Что почитать: свежие записи из разных блогов
Записи с тэгом #книжный отзыв из разных блогов
older than dead, блог «мрачный чтец»
но пшеница — это не просто пшеница.
Лючия Робсон «Верхом на ветре. История Синтии Энн Паркер и последних дней команчей»
Вступление.
Меня всегда в некотором роде влекло на тему индейцев: интересная культура и вызывающая сочувствие история подавления одного из коренных народов Америки. И стоило лишь русскому изданию «Верхом на ветре» выйти в свет, как я её тут же приобрела. Другое дело, что прочла я её лишь спустя несколько месяцев, но как покупка, так и само прочтение того стоили. (Обложка и внутреннее оформление, в самом деле, выше всяких похвал — золотые вставки этнических узоров, иллюстрация, с которой гордым и упрямым взглядом глядит Пета Нокона, украшение частей романа... Иначе говоря, владеть такой книгой — сплошной экстаз.)
История и персонажи.
Центральным персонажем книги является Синтия Энн Паркер (Надуа), действительно существовавшая женщина, которую вместе с братом похитили в возрасте девяти лет индейцы и «сделали одной из Народа». Впрочем, не сказать, что из Синтии делали индианку насильно. Попав в типи к новым названным родителям, Синтия Энн поражается ярким контрастом между кровожадной жестокостью совершавших набег воинов и тёплой всеобъемлющей заботой племени. В течении нескольких месяцев ребёнок постепенно адаптируется к новым условиям: сначала вынужденно, а потом — с превеликим удовольствием. Синтия получает новое имя и с определённого этапа полностью принимает себя как Надуа [1]. Параллельно с тем, как Надуа знакомится с новым миром и внедряется в него, нам повествуют о противостоянии индейцев и белых. Что примечательно, автор, несмотря на большее сопереживание одной из сторон, всё-таки сохраняет нейтралитет: как среди белых встречаются хорошие ребята, так и среди индейцев — плохие; как оправданы действия одних, так же и оправданы действия других. Кроме того, исторически сложившаяся неизбежность судьбы свободного народа во время чтения ощущается событием, которое очень-очень хочется либо отсрочить, либо не приближать и вовсе.
Надуа (Синтия Энн Паркер) — просто превосходная героиня! Её детская непосредственность, трансформирующееся мировоззрение и взрослая личность не вызывает ничего, кроме притяжения. Автор выдержала золотую середину между любящей семейной женщиной и воинственной гордячкой, талантливой и как целитель, и как отважный воин. Её муж, вождь Пета Нокона [2], как раз был непосредственным похитителем, который на фоне прочих совершавших набег на форт Паркера выделялся большим состраданием и благородством, что, впрочем, обусловлено предназначением Синтии Энн — её похищали для удочерения, а потому и обращение с ней отличалось, например, от обращения с её кузиной Рэйчел. Рэйчел попала в плен как рабыня и содержалась при другом племени. На протяжении двух лет Рэйчел бил и насиловал хозяин, а сама она весьма быстро потеряла рассудок (учитывая смерть детей и условия жизни, это совершенно неудивительно). Когда Рэйчел выкупают из плена, она сталкивается с ещё большей жестокостью: муж в её отсутствие женился на другой.
« — Рэйчел, последние два года ему было очень тяжело...
— Последние два года ему было очень тяжело... — Рэйчел истерично расхохоталась.»
Рэйчел скончалась в возрасте восемнадцати лет, так и не встретившись с мужем, хотя он с новой женой жил в соседнем графстве.
Другой пленник, адаптировавшийся в племени, был братом Синтии. Он так же гордо считал себя одним из Народа и за свою жизнь дважды пережил похищение: сначала индейцами, а потом белыми, которые вернули его к дяде, взявшемуся перевоспитать одичавшего родственника — чего, разумеется, не произошло: Медвежонок сбежал обратно не в силах терпеть побои (коими его в племени, например, не награждали даже за самые возмутительные хулиганства) и грубое насаждение новых, неприемлемых для него ценностей.
Фокус внимания с пары Надуа-Нокона перемещается на их сына, Куану Паркера, когда Надуа после насильного возвращения к белым умирает от горя по погибшей на руках дочери, по мужу, по свободе прерий, а Странник умирает от пулевого ранения.
Чего таить, концовка, в которой Куана, ставший вождём, спустя годы сопротивления и набегов принимает вынужденное от безысходности положения решение согласиться на жизнь в резервации трогает до глубины души, а послесловие от автора в конец добивает читателя. В этом нет слезливости, просто это и впрямь впивается самыми когтями.
Вывод.
Как и выше писала, книга трогательная, но по-своему вдохновляющая. Она достойно оглядывается на историю, справляется с балансом между двумя сторонами конфликта (хоть, как и полагается, всецело сопереживает именно индейцам). Живые персонажи, крепкий сюжет, красивый язык и прекрасное раскрытие — горячо рекомендую к прочтению. (К тому же, книга удобно делится на части и главы, позволяя читателю раз за разом доходить до точки и возвращаться безо всяких потерь памяти, мол, «а где, чёрт возьми, я вчера остановился».)
Сувате.
Примечания:
[1] в переводе издательства «Греющаяся С Нами»; по данным же энциклопедических источников, «Надуа» переводится как «Someone Found», то бишь «Некто Найденная»
[2] в книги фигурирует как «Нокона» или «Странник»; «Пета Нокона» же переводится как «Одинокий Странник», да-да, тот самый
Небольшой втык издательству: насчитала пару опечаток и какой-то неопознанный значок внутри текста. Хотелось бы, конечно, читать книгу БЕЗ редакторских косяков.
older than dead, блог «мрачный чтец»
но пшеница — это не просто пшеница.
под спойлером видос
older than dead, блог «мрачный чтец»
но пшеница — это не просто пшеница.
Вступление.
Самым поразительным в этой книге является запуск всей истории. И начало, и аннотация в некотором роде создают не в полной мере верное впечатление о том, что ждёт читателя. Конечно, в аннотации томно скользит намёк на определённую дозу драмы, но осознаёшь ты, о чём — а что важнее: о ком — предстоит читать лишь в тот момент, когда жизнь Джуда плотно обхватила страницы. Мне для полного осознания потребовалась чья-то рецензия, которую я мельком прочитала уж не помню из какого интереса. Примерно тогда-то я и поняла, куда попала...
Персонажи.
Не могу назвать главного персонажа (ага, их не четверо, не нужно самообмана, главный персонаж тут один) вызывающим отвращение, но и приятным его язык не повернётся назвать тоже. Он, скажем, приемлемо жалкий. О да, не вызывающий сочувствия или сострадания. А жалкий. Моя эмпатическая чакра по отношению к Джуду так и не открылась, как бы сильно ни измывалась над ним автор книги. Возможно, дело всё в том, что в примерных чертах биография Джуда предсказуема, и я не словила аффективного шока. Спойлеры.
Очень трудно расписать остальную часть квартета, потому что о них читателю доводится узнавать куда меньше. Скажем, Виллем — второй по значительности персонаж, его мотивы чёткие, в отличии от Джей-Би и Малькольма. Эти двое занимают не так много времени на глубокое знакомство, они, с другой стороны, проще и тривиальнее, хотя у меня подозрение, будто Ханья сама знала их двоих не больше, чем передала в тексте. Да и, в принципе, сильного интереса ни тот, и другой у меня не вызвали. Собственно, ни один из квартета не притянул меня к себе.
Зато в книге я нашла Гарольда и Энди, которые расположили к себе практически мгновенно. Да, они своей понятностью оттеняют Джуда, который весь-такой-загадочный, но, возможно, именно за их близость к реальным людям они вызвали больше связи. Или, может, дело в том, что Гарольду дозволено лампово повествовать от своего лица, а Энди позволено сочетать душевность и самомнение. Иначе говоря, в данной книге у меня случилось притяжение к двум самым приятным лицам. У меня раз на раз не приходится: иногда я проникаюсь ужасными чудищами, иногда, наоборот, чудотворно человечными героями.
Общее впечатление.
Оно, как ни странно, осталось положительным. Я ставлю под сомнение степень реализма: местами всё очень натурально, местами наоборот. Но читать было увлекательно вопреки тому размера болта, который я разместила на главных действующих лицах (за некоторым исключением). В книге самым увлекательным является разнообразие профессий и особенностей оных. У «Маленькой жизни» великолепный слог, которому она обязана не в последнюю очередь дотошным и скрупулёзным переводчикам — чего только стоит послесловие от русского издания, но и, разумеется, Янагихаре, которая красиво обводит мелкие детали и подробности.
Книга полна описаний чувств и эмоций, стало быть, её по праву нужно называть чувственной и эмоциональной. И да, в каком-то смысле соглашусь. Однако, повторюсь, масштабного отклика «Маленькая жизнь» во мне не нашла. Она мне безусловно понравилась, но далеко не за те качества, которые оценили критики и обыватели.
Атмосфера тут прыгает от, прошу прощения за сленг, полного флаффа до тотального ангста. К слову, на позитивных моментах книга и впрямь ловила меня.
Ирония и юмор хороши. Не превосходны, не уморительны, не остры до искр из коленных чашечек, но хороши.
Вывод.
Вопреки тому, что все плаксивые рецензисты всячески отзывают от прочтения слабонервных, я, наоборот, в первую очередь порекомендовала бы книгу именно впечатлительным особям любого пола, потому что расчёт, как ни крути, именно на данную аудиторию. Важно понимать только, что это не сентиментальная проза, но проза для сентиментальных: таких и отморозят, и пригреют как надо.
При всей оторванности от действительности книга будет крайне полезна как опыт наблюдения за человеком, которого вроде как легко пожалеть. Книга в красках демонстрирует, насколько бесплодными будут попытки окружить любовью и изменить человека. И хотя явно нет никаких намёков на то, что так делать не нужно, я от себя всё же добавлю. Так делать не нужно. Спасение утопающих в руках самих утопающих. Нет ничего плохого в том, чтобы любить и ухаживать за больным. Но и ничего хорошего в сим тоже не будет, если больной — в данном контексте, ментально — не лечится. Проблема в том, что уже привязавшиеся к Джуду окружающие были не осведомлены о состоянии его психики, ибо он решил, будто притворяться и убеждать самого себя в своём здоровье равнозначно исцелиться. Подобные Джуду люди взывают о помощи и привлекают внимание к своему саморазрушению — не из-за того, что не могут себя обеспечить спасением, а из-за того, что нуждаются во внимании, и нет, это не стигма. Хоть Джуд и убеждал себя, что хочет отсутствия внимания, он, разумеется, больше всего хотел именно его, потому что... Джуд обычный кровопиец. Он источник треволнений, стресса и боли. И, вероятно, самая главная заслуга книги в том, что этот персонаж остался неисправимым.
Самое важное и смелое решение вовсе не в демонстрации жести. Самое важное и смелое решение — показать отсутствие перевоплощения из гусеницы в бабочку или чудовища в принца.
older than dead, блог «мрачный чтец»
завтра никогда не наступит
Что-то я так конкретно, на целую неделю, запоздала в публикации впечатлений о парфюмере. А ведь это бесспорный шедевр литературы хотя бы за выбранную стилистику речи, полностью переносящую во Францию восемнадцатого столетия. «Парфюмер» издан в 1985 году, но полноценно ощущается «приветом» из куда более далёкого прошлого.
Ни для кого не загадка, о чём повествует Патрик Зюскинд в своём романе — предназначение главного героя (или скорее антигероя) раскрыто в названии, однако очень много мелких сатирических и пронзительных деталей таится непосредственно на страницах произведения. Автор не только чарует любопытными описаниями запахов или интригует сюжетом, он метко и, при этом, довольно тонко вскрывает людей самых разных слоёв населения, создавая смрадящее своими бесконечными недостатками общество, на фоне которого малообразованный, грубый и лишённый эмпатии «клоп» (а именно таковым прозвищем Зюскинд наделяет своего парфюмера) кажется эталоном одухотворённости, проницательности и ума — вопреки всем недостаткам, этот изворотливый и нелюдимый ублюдок вызывает желание болеть за него, хотя, казалось бы, он всего-навсего никчёмный паразит с особым талантом. Зато каким! Он гениальный, феноменально тщеславный и невероятно целеустремлённный. Жан-Батист Гренуй, как и большинство литературных чудовищ, с самого младенчества обделён тем, что во многом формирует человека как животное социальное. В нём отсутствуют привязанности, сострадание и большинство человеческих (и, вместе с тем, человечных) стремлений, да и он попросту одержим идеей — словно одержим дьяволом. Идя к тому, чтобы получить всеобщее признание и всепоглощающую любовь, он выясняет, насколько презирает современное ему общество из глупых, суетливых и пустых людей.
«Парфюмер. История одного убийцы» — это полная психологизма притча, которая несёт в себе двусмысленность и междустрочье...
Если выходить за рамки избыточной литературности отзыва, могу смело заявить, что роман горячо рекомендую любителям пгсить (таким же, как я, братья и сестры!) и, в особенности, тем, кого влечёт психология литературных чудовищ в художках. Он был моей давней мечтой на прочтение, но добраться смогла лишь недавно (конец ноября этого года, соответственно). Парфюмер стопроцентно оправдывает свой имидж и, в отличии от многих прочих приставленных к т.н. «лику святых» произведений, история уникальна и остроумна. Она не выносит какой-либо морали, не доводит до сведения, не является инструментом громкого высказывания — это попросту очень интересный роман, захватывающий с первых строк, и при этом довольно короткий, чтобы «слопать» его за вечер. После него я где-то сутки не хотела прикладываться к другим книгам, а, учитывая, что человек я не настолько впечатлительный, это говорит о том, насколько мощно отзовётся «Парфюмер. История одного убийцы» — естественно, если к автору/слогу/тематике читатель сопричастен. Я не считаю, что есть какая-либо литература, которая обязательна к прочтению ну просто потому что. Это всё из-за того, что я за осознанное чтение. Нет таких произведений или авторов, которым хоть какой-либо человек обязан с рождения, а потому и нет таких произведений и авторов, чтение коих — это общественный долг. Я уже ранее затрагивала данную тему, но кратко освещу свою точку зрения вновь: даже классика в первую очередь принадлежит человеческим рукам, а люди лишены многовековой и стопроцентной объективности; то, что было неоспоримо двести лет назад, в окружающей современной действительности может не иметь ничего общего с актуальностью — творчество тоже продукт и зачастую продукт лишь своего времени, продукт, скованный рамками тогдашнего/нынешнего менталитета, и ничего не существует в отрыве от темпорального контекста. А бессмертные произведения порой бывают бессмертными лишь благодаря привилегированности и авторитетности авторов, его поклонников и тех, кто записывает всё это дело в обязаловку. Читайте то, к чему сопричастны, — вот моя заповедь правильного чтения.
В «Парфюмере» Зюскинд изящно раскрывает занимательные идеи, а основная пахучая тема не была тронута ни ранее, ни позднее, по крайней мере, на своём опыте ничего подобного я не встречала. Написанная история Гренуя в 1985 году для меня оказалась свежа, как тихий и по-своему сочный ветер с книжных лугов. Пока не собираюсь кусать другие работы автора, возможно, всё обаяние его творчества для меня будет заключаться лишь в «Парфюмер. История одного убийцы», но Патрик Зюскинд заслуживает, с моей колокольни, внимания.
ссылка на публикацию в инсте: https://www.instagram.com/p/B5oPsT3IAe-/