающим и мрачным. Мимо брели маленькие процессии хатифнаттов – они спешили и ни на кого не обращали внимания. Муми-тролль знал, что эти существа постоянно куда-то спешат по своим делам, о которых никто не знает, и поговаривали, что хатифнатты ведут разгульную жизнь, но в чем это выражалось, он не имел представления. Однако в этот раз хатифнатты двигались очень целеустремленно и все в одном направлении
К морю.
На берегу внезапно блеснуло что-то желтое.
– Эгей, там, на плоту! – крикнули им.
Муми-тролль всмотрелся и понял, что видит палатку, рядом с которой какой-то мумрик в зеленой шляпе и с трубкой в зубах машет лапами.
– Эгей! – обрадовался Снифф, которому уже наскучило плыть в липком сизом тумане. – Как дела? У нас есть кофе и сахар, и я целых сто миль проплыл на этом плоту, и у меня дома есть одна тайна! А у тебя?
– Вот как? – мумрик вытащил изо рта трубку, затем свернул палатку, подождал, пока плот причалит к берегу, и запрыгнул. – Меня зовут Снусмумрик, – сказал он.
– Ты живешь тут один? – удивился Муми-тролль.
– Да, я живу то здесь, то там, – пояснил Снусмумрик. – Люблю жить в палатке.
– Мы плывем в обсерваторию, чтобы посмотреть на чудовищ в космосе и поискать людей на звездах, – начал рассказывать Муми-тролль.
– Ты тоже слышал рассказы о людях? – Снусмумрик внимательно посмотрел на него. – У них были сказки о кометах, которые прилетают и поджигают все на своем пути.
– Кометах? – изумился Снифф. – Что это еще за штуки?
– Ну как же, – Снусмумрик покачал головой. – Это комета прилетела на Землю, так что стало жарко, и все горит. Разве вы не чувствуете запах дыма? Комета – это звезда, которая оторвалась от своего места и упала. А за ней тянется целый шлейф огня! Если она врежется в Землю…
– Может быть, – шепотом сказал Снифф Муми-троллю, – в тот раз на Землю тоже упала комета. А машины вовсе ни при чем!
– Нам все равно не дадут на них покататься, – рассудительно заметил Муми-тролль.
– Люди умели кататься на кометах, – авторитетно сказал Снусмумрик. – Так что не все так плохо.
С ним путешествовать оказалось куда интереснее. Снусмумрик сыграл на губной гармошке, он рассказал уйму необыкновенных историй, а главное – заверил, что знает, где обсерватория.
– Не волнуйтесь, – заявил он. – Если что, у меня есть одна удивительная штука. Ее подарил мне подземный огненный дух. Это подземное масло! Представляете, он упал в воду и чуть не погас. Но, к счастью, он сумел позвать на помощь, и я его услышал и вытащил. А в благодарность он подарил мне целый большой флакон.
– А чем оно нам поможет? – опасливо спросил Снифф.
– Ну, им можно натереться, и огонь тебе станет нипочем…
– Тогда нам надо успеть обратно в Муми-дален, – сказал Муми-тролль. – Мы должны дать немного этого масла моим маме и папе. А если мы справимся до воскресенья, мама угостит нас своим лучшим муссом.
– Мусс – это здорово, – согласился Снусмумрик.
Снифф успокоился, чего нельзя было сказать о Муми-тролле. В лице Снусмумрика, в его взгляде было что-то, что пугало его сильнее, чем все россказни про комету, людей и чудовищ до этого.
– А расскажи про людей, – попросил Снифф Снусмумрика. – Муми-мама рассказывала нам одну сказку, но я уже все из нее забыл.
– Люди были великанами, могучими и грозными, – заговорил Снусмумрик. – Они строили машины…
– Это я помню!
– Не перебивай. И еще они беспрерывно воевали…
– Что делали?
– Воевали. Это значит, что они изобрели множество машин, чтобы ранить друг друга.
– Но зачем? – Снифф заморгал глазами и скуксился. Видно было, что он сперва поверил Снусмумрику, а потом понял, что такого не может быть, и порядком обиделся.
– У них, видимо, были на то причины, – мягко сказал Снусмумрик. – Это было слишком давно…
– Сорок тысяч лет назад? Да?
– Тридцать, – поправил Снусмумрик. – Они покинули Землю, потому что из-за непрерывных войн она стала непригодной для жизни…
– Да, да, знаю, тут испарились океаны и обрушились горы, – нетерпеливо перебил Снифф. – А куда же мы тогда идем, если обсерватория в горах, и горы вокруг нас? И они с каждым пройденным километром все выше?
– Мы плывем, а не идем, – устало откликнулся Снусмумрик. – Это новые горы. И если бы ты не был так занят своими воспоминаниями, ты бы заметил, что обсерватория уже виднеется во-он там.
Муми-тролль вскинул глаза. Он посмотрел не туда, куда указывал Снусмумрик, но он заметил, что Снусмумрик старается отвлечь их от чего-то, поэтому и обернулся в противоположную сторону. Ничего особенного он там не увидел. Они вплыли в ущелье с крутыми стенами, и снизу видно было только кусочек мутно-сизого неба, пропахшего зловещим керосином. Зато опасный туман не достигал дна ущелья, поэтому дышать здесь было немного легче. Река стала узкой, и до берега было рукой подать. А на берегу валялся обыкновенный сачок, зеленый с красными и бурыми пятнами, а неподалеку от него – куча тряпья. Должно быть, кто-то решил переехать, но устал тащить свои вещи и бросил их по пути, а заодно и выбросил испорченный сачок. Муми-тролль пожал плечами, но что-то заставило его присмотреться.
– Смотри, обсерватория, – крикнул Снусмумрик и толкнул его.
Муми-тролль обернулся, но он все-таки успел рассмотреть то, что лежало на берегу.
Когда-то оно было живым Хемулем. И еще совсем недавно.
Рядом с Хемулем стояла банка для жуков и бабочек: все Хемули любят что-то собирать, и этот, должно быть, собирал насекомых. Сейчас она треснула, и все насекомые оттуда расползлись и разлетелись. Мордочка Хемуля уткнулась в землю, а на затылке виднелась огромная рана, из которой торчали какие-то осколки и вытекла липкая красная с серым масса. Платье Хемуля – почему-то все Хемули носят платья, и этот щеголял в голубом платье с оборками – оказалось разорванным и пропитанным кровью. Вне сомнения, это была кровь, но Муми-тролль никогда не видел, чтобы ее натекало так много. Тело Хемуля уже покрылось синевато-бурыми пятнами, и Муми-тролль разглядел, как копошится какая-то белая масса вокруг этих пятен, и вдруг вспомнил, как однажды у них протух кусок мяса, и в нем завелись жирные белые червяки…
Легкий ветерок донес до него густую волну отвратительного смрада. Пахло тухлым мясом.
Внутренности Муми-тролля скрутило, к горлу подступил комок, и вдруг его вырвало – он едва успел свеситься с плота и вывернуть в реку все съеденное за завтраком. Муми-тролля трясло, ноги его отказывались служить ему, и мертвый Хемуль стоял перед его глазами.
– Я же говорил, смотри на обсерваторию, – прошептал Снусмумрик.
– Это был Хемуль? – вдруг спросил Снифф, и Муми-тролль понял, что он тоже видел. Может быть, не все, иначе Снифф уже раскричался бы как резаный. Но увидел и понял.
– Это было его платье и сачок, – сказал Снусмумрик, подтолкнув ногой Муми-тролля. – Должно быть, он их потерял.
– На него не похоже, – заметил Снифф и угрюмо уткнулся в сложенные лапы. – Снусмумрик, а расскажи еще что-нибудь? Только веселое.
Ему страшно, подумал Муми-тролль. Ему так страшно, что Снусмумрик может рассказывать ему что угодно – хуже уже не будет.
– Ну, – начал Снусмумрик, – про огненных духов не смешно, и про зверюшку, которая потеряла все свои формочки для кексов, – тоже… О, расскажу-ка я про своих друзей. Это Снорки, брат и сестра. Такие шутники и весельчаки! Сестренка, фрекен Снорк, всегда носила челочку, а на лапке золотой браслет. Вообще они были вроде тебя, Муми-тролль, только умели менять цвета.
– А чем все закончилось? – жадно спросил Снифф.
– Надеюсь, для них ничего не закончилось, – неожиданно грустно сказал Снусмумрик.
Муми-троллю очень захотелось познакомиться со Снорками. У него было очень мало знакомых, похожих на него, а девчонок – и вовсе ни одной. Они немного помолчали, и вдруг Снифф вскочил.
– Тихо ты, плот опрокинешь! – шикнул на него Снусмумрик, но Муми-тролль тоже это увидел, и сердце у него сжалось.
Под камнем валялся золотой браслет. Он был исковеркан и погнут, и на нем виднелись уже знакомые Муми-троллю бурые пятна. Но ведь это ничего не значило, разве не так? Маленькая фрекен Снорк могла его просто потерять, уронить или даже выбросить, чтобы он ей не мешал. А кровь – оттого, что она, скажем, стукнулась и оцарапала коленку. В конце концов, это мог быть и не ее браслет!
Купола обсерватории уже виднелись прямо над ними – цель была, казалось, уже совсем близко, но Муми-тролль посмотрел на крутые склоны и почувствовал, что к воскресенью они не вернутся. В лучшем случае к понедельнику, а то и ко вторнику. Оставалось надеяться, что мама приготовит мусс и во вторник. В конце концов, это совсем не так уж весело, готовить свой лучший десерт, чтобы съесть его только вдвоем с Муми-папой.
Они причалили к берегу.
– Снорк, – закричал Снифф. – Эгегей! Фрекен Снорк! Ты потеряла свой браслетик!
– Тихо, – сказал Снусмумрик. – Крик может вызвать камнепад.
– Смотрите, окурки, – указал Муми-тролль. – Это ученые их, наверное, набросали?
– Точняк, – улыбнулся Снусмумрик. И Муми-тролль подумал про себя, что впервые видит Снсмумрика просто улыбающимся. Все это время он усмехался будто через силу. Такие улыбки – безрадостные и кривоватые – бывают у тех, кто пытается скрыть что-то плохое. Но, может быть, у Снусмумрика просто болел зуб или перекосилась губа оттого, что он постоянно сосал трубку?
Подъем занял очень много времени и еще больше – сил. В обсерваторию вела необыкновенно крутая лестница с высокими перилами, за которые неудобно было цепляться, и большими ступенями. Чем выше они поднимались, тем гуще и плотнее окутывал их ядовитый туман, и тем сильнее щипало в носу и резало глаза – до слез. Бедняга Снифф, самый маленький в их компании, с трудом карабкался по лестнице, а под конец и вовсе шмякнулся на ступеньку и заявил, что больше не может никуда идти.
– Давайте оставим вещи здесь, – сказал Снусмумрик. – Я помогу тебе.
Он положил рюкзак и свернутую палатку прямо на лестницу, взял Сниффа под мышки, поставил его на ноги и повел, поддерживая за талию.
– Ой, – пролепетал Снифф. – А вдруг кто-нибудь заберет?
– Ну, заберет и заберет.
– А разве тебе их не жалко?
– Жалко, – ответил Снусмумрик. – Это отличная палатка, между прочим, я прошел с ней много городов и еще больше дорог. Но с вещами надо вовремя расставаться, пока сам ты не превратился в придаток к вещам.
– Да кто их заберет, – перебил Муми-тролль, – тут же ученые, они же хорошие.
Они выбрались на площадку перед обсерваторией. Здесь царила тишина.
– Никого нет, что ли? – разочарованно протянул Снифф.
– Спят, наверное, – сказал Муми-тролль. – Это же астрономы. Они ночью наблюдают звезды и планеты, а днем отдыхают.
– Так давайте их разбуд…
– Тихо, – шикнул Снусмумрик. – Пусть спят. Тут наверняка должен быть дежурный.
Они подергали дверь обсерватории. Она открылась, жалобно скрипнув; Снусмумрик шепотом объяснил, что такое «дежурный», и вдруг Муми-тролль понял, что дежурного здесь нет.
В обсерватории повис запах дыма – похоже, что там случился пожар. Окна обсерватории были выбиты, а купола – разнесены будто огромным камнем. Проломы зияли с другой стороны, поэтому Муми-тролль и его друзья их не заметили с реки, а теперь стало ясно, что эта обсерватория уже никогда не будет работать. Под ногами хрустело битое стекло и какие-то обломки, на стенах виднелись черные пятна копоти, но ни компьютеров, ни аппаратуры, ни всяких полок, стульев и столов, за исключением каких-то бесформенных обломков, Муми-тролль не увидел. Должно быть, ученые спешно покинули обсерваторию, забрав все ценное.
– Ну вот, – расстроился Муми-тролль. – Как же мы узнаем, что с этой кометой и чудовищами?
– Кто тебе сказал про чудовищ? – спросил Снусмумрик.
– Дядя Ондатр.
– А он откуда знает?
– Ну, из сказок, наверное, – Муми-тролль растерялся.
– Да у него в голове путаница, – заявил Снифф. – Только и знает, что ворчать и жаловаться! Сказал, что солнце не одно, а его много, например! И про комету не знал!
Муми-тролль нашел брошенную книжку. Она оказалась обгоревшей, но не сильно. Мумии-тролль раскрыл ее наугад и прочел: «…кометы прилетают во внутреннюю Солнечную систему из облака Оорта, и, как правило, состоят из замерзших летучих веществ (водяных, метановых и других газов), испаряющихся при подлёте к Солнцу».
– Снусмумрик, – сказал он, – а ты ведь говорил, что у кометы огненный хвост. Ну, или шлейф. И что она может поджечь Землю. А тут написано, что она замерзшая. И водяная.
Повисло молчание.
– Если сильно ударится о Землю, то может и поджечь, – нашелся наконец Снусмумрик.
– Фу, – воскликнул Снифф, – что это так воняет?
Муми-тролль узнал этот запах, но остановить Сниффа не успел – он побежал дальше по коридору, и через несколько секунд раздался его испуганный крик.
– А-а-а! – орал Снифф. Он выбрался из коридора, спотыкаясь, упал лапами в стекло, порезал палец и разревелся. Муми-тролль сделал несколько шагов в тот самый коридор, откуда выбежал Снифф.
– Что ты хочешь там увидеть? – негромко спросил Снусмумрик. – Людей верхом на чудовищах?
– Комета! Она пожирает хемулей! И ученых тоже! – вопил рыдающий Снифф.
– Там… ученые, – произнес Муми-тролль, отворачиваясь. – Они… умерли?
– Кусок ядра кометы упал прямо сюда, наделал тут пожару и все разнес, – объяснил Снусмумрик. – Это стихийное бедствие. Пошли отсюда, надо сообщить вашим родным в Муми-дален.
Снифф еле полз. Потрясение оказалось слишком сильным для него.
В полном молчании, уже в глубокой ночной темноте, они ссыпались с лестницы, погрузились на плот и поплыли обратно.
Когда рассвело, Муми-тролль приоткрыл один глаз, решил, что еще слишком рано, и можно немного подремать. Он не сразу понял, что солнце на самом деле давно встало, просто его трудно было разглядеть – так плотно затянулось липкими ядовитыми тучами небо. Впрочем, плот плыл спокойно, и просыпаться и впрямь было не обязательно…
Внезапно визг Сниффа заставил Муми-тролля подскочить, так что плот качнулся.
– Да, – глухо произнес Снусмумрик. – Это они.
В реке плавали, раскинув руки, существа, очень похожие на Муми-тролля, только не белые – одно когда-то было светло-зеленым, второе светло-лиловым. Сейчас от долгого пребывания в воде они разбухли, и из-под шкурок проступало что-то гнилостно-коричневое. Шкурки полопались, отслоились, с сизого, как туман, мяса стекала буроватая жидкость и расползалась по воде жутким ореолом. Муми-тролль зажал лапой глаза Сниффу. Он знал, что должен отвернуться, но не мог.
Потому что Снорк и его сестра не утонули.
Их маленькие тела были пробиты чем-то, чему Муми-тролль не знал названия, – как будто их методично протыкали чем-то острым и толстым. Раны, полные все той же коричневой жидкости, выглядели развороченными. Зрелище было невыносимо страшным, и все же Муми-тролль смотрел на снорков, смотрел и смотрел.
– Поплыли, – прервал их Снусмумрик. – Вы же не хотите, чтобы это случилось и с вашими родителями и соседями?
Река несла их все дальше и дальше. Муми-тролль не сомневался, что они обязательно приплывут в Муми-дален, потому что река никуда не сворачивала и русло не меняла, но он совершенно ничего не видел из-за сгустившегося липкого тумана. Солнца было уже не видно, только стояло над головой светлое пятно, истекавшее смертоносным жаром.
И вдруг туман наполнился мечущимися силуэтами.
Это бежали в безнадежной попытке спастись существа, еще недавно мирно жившие неподалеку от Муми-дален. Какой-то Хомса тащил на себе целый ящик, доверху набитый тряпьем, Гафса бежала, спотыкаясь, с двумя сундуками. Чопорная Филифьонка обмахивалась платочком, ухитряясь делать это и не выпускать из рук сразу несколько баулов, и Муми-тролль про себя восхитился ее умением даже в такой ситуации соблюдать хорошие манеры. Еще кто-то, кого трудно было разглядеть в сизой мгле, крутил педали велосипеда, кто-то втроем вез бочку на колесиках… Толпа в тумане двигалась и колыхалась, насыщая пропахший керосином воздух ужасом и отчаянием.
Горы отступили, и Муми-тролль знал, что справа сейчас откроется море. Он очень любил смотреть на море, правда, боялся, что ничего не увидит из-за пелены, но порыв ветра снес ее назад.
И тогда Муми-тролль увидел море.
Вода в нем отступила, обнажив дно. На дне среди обмякших лент водорослей лежали умирающие рыбы и медузы, и огромный осьминог бессильно шевелил щупальцами. В углублениях сохранилось немного воды, превратившейся в грязные и мутные лужи.
А плот уже нес их дальше. Деревья по берегам реки и моря засохли, листья на них скрутились и обуглились. Многие догорали, и Муми-тролля, Снусмумрика и Сниффа обдавало жаром. Многие были повалены. В жухлой траве вспыхивали и гасли язычки пламени.
Снифф вдруг решился.
– У меня есть секрет, – сказал он. – Он начинается на «П» и заканчивается на «А»… то есть, я хотел сказать, это пещера, вот. Она глубокая. В ней теперь живут совы, но это же наша пещера.
– Будем там прятаться вместе с совами, – подхватил Муми-тролль.
В душе он очень боялся, что Снифф скажет «выставим этих сов из пещеры», потому что не знал, сможет ли ему возразить. Ведь поселиться в пещере означает делить не только жилище, но и еду, а кто знает, когда эта ужасная комета улетит восвояси? И сколько запасов осталось у Муми-мамы? «У мамы много варенья, – попытался уговорить себя Муми-тролль. – Совы его не едят. Мы будем есть варенье, а с совами поделимся чем-нибудь еще, и все выживем».
– Хорошо, – сказал Снусмумрик, вынув трубку изо рта. – Отличная идея.
– И у тебя еще есть подземное масло, – сказал Снифф.
– Правильно, – подтвердил Снусмумрик.
– А там, глядишь, и комета улетит в свое облако этого, как его…
– Обязательно улетит.
– Мы же не люди. Мы не позволим ей нас выжить отсюда, – Снифф встопорщил усы. – Это люди занимались своими машинами и ничего не видели, пока комета не врезалась прямо в них, правда? Мы же не такие! Да и что они там знали про кометы, сорок тысяч лет назад-то!
– Тридцать, – поправил Снусмумрик.
– Смотрите, – сказал Муми-тролль, протягивая лапу. – Видите? Туман, конечно, но все равно видно же! Это наш дом! Наконец-то!
– Ура-а! – заорал Снифф, вскочил и осекся, потому что Муми-тролль дернул его вниз – из-за его резкого движения плот закачался и на мгновение ушел под воду с одной стороны, а вещи покатились по нему. Муми-тролль хотел засмеяться и пошутить, но смех застыл у него на губах.
В небе висело что-то огромное.
Нет – не огромное, а огромные. Их было много, и они почти закрыли небо. Хищные очертания, слишком правильные и слишком… красивые? – но Муми-тролль не представлял себе, что красота может быть такой зловещей. И они не состояли из замерзшего льда и пара. Точно так же, как не прилетели из облака Оорта.
Чьи-то необыкновенно умелые руки создали их из металла, чтобы вести через космические пространства, не боясь обитающих в нем чудовищ.
– Это машины, – прошептал Снифф. – Ребята, это же машины!
– Пи-хо, – воскликнул Муми-тролль, зачарованно глядя в небо. – Это надо же! Но как это их угораздило прилететь сюда именно тогда, когда комета…
– Нет никакой кометы, – проговорил Снусмумрик, Снифф переспросил, не веря своим ушам, и Снусмумрик повторил. – Никакая это не комета. Это…
От одной из машин отделились обтекаемые цилиндры и пошли к земле, оставляя за собой хвост дымного пламени, еще сильнее запахло керосином, фосфором и смертью, а потом один из цилиндров врезался в холм – огромный столб огня и дыма поднялся вверх, и все, что находилось неподалеку от холма, занялось и запылало. Вторая машина тоже выпустила такие же цилиндры, и дом Муми-троллей попал под них, и вспыхнул, как бумажный домик для кукол; пламя охватило и стены, и крышу, и деревья в саду, и клумбы, за которыми с такой любовью ухаживала Муми-мама…
– Нет! – закричал Муми-тролль. – Не-ее-ет! Ма-а-ма! Папа! Мамочка!
…А потом от машин отделились другие машины – поменьше.
– Там они, – сказал Снусмумрик. – Я их уже видел. Я думал, что мне удастся от них убежать…
– Так ты… знал?
Уши у Сниффа встали торчком, лапы подкосились, и он осел на землю.
– Да, – глухо произнес Снусмумрик. – Я знаю, кто это. Они вернулись на родную планету, которую покинули сорок тысяч лет назад. А мы для них – только захватчики их дома…
Первая десантная капсула приземлилась.
Двери ее открылись, и потрясенный Муми-тролль, обнимая съежившегося Сниффа, смотрел, как на Землю ступают люди.
Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»
Снежный фонарь
Название: Снежный фонарь
Автор: Санди для WTF Moomins 2018
Бета: Масонская ложечка
Размер: драббл
Пейринг/Персонажи: Морра, Туу-Тикки
Тихие снежинки, кружась, падали и падали на Муми-дален. Они скрипели под ногами, сжимаясь — а потом их новые сестры засыпали следы, и вскоре уже невозможно было разобрать, кто прошел по снегу...
Морра обернулась. Да, вот это следы ее ног, а тонкие штрихи рядом — это следы ее длинных юбок. Снежинки лежали у Морры на плечах и на капюшоне, липли к ресницам и не таяли — так холодно было вокруг. А снег на земле был такой ослепительно белый, что даже под тяжестью полярной ночи не казался синим.
И ни огонька вокруг.
скрытый текстГафса, и Филифьонка, и семейство Муми-троллей — все они спали, запершись в домах и натянув одеяла на самые носы. Некому было зажигать лампы, и приветливые окна не горели сквозь ночную тьму. Лишь однажды Морра заметила какой-то отблеск, белый и безжизенный — но то были всего лишь сверкающие одежды Ледяной Девы, и там, где она прошлась по земле, Морра нашла мертвое тельце какого-то зверька. Она положила его обратно в снег, зная, что по весне все растает и беднягу найдут. А может, и не найдут, и весенние ручьи унесут трупик в ручей, или в реку, или в море... Все будут радоваться теплу, не зная, что зима унесла чью-то жизнь.
— Я люблю смотреть на снежинки, — сказала сама себе Морра. Голос у нее был пустым и глуховатым, холодным, как ночная тьма. — Какая разница, куда они потом исчезают?
Внезапно слабый желтоватый блеск отвлек ее от воспоминаний.
Морра напряглась. Да, это во дворе у Муми-троллей. Но разве они не дрыхнут?
Она заторопилась к дому, но свет был не в доме, а поодаль. Из купальни вышло существо в полосатой курточке и шапчонке и остановилось. Морра осторожно присматривалась к существу. Оно что-то поправляло на земле — то был снежный фонарь, внутри которого горела свеча. А существо напевало под нос: «Я — Туу-Тикки, чую носом теплые ветры...» Голосок был тонким, девичьим.
Так значит, ее зовут Туу-Тикки...
Каждый год это существо складывало большой зимний костер, вокруг которого крутились все существа, не ложившиеся в спячку, и Морра тоже приходила — но сейчас до этого было еще далеко. Однако, по крайней мере, Туу-Тикки смастерила фонарь.
Когда Туу-Тикки ушла, Морра подобралась к ее снежному фонарю и уселась сверху. Но фонарь развалился, а свеча погасла.
Стоял жгучий мороз, но песенка о теплых ветрах почему-то взволновала Морру. В воздухе действительно каким-то образом чувствовалось близкое потепление, хотя объяснить это Морра бы не смогла. Прошло несколько долгих часов, прежде чем Туу-Тикки снова выбралась из купальни, надвигая свою шапчонку на нос и поплотнее запахивая курточку. Она была забавной, и Морре нравилось смотреть на нее.
— Эх, — Туу-Тикки покачала головой и снова принялась строить снежный фонарь.
На этот раз, затеплив свечу, она не ушла в купальню, наоборот — взяла удочку и отправилась удить рыбу подо льдом. Морра села перед фонарем и протянула к свету руки.
Только сейчас она поняла, до чего замерзла. Она мерзла и летом, в самый разгар жары, и никогда ей не удавалось согреться. Маленькая свечка, конечно, не могла ей помочь, но ее свет, пробивавшийся сквозь отверстия снежного фонаря, давал иллюзию тепла и покоя.
И вдруг послышалось скрипение снега — то возвращалась домой Туу-Тикки с уловом, и Морра поспешила уйти.
Туу-Тикки, конечно, заметила ее следы. Но ничего не сказала.
А потом она зажгла свет внутри купальни, и ее тень со взлохмаченными волосами и курносым носом металась на фоне окна — должно быть, Туу-Тикки что-то делала по дому и все напевала свою песенку про теплые ветры. А может быть, она знала и другие песни. Морре хотелось их послушать, но Туу-Тикки пела слишком тихо.
Внезапно тень Туу-Тикки замерла у окна.
С утра Туу-Тикки возилась в саду, складывая один снежный фонарь за другим. Второй, третий, четвертый... Она сделала пять фонарей и в каждый поставила свечу. Зажгла их и спряталась в купальне. Морра подождала, пока она выйдет и отправится по каким-то своим делам, а потом уселась между фонарями.
Ни один из них, ни даже все они вместе не могли бы согреть ее.
Этого не мог даже Большой зимний костер, даже солнце.
Но Морра сидела среди фонарей, наслаждаясь их слабенькими огоньками, пока все они не догорели, а потом уныло побрела прочь.
Конечно, можно было бы сесть на каждый из этих фонарей — тогда ей перепало бы немного тепла, только свечи бы сразу же после этого погасли... А Морре хотелось, чтобы кто-нибудь зажег для нее огонь, который бы не гас.
Ей хотелось бы, чтобы это сделала для нее Туу-Тикки.
Но Туу-Тикки вернулась в свою купальню, зажгла свет в окнах и распевала про теплые ветра и про грохочущие лавины... А Морра брела вдаль, разрастаясь и становясь огромной, как сама полярная ночь.
Автор: Санди для WTF Moomins 2018
Бета: Масонская ложечка
Размер: драббл
Пейринг/Персонажи: Морра, Туу-Тикки
Тихие снежинки, кружась, падали и падали на Муми-дален. Они скрипели под ногами, сжимаясь — а потом их новые сестры засыпали следы, и вскоре уже невозможно было разобрать, кто прошел по снегу...
Морра обернулась. Да, вот это следы ее ног, а тонкие штрихи рядом — это следы ее длинных юбок. Снежинки лежали у Морры на плечах и на капюшоне, липли к ресницам и не таяли — так холодно было вокруг. А снег на земле был такой ослепительно белый, что даже под тяжестью полярной ночи не казался синим.
И ни огонька вокруг.
скрытый текстГафса, и Филифьонка, и семейство Муми-троллей — все они спали, запершись в домах и натянув одеяла на самые носы. Некому было зажигать лампы, и приветливые окна не горели сквозь ночную тьму. Лишь однажды Морра заметила какой-то отблеск, белый и безжизенный — но то были всего лишь сверкающие одежды Ледяной Девы, и там, где она прошлась по земле, Морра нашла мертвое тельце какого-то зверька. Она положила его обратно в снег, зная, что по весне все растает и беднягу найдут. А может, и не найдут, и весенние ручьи унесут трупик в ручей, или в реку, или в море... Все будут радоваться теплу, не зная, что зима унесла чью-то жизнь.
— Я люблю смотреть на снежинки, — сказала сама себе Морра. Голос у нее был пустым и глуховатым, холодным, как ночная тьма. — Какая разница, куда они потом исчезают?
Внезапно слабый желтоватый блеск отвлек ее от воспоминаний.
Морра напряглась. Да, это во дворе у Муми-троллей. Но разве они не дрыхнут?
Она заторопилась к дому, но свет был не в доме, а поодаль. Из купальни вышло существо в полосатой курточке и шапчонке и остановилось. Морра осторожно присматривалась к существу. Оно что-то поправляло на земле — то был снежный фонарь, внутри которого горела свеча. А существо напевало под нос: «Я — Туу-Тикки, чую носом теплые ветры...» Голосок был тонким, девичьим.
Так значит, ее зовут Туу-Тикки...
Каждый год это существо складывало большой зимний костер, вокруг которого крутились все существа, не ложившиеся в спячку, и Морра тоже приходила — но сейчас до этого было еще далеко. Однако, по крайней мере, Туу-Тикки смастерила фонарь.
Когда Туу-Тикки ушла, Морра подобралась к ее снежному фонарю и уселась сверху. Но фонарь развалился, а свеча погасла.
Стоял жгучий мороз, но песенка о теплых ветрах почему-то взволновала Морру. В воздухе действительно каким-то образом чувствовалось близкое потепление, хотя объяснить это Морра бы не смогла. Прошло несколько долгих часов, прежде чем Туу-Тикки снова выбралась из купальни, надвигая свою шапчонку на нос и поплотнее запахивая курточку. Она была забавной, и Морре нравилось смотреть на нее.
— Эх, — Туу-Тикки покачала головой и снова принялась строить снежный фонарь.
На этот раз, затеплив свечу, она не ушла в купальню, наоборот — взяла удочку и отправилась удить рыбу подо льдом. Морра села перед фонарем и протянула к свету руки.
Только сейчас она поняла, до чего замерзла. Она мерзла и летом, в самый разгар жары, и никогда ей не удавалось согреться. Маленькая свечка, конечно, не могла ей помочь, но ее свет, пробивавшийся сквозь отверстия снежного фонаря, давал иллюзию тепла и покоя.
И вдруг послышалось скрипение снега — то возвращалась домой Туу-Тикки с уловом, и Морра поспешила уйти.
Туу-Тикки, конечно, заметила ее следы. Но ничего не сказала.
А потом она зажгла свет внутри купальни, и ее тень со взлохмаченными волосами и курносым носом металась на фоне окна — должно быть, Туу-Тикки что-то делала по дому и все напевала свою песенку про теплые ветры. А может быть, она знала и другие песни. Морре хотелось их послушать, но Туу-Тикки пела слишком тихо.
Внезапно тень Туу-Тикки замерла у окна.
С утра Туу-Тикки возилась в саду, складывая один снежный фонарь за другим. Второй, третий, четвертый... Она сделала пять фонарей и в каждый поставила свечу. Зажгла их и спряталась в купальне. Морра подождала, пока она выйдет и отправится по каким-то своим делам, а потом уселась между фонарями.
Ни один из них, ни даже все они вместе не могли бы согреть ее.
Этого не мог даже Большой зимний костер, даже солнце.
Но Морра сидела среди фонарей, наслаждаясь их слабенькими огоньками, пока все они не догорели, а потом уныло побрела прочь.
Конечно, можно было бы сесть на каждый из этих фонарей — тогда ей перепало бы немного тепла, только свечи бы сразу же после этого погасли... А Морре хотелось, чтобы кто-нибудь зажег для нее огонь, который бы не гас.
Ей хотелось бы, чтобы это сделала для нее Туу-Тикки.
Но Туу-Тикки вернулась в свою купальню, зажгла свет в окнах и распевала про теплые ветра и про грохочущие лавины... А Морра брела вдаль, разрастаясь и становясь огромной, как сама полярная ночь.