Что почитать: свежие записи из разных блогов

Хватит кровищи, даешь котиков )



Каждый кот знает, что тень – это не просто так.
Когда тень лежит на земле или на полу, в ней собирается темнота. Чаще всего она не успевает закрепиться и рассеивается. Но если тень лежит на одном месте слишком долго, темнота разрастается, и образуются целые теневые тоннели и лабиринты. Коты в эти лабиринты по доброй воле не спускаются, да и вообще не спускаются; иногда кота можно заманить в мешок или переноску с помощью лакомства, но ни один кот не сунется в тень. Разве что кошка, если туда бросить ее котенка, – но Джин Симмонс из квартиры №57 ни разу о таком не слыхал.
Находятся существа, которые поселяются в теневых лабиринтах и считают такую жизнь самой удобной. Но существа эти – из тех, кого люди практически никогда не видят, они показываются только самым маленьким детям (и пугают их до полусмерти). Да, собственно, и котам их видеть мало удовольствия – уж очень они непонятные, – хотя с одной теневой сущностью Джин Симмонс однажды даже подружился. Но это было исключением, подтверждающим правило.
скрытый текстДжин Симмонс и его друзья – Маркиза с пятого этажа, Афоня со второго и Кисик – считали своим долгом защищать родной подъезд от опасных созданий, поэтому каждый день совершали обход. Правда, ничего опасного уже давненько не случалось, но это было и к лучшему, а бдительности четверка друзей не теряла. Ведь они были не просто котами, а спецподразделением «АнтиНЁХ». Название предложил Кисик, когда в подъезд проникло-таки злобное существо с Той Стороны, а Хока, жившая в голубом ящике возле квартиры №61, в сердцах назвала его «неведомой ёкарной хренью».
Хоку опасным созданием никто не считал, хотя она, без сомнения, относилась к Той Стороне. Хока всего лишь подглядывала чужие сны и потом с удовольствием пересказывала их приятелям – Бабаю, живущему за батареей, и Домовому Нафане, переквалифицировавшемуся в Подъездного. Бабая, заслуженного педагогического работника, которым пугали уже много поколений непослушных детей, тоже всерьез не опасались: он только ворчал и грозился, но еще ни одного ребенка не забрал. А уж о Нафане, который присматривал за порядком в подъезде, и говорить нечего.
Сейчас Джин Симмонс встретился с очень взволнованной Маркизой, которая хотела сообщить ему что-то важное. Но не успела.
– Маркиза! – послышался голос хозяйки Маркизы. – Маркизочка! Ну что ты скажешь! Почему эти кошки всегда выбегают в подъезд?
Хозяйка нашла Маркизу и подхватила ее на руки.
– Не надо с этим котярой встречаться, не надо, – заворковала она. – Он мейн-кун, а ты моя беленькая ангорочка. Мы тебя скоро с чемпионом повяжем, будут у тебя самые породистые котятки!
– Я и не собиралась, – прошипела Маркиза, – мы просто друзья!
Джин Симмонс тоже запротестовал, но его, как всегда, не поняли.
– Джин, – мяукнула Маркиза, когда ее тащили вверх по лестнице, – пропал ребенок! Леночка из 49-й! Кажется, это наше!
Джин Симмонс подошел к квартире Кисика и постучал в нее лапой. Вскоре послышалось мяуканье, и Кисика выпустили – его хозяева относились к коту с большим пониманием. Потом они вдвоем спустились на второй этаж и постучали к Афоне.
Афоня проскочил к ним через дырку в окне подъезда. Он выбирался из квартиры окольным путем – через форточку на козырек крыльца, а потом залезал обратно в подъезд.
Джин Симмонс ввел товарищей в курс дела.
– Что предпримем, братцы? – спросил он.
– Пойду-ка я прогуляюсь, – муркнул Кисик и облизал лапку. Кисик родился в подвале у бродячей кошки и молодость свою провел на помойках и трубах теплотрасс, пока его не подобрали и не назначили домашним питомцем, поэтому у него был самый богатый жизненный опыт в спецподразделении, а обширные знакомства поражали воображение.
– Это Бабай, как пить дать, – предположил Афоня. – Ведь детишкам все время говорят: «Не будешь слушаться – Бабай заберет!», вот Леночка не послушалась, и он ее того…
Джин Симмонс согласился с друзьями, но про себя подумал, что это еще не все. Леночка была невероятно послушной и очень-очень занятой девочкой. Ей было всего пять, у нее были бантики в кудряшках и нарядные отутюженные платьица, и никто никогда не видел, чтобы Леночка баловалась или капризничала. Она всегда чинно спускалась по лестнице за ручку с папой или мамой, и только тогда ее встречали соседи. Иногда Джину Симмонсу становилось ее даже жаль. Ну, что это за детство, в котором не поиграешь с подружками, не побегаешь по улице или по лестницам, не покричишь что-нибудь, не скатишься по перилам и не залезешь на дерево?
И Джин Симмонс решил опросить Хоку. Уж кто-то, а Хока хорошо знала, что к чему. Она постоянно сидела в своем ящике и наблюдала за происходящим, была в курсе всех событий у соседей и выдвигала собственные версии. Это был ценный свидетель!
А Кисик тем временем сбежал в подвал. Это было небезопасно по многим причинам, и Маркиза наверняка бы подняла мяв, но Кисик не зря слыл рисковой натурой, а неприкрытое беспокойство Маркизы его еще и подхлестывало.
Тяжелая дверь неприятно поскрипывала. В нос ударила вонь сырости, комаров и крыс. Кисик затаился. Ждать долго не пришлось – большая крыса пробежала мимо; Кисик напружинился и одним резким прыжком ловко поймал крысу, ухватив ее зубами за шею.
– А ну-ка, – потребовал он, прижав крысу лапами, – отвечай, зачем сожрала Леночку?
– Какую Леночку? Я никого не жрала, – испуганно запищала крыса.
– Я сам тебя сейчас сожру, и тебя, и твоих крысят, и всех твоих родственников, – зарычал Кисик. – Отвечай, куда спрятала труп?
– Я не ела никаких трупов, – заныла крыса. – Я эту Леночку уж давненько не вижу! Они такие противные, вся их семья, вечно упаковывают мусор в плотные пакеты и завязывают так, что не раздерибанишь и жратву не добудешь!
– Вот и мотив, – нажимал Кисик.
– Никакой не мотив. Вот если бы у Леночки твоей хоть булка была... я бы ее сперла. Но у нее и булки-то вечно нет, все ее мама носит. Они третьего дня вернулись ввечеру, а потом Леночка одна вышла. Ну, думаю, авось чего-то похавать вынесет… Нет, не вынесла. Так я к себе и вернулась несолоно хлебавши. А потом слышу, мамка ее вопит: «Лена! Лена!» – и молчок.
Кисик задал еще несколько вопросов, но больше ничего ценного от крысы не узнал.
Афоня же в это самое время беседовал с Бабаем.
– Да что ты, что ты! – замахал на него коричневыми сморщенными руками Бабай, так что у него встопорщилась седая борода. – Чтобы я, да робенка забрал! Да ты смотри, с кем говоришь, рыжая ты животная! У меня во! – и он вытащил из кармана зипунчика сложенную вчетверо грамоту с «ятями», печатями и подписями. В грамоте значилось, что «податель сего Бабай есть знатный воспитатель и дядька, дабы держать отроков и отроковиц в надлежащей строгости». – Пошто мне их забирать-то?
– А почему бы и нет? – удивился Афоня. – Как раз будешь их у себя в строгости держать. Знаю я тебя, хитрый ты старикашка!
– Ох уж эта молодежь, – заворчал Бабай и смущенно потупился. – Ежели я робенка заберу, строгости у меня не выйдет, а выйдет одно баловство. Люблю я шибко детишек-то. Сразу конфектами да петушками на палочке их баловать начну, а у них потом зубы заболят…
– Так ты, может, Леночку своими петушками угощал?
– Да ни в жисть! Мы же, Бабаи-то, без родительского зова прийтить не сумеем. Заповедано нам. А к Леночке меня и не звал-то никто, уж больно дитё послушное. Бывало, что ей мамка ни скажет, все она слушает. А уж мамка-то ее – то в один кружок! То в другой! То на танцы, то на курсы, то в школу раннего развития, ишь чего выдумали-то… Это ее, брат котик, Серенький Волчок унес. Как пить дать, он, собако серое! Уж такая окаянная натура, что самому боязно!
– А на каком основании ты на него такое возводишь? – удивился Афоня.
– Ну как же! Ведь даже в песенке поется: «Придет Серенький Волчок и ухватит за бочок да потащит во лесок под ракитовый кусток» – зря, штоль? Он, говорю тебе, он, проклятый!
…Попозже, подводя итоги, Маркиза заметила, что у Джина Симмонса оказался самый толковый свидетель. Хоку никто, кроме них, толковой не считал, потому что она была очень суматошной, болтливой и вечно все путала. Но благодаря ее любопытству Джин Симмонс узнал много полезного.
– А мне делать нечего, вот я и смотрю, кто куда идет, – стала она рассказывать. – Тебе же есть чего делать? Вот. Так ты вечно и не замечаешь, кто куда пошел, а я замечаю. Ну и отчего же не поболтать о том, кто куда пошел? Это же интересно, я-то никуда не хожу, и делать мне нечего. И про бабку Петровну могу порассказать, что она, старая мымра, чтоб ей, то в полицию ходит на соседей стучать, то в ЖЭК или как там его, понимаешь, в полицию жалуется! Мымра…
– Ты давай не про мымру, а про девочку Леночку, – перебил Джин Симмонс.
– Да погодь, погодь! Мне делать-то нечего, так и поговорить охота. Будет и про Леночку, коли про мымру неинтересно, только ты бы послушал про мымру, от нее все неприятности. Нет, за Леночку таки не скажу, может, Леночку мымра и не трогала, она такая, Петровна, хоть и мымра, но детей не обижает… Таки я про Леночку, да? С утра ее папаня в садик ведет, Леночку эту, за ручку, с развивающей игрушкой обязательно, с утра, значит, а садик не простой, Леночку в простой не поведут, это садик развивающий. И игрушка развивающая, уйму денег они на эти игрушки выбросили, и на садик тоже.
– А потом?
– А потом папаня на машине Леночку забирает, и уже маманя Леночку с другой игрушкой, тоже развивающей, в школу раннего развития ведет. Раннего, значит, не жук на скатерть начихал, чтобы ты понимал, – раннее значит раннее, еще до школы. Другой, простой, не раннего развития. И игрушка развивающая, значит. А там по-разному.
– Что значит «по-разному»? То папа забирает, то мама?
– Перестань сказать, глупый котяра, – возмутилась Хока. – Перебиваешь, а потом ничего понять не можешь! Скажи спасибо, что мне делать нечего, вот я с тобой и разговариваю, а то могла бы и не разговаривать! По-разному – значит, по-разному, чего тут понимать-то? Ежели вторник-четверг-суббота, так маманя ее в языковую школу водит, в языковую, значит, после раннего развития чтобы еще и языки. Ангельский, значит, и неменский, никак нынче без неменского. И без ангельского никуда. Ну, а если в другие дни, ангельский да неменский откладываются, маманя ее на бальные танцы водит. Не какие-нибудь, значит, а бальные! И еще в школу женственности записала, вот, – и Хока торжествующе воздела черный узловатый пальчик вверх. – Никто не знает, а я знаю! Мне делать-то нечего, так я и любопытствую, у кого что стряслось. Так она, сердешная, вышла поплакать – и с концами.
– Как – с концами?
– Ну что вы, коты, такие непонятливые? С концами – это с концами, – окончательно рассердилась Хока. – Плакала она тут, в подъезде, что ж непонятного? А потом ее маманя позвала и не дозвалась. И больше я не знаю, а знала бы, так тебе и не рассказала бы, очень уж ты непонятливый, хотя что с кота возьмешь? Если узнаю что-то новое, так и быть, расскажу. А то делать нечего, и скучно очень, так отчего не рассказать?
На условленном месте – лестничной площадке третьего этажа – Джина Симмонса уже ждали. Маркиза, которой удалось-таки улизнуть из дому, вычерчивала лапкой на стене логические схемы. Джин Симмонс изложил все, что узнал от Хоки.
– Вроде бы много узнали, а на самом деле ничего, – проворчал Кисик.
– Ну почему, – возразил Афоня. – Мы узнали, что Леночка подъезд не покидала. И что Бабай и крысы ни при чем, а сама она уйти не могла, потому что все время у нее какие-то занятия, ей гулять некогда.
– Чердак, – напомнила Маркиза. – Она может быть на чердаке.
– Беру на себя, – вызвался Кисик, горделиво выпятив грудь и кося на Маркизу зеленым глазом. Маркиза едва заметно улыбнулась ему в вибриссы. – У меня там есть знакомства.
– И у нас есть подозреваемый – Серенький Волчок, по словам Бабая. Кто такой этот Серенький, мы не знаем, но надо узнать и понять, чем это грозит девочке. Серенький Волчок мог похитить ее с целью причинения вреда или шантажа родителей. И, если Хока не ошибается, у меня появилась еще версия: Леночка могла вступить с кем-то в сговор и уйти, – продолжала Маркиза. – Раз она плакала, значит, не хотела ходить в такое количество кружков. Оно и понятно!
– Про Волчка,– напомнил Джин Симмонс.
– А что про Волчка? – не понял Кисик. – Сожрал он ее, это точно!
Все спецподразделение изумленно воззрилось на него.
– Мне про них хозяйка читала. Однажды в далекой-далекой галактике, – начал рассказывать Кисик, – была холодная заснеженная планета, суровая и немилостивая к людям, и на ней жили громадные полночные волки, – тут голос его совсем упал. – Людоеды…
– Погоди, погоди, – перебил его Афоня. – Какие еще людоеды? Это же верховые животные, а мордой почти как собаки! У нас, – объяснил он, – картина в прихожке висит. На ней, то есть на нем, Иван Царевич с какой-то тетенькой сидит.
Джин Симмонс почесал ухо задней лапкой.
– Эх, вы, – авторитетно сказал он. – Картина! Хозяйка читала! «Дискавери» вместе с хозяевами надо смотреть, вот что. Это стайные животные семейства канис, живут в лесу и в познавательных целях демонстрируются в зоопарках!
– Понятно, – подвела итог Маркиза. – Стайные животные, живут в лесу, морозоустойчивые, могут представлять опасность, в прирученном виде приносят пользу людям. Морда как у собак. Остается понять, приручен ли данный Серенький Волчок. Пока вероятность летального исхода, к сожалению, лапка на лапку.
Друзья понурились и дружно вознесли молитву котскому богу Непаникую, улегшись в набожной позе и сложив лапки под грудью, чтобы Леночку все-таки не съели. Им еще многое нужно было обсудить, но уже кричала с пятого этажа хозяйка Маркизы, и со второго этажа хозяева звали Афоню, а хозяйка Кисика просто вышла и взяла питомца на руки. Джин Симмонс вздохнул и отправился домой.
Поскребся в дверь.
Дверь долго не открывали. Должно быть, хозяева были заняты и не слышали.
И тут Джина Симмонса осенило.
Если Серенький Волчок пришел к Леночке из песни, значит, это был не простой зверь, а зверь с Той Стороны. Никакие царевичи и тетеньки на них в этом мире ездить не могли, конечно. А вот в далекую-далекую галактику через песню пробраться можно было запросто.
Нужную песню можно было найти в Заколдованном лесу. В этом ни один кот не сомневается – дорогу в Заколдованный лес коты знают с рождения. Вот только путешествие туда простым не назовешь. Вот жители Заколдованного леса нередко заходят к людям на огонек: для них все врата открыты. Баба-Яга разгуливает по магазинам, покупая новые блюдечки для золотого яблочка, держала для помела и шкурку для шлифования летательной ступы; коргоруши в компьютерных салонах режутся в стрелялки, Болотница обносит лавки с бижутерией, вредный старик Морозко стучит по батареям парового отопления, чтобы те лопнули как раз в холода, и молодые лешие и водяницы, держась за ручки, берут билеты в кино на «места для поцелуев», а потом спорят, кто кого и куда перетянет – Рэй Кайло на светлую сторону или Кайло Рэй на темную. А для обитателей Яви, даже для котов, пусть в Заколдованный лес закрыт. Толку с того, что дорога известна, если по ней нельзя пройти!
Надо бы поговорить с Домовым, решил Джин Симмонс.
С утра он выскользнул вслед за хозяевами, когда те спешили на работу, хотя и понимал, что теперь ему очень долго придется ждать их возвращения. Проголодается опять же. Ну да ничего, потерпим, подумал Джин Симмонс. Зато больше успею сделать!
Он увидел хозяйку Маркизы, которая несла любимицу в переноске.
– Мурр, – окликнул ее Джин Симмонс. – К вету? Ты что, заболела?
– Если бы! – зашипела, задыхаясь от злости, Маркиза. – К чемпиону на вязку, чтоб его мыши покусали! А потом котят продавать будут! Сходи к Нафане, слышишь? У него жена кикимора, она…
– Тихо, тихо, моя кисонька, – прервала ее хозяйка, – не надо так плаканьки, мою кисоньку встретит мальчик, и будет у них любовь!
– А-а-аррргх! – взвыла Маркиза, обозленная до предела.
Кисик поднялся к Джину Симмонсу.
– Что это с ней? – спросил взволнованно. – Это ее к вету, да? Она не больна?
– Не знаю, – со вздохом ответил Джин Симмонс. Он знал о чувствах Кисика, поэтому рассудил, что Маркиза сама должна с ним поговорить.
– На вязку, – догадался Кисик. – Эх… Впервые в жизни жалею, что я беспородный! Все верно: она идеальных статей, с родословной, а я кто? Гражданин помойки…
– Но ведь она его не любит, – попытался утешить друга Джин Симмонс.
– Да… Эх, беда мне, чтоб меня собаки загрызли, – вздохнул Кисик. – Ну ладно, давай займемся делом, это отвлекает. Что будем с людоедом Волчком решать?
– Верховым людоедом, – усмехнулся Джин Симмонс. – Тут у Маркизы еще версия возникла, надо бы проработать. У нашего домового-подъездного Нафани жена – кикимора. Вот тут и можно бы копнуть!
Маркиза не успела объяснить, почему быть кикиморой так подозрительно. Но антиНЁХовцы привыкли доверять ее логическому мышлению.
Нафаня не очень жаловал котов. Молодые домовые не прочь поиграть с кошками, но Нафаня был уже пожилым и солидным домовым и превыше всего ставил порядок. С его точки зрения, кот, разгуливающий по подъезду, – это непорядок; коту надлежит ловить мышей, мурлыкать, на худой конец возлежать на печке, а если печек в современных квартирах нет – тем хуже для котов. Однако Джин Симмонс уважал Нафаню за добросовестность и неизменное стремление поддержать жителей подъезда.
– А, вы, – недовольно сказал Нафаня, не приглашая котов внутрь. – Чего изволите?
– Уважаемый Нафанаил Иннокентьевич, – начал Кисик, – не забирала ли ваша почтенная супруга девочку Леночку?
– Да пошто ей та Алёнка? Моя Марфуша – кикимора знатная. Коли ее озлить, так может кудель спутать или там кашу пригореть, а то еще соль просыпать, чтобы муж с женой поругались. И правильно, неча кикимору сердить! Но чтобы Марфуше да дитё покрасть? Да вы, никак, валерьянки своей обпились! Пошли вон отселева!
Афоня, который тоже потихоньку присоединился к товарищам, не стерпел грубости.
– Да ты гавкнулся, лапочка, – прошипел он. – Мы пропажу расследуем! Может, ее уже и съели, эту Леночку, а ты помочь не хочешь! Просим тебя как человека…
– Дак что ж это за просьба такая – сразу Марфушу мою срамословить? Вы просите помощи, но просите без уважения, – назидательно ответил Нафаня и явно собрался отчитать котов по первое число, но вступилась сама Марфуша. Это была очень серьезная изящная кикимора в льняном сарафане, художественно порванном и обтрепанном по низу, и с длинной косой.
– Коли дитё пропало, так то злые люди сделали, – сказала она. – Пошто она сдалась кому-то с нашей стороны-то?
– Ну, – растерялись коты, – а как же мавки бесспинные, как же злыдни, лешие, чудь белоглазая, Морозко, русалки? Им-то дети зачем? Вот Серенький Волчок…
– А он-то… – начал Нафаня, но Марфуша его оборвала.
– Так он в Заколдованный лес с возвратом забирает, и то ежели дитё заснуть не могёт.
– А когда вернет?
– А почем нам-то знать? Может, забрать забрал, а вернуть забыл…
– Мы хотим попасть к нему в Заколдованный лес, – сказал Джин Симмонс, про себя радуясь. Найти Серенького Волчка оказалось даже проще, чем он думал.
Но радовался он рано.
– Коли врата в Заколдованный лес для вас закрытые, так они и не откроются, – сказал Нафаня, и Марфуша в этот раз согласно закивала. – То вам проводника надо. А мы с женой, извиняйте, не уполномочены, нас лицензий лишить за такое могут.
Коты подумали. Доставлять такие неприятности почтенным хранителям подъезда им не хотелось. Но беспокойство за судьбу Леночки перевешивало.
– А знаете, чего? Я вам подсоблю, – вдруг сказала Марфуша. – Вот зуб даю, что не наши то! Люди то девочку забрали! У меня от каждой тонкой двери ключик имеется, так я в дома-то позаглядываю, нет ли там Аленушки нашей. – Нафаня изумленно уставился на нее, и она пояснила: – Коли детки пропадают, непорядок это. А наше дело – следить, чтоб порядок был!
Немного обнадеженные, антиНЁХовцы поблагодарили и пошли в подъезд – совещаться.
– На чердаке ее точно нет, – сообщил Кисик. – Я летучих мышей спросил, они не видели. А мимо них не пройдешь!
– Я думал, они плохо видят, – заметил Афоня.
– Видят плохо. Но они все ощупывают своим писком. Девочку они бы заметили!
– Нам бы так, – вздохнул Афоня. – О, Маркиза!
Маркиза, сильно запыхавшись, стояла перед ними. Лапки у нее были забрызганы грязью – на улице стояла сырая и дождливая погода, а глаза сверкали.
– Еле удрала, – спокойно сообщила она. – Так, что вы узнали?
– На чердаке нет, – муркнул Кисик. Остальные рассказали о визите к Нафане.
– Если бы девочку украли люди, Хока бы что-то заметила, – раздумчиво заметила Маркиза. – И Бабай опять же, он старик проницательный. А теперь насчет проводника. Кисик, как думаешь, когда призывают Серенького Волчка?
Кисик задумался. Афоня и Джин Симмонс задумались тоже.
– Нафаня сказал, что он забирает детей с возвратом…
– В Заколдованный лес…
– Если ребенок не спит…
– Не спит! – Маркиза победоносно оглядела друзей. – Вспомним: Бабай сказал, что сам не может прийти к непослушному ребенку, его должны призвать родители. Что, если Серенький Волчок подчиняется тому же правилу?
– Маркиза, – торжественно заявил Афоня, – ты гений! Но нам это не очень поможет…
– Поможет, еще как, – перебил Кисик. – У нас же маленький ребенок в доме. И хозяйка иногда поет ему колыбельные. Правда, чаще всего она ему фантастику читает, малыш под нее засыпает еще лучше, чем под колыбельную…
– Ну да, – нетерпеливо сказал Джин Симмонс. – Остается дождаться, пока она споет.
– Не обязательно, – раздумчиво, словно пробуя сказанное на вкус, начала Маркиза. – Кисик, а ты саму колыбельную вспомнишь? Нам нужна формула вызова…
Кисик начал вспоминать. И вспомнил.
– Баю-баюшки-баю, не ложись на краю, придет Серенький Волчок и ухватит за бочок!
– Точно! И Нафаня те же слова вспоминал, – воскликнули Афоня и Джин Симмонс.
Маркиза потерлась мордочкой о мордочку Кисика.
– Ах, вот ты где! – вдруг послышался визг. – А я-то ее ищу! С таким трудом договорилась с хозяевами Рыжего Короля! Я чуть с ума не сошла! Поганая кошара!
– Ой-вэй, что за нервы, – прокомментировала сверху Хока.
Хозяйка Маркизы ухватила ее за шкирку и ринулась вверх, но на четвертом этаже застряла и заколотила в двери квартиры, где жила семья Кисика.
– Ольга Петровна, – завопила она, когда двери открылись, – дефабержируйте уже своего подобранца! Чтобы я его возле своей кошки не видела!
– Это мое дело, что делать со своим котом, – завелась и хозяйка Кисика, и их сердитые возгласы заполнили весь подъезд.
Маркиза сбежала вниз.
– Давайте побыстрее, пока они не кончили ругаться!
Они юркнули за угол – хотя в подъезде этот угол был едва намечен, и по-настоящему укромное место найти было невозможно, и начали повторять: «Баю-баюшки-баю…» В третий раз сверкнуло, бахнуло, и огромная тень пала на них.
Зверь, который присматривался горящими глазами к четвертке борцов с НЁХами, действительно отдаленно напоминал собаку. Но что это был за зверь! Размером выше человеческого роста в холке, с огромными шерстяными лапищами, жуткой оскаленной пастью, серый и невероятно грозный, он действительно мог проглотить само солнце, не то, что маленькую девочку.
– Серенького Волчка вызывали? – рыкнул зверь, облизываясь. – Где чадо-то?
– И… извините, уважаемый Серенький Волчок, – начал Джин Симмонс; Афоня поднял шерсть и выгнул спину дугой, а Кисик загородил собой Маркизу. – Мы ищем пропавшую девочку. Она, случайно, не у вас? Леночка, рыжеволосая, пять лет…
– Тьфу ты, – прорычал Серенький Волчок, снова полыхнуло, и на месте зверя очутился здоровенный детина. Длинные белокурые волосы спускались на широченные плечи, на которых едва не лопался синий кафтан, борода стояла торчком, а изо рта выглядывали острые хищнические клыки. Детина с удовольствием повел плечами и уселся прямо на пол. – Так-то гутарить сподручнее, – объяснил он. – А то я, как в волчьей шкуре заговорю, вечно язык прикусываю. Так чего у вас с этой отроковицей-то? У меня ее не бывало. Дак я бы долго и не держал. Мое дело – душу забрать, чтобы дитё поспало, а потом обратно положить.
Коты взирали на него с почтением. В человеческом обличии Серенький Волчок ростом был по меньшей мере вдвое выше, чем самый долговязый из жителей подъезда, а одной рукой мог бы запросто проломить несущие стены дома, даже не заметив, что они там были. Под глазом у него красовался темный синячище.
– Вы рассказывайте, не молчите, – поторопил Серенький Волчок. – Что вы за коты, ежели баять не желаете? Кот – Баюн, и точка! А ежели у вас история знатная выйдет, так я вас еще и награжу по-своему, по-волчьи. Люблю занятные враки послушать – страсть!
– Если бы враки, – вздохнули коты и принялись в который раз объяснять ситуацию. Серенький Волчок слушал, не перебивая, только подбадривал рассказчиков кивками лохматой головы.
– А та кикимора, как бишь ее, Марфутка? – она чего-нибудь разведала? – наконец спросил он.
– Ну… – замялся Джин Симмонс.
– Я ее сейчас позову, – нашелся Афоня. Он действительно ринулся вниз, в дежурку домового, и вскоре появился вместе с Марфушей.
– Нетути, – скорбно сообщила Марфуша на все расспросы. – А мамка ейная, значит, переживаеть! И папка тоже! Мамка вся извелась, исплакалась, что без чада папка ее бросит и другую, значит, в дом приведет. Экая она, молодежь-то, нешто раньше такое могло быть?
– Раньше и похуже бывало, – рыкнул Серенький Волчок, – нонешняя молодежь не чета былой, они детей с ответственностью заводят, а не потому, что Бог дал. А папка-то чего?
– А он на год вперед занятия проплатил в школах ейных, – охотно пояснила Марфуша, – и теперича беспокоится, что коли Аленушка не найдется, так они деньги не вернут.
– Тьфу! – плюнул Серенький Волчок. – Кабы я раньше знал, каковы родители бывают, со своим батей-то меньше бы заедался. – Он потер ушибленный глаз. – А то с ним поспорили про охоту, ну, я ему и двинул. А он – мне, – и Серенький Волчок смущенно засмеялся. – Так, вы вот чего молвите: где та отроковица-то стояла?
Хока тоже спустилась и робко поглядывала на него.
– Таки тут, – показала она. – На этаже под нами.
Коты уставились друг на друга.
– Тень! Там же тень, потому что окно только до половины! И она старая, с огромной дырой в лабиринт…
– Теневой лабиринт! Как мы могли об этом забыть!
– Она туда провалилась!
– Девочку надо спасать, – заявила Маркиза. – Серенький Волчок, ты нам поможешь?
– А чего помогать-то? Пугнуть али сразу загрызть? – деловито спросил тот.
– По ситуации, – решила Маркиза. – У нас, у котов, нюх не очень, а у волков как у родственников собак он должен быть хорошим. Я в таком вот акцепте.
Серенький Волчок подумал, потом резко поднялся – вспышка, и перед товарищами снова стоял огромный волчище.
– Садитесь на спину, – велел он тоном, не допускающим возражений. – Поехали, чай, не Гагарины, чтобы особой команды ждать!
…Эту поездку верхом на Сереньком Волчке четыре кота, кикимора и Хока запомнили на всю оставшуюся жизнь. Джин Симмонс вцепился в мощную серую шерсть всеми четырьмя когтями, а Афоня, кажется, даже зубами – но где ему было прокусить такую холку! В два прыжка Серенький Волчок преодолел оба лестничный пролета, ударом могучей шерстяной лапищи пробил тонкую перепонку, отделявшую Явь от входа в теневой лабиринт, и ринулся внутрь.
Джин Симмонс знал, что лабиринты невелики – теневые сущности, которые в них обитали, все были очень миниатюрными. Но Серенький Волчок на удивление легко поместился под сводами, вымытыми темнотой в плоти мироздания.
– Р-р-р! – раскатился его свирепый рык. – Так, чую людской дух, – деловито, резко сменив тон, доложил он. – Кабы мне Аленкину вещь с запахом дали…
– Дак вот же, – и Марфуша протянула ему носовой платочек, разрисованный диснеевскими принцессами.
– Тьфу, ну и уродство, – прорычал Серенький Волчок, обнюхивая платочек.
– Это принцессы, – радуясь поводу поговорить, начала Хока. – Ее же в школу женственности записали, там сплошных принцесс готовят, вот так, чтобы женственными были!
– Чушь это все, – вынес вердикт Серенький Волчок. – И так царевичей на этих принцесс не напасешься и богатырей, сплошь завалящие маменькины сынки, а если их еще в школах штамповать, так хоть святых выноси! Своим умом бы жить учили, больше толку бы… Ага, чую, – прервал он сам себя и взвыл. – Чтоб тебя, проклятого! Опять язык прикусил! Пошли, ребятушки! – и он ринулся вперед с удвоенной скоростью, хотя у друзей и так свистело в ушах от его стремительной скачки.
Внезапно Серенький Волчок затормозил всеми четырьмя лапами. Коты едва удержались на его спине.
Теневые существа сгрудились в жалкую толпу и, дрожа от ужаса, смотрели на пришельцев красными глазками. Их маленькие лапки были умоляюще подняты. Нет, понял Джин Симмонс, эти создания не могут никому причинить вред. Но Леночка?
Серенький Волчок бесцеремонно отпихнул одно из теневых существ, и за ним коты увидели маленькую девочку с бантиками в рыжих косичках.
– Вы… вы кто? – испуганно спросила она.
– Ленка! – заорал Джин Симмонс. – Ты чего тут сидишь, балда? Ну-ка, марш домой!
– Не пойду, – сказала Леночка и заревела. – Не пойду-у-у! Меня еще в одну школу записа-а-а-али-и-и-и! Будут учить, как принце-ееее-ссой бы-ыы-ыть! Не хочу-у-у-у! Не хочу развивающих игрушек, и английского не хочу, и логопеда! Хочу в мячик поиграть и в куклы! И почитать про курочку Рябу, а не про то, как быть принцессой!
Коты окружили девочку и стали ее утешать и уговаривать.
– Ну, а как ты будешь жить без родителей?
– Знаешь, как они беспокоятся?
– А что ты кушать будешь?
– А когда ты вырастешь, что ты будешь делать?
– Я… я мультики хочу, – всхлипывая, сказала Леночка, – про губку Боба, а не учебные!
– Так, все, – рявкнул Серенький Волчок. Марфуша тем временем напустилась на жителей лабиринта:
– Как вам не стыдно! Похитили чадо-то! Его ищут, волнуются, папка с мамкой места себе не находят, а вы тут с ним забавки крутите! Дети вам не игрушки!
– Но она так плакала, – оправдывались теневые существа, немного успокоившись и отойдя от первого испуга. – Нам стало ее жалко, и мы захотели ее немного развлечь! Что плохого в том, что ребенок немного поиграет? Ведь у нее совсем нет друзей!
– Все, я сказал, – повысил голос Серенький Волчок. – Дружить вы и так-то сможете, чай, не в далекую галактику улетаем, – он ехидно покосился желтым глазом на Кисика. – А дитё должно к родителям вернуться. Ну, а уж как ее из половины ейных курсов да школ вызволить – то мы отдельно помозгуем. Уж всяко пропасть не дадим!
…Уже позже, когда Леночка, помытая и накормленная, спала у себя дома, а ее мама тихонько плакала на кухне под утешения папы, Серенький Волчок зашел попрощаться к спецподразделению «АнтиНЁХ».
– Вернут ее бате денежки-то, – хмыкнул он в клыки. – И за школу этих, как их, прынцесс, и за школу раннего развития. Танцы – то пусть, и ангельская речь тож не помешает, но этак мучить дитё все ж не след.
– А где же ей научиться жить своим умом? – волнуясь, спросила Маркиза.
– Дак умеет она уже. Главное, чтобы охота не пропала! Ну, а вам поклон, котейки, – Серенький Волчок отряхнулся. – Вона, держите! – маленький нож сверкнул и упал у лап антиНЁХовцев. – Коли повидаться захотите аль историю занятную узнаете – милости просим в Заколдованный лес!