Что почитать: свежие записи из разных блогов
Записи с тэгом #Англия из разных блогов
Старость и смерть в средние века
Из кн.: Barbara A. Hanawalt. The Ties, that Bound: Peasant Families in Medieval England.
Часть 1.
Старость и связанные с ней нормы и правила предполагали гораздо больше социальной адаптивности и мобильности, чем любая другая стадия жизни. Если при воспитании детей в расчет, в первую очередь, принимались биологические потребности (кормление, одевание, обучение детей базовым правилам выживания), а брак в большинстве доиндустриальных обществ представлял собой биолого-экономическую единицу, то старение было неразрывно связано с социальными и культурными концептами. Основной проблемой для пожилых людей было обеспечить себе относительное материальное благополучие, а также не потерять уважение в своей социальной среде. Крыша над головой, еда и одежда, конечно, доминировали в списке потребностей, но и участие в хозяйственных решениях, непременное участие в общественных и религиозных событиях, гарантия достойного погребения всегда были психологически очень важны. Кроме того, представители старшего поколения хотели гарантировать себе, что заботиться о них не перестанут, даже когда они станут совсем беспомощными.
скрытый текстСтолкновения «отцов и детей» были очевидны в обществе ничуть не менее, чем война полов. Моралисты не только произносили гневные проповеди о неблагодарности детей, но также и предостерегали родителей, советуя им не назначать отпрысков своими душеприказчиками – ведь дети наверняка не исполнят завещания, если им не понравятся условия. «Не делай душеприказчиком ни врача, ни наследника», - предупреждает поэт Роберт Мэннинг в начале XIV в. Судя по всему, между хозяевами и их наследниками действительно существовало некоторое, вполне понятное, напряжение. Как только старик уходил на покой, передавая свое имущество наследникам, ему оставалось полагаться на милость молодого поколения. С точки зрения молодежи – если верить документам эпохи – старики представляли целый ряд проблем. Они работали мало (во всяком случае, несопоставимо с тем, сколько потребляли); они мешали молодым «пробиваться» и, наконец, с эстетической точки зрения оскорбляли глаз. Молодому крестьянину порой приходилось ждать, пока отец умрет или окончательно уйдет на покой, прежде чем самому жениться и зажить собственным домом. Если старик женился на женщине помоложе, он лишал потенциальной жены какого-нибудь парня. Молодые крестьяне, в свою очередь, нередко женились на вдовах старше себя, рассчитывая пользоваться их приданым, и тем самым лишали деревенских девушек возможности выйти за ровесников. Получался замкнутый круг. Таким образом, у молодежи был повод недолюбливать стариков и как социальных конкурентов. Наверное, неудивительно, что те предпочитали юридически гарантировать себе покой и сытость, вместо того чтобы полагаться на культурные концепты почитания отца и матери.
Но насколько серьезной была конкуренция молодежи и стариков в средневековой Англии? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, насколько остро стояла проблема и каким образом старики вписывались в общество. Возраст, обозначенный как «старость» в Статуте о работниках (1351), - шестьдесят лет. «Каждый человек, крепкий телом и младше шестидесяти лет, обязан зарабатывать себе все то, что ему требуется, или же он будет сидеть в тюрьме, пока не найдет себе поручителей». В некоторых церковных источниках стариками (senex) названы люди старше пятидесяти. Но крестьяне, с вероятностью, могли бы не в курсе церковного деления на стадии жизни, и даже писцы в поместных и королевских судах редко использовали слово senex применительно к пожилым людям. Воистину, ни статут, ни книжные термины не могли иметь широкого практического применения, ведь у людей зачастую было весьма смутное представление о собственном возрасте – даты рождения записывались не всегда, и называть свой возраст в официальной обстановке крестьянам приходилось редко. В тех случаях, когда в судебных отчетах назван возраст, он обычно дан «в среднем», нередко с пометкой et amplis («и старше»). Определение человека как «пожилого», как правило, основывалось на его физических данных и общем состоянии здоровья.
Мы, вероятно, никогда в точности не узнаем процент пожилых людей среди населения средневековой Англии, но не следует думать, что, раз средняя продолжительность жизни составляла около 33 лет, то стариков было мало. Такую цифру давала не столько взрослая, сколько младенческая смертность, которая была весьма высока. Анализ костей из средневековых английских погребений свидетельствует, что как минимум десять процентов покойных разменяли шестой десяток.
Если и впрямь десять процентов населения было старше пятидесяти лет, то конфликт потребностей между стариками и молодыми просто обязан был вызвать некоторые трения. Тем не менее, криминальные варианты избавления от чрезмерно зажившегося отца в средневековой Англии встречаются очень редко. Вместо этого либо сами старики, либо их родственники, либо община старались заранее принять меры. Конечно, условия значительно варьировались по степени материального комфорта, но, тем не менее, для пожилых крестьян открывался целый ряд возможностей.
Одним из наиболее популярных вариантов было заключение, так сказать, «пенсионного договора» - именно такие контракты чаще всего фигурируют в документах манориальных судов. В них оговаривалось, что ушедший на покой крестьянин передает человеку, с которым заключен контракт (не обязательно родственнику), право пользования землей и постройками в обмен на пищу, приют и одежду. Нередко такие контракты заключали на смертном одре мужчины в пользу своих жен, чтобы обеспечить им относительно безбедную старость.
В большинстве случаев состарившийся арендатор сам оговаривал условия контракта. Отец мог заключить договор с сыном, прежде чем передать ему семейный надел, или с дочерью, собирающейся вступить в брак. Так, Ричард Ловерд из Нортгемптоншира, как положено, передал свой дом и все имущество лорду; будущий муж Эммы, дочери и наследницы Ричарда, заплатил лорду пять шиллингов за право вступить во владение землей и пообещал, что, женившись на Эмме, он обеспечит ее отца едой и одеждой. В другом случае некий родственник престарелого Ральфа Бимонда вступил во владение его землей, поскольку Ральф был немощен. Ральфу оставались дом и огород; также родственник обещал ежегодно снабжать его одеждой на сумму два шиллинга шесть пенсов, покупать чулки и башмаки, выдавать четыре бушеля хорошей пшеничной муки и четыре бушеля ячменя. Такие договоры могли заключаться и с человеком, который не приходился «пенсионеру» родней. Когда односельчанин Хью занял надел престарелого Саймона, он согласился «заботиться об Элис, жене Саймона, об его сыне и других детях».
Престарелый крестьянин мог позаботиться о жене и детях, зафиксировав свою волю в манориальном суде. Бывало, что к смертному одру являлся бейлиф, чтобы записать пожелания умирающего. Так, Джон Уайтинг в смертный час передал дом и землю Саймону Уэллингу, с условием, что Саймон будет кормить вдову Джона и выдаст ей шестнадцать бушелей ячменя. Еще Саймон должен был держать для нее корову, шесть кур и гуся, а также каждый год обрабатывать и засевать в ее пользу один акр. На одежду для вдовы он должен был тратить три шиллинга ежегодно, а на Пасху покупать ей новую пару обуви. Вдове позволялось проживать в доме покойного супруга, хотя она и не имела там отдельного помещения – ей гарантировались только право беспрепятственного входа, место у очага и постель.
А как же те арендаторы, которые не могли обеспечить себе хорошее содержание в старости, поскольку им нечего было предложить в обмен? Необходимым минимумом для прокормления одного человека считались два-три акра пахотной земли; таким образом, беднякам попросту нечем было привлечь людей, готовых о них заботиться. Крестьяне, владевшие только домом и огородом, зачастую, чтобы обеспечить себе уход в старости, помимо права пользования своим участком, делали добровольного помощника главным наследником. Иными словами, вся домашняя утварь, одежда и прочее движимое имущество отходило человеку, который соглашался заботиться о престарелом бедняке.
Как правило, контракты дают понять, что составляли их с большим тщанием. Завещатели оговаривали все мелочи и ничего не оставляли на волю судьбы. Вместо того чтобы положиться на милость наследников или добровольных помощников в том, что касалось еды, одежды и крова, старики предпочитали обо всем условиться заранее. Иногда в условия входила перепланировка дома, чтобы старика можно было поместить в отдельной комнате (нередко на втором этаже). Иногда для «пенсионера» строился отдельный домик. Так. в 1281 г. Томас Брид согласился выстроить для своей матери дом длиной в 30 футов и шириной в 14, с тремя дверьми и двумя окнами. Кроме того, некоторые завещатели требовали для себя регулярной стирки белья, предоставления им лошади для поездок, топлива, инструментов, садового участка и так далее. Учитывались и психологические потребности – в контрактах часто идет речь о регулярных дружеских визитах к больному, о порядке похорон, о заупокойных службах.
https://tal-gilas.livejournal.com/248611.html
Часть 2
скрытый текстРазумеется, человек, с которым был заключен «пенсионный контракт» (назовем его «смотритель»), мог умереть раньше, чем «пенсионер». В XV в., после Черной смерти, возможность такого оборота событий была весьма велика. Поэтому в контракте порой специально оговаривались, что наследники «смотрителя», в свою очередь, должны будут заботиться о старике. Иногда изначальный «смотритель» решал продать свои права на землю и имущество «пенсионера», и тогда контракт перезаключался. Человек, к которому переходила собственность «пенсионера», продолжал заботиться о нем, если желал владеть его имуществом.
Старики, семейные или одинокие, как правило, предпочитали оставаться на своей земле. Нормой было проживание в одном доме со «смотрителем»; лишь один из десяти престарелых крестьян, в среднем, располагал такой роскошью, как отдельное жилье. Что характерно, только треть стариков заключала контракты с собственными детьми. Точных причин мы не знаем. Во-первых, можно предположить, что средневековые английские семьи необязательно были «родовыми» - иными словами, престарелый крестьянин-завещатель не приходился родней новой главе дома. Во-вторых, в манориальных записях могли фиксироваться, в первую очередь, именно контракты «на стороне», поскольку у родителей и детей в норме были дружеские отношение, не требующие непременных юридических гарантий. Известно, что обеспеченные крестьяне предпочитали все оговаривать в завещаниях, не составляя специальных контрактов, и строить взрослым детям отдельное жилье. Иными словами, в манориальных записях, по преимуществу, представлены контракты, составленные небогатыми крестьянами без близких родственников – или же крестьянами, которые уже распределили свое имущество между наследниками, оставив за собой домик и несколько акров земли.
Положение одиноких стариков вовсе не обязательно было хуже, чем положение семейных – если, конечно, у них была земля, которую они могли предложить в обмен на уход. Среди известных нам «пенсионных» контрактов 36 процентов составлены семейными парами, 43 – одинокими женщинами и 21 – одинокими мужчинами. Преобладание одиноких наводит на мысль, что пенсионные контракты обычно составлялись, когда человек чувствовал, что больше не может заботиться о себе сам, в частности после смерти супруга/супруги. Напрашивается неприятная мысль – бывало ли так, что «смотрители» соглашались заключить контракт лишь для того, чтобы заполучить землю и, может быть, даже ускорить смерть завещателя? Хотя, конечно, нельзя полностью исключить возможность преступных намерений, но процентное соотношение наводит на интересные соображения: больше половины «смотрителей» - достаточно молодые одинокие мужчины. С вероятностью, это были крестьяне, которые ничего не получили от своей семьи – возможно, собственные родители просто не могли обеспечить их – а потому они делались «смотрителями», намереваясь рано или поздно обзавестись собственным хозяйством. Даже в XV в., когда свободной земли было в избытке, «смотрители» предпочитали брать так называемые «семейные наделы», вместо пахотных, т.е., по сути, дом с огородом. Заключая контракт, они словно становились назваными детьми престарелых крестьян и по смерти подопечных могли предъявить на землю те же права, что и прежние владельцы. Таким образом, домик с несколькими акрами земли, считаясь, скорее, семейным участком, нежели арендуемым пахотным наделом, надежно закреплялся за «смотрителем».
Разумеется, знание условий, оговариваемых в контрактах, на самом деле не дает нам точного ответа на вопрос – каков был уровень жизнь деревенских стариков и как о них заботились? Обеспечивала ли юридическая практика, по крайней мере, обещанные им материальные блага? Жалобы на нарушение условий контракта свидетельствуют о том, что мошенники все-таки бывали. Так, в 1286 г. община в Уэйкфилде обвинила некоего Уильяма Вудмауса в том, что он выгнал женщину по имени Молл, с сыном, из ее собственного дома, убил ее собаку и унес десять локтей полотна; также он забрал у Молл плащ и отказался чинить ее жилище, хотя и обещал. В тех случаях, когда общине приходилось вмешиваться, она, как правило, налагала на нарушителя соответствующее наказание. Когда Джон Кейтлин выгнал Елену Мартин из ее дома и сломал его, присяжные велели ему отстроить дом заново, а до тех пор предоставить женщине подходящее жилище. Когда сын нарушил условия контракта, заключенного со своей престарелой матерью, манориальный суд оштрафовал его и вернул женщине землю, воспретив сыну вступать во владение ею, пока мать жива.
Контракт можно было перепродавать из рук в руки. Так, некий крестьянин, умерший в 1415 г., решил оставить жене дом и участок размером в акр – при условии, что она будет до конца жизни заботиться о его немощной сестре. Однако через шесть лет вдова переехала, договорившись с кем-то из соседей, что тот поселится в доме и возьмет заботу о бедной женщине на себя. Однако через год новый «смотритель» также уехал из деревни, перепродав контракт другому односельчанину. Если подопечный был не в состоянии сам отстаивать свои права, деревенская община зорко следила за соблюдением условий контракта; с вероятностью, в случаях вопиющего небрежения или откровенно дурного обращения соседи вмешивались в происходящее.
Когда жены старились, мужья нередко оговаривали их будущность в завещаниях, стараясь обеспечить им безбедную жизнь. В таких случаях чаще всего именно сыну предстояло заботиться о матери. Осторожные крестьяне старались предусмотреть максимум возможных нарушений. Один старик выразил подозрения в адрес сына и официально объявил, что на первый год его вдове следует получить половину урожая, а в последующие годы – урожай с трех акров, равно и «старую лошадь, чтобы отвезти зерно на мельницу». Нередко оговаривались условия проживания; матери и сыну обычно предстояло жить вместе, но, если они не могли поладить, мать имела право получить отдельный домик или отдельную комнату. Еще один крестьянин беспокоился, что его сын продаст дом, и объявил, что тот, к кому перейдет имущество его сына, обязан предоставить комнату жене завещателя, а также кормить ее со своего стола. Некий предприимчивый муж оставил старшему сыну, Джону, семейное имущество, с условием, что Джон будет выплачивать своей бабке четыре фунта в год пожизненно, а также кормить ее, если она пожелает жить с ним; вдове завещателя предстояло жить у второго сына и получать по двадцать шиллингов в год от каждого из троих младших сыновей, как только они достигнут совершеннолетия, а если она не будет довольна содержанием, то может потребовать стоимость своего приданого. Еще один обеспеченный крестьянин, намеревавшийся после ухода на покой поселиться в доме сына, решил вознаградить молодое поколение за доброту: он заранее передал невестке всю домашнюю утварь, которая еще принадлежала ему, и пообещал до конца дней выплачивать сыну на Рождество сорок шиллингов за стол – и столько же за «заботу и труды».
Трудно сказать, до какой степени престарелые крестьяне полагались на родственников, когда вставал вопрос о том, кто будет о них заботиться. Если судить по сохранившимся документам, может показаться, что проживание с детьми или другими родичами отнюдь не было предпочитаемым вариантом. В средневековой Англии престарелый родитель отправлялся жить к отпрыскам, только если больше никто не мог о нем позаботиться. Все средневековые свидетельства дают понять, что это была установленная практика: люди жили самостоятельно как можно дольше (пока позволяло здоровье и т.д.), но даже и потом только треть из них предпочитала переходить на иждивение родственников.
Еще одним вариантом было нанять человека, который приходил бы присматривать за домом старика и вести хозяйство. Так, Томас Кайн, богатый крестьянин, не имевший ни жены, ни детей, оставил деньги некоей женщине, которую обозначил как «домоправительница» (заметим, что при этом у него были двое братьев и сестра). Бездетная вдова Кэтрин Винсент упомянула в своем завещании служанку и «домоправителя». Престарелые приходские священники также часто нанимали помощников и «домоправителей», несмотря даже на то, что в средневековой Англии существовали организации, специально занимающиеся помощью дряхлым служителям церкви.
По большей части, у одряхлевших крестьян не было доступа в госпитали или в монастыри, чтобы провести там остаток жизни и спокойно умереть. Впрочем, они своими силами создавали нечто вроде добровольных ассоциаций, которые оказывали некоторую помощь старым и немощным. Из 507 гильдий, зафиксированных в документах в 1389 г., примерно треть обещала своим членам помощь, буде те заболеют или состарятся. Как правило, эта помощь представляла собой еженедельное пособие и одежду. Впрочем, пособие составляло всего 7 пенсов – этой суммы едва хватало на покупку каравая хлеба в день. Некоторые гильдии оплачивали погребение сочленов, которые были слишком бедны для устройства «приличных» похорон. Судя по всему, гильдейные пособия не предназначались для долговременной поддержки – они лишь помогали продержаться на плаву тому, кто попал в беду, и облегчали последние дни смертельно больным. Но при этом, несомненно, гильдии оказывали психологическую помощь своим немощным сочленам, давая понять, что не бросят их в час нужды. Это важный аспект заботы о стариках. Заметим, что завещатели нередко платили гильдиям благодарностью, оставляя им деньги, зерно, солод, иногда землю. В некотором отношении, гильдия была продолжение семьи: сочлены устраивали общие праздничные пиры, посещали больных, содержали священника или, как минимум, служили мессы за усопших.
https://tal-gilas.livejournal.com/250443.html
Часть 1.
Старость и связанные с ней нормы и правила предполагали гораздо больше социальной адаптивности и мобильности, чем любая другая стадия жизни. Если при воспитании детей в расчет, в первую очередь, принимались биологические потребности (кормление, одевание, обучение детей базовым правилам выживания), а брак в большинстве доиндустриальных обществ представлял собой биолого-экономическую единицу, то старение было неразрывно связано с социальными и культурными концептами. Основной проблемой для пожилых людей было обеспечить себе относительное материальное благополучие, а также не потерять уважение в своей социальной среде. Крыша над головой, еда и одежда, конечно, доминировали в списке потребностей, но и участие в хозяйственных решениях, непременное участие в общественных и религиозных событиях, гарантия достойного погребения всегда были психологически очень важны. Кроме того, представители старшего поколения хотели гарантировать себе, что заботиться о них не перестанут, даже когда они станут совсем беспомощными.
скрытый текстСтолкновения «отцов и детей» были очевидны в обществе ничуть не менее, чем война полов. Моралисты не только произносили гневные проповеди о неблагодарности детей, но также и предостерегали родителей, советуя им не назначать отпрысков своими душеприказчиками – ведь дети наверняка не исполнят завещания, если им не понравятся условия. «Не делай душеприказчиком ни врача, ни наследника», - предупреждает поэт Роберт Мэннинг в начале XIV в. Судя по всему, между хозяевами и их наследниками действительно существовало некоторое, вполне понятное, напряжение. Как только старик уходил на покой, передавая свое имущество наследникам, ему оставалось полагаться на милость молодого поколения. С точки зрения молодежи – если верить документам эпохи – старики представляли целый ряд проблем. Они работали мало (во всяком случае, несопоставимо с тем, сколько потребляли); они мешали молодым «пробиваться» и, наконец, с эстетической точки зрения оскорбляли глаз. Молодому крестьянину порой приходилось ждать, пока отец умрет или окончательно уйдет на покой, прежде чем самому жениться и зажить собственным домом. Если старик женился на женщине помоложе, он лишал потенциальной жены какого-нибудь парня. Молодые крестьяне, в свою очередь, нередко женились на вдовах старше себя, рассчитывая пользоваться их приданым, и тем самым лишали деревенских девушек возможности выйти за ровесников. Получался замкнутый круг. Таким образом, у молодежи был повод недолюбливать стариков и как социальных конкурентов. Наверное, неудивительно, что те предпочитали юридически гарантировать себе покой и сытость, вместо того чтобы полагаться на культурные концепты почитания отца и матери.
Но насколько серьезной была конкуренция молодежи и стариков в средневековой Англии? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, насколько остро стояла проблема и каким образом старики вписывались в общество. Возраст, обозначенный как «старость» в Статуте о работниках (1351), - шестьдесят лет. «Каждый человек, крепкий телом и младше шестидесяти лет, обязан зарабатывать себе все то, что ему требуется, или же он будет сидеть в тюрьме, пока не найдет себе поручителей». В некоторых церковных источниках стариками (senex) названы люди старше пятидесяти. Но крестьяне, с вероятностью, могли бы не в курсе церковного деления на стадии жизни, и даже писцы в поместных и королевских судах редко использовали слово senex применительно к пожилым людям. Воистину, ни статут, ни книжные термины не могли иметь широкого практического применения, ведь у людей зачастую было весьма смутное представление о собственном возрасте – даты рождения записывались не всегда, и называть свой возраст в официальной обстановке крестьянам приходилось редко. В тех случаях, когда в судебных отчетах назван возраст, он обычно дан «в среднем», нередко с пометкой et amplis («и старше»). Определение человека как «пожилого», как правило, основывалось на его физических данных и общем состоянии здоровья.
Мы, вероятно, никогда в точности не узнаем процент пожилых людей среди населения средневековой Англии, но не следует думать, что, раз средняя продолжительность жизни составляла около 33 лет, то стариков было мало. Такую цифру давала не столько взрослая, сколько младенческая смертность, которая была весьма высока. Анализ костей из средневековых английских погребений свидетельствует, что как минимум десять процентов покойных разменяли шестой десяток.
Если и впрямь десять процентов населения было старше пятидесяти лет, то конфликт потребностей между стариками и молодыми просто обязан был вызвать некоторые трения. Тем не менее, криминальные варианты избавления от чрезмерно зажившегося отца в средневековой Англии встречаются очень редко. Вместо этого либо сами старики, либо их родственники, либо община старались заранее принять меры. Конечно, условия значительно варьировались по степени материального комфорта, но, тем не менее, для пожилых крестьян открывался целый ряд возможностей.
Одним из наиболее популярных вариантов было заключение, так сказать, «пенсионного договора» - именно такие контракты чаще всего фигурируют в документах манориальных судов. В них оговаривалось, что ушедший на покой крестьянин передает человеку, с которым заключен контракт (не обязательно родственнику), право пользования землей и постройками в обмен на пищу, приют и одежду. Нередко такие контракты заключали на смертном одре мужчины в пользу своих жен, чтобы обеспечить им относительно безбедную старость.
В большинстве случаев состарившийся арендатор сам оговаривал условия контракта. Отец мог заключить договор с сыном, прежде чем передать ему семейный надел, или с дочерью, собирающейся вступить в брак. Так, Ричард Ловерд из Нортгемптоншира, как положено, передал свой дом и все имущество лорду; будущий муж Эммы, дочери и наследницы Ричарда, заплатил лорду пять шиллингов за право вступить во владение землей и пообещал, что, женившись на Эмме, он обеспечит ее отца едой и одеждой. В другом случае некий родственник престарелого Ральфа Бимонда вступил во владение его землей, поскольку Ральф был немощен. Ральфу оставались дом и огород; также родственник обещал ежегодно снабжать его одеждой на сумму два шиллинга шесть пенсов, покупать чулки и башмаки, выдавать четыре бушеля хорошей пшеничной муки и четыре бушеля ячменя. Такие договоры могли заключаться и с человеком, который не приходился «пенсионеру» родней. Когда односельчанин Хью занял надел престарелого Саймона, он согласился «заботиться об Элис, жене Саймона, об его сыне и других детях».
Престарелый крестьянин мог позаботиться о жене и детях, зафиксировав свою волю в манориальном суде. Бывало, что к смертному одру являлся бейлиф, чтобы записать пожелания умирающего. Так, Джон Уайтинг в смертный час передал дом и землю Саймону Уэллингу, с условием, что Саймон будет кормить вдову Джона и выдаст ей шестнадцать бушелей ячменя. Еще Саймон должен был держать для нее корову, шесть кур и гуся, а также каждый год обрабатывать и засевать в ее пользу один акр. На одежду для вдовы он должен был тратить три шиллинга ежегодно, а на Пасху покупать ей новую пару обуви. Вдове позволялось проживать в доме покойного супруга, хотя она и не имела там отдельного помещения – ей гарантировались только право беспрепятственного входа, место у очага и постель.
А как же те арендаторы, которые не могли обеспечить себе хорошее содержание в старости, поскольку им нечего было предложить в обмен? Необходимым минимумом для прокормления одного человека считались два-три акра пахотной земли; таким образом, беднякам попросту нечем было привлечь людей, готовых о них заботиться. Крестьяне, владевшие только домом и огородом, зачастую, чтобы обеспечить себе уход в старости, помимо права пользования своим участком, делали добровольного помощника главным наследником. Иными словами, вся домашняя утварь, одежда и прочее движимое имущество отходило человеку, который соглашался заботиться о престарелом бедняке.
Как правило, контракты дают понять, что составляли их с большим тщанием. Завещатели оговаривали все мелочи и ничего не оставляли на волю судьбы. Вместо того чтобы положиться на милость наследников или добровольных помощников в том, что касалось еды, одежды и крова, старики предпочитали обо всем условиться заранее. Иногда в условия входила перепланировка дома, чтобы старика можно было поместить в отдельной комнате (нередко на втором этаже). Иногда для «пенсионера» строился отдельный домик. Так. в 1281 г. Томас Брид согласился выстроить для своей матери дом длиной в 30 футов и шириной в 14, с тремя дверьми и двумя окнами. Кроме того, некоторые завещатели требовали для себя регулярной стирки белья, предоставления им лошади для поездок, топлива, инструментов, садового участка и так далее. Учитывались и психологические потребности – в контрактах часто идет речь о регулярных дружеских визитах к больному, о порядке похорон, о заупокойных службах.
https://tal-gilas.livejournal.com/248611.html
Часть 2
скрытый текстРазумеется, человек, с которым был заключен «пенсионный контракт» (назовем его «смотритель»), мог умереть раньше, чем «пенсионер». В XV в., после Черной смерти, возможность такого оборота событий была весьма велика. Поэтому в контракте порой специально оговаривались, что наследники «смотрителя», в свою очередь, должны будут заботиться о старике. Иногда изначальный «смотритель» решал продать свои права на землю и имущество «пенсионера», и тогда контракт перезаключался. Человек, к которому переходила собственность «пенсионера», продолжал заботиться о нем, если желал владеть его имуществом.
Старики, семейные или одинокие, как правило, предпочитали оставаться на своей земле. Нормой было проживание в одном доме со «смотрителем»; лишь один из десяти престарелых крестьян, в среднем, располагал такой роскошью, как отдельное жилье. Что характерно, только треть стариков заключала контракты с собственными детьми. Точных причин мы не знаем. Во-первых, можно предположить, что средневековые английские семьи необязательно были «родовыми» - иными словами, престарелый крестьянин-завещатель не приходился родней новой главе дома. Во-вторых, в манориальных записях могли фиксироваться, в первую очередь, именно контракты «на стороне», поскольку у родителей и детей в норме были дружеские отношение, не требующие непременных юридических гарантий. Известно, что обеспеченные крестьяне предпочитали все оговаривать в завещаниях, не составляя специальных контрактов, и строить взрослым детям отдельное жилье. Иными словами, в манориальных записях, по преимуществу, представлены контракты, составленные небогатыми крестьянами без близких родственников – или же крестьянами, которые уже распределили свое имущество между наследниками, оставив за собой домик и несколько акров земли.
Положение одиноких стариков вовсе не обязательно было хуже, чем положение семейных – если, конечно, у них была земля, которую они могли предложить в обмен на уход. Среди известных нам «пенсионных» контрактов 36 процентов составлены семейными парами, 43 – одинокими женщинами и 21 – одинокими мужчинами. Преобладание одиноких наводит на мысль, что пенсионные контракты обычно составлялись, когда человек чувствовал, что больше не может заботиться о себе сам, в частности после смерти супруга/супруги. Напрашивается неприятная мысль – бывало ли так, что «смотрители» соглашались заключить контракт лишь для того, чтобы заполучить землю и, может быть, даже ускорить смерть завещателя? Хотя, конечно, нельзя полностью исключить возможность преступных намерений, но процентное соотношение наводит на интересные соображения: больше половины «смотрителей» - достаточно молодые одинокие мужчины. С вероятностью, это были крестьяне, которые ничего не получили от своей семьи – возможно, собственные родители просто не могли обеспечить их – а потому они делались «смотрителями», намереваясь рано или поздно обзавестись собственным хозяйством. Даже в XV в., когда свободной земли было в избытке, «смотрители» предпочитали брать так называемые «семейные наделы», вместо пахотных, т.е., по сути, дом с огородом. Заключая контракт, они словно становились назваными детьми престарелых крестьян и по смерти подопечных могли предъявить на землю те же права, что и прежние владельцы. Таким образом, домик с несколькими акрами земли, считаясь, скорее, семейным участком, нежели арендуемым пахотным наделом, надежно закреплялся за «смотрителем».
Разумеется, знание условий, оговариваемых в контрактах, на самом деле не дает нам точного ответа на вопрос – каков был уровень жизнь деревенских стариков и как о них заботились? Обеспечивала ли юридическая практика, по крайней мере, обещанные им материальные блага? Жалобы на нарушение условий контракта свидетельствуют о том, что мошенники все-таки бывали. Так, в 1286 г. община в Уэйкфилде обвинила некоего Уильяма Вудмауса в том, что он выгнал женщину по имени Молл, с сыном, из ее собственного дома, убил ее собаку и унес десять локтей полотна; также он забрал у Молл плащ и отказался чинить ее жилище, хотя и обещал. В тех случаях, когда общине приходилось вмешиваться, она, как правило, налагала на нарушителя соответствующее наказание. Когда Джон Кейтлин выгнал Елену Мартин из ее дома и сломал его, присяжные велели ему отстроить дом заново, а до тех пор предоставить женщине подходящее жилище. Когда сын нарушил условия контракта, заключенного со своей престарелой матерью, манориальный суд оштрафовал его и вернул женщине землю, воспретив сыну вступать во владение ею, пока мать жива.
Контракт можно было перепродавать из рук в руки. Так, некий крестьянин, умерший в 1415 г., решил оставить жене дом и участок размером в акр – при условии, что она будет до конца жизни заботиться о его немощной сестре. Однако через шесть лет вдова переехала, договорившись с кем-то из соседей, что тот поселится в доме и возьмет заботу о бедной женщине на себя. Однако через год новый «смотритель» также уехал из деревни, перепродав контракт другому односельчанину. Если подопечный был не в состоянии сам отстаивать свои права, деревенская община зорко следила за соблюдением условий контракта; с вероятностью, в случаях вопиющего небрежения или откровенно дурного обращения соседи вмешивались в происходящее.
Когда жены старились, мужья нередко оговаривали их будущность в завещаниях, стараясь обеспечить им безбедную жизнь. В таких случаях чаще всего именно сыну предстояло заботиться о матери. Осторожные крестьяне старались предусмотреть максимум возможных нарушений. Один старик выразил подозрения в адрес сына и официально объявил, что на первый год его вдове следует получить половину урожая, а в последующие годы – урожай с трех акров, равно и «старую лошадь, чтобы отвезти зерно на мельницу». Нередко оговаривались условия проживания; матери и сыну обычно предстояло жить вместе, но, если они не могли поладить, мать имела право получить отдельный домик или отдельную комнату. Еще один крестьянин беспокоился, что его сын продаст дом, и объявил, что тот, к кому перейдет имущество его сына, обязан предоставить комнату жене завещателя, а также кормить ее со своего стола. Некий предприимчивый муж оставил старшему сыну, Джону, семейное имущество, с условием, что Джон будет выплачивать своей бабке четыре фунта в год пожизненно, а также кормить ее, если она пожелает жить с ним; вдове завещателя предстояло жить у второго сына и получать по двадцать шиллингов в год от каждого из троих младших сыновей, как только они достигнут совершеннолетия, а если она не будет довольна содержанием, то может потребовать стоимость своего приданого. Еще один обеспеченный крестьянин, намеревавшийся после ухода на покой поселиться в доме сына, решил вознаградить молодое поколение за доброту: он заранее передал невестке всю домашнюю утварь, которая еще принадлежала ему, и пообещал до конца дней выплачивать сыну на Рождество сорок шиллингов за стол – и столько же за «заботу и труды».
Трудно сказать, до какой степени престарелые крестьяне полагались на родственников, когда вставал вопрос о том, кто будет о них заботиться. Если судить по сохранившимся документам, может показаться, что проживание с детьми или другими родичами отнюдь не было предпочитаемым вариантом. В средневековой Англии престарелый родитель отправлялся жить к отпрыскам, только если больше никто не мог о нем позаботиться. Все средневековые свидетельства дают понять, что это была установленная практика: люди жили самостоятельно как можно дольше (пока позволяло здоровье и т.д.), но даже и потом только треть из них предпочитала переходить на иждивение родственников.
Еще одним вариантом было нанять человека, который приходил бы присматривать за домом старика и вести хозяйство. Так, Томас Кайн, богатый крестьянин, не имевший ни жены, ни детей, оставил деньги некоей женщине, которую обозначил как «домоправительница» (заметим, что при этом у него были двое братьев и сестра). Бездетная вдова Кэтрин Винсент упомянула в своем завещании служанку и «домоправителя». Престарелые приходские священники также часто нанимали помощников и «домоправителей», несмотря даже на то, что в средневековой Англии существовали организации, специально занимающиеся помощью дряхлым служителям церкви.
По большей части, у одряхлевших крестьян не было доступа в госпитали или в монастыри, чтобы провести там остаток жизни и спокойно умереть. Впрочем, они своими силами создавали нечто вроде добровольных ассоциаций, которые оказывали некоторую помощь старым и немощным. Из 507 гильдий, зафиксированных в документах в 1389 г., примерно треть обещала своим членам помощь, буде те заболеют или состарятся. Как правило, эта помощь представляла собой еженедельное пособие и одежду. Впрочем, пособие составляло всего 7 пенсов – этой суммы едва хватало на покупку каравая хлеба в день. Некоторые гильдии оплачивали погребение сочленов, которые были слишком бедны для устройства «приличных» похорон. Судя по всему, гильдейные пособия не предназначались для долговременной поддержки – они лишь помогали продержаться на плаву тому, кто попал в беду, и облегчали последние дни смертельно больным. Но при этом, несомненно, гильдии оказывали психологическую помощь своим немощным сочленам, давая понять, что не бросят их в час нужды. Это важный аспект заботы о стариках. Заметим, что завещатели нередко платили гильдиям благодарностью, оставляя им деньги, зерно, солод, иногда землю. В некотором отношении, гильдия была продолжение семьи: сочлены устраивали общие праздничные пиры, посещали больных, содержали священника или, как минимум, служили мессы за усопших.
https://tal-gilas.livejournal.com/250443.html
Арабелла, блог «Старый замок»
Женщины в броне
XII-XIII века в очередной раз рвут шаблон. Имеем распространенный миф: женщины в Средние века ограничены только домом и воспитанием детей, все иные варианты – только посредством мужчин и негласно (мол, женщина, например, может влиять на политику только будучи женой или всесильной фавориткой… ну или Алиенорой Аквитанской).
Были иные варианты, были. Редко были, что уж там. Но зато какие :)
скрытый текстПомимо полулегендарных историях о женщинах (вроде герцогини Иды Австрийской), сражавшихся в крестовых походах наравне с мужчинами и даже наводившими ужас на Саладина, XII-XIII века нам дают сразу несколько реальных исторических примеров женского военного героизма. Николь де ла Хэй, жена адмирала королевского флота, отбывшего вместе с Ричардом в крестовый поход, унаследовала должность кастеляна Линкольнского замка, по традиции передававшуюся в ее семье. В отсутствие супруга эта ответственность полностью легла на нее – и в 1191 г. Николь де ла Хэй самостоятельно подготовила замок к обороне и выдержала месячную осаду; в 1217 г. ей пришлось повторить этот подвиг, когда замок вновь был осажден мятежными баронами. Более того, в 1216 г. эта отважная дама была официально назначена шерифом Линкольншира и исполняла свои обязанности в течение полугода. Графиня Пембрук была официально назначена командовать рыцарями своего мужа в 1267 году, тако же в отсутствие супруга. Матильда Рамсбери, возлюбленная епископа Роджера из Солсбери, руководила обороной замка Девизес, принадлежавшего епископу. Она и её сын были осаждены там армией короля Стивена в 1139 г. Матильда сдала замок, когда ей пригрозили расправой над Роджером. Петронилла, графиня Лестер, наравне с мужем приняла участие в восстании против Генриха II в 1173 году. По словам хрониста, "она была одета в кольчугу и несла меч и щит".
Иными словами, мы видим, что «женская слабость» отнюдь не мешала дамам занимать весьма ответственные должности, притом не номинально. Еще одна дама, Матильда де Ко (Maud de Caux), в течение многих лет исполняла обязанности главного смотрителя королевских лесов в Ноттингемшире и Дербишире – эта должность также была наследственной в семье де Ко и в отсутствие наследника по мужской линии переходила к женщинам (Матильда де Ко продолжала занимать должность смотрителя, оставшись вдовой).
https://finerollshenry3.org.uk/content/month/fm-01-2006.html
И - не про Англию, но тоже интересно :) Достаточно мало информации у нас про женский боевой (!) орденГневного Молота Топора. Вот что о нем известно. В 1149 году мавры атаковали Тортозу, и отражать эту атаку пришлось женщинам, потому что мужчины были заняты осадой Лериды. Женщины отбились от регулярного войска, притом отнюдь не швыряясь камнями, а сражаясь в мужских доспехах. Когда подошла подмога, дело уже было сделано, и женщин Тортозы нужно было отблагодарить за доблесть, что было сделано. Для них основали рыцарский орден, который назывался orden de la Hacha, Орден Топора (основное оружие сражавшихся, боевой топор). Замужним женщинам были даны одинаковые рыцарские права с их мужьями, незамужним – с их отцами и братьями.
https://tal-gilas.livejournal.com/181103.html
Часть 2.
Женщины Средневековья брали оружие в руки гораздо чаще, чем мы можем предположить, - времена были неспокойные :) Причем за ними стояла давняя литературная, легендарная и историческая традиция. Образованные читатели знали от античных авторов об амазонках; в различных средневековых хрониках нередко встречались истории о германских женщинах, которые "в давние времена" принимали участие в сражениях.
скрытый текстВ XII в. фрейзингский епископ Отто, составляя биографию своего племянника, императора Фридриха Барбароссы, пишет, что женщины лангобардов сражались бок о бок с мужчинами и связывали волосы в узел под подбородком, имитируя длинные мужские бороды (longobardi, т.е. «длиннобородые»). Сверхъестественными женщинами-воительницами изобилуют и героические северные саги – так, в «Саге о Гервор» (XII в.) главная героиня с детства обучается владеть оружием, после чего уходит в леса разбойничать, присоединяется под видом мужчины к шайке викингов, отсекает голову человеку, осмелившемуся дотронуться до ее меча, и даже рискует бросить вызов духу, живущему в кургане.
Существуют свидетельства того, что средневековые женщины иногда действительно принимали участие в сражениях или командовали вооруженными отрядами. Современники зачастую сравнивали их с амазонками и, как правило, относили в категорию «чудес», которые поражали воображение средневековых читателей еще сильнее, чем нынешних. Но сама идея «женщин на войне», пусть даже вне реального воплощения, была достаточно широко распространена и не так уж шокировала публику. Византийская принцесса Анна Комнина, одна из первых женщин-историков, упоминает нормандку по имени Гайта или Гэта (Gaita), которая отправилась в поход вместе с мужем, Робером Гвискаром. Гайта – «вторая Афина» - якобы представляла собой устрашающее зрелище в бою; однажды она бросилась с копьем наперевес к бегущим солдатам и заставила их вернуться на поле боя. А вот что пишет Никита Хониат (ок. 1150-1213), описывающий появление «варваров» на границах римского государства: «Я говорю о движении алеманов и других, поднявшихся с ними и единоплеменных им народов. Между ними были и женщины, ездившие на конях подобно мужчинам, - они бесстыдно сидели в седлах, не опустив ног в одну сторону, но верхом. Они так же, как и мужчины, были вооружены копьями и щитами, носили мужскую одежду, имели совершенно воинский вид и действовали смелее амазонок. В особенности отличалась одна из них, как бы вторая Пентесилея: по одежде своей, украшенной по краям и подолу золотом, она прозывалась Златоногою».
По преданию, Алиенора Аквитанская и ее дамы в 1147 году отправились в крестовый поход, как настоящие амазонки, сидя на белых конях. Также авторы хроник прославляли и женщин-христианок, которые во время осады Акры загнали нескольких турок на корабельный камбуз и связали, после чего отрезали пленным головы ножом и с триумфом ушли, забрав с собой кровавые трофеи (пусть даже корабль был уже захвачен, а женщины всего лишь явились туда вместе с мужчинами). Судя по всему, присутствие вооруженной женщины в военном отряде было не так уж удивительно, особенно если она в качестве сюзерена сопровождала собственный отряд, но в большинстве случаев трудно сказать наверняка, сражались ли средневековые «амазонки» наравне с мужчинами. Современники, как правило, ограничиваются лишь упоминаниями о внешнем облике и смелости, необходимой для того, чтобы отправиться на войну. Восточные авторы – современники крестовых походов – нередко упоминают о вооруженных женщинах в рядах крестоносцев: «Среди франков воистину были женщины, которые стремились в бой в кольчугах и шлемах, одетые по-мужски; они врывались в самую гущу сражения и вели себя как отважные мужи, хотя на самом деле были нежными женами; но они вели себя так из благочестия, рассчитывая снискать небесную награду. В тот день [день битвы при Гераклее, где отряд крестоносцев был истреблен полностью] не одна женщина вступила в бой как рыцарь, выказав мужскую выносливость, несмотря на слабость своего пола. Они были одеты в кольчуги, и их пол распознали, лишь сняв с них доспехи».
В числе женщин, которые действительно принимали участие в боевых действиях, называют некую Элеану, которая якобы носила полный доспех и владела копьем и боевой секирой; Иду Австрийскую, пропавшую без вести в битве при Гераклее; Жанну де Монфор, которая сражалась в Бретани, «в доспехах с ног до головы, на прекрасном боевом коне… у нее был острый меч, которым она рубила с превеликой смелостью»; Изабеллу де Конш, еще одну женщину из рода Монфоров (дочь Симона де Монфора), которая «разъезжала вооруженная среди прочих рыцарей… щедрая, смелая и веселая» (ее сравнивали с амазонками и легендарной Камиллой из «Энеиды»). Шестнадцатилетняя Жанна Лэнь по прозвищу Ашет («Секира») в 1472 г. дралась на стенах осажденного бургундцами Бовэ.
Есть в хрониках упоминания о женщинах, пол которых был обнаружен лишь после их гибели в бою или пленения. Есть упоминания о простолюдинках, погибавших на поле боя, особенно во время восстаний против короля или местного сеньора (в Англии, Шотландии, Франции, Фландрии…).
В Средние века женщинам доводилось командовать вооруженными отрядами и участвовать в военных и политических интригах. И это не так уж удивительно, если вспомнить, что средневековая женщина практически из любого сословия должна была обладать не меньшим запасом знаний и умений, чем мужчина, для того, чтобы при необходимости достойно продолжить дело мужа или выступить его заместителем.
Хотя женщины, принимая командование, поступали точно так же, как поступили бы их братья и мужья, хронисты гораздо чаще склонны были называть их «хитрыми», «кровожадными», «жестокими». Так, например, аттестовали Матильду Тосканскую (1046-1115), которая поддерживала военной силой папу Григория VII против императора Генриха IV во время борьбы за инвеституру, и Матильду Английскую (1102-67), наследницу Генриха I, которая посылала в бой войска против своего кузена и соперника – короля Стефана. Есть и другие примеры женщин-командующих – Эрменгарда Нарбоннская (ум. в 1192 г.) сражалась на юге Франции против сына Матильды, английского короля Генриха II, и защищала собственные земли в бесчисленных местных междоусобицах. Гильдинхильд Каталонская в 1026 г. силой вернула себе отнятые у нее земли и сумела организовать их оборону. София Баварская в 1129 г. осадила замок Фалькенштейн от имени собственного брата, который в это время был занят, помогая своему сюзерену штурмовать замок Шпейер – что характерно, также обороняемый женщиной, Агнес Саарбрюке.
Женщинам зачастую приходилось организовывать оборону собственных земель – или замков сюзерена. «Черная Агнес» (Агнес Рэндольф, графиня Данбар) защищала замок Данбар в Шотландии (1338) против Эдуарда III; Николь де ла Хэй – женщина-шериф – дважды удерживала линкольнский замок, сначала от имени короля Джона, а затем – Генриха III. Знаменитая Мод (Матильда) де Браоз («леди Хэй», 1155-1210) поддерживала политические амбиции своего супруга, активно воевавшего с Уэльсом, - и в 1198 году обороняла замок Пейн от мощной атаки валлийцев, возглавляемых принцем Гвенвивином. Она успешно давала противнику отпор в течение трех недель, пока не подоспело подкрепление. Местные жители прозвали Пейн «замком Матильды»; местная легенда гласила, что, узнав о готовящемся нападении валлийцев, Мод де Браоз за ночь одной рукой надстроила стены до необходимой высоты, нося камни в переднике. Видимо, легенда возникла не на пустом месте, и Мод действительно отличалась недюжинной силой и здоровьем. Свидетельством тому, в том числе, шестнадцать детей, которых «леди Хэй» родила мужу, после чего сохранила достаточно сил для активной жизни и деятельного противостояния королю Джону, которое, увы, завершилось трагически (Мод вместе со своим старшим сыном была взята в плен и по приказу Джона уморена голодом в замке Корф).
Впрочем, участие в осадах для женщин было нормой – если они и не брались за оружие, в помощь мужьям и братьям, то, во всяком случае, швыряли в осаждающих камни, лили сверху кипяток и смолу, помогали заделывать бреши, носили воду, чтобы стоявшие на стене солдаты не страдали от жажды.
Специалисты по церковному праву спорили, «засчитываются» ли обеты, принесенные женщинами-крестоносцами. Поначалу эти обеты безусловно принимались, с оговоркой, что женщине негоже сражаться; подобный обет приравнивался к обету обыкновенного пилигрима. В конце XII в. специальные постановления стали воспрещать безоружным лицам обоего пола сопровождать военные экспедиции. Если женщины все-таки принимали крест, те из них, кто располагал средствами или собственными вассалами, обычно брали с собой отряд рыцарей, и воспретить им это значило бы лишить крестовые походы столь необходимого военного подспорья. Юридические дебаты шли, в основном, вокруг вопроса, можно ли женщинам в принципе принимать крест и не требуется ли для этого разрешения супруга. Знатные паломницы не раз приводили в Святую Землю целые отряды, а иногда даже командовали ими, в том числе по прямому требованию церковных властей и духовных наставников. Так, в XIV в. Екатерина Сиенская убедила неаполитанскую королеву Жанну лично возглавить экспедицию в Святую Землю.
В поэме XIII в. под названием «Дамский турнир» компания вымышленных героинь обсуждает мужские и женские понятия о чести. Одна из дам утверждает, что никакой разницы нет и что женщины также должны носить оружие и искать славы на войне и на турнирах. Она убеждает подруг принять участие в состязаниях, и каждая из участниц выступает под именем своего любимого рыцаря. Мужчины спорят, как им поступить, опасаясь, что «если женщины пойдут сражаться, мужчинам придется вести хозяйство». В книжной традиции к воинственным женщинам, как правило, относились с опаской; только в сочетании с религиозными добродетелями за воинственностью признавалось право на существование. Даже в рыцарских романах женщины, как правило, полностью зависели от мужчин; их функцией было вдохновлять героев на подвиги. Будучи вынуждены браться за оружие, такие героини в конце концов, как правило, возвращались к традиционному образу жизни (хотя были и исключения, о чем ниже).
- героиня «Романа о Лорене» Мэлайн (Maligne) переодевается мужчиной, чтобы отомстить сэру Кэю
- В романе «Флориан и Флорета» Флорета спасает своего мужа Флориана от дракона – она хватает копье и убивает чудовище
- в «Кларисе и Лорисе» женщины, переодетые мужчинами, устраивают турнир, и герою приходится с ними сразиться
- Силенс – героиня одноименного романа – с рождения получает мужское воспитание и ведет себя соответственно, не давая никому повода усомниться в своей принадлежности к сильному полу
- в «Повести о Мерлине и Гризандоле» героиня, разлученная с семьей, отправляется в Рим, переодевшись юношей и взяв имя Гризандоль. Совершив ряд подвигов, она удостаивается посвящения в рыцари и становится «наместником» Рима
- в фаблио «Беранжер Долгохвостый» женщина переодевается мужчиной, чтобы отомстить мужу-простолюдину за оскорбление, нанесенное ее благородному роду
- в «Пророчествах Мерлина» знатная дама переодевается мужчиной, чтобы сражаться с неверными и отомстить за смерть мужа. Там же – юная кузина Морганы переодевается юношей, чтобы помочь сэру Александру-Сироте
- в «Тристане из Нантейля» дама Эй из Авиньона переодевается рыцарем и отправляется на поиски своих пропавших родственников. Также и ее внучка, Бланкандина, в свою очередь выдает себя за мужчину и совершает столько подвигов, что по Божьему соизволению превращается в мужчину
- Ида – героиня «Иды и Оливы» - переодевшись в мужское платье, бежит в Рим, ко двору императора Оттона. Там она проявляет чудеса храбрости и спасает Рим от нашествия язычников. Оттон решает женить Иду на своей единственной дочери Оливе и сделать её наследником. Накануне свадьбы ангел превращает Иду в мужчину, и она благополучно сочетается браком с Оливой.
(Заметим, что реально существовавшие женщины, принимавшие участие в боевых действиях, преимущественно надевали мужскую одежду и доспехи не потому, что желали скрыть свою пол, а исключительно ради удобства.)
Примеры XI-XIII вв., в которых представлен положительный взгляд на «сильных женщин», как правило, взяты из античных, религиозных и исторических источников. Особенно часто в этом контексте упоминаются библейская Юдифь, Семирамида, царицы амазонок, добродетельные римлянки, византийская императрица Ирина, Жанна Сицилийская, персидская царица Томирис, меровингская королева Фредегунда и другие женщины, реально существовавшие и вымышленные, так или иначе повлиявшие на судьбы мира.
Рассуждая о мужественных женщинах, одни авторы нередко ссылались на Аристотеля, писавшего, что в животном мире самки зачастую крупнее и сильнее самцов, а главой пчелиного роя, как известно, является матка, окруженная рабочими пчелами мужеского пола. Зато другие рассуждали, как философ Эгидий Римский: «В отличие от некоторых самок животных, женщины не приспособлены для сражений. Бойцам надлежит иметь три качества – осторожный и предусмотрительный ум, храброе и одушевленное сердце, крепкое сильное тело. По этим признакам мы можем узнать воинственного мужчину… у него массивные ноги, как у льва, широкая грудь, крепкие жилы и мышцы, внимательные глаза, прямая спина, упругая плоть». Женщинам же, по словам Эгидия, недостает как физических данных, так и темперамента (считалось, что по природе своей женщины «холодны» и не способны из-за этого постичь хотя бы основы военного искусства, поскольку воинственной натуре надлежит иметь «горячий» темперамент). «У женщин хрупкие тела, нежная плоть, им недостает телесной силы и мощи, необходимой для того, чтобы носить тяжелое оружие и доспехи». Вслед за Исидором Севильским Эгидий производил латинское слово mulier (женщина) от mollitia (мягкость, нежность).
Иными словами, женщине дозволялось применять силу, если она:
- отстаивала правое дело (женщины в крестовом походе; женщины, защищавшие свои земли)
Гвеннлиан ап Гриффид родилась в 1097 г. Ее муж активно боролся с норманнами в Южном Уэльсе; когда правящая фамилия в очередной раз была низложена, Гвеннлиан вместе с мужем укрылась в укрепленном горном замке. Оттуда небольшой и легкий валлийский отряд наносил молниеносные удары по норманнским позициям. В 1136 году, в разгар междоусобиц в Англии, в Уэльсе вспыхнуло восстание. Пока ее муж собирал союзников, Гвеннлиан вынуждена была собирать армию и организовывать оборону своих земель. В битве у замка Кидвелли войско Гвеннлиан было разгромлено, а сама она взята в плен и обезглавлена. Там же погиб и ее старший сын Морган.
- защищала права детей и мужа (Жанна Фландрская, боровшая за восстановление прав своего малолетнего сына – наследника Бретани)
- действовала от имени своего супруга либо как его преемница. Так, леди Этельфлед после гибели мужа в битве при Тетенхолле заняла место не только правителя, но и военачальника и в этом качестве правила Мерсией восемь лет. Продолжая дело мужа, она начала строительство ряда крепостей, а 916 г. лично возглавила карательную экспедицию в Уэльс, желая отомстить за убийство мерсийского священника.
https://tal-gilas.livejournal.com/203036.html
Были иные варианты, были. Редко были, что уж там. Но зато какие :)
скрытый текстПомимо полулегендарных историях о женщинах (вроде герцогини Иды Австрийской), сражавшихся в крестовых походах наравне с мужчинами и даже наводившими ужас на Саладина, XII-XIII века нам дают сразу несколько реальных исторических примеров женского военного героизма. Николь де ла Хэй, жена адмирала королевского флота, отбывшего вместе с Ричардом в крестовый поход, унаследовала должность кастеляна Линкольнского замка, по традиции передававшуюся в ее семье. В отсутствие супруга эта ответственность полностью легла на нее – и в 1191 г. Николь де ла Хэй самостоятельно подготовила замок к обороне и выдержала месячную осаду; в 1217 г. ей пришлось повторить этот подвиг, когда замок вновь был осажден мятежными баронами. Более того, в 1216 г. эта отважная дама была официально назначена шерифом Линкольншира и исполняла свои обязанности в течение полугода. Графиня Пембрук была официально назначена командовать рыцарями своего мужа в 1267 году, тако же в отсутствие супруга. Матильда Рамсбери, возлюбленная епископа Роджера из Солсбери, руководила обороной замка Девизес, принадлежавшего епископу. Она и её сын были осаждены там армией короля Стивена в 1139 г. Матильда сдала замок, когда ей пригрозили расправой над Роджером. Петронилла, графиня Лестер, наравне с мужем приняла участие в восстании против Генриха II в 1173 году. По словам хрониста, "она была одета в кольчугу и несла меч и щит".
Иными словами, мы видим, что «женская слабость» отнюдь не мешала дамам занимать весьма ответственные должности, притом не номинально. Еще одна дама, Матильда де Ко (Maud de Caux), в течение многих лет исполняла обязанности главного смотрителя королевских лесов в Ноттингемшире и Дербишире – эта должность также была наследственной в семье де Ко и в отсутствие наследника по мужской линии переходила к женщинам (Матильда де Ко продолжала занимать должность смотрителя, оставшись вдовой).
https://finerollshenry3.org.uk/content/month/fm-01-2006.html
И - не про Англию, но тоже интересно :) Достаточно мало информации у нас про женский боевой (!) орден
https://tal-gilas.livejournal.com/181103.html
Часть 2.
Женщины Средневековья брали оружие в руки гораздо чаще, чем мы можем предположить, - времена были неспокойные :) Причем за ними стояла давняя литературная, легендарная и историческая традиция. Образованные читатели знали от античных авторов об амазонках; в различных средневековых хрониках нередко встречались истории о германских женщинах, которые "в давние времена" принимали участие в сражениях.
скрытый текстВ XII в. фрейзингский епископ Отто, составляя биографию своего племянника, императора Фридриха Барбароссы, пишет, что женщины лангобардов сражались бок о бок с мужчинами и связывали волосы в узел под подбородком, имитируя длинные мужские бороды (longobardi, т.е. «длиннобородые»). Сверхъестественными женщинами-воительницами изобилуют и героические северные саги – так, в «Саге о Гервор» (XII в.) главная героиня с детства обучается владеть оружием, после чего уходит в леса разбойничать, присоединяется под видом мужчины к шайке викингов, отсекает голову человеку, осмелившемуся дотронуться до ее меча, и даже рискует бросить вызов духу, живущему в кургане.
Существуют свидетельства того, что средневековые женщины иногда действительно принимали участие в сражениях или командовали вооруженными отрядами. Современники зачастую сравнивали их с амазонками и, как правило, относили в категорию «чудес», которые поражали воображение средневековых читателей еще сильнее, чем нынешних. Но сама идея «женщин на войне», пусть даже вне реального воплощения, была достаточно широко распространена и не так уж шокировала публику. Византийская принцесса Анна Комнина, одна из первых женщин-историков, упоминает нормандку по имени Гайта или Гэта (Gaita), которая отправилась в поход вместе с мужем, Робером Гвискаром. Гайта – «вторая Афина» - якобы представляла собой устрашающее зрелище в бою; однажды она бросилась с копьем наперевес к бегущим солдатам и заставила их вернуться на поле боя. А вот что пишет Никита Хониат (ок. 1150-1213), описывающий появление «варваров» на границах римского государства: «Я говорю о движении алеманов и других, поднявшихся с ними и единоплеменных им народов. Между ними были и женщины, ездившие на конях подобно мужчинам, - они бесстыдно сидели в седлах, не опустив ног в одну сторону, но верхом. Они так же, как и мужчины, были вооружены копьями и щитами, носили мужскую одежду, имели совершенно воинский вид и действовали смелее амазонок. В особенности отличалась одна из них, как бы вторая Пентесилея: по одежде своей, украшенной по краям и подолу золотом, она прозывалась Златоногою».
По преданию, Алиенора Аквитанская и ее дамы в 1147 году отправились в крестовый поход, как настоящие амазонки, сидя на белых конях. Также авторы хроник прославляли и женщин-христианок, которые во время осады Акры загнали нескольких турок на корабельный камбуз и связали, после чего отрезали пленным головы ножом и с триумфом ушли, забрав с собой кровавые трофеи (пусть даже корабль был уже захвачен, а женщины всего лишь явились туда вместе с мужчинами). Судя по всему, присутствие вооруженной женщины в военном отряде было не так уж удивительно, особенно если она в качестве сюзерена сопровождала собственный отряд, но в большинстве случаев трудно сказать наверняка, сражались ли средневековые «амазонки» наравне с мужчинами. Современники, как правило, ограничиваются лишь упоминаниями о внешнем облике и смелости, необходимой для того, чтобы отправиться на войну. Восточные авторы – современники крестовых походов – нередко упоминают о вооруженных женщинах в рядах крестоносцев: «Среди франков воистину были женщины, которые стремились в бой в кольчугах и шлемах, одетые по-мужски; они врывались в самую гущу сражения и вели себя как отважные мужи, хотя на самом деле были нежными женами; но они вели себя так из благочестия, рассчитывая снискать небесную награду. В тот день [день битвы при Гераклее, где отряд крестоносцев был истреблен полностью] не одна женщина вступила в бой как рыцарь, выказав мужскую выносливость, несмотря на слабость своего пола. Они были одеты в кольчуги, и их пол распознали, лишь сняв с них доспехи».
В числе женщин, которые действительно принимали участие в боевых действиях, называют некую Элеану, которая якобы носила полный доспех и владела копьем и боевой секирой; Иду Австрийскую, пропавшую без вести в битве при Гераклее; Жанну де Монфор, которая сражалась в Бретани, «в доспехах с ног до головы, на прекрасном боевом коне… у нее был острый меч, которым она рубила с превеликой смелостью»; Изабеллу де Конш, еще одну женщину из рода Монфоров (дочь Симона де Монфора), которая «разъезжала вооруженная среди прочих рыцарей… щедрая, смелая и веселая» (ее сравнивали с амазонками и легендарной Камиллой из «Энеиды»). Шестнадцатилетняя Жанна Лэнь по прозвищу Ашет («Секира») в 1472 г. дралась на стенах осажденного бургундцами Бовэ.
Есть в хрониках упоминания о женщинах, пол которых был обнаружен лишь после их гибели в бою или пленения. Есть упоминания о простолюдинках, погибавших на поле боя, особенно во время восстаний против короля или местного сеньора (в Англии, Шотландии, Франции, Фландрии…).
В Средние века женщинам доводилось командовать вооруженными отрядами и участвовать в военных и политических интригах. И это не так уж удивительно, если вспомнить, что средневековая женщина практически из любого сословия должна была обладать не меньшим запасом знаний и умений, чем мужчина, для того, чтобы при необходимости достойно продолжить дело мужа или выступить его заместителем.
Хотя женщины, принимая командование, поступали точно так же, как поступили бы их братья и мужья, хронисты гораздо чаще склонны были называть их «хитрыми», «кровожадными», «жестокими». Так, например, аттестовали Матильду Тосканскую (1046-1115), которая поддерживала военной силой папу Григория VII против императора Генриха IV во время борьбы за инвеституру, и Матильду Английскую (1102-67), наследницу Генриха I, которая посылала в бой войска против своего кузена и соперника – короля Стефана. Есть и другие примеры женщин-командующих – Эрменгарда Нарбоннская (ум. в 1192 г.) сражалась на юге Франции против сына Матильды, английского короля Генриха II, и защищала собственные земли в бесчисленных местных междоусобицах. Гильдинхильд Каталонская в 1026 г. силой вернула себе отнятые у нее земли и сумела организовать их оборону. София Баварская в 1129 г. осадила замок Фалькенштейн от имени собственного брата, который в это время был занят, помогая своему сюзерену штурмовать замок Шпейер – что характерно, также обороняемый женщиной, Агнес Саарбрюке.
Женщинам зачастую приходилось организовывать оборону собственных земель – или замков сюзерена. «Черная Агнес» (Агнес Рэндольф, графиня Данбар) защищала замок Данбар в Шотландии (1338) против Эдуарда III; Николь де ла Хэй – женщина-шериф – дважды удерживала линкольнский замок, сначала от имени короля Джона, а затем – Генриха III. Знаменитая Мод (Матильда) де Браоз («леди Хэй», 1155-1210) поддерживала политические амбиции своего супруга, активно воевавшего с Уэльсом, - и в 1198 году обороняла замок Пейн от мощной атаки валлийцев, возглавляемых принцем Гвенвивином. Она успешно давала противнику отпор в течение трех недель, пока не подоспело подкрепление. Местные жители прозвали Пейн «замком Матильды»; местная легенда гласила, что, узнав о готовящемся нападении валлийцев, Мод де Браоз за ночь одной рукой надстроила стены до необходимой высоты, нося камни в переднике. Видимо, легенда возникла не на пустом месте, и Мод действительно отличалась недюжинной силой и здоровьем. Свидетельством тому, в том числе, шестнадцать детей, которых «леди Хэй» родила мужу, после чего сохранила достаточно сил для активной жизни и деятельного противостояния королю Джону, которое, увы, завершилось трагически (Мод вместе со своим старшим сыном была взята в плен и по приказу Джона уморена голодом в замке Корф).
Впрочем, участие в осадах для женщин было нормой – если они и не брались за оружие, в помощь мужьям и братьям, то, во всяком случае, швыряли в осаждающих камни, лили сверху кипяток и смолу, помогали заделывать бреши, носили воду, чтобы стоявшие на стене солдаты не страдали от жажды.
Специалисты по церковному праву спорили, «засчитываются» ли обеты, принесенные женщинами-крестоносцами. Поначалу эти обеты безусловно принимались, с оговоркой, что женщине негоже сражаться; подобный обет приравнивался к обету обыкновенного пилигрима. В конце XII в. специальные постановления стали воспрещать безоружным лицам обоего пола сопровождать военные экспедиции. Если женщины все-таки принимали крест, те из них, кто располагал средствами или собственными вассалами, обычно брали с собой отряд рыцарей, и воспретить им это значило бы лишить крестовые походы столь необходимого военного подспорья. Юридические дебаты шли, в основном, вокруг вопроса, можно ли женщинам в принципе принимать крест и не требуется ли для этого разрешения супруга. Знатные паломницы не раз приводили в Святую Землю целые отряды, а иногда даже командовали ими, в том числе по прямому требованию церковных властей и духовных наставников. Так, в XIV в. Екатерина Сиенская убедила неаполитанскую королеву Жанну лично возглавить экспедицию в Святую Землю.
В поэме XIII в. под названием «Дамский турнир» компания вымышленных героинь обсуждает мужские и женские понятия о чести. Одна из дам утверждает, что никакой разницы нет и что женщины также должны носить оружие и искать славы на войне и на турнирах. Она убеждает подруг принять участие в состязаниях, и каждая из участниц выступает под именем своего любимого рыцаря. Мужчины спорят, как им поступить, опасаясь, что «если женщины пойдут сражаться, мужчинам придется вести хозяйство». В книжной традиции к воинственным женщинам, как правило, относились с опаской; только в сочетании с религиозными добродетелями за воинственностью признавалось право на существование. Даже в рыцарских романах женщины, как правило, полностью зависели от мужчин; их функцией было вдохновлять героев на подвиги. Будучи вынуждены браться за оружие, такие героини в конце концов, как правило, возвращались к традиционному образу жизни (хотя были и исключения, о чем ниже).
- героиня «Романа о Лорене» Мэлайн (Maligne) переодевается мужчиной, чтобы отомстить сэру Кэю
- В романе «Флориан и Флорета» Флорета спасает своего мужа Флориана от дракона – она хватает копье и убивает чудовище
- в «Кларисе и Лорисе» женщины, переодетые мужчинами, устраивают турнир, и герою приходится с ними сразиться
- Силенс – героиня одноименного романа – с рождения получает мужское воспитание и ведет себя соответственно, не давая никому повода усомниться в своей принадлежности к сильному полу
- в «Повести о Мерлине и Гризандоле» героиня, разлученная с семьей, отправляется в Рим, переодевшись юношей и взяв имя Гризандоль. Совершив ряд подвигов, она удостаивается посвящения в рыцари и становится «наместником» Рима
- в фаблио «Беранжер Долгохвостый» женщина переодевается мужчиной, чтобы отомстить мужу-простолюдину за оскорбление, нанесенное ее благородному роду
- в «Пророчествах Мерлина» знатная дама переодевается мужчиной, чтобы сражаться с неверными и отомстить за смерть мужа. Там же – юная кузина Морганы переодевается юношей, чтобы помочь сэру Александру-Сироте
- в «Тристане из Нантейля» дама Эй из Авиньона переодевается рыцарем и отправляется на поиски своих пропавших родственников. Также и ее внучка, Бланкандина, в свою очередь выдает себя за мужчину и совершает столько подвигов, что по Божьему соизволению превращается в мужчину
- Ида – героиня «Иды и Оливы» - переодевшись в мужское платье, бежит в Рим, ко двору императора Оттона. Там она проявляет чудеса храбрости и спасает Рим от нашествия язычников. Оттон решает женить Иду на своей единственной дочери Оливе и сделать её наследником. Накануне свадьбы ангел превращает Иду в мужчину, и она благополучно сочетается браком с Оливой.
(Заметим, что реально существовавшие женщины, принимавшие участие в боевых действиях, преимущественно надевали мужскую одежду и доспехи не потому, что желали скрыть свою пол, а исключительно ради удобства.)
Примеры XI-XIII вв., в которых представлен положительный взгляд на «сильных женщин», как правило, взяты из античных, религиозных и исторических источников. Особенно часто в этом контексте упоминаются библейская Юдифь, Семирамида, царицы амазонок, добродетельные римлянки, византийская императрица Ирина, Жанна Сицилийская, персидская царица Томирис, меровингская королева Фредегунда и другие женщины, реально существовавшие и вымышленные, так или иначе повлиявшие на судьбы мира.
Рассуждая о мужественных женщинах, одни авторы нередко ссылались на Аристотеля, писавшего, что в животном мире самки зачастую крупнее и сильнее самцов, а главой пчелиного роя, как известно, является матка, окруженная рабочими пчелами мужеского пола. Зато другие рассуждали, как философ Эгидий Римский: «В отличие от некоторых самок животных, женщины не приспособлены для сражений. Бойцам надлежит иметь три качества – осторожный и предусмотрительный ум, храброе и одушевленное сердце, крепкое сильное тело. По этим признакам мы можем узнать воинственного мужчину… у него массивные ноги, как у льва, широкая грудь, крепкие жилы и мышцы, внимательные глаза, прямая спина, упругая плоть». Женщинам же, по словам Эгидия, недостает как физических данных, так и темперамента (считалось, что по природе своей женщины «холодны» и не способны из-за этого постичь хотя бы основы военного искусства, поскольку воинственной натуре надлежит иметь «горячий» темперамент). «У женщин хрупкие тела, нежная плоть, им недостает телесной силы и мощи, необходимой для того, чтобы носить тяжелое оружие и доспехи». Вслед за Исидором Севильским Эгидий производил латинское слово mulier (женщина) от mollitia (мягкость, нежность).
Иными словами, женщине дозволялось применять силу, если она:
- отстаивала правое дело (женщины в крестовом походе; женщины, защищавшие свои земли)
Гвеннлиан ап Гриффид родилась в 1097 г. Ее муж активно боролся с норманнами в Южном Уэльсе; когда правящая фамилия в очередной раз была низложена, Гвеннлиан вместе с мужем укрылась в укрепленном горном замке. Оттуда небольшой и легкий валлийский отряд наносил молниеносные удары по норманнским позициям. В 1136 году, в разгар междоусобиц в Англии, в Уэльсе вспыхнуло восстание. Пока ее муж собирал союзников, Гвеннлиан вынуждена была собирать армию и организовывать оборону своих земель. В битве у замка Кидвелли войско Гвеннлиан было разгромлено, а сама она взята в плен и обезглавлена. Там же погиб и ее старший сын Морган.
- защищала права детей и мужа (Жанна Фландрская, боровшая за восстановление прав своего малолетнего сына – наследника Бретани)
- действовала от имени своего супруга либо как его преемница. Так, леди Этельфлед после гибели мужа в битве при Тетенхолле заняла место не только правителя, но и военачальника и в этом качестве правила Мерсией восемь лет. Продолжая дело мужа, она начала строительство ряда крепостей, а 916 г. лично возглавила карательную экспедицию в Уэльс, желая отомстить за убийство мерсийского священника.
https://tal-gilas.livejournal.com/203036.html
Закон и беспорядок - 6. Ассизы
Аутентичные документы, на которых основана законодательная власть.
Лесная ассиза (1184)
Это ассиза короля Генриха, сына Матильды, относительно его лесов и дичи в Англии; оглашена в Вудстоке с согласия и ведома архиепископов, епископов и английских баронов – графов и дворян.
скрытый текст1. Во-первых, король запретил кому-либо наносить ущерб в отношении королевских лесов и королевской дичи; он желает, чтобы тот, кто нанес помянутый ущерб, поплатился не только в отношении имущества. Таким образом, если кто-нибудь совершил подобное преступление против короля и уличен в нем, должно с ним поступить так, как поступили бы во времена короля Генриха, дедушки нынешнего короля.
2. Далее, король приказал, чтобы никто не появлялся в лесу с луками, стрелами и собаками, если только у этого человека нет разрешения от короля или за него законным образом не может поручиться кто-нибудь другой.
3. Далее, он воспрещает дарить, продавать, рубить и сводить деревья из королевских лесов; но жители могут забирать из лесу упавшие деревья (т.е. не срубая их), если им необходимо, под присмотром королевского лесничего.
4. Далее, король приказал, чтобы те бароны, которым принадлежат лесные угодья в пределах королевского леса, назначили лесничих; и для этих лесничих они будут поручителями или же должны будут выплатить компенсацию в том случае, если лесничий совершит какое-либо преступление в отношении королевского имущества. А если они не хотят назначать лесничих, то должны под присягой поклясться соблюдать королевский закон, не трогать королевскую дичь и уважать любого, кому король доверит заботу об этом лесе.
5. Далее, король приказал лесничим заботиться о том, чтобы в лесных угодьях, входящих в состав королевского леса, деревья не вырубали. И если деревья будут вырублены, то должно дать об этом знать хозяину угодий, чтобы с него и ни с кого другого была взыскана компенсация в пользу короля.
6. Далее, король приказал, чтобы все лесничие поклялись блюсти закон, который он установил, и чтобы они не беспокоили рыцарей и других порядочных людей и не утесняли их в тех правах, которые даровал им король в отношении лесных угодий.
7. Далее, король приказал, чтобы в каждом графстве, где есть леса, были назначены двенадцать рыцарей для охраны королевской дичи в лесу; и еще четыре для того, чтобы следить за пастьбой скота в лесу, получать и хранить плату за выпас. Король запрещает дворянам позволять выпас скота в своих лесных угодьях, прежде чем начнется выпас скота в королевских лесах.
8. И если были вырублены деревья в королевском лесу и лесничий не может дать тому никакого достойного оправдания, то король приказывает, чтобы наказан был сам лесничий, и никто иной.
9. Далее, король воспрещает всем священнослужителям наносить ущерб королевским лесам и королевской дичи. Он строго приказывает лесничим, буде найдут они священника, который наносит помянутый ущерб, то надлежит немедленно его арестовать и поместить под стражу, на что король дает свое полное соизволение.
10. Далее, король приказал учредить надзор над теми участками леса, что расчищены под пашню, давно либо недавно, а также над всеми вырубками, и чтобы сообщали ему обо всяком нарушении.
11. Далее, король сказал, что каждый лесничий, архиепископ, епископ, граф, барон, рыцарь, свободный арендатор и всякий иной человек, если пожелает защиты, может подать королю жалобу, после чего вправе вернуться к своим занятиям.
12. Также король приказал, чтобы после первого нарушения в отношении королевского леса с провинившегося потребовали надежного поручительства, то же самое и во второй раз; но если он нарушит закон в третий раз, то никаких поручительств от него принимать не следует, а расплатится он своей жизнью.
13. Далее, король приказал, чтобы всякий мужчина старше 12 лет, проживающих в пределах королевских лесов, поклялся соблюдать закон, и священнослужителям надлежит сделать то же самое.
14. Далее, король приказал, чтобы лесничие подрезали когти своим собакам, дабы помешать им гоняться за дичью.
15. Далее, он приказал, чтобы в королевских лесах, за пределами деревни, не смел селиться никакой кожевник или дубильщик.
16. Далее, король приказал, чтобы никто не смел гоняться за дикими животными ночью, в лесу или за его пределами, под страхом тюремного заключения сроком в один год и уплаты штрафа; и чтобы никто, под страхом того же наказания, не смел возводить никаких преград для диких животных, в промежутке между лесом и тем местом, где живет он сам.
Кларендонская ассиза
скрытый текст
Кларендонская ассиза утвердила юридическую процедуру в отношении преступлений, особенно систему присяжных. Также ассиза использовалась, чтобы контролировать власть местных магнатов, обретенную во времена анархии, - сокращать полномочия местных судов (и, следовательно, местных баронов) и возвращать их королю.
Кларендонская ассиза, составленная королем Генрихом II, с одобрения архиепископов, епископов, аббатов, графов и баронов во всей Англии.
1. В первую очередь, названный король Генрих приказал всем своим баронам, ради сохранения мира и соблюдения правосудия, чтобы по нескольким графствам было проведено расследование и найдены двенадцать законопослушных людей из каждого округа и четыре законопослушных человека из каждой деревни; и присягнут они сказать правду, есть ли в их округе или их деревне какой-нибудь человек, известный или обвиненный как грабитель, или убийца, и вор, или всякий, кто известен как сообщник грабителей, убийц или воров, с тех пор как правит наш король. И пусть местные суды это расследуют, и шерифы также.
2. И всякого, кого найдут по словам вышеназванных людей (известный или обвиненный как грабитель, убийца, вор или их укрыватель), должно арестовать.
3. И если лорд того человека, который арестован, или его управляющий, или его вассалы потребуют выпустить его под поручительство в пределах трех дней после ареста, то должно его выпустить и вернуть ему его имущество, пока не будет оглашен приговор.
4. И если грабитель, убийца, вор или их укрыватель арестованы по словам тех, кто поклялся, а судьи не приехали немедленно в то графство, где был произведен арест, то пусть шериф пошлет какого-нибудь разумного человека к исполнителю правосудия с вестью, что такие-то и такие-то люди задержаны, и судьи должны ответить шерифу, куда нужно арестованных привезти на суд; и также они должны взять с собой из округа и деревни, где кого-нибудь арестовали, двух законопослушных людей, чтобы рассказать, почему обвиняемые были арестованы, и чтобы судьи могли решать.
5. А что касается тех, кто был арестован по словам поклявшихся, то никто не вправе завладеть их имуществом, кроме короля. Но что касается тех, кто был арестован иначе, чем по словам присягнувших, то да будет с ними поступлено по обычаю.
6. И пусть шерифы, которые их арестовали, доставят их в суд, не дожидаясь иных приказов. И когда грабители, убийцы, воры и их укрывали, арестованные по словам присягнувших либо иначе, будут обратно шерифам возвращены, то должно их принять безотлагательно.
7. А в тех графствах, где нет тюрем, пусть будут они в городах или в королевских замках, за королевский счет, и выстроенные из королевского леса, если таковой есть поблизости, или из любого другого соседнего леса, за счет королевских слуг, для того чтобы шерифы могли в тех тюрьмах держать арестованных.
8. Также такова королевская воля, чтобы все пришли в суды графств и принесли присягу, с той целью, чтобы никто не оставался в стороне, под тем предлогом, что у него-де есть привилегия или он исполняет какую-либо должность.
9. И не должно быть никого в замке либо вокруг замка, кто отказался бы впустить шерифа к себе во двор или на свои земли, чтобы тот мог повидать общины и проверить, все ли дали присягу.
10. И пусть никто в городе или поселении не принимает в своем доме, на своей земле или под своей властью людей, которых не намерен представить суду, если их ищут; в противном же случае пусть за него отвечает община.
11. И пусть никто в городе или поселении, в замке или за его пределами, не отказывает шерифу в праве войти на его земли, с тем чтобы арестовать тех, кто известен или обвинен как грабитель, убийца, вор или их укрыватель, или объявленный вне закона, или браконьер; но должно, чтобы все помогали их арестовать.
…
12. Также король желает, чтобы те, кто был под судом и был оправдан, но у кого очень дурная репутация и они публично хулили свидетельства законопослушных людей, должны покинуть королевскую землю, с тем чтобы через восемь дней отплыть за море (если только ветер им не воспрепятствует, но с первым же ветром им надлежит отплыть и более никогда не возвращаться в Англию, разве что по милости короля). И да будут они объявлены вне закона, и если они вернутся, то должно поступить с ними, как с объявленными вне закона.
13. И также король воспрещает, чтобы всякому бродяге, т.е. праздношатающемуся или неизвестному человеку, давали приют, иначе как в городе; но и там не надлежит принимать его дольше, чем на одну ночь, если только он не заболеет, находясь там, или не заболеет его лошадь – то есть, если он не будет иметь оправдания.
14. А если он останется дольше, чем на одну ночь, то должно его арестовать и держать в тюрьме, покуда его лорд не освободит его под свое ручательство или он сам не предложит поручителей, и тот, кто дал ему приют, тоже должен быть арестован.
15. И если шериф посылает другому шерифу весть, что из его графства в другое графство сбежали люди, совершившие грабеж, убийство, воровство, или виновные в пособничестве, или объявленные вне закона, или браконьеры, то пусть другой шериф их арестует; и если он узнает, сам или через других, что в его графство пришли такие люди, должно ему их арестовать и держать в тюрьме, пока не сыщется надежных поручителей.
16. И пусть шерифы составят список беглецов, которые покинули их графства, и пусть огласят его перед судом графства, и пошлют судьям, когда те приедут, чтобы преступников искали по всей Англии, а их имущество отошло королю.
17. А также король хочет, чтобы шерифы, как только получат от судей приказ явиться, собрали бы немедля суд графства и узнали, кто в последнее время поселился в графстве; и чтобы отослали этих людей, под поручительством, дабы те предстали перед судьями, или держали их в тюрьме, пока судьи не приедут сами.
18. Также король воспрещает монахам и каноникам и любой обители принимать людей иного звания, нежели монахи, каноники и члены орденов, до тех пор пока не вызнано будет о его репутации (если только человек не болен смертельно).
19. Более того, король воспрещает кому бы то ни было в Англии принимать в своем доме или на своей земле изменников и еретиков, отлученных от церкви. И если кто примет их, то пусть ждет милости от короля; и дом, в котором их принимали, надлежит разломать, вынести за пределы деревни и сжечь. И каждый шериф должен поклясться, что будет сие блюсти, и все его служители должны в том поклясться, и все управляющие, и рыцари, и свободные арендаторы.
Оружейная ассиза (1181 г., скорее, интереса ради и для пущего внедрения мысли о том, что всякий йомен имеет право обзаводиться оружием, лишь бы не браконьерствовал)
скрытый текст1. Всякий рыцарь, который имеет свой фьеф, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый рыцарь должен иметь столько кольчуг, шлемов, щитов и копий, сколько у него фьефов в личном владении.
2. Каждый свободный мирянин, который владеет имуществом на сумму 16 марок или соответствующей рентой, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый свободный мирянин, владеющий имуществом на сумму 10 марок, должен иметь короткую кольчугу (hauberk), железный шишак и копье.
3. Все свободные горожане должны иметь гамбезон, железный шишак и копье.
4. Кроме того, каждый свободный человек должен поклясться, что обзаведется оружием до дня св. Хилари, а также будет верным королю Генриху (сыну императрицы Матильды) и будет служить ему помянутым оружием, выполняя королевские приказы, во имя короля и королевства. Таким образом, никто из имеющих оружие не должен продавать его, или оставлять в залог, или давать взаймы, или отбирать у другого; и никакой лорд не должен отбирать у своих людей оружия, ни путем конфискации, ни в обмен на подарок, ни в залог, никак иначе.
5. Если владелец оружия умирает, оружие остается его наследникам. Если наследник не вошел еще в нужный возраст, чтобы пользоваться оружием при необходимости, то его опекун должен также отвечать и за его оружие и найти человека, который сможет этим оружием владеть во имя короля, пока законный наследник не войдет в лета – и тогда он свое оружие получит.
6. Всякий горожанин, у которого оружия больше, чем по ассизе положено, должен продать излишки, или подарить, или иначе от них избавиться в пользу другого человека, который будет владеть этим оружием во благо короля Англии.
7. Никакой еврей не должен иметь у себя кольчуги, короткой или длинной, но должен продать ее, или отдать, или как-либо иначе от нее избавиться, чтобы она не пропала зря.
8. Никто не должен вывозить оружие из Англии, разве что по приказу короля; никто не должен продавать оружие другому на вывоз из Англии; никакой торговец не должен вывозить оружие из Англии.
9. Все законопослушные рыцари и прочие свободные и законопослушные люди из деревень и городов должны под присягой назвать в суде тех людей из помянутых деревень и городов, которые обладают имуществом на сумму, обязывающую иметь оружие (кольчугу, шлем, копье и щит); они должны назвать в суде тех людей из своих деревень и городов, которые владеют имуществом или рентой на сумму 16 и 10 марок. И судья должен записать имена присяжных и тех, кого они назвали, и узнать, сколько стоит их имущество, и каким оружием, в зависимости от этого, они должны обзавестись. Затем, в их присутствии, они должны зачитать сию ассизу и привести помянутых людей к присяге в том, что они обзаведутся оружием сообразно стоимости своего имущества и будут служить королю, согласно помянутой ассизе. Если же случится так, что одного из этих людей не окажется в графстве в то время, когда соберется суд, судьи должны назначить ему время, в какое он явится пред ними в другом графстве. И если он не предстанет перед ними в другом графстве, через которое они проезжают, должно назначить ему время в Вестминстере, накануне недели Св. Михаила. Так что, если дороги ему жизнь и имущество, должен он приехать и принести присягу. И будет стребовано с него, чтобы завел он оружие до дня св. Хилари, как было сказано.
10. Далее, судьи должны объявить в графствах, через которые они проезжают, что тех, кто не завел помянутое оружие, король накажет, и лишатся они не только земель и имущества, но и будут искалечены.
11. Далее, человек, не владеющий имуществом на сумму 10 или 16 марок, не имеет права присягать, как указано выше.
12. Король приказывает, чтобы никто не смел присягать в том, что касается оружия, если он не свободный человек.
Также и здесь
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/engl.html
Лесная ассиза (1184)
Это ассиза короля Генриха, сына Матильды, относительно его лесов и дичи в Англии; оглашена в Вудстоке с согласия и ведома архиепископов, епископов и английских баронов – графов и дворян.
скрытый текст1. Во-первых, король запретил кому-либо наносить ущерб в отношении королевских лесов и королевской дичи; он желает, чтобы тот, кто нанес помянутый ущерб, поплатился не только в отношении имущества. Таким образом, если кто-нибудь совершил подобное преступление против короля и уличен в нем, должно с ним поступить так, как поступили бы во времена короля Генриха, дедушки нынешнего короля.
2. Далее, король приказал, чтобы никто не появлялся в лесу с луками, стрелами и собаками, если только у этого человека нет разрешения от короля или за него законным образом не может поручиться кто-нибудь другой.
3. Далее, он воспрещает дарить, продавать, рубить и сводить деревья из королевских лесов; но жители могут забирать из лесу упавшие деревья (т.е. не срубая их), если им необходимо, под присмотром королевского лесничего.
4. Далее, король приказал, чтобы те бароны, которым принадлежат лесные угодья в пределах королевского леса, назначили лесничих; и для этих лесничих они будут поручителями или же должны будут выплатить компенсацию в том случае, если лесничий совершит какое-либо преступление в отношении королевского имущества. А если они не хотят назначать лесничих, то должны под присягой поклясться соблюдать королевский закон, не трогать королевскую дичь и уважать любого, кому король доверит заботу об этом лесе.
5. Далее, король приказал лесничим заботиться о том, чтобы в лесных угодьях, входящих в состав королевского леса, деревья не вырубали. И если деревья будут вырублены, то должно дать об этом знать хозяину угодий, чтобы с него и ни с кого другого была взыскана компенсация в пользу короля.
6. Далее, король приказал, чтобы все лесничие поклялись блюсти закон, который он установил, и чтобы они не беспокоили рыцарей и других порядочных людей и не утесняли их в тех правах, которые даровал им король в отношении лесных угодий.
7. Далее, король приказал, чтобы в каждом графстве, где есть леса, были назначены двенадцать рыцарей для охраны королевской дичи в лесу; и еще четыре для того, чтобы следить за пастьбой скота в лесу, получать и хранить плату за выпас. Король запрещает дворянам позволять выпас скота в своих лесных угодьях, прежде чем начнется выпас скота в королевских лесах.
8. И если были вырублены деревья в королевском лесу и лесничий не может дать тому никакого достойного оправдания, то король приказывает, чтобы наказан был сам лесничий, и никто иной.
9. Далее, король воспрещает всем священнослужителям наносить ущерб королевским лесам и королевской дичи. Он строго приказывает лесничим, буде найдут они священника, который наносит помянутый ущерб, то надлежит немедленно его арестовать и поместить под стражу, на что король дает свое полное соизволение.
10. Далее, король приказал учредить надзор над теми участками леса, что расчищены под пашню, давно либо недавно, а также над всеми вырубками, и чтобы сообщали ему обо всяком нарушении.
11. Далее, король сказал, что каждый лесничий, архиепископ, епископ, граф, барон, рыцарь, свободный арендатор и всякий иной человек, если пожелает защиты, может подать королю жалобу, после чего вправе вернуться к своим занятиям.
12. Также король приказал, чтобы после первого нарушения в отношении королевского леса с провинившегося потребовали надежного поручительства, то же самое и во второй раз; но если он нарушит закон в третий раз, то никаких поручительств от него принимать не следует, а расплатится он своей жизнью.
13. Далее, король приказал, чтобы всякий мужчина старше 12 лет, проживающих в пределах королевских лесов, поклялся соблюдать закон, и священнослужителям надлежит сделать то же самое.
14. Далее, король приказал, чтобы лесничие подрезали когти своим собакам, дабы помешать им гоняться за дичью.
15. Далее, он приказал, чтобы в королевских лесах, за пределами деревни, не смел селиться никакой кожевник или дубильщик.
16. Далее, король приказал, чтобы никто не смел гоняться за дикими животными ночью, в лесу или за его пределами, под страхом тюремного заключения сроком в один год и уплаты штрафа; и чтобы никто, под страхом того же наказания, не смел возводить никаких преград для диких животных, в промежутке между лесом и тем местом, где живет он сам.
Кларендонская ассиза
скрытый текст
Кларендонская ассиза утвердила юридическую процедуру в отношении преступлений, особенно систему присяжных. Также ассиза использовалась, чтобы контролировать власть местных магнатов, обретенную во времена анархии, - сокращать полномочия местных судов (и, следовательно, местных баронов) и возвращать их королю.
Кларендонская ассиза, составленная королем Генрихом II, с одобрения архиепископов, епископов, аббатов, графов и баронов во всей Англии.
1. В первую очередь, названный король Генрих приказал всем своим баронам, ради сохранения мира и соблюдения правосудия, чтобы по нескольким графствам было проведено расследование и найдены двенадцать законопослушных людей из каждого округа и четыре законопослушных человека из каждой деревни; и присягнут они сказать правду, есть ли в их округе или их деревне какой-нибудь человек, известный или обвиненный как грабитель, или убийца, и вор, или всякий, кто известен как сообщник грабителей, убийц или воров, с тех пор как правит наш король. И пусть местные суды это расследуют, и шерифы также.
2. И всякого, кого найдут по словам вышеназванных людей (известный или обвиненный как грабитель, убийца, вор или их укрыватель), должно арестовать.
3. И если лорд того человека, который арестован, или его управляющий, или его вассалы потребуют выпустить его под поручительство в пределах трех дней после ареста, то должно его выпустить и вернуть ему его имущество, пока не будет оглашен приговор.
4. И если грабитель, убийца, вор или их укрыватель арестованы по словам тех, кто поклялся, а судьи не приехали немедленно в то графство, где был произведен арест, то пусть шериф пошлет какого-нибудь разумного человека к исполнителю правосудия с вестью, что такие-то и такие-то люди задержаны, и судьи должны ответить шерифу, куда нужно арестованных привезти на суд; и также они должны взять с собой из округа и деревни, где кого-нибудь арестовали, двух законопослушных людей, чтобы рассказать, почему обвиняемые были арестованы, и чтобы судьи могли решать.
5. А что касается тех, кто был арестован по словам поклявшихся, то никто не вправе завладеть их имуществом, кроме короля. Но что касается тех, кто был арестован иначе, чем по словам присягнувших, то да будет с ними поступлено по обычаю.
6. И пусть шерифы, которые их арестовали, доставят их в суд, не дожидаясь иных приказов. И когда грабители, убийцы, воры и их укрывали, арестованные по словам присягнувших либо иначе, будут обратно шерифам возвращены, то должно их принять безотлагательно.
7. А в тех графствах, где нет тюрем, пусть будут они в городах или в королевских замках, за королевский счет, и выстроенные из королевского леса, если таковой есть поблизости, или из любого другого соседнего леса, за счет королевских слуг, для того чтобы шерифы могли в тех тюрьмах держать арестованных.
8. Также такова королевская воля, чтобы все пришли в суды графств и принесли присягу, с той целью, чтобы никто не оставался в стороне, под тем предлогом, что у него-де есть привилегия или он исполняет какую-либо должность.
9. И не должно быть никого в замке либо вокруг замка, кто отказался бы впустить шерифа к себе во двор или на свои земли, чтобы тот мог повидать общины и проверить, все ли дали присягу.
10. И пусть никто в городе или поселении не принимает в своем доме, на своей земле или под своей властью людей, которых не намерен представить суду, если их ищут; в противном же случае пусть за него отвечает община.
11. И пусть никто в городе или поселении, в замке или за его пределами, не отказывает шерифу в праве войти на его земли, с тем чтобы арестовать тех, кто известен или обвинен как грабитель, убийца, вор или их укрыватель, или объявленный вне закона, или браконьер; но должно, чтобы все помогали их арестовать.
…
12. Также король желает, чтобы те, кто был под судом и был оправдан, но у кого очень дурная репутация и они публично хулили свидетельства законопослушных людей, должны покинуть королевскую землю, с тем чтобы через восемь дней отплыть за море (если только ветер им не воспрепятствует, но с первым же ветром им надлежит отплыть и более никогда не возвращаться в Англию, разве что по милости короля). И да будут они объявлены вне закона, и если они вернутся, то должно поступить с ними, как с объявленными вне закона.
13. И также король воспрещает, чтобы всякому бродяге, т.е. праздношатающемуся или неизвестному человеку, давали приют, иначе как в городе; но и там не надлежит принимать его дольше, чем на одну ночь, если только он не заболеет, находясь там, или не заболеет его лошадь – то есть, если он не будет иметь оправдания.
14. А если он останется дольше, чем на одну ночь, то должно его арестовать и держать в тюрьме, покуда его лорд не освободит его под свое ручательство или он сам не предложит поручителей, и тот, кто дал ему приют, тоже должен быть арестован.
15. И если шериф посылает другому шерифу весть, что из его графства в другое графство сбежали люди, совершившие грабеж, убийство, воровство, или виновные в пособничестве, или объявленные вне закона, или браконьеры, то пусть другой шериф их арестует; и если он узнает, сам или через других, что в его графство пришли такие люди, должно ему их арестовать и держать в тюрьме, пока не сыщется надежных поручителей.
16. И пусть шерифы составят список беглецов, которые покинули их графства, и пусть огласят его перед судом графства, и пошлют судьям, когда те приедут, чтобы преступников искали по всей Англии, а их имущество отошло королю.
17. А также король хочет, чтобы шерифы, как только получат от судей приказ явиться, собрали бы немедля суд графства и узнали, кто в последнее время поселился в графстве; и чтобы отослали этих людей, под поручительством, дабы те предстали перед судьями, или держали их в тюрьме, пока судьи не приедут сами.
18. Также король воспрещает монахам и каноникам и любой обители принимать людей иного звания, нежели монахи, каноники и члены орденов, до тех пор пока не вызнано будет о его репутации (если только человек не болен смертельно).
19. Более того, король воспрещает кому бы то ни было в Англии принимать в своем доме или на своей земле изменников и еретиков, отлученных от церкви. И если кто примет их, то пусть ждет милости от короля; и дом, в котором их принимали, надлежит разломать, вынести за пределы деревни и сжечь. И каждый шериф должен поклясться, что будет сие блюсти, и все его служители должны в том поклясться, и все управляющие, и рыцари, и свободные арендаторы.
Оружейная ассиза (1181 г., скорее, интереса ради и для пущего внедрения мысли о том, что всякий йомен имеет право обзаводиться оружием, лишь бы не браконьерствовал)
скрытый текст1. Всякий рыцарь, который имеет свой фьеф, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый рыцарь должен иметь столько кольчуг, шлемов, щитов и копий, сколько у него фьефов в личном владении.
2. Каждый свободный мирянин, который владеет имуществом на сумму 16 марок или соответствующей рентой, должен иметь кольчугу, шлем, щит и копье; каждый свободный мирянин, владеющий имуществом на сумму 10 марок, должен иметь короткую кольчугу (hauberk), железный шишак и копье.
3. Все свободные горожане должны иметь гамбезон, железный шишак и копье.
4. Кроме того, каждый свободный человек должен поклясться, что обзаведется оружием до дня св. Хилари, а также будет верным королю Генриху (сыну императрицы Матильды) и будет служить ему помянутым оружием, выполняя королевские приказы, во имя короля и королевства. Таким образом, никто из имеющих оружие не должен продавать его, или оставлять в залог, или давать взаймы, или отбирать у другого; и никакой лорд не должен отбирать у своих людей оружия, ни путем конфискации, ни в обмен на подарок, ни в залог, никак иначе.
5. Если владелец оружия умирает, оружие остается его наследникам. Если наследник не вошел еще в нужный возраст, чтобы пользоваться оружием при необходимости, то его опекун должен также отвечать и за его оружие и найти человека, который сможет этим оружием владеть во имя короля, пока законный наследник не войдет в лета – и тогда он свое оружие получит.
6. Всякий горожанин, у которого оружия больше, чем по ассизе положено, должен продать излишки, или подарить, или иначе от них избавиться в пользу другого человека, который будет владеть этим оружием во благо короля Англии.
7. Никакой еврей не должен иметь у себя кольчуги, короткой или длинной, но должен продать ее, или отдать, или как-либо иначе от нее избавиться, чтобы она не пропала зря.
8. Никто не должен вывозить оружие из Англии, разве что по приказу короля; никто не должен продавать оружие другому на вывоз из Англии; никакой торговец не должен вывозить оружие из Англии.
9. Все законопослушные рыцари и прочие свободные и законопослушные люди из деревень и городов должны под присягой назвать в суде тех людей из помянутых деревень и городов, которые обладают имуществом на сумму, обязывающую иметь оружие (кольчугу, шлем, копье и щит); они должны назвать в суде тех людей из своих деревень и городов, которые владеют имуществом или рентой на сумму 16 и 10 марок. И судья должен записать имена присяжных и тех, кого они назвали, и узнать, сколько стоит их имущество, и каким оружием, в зависимости от этого, они должны обзавестись. Затем, в их присутствии, они должны зачитать сию ассизу и привести помянутых людей к присяге в том, что они обзаведутся оружием сообразно стоимости своего имущества и будут служить королю, согласно помянутой ассизе. Если же случится так, что одного из этих людей не окажется в графстве в то время, когда соберется суд, судьи должны назначить ему время, в какое он явится пред ними в другом графстве. И если он не предстанет перед ними в другом графстве, через которое они проезжают, должно назначить ему время в Вестминстере, накануне недели Св. Михаила. Так что, если дороги ему жизнь и имущество, должен он приехать и принести присягу. И будет стребовано с него, чтобы завел он оружие до дня св. Хилари, как было сказано.
10. Далее, судьи должны объявить в графствах, через которые они проезжают, что тех, кто не завел помянутое оружие, король накажет, и лишатся они не только земель и имущества, но и будут искалечены.
11. Далее, человек, не владеющий имуществом на сумму 10 или 16 марок, не имеет права присягать, как указано выше.
12. Король приказывает, чтобы никто не смел присягать в том, что касается оружия, если он не свободный человек.
Также и здесь
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/engl.html
Арабелла, блог «Старый замок»
Средневековая кухня - 2. Овсянка, сэр...
Вопреки сложившемуся стереотипу, англичане не едят овсянку каждое утро. Более того, она даже не всегда есть в меню гостиниц и b&b. Т.н. традиционный английский завтрак состоит из фасоли в томатном соусе, запеченных грибов, помидоров, яичницы-глазуньи, жареного бекона и/или сосиски и картофельной оладьи (порция - огромная; впрочем, Британия вообще славится в этом смысле щедростью).
скрытый текстПотребление овсянки на душу населения в Британии не выше, чем в Европе, и сверхъестественной популярностью она также не отличается (скорее всего, человек, спешащий с утра на работу, предпочтет съесть овсяных мюсли, а не стоять у плиты). Европейский миф об английской овсянке – в первую очередь, порождение ХХ века, детище экспорта и рекламы. Ну а для нас в создании этого мифа не последнюю роль сыграла знаменитая фраза «Овсянка, сэр!» из экранизации «Собаки Баскервилей».
А в небольшом эссе Джорджа Оруэлла «В защиту английской кухни» (1945) вообще нет ни слова нет о якобы популярной овсянке!
В современном английском языке для обозначения каши есть два слова – porridge и gruel. В ХХ веке, как уже было сказано, искусство рекламы (в первую очередь, привлекательные упаковки) способствовало созданию мифа об «английской (а на самом деле шотландской) овсянке», но на самом деле каши испокон веков варили в самых разных странах.
Более того, в Средние века porridge вовсе даже не обязательно готовили из крупы. Старый детский стишок-дразнилка помогает это понять. Он гласит:
Peas porridge hot,
Peas porridge cold,
Peas porridge in the pot
Nine days old.
(Гороховая каша горячая, гороховая каша холодная, гороховая каша в горшке, сварена девять дней назад).
То есть, мы видим, что главный ингредиент в porridge не крупа, а горох, притом горох не свежий, а, скорее всего, сушеный. Помимо гороха, в нее могли входить разнообразные овощи – иными словами, то, что англичане сейчас называют кашей, изначально варилось даже не из крупы! Этимология слова «porridge» не вполне ясна до сих пор, в цепочке отсутствует некоторое количество звеньев, но исследователи полагают, что оно родственно латинскому porrum/porrus, что означает «лук-порей», отсюда и среднеанглийское porree – луковый суп. Не исключено, что porridge изначально действительно готовилась, в первую очередь, из лука, а уж дополнительно – и из других ингредиентов, растущих в огороде. В крестьянском обиходе она могла быть относительно грубой, из приблизительно нарезанных и затем сваренных до мягкости овощей; при дворе, где большое внимание уделялось «тонкости» блюда, эту самую луковую кашу, вероятно, подавали в виде хорошо протертого пюре, в которое для густоты добавляли хлеба (многие средневековые рецепты содержат хлеб в качестве «загустителя»). В Испании аналогичное блюдо называлось porra и представляло собой смесь истолченных вареных овощей; ели его при помощи корки хлеба вместо ложки. Клали в него также ячменную, пшеничную и ржаную муку – в зависимости от региона.
В Средние века было весьма популярно блюдо под названием pottage, которое зачастую смешивают с porridge, хотя у этих слов разная этимология. Pottage (от французского potage – буквально «то, что в горшке») представляла собой густой овощной суп (или рагу) и была весьма популярным блюдом в Средние века. Обычно pottage готовили из гороха, репы, лука, капусты, трав, иногда добавляли мясо (кусочками или в виде «фрикаделек» из мелко нарезанного мяса, смешанного с яйцом и хлебными крошками). Для сгущения также зачастую использовали ржаной хлеб или овсяную муку, а иногда – во время мясоеда – кровь животных (птичью или свиную).
Вот примерный состав pottage
На литр воды (или мясного бульона) – по 250 г. следующих овощей: капуста, сельдерей, зеленый горох, лук-порей, репчатый лук, репа, щавель, 1-2 зубчика чеснока, две столовые ложки овсяной крупы. Из специй: базилик, майоран, петрушка, майоран, возможны также розмарин и тимьян.
В английском языке есть выражение mess of pottage, якобы почерпнутое из первого английского перевода Библии (а точнее, истории о том, как Исав продал свое первородство Иакову за чечевичную похлебку). Однако на самом деле эта фраза не фигурирует ни в одной из английских переводов Библии; впервые она появилась в английском «конспекте» одной из проповедей английского историка и теолога Джона Капгрейва (ок. 1452), очевидно прибегнувшего к местным реалиям для пущей доходчивости: «И тогда Иаков перехитрил брата, выкупив у него отцовское благословение за миску похлебки – mess of potage». К XVI в. это выражение окончательно входит в речевой обиход – оно появляется в английских переводах Эразма Роттердамского, в проповедях, хрониках, пересказах Библии, фактически превращается в поговорку.
Кстати, mess в этом выражении не несет уничижительного значения (значение «месиво, беспорядочная груда» появляется лишь в XIX в.). В среднеанглийском языке слово mess означало количество людей, которые ели вместе за столом; иными словами, mess of pottage – это количество, необходимое для того, чтобы насытить нескольких человек. В современном английском языке это слово сохранилось в военной и флотской среде – солдаты и моряки едят in messes, со своими messmates (товарищами по столу).
Разумеется, в Средние века варили и кашу как таковую (gruel) – из овсяной, ржаной или пшеничной муки, на воде и на молоке. Преобладала она, конечно, в крестьянском быту; со временем врачи стали рекомендовать ее для больных (чаще всего с добавлением мускатного ореха, вина, цедры). Варили gruel и в монастырях – от самой простой, на воде, до gruel на мясном бульоне, с луком и специями.
Но, несмотря на все возможные изыски, так она преимущественно и воспринималась – как еда бедняков (в крайнем случае – бережливых представителей среднего сословия). Вспомните «Оливера Твиста» - в работных домах кормили именно gruel’ом. Привычное меню Эбенезера Скруджа в «Рождественской песни» - небольшая кастрюлька овсянки – лишь подчеркивает крайнюю скупость этого персонажа. До того как в широкий обиход вошло представление о здоровом образе жизни, зажиточный дворянин, с аппетитом уписывающий овсянку, скорее всего, был бы воспринят как чудак и эксцентрик.
https://tal-gilas.livejournal.com/210122.html
скрытый текстПотребление овсянки на душу населения в Британии не выше, чем в Европе, и сверхъестественной популярностью она также не отличается (скорее всего, человек, спешащий с утра на работу, предпочтет съесть овсяных мюсли, а не стоять у плиты). Европейский миф об английской овсянке – в первую очередь, порождение ХХ века, детище экспорта и рекламы. Ну а для нас в создании этого мифа не последнюю роль сыграла знаменитая фраза «Овсянка, сэр!» из экранизации «Собаки Баскервилей».
А в небольшом эссе Джорджа Оруэлла «В защиту английской кухни» (1945) вообще нет ни слова нет о якобы популярной овсянке!
В современном английском языке для обозначения каши есть два слова – porridge и gruel. В ХХ веке, как уже было сказано, искусство рекламы (в первую очередь, привлекательные упаковки) способствовало созданию мифа об «английской (а на самом деле шотландской) овсянке», но на самом деле каши испокон веков варили в самых разных странах.
Более того, в Средние века porridge вовсе даже не обязательно готовили из крупы. Старый детский стишок-дразнилка помогает это понять. Он гласит:
Peas porridge hot,
Peas porridge cold,
Peas porridge in the pot
Nine days old.
(Гороховая каша горячая, гороховая каша холодная, гороховая каша в горшке, сварена девять дней назад).
То есть, мы видим, что главный ингредиент в porridge не крупа, а горох, притом горох не свежий, а, скорее всего, сушеный. Помимо гороха, в нее могли входить разнообразные овощи – иными словами, то, что англичане сейчас называют кашей, изначально варилось даже не из крупы! Этимология слова «porridge» не вполне ясна до сих пор, в цепочке отсутствует некоторое количество звеньев, но исследователи полагают, что оно родственно латинскому porrum/porrus, что означает «лук-порей», отсюда и среднеанглийское porree – луковый суп. Не исключено, что porridge изначально действительно готовилась, в первую очередь, из лука, а уж дополнительно – и из других ингредиентов, растущих в огороде. В крестьянском обиходе она могла быть относительно грубой, из приблизительно нарезанных и затем сваренных до мягкости овощей; при дворе, где большое внимание уделялось «тонкости» блюда, эту самую луковую кашу, вероятно, подавали в виде хорошо протертого пюре, в которое для густоты добавляли хлеба (многие средневековые рецепты содержат хлеб в качестве «загустителя»). В Испании аналогичное блюдо называлось porra и представляло собой смесь истолченных вареных овощей; ели его при помощи корки хлеба вместо ложки. Клали в него также ячменную, пшеничную и ржаную муку – в зависимости от региона.
В Средние века было весьма популярно блюдо под названием pottage, которое зачастую смешивают с porridge, хотя у этих слов разная этимология. Pottage (от французского potage – буквально «то, что в горшке») представляла собой густой овощной суп (или рагу) и была весьма популярным блюдом в Средние века. Обычно pottage готовили из гороха, репы, лука, капусты, трав, иногда добавляли мясо (кусочками или в виде «фрикаделек» из мелко нарезанного мяса, смешанного с яйцом и хлебными крошками). Для сгущения также зачастую использовали ржаной хлеб или овсяную муку, а иногда – во время мясоеда – кровь животных (птичью или свиную).
Вот примерный состав pottage
На литр воды (или мясного бульона) – по 250 г. следующих овощей: капуста, сельдерей, зеленый горох, лук-порей, репчатый лук, репа, щавель, 1-2 зубчика чеснока, две столовые ложки овсяной крупы. Из специй: базилик, майоран, петрушка, майоран, возможны также розмарин и тимьян.
В английском языке есть выражение mess of pottage, якобы почерпнутое из первого английского перевода Библии (а точнее, истории о том, как Исав продал свое первородство Иакову за чечевичную похлебку). Однако на самом деле эта фраза не фигурирует ни в одной из английских переводов Библии; впервые она появилась в английском «конспекте» одной из проповедей английского историка и теолога Джона Капгрейва (ок. 1452), очевидно прибегнувшего к местным реалиям для пущей доходчивости: «И тогда Иаков перехитрил брата, выкупив у него отцовское благословение за миску похлебки – mess of potage». К XVI в. это выражение окончательно входит в речевой обиход – оно появляется в английских переводах Эразма Роттердамского, в проповедях, хрониках, пересказах Библии, фактически превращается в поговорку.
Кстати, mess в этом выражении не несет уничижительного значения (значение «месиво, беспорядочная груда» появляется лишь в XIX в.). В среднеанглийском языке слово mess означало количество людей, которые ели вместе за столом; иными словами, mess of pottage – это количество, необходимое для того, чтобы насытить нескольких человек. В современном английском языке это слово сохранилось в военной и флотской среде – солдаты и моряки едят in messes, со своими messmates (товарищами по столу).
Разумеется, в Средние века варили и кашу как таковую (gruel) – из овсяной, ржаной или пшеничной муки, на воде и на молоке. Преобладала она, конечно, в крестьянском быту; со временем врачи стали рекомендовать ее для больных (чаще всего с добавлением мускатного ореха, вина, цедры). Варили gruel и в монастырях – от самой простой, на воде, до gruel на мясном бульоне, с луком и специями.
Но, несмотря на все возможные изыски, так она преимущественно и воспринималась – как еда бедняков (в крайнем случае – бережливых представителей среднего сословия). Вспомните «Оливера Твиста» - в работных домах кормили именно gruel’ом. Привычное меню Эбенезера Скруджа в «Рождественской песни» - небольшая кастрюлька овсянки – лишь подчеркивает крайнюю скупость этого персонажа. До того как в широкий обиход вошло представление о здоровом образе жизни, зажиточный дворянин, с аппетитом уписывающий овсянку, скорее всего, был бы воспринят как чудак и эксцентрик.
https://tal-gilas.livejournal.com/210122.html
Закон и беспорядок -5. Преступления и наказания
Чем, как и за что может прилететь жителю Веселой Старой Англии за различные преступления и правонарушения.
Часть 1.
Полную юридическую ответственность, вплоть до смертной казни, юноши несут с 14 лет, девушки с 12. До достижения «сознательного возраста» подросткам, как правило, назначается наказание, вдвое меньшее по сравнению со взрослыми. Ребенка младше десяти лет, с вероятностью, не наказывая по суду, отдадут родителям или опекунам для вразумления.
Священники и рыцари из орденов не подлежат светскому суду. Совершивший преступление тамплиер или госпитальер предстает перед судом своего Ордена; провинившийся священник – перед церковным судом.
скрытый текстБлагородные особы не подвергаются ни позорящим наказаниям, ни смертной казни через повешение – ТОЛЬКО в случае измены. Вообще, у благородных куда больше лазеек, нежели у простолюдинов – например, они могут добиться снисхождения в «суде равных» (суде графства) либо обратиться с апелляцией напрямую к королю. Даже за разбой, за который йомена с вероятностью, повесят, благородный рыцарь имеет шанс отделаться тюремной отсидкой, а затем подпасть под амнистию.
Конфискация имущества по суду ВСЕГДА производится в пользу короля (казны).
ИТАК
Убийство умышленное. Смертная казнь через повешение (для неблагородных) или через обезглавливание (для благородных); для благородных особ возможно долгoе или пожизненное тюремное заключение (по личному решению короля).
НО: Убийство простолюдина не считается для рыцаря преступлением. Рыцарь может убить простолюдина, если сочтет себя оскорбленным, и это будет "достаточно спровоцированное" убийство. За убийство крестьянина благородная особа, скорее всего, отделается штрафом.
Для крестьянина (серва или йомена) убийство лорда приравнивается к измене.
Убийство аутло преступлением не считается.
Убийство неумышленное . Денежный штраф в пользу семьи погибшего, тюремное заключение или изгнание из страны (навсегда или на некоторый срок).
Убийство противника на судебном поединке или на турнире, а также убийство при самообороне преступлением не считаются.
Чтобы убийство было сочтено «простительным», оно должно быть достаточно обоснованным.
Мужеубийство. Женщина за убийство мужа может быть сожжена или зарыта живой в землю. Мужеубийство приравнивается к измене.
Женоубийство расценивается как обычное преступление - т.е., за "неоправданное" (неспровоцированное) убийство мужчину вешают.
Измена королю/сеньору . Смертная казнь через повешение. Благородные сэры предварительно подвергаются бесчестию (лишению рыцарского звания); до виселицы их везут в крестьянской телеге или тащат вслед за лошадью. Конфискация имущества в пользу короля (казны).
Изнасилование . Смертная казнь.
В некоторых случаях возможен «договорной» вариант – если обе стороны согласны, насильник обязан жениться на своей жертве. Но в данном случае требуется согласие не только самой пострадавшей, но и ее семьи.
Пособничество преступнику, изменнику, аутло; сокрытие; недонесение; оказание помощи . Смертная казнь через повешение. Также община либо семья платит крупный штраф. Конфискация имущества.
Приравнивается к измене.
Изготовление фальшивых монет . Смертная казнь через повешение или сожжение. Приравнивается к измене.
Отравление .Смертная казнь через сожжение
Колдовство/ересь . Смертная казнь через повешение
Неявка в суд/бегство от правосудия . Объявление вне закона (аутло). Конфискация имущества.
Мужеложество и инцест . Смертная казнь через повешение
За «косвенный инцест» - например, любовную связь с падчерицей или пасынком – обычно выплачивается штраф и назначается церковное покаяние (виновник может быть временно отлучен от церкви).
Браконьерство . Смертная казнь через повешение. В случае смягчения наказания (для старика или малолетнего) смертная казнь может быть заменена на отрубание руки /пальцев (как правило, указательного и среднего, чтобы впредь нельзя было натянуть тетиву) или лишение глаза. Сходным образом за преступление платится и собака браконьера – ее вешают или отрубают лапу.
Грабеж и разбой . Смертная казнь через повешение, вне зависимости от похищенной суммы.
Вооруженное нападение на слуг короля . Смертная казнь.
МЕЛКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ (ГРАЖДАНСКИЕ ПРАВОНАРУШЕНИЯ)
Воровство денег или имущества на сумму до 1 шиллинга (до полушиллинга, если украл из церкви, из общественной бани или у своего хозяина)
- при первой поимке: клеймение/порка/кратковременное тюремное заключение;
- при второй поимке: нанесение более серьезного увечья (отсечение ушей, лишение глаза) и изгнание из города;
- при третьей поимке – смертная казнь через повешение.
Воровство денег или имущества на сумму свыше шиллинга (свыше полушиллинга, если украл из церкви, из общественной бани или у своего хозяина). Смертная казнь через повешение.
Проституция, сводничество, содержание притона . Штраф, тюремное заключение/церковное покаяние, изгнание из города.
«С каждой публичной женщины берут четыре пенса штрафа после первого ареста; если она продолжает заниматься своим ремеслом, то должна предстать перед шерифом, который официально изгоняет ее из королевского манора; в третий раз ее сажают в тюрьму и отрезают волосы; а в четвертый раз могут обезобразить, например отрезать верхнюю губу» .
Причинение материального ущерба казне (преграждение общественной дороги, нелегальное возведение построек, наличие деревянного дымохода вместо железного и т.д.). Штраф (возрастает в соответствии со сроком давности).
Причинение физического вреда, увечий . «Если кто устроит в городе драку, а также обнажит меч или нож, должно у него отобрать оружие. И если он прольет кровь, то должно его оштрафовать, а если он не в состоянии заплатить, то заключить его в тюрьму. Если он чей-то слуга или подмастерье, то хозяин вправе наказать его по своему усмотрению».
Нарушение общественного спокойствия (скандал, ссора, сплетни) . Тако же – укрытие чужих беглых слуг и детей «Наказываются местным бейлифом по усмотрению» (штраф, порка, колодки, позорный столб, для женщин – церковное покаяние).
Порицание административных лиц . Штраф.
Нелицензированная торговля (например, продажа пива и эля без вывески) . Штраф. Виновник может быть прощен по бедности.
Контрабанда. Смертная казнь через повешение. На данный момент особо запрещено вывозить из страны шерсть, сукно, зерно.
Мошенничество (обмер, недовес, несоответствие качества и т.д.) Штраф, позорный столб, возможно – изгнание из гильдии
Отсутствие дозволения на брак . Рыцарь-вассал обязан просить у своего сеньора позволения на выдачу замуж дочери-наследницы (барон – непосредственно у короля); серв обязан просить разрешения у своего хозяина. Несоблюдение карается у благородных лиц – штрафом, возможно даже тюремное заключение и конфискация имущества; среди сервов брак, заключенный без дозволения, может считаться недействительным.
Загрязнение общественных территорий (выливание помоев на улицу, выбрасывание очисток на общественный выгон и т.д.). Штраф.
Долги . Заключение в тюрьму (пока родня, гильдия или община не соберет надлежащую сумму)
Потрава . Штраф
Нарушение границ чужого владения .Штраф
Лжесвидетельство . Штраф (в пользу суда)
Блуд, прелюбодеяние (рождение ребенка вне брака) . Штраф в пользу лорда; незаконное сожительство может быть расторгнуто в принудительном порядке (например, мужчину и женщину могут вынудить под присягой отказаться друг от друга).
Отсутствие разрешения на сбор хвороста в лесу . Штраф, колодки и т.д.
Словесное оскорбление (назвать грабителем, ростовщиком, ублюдком и т.д.). Штраф в пользу истца (за заключение мира)
Бродяжничество, «сомнительное поведение», хождение по улицам после сигнала к тушению огней . Арест и содержание под стражей до выяснения обстоятельств.
Нелицензированное занятие медициной .Колодки.
Работа после сигнала к тушению огней или по воскресеньям (по воскресеньям разрешается работать только на себя, но не изготовлять изделия для продажи). Штраф.
Хождение по городу с мечом ы мирное время(для простых горожан и крестьян). Изъятие оружия, штраф.
Часть 2.
Англии есть три вида судов - манориальный, королевский и церковный.
скрытый текстМанориальный суд (с лордом в качестве судьи и выборными присяжными из числа деревенских) разбирается с большинством преступлений, за исключением особо тяжких (разбой и грабеж, убийство слуг короля и т.п.). Чаще всего манориальный суд разбирает неуплаты налогов, драки и т.п.
На "сессии" манориального суда обязательно должны присутствовать все местные. Работает принцип круговой поруки: если кто-то из деревенских провинился, то остальные обязаны доставить его на суд.
Для тяжких и особо тяжких преступлений существует суд королевский, осуществляемый шерифом или иным представителем королевской власти. Дворянам он может назначить судебный поединок, любому подсудимому - ordeal, т.е. испытание огнем и водой (ordeal будут отменены только в 1215 г.)
О церковном суде сказано ниже.
Простолюдинов казнят обычно повешением, благородных - отсечением головы.
За большинство мелких нарушений назначают штрафы.
За некоторые преступления (например, за злостное бродяжничество) простолюдина могут продать в сервы.
Тюремное заключение - нечастая мера наказания, обычно в тюрьме держат арестованных до суда.
Дворяне позорящим наказаниям не подвергаются, кроме как за преступления ранга государственных (измена, заговор и т.п.). Дворяне вместо этого платят штраф.
Пол и возраст смягчающими обстоятельствами не являются: десятилетнему за кражу или браконьерство прилетит так же, как и тридцатилетнему.
За преступления серва отвечает хозяин. Как правило, денежно.
I. Что касается особ неблагородных, сиречь свободнорожденных простолюдинов.
1. Особо тяжкие преступления.
Убийство, грабеж, поджог, нападение на слуг короля и закона, пособничество убийцам и разбойникам, кража в особо крупных размерах (свыше шиллинга), браконьерство (убийство дичи стоимостью свыше шиллинга - фактически, все, что крупнее куропатки.)
Карается смертью через повешение.
2. Кража имущества на сумму до 1 шиллинга.
При первой поимке - колодки, порка, кратковременное заключение в тюрьму. При второй поимке - клеймо, либо отрубание пальцев или кисти, либо лишение глаза.
При третьей поимке - повешение.
3. Неуплата налогов.
Первый прецедент - колодки, порка. Второй прецедент - клеймо, либо отрубание пальцев или кисти, либо лишение глаза, либо тюремное заключение, пока семья или община не внесет деньги.
Третий прецедент - повешение.
Также за неуплату налогов, равно как и за невыполнение обязательств по долговым распискам, имущество преступника может быть продано с торгов. Если вырученных денег мало, неплательщика помещают в долговую яму. Если должник неимущий, его отдают внаем до покрытия суммы долга с процентами.
4. Нарушения общественного спокойствия.
Драка, богохульство, скандал или драка в церкви, непристойное поведение и т.д. Колодки, позорный столб (или "позорный стул" в церкви - как правило, для женщин), порка, штрафы, клеймо (например, на кисти).
II. Что касается особ благородного происхождения.
1. Убийство.
Убийство одним благородным сэром другого благородного сэра без причины влечет за собой суд и разбирательство. Причиной, дозволяющей бой и убийство, является судебный поединок, турнирный поединок или общая турнирная схватка, официальный вызов на бой (хотя на последнее могут посмотреть косо).
Если благородный сэр на суде докажет, что имел веские причины убить другого благородного сэра (например, за оскорбление чести, порочащие или изменнические высказывания и т.д.) - то перед законом он чист.
Разбирательство убившего с родней убитого остается задачей убившего (мириться, платить деньги - "отступное", выдать дочку замуж за брата покойного и т.д.).
Если благородный сэр на суде не сумел оправдаться и не попал под амнистию - смертная казнь через отсечение головы.
2. Нарушения общественного спокойствия.
В большинстве случаев подобные мелкие правонарушения, совершенные дворянами, разбираются кулуарно, если, конечно, это не городской погром (за такое - уже королевский суд). Так, если благородные сэры вынесли окно в церкви - ну, протрезвеют, внесут пожертвование, отбудут епитимью. Если при этом набили лицо приходскому священнику - пожертвование будет побольше, а епитимья подлиннее. Настоятельно рекомендуется в таких случаях сходить к исповеди и покаяться в совершенном грехе.
Бить лицо епископу и его приближенным не рекомендуется из соображений безопасности: можно огрести вплоть до отлучения.
III. Церковные наказания.
Ограбление церкви, нападение на священнослужителя и убийство священника - дело передается в руки светской власти. Церковь, со своей стороны, может дополнительно наложить отлучение на преступника.
Неуплата десятины, проявление неуважения к служителям церкви, нехождение на службы, незаконное сожительство и прижитие ребенка и т.д. - от временного отлучения (пока не покается) до публичного покаяния или суровой епитимьи.
Ересь в рамках данной игры не рассматривается.
Дьяволопоклонничество, колдовство - церковное покаяние, смерть через повешение.
IV. Круговая порука.
За преступление, совершенное одним жителем деревни, чаще всего отвечает вся деревня. В частности, недоимка по налогам может быть разложена на всю деревню.
Если в деревне или вблизи от нее убит норманн, то деревня платит штраф. Штрафа можно избежать, если доказать, что это не норманн.
Если в деревне совершено убийство, и убийца - из числа деревенских, жители деревни должны разыскать и выдать убийцу, иначе могут быть неприятности вплоть до взятия заложников. Если убийца - не местный, и это удалось доказать, то деревне ничего кроме положенного законом штрафа не грозит.
V. Аутло (outlaw) - объявление вне закона
Объявить вне закона могут как простолюдина, так и благородного, за:
- неявку на суд / бегство с места преступления
- пособничество другим аутло
Непосредственно за убийство, разбой или грабеж
эта мера наказания не применяется, но обычно считается, что "злостный разбойник" не является на суд каждый раз, как на кого-то нападет.
Фактически аутло мертв для закона. Аутло можно безнаказанно убить, часто за голову такого преступника назначается награда.
Аутло лишается всех положений и привилегий, если таковые имел, включая привилегии дворянства.
Аутло не может владеть имуществом (передается наследникам или в казну).
Семейные связи аутло могут считаться расторгнутыми.
Запрещено оказывать аутло любую помощь, в т.ч. давать ему кров, пищу и одежду, и вообще вступать с ним в какие бы то ни было отношения.
Если аутло входил в некую общину сервов, общину могут серьезно прижать, требуя его выдачи (вот чтоб связали и выдали, как в следующих раз заявится!), могут взять заложниками несколько человек, чтоб сам сдался, если ему односельчане дороги.
Йоменскую общину тоже могут прижать, но йоменам проще откреститься - мол, связей не поддерживаем, не видели и видеть не желаем. Кроме того, йомены могут сняться и уйти хоть в другое графство, тогда как сервы привязаны к земле.
https://sherwood-arrow.livejournal.com/23735.html
Несколько судебных прецедентов
Манориальный суд Уэйкфилда, 1274 г.
скрытый текст
Сижу, закопавшись в разнообразные двенадцати-тринадцативечные Books of fees, pipe rolls, Kentish rolls и т.д. О, редкая птица долетит до таких вещей, как Kentish или Winchester rolls, не говоря уже про финансовые отчеты по отдельным манорам, – может, и не пригодится, но какое же наслаждение это разбирать… Такие прелести временами вылезают. Вдобавок уходят некоторые фанфиковские и околофанфиковские глюки – например, когда узнаешь, что в начале 12 в. беглого серва можно было беспрепятственно ловить _только_ четыре дня, а после этого - _только_ в том случае, если он появится на земле бывшего лорда; что продаваться в сервы самостоятельно за долги либо недоимку вообще было не принято; что женщина могла наследовать даже землю, связанную с military tenure, и т.д. А если учесть, что на начало века там вообще ничерта не устоялось и порядки порой менялись быстро… эка, ввел принц Джон свой carucage, да всего шесть раз успел его собрать – пришлось отменить…
Суд в Бертоне, в четверг (праздник св. Луки Евангелиста, 18 октября), указанного года. Ричард Родс дает два шиллинга, чтобы примириться с Элиасом дель Барнсайдом (букв. have licence of concord), за то, что назвал его грабителем. При поручительстве Ричарда Грейва.
Томас Фентон, лесничий, объявил, что в лесу найден убитый олень. В селениях Холн, Олстэнли, Туинг и Картуорт было проведено расследование, и жители под присягой показали, что не знают, кто виновен, но полагают, что олень был ранен за пределами графских владений, а затем вошел на графские земли и умер там от раны.
Джон Мигли против Джона, сына Роберта Соурби, утверждает, что Джон назвал его ростовщиком, что ответчик отрицает. Ответчик доказал свою правоту и был оправдан, истец оштрафован на 12 пенсов.
Джордан, сын Томаса Нортойрэма, жалуется на Джона, сына Роджера, говоря, что названный Джон убил принадлежавшую ему кобылу, а именно сначала гонялся за ней, а потом сел верхом и загнал ее до смерти. Джон, явившись в суд, это отрицает. Назначено расследование; опрошенные соседи под присягой показывают, что истец прав. Джону велено заплатить Джордану за кобылу, а также штраф; поручитель Адам Ойрэм. Освобожден от уплаты по бедности.
Джордан Шейклтонстол, Нелл Уинтер, Джон Льювкин и Уильям, сын Элко Шейклтонстола, обвиняются в убийстве оленя. Остаются под поручительством сэра Ричарда де Торнхилла до следующего суда в Уэйкфилде.
Гилберт дель Боз и Джон ле Барн назначены лесничими в Гиперуме и Шайпдене; они поклялись верно и честно стеречь графские леса и дичь и выказывать свою преданность.
Джордан Дин платит полмарки за неявку в суд и за то, что разрушил графский загон, а потом сбежал от судебного пристава. Найденные Джорданом поручители, Ричард и Генри Копли, подтвердили, что ответчик от отношению к приставу и всем остальным был поведения доброго и мирного.
Элис, жена Бауглера, взломала замок на амбаре Роберта, сына Генри Крайглистона, и украла четыре снопа пшеницы; Роберт погнался за ней, отнял зерно и отпустил. Оштрафована на 13 шиллингов 4 пенса, поручитель Ричард Грейв.
(интересно, до суда дело дошло, потому что Роберт сам пожаловался, ибо непорядок, или же были свидетели кражи? И интересно, чего стоило Элис уплатить такой штраф – немаленький, надо сказать – если ответчица, видимо, настолько бедна, что зерно ворует?)
Роберт Фокс против Джербо Олвинтхорпа и Уильяма Фертинга; утверждает, что в воскресенье накануне дня св. Луки они забрали корову Уильяма Фуллерса, в обмен за кусок дуба (branch) ценой в 4 шиллинга, насильно и несправедливо, и отказались отдавать. Ответчики сказали, что забрали корову справедливо, за долг в 4 шиллинга, каковую сумму Роберт был им должен за помянутое дерево. Роберт, явившись в суд, говорит, что ничего им не должен. Дело отложено.
Агнесс Лэмбот против Адама, сына Ричарда Олвинхорпа. Утверждает, что он избил ее; ответчик это отрицает. Назначено расследование. После того как опросили жителей Олвинхорпа, стало известно, что ответчик действительно избил ее, потому что она говорила оскорбительные слова его жене. Ответчик оштрафован на 12 пенсов и должен заплатить Агнесс за ущерб; истица оштрафована на такую же сумму в пользу жены Адама.
Изольда Сент-Освальд против Джека Ирландца, схваченного и арестованного за кражу. Говорит, что в воскресенье накануне Рождества, ночью, он украл у ней платье, отделанное черной овчиной, стоимостью в 8 шиллингов 6 пенсов, которое находилось у нее на хранении. Ответчик предстал перед судом и, в присутствии управляющего и коронера (?), сам признался в преступлении. Приговорен к повешению.
(интересно, при чем тут коронер, который вообще-то разбирает всякое смертоубийство, но отнюдь не покражу. Или мы чего-то не знаем о Джеке Ирландце)
Назначено следствие в деревне Холнсфрит по поводу того, виновен ли Адам Стрейкэйс в каком-либо преступлении, имеющем отношение к сломанной и окровавленной стреле, найденной в Холнском лесу. Адам под присягой уверяет, что не виновен и что ничего о стреле не знает, за исключением того, что нашел ее и по собственной глупости забрал и спрятал в своем доме. По суду оправдан.
(на самом деле, около ста дел за год в данном манориальном суде – и _один_ смертный приговор, все остальное штрафы; иски за браконьерство преимущественно откладываются или переносятся – а жаль, любопытно было бы взглянуть, как разрешилось хоть одно такое дело)
***
Запись всяких приходов-расходов (это уже Винчестер)
Вознаграждение управляющему, 5 шиллингов; уплата за починку моста 5 шиллингов; плата одному лесничему 4 шиллинга, двум сторожам 4 шиллинга; одному косцу из Уизерингтона 20 пенсов; 14 возчикам из Даунтона, Уика и Нантона, за год, 28 шиллингов; двум возчикам из Уизерингтона за год 4 шиллинга 4 пенса, двум возчикам за полгода – 2 шиллинга; одному свинопасу, одному волопасу, одному коровьему пастуху – за год 6 шиллингов; троим овечьим пастухам из Уика, Барфорда и Нантона за год 6 шиллингов; одному пастуху из Уизерингтона за год 20 пенсов.
На содержание соборного настоятеля Джона, к Рождеству (букв. «к рождественскому сбору налогов»), 7 фунтов 10 шиллингов. К Пасхе, тому же Джону, 8 фунтов. Ему же – 8 фунтов к Иванову дню. Ему же – к Михайлову дню 8 фунтов 10 шиллингов. Ему же – за проданное на корню зерно 26 фунтов. Ему же – за сыры (!) и зерно 20 фунтов 16 шиллингов 10 пенсов. Ему же – за шерсть 6 фунтов 13 шиллингов 4 пенса. Ему же – выплата таллажа в 39 фунтов. Итого: 134 фунта 10 шиллингов 2 пенса
***
А вот здесь – всякие злоупотребления.
Роберт де Онби покусился на землю у реки Уэлланд, принадлежащую абботу Петерборо, возведя запруду в названной реке – далее, чем ему было дозволено – двадцати футов в длину и двух в высоту, причинив городу ущерб в 12 пенсов в год. Сделал он это семь лет назад.
Говорят, что Ричард де Уордли покусился на королевскую дорогу (Сент-Мэри-Стрит), выстроив ступеньки восьми футов длиной и четырех футов шириной на входе в свой погреб, что нанесло городу и всем, кто ходил мимо, ущерб в 2 шиллинга в год. Сделал он это восемь лет назад.
(интересно, как высчитывается сумма ущерба? Друзья-юристы, я себе всю голову сломал)
Типичный донос:
Настоятель св. Леонарда, что под Стэмфордом, владеет несколькими домами в приходе св. Марии у стэнфордского моста, которые приносят ему две марки в год. Он получил их 16 лет назад, в дар от Дэвида сына Уильяма, под чьим поручительством и за какие заслуги – неизвестно.
Ну а шерифятник и сопредельные отродясь бесчинствовали, ясно…
Говорят, что бейлифы из Стэмфорда, Филим де Стэмборн и его помощники, незаконно взяли 4 шиллинга с Генри Бронда, сказав, что его жена не соблюдает указанную меру галлона.
Говорят, что Уолтер Дрэгон (фамилия-то, а? или прозвище…), графский бейлиф, и его помощники, незаконно взяли 4 шиллинга с Уолтера Норманна за позволение забрать телегу (под тем предлогом, что он-де им должен названную сумму).
Говорят, что Уолтер Дрэгон, сенешаль графа Уоррена, Эндрю Арктел и Александер Лукас, коронеры из Стэмфорда, Мэтью Истон, Люк Уэлдон, Эндрю Мор и Уолтер Клерк пришли в дом Томаса Совиджа и вошли к нему в спальню. Там они взломали сундук и взяли серебряную чашу ценой в 30 шиллингов и деревянный кубок ценой в 10 шиллингов, оскорбив названного Томаса и преподло обвинив его в укрывательстве воров. Взятые вещи они не возвращали, пока Томас не уплатил им четыре шиллинга.
https://tal-gilas.livejournal.com/104888.html
Манориальный суд Тутинга, 1250-е гг.
***
скрытый текстВдова Джейн Болдри пришла в суд с жалобой, что ее-де, которая вдовеет честно уже 14 лет и все это время ходит в одну и ту же церковь, соседи прозвали шлюхой за то, что она не желает вторично выходить замуж, заподозрив в том, что, значит, она, Джейн Болдри, принимает мужчин. Однажды, когда она, как обычно, пошла в церковь, прихожане вытащили ее со скамьи, где она всегда сидела, вывели из церкви и отвели в городскую тюрьму.
Джон Р. в суде заявляет, что его соседка Энн Ламберт - публичная женщина, на том основании, что когда-де он на реке увидел, как у нее задралась юбка, она ее не одернула тотчас и ему отвернуться не приказала; посему Джон Р. требует, чтобы помянутую Энн поставили к позорному столбу как бесчестную. Энн же заявляет, что Джон-де на нее наговаривает со зла, потому как она не уступила его домогательствам, и муж ее, и вся ее родня за нее поручились, что она честная женщина. Джону приказано уплатить штраф за клевету. Ну не дурак ли?.. Ведь родня помянутой Энн Ламберт ему небось еще и рыло начистила шо мама не горюй:)
Генри Уоткину запрещено ходить ночью вокруг деревни с луком и стрелами, потому что куры и гусыни пугаются и не хотят нестись. Штраф 12 пенсов. йожин с бажин, понимаешь...
задачка для любителей математуры. Сравните две величины :)
Уильям Бат платит 6 пенсов за то, что его свиньи причинили лорду ущерб.
Агнесс Фитт родила ребенка вне брака; должна уплатить 2 шиллинга 8 пенсов.
"1205 г. Мэйбел, вдова графа Хью Бардольфа, заплатила 2000 марок и пять лошадей за то, чтобы ее не принуждали выходить замуж и чтобы она могла остаться вдовой, сколько ей вздумается. В том же году графиня Уорик заплатила тысячу марок и 10 лошадей за то, чтобы ей позволили остаться вдовой и не принуждали к замужеству".
https://tal-gilas.livejournal.com/109625.html
Часть 1.
Полную юридическую ответственность, вплоть до смертной казни, юноши несут с 14 лет, девушки с 12. До достижения «сознательного возраста» подросткам, как правило, назначается наказание, вдвое меньшее по сравнению со взрослыми. Ребенка младше десяти лет, с вероятностью, не наказывая по суду, отдадут родителям или опекунам для вразумления.
Священники и рыцари из орденов не подлежат светскому суду. Совершивший преступление тамплиер или госпитальер предстает перед судом своего Ордена; провинившийся священник – перед церковным судом.
скрытый текстБлагородные особы не подвергаются ни позорящим наказаниям, ни смертной казни через повешение – ТОЛЬКО в случае измены. Вообще, у благородных куда больше лазеек, нежели у простолюдинов – например, они могут добиться снисхождения в «суде равных» (суде графства) либо обратиться с апелляцией напрямую к королю. Даже за разбой, за который йомена с вероятностью, повесят, благородный рыцарь имеет шанс отделаться тюремной отсидкой, а затем подпасть под амнистию.
Конфискация имущества по суду ВСЕГДА производится в пользу короля (казны).
ИТАК
Убийство умышленное. Смертная казнь через повешение (для неблагородных) или через обезглавливание (для благородных); для благородных особ возможно долгoе или пожизненное тюремное заключение (по личному решению короля).
НО: Убийство простолюдина не считается для рыцаря преступлением. Рыцарь может убить простолюдина, если сочтет себя оскорбленным, и это будет "достаточно спровоцированное" убийство. За убийство крестьянина благородная особа, скорее всего, отделается штрафом.
Для крестьянина (серва или йомена) убийство лорда приравнивается к измене.
Убийство аутло преступлением не считается.
Убийство неумышленное . Денежный штраф в пользу семьи погибшего, тюремное заключение или изгнание из страны (навсегда или на некоторый срок).
Убийство противника на судебном поединке или на турнире, а также убийство при самообороне преступлением не считаются.
Чтобы убийство было сочтено «простительным», оно должно быть достаточно обоснованным.
Мужеубийство. Женщина за убийство мужа может быть сожжена или зарыта живой в землю. Мужеубийство приравнивается к измене.
Женоубийство расценивается как обычное преступление - т.е., за "неоправданное" (неспровоцированное) убийство мужчину вешают.
Измена королю/сеньору . Смертная казнь через повешение. Благородные сэры предварительно подвергаются бесчестию (лишению рыцарского звания); до виселицы их везут в крестьянской телеге или тащат вслед за лошадью. Конфискация имущества в пользу короля (казны).
Изнасилование . Смертная казнь.
В некоторых случаях возможен «договорной» вариант – если обе стороны согласны, насильник обязан жениться на своей жертве. Но в данном случае требуется согласие не только самой пострадавшей, но и ее семьи.
Пособничество преступнику, изменнику, аутло; сокрытие; недонесение; оказание помощи . Смертная казнь через повешение. Также община либо семья платит крупный штраф. Конфискация имущества.
Приравнивается к измене.
Изготовление фальшивых монет . Смертная казнь через повешение или сожжение. Приравнивается к измене.
Отравление .Смертная казнь через сожжение
Колдовство/ересь . Смертная казнь через повешение
Неявка в суд/бегство от правосудия . Объявление вне закона (аутло). Конфискация имущества.
Мужеложество и инцест . Смертная казнь через повешение
За «косвенный инцест» - например, любовную связь с падчерицей или пасынком – обычно выплачивается штраф и назначается церковное покаяние (виновник может быть временно отлучен от церкви).
Браконьерство . Смертная казнь через повешение. В случае смягчения наказания (для старика или малолетнего) смертная казнь может быть заменена на отрубание руки /пальцев (как правило, указательного и среднего, чтобы впредь нельзя было натянуть тетиву) или лишение глаза. Сходным образом за преступление платится и собака браконьера – ее вешают или отрубают лапу.
Грабеж и разбой . Смертная казнь через повешение, вне зависимости от похищенной суммы.
Вооруженное нападение на слуг короля . Смертная казнь.
МЕЛКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ (ГРАЖДАНСКИЕ ПРАВОНАРУШЕНИЯ)
Воровство денег или имущества на сумму до 1 шиллинга (до полушиллинга, если украл из церкви, из общественной бани или у своего хозяина)
- при первой поимке: клеймение/порка/кратковременное тюремное заключение;
- при второй поимке: нанесение более серьезного увечья (отсечение ушей, лишение глаза) и изгнание из города;
- при третьей поимке – смертная казнь через повешение.
Воровство денег или имущества на сумму свыше шиллинга (свыше полушиллинга, если украл из церкви, из общественной бани или у своего хозяина). Смертная казнь через повешение.
Проституция, сводничество, содержание притона . Штраф, тюремное заключение/церковное покаяние, изгнание из города.
«С каждой публичной женщины берут четыре пенса штрафа после первого ареста; если она продолжает заниматься своим ремеслом, то должна предстать перед шерифом, который официально изгоняет ее из королевского манора; в третий раз ее сажают в тюрьму и отрезают волосы; а в четвертый раз могут обезобразить, например отрезать верхнюю губу» .
Причинение материального ущерба казне (преграждение общественной дороги, нелегальное возведение построек, наличие деревянного дымохода вместо железного и т.д.). Штраф (возрастает в соответствии со сроком давности).
Причинение физического вреда, увечий . «Если кто устроит в городе драку, а также обнажит меч или нож, должно у него отобрать оружие. И если он прольет кровь, то должно его оштрафовать, а если он не в состоянии заплатить, то заключить его в тюрьму. Если он чей-то слуга или подмастерье, то хозяин вправе наказать его по своему усмотрению».
Нарушение общественного спокойствия (скандал, ссора, сплетни) . Тако же – укрытие чужих беглых слуг и детей «Наказываются местным бейлифом по усмотрению» (штраф, порка, колодки, позорный столб, для женщин – церковное покаяние).
Порицание административных лиц . Штраф.
Нелицензированная торговля (например, продажа пива и эля без вывески) . Штраф. Виновник может быть прощен по бедности.
Контрабанда. Смертная казнь через повешение. На данный момент особо запрещено вывозить из страны шерсть, сукно, зерно.
Мошенничество (обмер, недовес, несоответствие качества и т.д.) Штраф, позорный столб, возможно – изгнание из гильдии
Отсутствие дозволения на брак . Рыцарь-вассал обязан просить у своего сеньора позволения на выдачу замуж дочери-наследницы (барон – непосредственно у короля); серв обязан просить разрешения у своего хозяина. Несоблюдение карается у благородных лиц – штрафом, возможно даже тюремное заключение и конфискация имущества; среди сервов брак, заключенный без дозволения, может считаться недействительным.
Загрязнение общественных территорий (выливание помоев на улицу, выбрасывание очисток на общественный выгон и т.д.). Штраф.
Долги . Заключение в тюрьму (пока родня, гильдия или община не соберет надлежащую сумму)
Потрава . Штраф
Нарушение границ чужого владения .Штраф
Лжесвидетельство . Штраф (в пользу суда)
Блуд, прелюбодеяние (рождение ребенка вне брака) . Штраф в пользу лорда; незаконное сожительство может быть расторгнуто в принудительном порядке (например, мужчину и женщину могут вынудить под присягой отказаться друг от друга).
Отсутствие разрешения на сбор хвороста в лесу . Штраф, колодки и т.д.
Словесное оскорбление (назвать грабителем, ростовщиком, ублюдком и т.д.). Штраф в пользу истца (за заключение мира)
Бродяжничество, «сомнительное поведение», хождение по улицам после сигнала к тушению огней . Арест и содержание под стражей до выяснения обстоятельств.
Нелицензированное занятие медициной .Колодки.
Работа после сигнала к тушению огней или по воскресеньям (по воскресеньям разрешается работать только на себя, но не изготовлять изделия для продажи). Штраф.
Хождение по городу с мечом ы мирное время(для простых горожан и крестьян). Изъятие оружия, штраф.
Часть 2.
Англии есть три вида судов - манориальный, королевский и церковный.
скрытый текстМанориальный суд (с лордом в качестве судьи и выборными присяжными из числа деревенских) разбирается с большинством преступлений, за исключением особо тяжких (разбой и грабеж, убийство слуг короля и т.п.). Чаще всего манориальный суд разбирает неуплаты налогов, драки и т.п.
На "сессии" манориального суда обязательно должны присутствовать все местные. Работает принцип круговой поруки: если кто-то из деревенских провинился, то остальные обязаны доставить его на суд.
Для тяжких и особо тяжких преступлений существует суд королевский, осуществляемый шерифом или иным представителем королевской власти. Дворянам он может назначить судебный поединок, любому подсудимому - ordeal, т.е. испытание огнем и водой (ordeal будут отменены только в 1215 г.)
О церковном суде сказано ниже.
Простолюдинов казнят обычно повешением, благородных - отсечением головы.
За большинство мелких нарушений назначают штрафы.
За некоторые преступления (например, за злостное бродяжничество) простолюдина могут продать в сервы.
Тюремное заключение - нечастая мера наказания, обычно в тюрьме держат арестованных до суда.
Дворяне позорящим наказаниям не подвергаются, кроме как за преступления ранга государственных (измена, заговор и т.п.). Дворяне вместо этого платят штраф.
Пол и возраст смягчающими обстоятельствами не являются: десятилетнему за кражу или браконьерство прилетит так же, как и тридцатилетнему.
За преступления серва отвечает хозяин. Как правило, денежно.
I. Что касается особ неблагородных, сиречь свободнорожденных простолюдинов.
1. Особо тяжкие преступления.
Убийство, грабеж, поджог, нападение на слуг короля и закона, пособничество убийцам и разбойникам, кража в особо крупных размерах (свыше шиллинга), браконьерство (убийство дичи стоимостью свыше шиллинга - фактически, все, что крупнее куропатки.)
Карается смертью через повешение.
2. Кража имущества на сумму до 1 шиллинга.
При первой поимке - колодки, порка, кратковременное заключение в тюрьму. При второй поимке - клеймо, либо отрубание пальцев или кисти, либо лишение глаза.
При третьей поимке - повешение.
3. Неуплата налогов.
Первый прецедент - колодки, порка. Второй прецедент - клеймо, либо отрубание пальцев или кисти, либо лишение глаза, либо тюремное заключение, пока семья или община не внесет деньги.
Третий прецедент - повешение.
Также за неуплату налогов, равно как и за невыполнение обязательств по долговым распискам, имущество преступника может быть продано с торгов. Если вырученных денег мало, неплательщика помещают в долговую яму. Если должник неимущий, его отдают внаем до покрытия суммы долга с процентами.
4. Нарушения общественного спокойствия.
Драка, богохульство, скандал или драка в церкви, непристойное поведение и т.д. Колодки, позорный столб (или "позорный стул" в церкви - как правило, для женщин), порка, штрафы, клеймо (например, на кисти).
II. Что касается особ благородного происхождения.
1. Убийство.
Убийство одним благородным сэром другого благородного сэра без причины влечет за собой суд и разбирательство. Причиной, дозволяющей бой и убийство, является судебный поединок, турнирный поединок или общая турнирная схватка, официальный вызов на бой (хотя на последнее могут посмотреть косо).
Если благородный сэр на суде докажет, что имел веские причины убить другого благородного сэра (например, за оскорбление чести, порочащие или изменнические высказывания и т.д.) - то перед законом он чист.
Разбирательство убившего с родней убитого остается задачей убившего (мириться, платить деньги - "отступное", выдать дочку замуж за брата покойного и т.д.).
Если благородный сэр на суде не сумел оправдаться и не попал под амнистию - смертная казнь через отсечение головы.
2. Нарушения общественного спокойствия.
В большинстве случаев подобные мелкие правонарушения, совершенные дворянами, разбираются кулуарно, если, конечно, это не городской погром (за такое - уже королевский суд). Так, если благородные сэры вынесли окно в церкви - ну, протрезвеют, внесут пожертвование, отбудут епитимью. Если при этом набили лицо приходскому священнику - пожертвование будет побольше, а епитимья подлиннее. Настоятельно рекомендуется в таких случаях сходить к исповеди и покаяться в совершенном грехе.
Бить лицо епископу и его приближенным не рекомендуется из соображений безопасности: можно огрести вплоть до отлучения.
III. Церковные наказания.
Ограбление церкви, нападение на священнослужителя и убийство священника - дело передается в руки светской власти. Церковь, со своей стороны, может дополнительно наложить отлучение на преступника.
Неуплата десятины, проявление неуважения к служителям церкви, нехождение на службы, незаконное сожительство и прижитие ребенка и т.д. - от временного отлучения (пока не покается) до публичного покаяния или суровой епитимьи.
Ересь в рамках данной игры не рассматривается.
Дьяволопоклонничество, колдовство - церковное покаяние, смерть через повешение.
IV. Круговая порука.
За преступление, совершенное одним жителем деревни, чаще всего отвечает вся деревня. В частности, недоимка по налогам может быть разложена на всю деревню.
Если в деревне или вблизи от нее убит норманн, то деревня платит штраф. Штрафа можно избежать, если доказать, что это не норманн.
Если в деревне совершено убийство, и убийца - из числа деревенских, жители деревни должны разыскать и выдать убийцу, иначе могут быть неприятности вплоть до взятия заложников. Если убийца - не местный, и это удалось доказать, то деревне ничего кроме положенного законом штрафа не грозит.
V. Аутло (outlaw) - объявление вне закона
Объявить вне закона могут как простолюдина, так и благородного, за:
- неявку на суд / бегство с места преступления
- пособничество другим аутло
Непосредственно за убийство, разбой или грабеж
эта мера наказания не применяется, но обычно считается, что "злостный разбойник" не является на суд каждый раз, как на кого-то нападет.
Фактически аутло мертв для закона. Аутло можно безнаказанно убить, часто за голову такого преступника назначается награда.
Аутло лишается всех положений и привилегий, если таковые имел, включая привилегии дворянства.
Аутло не может владеть имуществом (передается наследникам или в казну).
Семейные связи аутло могут считаться расторгнутыми.
Запрещено оказывать аутло любую помощь, в т.ч. давать ему кров, пищу и одежду, и вообще вступать с ним в какие бы то ни было отношения.
Если аутло входил в некую общину сервов, общину могут серьезно прижать, требуя его выдачи (вот чтоб связали и выдали, как в следующих раз заявится!), могут взять заложниками несколько человек, чтоб сам сдался, если ему односельчане дороги.
Йоменскую общину тоже могут прижать, но йоменам проще откреститься - мол, связей не поддерживаем, не видели и видеть не желаем. Кроме того, йомены могут сняться и уйти хоть в другое графство, тогда как сервы привязаны к земле.
https://sherwood-arrow.livejournal.com/23735.html
Несколько судебных прецедентов
Манориальный суд Уэйкфилда, 1274 г.
скрытый текст
Сижу, закопавшись в разнообразные двенадцати-тринадцативечные Books of fees, pipe rolls, Kentish rolls и т.д. О, редкая птица долетит до таких вещей, как Kentish или Winchester rolls, не говоря уже про финансовые отчеты по отдельным манорам, – может, и не пригодится, но какое же наслаждение это разбирать… Такие прелести временами вылезают. Вдобавок уходят некоторые фанфиковские и околофанфиковские глюки – например, когда узнаешь, что в начале 12 в. беглого серва можно было беспрепятственно ловить _только_ четыре дня, а после этого - _только_ в том случае, если он появится на земле бывшего лорда; что продаваться в сервы самостоятельно за долги либо недоимку вообще было не принято; что женщина могла наследовать даже землю, связанную с military tenure, и т.д. А если учесть, что на начало века там вообще ничерта не устоялось и порядки порой менялись быстро… эка, ввел принц Джон свой carucage, да всего шесть раз успел его собрать – пришлось отменить…
Суд в Бертоне, в четверг (праздник св. Луки Евангелиста, 18 октября), указанного года. Ричард Родс дает два шиллинга, чтобы примириться с Элиасом дель Барнсайдом (букв. have licence of concord), за то, что назвал его грабителем. При поручительстве Ричарда Грейва.
Томас Фентон, лесничий, объявил, что в лесу найден убитый олень. В селениях Холн, Олстэнли, Туинг и Картуорт было проведено расследование, и жители под присягой показали, что не знают, кто виновен, но полагают, что олень был ранен за пределами графских владений, а затем вошел на графские земли и умер там от раны.
Джон Мигли против Джона, сына Роберта Соурби, утверждает, что Джон назвал его ростовщиком, что ответчик отрицает. Ответчик доказал свою правоту и был оправдан, истец оштрафован на 12 пенсов.
Джордан, сын Томаса Нортойрэма, жалуется на Джона, сына Роджера, говоря, что названный Джон убил принадлежавшую ему кобылу, а именно сначала гонялся за ней, а потом сел верхом и загнал ее до смерти. Джон, явившись в суд, это отрицает. Назначено расследование; опрошенные соседи под присягой показывают, что истец прав. Джону велено заплатить Джордану за кобылу, а также штраф; поручитель Адам Ойрэм. Освобожден от уплаты по бедности.
Джордан Шейклтонстол, Нелл Уинтер, Джон Льювкин и Уильям, сын Элко Шейклтонстола, обвиняются в убийстве оленя. Остаются под поручительством сэра Ричарда де Торнхилла до следующего суда в Уэйкфилде.
Гилберт дель Боз и Джон ле Барн назначены лесничими в Гиперуме и Шайпдене; они поклялись верно и честно стеречь графские леса и дичь и выказывать свою преданность.
Джордан Дин платит полмарки за неявку в суд и за то, что разрушил графский загон, а потом сбежал от судебного пристава. Найденные Джорданом поручители, Ричард и Генри Копли, подтвердили, что ответчик от отношению к приставу и всем остальным был поведения доброго и мирного.
Элис, жена Бауглера, взломала замок на амбаре Роберта, сына Генри Крайглистона, и украла четыре снопа пшеницы; Роберт погнался за ней, отнял зерно и отпустил. Оштрафована на 13 шиллингов 4 пенса, поручитель Ричард Грейв.
(интересно, до суда дело дошло, потому что Роберт сам пожаловался, ибо непорядок, или же были свидетели кражи? И интересно, чего стоило Элис уплатить такой штраф – немаленький, надо сказать – если ответчица, видимо, настолько бедна, что зерно ворует?)
Роберт Фокс против Джербо Олвинтхорпа и Уильяма Фертинга; утверждает, что в воскресенье накануне дня св. Луки они забрали корову Уильяма Фуллерса, в обмен за кусок дуба (branch) ценой в 4 шиллинга, насильно и несправедливо, и отказались отдавать. Ответчики сказали, что забрали корову справедливо, за долг в 4 шиллинга, каковую сумму Роберт был им должен за помянутое дерево. Роберт, явившись в суд, говорит, что ничего им не должен. Дело отложено.
Агнесс Лэмбот против Адама, сына Ричарда Олвинхорпа. Утверждает, что он избил ее; ответчик это отрицает. Назначено расследование. После того как опросили жителей Олвинхорпа, стало известно, что ответчик действительно избил ее, потому что она говорила оскорбительные слова его жене. Ответчик оштрафован на 12 пенсов и должен заплатить Агнесс за ущерб; истица оштрафована на такую же сумму в пользу жены Адама.
Изольда Сент-Освальд против Джека Ирландца, схваченного и арестованного за кражу. Говорит, что в воскресенье накануне Рождества, ночью, он украл у ней платье, отделанное черной овчиной, стоимостью в 8 шиллингов 6 пенсов, которое находилось у нее на хранении. Ответчик предстал перед судом и, в присутствии управляющего и коронера (?), сам признался в преступлении. Приговорен к повешению.
(интересно, при чем тут коронер, который вообще-то разбирает всякое смертоубийство, но отнюдь не покражу. Или мы чего-то не знаем о Джеке Ирландце)
Назначено следствие в деревне Холнсфрит по поводу того, виновен ли Адам Стрейкэйс в каком-либо преступлении, имеющем отношение к сломанной и окровавленной стреле, найденной в Холнском лесу. Адам под присягой уверяет, что не виновен и что ничего о стреле не знает, за исключением того, что нашел ее и по собственной глупости забрал и спрятал в своем доме. По суду оправдан.
(на самом деле, около ста дел за год в данном манориальном суде – и _один_ смертный приговор, все остальное штрафы; иски за браконьерство преимущественно откладываются или переносятся – а жаль, любопытно было бы взглянуть, как разрешилось хоть одно такое дело)
***
Запись всяких приходов-расходов (это уже Винчестер)
Вознаграждение управляющему, 5 шиллингов; уплата за починку моста 5 шиллингов; плата одному лесничему 4 шиллинга, двум сторожам 4 шиллинга; одному косцу из Уизерингтона 20 пенсов; 14 возчикам из Даунтона, Уика и Нантона, за год, 28 шиллингов; двум возчикам из Уизерингтона за год 4 шиллинга 4 пенса, двум возчикам за полгода – 2 шиллинга; одному свинопасу, одному волопасу, одному коровьему пастуху – за год 6 шиллингов; троим овечьим пастухам из Уика, Барфорда и Нантона за год 6 шиллингов; одному пастуху из Уизерингтона за год 20 пенсов.
На содержание соборного настоятеля Джона, к Рождеству (букв. «к рождественскому сбору налогов»), 7 фунтов 10 шиллингов. К Пасхе, тому же Джону, 8 фунтов. Ему же – 8 фунтов к Иванову дню. Ему же – к Михайлову дню 8 фунтов 10 шиллингов. Ему же – за проданное на корню зерно 26 фунтов. Ему же – за сыры (!) и зерно 20 фунтов 16 шиллингов 10 пенсов. Ему же – за шерсть 6 фунтов 13 шиллингов 4 пенса. Ему же – выплата таллажа в 39 фунтов. Итого: 134 фунта 10 шиллингов 2 пенса
***
А вот здесь – всякие злоупотребления.
Роберт де Онби покусился на землю у реки Уэлланд, принадлежащую абботу Петерборо, возведя запруду в названной реке – далее, чем ему было дозволено – двадцати футов в длину и двух в высоту, причинив городу ущерб в 12 пенсов в год. Сделал он это семь лет назад.
Говорят, что Ричард де Уордли покусился на королевскую дорогу (Сент-Мэри-Стрит), выстроив ступеньки восьми футов длиной и четырех футов шириной на входе в свой погреб, что нанесло городу и всем, кто ходил мимо, ущерб в 2 шиллинга в год. Сделал он это восемь лет назад.
(интересно, как высчитывается сумма ущерба? Друзья-юристы, я себе всю голову сломал)
Типичный донос:
Настоятель св. Леонарда, что под Стэмфордом, владеет несколькими домами в приходе св. Марии у стэнфордского моста, которые приносят ему две марки в год. Он получил их 16 лет назад, в дар от Дэвида сына Уильяма, под чьим поручительством и за какие заслуги – неизвестно.
Ну а шерифятник и сопредельные отродясь бесчинствовали, ясно…
Говорят, что бейлифы из Стэмфорда, Филим де Стэмборн и его помощники, незаконно взяли 4 шиллинга с Генри Бронда, сказав, что его жена не соблюдает указанную меру галлона.
Говорят, что Уолтер Дрэгон (фамилия-то, а? или прозвище…), графский бейлиф, и его помощники, незаконно взяли 4 шиллинга с Уолтера Норманна за позволение забрать телегу (под тем предлогом, что он-де им должен названную сумму).
Говорят, что Уолтер Дрэгон, сенешаль графа Уоррена, Эндрю Арктел и Александер Лукас, коронеры из Стэмфорда, Мэтью Истон, Люк Уэлдон, Эндрю Мор и Уолтер Клерк пришли в дом Томаса Совиджа и вошли к нему в спальню. Там они взломали сундук и взяли серебряную чашу ценой в 30 шиллингов и деревянный кубок ценой в 10 шиллингов, оскорбив названного Томаса и преподло обвинив его в укрывательстве воров. Взятые вещи они не возвращали, пока Томас не уплатил им четыре шиллинга.
https://tal-gilas.livejournal.com/104888.html
Манориальный суд Тутинга, 1250-е гг.
***
скрытый текстВдова Джейн Болдри пришла в суд с жалобой, что ее-де, которая вдовеет честно уже 14 лет и все это время ходит в одну и ту же церковь, соседи прозвали шлюхой за то, что она не желает вторично выходить замуж, заподозрив в том, что, значит, она, Джейн Болдри, принимает мужчин. Однажды, когда она, как обычно, пошла в церковь, прихожане вытащили ее со скамьи, где она всегда сидела, вывели из церкви и отвели в городскую тюрьму.
Джон Р. в суде заявляет, что его соседка Энн Ламберт - публичная женщина, на том основании, что когда-де он на реке увидел, как у нее задралась юбка, она ее не одернула тотчас и ему отвернуться не приказала; посему Джон Р. требует, чтобы помянутую Энн поставили к позорному столбу как бесчестную. Энн же заявляет, что Джон-де на нее наговаривает со зла, потому как она не уступила его домогательствам, и муж ее, и вся ее родня за нее поручились, что она честная женщина. Джону приказано уплатить штраф за клевету. Ну не дурак ли?.. Ведь родня помянутой Энн Ламберт ему небось еще и рыло начистила шо мама не горюй:)
Генри Уоткину запрещено ходить ночью вокруг деревни с луком и стрелами, потому что куры и гусыни пугаются и не хотят нестись. Штраф 12 пенсов. йожин с бажин, понимаешь...
задачка для любителей математуры. Сравните две величины :)
Уильям Бат платит 6 пенсов за то, что его свиньи причинили лорду ущерб.
Агнесс Фитт родила ребенка вне брака; должна уплатить 2 шиллинга 8 пенсов.
"1205 г. Мэйбел, вдова графа Хью Бардольфа, заплатила 2000 марок и пять лошадей за то, чтобы ее не принуждали выходить замуж и чтобы она могла остаться вдовой, сколько ей вздумается. В том же году графиня Уорик заплатила тысячу марок и 10 лошадей за то, чтобы ей позволили остаться вдовой и не принуждали к замужеству".
https://tal-gilas.livejournal.com/109625.html
Этикет, правила и нормы
Хочу заметить, что слова baby и children в Средние века - понятия довольно растяжимые. Так называют и детей, и подростков, и юношей, еще не достигших совершеннолетия, и молодых слуг. Фактически, эти слова обозначают людей разного возраста, которые еще не обзавелись собственным домом и зависимы от старших, будь то родители, наставники, хозяева и т.д.
Часть 1.
скрытый текстО том, как должны вести себя молодые люди.
Пусть Тот, кто создал человека по образу и подобию Своему, поддержит меня в моем начинании, ибо я перелагаю этот трактат с латинского на родной язык, чтобы все юноши получили должное наставление в учтивости и вежестве.
Вы, дети, кого высокое происхождение наделило изяществом, красотой и многими талантами, - именно вас я призываю прочесть эту книгу, ибо жалости достойно, когда к дворянской красоте не добавляются добродетель и хорошие манеры. А потому я обращаюсь именно к вам, а не к старикам, искушенным в управлении, благопристойности и приличном поведении; что толку давать клыки аду, подливать воду в море или подогревать огонь? Милые дети, моя книга служит тому, чтобы наставить вас; я прошу не хулить ее, но исправить там, где она в этом нуждается, и, ради вашего собственного блага, не судить о ней дурно. Я не желаю иной награды, кроме как порадовать вас и облегчить ваше обучение.
В первую очередь, я полагаю, следует разъяснить, каким образом те, кто живет в семейных домах, должны вести себя за столом, и напомнить также, что надлежит всегда быть наготове с приятными, учтивыми и добрыми словами, если вас просят развеселить компанию. В сем да поможет мне благословенная дева Мария. Как буква А есть первая в алфавите, так Богоматерь – основа всех добродетелей. А теперь, милые дети, послушайте меня. Когда вы приходите к своему господину (лорду), скажите «Храни вас бог» и смиренно, но радостно приветствуйте всех, кто там с ним присутствует. Не врывайтесь шумно, но войдите спокойным шагом, подняв голову, после чего преклоните колено только перед вашим господином и сюзереном, где бы он ни находился.
Если кто-нибудь по приходе вашем к вам обратится, смотрите на него не сводя глаз и внимайте прилежно; при сем не болтайте руками и не блуждайте взглядом по комнате, но внимательно слушайте то, что вам говорят, с видом веселым и исполнительным. Пусть будет ответ у вас наготове и пусть будет он дельным; излагайте свои мысли гладко, учтиво, но сжато, потому что многословие утомительно для мудрого слушателя, а потому со всем старанием от того воздерживайтесь.
Не садитесь сами, но будьте готовы стоять, покуда вам не предложат сесть. Не переминайтесь с ноги на ногу, не щиплите себя за руки, не прислоняйтесь к столбу в присутствии вашего господина. Кланяйтесь всякий раз, когда отвечаете ему; стойте неподвижно, пока он не заговорит. А если вы увидите, что вошел человек, который достойнее вас, поскорей отойдите назад и дайте ему место, и никоим образом не поворачивайтесь к нему спиной, если сие возможно.
Пока ваш господин пьет, сохраняйте молчание, избегая громкого смеха, болтовни, перешептывания, шуток и прочих вольностей. Если он велит вам сесть, немедленно исполните его пожелание и не препирайтесь с другими за место. Севши, не рассказывайте бесчестных историй; также всячески избегайте насмешек, и пусть ваше веселье будет скромным, простым и искренним, без издевок, чтобы не подумали, будто вы желаете ссоры.
Если кто-то похвалит вас, тотчас встаньте и сердечно поблагодарите его. Если вы видите, что ваш господин и его супруга разговаривают о хозяйстве, отойдите и не вмешивайтесь в их дела; но будьте готовы без притворства исполнить данное вам поручение, ибо так вы заслужите доброе имя, а также принести господину питье, посветить, когда стемнеет, и сделать все остальное, что потребуется. Ибо если и можно просить у Бога награды, то не следует желать ничего лучшего, кроме хороших манер.
Если ваш господин предлагает вам выпить из его собственного кубка, встаньте, чтобы его принять, и возьмите кубок обеими руками, а сделав сие, никому больше не передавайте, но верните обратно, ибо никоим образом не следует пускать господский кубок по кругу.
А теперь я коротко расскажу, что делать, когда ваш господин садится за стол. Будьте готовы принести ему чистой воды и подержать полотенце, чтобы он вытер руки. Не отходите, пока он не сядет, и пока не произнесут благодарственную молитву. Стойте рядом, пока он не велит вам сесть, и всегда будьте готовы услужить ему чистыми руками. Держите собственный нож в чистоте и наточенным, чтобы можно было должным образом нарезать свою порцию. Ведите себя учтиво и тихо и не пересказывайте непристойных историй.
Хлеб режьте ножом, а не ломайте. Положите перед собой чистую лепешку, а когда принесут похлебку, возьмите ложку и ешьте тихо. Не оставляйте ложку в миске. Не облокачивайтесь на стол и старайтесь не пачкать скатерть. Не свешивайте голову над миской, не пейте с набитым ртом. Не ковыряйте в носу, в зубах, не чистите ногти за столом. Не набивайте мясом рот до такой степени, чтобы не суметь ответить, если к вам вдруг обратятся. Перед тем как пить, дочиста вытирайте рот и руки, чтобы не запачкать чашу и чтобы ваши соседи не чувствовали отвращения. Сходным образом, не лезьте куском мяса в солонку, но насыпьте сколько нужно на лепешку, ибо так вежливее.
Не ешьте с ножа, не берите мясо руками, а если вам предлагают различные блюда, со всей учтивостью попробуйте. Если же вашу миску унесли вместе с мясом и принесли взамен другую, учтивость требует, чтобы вы тем удовольствовались и не требовали ее возвращения.
Если за столом с вами сидят незнакомые люди, и вам принесли или передали вкусное мясо, угостите их вежливо, ибо, разумеется, если у вас есть соседи, неучтивым было бы оставить себе все, что принесли вам и, подобно скряге, не предложить другим ни кусочка.
Не режьте мясо, как крестьянин, у которого такой аппетит, что он не задумывается, насколько некрасиво кромсает мясо; милые дети, будьте всегда учтивы и тонки в обращении и избегайте излишеств. Когда принесут сыр, возьмите чистую лепешку, на которой можно его резать чистым ножом. За едой старайтесь выглядеть пристойно и не болтайте языком, чтобы заслужить доброе имя и отличиться хорошими манерами.
В конце обеда вытрите ножи и положите их туда, где им надлежит находиться. Не вставайте с места, пока не вымоете руки, ибо так требует приличие. Совершив сие, встаньте с улыбкой, с шуткой или с веселым словом, ступайте к столу вашего господина и стойте там, не отходя, пока не произнесут благодарственную молитву и обед не закончится. Затем ступайте за водой, за полотенцем и полейте господину на руки.
Милые дети, из любви к вам я заклинаю вас от всего сердца, чтобы вы с охотой и радостью прочли эту книгу, и пусть всемогущий Бог, который претерпел лютые муки, сделает вас столь сведущими в вежестве, чтобы вы, сделавшись добродетельны, достигли вечного блаженства.
***
Явившись к господину в дом, В саду ли, в зале, за столом
Скинь шляпу, также капюшон, Когда тебя увидит он.
Сеньору трижды поклонись, Его приветствуй – не ленись –
На правое колено встав, И в этом будешь всяко прав,
И с непокрытой головой, Покуда не дозволят, стой.
Когда с тобой заговорят, Не отводи спокойный взгляд,
И, как учтивость нам велит, Храни всегда веселый вид,
Не тереби одежды край, Повсюду взглядом не блуждай.
Коль ты в парадный зал вошел, Где подают обед на стол,
То, укротив дурную спесь, Будь скромен и вперед не лезь.
Не подпирай столбов спиной, Как делает мужлан иной,
Будь мил, приветлив, людям рад, Тогда дела пойдут на лад.
В саду ли, в доме – не забудь: Манеры пролагают путь.
Достойным окажи почет – Достойный всех к себе влечет –
Но все ж не след бежать гурьбой, Не вызнав, кто перед тобой.
Коль ты пришел в хороший дом, Держись прилично за столом.
Почаще руки омывай И нож точить не забывай –
Им хлеб и мясо ты нарежь И лишь потом спокойно ешь.
Коль за обедом твой сосед Отмечен бременами лет,
Ему служи, ведь стыд и срам, Чтоб брал он мясо с блюда сам.
Не рвись вперед, не чуя ног, Как бы ни лаком был кусок;
Не оставляй, стыда боясь, На полотенце белом грязь,
Не вытирай салфеткой нос, А если пакость в рот занес,
Не ковыряй в зубах при всех; А также вызывает смех
И даже отвращенье тот, Кто в чашу по уши нырнет.
Когда ты говоришь иль пьешь, То отложи ломоть и нож;
Не грех поговорить умно, Но если пьет сосед вино,
То помолчи, покуда он Своею чашей увлечен.
Других насмешкой не язви – Со всеми должно жить в любви.
Запомни, юный друг: хула Немало горя принесла
И многих обратила в прах. Всегда держи себя в руках;
В собранье благородных дам Болтать без толку – стыд и срам;
Не смейся громко; не кричи, И, словно конь, не топочи;
Не всякий юмор – ко двору. Лишь с ровней разделяй игру,
Но и в веселье, милый друг, Не выставляй своих заслуг…
***
От женщины всегда требовали оставаться образцом хороших манер вне зависимости от ее положения в жизни; чем выше был ее статус, тем важней было для нее вести себя соответственно. Средневековый автор Робер де Блуа признавал, что женщины должны знать, как себя вести, и это дается им нелегко: «Если она заговаривает, кто-нибудь заметит, что она чересчур болтлива. Если она молчит, ее упрекают за то, что она не умеет вести беседу. Если женщина дружелюбна и учтива, кто-нибудь решит, что она влюблена. Если, напротив, она серьезна, то слывет гордячкой». Женщин учили держаться изящно, не вертеть плечами, спокойно смотреть вперед. Робер де Блуа пишет: «Дама должна ходить прямо, не семенить и не бегать, но и не медлить. Ее взгляд должен быть устремлен в землю перед собой. И никоим образом женщина не должна смотреть на мужчину, как ястреб на жаворонка».
Волосы, из приличия, надлежало покрывать или укладывать; ходить с распущенными волосами дозволялось только маленьким девочкам, для взрослой девушки это считалось признаком чересчур вольного нрава, как и обнаженные руки (если только женщина не занималась ручным трудом). Если женщина появлялась в платье с широкими рукавами, то непременно надевала нижнюю рубашку с узкими, чтобы случайно не обнажить предплечье. Недопустимо было дозволять прикосновения мужчине, не являющемуся членом семьи (а уж тем более держаться за руки). Вне дома женщине дозволялось идти под руку с компаньонкой или родственником (напомним, что женщина высокого происхождения вообще не появлялась вне дома в одиночестве). Работница или крестьянка, разумеется, при необходимости выходила из дому одна, но при возможности, тем не менее, отправляла с поручением сына, а если шла в пекарню или на речку, то искала общества других женщин. Женщина, вступившая в разговор с посторонним человеком, изрядно портила себе репутацию, а уж если она принимала поцелуй, хотя бы в щеку, от мужчины, который не был ей родней по крови или по браку, ее доброе имя могло серьезно пострадать.
Как для мужчин, так и для женщин верхом грубости считалось отвести взгляд от высшего по рангу. По прямому взгляду судили о душевной чистоте и честности; скрывать лицо значило расписаться в бесчестии и дурных намерениях. Также немыслимо было повернуться спиной к вышестоящему. Надлежало дождаться, пока он пройдет, или же выйти из помещения, пятясь. Как и мужчина, приветствуя вышестоящего, женщина преклоняла колено, а равному кланялась. Если дама появлялась при дворе, она преклоняла колено в дверях, и еще раз – когда доходила до середины зала. Лишь после высочайшего разрешения она могла подойти ближе.
Возлюбленный мог предложить женщине в подарок платок, ленту для волос, золотой или серебряный браслет, брошь, зеркальце, пояс, кошелек, кружев на платье, гребень, перчатки, кольцо, коробочку благовоний, туалетные принадлежности, вазу, поднос, флажок со своего копья (на память), и женщина, в общем, могла принять от возлюбленного все, что могло быть ей полезно, или просто нравилось, или напоминало о любимом, тем не менее, давая понять, что она вполне бескорыстна, хоть и принимает подарки.
«Женщина должна вести себя за столом как подобает… не окунать пальцев в подливку по самые костяшки, не пачкать губ супом, чесноком и жирным мясом, не брать слишком много кусков с блюда и не класть в рот куски слишком большие. Она должна брать кусочек кончиками пальцев и окунать его в подливку, будь она густой, жидкой или прозрачной, после чего осторожно класть в рот, чтобы ни суп, ни подливка не капнули ей на грудь. Когда женщина пьет, она должна делать это как можно аккуратнее, чтобы не пролилось ни капли, иначе окружающие подумают, что она груба и невоспитанна. Также она ни в коем случае не должна пить из кубка, если у нее полон рот. Пусть вытирает губы дочиста, чтобы ни на кубке, ни на губах не оставался жир, потому что в противном случае он попадет в вино, а это неприятно и некрасиво».
https://tal-gilas.livejournal.com/195436.html
Часть 2.
О РЫЦАРЯХ
скрытый текстК сожалению, распространенное представление о средневековых рыцарях зачастую делит их на возвышенных артуровских героев и грубых немытых гопников. Не могу не заметить, что это, скорее, крайности – а посередине, между крайностями, как водится, должна лежать НОРМА. Разумеется, для рыцарей – особенно норманнов и тех, кто усвоил эту культуру и воспитывал в ней своих детей, - представление об «идеальном рыцаре» прописано с детства. О рыцаре, который не вступает ни в какие отношения с неверными и изменниками; который не вредит даме ни делом, ни злым советом (вне зависимости от того, замужем она или девица); верно служит Богу и Королю; соблюдает посты, исправно посещает мессу и жертвует на церковь.
Мера соответствия идеалу… Были те, кто исключительно из духовных соображений, бросив семью и замок, отправлялись в Палестину. Были те, кто на своем щите писал девиз – «Не боюсь ни Бога, ни дьявола». Были те, кто платился жизнью, защищая своего лорда и его семью. И были те, кто своего сюзерена продавал и предавал.
ПОСВЯЩЕНИЕ В РЫЦАРИ
Посвящаемый преклоняет колени перед сеньором, который наносит символический удар мечом плашмя по плечу или по шее :), после чего вручает ему оружие.
ВЫЗОВ НА БОЙ
Вызов на бой, помимо традиционного бросания перчатки, может быть передан устно либо письменно (если адресат умеет читать :)). Впрочем, перчатку тоже можно прислать.
Вызов на бой посылают только равному – и принимают только от равного. Ни один рыцарь не унизится до поединка с йоменом.
Суд имеет право назначить поединок (для окончательного установления истины) как между рыцарями, так и между простолюдинами. Рыцари, в таком случае, сражаются на мечах, топорах или булавах, а йомены, как правило, на мечах или дубинках.
ПРИНЯТИЕ ВАССАЛЬНОЙ ЗАВИСИМОСТИ (Оммаж)
Вассал благородного происхождения, стоя на коленях, вкладывает свои руки в руки господина и приносит ему клятву верности, после чего получает от сеньора меч (или иной подарок) в знак установления взаимных обязательств. У вассалов неблагородного происхождения процедура та же, за исключением вручения меча. Сходным образом приносят клятву и те, кто поступает на службу – например, лесничий, поступающий на службу к шерифу.
ОБЕТЫ
Произнесенный обет подлежит неукоснительному соблюдению, каким бы странным или даже смешным он ни казался. Любой человек, из религиозных или иных соображений, может дать клятву отправиться в паломничество, не прикасаться к какому-либо определенному виду пищи, есть и пить стоя, носить на себе цепи, и т.д. – до тех пор, пока не исполнит торжественно данного обещания или пока не пройдет определенный срок.
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОБ УЧТИВОСТИ
Крайнее проявление неуважения - не предоставить старшему по рангу то место, которое ему подобает; но и равные оказывают друг другу почести. Уступить более удобное место, обнажить голову в знак уважения – это признак хорошего воспитания; говорят, что при попытке поцеловать руку особенно щепетильной даме та иногда отдергивала ее, чтобы избежать якобы незаслуженной чести. :)
Про куртуазную любовь речи не будет в этой саге :). В Англии этот концепт (в первую очередь, распространившийся через окружение Элеоноры Аквитанской, матери Ричарда) остается изящной игрой высших сословий, читающих трактат «О любви» Андре ле Шаплена. Расцвет «куртуазной любви» в Англии наступит лишь в 13-15 вв. Тем не менее, посвящение турнирных побед и воинских подвигов благородной девице – почти непременный элемент «благородного» ухаживания. Рыцарь может носить геральдические цвета своей возлюбленной и даже предметы ее туалета, подаренные в знак любви. (Иногда по окончании турнира дамы дарили рыцарям свои украшения и детали одежды – шарф, пояс, платок, даже рукав.)
Но учтите, что английская провинция – не двор Элеоноры и не Пуатье. Так что не перебарщивайте.
ОБРАЩЕНИЯ И ПРИВЕТСТВИЯ
Обращаясь к кому-либо, необходимо помнить и правильно произносить имя и титул (ошибки могут быть чреваты неприятными последствиями). Как минимум, не забывайте добавить «сэр» при обращении к благородной особе – сэр рыцарь (если неизвестно имя), «сэр шериф», даже «сэр епископ» (и «преподобный сэр»).
К рыцарю обращаются «сэр», прибавляя имя (то есть, если рыцаря зовут Ричард Ли, к нему надлежит обращаться «сэр Ричард», но не «сэр Ли»); сходным образом, к благородной даме обращаются «леди» плюс имя («леди Элоиза», «леди Кэтрин» и т.д.). Допустимо обращение «мадам» (к замужней) и «дамуазель» (к незамужней), но это – маркер речи норманна.
Если слух не коробит – можно использовать варианты «господин» и «госпожа» при обращении к благородным особам (не «сэр шериф», а «господин шериф», и т.д.).
При обращении вассала к сюзерену допустимо обращение «милорд» (my lord).
К священнику обращаются «отец такой-то», к монахине – «мать такая-то». «Братьями» монахи называют друг друга.
Среди простолюдинов в ходу уважительное обращение «мастер» (букв. «хозяин») – так обратится подмастерье к наставнику, работник к хозяину, домочадец к главе дома, да и в принципе оно применимо к любому уважаемому лицу.
Женщин приветствуют, снимая головной убор. Человек более низкого происхождения, разумеется, обнажает голову в присутствие высокопоставленного лица, младший – в присутствие старшего.
Дворянин может приветствовать даму поцелуем в руку, более или менее равного по положению мужчину – рукопожатием. (Младший по возрасту или положению никогда не протягивает руку первым, так как ее могут просто не принять.)
Женщины, приветствуя старших по возрасту или рангу, также кланяются или слегка приседают. Обращаясь к высокопоставленному, особо значительному лицу они, как и мужчины, могут преклонить колено.
Знакомя двух равных по общественному положению людей, младшего всего представляют старшему, мужчину – женщине. Если же один из них значительно выше по рангу, ему отдается приоритет: так, благородную даму представляют епископу, а почтенного барона – молодому принцу крови.
Поклон обозначает признание первенства собеседника. Принцип «чем выше приветствуемая персона, тем ниже поклон» действует для всех сословий. Поклон, как правило, сопровождается снятием головного убора или прикосновением к нему. Вышестоящий отвечает благосклонным кивком. :) Подходя под благословение священнослужителя (особенно епископа или аббата), преклоняют колено.
Каковы бы ни были формы приветствия, основополагающий принцип всегда остается одним: младший по возрасту или низший по рангу приветствует первым. Виллан, который заметил знатную особу (и уж тем более собственного господина), но не поспешил снять шапку и поклониться, рискует быть наказанным.
Проигнорировать приветствие равного во все времена считалось оскорблением.
ЗАСТОЛЬНЫЙ ЭТИКЕТ
Совместное принятие пищи всегда было обставлено ритуалами и церемониями, так как, помимо утоления голода, оно имеет и огромное социальное значение. Люди собираются за столом, чтобы отпраздновать какое-либо событие, установить или подчеркнуть дружеские, деловые или общественные связи и, наконец, просто пообщаться. Поэтому очень важно, кто сидит ближе к хозяину, за что поднимают тосты и т. п. Пируют, как правило, за общим столом, во главе которого сидит хозяин, - а иногда для хозяина и особо почетных гостей предназначается отдельный стол. Порой его даже отгораживают специальной занавесью, особенно если предполагается приватный разговор с важным гостем.
Мужчин и женщин зачастую рассаживали попарно; нередко сидящие рядом пили из одного бокала и ели из одной тарелки (если тарелками служили хлебные лепешки, их принято было после еды отдавать беднякам). Своим господам за столом прислуживают (нарезают мясо, наливают вино) пажи и оруженосцы. Сами они сидят либо вместе со слугами, либо отдельно.
Ранг гостя определяется близостью к месту хозяина – желая обидеть пришедшего, хозяин намеренно может указать ему чересчур «низкое», неподобающее по рангу, место. Усадить рыцаря за один стол со слугами и музыкантами – серьезное оскорбление.
Если хозяин сочтет это необходимым, он может воспретить своей супруге присутствовать на пиру – либо она вместе со своими прислужницами и воспитанницами удаляется в определенный момент по приказу мужа.
На пирах обсуждаются дела, разрешаются споры, исполняются песни, происходит обмен подарками. Вооруженные конфликты в пиршественном зале, особенно во время официальных торжеств, караются строже, чем где бы то ни было.
Не выказать уважение хозяину дома (вне зависимости от того, пригласили тебя туда или ты пришел сам) значит серьезно погрешить против приличий.
О ПОДАРКАХ
Бракосочетание, поминки, посещение гостей, совершение сделки, заключение мира и многие другие важные вехи в жизни человека, как правило, сопровождаются взаимным вручением подарков. Эти дары могут иметь значительную материальную ценность, но могут быть и символическими, поскольку самым важным является то, что между людьми возникают узы дружбы или служения. При расторжении договора, помолвки и т.д. обе стороны имеют право требовать взаимного размена подарков (или возмещения стоимости, если вернуть подарок по каким-то причинам невозможно). Возвращение или непринятие подарка должно заставить подарившего задуматься – возможно, он впал в немилость?
Дополнительный материал можно почерпнуть здесь: http://www.countries.ru/library/middle_ages/pasturo/index.htm
https://sherwood-arrow.livejournal.com/47507.html
Часть 1.
скрытый текстО том, как должны вести себя молодые люди.
Пусть Тот, кто создал человека по образу и подобию Своему, поддержит меня в моем начинании, ибо я перелагаю этот трактат с латинского на родной язык, чтобы все юноши получили должное наставление в учтивости и вежестве.
Вы, дети, кого высокое происхождение наделило изяществом, красотой и многими талантами, - именно вас я призываю прочесть эту книгу, ибо жалости достойно, когда к дворянской красоте не добавляются добродетель и хорошие манеры. А потому я обращаюсь именно к вам, а не к старикам, искушенным в управлении, благопристойности и приличном поведении; что толку давать клыки аду, подливать воду в море или подогревать огонь? Милые дети, моя книга служит тому, чтобы наставить вас; я прошу не хулить ее, но исправить там, где она в этом нуждается, и, ради вашего собственного блага, не судить о ней дурно. Я не желаю иной награды, кроме как порадовать вас и облегчить ваше обучение.
В первую очередь, я полагаю, следует разъяснить, каким образом те, кто живет в семейных домах, должны вести себя за столом, и напомнить также, что надлежит всегда быть наготове с приятными, учтивыми и добрыми словами, если вас просят развеселить компанию. В сем да поможет мне благословенная дева Мария. Как буква А есть первая в алфавите, так Богоматерь – основа всех добродетелей. А теперь, милые дети, послушайте меня. Когда вы приходите к своему господину (лорду), скажите «Храни вас бог» и смиренно, но радостно приветствуйте всех, кто там с ним присутствует. Не врывайтесь шумно, но войдите спокойным шагом, подняв голову, после чего преклоните колено только перед вашим господином и сюзереном, где бы он ни находился.
Если кто-нибудь по приходе вашем к вам обратится, смотрите на него не сводя глаз и внимайте прилежно; при сем не болтайте руками и не блуждайте взглядом по комнате, но внимательно слушайте то, что вам говорят, с видом веселым и исполнительным. Пусть будет ответ у вас наготове и пусть будет он дельным; излагайте свои мысли гладко, учтиво, но сжато, потому что многословие утомительно для мудрого слушателя, а потому со всем старанием от того воздерживайтесь.
Не садитесь сами, но будьте готовы стоять, покуда вам не предложат сесть. Не переминайтесь с ноги на ногу, не щиплите себя за руки, не прислоняйтесь к столбу в присутствии вашего господина. Кланяйтесь всякий раз, когда отвечаете ему; стойте неподвижно, пока он не заговорит. А если вы увидите, что вошел человек, который достойнее вас, поскорей отойдите назад и дайте ему место, и никоим образом не поворачивайтесь к нему спиной, если сие возможно.
Пока ваш господин пьет, сохраняйте молчание, избегая громкого смеха, болтовни, перешептывания, шуток и прочих вольностей. Если он велит вам сесть, немедленно исполните его пожелание и не препирайтесь с другими за место. Севши, не рассказывайте бесчестных историй; также всячески избегайте насмешек, и пусть ваше веселье будет скромным, простым и искренним, без издевок, чтобы не подумали, будто вы желаете ссоры.
Если кто-то похвалит вас, тотчас встаньте и сердечно поблагодарите его. Если вы видите, что ваш господин и его супруга разговаривают о хозяйстве, отойдите и не вмешивайтесь в их дела; но будьте готовы без притворства исполнить данное вам поручение, ибо так вы заслужите доброе имя, а также принести господину питье, посветить, когда стемнеет, и сделать все остальное, что потребуется. Ибо если и можно просить у Бога награды, то не следует желать ничего лучшего, кроме хороших манер.
Если ваш господин предлагает вам выпить из его собственного кубка, встаньте, чтобы его принять, и возьмите кубок обеими руками, а сделав сие, никому больше не передавайте, но верните обратно, ибо никоим образом не следует пускать господский кубок по кругу.
А теперь я коротко расскажу, что делать, когда ваш господин садится за стол. Будьте готовы принести ему чистой воды и подержать полотенце, чтобы он вытер руки. Не отходите, пока он не сядет, и пока не произнесут благодарственную молитву. Стойте рядом, пока он не велит вам сесть, и всегда будьте готовы услужить ему чистыми руками. Держите собственный нож в чистоте и наточенным, чтобы можно было должным образом нарезать свою порцию. Ведите себя учтиво и тихо и не пересказывайте непристойных историй.
Хлеб режьте ножом, а не ломайте. Положите перед собой чистую лепешку, а когда принесут похлебку, возьмите ложку и ешьте тихо. Не оставляйте ложку в миске. Не облокачивайтесь на стол и старайтесь не пачкать скатерть. Не свешивайте голову над миской, не пейте с набитым ртом. Не ковыряйте в носу, в зубах, не чистите ногти за столом. Не набивайте мясом рот до такой степени, чтобы не суметь ответить, если к вам вдруг обратятся. Перед тем как пить, дочиста вытирайте рот и руки, чтобы не запачкать чашу и чтобы ваши соседи не чувствовали отвращения. Сходным образом, не лезьте куском мяса в солонку, но насыпьте сколько нужно на лепешку, ибо так вежливее.
Не ешьте с ножа, не берите мясо руками, а если вам предлагают различные блюда, со всей учтивостью попробуйте. Если же вашу миску унесли вместе с мясом и принесли взамен другую, учтивость требует, чтобы вы тем удовольствовались и не требовали ее возвращения.
Если за столом с вами сидят незнакомые люди, и вам принесли или передали вкусное мясо, угостите их вежливо, ибо, разумеется, если у вас есть соседи, неучтивым было бы оставить себе все, что принесли вам и, подобно скряге, не предложить другим ни кусочка.
Не режьте мясо, как крестьянин, у которого такой аппетит, что он не задумывается, насколько некрасиво кромсает мясо; милые дети, будьте всегда учтивы и тонки в обращении и избегайте излишеств. Когда принесут сыр, возьмите чистую лепешку, на которой можно его резать чистым ножом. За едой старайтесь выглядеть пристойно и не болтайте языком, чтобы заслужить доброе имя и отличиться хорошими манерами.
В конце обеда вытрите ножи и положите их туда, где им надлежит находиться. Не вставайте с места, пока не вымоете руки, ибо так требует приличие. Совершив сие, встаньте с улыбкой, с шуткой или с веселым словом, ступайте к столу вашего господина и стойте там, не отходя, пока не произнесут благодарственную молитву и обед не закончится. Затем ступайте за водой, за полотенцем и полейте господину на руки.
Милые дети, из любви к вам я заклинаю вас от всего сердца, чтобы вы с охотой и радостью прочли эту книгу, и пусть всемогущий Бог, который претерпел лютые муки, сделает вас столь сведущими в вежестве, чтобы вы, сделавшись добродетельны, достигли вечного блаженства.
***
Явившись к господину в дом, В саду ли, в зале, за столом
Скинь шляпу, также капюшон, Когда тебя увидит он.
Сеньору трижды поклонись, Его приветствуй – не ленись –
На правое колено встав, И в этом будешь всяко прав,
И с непокрытой головой, Покуда не дозволят, стой.
Когда с тобой заговорят, Не отводи спокойный взгляд,
И, как учтивость нам велит, Храни всегда веселый вид,
Не тереби одежды край, Повсюду взглядом не блуждай.
Коль ты в парадный зал вошел, Где подают обед на стол,
То, укротив дурную спесь, Будь скромен и вперед не лезь.
Не подпирай столбов спиной, Как делает мужлан иной,
Будь мил, приветлив, людям рад, Тогда дела пойдут на лад.
В саду ли, в доме – не забудь: Манеры пролагают путь.
Достойным окажи почет – Достойный всех к себе влечет –
Но все ж не след бежать гурьбой, Не вызнав, кто перед тобой.
Коль ты пришел в хороший дом, Держись прилично за столом.
Почаще руки омывай И нож точить не забывай –
Им хлеб и мясо ты нарежь И лишь потом спокойно ешь.
Коль за обедом твой сосед Отмечен бременами лет,
Ему служи, ведь стыд и срам, Чтоб брал он мясо с блюда сам.
Не рвись вперед, не чуя ног, Как бы ни лаком был кусок;
Не оставляй, стыда боясь, На полотенце белом грязь,
Не вытирай салфеткой нос, А если пакость в рот занес,
Не ковыряй в зубах при всех; А также вызывает смех
И даже отвращенье тот, Кто в чашу по уши нырнет.
Когда ты говоришь иль пьешь, То отложи ломоть и нож;
Не грех поговорить умно, Но если пьет сосед вино,
То помолчи, покуда он Своею чашей увлечен.
Других насмешкой не язви – Со всеми должно жить в любви.
Запомни, юный друг: хула Немало горя принесла
И многих обратила в прах. Всегда держи себя в руках;
В собранье благородных дам Болтать без толку – стыд и срам;
Не смейся громко; не кричи, И, словно конь, не топочи;
Не всякий юмор – ко двору. Лишь с ровней разделяй игру,
Но и в веселье, милый друг, Не выставляй своих заслуг…
***
От женщины всегда требовали оставаться образцом хороших манер вне зависимости от ее положения в жизни; чем выше был ее статус, тем важней было для нее вести себя соответственно. Средневековый автор Робер де Блуа признавал, что женщины должны знать, как себя вести, и это дается им нелегко: «Если она заговаривает, кто-нибудь заметит, что она чересчур болтлива. Если она молчит, ее упрекают за то, что она не умеет вести беседу. Если женщина дружелюбна и учтива, кто-нибудь решит, что она влюблена. Если, напротив, она серьезна, то слывет гордячкой». Женщин учили держаться изящно, не вертеть плечами, спокойно смотреть вперед. Робер де Блуа пишет: «Дама должна ходить прямо, не семенить и не бегать, но и не медлить. Ее взгляд должен быть устремлен в землю перед собой. И никоим образом женщина не должна смотреть на мужчину, как ястреб на жаворонка».
Волосы, из приличия, надлежало покрывать или укладывать; ходить с распущенными волосами дозволялось только маленьким девочкам, для взрослой девушки это считалось признаком чересчур вольного нрава, как и обнаженные руки (если только женщина не занималась ручным трудом). Если женщина появлялась в платье с широкими рукавами, то непременно надевала нижнюю рубашку с узкими, чтобы случайно не обнажить предплечье. Недопустимо было дозволять прикосновения мужчине, не являющемуся членом семьи (а уж тем более держаться за руки). Вне дома женщине дозволялось идти под руку с компаньонкой или родственником (напомним, что женщина высокого происхождения вообще не появлялась вне дома в одиночестве). Работница или крестьянка, разумеется, при необходимости выходила из дому одна, но при возможности, тем не менее, отправляла с поручением сына, а если шла в пекарню или на речку, то искала общества других женщин. Женщина, вступившая в разговор с посторонним человеком, изрядно портила себе репутацию, а уж если она принимала поцелуй, хотя бы в щеку, от мужчины, который не был ей родней по крови или по браку, ее доброе имя могло серьезно пострадать.
Как для мужчин, так и для женщин верхом грубости считалось отвести взгляд от высшего по рангу. По прямому взгляду судили о душевной чистоте и честности; скрывать лицо значило расписаться в бесчестии и дурных намерениях. Также немыслимо было повернуться спиной к вышестоящему. Надлежало дождаться, пока он пройдет, или же выйти из помещения, пятясь. Как и мужчина, приветствуя вышестоящего, женщина преклоняла колено, а равному кланялась. Если дама появлялась при дворе, она преклоняла колено в дверях, и еще раз – когда доходила до середины зала. Лишь после высочайшего разрешения она могла подойти ближе.
Возлюбленный мог предложить женщине в подарок платок, ленту для волос, золотой или серебряный браслет, брошь, зеркальце, пояс, кошелек, кружев на платье, гребень, перчатки, кольцо, коробочку благовоний, туалетные принадлежности, вазу, поднос, флажок со своего копья (на память), и женщина, в общем, могла принять от возлюбленного все, что могло быть ей полезно, или просто нравилось, или напоминало о любимом, тем не менее, давая понять, что она вполне бескорыстна, хоть и принимает подарки.
«Женщина должна вести себя за столом как подобает… не окунать пальцев в подливку по самые костяшки, не пачкать губ супом, чесноком и жирным мясом, не брать слишком много кусков с блюда и не класть в рот куски слишком большие. Она должна брать кусочек кончиками пальцев и окунать его в подливку, будь она густой, жидкой или прозрачной, после чего осторожно класть в рот, чтобы ни суп, ни подливка не капнули ей на грудь. Когда женщина пьет, она должна делать это как можно аккуратнее, чтобы не пролилось ни капли, иначе окружающие подумают, что она груба и невоспитанна. Также она ни в коем случае не должна пить из кубка, если у нее полон рот. Пусть вытирает губы дочиста, чтобы ни на кубке, ни на губах не оставался жир, потому что в противном случае он попадет в вино, а это неприятно и некрасиво».
https://tal-gilas.livejournal.com/195436.html
Часть 2.
О РЫЦАРЯХ
скрытый текстК сожалению, распространенное представление о средневековых рыцарях зачастую делит их на возвышенных артуровских героев и грубых немытых гопников. Не могу не заметить, что это, скорее, крайности – а посередине, между крайностями, как водится, должна лежать НОРМА. Разумеется, для рыцарей – особенно норманнов и тех, кто усвоил эту культуру и воспитывал в ней своих детей, - представление об «идеальном рыцаре» прописано с детства. О рыцаре, который не вступает ни в какие отношения с неверными и изменниками; который не вредит даме ни делом, ни злым советом (вне зависимости от того, замужем она или девица); верно служит Богу и Королю; соблюдает посты, исправно посещает мессу и жертвует на церковь.
Мера соответствия идеалу… Были те, кто исключительно из духовных соображений, бросив семью и замок, отправлялись в Палестину. Были те, кто на своем щите писал девиз – «Не боюсь ни Бога, ни дьявола». Были те, кто платился жизнью, защищая своего лорда и его семью. И были те, кто своего сюзерена продавал и предавал.
ПОСВЯЩЕНИЕ В РЫЦАРИ
Посвящаемый преклоняет колени перед сеньором, который наносит символический удар мечом плашмя по плечу или по шее :), после чего вручает ему оружие.
ВЫЗОВ НА БОЙ
Вызов на бой, помимо традиционного бросания перчатки, может быть передан устно либо письменно (если адресат умеет читать :)). Впрочем, перчатку тоже можно прислать.
Вызов на бой посылают только равному – и принимают только от равного. Ни один рыцарь не унизится до поединка с йоменом.
Суд имеет право назначить поединок (для окончательного установления истины) как между рыцарями, так и между простолюдинами. Рыцари, в таком случае, сражаются на мечах, топорах или булавах, а йомены, как правило, на мечах или дубинках.
ПРИНЯТИЕ ВАССАЛЬНОЙ ЗАВИСИМОСТИ (Оммаж)
Вассал благородного происхождения, стоя на коленях, вкладывает свои руки в руки господина и приносит ему клятву верности, после чего получает от сеньора меч (или иной подарок) в знак установления взаимных обязательств. У вассалов неблагородного происхождения процедура та же, за исключением вручения меча. Сходным образом приносят клятву и те, кто поступает на службу – например, лесничий, поступающий на службу к шерифу.
ОБЕТЫ
Произнесенный обет подлежит неукоснительному соблюдению, каким бы странным или даже смешным он ни казался. Любой человек, из религиозных или иных соображений, может дать клятву отправиться в паломничество, не прикасаться к какому-либо определенному виду пищи, есть и пить стоя, носить на себе цепи, и т.д. – до тех пор, пока не исполнит торжественно данного обещания или пока не пройдет определенный срок.
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОБ УЧТИВОСТИ
Крайнее проявление неуважения - не предоставить старшему по рангу то место, которое ему подобает; но и равные оказывают друг другу почести. Уступить более удобное место, обнажить голову в знак уважения – это признак хорошего воспитания; говорят, что при попытке поцеловать руку особенно щепетильной даме та иногда отдергивала ее, чтобы избежать якобы незаслуженной чести. :)
Про куртуазную любовь речи не будет в этой саге :). В Англии этот концепт (в первую очередь, распространившийся через окружение Элеоноры Аквитанской, матери Ричарда) остается изящной игрой высших сословий, читающих трактат «О любви» Андре ле Шаплена. Расцвет «куртуазной любви» в Англии наступит лишь в 13-15 вв. Тем не менее, посвящение турнирных побед и воинских подвигов благородной девице – почти непременный элемент «благородного» ухаживания. Рыцарь может носить геральдические цвета своей возлюбленной и даже предметы ее туалета, подаренные в знак любви. (Иногда по окончании турнира дамы дарили рыцарям свои украшения и детали одежды – шарф, пояс, платок, даже рукав.)
Но учтите, что английская провинция – не двор Элеоноры и не Пуатье. Так что не перебарщивайте.
ОБРАЩЕНИЯ И ПРИВЕТСТВИЯ
Обращаясь к кому-либо, необходимо помнить и правильно произносить имя и титул (ошибки могут быть чреваты неприятными последствиями). Как минимум, не забывайте добавить «сэр» при обращении к благородной особе – сэр рыцарь (если неизвестно имя), «сэр шериф», даже «сэр епископ» (и «преподобный сэр»).
К рыцарю обращаются «сэр», прибавляя имя (то есть, если рыцаря зовут Ричард Ли, к нему надлежит обращаться «сэр Ричард», но не «сэр Ли»); сходным образом, к благородной даме обращаются «леди» плюс имя («леди Элоиза», «леди Кэтрин» и т.д.). Допустимо обращение «мадам» (к замужней) и «дамуазель» (к незамужней), но это – маркер речи норманна.
Если слух не коробит – можно использовать варианты «господин» и «госпожа» при обращении к благородным особам (не «сэр шериф», а «господин шериф», и т.д.).
При обращении вассала к сюзерену допустимо обращение «милорд» (my lord).
К священнику обращаются «отец такой-то», к монахине – «мать такая-то». «Братьями» монахи называют друг друга.
Среди простолюдинов в ходу уважительное обращение «мастер» (букв. «хозяин») – так обратится подмастерье к наставнику, работник к хозяину, домочадец к главе дома, да и в принципе оно применимо к любому уважаемому лицу.
Женщин приветствуют, снимая головной убор. Человек более низкого происхождения, разумеется, обнажает голову в присутствие высокопоставленного лица, младший – в присутствие старшего.
Дворянин может приветствовать даму поцелуем в руку, более или менее равного по положению мужчину – рукопожатием. (Младший по возрасту или положению никогда не протягивает руку первым, так как ее могут просто не принять.)
Женщины, приветствуя старших по возрасту или рангу, также кланяются или слегка приседают. Обращаясь к высокопоставленному, особо значительному лицу они, как и мужчины, могут преклонить колено.
Знакомя двух равных по общественному положению людей, младшего всего представляют старшему, мужчину – женщине. Если же один из них значительно выше по рангу, ему отдается приоритет: так, благородную даму представляют епископу, а почтенного барона – молодому принцу крови.
Поклон обозначает признание первенства собеседника. Принцип «чем выше приветствуемая персона, тем ниже поклон» действует для всех сословий. Поклон, как правило, сопровождается снятием головного убора или прикосновением к нему. Вышестоящий отвечает благосклонным кивком. :) Подходя под благословение священнослужителя (особенно епископа или аббата), преклоняют колено.
Каковы бы ни были формы приветствия, основополагающий принцип всегда остается одним: младший по возрасту или низший по рангу приветствует первым. Виллан, который заметил знатную особу (и уж тем более собственного господина), но не поспешил снять шапку и поклониться, рискует быть наказанным.
Проигнорировать приветствие равного во все времена считалось оскорблением.
ЗАСТОЛЬНЫЙ ЭТИКЕТ
Совместное принятие пищи всегда было обставлено ритуалами и церемониями, так как, помимо утоления голода, оно имеет и огромное социальное значение. Люди собираются за столом, чтобы отпраздновать какое-либо событие, установить или подчеркнуть дружеские, деловые или общественные связи и, наконец, просто пообщаться. Поэтому очень важно, кто сидит ближе к хозяину, за что поднимают тосты и т. п. Пируют, как правило, за общим столом, во главе которого сидит хозяин, - а иногда для хозяина и особо почетных гостей предназначается отдельный стол. Порой его даже отгораживают специальной занавесью, особенно если предполагается приватный разговор с важным гостем.
Мужчин и женщин зачастую рассаживали попарно; нередко сидящие рядом пили из одного бокала и ели из одной тарелки (если тарелками служили хлебные лепешки, их принято было после еды отдавать беднякам). Своим господам за столом прислуживают (нарезают мясо, наливают вино) пажи и оруженосцы. Сами они сидят либо вместе со слугами, либо отдельно.
Ранг гостя определяется близостью к месту хозяина – желая обидеть пришедшего, хозяин намеренно может указать ему чересчур «низкое», неподобающее по рангу, место. Усадить рыцаря за один стол со слугами и музыкантами – серьезное оскорбление.
Если хозяин сочтет это необходимым, он может воспретить своей супруге присутствовать на пиру – либо она вместе со своими прислужницами и воспитанницами удаляется в определенный момент по приказу мужа.
На пирах обсуждаются дела, разрешаются споры, исполняются песни, происходит обмен подарками. Вооруженные конфликты в пиршественном зале, особенно во время официальных торжеств, караются строже, чем где бы то ни было.
Не выказать уважение хозяину дома (вне зависимости от того, пригласили тебя туда или ты пришел сам) значит серьезно погрешить против приличий.
О ПОДАРКАХ
Бракосочетание, поминки, посещение гостей, совершение сделки, заключение мира и многие другие важные вехи в жизни человека, как правило, сопровождаются взаимным вручением подарков. Эти дары могут иметь значительную материальную ценность, но могут быть и символическими, поскольку самым важным является то, что между людьми возникают узы дружбы или служения. При расторжении договора, помолвки и т.д. обе стороны имеют право требовать взаимного размена подарков (или возмещения стоимости, если вернуть подарок по каким-то причинам невозможно). Возвращение или непринятие подарка должно заставить подарившего задуматься – возможно, он впал в немилость?
Дополнительный материал можно почерпнуть здесь: http://www.countries.ru/library/middle_ages/pasturo/index.htm
https://sherwood-arrow.livejournal.com/47507.html
О детях в средние века
О детях в Средние века и об отношении к ним существует множество мифов. Основные точки зрения можно свести к трем:
1. В Средневековье к детям были склонны относиться как к низшим, животным существам или как к несовершенным «маленьким взрослым», которых надлежало поскорее ввести в рамки и «окультурить» (отсюда жестокие наказания и суровая дисциплина, ранние браки, детская одежда, представляющая собой уменьшенную копию взрослой, короткий период детства и т.д.)
2. В Средневековье к детям относились особенно бережно и с любовью, памятуя об их хрупкости и слабости (несомненную роль сыграли высокая детская смертность и культ Младенца Христа).
3. В Средневековье к детям относились равнодушно, памятуя об их хрупкости и слабости J Чрезвычайно высокая детская смертность, буквально, не позволяла родителям слишком привязываться к своим отпрыскам; смерть младенца считалась вполне закономерным событием и не вызывала бурных эмоций.
Как мы видим, мнения историков порой прямо противоположны
скрытый текстТак или иначе, в глазах закона дети совершенно точно не считались низшими существами – за преступления в отношении детей закон карал так же, как и за преступления, совершенные в отношении взрослых (за преднамеренное убийство ребенка – как за преднамеренное убийство взрослого, и т.д.). И ответственными перед законом дети становились задолго до достижения совершеннолетия и обретения полной юридической дееспособности (мальчики в 14 лет, девочки в 12; совершеннолетними оба пола становились в 21 год.
«Дети живут без мысли и без забот. Их легко рассердить и легко порадовать, и они легко прощают...
Дети часто имеют дурные привычки и думают только о настоящем, пренебрегая будущим. Они любят игры и пустые занятия, не обращая внимания на то, что выгодно и полезно. Они считают важными дела, которые не имеют значения, и неважными важные дела. Они больше плачут и рыдают от потери яблока, нежели от потери наследства. Они забывают о милостях, оказанных им.
Они любят разговаривать с другими детьми и избегают общества стариков. Они не держат секретов, но повторяют все, что видят и слышат. Они то плачут, то хохочут, постоянно вопят, болтают и смеются. Вымытые, они снова пачкаются. Когда их матери моют их и расчесывают им волосы, они брыкаются, колотят руками и ногами и сопротивляются изо всей силы. Они думают только о своих животах, всегда желая есть и пить. Едва встав с постели, они уже жаждут пищи».
Такими словами выразил средневековое восприятие детей францисканский монах 13 в., известный как Бартоломей Английский, в своей энциклопедии «О свойствах вещей».
Теория о средневековом восприятии детей как маленьких взрослых частично основывалась на том факте, что в средневековом искусстве дети одеты так же, как взрослые. Но это не совсем верно. На рукописных миниатюрах детская одежда, как правило, проще и короче взрослой. Миниатюры изображают детей за игрой в мяч, в куклы, в солдатики — то есть, за развлечениями, которым дети предавались во все времена .
Хронист Ламберт Ардрский рассказывает о том, что молодая графиня Гвинесс, вышедшая замуж в 14 лет, в первый год брака еще играла в куклы (а потом, видимо, появился ребенок :) ) ). Хронист Гиральд Камбрийский вспоминает, что его братья строили замки из песка (в то время как Гиральд, будущий монах, строил монастыри и церкви).
Что средневековые взрослые смотрели на детей как на взрослых – распространенный миф. Нет ни одной миниатюры, на которой, предположим, дети пашут поле – зато есть множество рисунков, на которых дети заняты играми. Иными словами, старшие сознавали, что дети отличаются от взрослых и что у них иные потребности. Существовал отдельный суд, в котором разбирались дела осиротевших детей и охранялись их права на наследство до достижения ими совершеннолетия. Если дети ничем не отличались от взрослых, почему было не предоставить им самим защищать себя в суде?...
Средневековые педагоги почти сплошь соглашались, что младенческий возраст продолжается до семи лет. В этом возрасте ребенок не способен позаботиться о себе, он нуждается в постоянном родительском примотре. Впрочем, начиная с семи лет большинство детей уже способны выполнять определенные обязанности. Детство продолжалось от семи лет до, как минимум, полового созревания – 12-13 лет (разные авторы расходились во мнениях, когда заканчивается детство и начинается взрослая жизнь). Предполагалась даже некая «третья фаза», когда подросток становится физически зрелым и даже юридически ответственным, но еще не достигает состояния полной умственной зрелости (эта фаза длилась до совершеннолетия и даже дольше).
Обращаться с ребенком как со взрослым значит, в том числе, требовать от ребенка зарабатывать на жизнь и поддерживать семью финансово. В отличие от англичан викторианской эпохи, которые активно использовали детский труд (причем дети 6-7 лет наравне со взрослыми трудились на фабриках и в шахтах), детей в Средние века, как правило, до двенадцати лет не посылали на работу, за которую полагалась бы настоящая плата. У них, несомненно, были свои обязанности – помощь по хозяйству, в лавке, в мастерской, в «приемной» семье – но они не зарабатывали денег и не вносили свою лепту в семейный бюджет; их работа, по сути, считалась не работой, а обучением. Взрослых ролей не возлагали на детей чересчур рано. Обычно лишь после 7-8 лет им поручали различную работу, чаще всего домашнюю: мальчики следили за овцами или гусями, пасли или поили быков и лошадей, подбирали колоски после жатвы; девочки собирали дикие фрукты, приносили воду, помогали готовить.
По крайней мере, современники сознавали, как опасно давать слишком маленьким детям не соответствующие их возрасту обязанности (присматривать за огнем, носить воду, заботиться о младших). Родители старались не оставлять детей без присмотра, даже в деревнях, где старшие были заняты работой почти целый день. Местные судьи обычно с порицанием перечисляют трагические случаи: «Маленький ребенок, оставшись без присмотра, вышел из родительского дома и упал в пруд; двухлетняя девочка, будучи оставлена без надзора, погибла. Мод, дочь Уильяма Бигга, оставили под присмотром слепой старухи, в то время как мать пошла в гости к соседям. Вернувшись, она обнаружила, что ребенок свалился в канаву и утонул. Семимесячного младенца оставили на попечении трехлетнего мальчика. Новорожденную девочку в колыбельке оставили под присмотром трехлетней Агнесс; та заигралась во дворе, а вернувшись, обнаружила, что младенец задохнулся». «Маленькие девочки нередко гибнут, падая в реку, в колодец или в котел, стоящий на огне, - предостерегающе пишет современник. – А из пятилетнего мальчика плохой опекун для грудного ребенка».
Средневековые медицинские энциклопедии говорят о детях отдельно от взрослых, поскольку дети нуждаются в особом уходе. Специальные трактаты – например, сочинение знаменитой Тротулы, преподававшей в 12 в. в медицинской школе Салерно – предписывали особо тщательный уход за новорожденными: в них содержались инструкции, как перевязывать пуповину, купать младенца, устранять слизь из легких и горла. А горе матери, потерявшей ребенка, порой бывало настолько велико, что требовалось вмешательство окружающих: «Одна дама в Лондоне, у которой умерла новорожденная дочь, прожившая всего два дня, так рыдала и вопила, как будто у нее разрывалось сердце. Она уверяла, что хочет сойти вслед за дочерью в могилу, и отказывалась от еды, так что ее пришлось кормить насильно».
Средневековое право также выделяет детей в особую категорию, наделенную личными и имущественными правами, которые в период малолетства требуют опеки. Само понятие малолетства подразумевало уязвимость и потребность в специальной защите.
Разумеется, шлепнуть малыша, который протянул руку к кипящему котелку, порой кажется гораздо более действенным и эффективным средством, нежели разъяснения или брань. В принципе, говоря о жестоких наказаниях детей, следует помнить, что не менее суровым наказаниям подвергались и взрослые. Впрочем, далеко не все воспитатели и наставники считали телесные наказания единственным возможным способом; так, педагог и ученый VIII в., монах Алкуин, в принципе возражал против них, утверждая, что телесные наказания не приносят никакой пользы и лишь отупляют ребенка, и предлагая взамен воздействовать на ученика убеждением и внушением.
Порой воспитательные меры, действительно, могли зайти настолько далеко, что требовалось юридическое вмешательство: так, подмастерья не раз жаловались на жестоких хозяев, которые избивали их по пустякам и даже по-настоящему истязали (одному проткнули руку «каким-то железным предметом», другому сломали палец и т.д.). А некая жительница Лондона, к которой в мастерскую зашел поиграть маленький сын соседки и взял из корзины кусок шерсти, так ударила его кулаком по голове, что мальчик умер спустя два дня (заметим, что суд оправдал женщину, признав убийство непреднамеренным и случившимся в результате вполне законного желания «дисциплинировать» расшалившегося ребенка). Впрочем, за тем, чтобы «педагогическое воздействие» не сделалось чрезмерным, наблюдали не только власти, но и самые обычные люди. Так, соседи вмешались, увидев, что на лондонской улице какой-то лавочник бьет мальчишку-водоноса. Последовала потасовка, и мучителя вынудили оставить ребенка в покое. Соседи не знали мальчика, но, тем не менее, вступились за него. Более того, они отвели лавочника в суд и настояли, чтобы тот был оштрафован за причиненный ущерб.
Средневековые родители любили своих детей, в общем, так же, как среднестатистические современные родители. Общество требовало иного воспитания, нежели в наши дни, но это не значит, что родительской любви не существовало. На каждого жестокого родителя, несомненно, можно найти пример родителя нежного и любящего. Миф о том, что средневековые родители не любили своих детей, в том числе, подкрепляется ссылками на то, что мальчиков (реже девочек) из знатных семей весьма в нежном возрасте отдавали на воспитание в чужие семьи (как правило, все же это была не вполне чужая семья, а родственники по крови или по браку). Отправка юных дворян в чужие семьи на обучение и воспитание служила многим целям: так, мальчики приобретали социальные навыки, учились подобающим манерам, ведению дел, усваивали «рыцарские добродетели».
Во-вторых, «приемная» семья могла иметь более высокий статус, нежели родная, - в таком случае, мальчик имел шанс изрядно продвинуться в жизни. «Приемная» семья становилась фактически второй родной; создавались необходимые связи, расширялся круг полезных знакомств. В-третьих, образованные люди и представители церкви поощряли родителей отдавать детей на воспитание, памятуя о том, что в кругу чужих дети ведут себя иначе, нежели среди родных; родители, из любви к детям, зачастую не в состоянии воспитать своих отпрысков в должной строгости. Если ребенок в раннем возрасте не научится смирению и послушанию, он, скорее всего, не станет порядочным взрослым и в конце концов попадет в ад за свои грехи. Для девочек воспитание в «приемной» семье было полезно в том смысле, что воспитатели зачастую помогали подыскивать ей мужа и даже снабжали приданым. «Приемная» семья нередко осуществляла опеку, если подопечный терял отца или обоих родителей, не успев достигнуть совершеннолетия.
Дети оставались близки к своим родителям, братьям и сестрам, даже если проводили много времени порознь. Сохранилось немало задушевных писем, адресованных родным и близким. Когда юный Вильям Маршалл, будущий граф Пембрук, отбывал в Нормандию, чтобы стать оруженосцем, он, как сообщает его биограф, горько плакал, расставаясь с матерью, братьями и сестрами.
Взрослым случалось и отдавать жизнь ради детей. Одной августовской ночью в 1298 г. в Оксфорде от свечи загорелась солома на полу. Муж и жена выскочили из дома, но, вспомнив о своем младенце-сыне, жена бросилась обратно, чтобы найти его. Вбежав, «она глотнула горячего воздуха и задохнулась». В другом случае был убит отец, защищавший дочь от разбойников. «Однажды Джон Гарв, грузчик, шел по улице, когда какой-то юноша проскакал мимо на коне полным галопом и сбил с ног ребенка. Джон ухватил коня за уздечку и сказал беспечному всаднику, что надлежит быть осторожнее. Тот в ответ выхватил меч и убил благонамеренного лондонца на месте».
Жены крестьян и ремесленников сами выкармливали своих детей, если этому не мешали какие-то обстоятельства (например, болезнь). Состоятельные же женщины в 13 в. прибегали к услугам кормилиц настолько широко, что приходские священники в своих проповедях пытались противодействовать этой практике, утверждая, что она противоречит как Писаниям, так и науке. Скульптуры в церквах и миниатюры в рукописях изображают Деву Марию, которая кормит Иисуса, но проповеди и притчи слабо действовали на знать, которая продолжала приводить в дом кормилиц, которые не только вскармливали младенцев, но и ухаживали за подрастающими детьми. В семьях с достатком каждый ребенок мог иметь собственную няньку. Выбирая кормилицу, ответственные родители искали чистую, здоровую молодую женщину с хорошим характером и следили, чтобы она придерживалась правильного режима и диеты – побольше отдыхала, хорошо спала, воздерживалась от «соленой, острой, кислой и вяжущей» пищи, особенно чеснока, и избегала волнений.
Средневековые дети не переживали продолжительного периода формализованного взросления, который разработали современные системы образования. К детям относились как к «фактическим взрослым» с момента наступления половой зрелости, о чем свидетельствует ранний возраст, в котором мальчики и девочки считались способными вступать в брак.
Впрочем, браки детей заключались исключительно в аристократической среде, крестьяне и ремесленники этого не делали. Относительно ранний (на наш взгляд) возраст вступления в брак отнюдь не казался таковым в XIII веке – по вполне разумным причинам. Средняя продолжительность жизнь крестьян составляла 45-50 лет, у людей состоятельных – лет на десять больше. Женщины обычно переставали рожать в возрасте ок. 35 лет; весьма незначительное количество женщин рожали в сорок и старше. Иными словами, женщина была просто вынуждена взрослеть быстрее и раньше обзаводиться потомством… Девочка знала все, что ей надлежало знать об обязанностях жены и матери, уже в раннем подростковом возрасте. Для юных жен из знатных семей, помимо прислуги, как правило, в доме держали какую-нибудь почтенную матрону, с которой можно было посоветоваться – по поводу беременности, ведения хозяйства, выкармливания детей и т.д. Современники прекрасно понимали, что обязанности жены и матери – тяжкий труд; готовя девочек с ранних лет к роли будущей хозяйки дома, по вступлении в брачный возраст их, разумеется, не бросали на произвол судьбы, как кутят в омут, а, напротив, окружали помощью, советами и наставлениями.
https://tal-gilas.livejournal.com/179498.html
1. В Средневековье к детям были склонны относиться как к низшим, животным существам или как к несовершенным «маленьким взрослым», которых надлежало поскорее ввести в рамки и «окультурить» (отсюда жестокие наказания и суровая дисциплина, ранние браки, детская одежда, представляющая собой уменьшенную копию взрослой, короткий период детства и т.д.)
2. В Средневековье к детям относились особенно бережно и с любовью, памятуя об их хрупкости и слабости (несомненную роль сыграли высокая детская смертность и культ Младенца Христа).
3. В Средневековье к детям относились равнодушно, памятуя об их хрупкости и слабости J Чрезвычайно высокая детская смертность, буквально, не позволяла родителям слишком привязываться к своим отпрыскам; смерть младенца считалась вполне закономерным событием и не вызывала бурных эмоций.
Как мы видим, мнения историков порой прямо противоположны
скрытый текстТак или иначе, в глазах закона дети совершенно точно не считались низшими существами – за преступления в отношении детей закон карал так же, как и за преступления, совершенные в отношении взрослых (за преднамеренное убийство ребенка – как за преднамеренное убийство взрослого, и т.д.). И ответственными перед законом дети становились задолго до достижения совершеннолетия и обретения полной юридической дееспособности (мальчики в 14 лет, девочки в 12; совершеннолетними оба пола становились в 21 год.
«Дети живут без мысли и без забот. Их легко рассердить и легко порадовать, и они легко прощают...
Дети часто имеют дурные привычки и думают только о настоящем, пренебрегая будущим. Они любят игры и пустые занятия, не обращая внимания на то, что выгодно и полезно. Они считают важными дела, которые не имеют значения, и неважными важные дела. Они больше плачут и рыдают от потери яблока, нежели от потери наследства. Они забывают о милостях, оказанных им.
Они любят разговаривать с другими детьми и избегают общества стариков. Они не держат секретов, но повторяют все, что видят и слышат. Они то плачут, то хохочут, постоянно вопят, болтают и смеются. Вымытые, они снова пачкаются. Когда их матери моют их и расчесывают им волосы, они брыкаются, колотят руками и ногами и сопротивляются изо всей силы. Они думают только о своих животах, всегда желая есть и пить. Едва встав с постели, они уже жаждут пищи».
Такими словами выразил средневековое восприятие детей францисканский монах 13 в., известный как Бартоломей Английский, в своей энциклопедии «О свойствах вещей».
Теория о средневековом восприятии детей как маленьких взрослых частично основывалась на том факте, что в средневековом искусстве дети одеты так же, как взрослые. Но это не совсем верно. На рукописных миниатюрах детская одежда, как правило, проще и короче взрослой. Миниатюры изображают детей за игрой в мяч, в куклы, в солдатики — то есть, за развлечениями, которым дети предавались во все времена .
Хронист Ламберт Ардрский рассказывает о том, что молодая графиня Гвинесс, вышедшая замуж в 14 лет, в первый год брака еще играла в куклы (
Что средневековые взрослые смотрели на детей как на взрослых – распространенный миф. Нет ни одной миниатюры, на которой, предположим, дети пашут поле – зато есть множество рисунков, на которых дети заняты играми. Иными словами, старшие сознавали, что дети отличаются от взрослых и что у них иные потребности. Существовал отдельный суд, в котором разбирались дела осиротевших детей и охранялись их права на наследство до достижения ими совершеннолетия. Если дети ничем не отличались от взрослых, почему было не предоставить им самим защищать себя в суде?...
Средневековые педагоги почти сплошь соглашались, что младенческий возраст продолжается до семи лет. В этом возрасте ребенок не способен позаботиться о себе, он нуждается в постоянном родительском примотре. Впрочем, начиная с семи лет большинство детей уже способны выполнять определенные обязанности. Детство продолжалось от семи лет до, как минимум, полового созревания – 12-13 лет (разные авторы расходились во мнениях, когда заканчивается детство и начинается взрослая жизнь). Предполагалась даже некая «третья фаза», когда подросток становится физически зрелым и даже юридически ответственным, но еще не достигает состояния полной умственной зрелости (эта фаза длилась до совершеннолетия и даже дольше).
Обращаться с ребенком как со взрослым значит, в том числе, требовать от ребенка зарабатывать на жизнь и поддерживать семью финансово. В отличие от англичан викторианской эпохи, которые активно использовали детский труд (причем дети 6-7 лет наравне со взрослыми трудились на фабриках и в шахтах), детей в Средние века, как правило, до двенадцати лет не посылали на работу, за которую полагалась бы настоящая плата. У них, несомненно, были свои обязанности – помощь по хозяйству, в лавке, в мастерской, в «приемной» семье – но они не зарабатывали денег и не вносили свою лепту в семейный бюджет; их работа, по сути, считалась не работой, а обучением. Взрослых ролей не возлагали на детей чересчур рано. Обычно лишь после 7-8 лет им поручали различную работу, чаще всего домашнюю: мальчики следили за овцами или гусями, пасли или поили быков и лошадей, подбирали колоски после жатвы; девочки собирали дикие фрукты, приносили воду, помогали готовить.
По крайней мере, современники сознавали, как опасно давать слишком маленьким детям не соответствующие их возрасту обязанности (присматривать за огнем, носить воду, заботиться о младших). Родители старались не оставлять детей без присмотра, даже в деревнях, где старшие были заняты работой почти целый день. Местные судьи обычно с порицанием перечисляют трагические случаи: «Маленький ребенок, оставшись без присмотра, вышел из родительского дома и упал в пруд; двухлетняя девочка, будучи оставлена без надзора, погибла. Мод, дочь Уильяма Бигга, оставили под присмотром слепой старухи, в то время как мать пошла в гости к соседям. Вернувшись, она обнаружила, что ребенок свалился в канаву и утонул. Семимесячного младенца оставили на попечении трехлетнего мальчика. Новорожденную девочку в колыбельке оставили под присмотром трехлетней Агнесс; та заигралась во дворе, а вернувшись, обнаружила, что младенец задохнулся». «Маленькие девочки нередко гибнут, падая в реку, в колодец или в котел, стоящий на огне, - предостерегающе пишет современник. – А из пятилетнего мальчика плохой опекун для грудного ребенка».
Средневековые медицинские энциклопедии говорят о детях отдельно от взрослых, поскольку дети нуждаются в особом уходе. Специальные трактаты – например, сочинение знаменитой Тротулы, преподававшей в 12 в. в медицинской школе Салерно – предписывали особо тщательный уход за новорожденными: в них содержались инструкции, как перевязывать пуповину, купать младенца, устранять слизь из легких и горла. А горе матери, потерявшей ребенка, порой бывало настолько велико, что требовалось вмешательство окружающих: «Одна дама в Лондоне, у которой умерла новорожденная дочь, прожившая всего два дня, так рыдала и вопила, как будто у нее разрывалось сердце. Она уверяла, что хочет сойти вслед за дочерью в могилу, и отказывалась от еды, так что ее пришлось кормить насильно».
Средневековое право также выделяет детей в особую категорию, наделенную личными и имущественными правами, которые в период малолетства требуют опеки. Само понятие малолетства подразумевало уязвимость и потребность в специальной защите.
Разумеется, шлепнуть малыша, который протянул руку к кипящему котелку, порой кажется гораздо более действенным и эффективным средством, нежели разъяснения или брань. В принципе, говоря о жестоких наказаниях детей, следует помнить, что не менее суровым наказаниям подвергались и взрослые. Впрочем, далеко не все воспитатели и наставники считали телесные наказания единственным возможным способом; так, педагог и ученый VIII в., монах Алкуин, в принципе возражал против них, утверждая, что телесные наказания не приносят никакой пользы и лишь отупляют ребенка, и предлагая взамен воздействовать на ученика убеждением и внушением.
Порой воспитательные меры, действительно, могли зайти настолько далеко, что требовалось юридическое вмешательство: так, подмастерья не раз жаловались на жестоких хозяев, которые избивали их по пустякам и даже по-настоящему истязали (одному проткнули руку «каким-то железным предметом», другому сломали палец и т.д.). А некая жительница Лондона, к которой в мастерскую зашел поиграть маленький сын соседки и взял из корзины кусок шерсти, так ударила его кулаком по голове, что мальчик умер спустя два дня (заметим, что суд оправдал женщину, признав убийство непреднамеренным и случившимся в результате вполне законного желания «дисциплинировать» расшалившегося ребенка). Впрочем, за тем, чтобы «педагогическое воздействие» не сделалось чрезмерным, наблюдали не только власти, но и самые обычные люди. Так, соседи вмешались, увидев, что на лондонской улице какой-то лавочник бьет мальчишку-водоноса. Последовала потасовка, и мучителя вынудили оставить ребенка в покое. Соседи не знали мальчика, но, тем не менее, вступились за него. Более того, они отвели лавочника в суд и настояли, чтобы тот был оштрафован за причиненный ущерб.
Средневековые родители любили своих детей, в общем, так же, как среднестатистические современные родители. Общество требовало иного воспитания, нежели в наши дни, но это не значит, что родительской любви не существовало. На каждого жестокого родителя, несомненно, можно найти пример родителя нежного и любящего. Миф о том, что средневековые родители не любили своих детей, в том числе, подкрепляется ссылками на то, что мальчиков (реже девочек) из знатных семей весьма в нежном возрасте отдавали на воспитание в чужие семьи (как правило, все же это была не вполне чужая семья, а родственники по крови или по браку). Отправка юных дворян в чужие семьи на обучение и воспитание служила многим целям: так, мальчики приобретали социальные навыки, учились подобающим манерам, ведению дел, усваивали «рыцарские добродетели».
Во-вторых, «приемная» семья могла иметь более высокий статус, нежели родная, - в таком случае, мальчик имел шанс изрядно продвинуться в жизни. «Приемная» семья становилась фактически второй родной; создавались необходимые связи, расширялся круг полезных знакомств. В-третьих, образованные люди и представители церкви поощряли родителей отдавать детей на воспитание, памятуя о том, что в кругу чужих дети ведут себя иначе, нежели среди родных; родители, из любви к детям, зачастую не в состоянии воспитать своих отпрысков в должной строгости. Если ребенок в раннем возрасте не научится смирению и послушанию, он, скорее всего, не станет порядочным взрослым и в конце концов попадет в ад за свои грехи. Для девочек воспитание в «приемной» семье было полезно в том смысле, что воспитатели зачастую помогали подыскивать ей мужа и даже снабжали приданым. «Приемная» семья нередко осуществляла опеку, если подопечный терял отца или обоих родителей, не успев достигнуть совершеннолетия.
Дети оставались близки к своим родителям, братьям и сестрам, даже если проводили много времени порознь. Сохранилось немало задушевных писем, адресованных родным и близким. Когда юный Вильям Маршалл, будущий граф Пембрук, отбывал в Нормандию, чтобы стать оруженосцем, он, как сообщает его биограф, горько плакал, расставаясь с матерью, братьями и сестрами.
Взрослым случалось и отдавать жизнь ради детей. Одной августовской ночью в 1298 г. в Оксфорде от свечи загорелась солома на полу. Муж и жена выскочили из дома, но, вспомнив о своем младенце-сыне, жена бросилась обратно, чтобы найти его. Вбежав, «она глотнула горячего воздуха и задохнулась». В другом случае был убит отец, защищавший дочь от разбойников. «Однажды Джон Гарв, грузчик, шел по улице, когда какой-то юноша проскакал мимо на коне полным галопом и сбил с ног ребенка. Джон ухватил коня за уздечку и сказал беспечному всаднику, что надлежит быть осторожнее. Тот в ответ выхватил меч и убил благонамеренного лондонца на месте».
Жены крестьян и ремесленников сами выкармливали своих детей, если этому не мешали какие-то обстоятельства (например, болезнь). Состоятельные же женщины в 13 в. прибегали к услугам кормилиц настолько широко, что приходские священники в своих проповедях пытались противодействовать этой практике, утверждая, что она противоречит как Писаниям, так и науке. Скульптуры в церквах и миниатюры в рукописях изображают Деву Марию, которая кормит Иисуса, но проповеди и притчи слабо действовали на знать, которая продолжала приводить в дом кормилиц, которые не только вскармливали младенцев, но и ухаживали за подрастающими детьми. В семьях с достатком каждый ребенок мог иметь собственную няньку. Выбирая кормилицу, ответственные родители искали чистую, здоровую молодую женщину с хорошим характером и следили, чтобы она придерживалась правильного режима и диеты – побольше отдыхала, хорошо спала, воздерживалась от «соленой, острой, кислой и вяжущей» пищи, особенно чеснока, и избегала волнений.
Средневековые дети не переживали продолжительного периода формализованного взросления, который разработали современные системы образования. К детям относились как к «фактическим взрослым» с момента наступления половой зрелости, о чем свидетельствует ранний возраст, в котором мальчики и девочки считались способными вступать в брак.
Впрочем, браки детей заключались исключительно в аристократической среде, крестьяне и ремесленники этого не делали. Относительно ранний (на наш взгляд) возраст вступления в брак отнюдь не казался таковым в XIII веке – по вполне разумным причинам. Средняя продолжительность жизнь крестьян составляла 45-50 лет, у людей состоятельных – лет на десять больше. Женщины обычно переставали рожать в возрасте ок. 35 лет; весьма незначительное количество женщин рожали в сорок и старше. Иными словами, женщина была просто вынуждена взрослеть быстрее и раньше обзаводиться потомством… Девочка знала все, что ей надлежало знать об обязанностях жены и матери, уже в раннем подростковом возрасте. Для юных жен из знатных семей, помимо прислуги, как правило, в доме держали какую-нибудь почтенную матрону, с которой можно было посоветоваться – по поводу беременности, ведения хозяйства, выкармливания детей и т.д. Современники прекрасно понимали, что обязанности жены и матери – тяжкий труд; готовя девочек с ранних лет к роли будущей хозяйки дома, по вступлении в брачный возраст их, разумеется, не бросали на произвол судьбы, как кутят в омут, а, напротив, окружали помощью, советами и наставлениями.
https://tal-gilas.livejournal.com/179498.html
Арабелла, блог «Старый замок»
Друзья и соседи
Друзья и соседи: зона повышенного комфорта
Эмоциональные привязанности человека помимо семьи не раз становились объектом внимания медиевистов. Как правило, выдвигались две основных теории: что сообщество соседей в Средние века представляло собой нечто назойливо-досадное, сующее свой нос в чужие дела; или же что соседи, собратья по гильдии и друзья-прихожане, фактически, и представляли собой семью (в расширенном смысле), поскольку высокая смертность и осознаваемая всеми «бренность» человека препятствовала созданию прочных эмоциональных связей между родителями и детьми, заставляя обращаться на сторону.
скрытый текстЧто характерно, в Англии действительно не была распространена разветвленная, патриархальная семья, объединяющая у одного очага представителей трех поколений; концепция «Дома с большой буквы» средневековым англичанам, в отличие от итальянцев и окситанцев, была не свойственна. Не складывалось тесных связей у членов семьи и с крестными. Для английской деревни нормой была т.н. нуклеарная семья – т.е., семья, состоящая из родителей (родителя) и детей, либо только из супругов. Завещания, судебные записи, хроники и прочие документы свидетельствуют, что женатые сыновья редко оставались жить с семьями в родительском доме, если у них была возможность поселиться отдельно (а такую возможность старались предоставить своим детям даже самые бедные арендаторы, владельцы одного-двух акров пахотной земли), а престарелые родители, вместо того чтобы, передав землю и дом взрослым детям, переложить на них и заботу о своем содержании, предпочитали жить отдельно (зачастую специально выговорив для себя возведение нового дома или хотя бы пристройки к старому), пока здоровье им это позволяло.
Более того, старики более чем в половине случаев, став немощными, предпочитали взять в дом помощника или помощницу из числа односельчан, не связанных с ними кровными узами, вместо того чтобы перебраться к сыну или дочери и нянчить внуков! Почтение к старости, скажем прямо, не было свойственно средневековой Англии – пожилые люди (senex), утратившие работоспособность, скорее, представляли собой лишние рты, а иногда и конкурентов для молодежи (скажем, если старик женился на юной девице, лишая тем самым такой возможности молодого крестьянина, вынужденного ждать и копить средства), нежели мудрого наставника и патриарха. Неудивительно, что и старики предпочитали обеспечивать себе спокойную старость при помощи завещаний и юридических контрактов с посторонними лицами, нежели полагаться на традиционные представления о почитании отца и матери.
Иными словами, мы видим, что на соседей в некоторых случаях полагались больше, чем на ближайших родственников; однако значит ли это, что сообщество вторгалось в частную жизнь? Многие исследователи описывают средневековые крестьянские сообщества как подлинную шпионскую сеть, с заглядыванием в чужие окна и последующим вынесением «приговора» за аморальное поведение. Подобное агрессивное любопытство, разумеется, наводит на мысль, что в таких условиях внутри семьи не может быть ни секретов, ни подлинных эмоциональных уз. Если почитать судебные записи, то очень легко представить себе всю жизнь как непрерывную череду ссор, оскорблений и сплетен, потому что, конечно, это и есть те случаи, которые, преимущественно, доводятся до суда. Но, с другой стороны, то, что кажется назойливостью, можно истолковать и попыткой защитить и сохранить семью, вместе того чтобы грубо вмешаться в ее дела. Судебные записи XIII-XV вв. свидетельствуют, что соседи, как правило, вмешивались, если непорядками встревожено было все сообщество или же нарушение выходило за рамки обычных бытовых ссор. В то время как и сеньор и соседи могли потребовать от холостяка или вдовы вторично вступить в брак, они, тем не менее, не диктовали, с кем этот брак должен быть заключен. Их главной заботой было сделать так, чтобы пахотная земля не пропадала и приносила максимальный доход.
Штраф, налагаемый на женщин, родивших ребенка вне брака, а также на девушек, утративших невинность до свадьбы, тоже, вероятно, имел под собой основания не столько морального, сколько юридического толка: и сеньор, и жители деревни в равной мере были заинтересованы в том, чтобы происхождение можно было установить с минимумом разногласий – это было крайне важно, когда возникал спор из-за наследства. В ту пору, когда регулярное ведение приходских книг еще не вошло в обиход, именно соседи становились самыми достоверными свидетелями, которые совместными усилиями, перечисляя актуальные для односельчан события и даты, могли подтвердить, например, что претендент достиг совершеннолетия. Один твердо помнил, что памятное событие случилось на восьмой год царствования нынешнего монарха, другой запомнил, что во время крестин шел особенно сильный дождь, третий именно в ту осень сломал ногу, упав с телеги… и так далее. Во всех случаях, связанных с внутрисемейными разногласиями, целью сообщества было защитить, а не поколебать и разрушить.
Соседи зачастую становились лучшей защитой, которую мог получить сирота, несправедливо обойденный наследник или обиженный хозяином слуга. Если нарушались условия договора – будь то договор на наем слуги или на уход за немощным стариком – именно соседи могли вмешаться в первую очередь и потребовать справедливости. Таким образом, сообщество, на свой лад, опекало «социально незащищенных» лиц – поскольку это было в его интересах. Деревня, раздираемая внутренними распрями и скандалами, скорее всего, была обречена на бедность и постепенное вымирание: пока длятся споры из-за земли, земля остается необработанной, да и общий эмоциональный климат, как правило, ухудшается, исключая тем самым жизненно необходимую для средневекового человека возможность – возможность попросить помощи у других, за плату или в обмен на соответствующую услугу. Насколько насущна была эта необходимость, становится понятно, если вспомнить, например, о том, что, как правило, только у самых зажиточных семей были полные пахотные запряжки – прокормить 2-4 волов бедная семья была просто не в состоянии – а потому большая часть крестьян просто ВЫНУЖДЕНА была полагаться на помощь и добрую волю соседей, чтобы в срок провести сельскохозяйственные работы.
При этом документы доказывают, что деревенские власти сами отнюдь не считали сплетни ценным источником информации, как это иногда утверждается, и наказывали тех, кто не в меру распускал язык, «к большой досаде всей округи». (Следует заметить: для того чтобы доносы и подглядывания вошли в обиход, они должны поощряться, в идеале материально, или же внедряться под угрозой сурового наказания за недоносительство. Донос имеет шансы расцвести в ситуации «закрытого суда», в отсутствие очных ставок и свидетельских показаний, но при развитой системе поручителей и свидетелей судебной практикой это стать не могло.) Поначалу для сплетников ограничивались штрафами или арестом, а затем, когда со временем наказания стали «изысканней», появились и так называемые позорные маски, которые надевали на сплетниц и сварливых кумушек.
Человек, родившийся и живущий в конкретной деревне, мог рассчитывать на то, что он не останется без помощи в трудной ситуации. Разумеется, помощь в значительной мере определялась экономическим статусом нуждающегося: богатые наследники, потенциальные владельцы обширных пахотных земель, с точки зрения деревенского сообщества были более ценны, чем бедные сироты, которым доставался от покойного отца акр-другой (а то и вообще ничего). Богатый наследник получал опекуна, детально обговоренный контракт, за исполнением которого зорко следило множество глаз, а в перспективе – обучение мастерству/получение образования и выгодный брак, но и бедный сирота мог рассчитывать на то, что его, как минимум, не бросят на произвол судьбы, а пристроят слугой или работником (если не найдется семьи, готовой растить приемыша), ну или хотя бы будут поддерживать доброхотными даяниями. Неплохим вариантом для сироты-подростка также было поступить в «помощники по хозяйству» к немощному старику – тем более неплохим, что зачастую в завещании старик отказывал дом, землю или хотя бы некоторое имущество тому, кто ходил за ним в последние годы.
Т.н. «религиозные гильдии» - сообщества, создаваемые прихожанами – обеспечивали больным или немощным сочленам минимальный уход и периодическую материальную помощь (а поскольку в таких гильдиях, как правило, состояло большинство жителей деревни, становится ясно, насколько широка была эта сеть взаимопомощи). В любом случае, главное, что обеспечивало религиозное братство – это достойные похороны усопшему сочлену, снимая тем самым с родственников обременительную необходимость уплачивать значительную сумму. Естественно, подобная «социальная защита» была гарантирована только своим – к чужакам и бродягам в любой деревне относились с подозрением, на них «внутренние законы» не распространялись (разумеется, кроме общечеловеческого милосердия). Поскольку за чертой бедности в среднестатистической деревне жило, как правило, меньшинство (так, в одной из деревень Оксфордшира было семь семей зажиточных, тридцать пять средних и четыре бедных, «живущих подаянием»), большинство жителей могло рассчитывать на плюс-минус ощутимую поддержку сообщества, позволяющую пережить трудные времена, не скатившись в нищету.
Односельчане достаточно заботились друг о друге, чтобы порой рискнуть жизнью, бросаясь на помощь. В коронерских отчетах сплошь и рядом попадаются истории о людях, которые погибли, помогая соседу вытолкать застрявшую в выбоине повозку, потушить пожар, поймать сорвавшееся в привязи животное или привязать лодку. Другие жертвовали жизнью, заступаясь за друзей в ссорах или преследуя убегающего преступника, покусившегося на соседское добро.
https://tal-gilas.livejournal.com/214160.html
Эмоциональные привязанности человека помимо семьи не раз становились объектом внимания медиевистов. Как правило, выдвигались две основных теории: что сообщество соседей в Средние века представляло собой нечто назойливо-досадное, сующее свой нос в чужие дела; или же что соседи, собратья по гильдии и друзья-прихожане, фактически, и представляли собой семью (в расширенном смысле), поскольку высокая смертность и осознаваемая всеми «бренность» человека препятствовала созданию прочных эмоциональных связей между родителями и детьми, заставляя обращаться на сторону.
скрытый текстЧто характерно, в Англии действительно не была распространена разветвленная, патриархальная семья, объединяющая у одного очага представителей трех поколений; концепция «Дома с большой буквы» средневековым англичанам, в отличие от итальянцев и окситанцев, была не свойственна. Не складывалось тесных связей у членов семьи и с крестными. Для английской деревни нормой была т.н. нуклеарная семья – т.е., семья, состоящая из родителей (родителя) и детей, либо только из супругов. Завещания, судебные записи, хроники и прочие документы свидетельствуют, что женатые сыновья редко оставались жить с семьями в родительском доме, если у них была возможность поселиться отдельно (а такую возможность старались предоставить своим детям даже самые бедные арендаторы, владельцы одного-двух акров пахотной земли), а престарелые родители, вместо того чтобы, передав землю и дом взрослым детям, переложить на них и заботу о своем содержании, предпочитали жить отдельно (зачастую специально выговорив для себя возведение нового дома или хотя бы пристройки к старому), пока здоровье им это позволяло.
Более того, старики более чем в половине случаев, став немощными, предпочитали взять в дом помощника или помощницу из числа односельчан, не связанных с ними кровными узами, вместо того чтобы перебраться к сыну или дочери и нянчить внуков! Почтение к старости, скажем прямо, не было свойственно средневековой Англии – пожилые люди (senex), утратившие работоспособность, скорее, представляли собой лишние рты, а иногда и конкурентов для молодежи (скажем, если старик женился на юной девице, лишая тем самым такой возможности молодого крестьянина, вынужденного ждать и копить средства), нежели мудрого наставника и патриарха. Неудивительно, что и старики предпочитали обеспечивать себе спокойную старость при помощи завещаний и юридических контрактов с посторонними лицами, нежели полагаться на традиционные представления о почитании отца и матери.
Иными словами, мы видим, что на соседей в некоторых случаях полагались больше, чем на ближайших родственников; однако значит ли это, что сообщество вторгалось в частную жизнь? Многие исследователи описывают средневековые крестьянские сообщества как подлинную шпионскую сеть, с заглядыванием в чужие окна и последующим вынесением «приговора» за аморальное поведение. Подобное агрессивное любопытство, разумеется, наводит на мысль, что в таких условиях внутри семьи не может быть ни секретов, ни подлинных эмоциональных уз. Если почитать судебные записи, то очень легко представить себе всю жизнь как непрерывную череду ссор, оскорблений и сплетен, потому что, конечно, это и есть те случаи, которые, преимущественно, доводятся до суда. Но, с другой стороны, то, что кажется назойливостью, можно истолковать и попыткой защитить и сохранить семью, вместе того чтобы грубо вмешаться в ее дела. Судебные записи XIII-XV вв. свидетельствуют, что соседи, как правило, вмешивались, если непорядками встревожено было все сообщество или же нарушение выходило за рамки обычных бытовых ссор. В то время как и сеньор и соседи могли потребовать от холостяка или вдовы вторично вступить в брак, они, тем не менее, не диктовали, с кем этот брак должен быть заключен. Их главной заботой было сделать так, чтобы пахотная земля не пропадала и приносила максимальный доход.
Штраф, налагаемый на женщин, родивших ребенка вне брака, а также на девушек, утративших невинность до свадьбы, тоже, вероятно, имел под собой основания не столько морального, сколько юридического толка: и сеньор, и жители деревни в равной мере были заинтересованы в том, чтобы происхождение можно было установить с минимумом разногласий – это было крайне важно, когда возникал спор из-за наследства. В ту пору, когда регулярное ведение приходских книг еще не вошло в обиход, именно соседи становились самыми достоверными свидетелями, которые совместными усилиями, перечисляя актуальные для односельчан события и даты, могли подтвердить, например, что претендент достиг совершеннолетия. Один твердо помнил, что памятное событие случилось на восьмой год царствования нынешнего монарха, другой запомнил, что во время крестин шел особенно сильный дождь, третий именно в ту осень сломал ногу, упав с телеги… и так далее. Во всех случаях, связанных с внутрисемейными разногласиями, целью сообщества было защитить, а не поколебать и разрушить.
Соседи зачастую становились лучшей защитой, которую мог получить сирота, несправедливо обойденный наследник или обиженный хозяином слуга. Если нарушались условия договора – будь то договор на наем слуги или на уход за немощным стариком – именно соседи могли вмешаться в первую очередь и потребовать справедливости. Таким образом, сообщество, на свой лад, опекало «социально незащищенных» лиц – поскольку это было в его интересах. Деревня, раздираемая внутренними распрями и скандалами, скорее всего, была обречена на бедность и постепенное вымирание: пока длятся споры из-за земли, земля остается необработанной, да и общий эмоциональный климат, как правило, ухудшается, исключая тем самым жизненно необходимую для средневекового человека возможность – возможность попросить помощи у других, за плату или в обмен на соответствующую услугу. Насколько насущна была эта необходимость, становится понятно, если вспомнить, например, о том, что, как правило, только у самых зажиточных семей были полные пахотные запряжки – прокормить 2-4 волов бедная семья была просто не в состоянии – а потому большая часть крестьян просто ВЫНУЖДЕНА была полагаться на помощь и добрую волю соседей, чтобы в срок провести сельскохозяйственные работы.
При этом документы доказывают, что деревенские власти сами отнюдь не считали сплетни ценным источником информации, как это иногда утверждается, и наказывали тех, кто не в меру распускал язык, «к большой досаде всей округи». (Следует заметить: для того чтобы доносы и подглядывания вошли в обиход, они должны поощряться, в идеале материально, или же внедряться под угрозой сурового наказания за недоносительство. Донос имеет шансы расцвести в ситуации «закрытого суда», в отсутствие очных ставок и свидетельских показаний, но при развитой системе поручителей и свидетелей судебной практикой это стать не могло.) Поначалу для сплетников ограничивались штрафами или арестом, а затем, когда со временем наказания стали «изысканней», появились и так называемые позорные маски, которые надевали на сплетниц и сварливых кумушек.
Человек, родившийся и живущий в конкретной деревне, мог рассчитывать на то, что он не останется без помощи в трудной ситуации. Разумеется, помощь в значительной мере определялась экономическим статусом нуждающегося: богатые наследники, потенциальные владельцы обширных пахотных земель, с точки зрения деревенского сообщества были более ценны, чем бедные сироты, которым доставался от покойного отца акр-другой (а то и вообще ничего). Богатый наследник получал опекуна, детально обговоренный контракт, за исполнением которого зорко следило множество глаз, а в перспективе – обучение мастерству/получение образования и выгодный брак, но и бедный сирота мог рассчитывать на то, что его, как минимум, не бросят на произвол судьбы, а пристроят слугой или работником (если не найдется семьи, готовой растить приемыша), ну или хотя бы будут поддерживать доброхотными даяниями. Неплохим вариантом для сироты-подростка также было поступить в «помощники по хозяйству» к немощному старику – тем более неплохим, что зачастую в завещании старик отказывал дом, землю или хотя бы некоторое имущество тому, кто ходил за ним в последние годы.
Т.н. «религиозные гильдии» - сообщества, создаваемые прихожанами – обеспечивали больным или немощным сочленам минимальный уход и периодическую материальную помощь (а поскольку в таких гильдиях, как правило, состояло большинство жителей деревни, становится ясно, насколько широка была эта сеть взаимопомощи). В любом случае, главное, что обеспечивало религиозное братство – это достойные похороны усопшему сочлену, снимая тем самым с родственников обременительную необходимость уплачивать значительную сумму. Естественно, подобная «социальная защита» была гарантирована только своим – к чужакам и бродягам в любой деревне относились с подозрением, на них «внутренние законы» не распространялись (разумеется, кроме общечеловеческого милосердия). Поскольку за чертой бедности в среднестатистической деревне жило, как правило, меньшинство (так, в одной из деревень Оксфордшира было семь семей зажиточных, тридцать пять средних и четыре бедных, «живущих подаянием»), большинство жителей могло рассчитывать на плюс-минус ощутимую поддержку сообщества, позволяющую пережить трудные времена, не скатившись в нищету.
Односельчане достаточно заботились друг о друге, чтобы порой рискнуть жизнью, бросаясь на помощь. В коронерских отчетах сплошь и рядом попадаются истории о людях, которые погибли, помогая соседу вытолкать застрявшую в выбоине повозку, потушить пожар, поймать сорвавшееся в привязи животное или привязать лодку. Другие жертвовали жизнью, заступаясь за друзей в ссорах или преследуя убегающего преступника, покусившегося на соседское добро.
https://tal-gilas.livejournal.com/214160.html
Арабелла, блог «Старый замок»
Trip to Jerusalem или средневековые пилигримы
Путешествия к святым местам служили разным целям: пилигримы отправлялись в путь во исполнение обета, или чтобы искупить совершенный грех (и даже преступление), или вымолить чудесное исцеление, или укрепиться в вере. Идея путешествия к святыням присуща многим религиям, но уже к IV веку паломничество стало общепризнанным выражением набожности в христианстве. Представители всех сословий совершали паломничества, что оказывало несомненный эффект на общество и культуру в целом. В первую очередь, паломники желали поклониться местам, освященным деятельностью Христа и Его апостолов, - иными словами, они отправлялись в Святую землю (в Иерусалим, Вифлеем, Назарет). Но если в IV веке, когда Римская империя еще господствовала в Средиземноморье, это было относительно просто, с течением времени путешествие в Палестину делалось все опаснее – и вдобавок в Европе появлялись свои святые места, которые обладали важными реликвиями и привлекали множество благочестивых людей.
скрытый текстДругим крупным центром, неизменно притягивавшим паломников, был, разумеется, Рим, где были погребены многие святые мученики, начиная с апостолов Петра и Павла. Достичь его европейским пилигримам было проще, нежели Святой земли. В XI-XII вв. огромное количество паломников стекалось в Сантьяго-де-Компостелла, на севере Испании, где ок. 830 г. были обретены мощи апостола Иакова. У английских пилигримов большой популярностью пользовался Кентербери – они съезжались туда, чтобы увидеть чудотворные мощи Томаса Беккета, кентерберийского архиепископа, погибшего от рук рыцарей короля Генриха II в 1170 г. и вскоре после того канонизированного. Гробницы местных святых (например, св. Фридесвиды, погребенной в Оксфорде) нередко привлекали тех, кто не имел возможности пуститься в чересчур дальний путь, но при этом желал совершить хотя бы небольшой подвиг благочестия.
Прежде чем отбыть домой по завершении долгого пути, паломник обыкновенно получал благословение местного епископа и полностью исповедовался в грехах (особенно если совершал паломничество в знак покаяния).
***
1321 г. Прелюбодеяние. Каждый год в течение шести лет ходить к св. Томасу в Кентербери, к св. Томасу Герфордскому, к св. Эдмунду в Бери и к св. Ричарду в Чичестер; также в течение шести лет ставить трехфунтовую свечу в рочестерском соборе в день св. Андрея; также подавать милостыню.
1322 г. Браконьерство. Три пятницы подряд приходить в Рочестерский собор босым и в грубой шерстяной одежде.
1325 г. Прелюбодеяние с крестной матерью. Паломничество в Сантьяго.
1326 г. Нарушение мира и спокойствия. В Рочестер, чтобы на Пасху поставить там полуфунтовую свечу.
1326 г. Нарушение границ чужого владения. В течение трех лет ходить в Рочестер, чтобы ставить полуфунтовую свечу в день св. Андрея.
1327 г. Клевета. Три раза сходить к св. Томасу в Кентербери, один раз к св. Ричарду в Чичестер, один раз к св. Эдмунду в Бери и поставить полуфунтовую свечу в Рочестерском соборе в день св. Андрея.
1330 г. Прелюбодеяние. Женщину провести, стегая розгами, вокруг церкви и рыночной площади, после чего она пешком должна совершить паломничество в Кентербери, к Эдмунду и в Уолсингэм. (Мужчина был заключен в тюрьму.)
1332 г. Мошенничество и (!) прелюбодеяние. К св. Томасу в Кентербери (и пожертвовать полмарки) и к св. Томасу в Герфорд (пожертвовать 40 шиллингов), босиком и принести оттуда свидетельство об отпущении грехов.
Сибилла, жена Джеффри из Рочестера, призналась, что ложно обвинила Джоан, жену Уильяма из Гиллингэма, в прелюбодеянии с монахом. Должна три раза сходить в паломничество в Кентербери и по одному разу в Чичестер и в Бери, а также поставить большую свечу в рочестерском соборе у алтаря св. Андрея. Джон Хэйрон должен за прелюбодеяние каждый год в течение семи лет совершать паломничество в Кентербери, а также три раза побывать в Герфорде, Бери и Уолсингеме, а также каждую пятницу кормить бедных. Уильям Кавел, виновный в неоднократном прелюбодеянии, должен совершить паломничество в Кентербери и в Рочестер, будучи босым и в одних штанах. Двое мужчин из Арунделя, которые вломились в церковь, должны пешком сходить к св. Ричарду в Чичестер, а также их четыре раза должны прогнать, стегая розгами, вокруг церкви в Арунделе. Роберт Урри, оскорбивший арретонского епископа, должен побывать в Кентербери и в Бери, притом не пить вина по пути туда (на обратном пути он может пить что вздумается).
***
А епископу Винчестерскому, Уильяму Уайкхему, пришлось даже своей волей смягчить некоторые чрезмерно суровые ограничения, наложенные на себя энтузиасткой-паломницей, графиней Кентской, которой предписано было совершить паломничество в Кентебери за то, что она вышла замуж, нарушив собственное обещание оставаться вдовой после смерти первого мужа.
***
Многие паломники надевали длинное грубое одеяние из домотканины (в знак смирения) и широкополую шляпу, подпоясывались веревкой или четками, вешали через плечо небольшую суму, в руку брали посох (часто именно так изображают св. Иакова). Христовы апостолы на изображениях XII-XIII вв. зачастую предстают в традиционном обличье пилигримов: у них посохи, фляжки, сумы со знаком креста. С собой пилигримы брали незамысловатую провизию: вяленое и копченое мясо (если не постились во время пути) и рыбу, сушеные фрукты, хлеб.
На еще одной иллюстрации в виде паломников изображены волхвы, идущие поклониться Младенцу Христу, - правда, это паломники из высшего сословия, одетые по моде (хотя у них точно так же сумы с крестами и широкополые шляпы) и окруженные соответствующей свитой. Паломники, настроенные особенно серьезно, непрерывно читали молитвы по пути (существовали даже специальные переносные алтари). В попутных монастырях паломников кормили и принимали на ночлег, для них служили специальные мессы. Тем более был повод ненадолго отклониться с пути, если в монастыре имелись свои реликвии (их зачастую располагали во внутренней галерее, т.н. ambulatoria, где пилигримы могли перемещаться, не отрывая монахов от повседневных дел).
Даже путешествия, не носящие религиозный характер, могли перенимать дух паломничества – по крайней мере, внешне. Последняя миниатюра в Роскошном часослове герцога Беррийского изображает самого Жана де Берри, который отправляется в путь, как нередко приходилось делать любому дворянину. Рисунок сопровожден молитвой: «Господи, позволивший сынам Израиля пройти море посуху и явивший себя троим мудрецам, посредством путеводной звезды, молим Тебя: даруй нам благополучный путь и тихую погоду, чтобы мы мирно достигли того места, куда направляемся, а в конце концов и вечного блаженства».
Пилигримы ездили и ходили известными маршрутами, останавливаясь в монастырях и храмах, где находились священные реликвии. Так, Дартфорд находился в одном дне пути от Лондона и был первой остановкой по пути в Кентербери, к гробнице Томаса Беккета, или в Рочестер, где был погребен Уильям Перт, благочестивый пекарь, убитый своим приемным сыном и канонизированный в 1256 г. Большинство паломников, выйдя из Лондона, достигали Дартфорда к вечеру. Здесь они находили приют в харчевнях и на постоялых дворах; пять городских постоялых дворов находились под личным управлением дартфордской настоятельницы. Паломники посещали местный храм и покупали свинцовые или латунные бляхи – средневековые «сувениры», служившие доказательством того, что паломник действительно посетил такое-то место. Маленькие свинцовые фляжки для святой воды (ampullae) паломники носили на шее или пришивали на одежду, их содержимое по возвращении зачастую разбрызгивали по полю, в надежде на хороший урожай. А маленькие фляжки, которые паломники приобретали в Кентербери, содержали святую воду с частицей крови убитого архиепископа.
Еще одним популярным местом паломничества англичан был Уолсингэм – уолсингэмской Богоматери женщины молились о даровании детей. Уолсингэм стал знаменит в 1061 году, когда знатной саксонке по имени Рикельдис было видение Пресвятой Девы. Рикельдис построила «Святой Дом» - копию скромного жилища, в котором произошло чудо Благовещения; «Святой Дом» стал часовней и центром паломничества в Уолсингэм, и в числе его реликвий был фиал с молоком Богоматери.
Поэма XV в. под названием «Морское путешествие пилигримов и морская болезнь» открывает читателю суровые реалии средневекового паломничества в Сантьяго-де-Компостелла. С самого начала мы понимаем, что это отнюдь не хвалебная ода, описывающая увлекательные переживания путешественников: первый же стих повествует о том, как путники, «оставив всяческое веселье», отплыли «к святому Иакову». Морское путешествие было весьма опасным, поскольку корабли то и дело сбивались с пути; но для обитателей Британских островов, желавших посетить Европу, иного выбора не было. Они могли избрать один из трех маршрутов в Сантьяго: из Дувра в Шале, а оттуда через Францию в Испанию; в Бордо и далее через Пиренеи; и, наконец, проделать весь путь до испанского побережья по морю. При виде кораблей, которые должны были перевозить паломников, по словам повествователя, «их сердца сжались»; единственным утешением им служило то, что трудности путешествия, несомненно, зачтутся свыше. Моряки всячески шпыняют паломников, которые постоянно путаются под ногами, и смотрят на них с презрением, потому что бедолаги «не в силах даже есть и пить». Рассказчик откровенно признается, что его желудок не принимает ничего существенного, «ни вареного ни жареного», поэтому приходится пробавляться подсоленным хлебом. Моряки же, поставив паруса, принимаются за еду и не отказываются ни от мяса, ни от пива. Помимо насмешек моряков и начинающейся морской болезни, паломники страдают и от скверных условий: у них нет даже соломы для подстилок, и многие вынуждены спать не раздеваясь. «Стояло такое зловоние, как будто там лежали мертвецы», - признается автор. Впрочем, все эти тяготы и ужасы не ослабляли решимости паломников, которые тысячами отправлялись в дальний путь. Поэма шутливо предостерегает тех, кто намерен предпринять трудное путешествие, не укрепившись предварительно духом.
Представители среднего класса и уж тем более знать могли позволить себе не идти пешком всю дорогу, в отличие от бедняков (если только их к тому не вынуждали условия епитимии или особое рвение). Особенно отличались шикарными выездами немецкие паломники; для того чтобы обеспечить себе комфортное путешествие, у благочестивого дворянина порой уходил годовой доход. По пути паломники нередко сбивались в большие партии – в первую очередь, в целях безопасности, потому что некоторые места особенно кишели разбойниками, обиравшими всех подряд (например, знаменитая дорога Уотлинг-стрит, ведущая из Рочестера в Кентербери). В таких партиях соседствовали аристократы и крестьяне, ремесленники и купцы…
В XI в. паломничества в одиночку уже совершенно вышли из обихода. Правильно выбрать спутника по путешествию стало нелегкой задачей. Сколько было историй о пилигримах, которых ограбили или даже убили нечестные спутники! Профессиональные воры, переодевшись паломниками и священниками, поджидали путников в надежде завязать с ними дружбу и, воспользовавшись удачным моментом, обобрать. Современники предостерегали: «Будьте бдительны и не знайтесь с дурными людьми. Какими бы приятными они ни казались, никогда не знаешь, какое зло тебя с ними постигнет».
Прежде чем отправиться в путь, следовало закончить все незавершенные дела, заплатить все долги, составить завещание, разрешить споры и попросить прощения у всех, кого обидел будущий паломник. Наконец, надлежало увидеться с духовником и дать обещание довести задуманное до конца, с Божьей помощью; в ответ священник благословлял пилигрима. Лишь после этого паломник мог облачиться в описанный выше наряд. Истоки его происхождения точно не известны – скорее всего, традиционный костюм пилигрима возник сугубо из практических соображений, а также из желания четко обозначить свою цель, отделить себя от обыкновенных путников. Как бы ни варьировался этот наряд, посох и сума были самыми ранними его атрибутами – и, несомненно, весьма практичными. Посох делался из прочного дерева и зачастую снабжался железным наконечником. С его помощью можно было не только пройти сотни миль, но при необходимости даже отбиться от волков или недобрых людей. В суме лежали еда, деньги, верительные грамоты, если таковые имелись. Длинное облачение из домотканины стало частью костюма пилигрима в XI в. – и примерно в то же самое время священники начали благословлять предметы, с которыми паломник отправлялся в путь. Паломники клали свои посохи на алтарь, и священник благословлял их, после чего касался посохом плеча будущего пилигрима, как будто посвящая его в рыцари. Посох, сума и одеяние получили символическое значение: посох использовался для защиты от волков, символизировавших дьявола, сума означала бедность, а облачение, закрывавшее тело от шеи до пят, - всеобъемлющую любовь Христа к людям.
Одной из главных проблем для тех, кто путешествовал по суше, были скверные дороги с полным отсутствием указателей. Там же, где дороги были лучше, нередко приходилось платить проездную пошлину.
Даже опытный наездник мог покрыть в день не более 50 километров. «Проводник пилигрима в Сантьяго» (XII в.) описывает опасности, с которыми сталкивались путники: густые леса, болота, кишащие москитами, дикие звери, глубокие реки, непригодная для питья вода. Запасы провизии и воды нужно было где-то пополнять; если на юге Франции проблем с этим не было, то в Испании, по словам современников, «невозможно есть рыбу без опасения заболеть – для этого нужно иметь желудок крепче, чем у большинства людей».
Хотя кары для разбойников, обиравших пилигримов, были особенно суровыми, нападения на паломников происходили регулярно. В северной Италии путников подстерегали немецкие грабители, а в северной Испании по пути в Сантьяго, как ни странно, преимущественно разбойничали англичане. Но, разумеется, самым опасным в этом отношении был путь в Святую Землю. Английский пилигрим, побывавший в Палестине в 1102 году, писал, что «арабы таятся в пещерах и расселинах, день и ночь поджидая путешественников, которые едут небольшими компаниями или же отстают от своих спутников. Арабы налетают стремительно: только что они были повсюду – и вот уже исчезли». С конца XIII в. стало практически невозможно совершить длинное путешествие безбедно.
Путешествовал ли пилигрим сушей или морем, существовало еще одно серьезное препятствие – языковое. Средневековые «путеводители» обычно предлагали небольшой набор фраз и слов (например, баскское andrea – «хозяйка», aragui – «мясо», belaterra – «священник», elicera – «церковь» и т.д.), но даже образованные путники, в большинстве своем, помимо родного языка умели изъясняться только на латыни. Местные жители были настроены к пилигримам, в лучшем случае, равнодушно, в худшем – враждебно (впрочем, и проезжающие, как правило, питали сходные чувства к иноземцам). Автор «Проводника пилигрима в Сантьяго» так пишет о тех же басках: «Они не только дурно одеты, но и едят и пьют самым отвратительным образом. Не пользуясь ложками, они едят руками и чавкают за едой, как свиньи или собаки. Если послушать их разговор, можно подумать, что это лают псы, потому что язык у них совершенно варварский. Лица у басков темные, злобные, безобразные. Они похожи на яростных дикарей, бесчестные и недостойные доверия, безбожные, грубые, жестокие, склонные к ссорам. Они любого убьют за грош. Мужчины и женщины у них вместе греются к огня, обнажая такие части тела, которые лучше бы прятать». Он утверждает, что баски «ужасны, как шотландцы»; для греков и арабов у него также не находится доброго слова.
Принимать паломников было, в первую очередью, обязанностью монастырей. На дорогах, ведущих в крупные религиозные центры, невозможно было разместить в монастырях всех ищущих пристанища, поэтому стали появляться небольшие странноприимные дома под надзором монахов из ближайших обителей. В середине XII в. по пути в Сантьяго-де-Компостелла появилось столько странноприимных домов, что они стояли не дальше дневного перехода друг от друга. Не везде путников кормили – как правило, бесплатный ужин получали только бедняки, живущие подаянием. Кровати были редкостью, и большинство пилигримов укладывались на покрытом соломой полу. Более состоятельные путники могли устроиться на ночлег в харчевне, хотя, разумеется, с меньшими удобствами, чем дома: разделять комнату (а то и постель) предстояло с другими постояльцами, да и хозяева постоялых дворов отнюдь не пользовались хорошей репутацией. Их частенько обвиняли в том, что они продают паломникам попорченную провизию по вздутым ценам и укладывают их спать на постели с блохами. Вдобавок трактирщики зачастую играли роль менял и неплохо наживались на разнице.
https://tal-gilas.livejournal.com/199595.html
скрытый текстДругим крупным центром, неизменно притягивавшим паломников, был, разумеется, Рим, где были погребены многие святые мученики, начиная с апостолов Петра и Павла. Достичь его европейским пилигримам было проще, нежели Святой земли. В XI-XII вв. огромное количество паломников стекалось в Сантьяго-де-Компостелла, на севере Испании, где ок. 830 г. были обретены мощи апостола Иакова. У английских пилигримов большой популярностью пользовался Кентербери – они съезжались туда, чтобы увидеть чудотворные мощи Томаса Беккета, кентерберийского архиепископа, погибшего от рук рыцарей короля Генриха II в 1170 г. и вскоре после того канонизированного. Гробницы местных святых (например, св. Фридесвиды, погребенной в Оксфорде) нередко привлекали тех, кто не имел возможности пуститься в чересчур дальний путь, но при этом желал совершить хотя бы небольшой подвиг благочестия.
Прежде чем отбыть домой по завершении долгого пути, паломник обыкновенно получал благословение местного епископа и полностью исповедовался в грехах (особенно если совершал паломничество в знак покаяния).
***
1321 г. Прелюбодеяние. Каждый год в течение шести лет ходить к св. Томасу в Кентербери, к св. Томасу Герфордскому, к св. Эдмунду в Бери и к св. Ричарду в Чичестер; также в течение шести лет ставить трехфунтовую свечу в рочестерском соборе в день св. Андрея; также подавать милостыню.
1322 г. Браконьерство. Три пятницы подряд приходить в Рочестерский собор босым и в грубой шерстяной одежде.
1325 г. Прелюбодеяние с крестной матерью. Паломничество в Сантьяго.
1326 г. Нарушение мира и спокойствия. В Рочестер, чтобы на Пасху поставить там полуфунтовую свечу.
1326 г. Нарушение границ чужого владения. В течение трех лет ходить в Рочестер, чтобы ставить полуфунтовую свечу в день св. Андрея.
1327 г. Клевета. Три раза сходить к св. Томасу в Кентербери, один раз к св. Ричарду в Чичестер, один раз к св. Эдмунду в Бери и поставить полуфунтовую свечу в Рочестерском соборе в день св. Андрея.
1330 г. Прелюбодеяние. Женщину провести, стегая розгами, вокруг церкви и рыночной площади, после чего она пешком должна совершить паломничество в Кентербери, к Эдмунду и в Уолсингэм. (Мужчина был заключен в тюрьму.)
1332 г. Мошенничество и (!) прелюбодеяние. К св. Томасу в Кентербери (и пожертвовать полмарки) и к св. Томасу в Герфорд (пожертвовать 40 шиллингов), босиком и принести оттуда свидетельство об отпущении грехов.
Сибилла, жена Джеффри из Рочестера, призналась, что ложно обвинила Джоан, жену Уильяма из Гиллингэма, в прелюбодеянии с монахом. Должна три раза сходить в паломничество в Кентербери и по одному разу в Чичестер и в Бери, а также поставить большую свечу в рочестерском соборе у алтаря св. Андрея. Джон Хэйрон должен за прелюбодеяние каждый год в течение семи лет совершать паломничество в Кентербери, а также три раза побывать в Герфорде, Бери и Уолсингеме, а также каждую пятницу кормить бедных. Уильям Кавел, виновный в неоднократном прелюбодеянии, должен совершить паломничество в Кентербери и в Рочестер, будучи босым и в одних штанах. Двое мужчин из Арунделя, которые вломились в церковь, должны пешком сходить к св. Ричарду в Чичестер, а также их четыре раза должны прогнать, стегая розгами, вокруг церкви в Арунделе. Роберт Урри, оскорбивший арретонского епископа, должен побывать в Кентербери и в Бери, притом не пить вина по пути туда (на обратном пути он может пить что вздумается).
***
А епископу Винчестерскому, Уильяму Уайкхему, пришлось даже своей волей смягчить некоторые чрезмерно суровые ограничения, наложенные на себя энтузиасткой-паломницей, графиней Кентской, которой предписано было совершить паломничество в Кентебери за то, что она вышла замуж, нарушив собственное обещание оставаться вдовой после смерти первого мужа.
***
Многие паломники надевали длинное грубое одеяние из домотканины (в знак смирения) и широкополую шляпу, подпоясывались веревкой или четками, вешали через плечо небольшую суму, в руку брали посох (часто именно так изображают св. Иакова). Христовы апостолы на изображениях XII-XIII вв. зачастую предстают в традиционном обличье пилигримов: у них посохи, фляжки, сумы со знаком креста. С собой пилигримы брали незамысловатую провизию: вяленое и копченое мясо (если не постились во время пути) и рыбу, сушеные фрукты, хлеб.
На еще одной иллюстрации в виде паломников изображены волхвы, идущие поклониться Младенцу Христу, - правда, это паломники из высшего сословия, одетые по моде (хотя у них точно так же сумы с крестами и широкополые шляпы) и окруженные соответствующей свитой. Паломники, настроенные особенно серьезно, непрерывно читали молитвы по пути (существовали даже специальные переносные алтари). В попутных монастырях паломников кормили и принимали на ночлег, для них служили специальные мессы. Тем более был повод ненадолго отклониться с пути, если в монастыре имелись свои реликвии (их зачастую располагали во внутренней галерее, т.н. ambulatoria, где пилигримы могли перемещаться, не отрывая монахов от повседневных дел).
Даже путешествия, не носящие религиозный характер, могли перенимать дух паломничества – по крайней мере, внешне. Последняя миниатюра в Роскошном часослове герцога Беррийского изображает самого Жана де Берри, который отправляется в путь, как нередко приходилось делать любому дворянину. Рисунок сопровожден молитвой: «Господи, позволивший сынам Израиля пройти море посуху и явивший себя троим мудрецам, посредством путеводной звезды, молим Тебя: даруй нам благополучный путь и тихую погоду, чтобы мы мирно достигли того места, куда направляемся, а в конце концов и вечного блаженства».
Пилигримы ездили и ходили известными маршрутами, останавливаясь в монастырях и храмах, где находились священные реликвии. Так, Дартфорд находился в одном дне пути от Лондона и был первой остановкой по пути в Кентербери, к гробнице Томаса Беккета, или в Рочестер, где был погребен Уильям Перт, благочестивый пекарь, убитый своим приемным сыном и канонизированный в 1256 г. Большинство паломников, выйдя из Лондона, достигали Дартфорда к вечеру. Здесь они находили приют в харчевнях и на постоялых дворах; пять городских постоялых дворов находились под личным управлением дартфордской настоятельницы. Паломники посещали местный храм и покупали свинцовые или латунные бляхи – средневековые «сувениры», служившие доказательством того, что паломник действительно посетил такое-то место. Маленькие свинцовые фляжки для святой воды (ampullae) паломники носили на шее или пришивали на одежду, их содержимое по возвращении зачастую разбрызгивали по полю, в надежде на хороший урожай. А маленькие фляжки, которые паломники приобретали в Кентербери, содержали святую воду с частицей крови убитого архиепископа.
Еще одним популярным местом паломничества англичан был Уолсингэм – уолсингэмской Богоматери женщины молились о даровании детей. Уолсингэм стал знаменит в 1061 году, когда знатной саксонке по имени Рикельдис было видение Пресвятой Девы. Рикельдис построила «Святой Дом» - копию скромного жилища, в котором произошло чудо Благовещения; «Святой Дом» стал часовней и центром паломничества в Уолсингэм, и в числе его реликвий был фиал с молоком Богоматери.
Поэма XV в. под названием «Морское путешествие пилигримов и морская болезнь» открывает читателю суровые реалии средневекового паломничества в Сантьяго-де-Компостелла. С самого начала мы понимаем, что это отнюдь не хвалебная ода, описывающая увлекательные переживания путешественников: первый же стих повествует о том, как путники, «оставив всяческое веселье», отплыли «к святому Иакову». Морское путешествие было весьма опасным, поскольку корабли то и дело сбивались с пути; но для обитателей Британских островов, желавших посетить Европу, иного выбора не было. Они могли избрать один из трех маршрутов в Сантьяго: из Дувра в Шале, а оттуда через Францию в Испанию; в Бордо и далее через Пиренеи; и, наконец, проделать весь путь до испанского побережья по морю. При виде кораблей, которые должны были перевозить паломников, по словам повествователя, «их сердца сжались»; единственным утешением им служило то, что трудности путешествия, несомненно, зачтутся свыше. Моряки всячески шпыняют паломников, которые постоянно путаются под ногами, и смотрят на них с презрением, потому что бедолаги «не в силах даже есть и пить». Рассказчик откровенно признается, что его желудок не принимает ничего существенного, «ни вареного ни жареного», поэтому приходится пробавляться подсоленным хлебом. Моряки же, поставив паруса, принимаются за еду и не отказываются ни от мяса, ни от пива. Помимо насмешек моряков и начинающейся морской болезни, паломники страдают и от скверных условий: у них нет даже соломы для подстилок, и многие вынуждены спать не раздеваясь. «Стояло такое зловоние, как будто там лежали мертвецы», - признается автор. Впрочем, все эти тяготы и ужасы не ослабляли решимости паломников, которые тысячами отправлялись в дальний путь. Поэма шутливо предостерегает тех, кто намерен предпринять трудное путешествие, не укрепившись предварительно духом.
Представители среднего класса и уж тем более знать могли позволить себе не идти пешком всю дорогу, в отличие от бедняков (если только их к тому не вынуждали условия епитимии или особое рвение). Особенно отличались шикарными выездами немецкие паломники; для того чтобы обеспечить себе комфортное путешествие, у благочестивого дворянина порой уходил годовой доход. По пути паломники нередко сбивались в большие партии – в первую очередь, в целях безопасности, потому что некоторые места особенно кишели разбойниками, обиравшими всех подряд (например, знаменитая дорога Уотлинг-стрит, ведущая из Рочестера в Кентербери). В таких партиях соседствовали аристократы и крестьяне, ремесленники и купцы…
В XI в. паломничества в одиночку уже совершенно вышли из обихода. Правильно выбрать спутника по путешествию стало нелегкой задачей. Сколько было историй о пилигримах, которых ограбили или даже убили нечестные спутники! Профессиональные воры, переодевшись паломниками и священниками, поджидали путников в надежде завязать с ними дружбу и, воспользовавшись удачным моментом, обобрать. Современники предостерегали: «Будьте бдительны и не знайтесь с дурными людьми. Какими бы приятными они ни казались, никогда не знаешь, какое зло тебя с ними постигнет».
Прежде чем отправиться в путь, следовало закончить все незавершенные дела, заплатить все долги, составить завещание, разрешить споры и попросить прощения у всех, кого обидел будущий паломник. Наконец, надлежало увидеться с духовником и дать обещание довести задуманное до конца, с Божьей помощью; в ответ священник благословлял пилигрима. Лишь после этого паломник мог облачиться в описанный выше наряд. Истоки его происхождения точно не известны – скорее всего, традиционный костюм пилигрима возник сугубо из практических соображений, а также из желания четко обозначить свою цель, отделить себя от обыкновенных путников. Как бы ни варьировался этот наряд, посох и сума были самыми ранними его атрибутами – и, несомненно, весьма практичными. Посох делался из прочного дерева и зачастую снабжался железным наконечником. С его помощью можно было не только пройти сотни миль, но при необходимости даже отбиться от волков или недобрых людей. В суме лежали еда, деньги, верительные грамоты, если таковые имелись. Длинное облачение из домотканины стало частью костюма пилигрима в XI в. – и примерно в то же самое время священники начали благословлять предметы, с которыми паломник отправлялся в путь. Паломники клали свои посохи на алтарь, и священник благословлял их, после чего касался посохом плеча будущего пилигрима, как будто посвящая его в рыцари. Посох, сума и одеяние получили символическое значение: посох использовался для защиты от волков, символизировавших дьявола, сума означала бедность, а облачение, закрывавшее тело от шеи до пят, - всеобъемлющую любовь Христа к людям.
Одной из главных проблем для тех, кто путешествовал по суше, были скверные дороги с полным отсутствием указателей. Там же, где дороги были лучше, нередко приходилось платить проездную пошлину.
Даже опытный наездник мог покрыть в день не более 50 километров. «Проводник пилигрима в Сантьяго» (XII в.) описывает опасности, с которыми сталкивались путники: густые леса, болота, кишащие москитами, дикие звери, глубокие реки, непригодная для питья вода. Запасы провизии и воды нужно было где-то пополнять; если на юге Франции проблем с этим не было, то в Испании, по словам современников, «невозможно есть рыбу без опасения заболеть – для этого нужно иметь желудок крепче, чем у большинства людей».
Хотя кары для разбойников, обиравших пилигримов, были особенно суровыми, нападения на паломников происходили регулярно. В северной Италии путников подстерегали немецкие грабители, а в северной Испании по пути в Сантьяго, как ни странно, преимущественно разбойничали англичане. Но, разумеется, самым опасным в этом отношении был путь в Святую Землю. Английский пилигрим, побывавший в Палестине в 1102 году, писал, что «арабы таятся в пещерах и расселинах, день и ночь поджидая путешественников, которые едут небольшими компаниями или же отстают от своих спутников. Арабы налетают стремительно: только что они были повсюду – и вот уже исчезли». С конца XIII в. стало практически невозможно совершить длинное путешествие безбедно.
Путешествовал ли пилигрим сушей или морем, существовало еще одно серьезное препятствие – языковое. Средневековые «путеводители» обычно предлагали небольшой набор фраз и слов (например, баскское andrea – «хозяйка», aragui – «мясо», belaterra – «священник», elicera – «церковь» и т.д.), но даже образованные путники, в большинстве своем, помимо родного языка умели изъясняться только на латыни. Местные жители были настроены к пилигримам, в лучшем случае, равнодушно, в худшем – враждебно (впрочем, и проезжающие, как правило, питали сходные чувства к иноземцам). Автор «Проводника пилигрима в Сантьяго» так пишет о тех же басках: «Они не только дурно одеты, но и едят и пьют самым отвратительным образом. Не пользуясь ложками, они едят руками и чавкают за едой, как свиньи или собаки. Если послушать их разговор, можно подумать, что это лают псы, потому что язык у них совершенно варварский. Лица у басков темные, злобные, безобразные. Они похожи на яростных дикарей, бесчестные и недостойные доверия, безбожные, грубые, жестокие, склонные к ссорам. Они любого убьют за грош. Мужчины и женщины у них вместе греются к огня, обнажая такие части тела, которые лучше бы прятать». Он утверждает, что баски «ужасны, как шотландцы»; для греков и арабов у него также не находится доброго слова.
Принимать паломников было, в первую очередью, обязанностью монастырей. На дорогах, ведущих в крупные религиозные центры, невозможно было разместить в монастырях всех ищущих пристанища, поэтому стали появляться небольшие странноприимные дома под надзором монахов из ближайших обителей. В середине XII в. по пути в Сантьяго-де-Компостелла появилось столько странноприимных домов, что они стояли не дальше дневного перехода друг от друга. Не везде путников кормили – как правило, бесплатный ужин получали только бедняки, живущие подаянием. Кровати были редкостью, и большинство пилигримов укладывались на покрытом соломой полу. Более состоятельные путники могли устроиться на ночлег в харчевне, хотя, разумеется, с меньшими удобствами, чем дома: разделять комнату (а то и постель) предстояло с другими постояльцами, да и хозяева постоялых дворов отнюдь не пользовались хорошей репутацией. Их частенько обвиняли в том, что они продают паломникам попорченную провизию по вздутым ценам и укладывают их спать на постели с блохами. Вдобавок трактирщики зачастую играли роль менял и неплохо наживались на разнице.
https://tal-gilas.livejournal.com/199595.html
Арабелла, блог «Старый замок»
Евреи в средневековой Англии
Евреи появились в средневековой Англии в основном из северной Франции – они, фактически, пришли вслед за норманнами. Обычно они отплывали из Дьеппа, откуда, при попутном ветре, можно было достигнуть английских берегов через сутки. Переселялись они и с берегов Рейна, а меньшинство приходило из еще более дальних краев – из Испании, Италии, Марокко.
скрытый текстМежду собой английские евреи свободно общались по-французски и зачастую носили французские аналоги еврейских имен - либо, по крайней мере, значились под ними в документах (Бенедикт вместо Баруха, Бонви/Вив вместо Хаима, Бонфаун вместо Тоб-Этема, Дельсо вместо Исайи, Делькресс/Кресс вместо Соломона, Дьедоне вместо Натаниэля). Имя «Исаак» в Англии нередко сокращали, опуская первый слог; от оставшегося “Hak ” произошла сокращенная форма «Хаклин» (Hakelin), точно так же, как Иаков на английской почве стал Конином, а Самуил – Молкином.
Разумеется, попадались в еврейской среде и такие имена, как Томас (Фома) или Питер (Петр), причем в XIII веке их стало заметно больше, чем прежде. Что любопытно, множество английских евреек значатся в документах под интересными – и совершенно нехарактерными – именами: Бельсет (Белассез), Дуселина, Пресьез, Ликриция, Регина, Пастурела, Глорьета, Мирабилия, Брюнета, Бона; иногда даже встречаются имена саксонского происхождения – Светекота, Гертелота, Альфильд. Фамилии, помимо патронимов, обычно указывают на место рождения (Ломбард, Пуатье, Анжу, Франс, Иберия и т.д.) или на особые приметы (Руфус – «рыжий», Легро – «толстый», Лонг – «длинный», Форт – «сильный», Авегль – «слепой»). Обычным правилом в еврейской среде было брать «фамилию» по месту жительства или по имени отца, реже матери. К раввинам, согласно документам, обращались 'Master' (Magister).
Одеждой английские евреи 12-13 вв. напоминали прочих своих современников, за исключением лишь некоторых специфических элементов костюма. В 12 в. такими специфическими элементами были плащ с капюшоном, а также остроконечная шляпа (но лишь в 1267 г. она была предписана для обязательного ношения). Волосы (но не бороду) позволялось отпускать до изрядной длины. Женщины носили головной убор, «похожий на корону», и покрывали волосы платком.
Возможно, чересчур большое сходство в одежде с местным населением, от которого евреев желательно было дистанцировать, и побудило ввести в обиход опознавательные знаки, которые в европейских странах окончательно утвердились после Латеранского собора в 1215 г. (причем в Англии – быстрее всего). В 1218 г. всем взрослым евреям было приказано, находясь в населенном пункте или вне его, пешком или верхом, носить на одежде нашитый кусок белой ткани или пергамента, дабы отличаться от христиан. Этот белый знак имел форму т.н. табулы – легендарных скрижалей, на которых были записаны десять заповедей и которые символизировали Ветхий завет. Это предписание повторили в 1222 году, на соборе в Оксфорде, где было постановлено, что евреи обоего пола должны носить на груди знак в два пальца шириной и в четыре длиной, отличающийся по цвету от остальной одежды. Король Эдуард I в 1275 г. внес некоторые поправки в указ. Отныне знак из желтой тафты, в шесть пальцев и три шириной, установленной формы, надлежало носить нашитым на одежду, над сердцем, каждому еврею старше семи лет. Видимо, еврейки особенно упорствовали в нежелании носить «знак стыда», потому что на двух последующих соборах было отдельно оговорено, что женщинам надлежит носить «табулу» наравне с мужчинами.
Как и повсюду в Европе, евреи имели статус servi camerae regis, то есть, «слуг королевской казны». Иными словами, правитель имел право в любое время обложить евреев дополнительными налогами в пользу казны, но в то же время был обязан их защищать, если они терпели притеснения от кого-либо. Генрих II своим судебным рескриптом положил начало официальной сепарации евреев. Специальный указ 1253 г. гласил: «Ни один еврей не имеет права оставаться в Англии, если он не служит королю; и с момента рождения всякий еврей, женского или мужеского пола, должен тем или иным образом исполнять королевскую службу». В так называемых «Законах Эдуарда Исповедника», которые в достаточной мере выражали точку зрения общества середины 12 в., отчетливо сформулировано отношение к евреям в тот период: «Все евреи, в какой бы части королевства они ни находились, находятся под королевской защитой и опекой, и ни один из них не смеет отдать себя под покровительство какого-либо другого влиятельного лица без королевского позволения, ибо сами евреи и их имущество принадлежат королю. Следовательно, если кто-нибудь решится удерживать еврея или отбирать у него деньги, король, по своему желанию и мере возможности, может предъявить на них права как на свои собственные».
Однако, невзирая на свою «подзащитность», евреи не обладали полными правами сравнительно с христианским населением. Еврей не имел права свидетельствовать в суде против англичанина; им возбранялось держать в доме христианских слуг, лечить христиан, заниматься обучением и воспитанием христианских детей; строго возбранялись смешанные браки и сожительство. Человек, зашедший в дом в еврею или остановившийся поболтать на улице, мог навлечь на себя различные неприятности, до обвинения в колдовстве или ереси включительно. Иными словами, общение христиан и евреев должно было быть сведено к минимуму и касаться исключительно деловых вопросов, раз уж возникала такая необходимость. Евреи не имели права занимать административные должности, предполагающие главенство над христианами; им возбранялось даже жить в одном доме с ними.
О женщине, вошедшей в дом к еврею. Ок. 1193.
«Годелива из Кентербери, набрав воды (освященной в церкви св. Фомы) в деревянное ведерко, прошла мимо дома, принадлежавшего некоему еврею, и приняла приглашение войти от еврейки. Поскольку она была сведуща в чарах и колдовстве, она нередко лечила больную ногу упомянутой еврейки. Но, стоило женщине войти в проклятый дом, как ведро разлетелось на три части и святая вода пролилась, и тогда Годелива поняла, что совершает неблагое дело. Больше она к помянутой еврейке не ходила».
Ок. 1184 г. Жалоба на то, что евреи пьют с христианами.
«Удивления достойно, что в Англии им позволяется покупать крепкие напитки у местных жителей и распивать их вместе с ними. Закон должен воспретить евреям пить с христианами на том основании, что из-за этого бывают смешанные браки».
Евреи, принявшие христианство, уравнивались в правах с местными христианами. В свою очередь, им воспрещалось поддерживать связи с родственниками, не желающими креститься.
Еврей не должен жениться на христианке, а христианин на еврейке; если же они совершат сие, то будут повинны в грехе прелюбодеяния, и их будут вправе обвинить» (Кстати, в некоторых областях в Германии в 13 в. действовал более суровый закон: «если христианин согрешит блудом с еврейкой или еврей с христианкой, то надлежит привязать их друг к другу и сжечь»).
Герфордская еврейская община процветала с 1218 г.; известно, что старейшиной ее был некий Хам (Хамо), один из богатейших евреев графства. Когда в Герфорде начались погромы, многие евреи перебрались в Оксфорд. В еврейском квартале города доминиканцы выстроили свою церковь, имея целью обращать местных евреев в христианство. Однако же получилось наоборот: в 1222 г. дьякон этой церкви принял иудаизм, был обрезан и женился на еврейке. Он был передан светским властям и сожжен за вероотступничество.
Сер. 13 в. В документах значится еврейка, получившая в крещении имя Кларисия. Скорее всего, она была крещена в совсем юном возраст (известно, что ее отец был повешен, но неизвестно, за что – возможно, девочку крестили насильно). Спустя десять лет после крещения Кларисия переселилась в Эксетер, откуда была родом, где и вышла замуж за местного жителя (христианина) и родила в браке двоих детей – Ричарда и Кэтрин. (Иными словами, изначальная принадлежность к иной вере и нации не помешала новоявленной Кларисии вступить в брак, как обыкновенной англичанке, а равно не вызвала никаких сомнений у ее будущего мужа.)
Нет никаких достоверных свидетельств того, что евреи селились в Англии до 1070 г. В Книге судного дня зафиксирован один-единственный человек, носящий имя Манассея (причем в глуши Оксфордшира), хотя, возможно, это всего лишь англичанин, получивший необычное ветхозаветное имя.
Во всяком случае, известно, что руанские евреи прибыли в Англию по приглашению (если не по приказу) Вильгельма Завоевателя, чтобы наладить на покоренных землях банковское дело и торговые связи между новыми английскими владениями и старыми французскими. Английские и северофранцузские еврейские сообщества были тесно связаны родственными узами; туда и обратно непрерывно пересылали священные тексты и ездили раввины.
Будучи единственными «аутсайдерами» в однородном христианском обществе тогдашней Англии, евреи находились под опекой короля – иными словами, в непосредственной юрисдикции монарха и под его защитой. Этот статус позволял им перемещаться по королевским дорогам, не платя дорожных пошлин, давал возможность владеть землей, непосредственно полученной от короля, а также, в случае необходимости, искать убежища в одном из многочисленных королевских замков, выстроенных по всей стране вскоре после норманнского завоевания. Упомянутые привилегии, подозрительное отношение к иудеям, которое особенно усиливалось в период крестовых походов, и восприятие евреев как королевских слуг (наряду со сборщиками налогов, лесничими и прочими нелюбимыми в народе личностями), вероятно, и послужили причиной того, что евреи быстро сделались объектом общей неприязни, которая перерастала в настоящую ненависть всякий раз, когда городской толпе нужна была жертва или когда между христианином и евреем возникала ссора. В то же время есть и свидетельства того, что в некоторых случаях еврейская диаспора устанавливала достаточно дружественные отношения с соседями-христианами. Так, например, было в Оксфорде, где до 1140-х гг. существовала крепкая еврейская община, очень редко страдавшая от потрясений. Именно в Оксфорде, где в 12-13 вв. основная масса документации хранилась в колледжах (а в 1279 г. прошла подушная перепись населения), жизнь еврейской диаспоры была задокументирована лучше, чем где бы то ни было.
Опека над евреями как над прямыми подданными короны приносила ощутимую выгоду как (теоретически) евреям, так и королю. Евреи и их имущество всегда находились в королевском распоряжении. Таким образом, король имел право брать с них в любое время по своему усмотрению специальные налоги (т.н. таллажи), если не удавалось выжать дополнительные средства у баронов. Впрочем, короли норманнской династии и династии Плантагенетов быстро поняли, что евреи будут гораздо более полезны, если дать им возможность беспрепятственно заниматься делом – ссужать деньги, посредничать в международной торговле, да и просто накапливать личное богатство. В еврейских сообществах, фактически, хранился готовый к употреблению капитал, который король мог затребовал при необходимости.
Моисей из Герфорда пожертвовал 3000 фунтов на постройку Вестминстерского аббатства. В другой раз, чтобы оплатить возведение городской церкви, еврейскому сообществу пришлось продать свои свитки Торы. На Пасху на герфордских евреев был наложен таллаж в пять тысяч фунтов, и всех, кто не смог внести свою долю, пригрозили посадить в городскую тюрьму. Зато на Михайлов день, ознаменованный еще одним таллажем, в тюрьме оказалась вся еврейская община, которая не смогла собрать требуемые 500 марок.
После смерти Вильгельма Завоевателя в 1087 году, его второй сын, Вильгельм Руфус, ставший английским королем, весьма ценил евреев. Не раз он проводил диспуты при своем дворе между католическими священниками и иудеями и, согласно преданию, в шутку говорил, что принял бы иудаизм, окажись аргументы раввинов достаточно вескими. Вильгельму Руфусу удавалось предотвращать в Англии еврейские погромы, которые в это самое время происходили во Франции и в Германии. Волна погромов захлестнула целый ряд европейских стран в преддверии Первого крестового похода в 1096 г. Генрих I, наследовавший Руфусу, оставил евреев при дворе и продолжал ту же политику – он даже издал официальный указ, где подтвердил право евреев на королевскую защиту и даровал им целый ряд привилегий; благодаря этому в течение 35 лет еврейские сообщества в Англии процветали и развивались, а также расселялись еще глубже в провинции.
Гражданская война между Стефаном и Матильдой, длившаяся 19 лет, не зря получила название «долгой зимы». Страна погрузилась в хаос и анархию; Стефан не в силах был обеспечить покровительство даже ближайшим подданным, не говоря уже о евреях, и еврейские сообщества оказались отданными на милость тем, кто в настоящий момент держал в своих руках тот или иной населенный пункт. Отсутствие какого-либо закона и порядка сделали путешествия по дорогам в высшей степени опасными; считается, что именно в этот период английские евреи почти полностью забросили торговлю и стали заниматься исключительно ростовщичеством – занятием, которое Библия воспрещала, а потому христиане всегда охотно предоставляли его евреям. В 1179 году вышло постановление Третьего Латеранского церковного собора, запрещающее христианам под угрозой отлучения от церкви взимать проценты за ссуду. Ростовщиков обвиняли в том, что они «торгуют временем», которым не имеет право распоряжаться ни один человек. «…повсюду укоренилась процентная ссуда, так, что многие оставляют другие занятия, чтобы начать давать деньги в рост, как будто это занятие является разрешенным, хотя в обоих Заветах оно порицается». Далее в тексте постановления следуют угрозы отлучения от причастия и применения других кар. Но так как христиане не признавали евреев «своими», то не было запрещения занимать у евреев деньги, а евреи не преследовались за ростовщичество по отношению к христианам. По существу, ростовщичество стало гласной или негласной привилегией евреев. В то же время переход евреев к ростовщичеству понизил их общественный статус, создал в восприятии христианского окружения не просто отрицательный, но зачастую еще и демонизированный образ еврея.
Во время смуты Стефана и Матильды Оксфорд несколько раз переходил из рук в руки. В 1141 г. Матильда была осаждена в Оксфордском замке; остро нуждаясь в деньгах, она забрала у местных евреев золото, прежде чем бежать из города по льду замерзшей Темзы. Оксфордский замок перешел в руки Стефана, который, намереваясь преследовать беглую кузину, также потребовал у городских евреев денег. Оксфордский хронист, монах Найджел, пишет: когда оксфордские евреи пожаловались, что их полностью обобрала Матильда, Стефан в ярости поджег первый же попавшийся в городе дом еврея, некоего Аарона сына Исаака, и пригрозил сжечь дотла все еврейские жилища, если ему немедленно не принесут требуемых денег.
Когда на трон взошел сын Матильды, Генрих Плантагенет, унаследовавший трон после Стефана, евреям вновь было даровано положение «подзащитных короля». К тому времени христианские ростовщики, особенно в Ломбардии и Кагоре, не смогли устоять перед выгодами, которые сулила дача денег в долг, и принялись конкурировать с евреями. Так или иначе, в годы правления Генриха II Англия переживала экономический подъем, и спрос на кредиты был весьма велик. Еврейские общины в Лондоне, Оксфорде, Линкольне, Бристоле и Норвиче стали самыми крупными и богатыми в Англии. Когда в 1186 г. скончался некто Аарон из Линкольна, король назначил специального чиновника, чтобы оценить стоимость его имущества, движимого и недвижимого, и в точности высчитать сумму налога на наследство (таков был один из главных способов английских монархов обогащаться за счет имущества евреев).
В 1144 г. норвичские евреи были обвинены в ритуальном убийстве мальчика по имени Уильям, которого нашли в лесу мертвым, с многочисленными колотыми ранениями. Агиограф Уильяма, Томас Монмутский, утверждал, что существует некий международный «еврейский совет», на котором старейшины избирают страну, где должно произойти следующее ритуальное убийство. Именно таким образом, по Томасу, был похищен и убит (распят) Уильям из Норвича. Легенда переросла в культ, Уильям был канонизирован, в местную церковь началось паломничество. «Один ученый еврей, который уже давно обратился в христианскую веру, рассказал, что некий человек, который считался между евреями пророком, под конец жизни предрек, что секретное снадобье, которое их спасет, надлежит делать лишь из христианской крови. Нечестивые евреи последовали этому совету и принялись ежегодно проливать христианскую кровь, в надежде обрести облегчение». Томас Монмутский добавляет, что евреи неверно поняли слова своего пророка, который имел в виду не кровь любого христианина, а исключительно (притом в символическом смысле) кровь Христа – единственное и подлинное спасение от всех душевных и физических мук. Так, по одной из версий, злополучная выдумка, обращенная неким крещеным норвичским евреем в 1144 г. против своих бывших единоверцев, положила начало зловещему феномену, который распространился по всей Европе – т.н. Кровавый навет, обвинение в том, что евреи похищают и убивают христианских детей во исполнение ритуалов иудейской Пасхи.
Возможно также, что история о ритуальном принесении детей в жертву возникла в 12 в., когда христиане становились свидетелями странного, на их взгляд, поведения евреев во время Первого крестового похода. Бывало, что евреи в захваченных городах и селениях кончали жизнь самоубийством, предварительно убив собственных детей, чтобы избежать насильственного крещения. Отсюда недалеко было до утверждения, что раз евреи способны на убийство родных детей, значит, они способны и на убийство любого ребенка.
Большинство глав норвичской еврейской общины были казнены в результате ни на чем не основанного обвинения. Богатство евреев, достигших процветания при Генрихе II, неизменно вызывало недовольство многих и многих лиц, находившихся у них в должниках. В 1168 г. обвинение в ритуальном убийстве ребенка было выдвинуто против глостерских евреев, и вновь последовали убийства. В 1171 г. массовая истерия перекинулась в Северную Францию, и все еврейское население Блуа (около 40 человек) было сожжено. Если христианский ребенок погибал от несчастного случая или по невыясненной причине, всегда был шанс, что обвинят евреев – так произошло в Бери-Сент-Эдмунд в 1181 г., в Бристоле в 1183 году, в Винчестере в 1192 году, в Лондоне в 1244 г. и в Линкольне в 1255 г. Хьюго Линкольнский, найденный мертвым в колодце в еврейском квартале, стал еще один канонизированным малолетним мучеником.
Ричард Львиное Сердце продолжал покровительствовать евреям, в первую очередь, по финансовым причинам, хотя, по одной из версий, воспретил представителям еврейских общин присутствовать на коронации и приказал весьма неучтиво вытолкать тех, кто принес ему дары в честь столь знаменательного события. Тем не менее, население, обремененное долгами и охваченное горячкой очередного крестового похода, вновь устроило целый ряд погромов – в Лондоне, в Норвиче, в Линне и Йорке еврейские диаспоры были истреблены почти целиком. Йоркские евреи, оказавшиеся в ловушке в городской башне, покончили с собой. Толпы погромщиков сжигали все долговые расписки. Разумеется, король позднее наказал «отличившихся» наибольшими зверствами, но ими оказались те, кто по ошибке сжег дома христиан. Ричард издал несколько дополнительных указов в защиту евреев и назначил специального чиновника, последовав примеру отца (с той разницей, что Ричард сделал эту должность постоянной). Для лучшей сохранности деловых бумаг двадцати пяти городам было приказано учредить «архив» - городское собрание документов, за которыми следили выборные представители обеих сторон, христианской и иудейской; под страхом сурового наказания в этот архив надлежало направлять копии документов обо всех сделках, заключенных с участием евреев. Власть не собиралась и впредь терпеть тот факт, что сведения о финансовом состоянии евреев уничтожались при каждом очередном возмущении. Когда Ричард попал в плен, необходимость собирать выкуп огромной тяжестью, в том числе, легла на плечи английских евреев
.
Поскольку принц Джон не пользовался популярностью в стране, это значило, что ему всегда не хватало денег и поддержки. В то время как бароны могли попросту, полагаясь на вооруженную силу, отказать Джону в повиновении и в деньгах, которых требовалось все больше и больше, у евреев возможности возмутиться не было. Им пришлось оплатить приданое для дочери Джона, вслед за чем почти немедленно последовал внушительный Бристольский таллаж, который разорил даже богатейшие еврейские кланы. Потеря Джоном обширных владений на континенте не только пробудила давние внутренние конфликты, но и отразилась на английских еврейских общинах. Генрих III, вынужденный раз за разом усмирять баронов, стребовал за двадцать лет от пятитысячного еврейского населения более семидесяти тысяч фунтов; чтобы собрать такую сумму, им приходилось продавать залоговые расписки, зачастую со скидкой, - то есть, по сути, земли должников уходили за бесценок. Разумеется, это вело к тому, что евреи регулярно становились объектом общей ненависти, и в 1263-64 гг. по стране вновь прокатилась волна погромов и убийств. Из всех мест обитания английских евреев только Оксфорд в очередной раз не пострадал, и туда хлынули беженцы.
В 13 в. начался финансовый кризис рыцарского сословия – сказывались многочисленные междоусобицы, все дорожали оружие и доспехи, все дороже обходилось возведение замков, а растущий соблазн в виде новомодных предметов роскоши тем более истощал кошельки. Все больше рыцарей обращались за кредитом к евреям, но в залог приходилось оставлять наиболее надежную и ценную собственность – земли. Доходило до того, что одного из герфордских ростовщиков по имени Аарон король раз за разом напрямую требовал простить того или иного из благородных должников, в знак доказательства своей преданности короне…
В 1232 г. король Генрих III основал в Лондоне дом для обращенных иудеев, известный под названием Domus Conversorum (Дом Обращенных), ныне на Чансери-лейн. Таким образом, выкресты были достаточно отдалены от традиционных еврейских кварталов города, расположенных к северу от Чипсайда. Еврейские кварталы отнюдь не представляли собой гетто; у них были довольно расплывчатые границы, и там селились, в том числе, и христиане. В 12 в. появились специальные постановления, где было указано, каким образом надлежит обращать евреев. Папская политика по данному вопросу была проста и следовала учению св. Августина: рано или поздно все евреи примут христианство, а тех пор их надлежит убеждать, но отнюдь не склонять силой. Так или иначе, эту довольно миролюбивую позицию далеко не всегда поддерживали местные священники, а особенно политические лидеры многих стран Западной и Восточной Европы. Евреев регулярно склоняли креститься, предоставляя им выбирать между крещением и смертью. Возможно, самый печально известный случай произошел в Германии в 1096 г., на пути следования крестоносной армии, когда многие проживавшие в долине Рейна евреи были насильственно крещены или убиты.
В 1286 г. в Герфорде состоялась пышная еврейская свадьба. Аарон из Герфорда был единственным членом местной еврейской общины, кто мог позволить столь роскошные празднества. По улицам прошла торжественная процессия, с музыкой, пением и танцами. Присоединиться к торжеству могли и христиане; хотя священники грозили отлучением всем, кто пойдет на еврейскую свадьбу, кое-кто все же рискнул принять участие в праздничной процессии и свадебном пире, пусть хотя бы в пику нелюбимому в народе герфордскому епископу Ричарду Суинфилду. Ослушники были отлучены от церкви.
Томас Кэнтилоуп, заметная фигура в истории Герфорда, был «непримиримым врагом евреев». Он получил от короля Эдуарда I специальное разрешение проповедовать среди евреев в попытке склонить их к принятию христианства. Впрочем, когда было предложено допустить крещеного еврея в комиссию, расследовавшую дело о фальшивомонетчиках, сама мысль о том, чтобы сидеть в судилище рядом с евреем, повергла Кэнтилоупа в ужас, и он устроил скандал прямо в присутствии короля. «Со слезами на глазах он угрожал немедленно уйти с занимаемой должности», и король сдался. К счастью для герфордской общины, Кэнтилоуп нечасто показывался в своем диоцезе.
https://tal-gilas.livejournal.com/185594.html
скрытый текстМежду собой английские евреи свободно общались по-французски и зачастую носили французские аналоги еврейских имен - либо, по крайней мере, значились под ними в документах (Бенедикт вместо Баруха, Бонви/Вив вместо Хаима, Бонфаун вместо Тоб-Этема, Дельсо вместо Исайи, Делькресс/Кресс вместо Соломона, Дьедоне вместо Натаниэля). Имя «Исаак» в Англии нередко сокращали, опуская первый слог; от оставшегося “Hak ” произошла сокращенная форма «Хаклин» (Hakelin), точно так же, как Иаков на английской почве стал Конином, а Самуил – Молкином.
Разумеется, попадались в еврейской среде и такие имена, как Томас (Фома) или Питер (Петр), причем в XIII веке их стало заметно больше, чем прежде. Что любопытно, множество английских евреек значатся в документах под интересными – и совершенно нехарактерными – именами: Бельсет (Белассез), Дуселина, Пресьез, Ликриция, Регина, Пастурела, Глорьета, Мирабилия, Брюнета, Бона; иногда даже встречаются имена саксонского происхождения – Светекота, Гертелота, Альфильд. Фамилии, помимо патронимов, обычно указывают на место рождения (Ломбард, Пуатье, Анжу, Франс, Иберия и т.д.) или на особые приметы (Руфус – «рыжий», Легро – «толстый», Лонг – «длинный», Форт – «сильный», Авегль – «слепой»). Обычным правилом в еврейской среде было брать «фамилию» по месту жительства или по имени отца, реже матери. К раввинам, согласно документам, обращались 'Master' (Magister).
Одеждой английские евреи 12-13 вв. напоминали прочих своих современников, за исключением лишь некоторых специфических элементов костюма. В 12 в. такими специфическими элементами были плащ с капюшоном, а также остроконечная шляпа (но лишь в 1267 г. она была предписана для обязательного ношения). Волосы (но не бороду) позволялось отпускать до изрядной длины. Женщины носили головной убор, «похожий на корону», и покрывали волосы платком.
Возможно, чересчур большое сходство в одежде с местным населением, от которого евреев желательно было дистанцировать, и побудило ввести в обиход опознавательные знаки, которые в европейских странах окончательно утвердились после Латеранского собора в 1215 г. (причем в Англии – быстрее всего). В 1218 г. всем взрослым евреям было приказано, находясь в населенном пункте или вне его, пешком или верхом, носить на одежде нашитый кусок белой ткани или пергамента, дабы отличаться от христиан. Этот белый знак имел форму т.н. табулы – легендарных скрижалей, на которых были записаны десять заповедей и которые символизировали Ветхий завет. Это предписание повторили в 1222 году, на соборе в Оксфорде, где было постановлено, что евреи обоего пола должны носить на груди знак в два пальца шириной и в четыре длиной, отличающийся по цвету от остальной одежды. Король Эдуард I в 1275 г. внес некоторые поправки в указ. Отныне знак из желтой тафты, в шесть пальцев и три шириной, установленной формы, надлежало носить нашитым на одежду, над сердцем, каждому еврею старше семи лет. Видимо, еврейки особенно упорствовали в нежелании носить «знак стыда», потому что на двух последующих соборах было отдельно оговорено, что женщинам надлежит носить «табулу» наравне с мужчинами.
Как и повсюду в Европе, евреи имели статус servi camerae regis, то есть, «слуг королевской казны». Иными словами, правитель имел право в любое время обложить евреев дополнительными налогами в пользу казны, но в то же время был обязан их защищать, если они терпели притеснения от кого-либо. Генрих II своим судебным рескриптом положил начало официальной сепарации евреев. Специальный указ 1253 г. гласил: «Ни один еврей не имеет права оставаться в Англии, если он не служит королю; и с момента рождения всякий еврей, женского или мужеского пола, должен тем или иным образом исполнять королевскую службу». В так называемых «Законах Эдуарда Исповедника», которые в достаточной мере выражали точку зрения общества середины 12 в., отчетливо сформулировано отношение к евреям в тот период: «Все евреи, в какой бы части королевства они ни находились, находятся под королевской защитой и опекой, и ни один из них не смеет отдать себя под покровительство какого-либо другого влиятельного лица без королевского позволения, ибо сами евреи и их имущество принадлежат королю. Следовательно, если кто-нибудь решится удерживать еврея или отбирать у него деньги, король, по своему желанию и мере возможности, может предъявить на них права как на свои собственные».
Однако, невзирая на свою «подзащитность», евреи не обладали полными правами сравнительно с христианским населением. Еврей не имел права свидетельствовать в суде против англичанина; им возбранялось держать в доме христианских слуг, лечить христиан, заниматься обучением и воспитанием христианских детей; строго возбранялись смешанные браки и сожительство. Человек, зашедший в дом в еврею или остановившийся поболтать на улице, мог навлечь на себя различные неприятности, до обвинения в колдовстве или ереси включительно. Иными словами, общение христиан и евреев должно было быть сведено к минимуму и касаться исключительно деловых вопросов, раз уж возникала такая необходимость. Евреи не имели права занимать административные должности, предполагающие главенство над христианами; им возбранялось даже жить в одном доме с ними.
О женщине, вошедшей в дом к еврею. Ок. 1193.
«Годелива из Кентербери, набрав воды (освященной в церкви св. Фомы) в деревянное ведерко, прошла мимо дома, принадлежавшего некоему еврею, и приняла приглашение войти от еврейки. Поскольку она была сведуща в чарах и колдовстве, она нередко лечила больную ногу упомянутой еврейки. Но, стоило женщине войти в проклятый дом, как ведро разлетелось на три части и святая вода пролилась, и тогда Годелива поняла, что совершает неблагое дело. Больше она к помянутой еврейке не ходила».
Ок. 1184 г. Жалоба на то, что евреи пьют с христианами.
«Удивления достойно, что в Англии им позволяется покупать крепкие напитки у местных жителей и распивать их вместе с ними. Закон должен воспретить евреям пить с христианами на том основании, что из-за этого бывают смешанные браки».
Евреи, принявшие христианство, уравнивались в правах с местными христианами. В свою очередь, им воспрещалось поддерживать связи с родственниками, не желающими креститься.
Еврей не должен жениться на христианке, а христианин на еврейке; если же они совершат сие, то будут повинны в грехе прелюбодеяния, и их будут вправе обвинить» (Кстати, в некоторых областях в Германии в 13 в. действовал более суровый закон: «если христианин согрешит блудом с еврейкой или еврей с христианкой, то надлежит привязать их друг к другу и сжечь»).
Герфордская еврейская община процветала с 1218 г.; известно, что старейшиной ее был некий Хам (Хамо), один из богатейших евреев графства. Когда в Герфорде начались погромы, многие евреи перебрались в Оксфорд. В еврейском квартале города доминиканцы выстроили свою церковь, имея целью обращать местных евреев в христианство. Однако же получилось наоборот: в 1222 г. дьякон этой церкви принял иудаизм, был обрезан и женился на еврейке. Он был передан светским властям и сожжен за вероотступничество.
Сер. 13 в. В документах значится еврейка, получившая в крещении имя Кларисия. Скорее всего, она была крещена в совсем юном возраст (известно, что ее отец был повешен, но неизвестно, за что – возможно, девочку крестили насильно). Спустя десять лет после крещения Кларисия переселилась в Эксетер, откуда была родом, где и вышла замуж за местного жителя (христианина) и родила в браке двоих детей – Ричарда и Кэтрин. (Иными словами, изначальная принадлежность к иной вере и нации не помешала новоявленной Кларисии вступить в брак, как обыкновенной англичанке, а равно не вызвала никаких сомнений у ее будущего мужа.)
Нет никаких достоверных свидетельств того, что евреи селились в Англии до 1070 г. В Книге судного дня зафиксирован один-единственный человек, носящий имя Манассея (причем в глуши Оксфордшира), хотя, возможно, это всего лишь англичанин, получивший необычное ветхозаветное имя.
Во всяком случае, известно, что руанские евреи прибыли в Англию по приглашению (если не по приказу) Вильгельма Завоевателя, чтобы наладить на покоренных землях банковское дело и торговые связи между новыми английскими владениями и старыми французскими. Английские и северофранцузские еврейские сообщества были тесно связаны родственными узами; туда и обратно непрерывно пересылали священные тексты и ездили раввины.
Будучи единственными «аутсайдерами» в однородном христианском обществе тогдашней Англии, евреи находились под опекой короля – иными словами, в непосредственной юрисдикции монарха и под его защитой. Этот статус позволял им перемещаться по королевским дорогам, не платя дорожных пошлин, давал возможность владеть землей, непосредственно полученной от короля, а также, в случае необходимости, искать убежища в одном из многочисленных королевских замков, выстроенных по всей стране вскоре после норманнского завоевания. Упомянутые привилегии, подозрительное отношение к иудеям, которое особенно усиливалось в период крестовых походов, и восприятие евреев как королевских слуг (наряду со сборщиками налогов, лесничими и прочими нелюбимыми в народе личностями), вероятно, и послужили причиной того, что евреи быстро сделались объектом общей неприязни, которая перерастала в настоящую ненависть всякий раз, когда городской толпе нужна была жертва или когда между христианином и евреем возникала ссора. В то же время есть и свидетельства того, что в некоторых случаях еврейская диаспора устанавливала достаточно дружественные отношения с соседями-христианами. Так, например, было в Оксфорде, где до 1140-х гг. существовала крепкая еврейская община, очень редко страдавшая от потрясений. Именно в Оксфорде, где в 12-13 вв. основная масса документации хранилась в колледжах (а в 1279 г. прошла подушная перепись населения), жизнь еврейской диаспоры была задокументирована лучше, чем где бы то ни было.
Опека над евреями как над прямыми подданными короны приносила ощутимую выгоду как (теоретически) евреям, так и королю. Евреи и их имущество всегда находились в королевском распоряжении. Таким образом, король имел право брать с них в любое время по своему усмотрению специальные налоги (т.н. таллажи), если не удавалось выжать дополнительные средства у баронов. Впрочем, короли норманнской династии и династии Плантагенетов быстро поняли, что евреи будут гораздо более полезны, если дать им возможность беспрепятственно заниматься делом – ссужать деньги, посредничать в международной торговле, да и просто накапливать личное богатство. В еврейских сообществах, фактически, хранился готовый к употреблению капитал, который король мог затребовал при необходимости.
Моисей из Герфорда пожертвовал 3000 фунтов на постройку Вестминстерского аббатства. В другой раз, чтобы оплатить возведение городской церкви, еврейскому сообществу пришлось продать свои свитки Торы. На Пасху на герфордских евреев был наложен таллаж в пять тысяч фунтов, и всех, кто не смог внести свою долю, пригрозили посадить в городскую тюрьму. Зато на Михайлов день, ознаменованный еще одним таллажем, в тюрьме оказалась вся еврейская община, которая не смогла собрать требуемые 500 марок.
После смерти Вильгельма Завоевателя в 1087 году, его второй сын, Вильгельм Руфус, ставший английским королем, весьма ценил евреев. Не раз он проводил диспуты при своем дворе между католическими священниками и иудеями и, согласно преданию, в шутку говорил, что принял бы иудаизм, окажись аргументы раввинов достаточно вескими. Вильгельму Руфусу удавалось предотвращать в Англии еврейские погромы, которые в это самое время происходили во Франции и в Германии. Волна погромов захлестнула целый ряд европейских стран в преддверии Первого крестового похода в 1096 г. Генрих I, наследовавший Руфусу, оставил евреев при дворе и продолжал ту же политику – он даже издал официальный указ, где подтвердил право евреев на королевскую защиту и даровал им целый ряд привилегий; благодаря этому в течение 35 лет еврейские сообщества в Англии процветали и развивались, а также расселялись еще глубже в провинции.
Гражданская война между Стефаном и Матильдой, длившаяся 19 лет, не зря получила название «долгой зимы». Страна погрузилась в хаос и анархию; Стефан не в силах был обеспечить покровительство даже ближайшим подданным, не говоря уже о евреях, и еврейские сообщества оказались отданными на милость тем, кто в настоящий момент держал в своих руках тот или иной населенный пункт. Отсутствие какого-либо закона и порядка сделали путешествия по дорогам в высшей степени опасными; считается, что именно в этот период английские евреи почти полностью забросили торговлю и стали заниматься исключительно ростовщичеством – занятием, которое Библия воспрещала, а потому христиане всегда охотно предоставляли его евреям. В 1179 году вышло постановление Третьего Латеранского церковного собора, запрещающее христианам под угрозой отлучения от церкви взимать проценты за ссуду. Ростовщиков обвиняли в том, что они «торгуют временем», которым не имеет право распоряжаться ни один человек. «…повсюду укоренилась процентная ссуда, так, что многие оставляют другие занятия, чтобы начать давать деньги в рост, как будто это занятие является разрешенным, хотя в обоих Заветах оно порицается». Далее в тексте постановления следуют угрозы отлучения от причастия и применения других кар. Но так как христиане не признавали евреев «своими», то не было запрещения занимать у евреев деньги, а евреи не преследовались за ростовщичество по отношению к христианам. По существу, ростовщичество стало гласной или негласной привилегией евреев. В то же время переход евреев к ростовщичеству понизил их общественный статус, создал в восприятии христианского окружения не просто отрицательный, но зачастую еще и демонизированный образ еврея.
Во время смуты Стефана и Матильды Оксфорд несколько раз переходил из рук в руки. В 1141 г. Матильда была осаждена в Оксфордском замке; остро нуждаясь в деньгах, она забрала у местных евреев золото, прежде чем бежать из города по льду замерзшей Темзы. Оксфордский замок перешел в руки Стефана, который, намереваясь преследовать беглую кузину, также потребовал у городских евреев денег. Оксфордский хронист, монах Найджел, пишет: когда оксфордские евреи пожаловались, что их полностью обобрала Матильда, Стефан в ярости поджег первый же попавшийся в городе дом еврея, некоего Аарона сына Исаака, и пригрозил сжечь дотла все еврейские жилища, если ему немедленно не принесут требуемых денег.
Когда на трон взошел сын Матильды, Генрих Плантагенет, унаследовавший трон после Стефана, евреям вновь было даровано положение «подзащитных короля». К тому времени христианские ростовщики, особенно в Ломбардии и Кагоре, не смогли устоять перед выгодами, которые сулила дача денег в долг, и принялись конкурировать с евреями. Так или иначе, в годы правления Генриха II Англия переживала экономический подъем, и спрос на кредиты был весьма велик. Еврейские общины в Лондоне, Оксфорде, Линкольне, Бристоле и Норвиче стали самыми крупными и богатыми в Англии. Когда в 1186 г. скончался некто Аарон из Линкольна, король назначил специального чиновника, чтобы оценить стоимость его имущества, движимого и недвижимого, и в точности высчитать сумму налога на наследство (таков был один из главных способов английских монархов обогащаться за счет имущества евреев).
В 1144 г. норвичские евреи были обвинены в ритуальном убийстве мальчика по имени Уильям, которого нашли в лесу мертвым, с многочисленными колотыми ранениями. Агиограф Уильяма, Томас Монмутский, утверждал, что существует некий международный «еврейский совет», на котором старейшины избирают страну, где должно произойти следующее ритуальное убийство. Именно таким образом, по Томасу, был похищен и убит (распят) Уильям из Норвича. Легенда переросла в культ, Уильям был канонизирован, в местную церковь началось паломничество. «Один ученый еврей, который уже давно обратился в христианскую веру, рассказал, что некий человек, который считался между евреями пророком, под конец жизни предрек, что секретное снадобье, которое их спасет, надлежит делать лишь из христианской крови. Нечестивые евреи последовали этому совету и принялись ежегодно проливать христианскую кровь, в надежде обрести облегчение». Томас Монмутский добавляет, что евреи неверно поняли слова своего пророка, который имел в виду не кровь любого христианина, а исключительно (притом в символическом смысле) кровь Христа – единственное и подлинное спасение от всех душевных и физических мук. Так, по одной из версий, злополучная выдумка, обращенная неким крещеным норвичским евреем в 1144 г. против своих бывших единоверцев, положила начало зловещему феномену, который распространился по всей Европе – т.н. Кровавый навет, обвинение в том, что евреи похищают и убивают христианских детей во исполнение ритуалов иудейской Пасхи.
Возможно также, что история о ритуальном принесении детей в жертву возникла в 12 в., когда христиане становились свидетелями странного, на их взгляд, поведения евреев во время Первого крестового похода. Бывало, что евреи в захваченных городах и селениях кончали жизнь самоубийством, предварительно убив собственных детей, чтобы избежать насильственного крещения. Отсюда недалеко было до утверждения, что раз евреи способны на убийство родных детей, значит, они способны и на убийство любого ребенка.
Большинство глав норвичской еврейской общины были казнены в результате ни на чем не основанного обвинения. Богатство евреев, достигших процветания при Генрихе II, неизменно вызывало недовольство многих и многих лиц, находившихся у них в должниках. В 1168 г. обвинение в ритуальном убийстве ребенка было выдвинуто против глостерских евреев, и вновь последовали убийства. В 1171 г. массовая истерия перекинулась в Северную Францию, и все еврейское население Блуа (около 40 человек) было сожжено. Если христианский ребенок погибал от несчастного случая или по невыясненной причине, всегда был шанс, что обвинят евреев – так произошло в Бери-Сент-Эдмунд в 1181 г., в Бристоле в 1183 году, в Винчестере в 1192 году, в Лондоне в 1244 г. и в Линкольне в 1255 г. Хьюго Линкольнский, найденный мертвым в колодце в еврейском квартале, стал еще один канонизированным малолетним мучеником.
Ричард Львиное Сердце продолжал покровительствовать евреям, в первую очередь, по финансовым причинам, хотя, по одной из версий, воспретил представителям еврейских общин присутствовать на коронации и приказал весьма неучтиво вытолкать тех, кто принес ему дары в честь столь знаменательного события. Тем не менее, население, обремененное долгами и охваченное горячкой очередного крестового похода, вновь устроило целый ряд погромов – в Лондоне, в Норвиче, в Линне и Йорке еврейские диаспоры были истреблены почти целиком. Йоркские евреи, оказавшиеся в ловушке в городской башне, покончили с собой. Толпы погромщиков сжигали все долговые расписки. Разумеется, король позднее наказал «отличившихся» наибольшими зверствами, но ими оказались те, кто по ошибке сжег дома христиан. Ричард издал несколько дополнительных указов в защиту евреев и назначил специального чиновника, последовав примеру отца (с той разницей, что Ричард сделал эту должность постоянной). Для лучшей сохранности деловых бумаг двадцати пяти городам было приказано учредить «архив» - городское собрание документов, за которыми следили выборные представители обеих сторон, христианской и иудейской; под страхом сурового наказания в этот архив надлежало направлять копии документов обо всех сделках, заключенных с участием евреев. Власть не собиралась и впредь терпеть тот факт, что сведения о финансовом состоянии евреев уничтожались при каждом очередном возмущении. Когда Ричард попал в плен, необходимость собирать выкуп огромной тяжестью, в том числе, легла на плечи английских евреев
.
Поскольку принц Джон не пользовался популярностью в стране, это значило, что ему всегда не хватало денег и поддержки. В то время как бароны могли попросту, полагаясь на вооруженную силу, отказать Джону в повиновении и в деньгах, которых требовалось все больше и больше, у евреев возможности возмутиться не было. Им пришлось оплатить приданое для дочери Джона, вслед за чем почти немедленно последовал внушительный Бристольский таллаж, который разорил даже богатейшие еврейские кланы. Потеря Джоном обширных владений на континенте не только пробудила давние внутренние конфликты, но и отразилась на английских еврейских общинах. Генрих III, вынужденный раз за разом усмирять баронов, стребовал за двадцать лет от пятитысячного еврейского населения более семидесяти тысяч фунтов; чтобы собрать такую сумму, им приходилось продавать залоговые расписки, зачастую со скидкой, - то есть, по сути, земли должников уходили за бесценок. Разумеется, это вело к тому, что евреи регулярно становились объектом общей ненависти, и в 1263-64 гг. по стране вновь прокатилась волна погромов и убийств. Из всех мест обитания английских евреев только Оксфорд в очередной раз не пострадал, и туда хлынули беженцы.
В 13 в. начался финансовый кризис рыцарского сословия – сказывались многочисленные междоусобицы, все дорожали оружие и доспехи, все дороже обходилось возведение замков, а растущий соблазн в виде новомодных предметов роскоши тем более истощал кошельки. Все больше рыцарей обращались за кредитом к евреям, но в залог приходилось оставлять наиболее надежную и ценную собственность – земли. Доходило до того, что одного из герфордских ростовщиков по имени Аарон король раз за разом напрямую требовал простить того или иного из благородных должников, в знак доказательства своей преданности короне…
В 1232 г. король Генрих III основал в Лондоне дом для обращенных иудеев, известный под названием Domus Conversorum (Дом Обращенных), ныне на Чансери-лейн. Таким образом, выкресты были достаточно отдалены от традиционных еврейских кварталов города, расположенных к северу от Чипсайда. Еврейские кварталы отнюдь не представляли собой гетто; у них были довольно расплывчатые границы, и там селились, в том числе, и христиане. В 12 в. появились специальные постановления, где было указано, каким образом надлежит обращать евреев. Папская политика по данному вопросу была проста и следовала учению св. Августина: рано или поздно все евреи примут христианство, а тех пор их надлежит убеждать, но отнюдь не склонять силой. Так или иначе, эту довольно миролюбивую позицию далеко не всегда поддерживали местные священники, а особенно политические лидеры многих стран Западной и Восточной Европы. Евреев регулярно склоняли креститься, предоставляя им выбирать между крещением и смертью. Возможно, самый печально известный случай произошел в Германии в 1096 г., на пути следования крестоносной армии, когда многие проживавшие в долине Рейна евреи были насильственно крещены или убиты.
В 1286 г. в Герфорде состоялась пышная еврейская свадьба. Аарон из Герфорда был единственным членом местной еврейской общины, кто мог позволить столь роскошные празднества. По улицам прошла торжественная процессия, с музыкой, пением и танцами. Присоединиться к торжеству могли и христиане; хотя священники грозили отлучением всем, кто пойдет на еврейскую свадьбу, кое-кто все же рискнул принять участие в праздничной процессии и свадебном пире, пусть хотя бы в пику нелюбимому в народе герфордскому епископу Ричарду Суинфилду. Ослушники были отлучены от церкви.
Томас Кэнтилоуп, заметная фигура в истории Герфорда, был «непримиримым врагом евреев». Он получил от короля Эдуарда I специальное разрешение проповедовать среди евреев в попытке склонить их к принятию христианства. Впрочем, когда было предложено допустить крещеного еврея в комиссию, расследовавшую дело о фальшивомонетчиках, сама мысль о том, чтобы сидеть в судилище рядом с евреем, повергла Кэнтилоупа в ужас, и он устроил скандал прямо в присутствии короля. «Со слезами на глазах он угрожал немедленно уйти с занимаемой должности», и король сдался. К счастью для герфордской общины, Кэнтилоуп нечасто показывался в своем диоцезе.
https://tal-gilas.livejournal.com/185594.html