Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
– Надеюсь, ты скучал без меня, мой мальчик? – игриво обратился Асмодей к бесчувственному телу на кровати. Что-то, промелькнувшее в его тоне, зацепило чуткий слух графа. Тошнотворный лексикон министра культуры, конечно, под завязку был набит «котиками», «птенчиками», «детками» и прочей… фауной, но обращение к преступнику, покушавшемуся на его жизнь, прозвучало с оттенком какой-то неясной грусти. Асмодей присел рядом, почти ласково потрепал по щеке своего несостоявшегося убийцу и обратился к спутникам:
– Вы предпочитаете начать с осмотра места преступления или мне взбодрить парнишку для задушевной беседы? – Надеюсь, ты скучал без меня, мой мальчик? – игриво обратился Асмодей к бесчувственному телу на кровати. Что-то, промелькнувшее в его тоне, зацепило чуткий слух графа. Тошнотворный лексикон министра культуры, конечно, под завязку был набит «котиками», «птенчиками», «детками» и прочей… фауной, но обращение к преступнику, покушавшемуся на его жизнь, прозвучало с оттенком какой-то неясной грусти. Асмодей присел рядом, почти ласково потрепал по щеке своего несостоявшегося убийцу и обратился к спутникам:
– Вы предпочитаете начать с осмотра места преступления или мне взбодрить парнишку для задушевной беседы?
Малефицио промолчал, разглядывая обстановку, а Маклин дал знак повременить.
– Для начала я хочу выслушать твою версию, – а про себя отметил, что в номере дешёвого отеля и в отсутствие постояльцев больше беспорядка, чем после этой попытки убийства. Никаких следов борьбы.
– О, пребанальнейшая история. Мы познакомились в ближайшем баре, я сразу заприметил этого красавчика и счёл весьма интересным тот факт, что он отправился развлекаться, так сказать, инкогнито. Мне стало любопытно, кто же скрывается под столь хорошо сделанной личиной, не меняя формы. Когда понял, что меня он не знает и принимает всё за чистую монету, сделалось ещё занимательней. Естественно, его истинное лицо разглядеть было несложно, сложней было проделать это так, чтобы мальчишка ничего не ощутил. Надо сказать, в настоящем виде он гораздо приятнее, хотя оба варианта внешности не совсем в моём вкусе. Но наша неопытная невеста вполне могла бы клюнуть. По мне, так слишком похож на своего папашу в молодости. И такой же параноик. Был совершенно один, даже без прикрытия. Зачем бы?
– Гораздо интереснее, что в этом баре забыли вы, – подал голос Малефицио, быстро утомившись непритязательными интерьерами и словоохотливостью непрошеного соратника, – район не из элитных.
– Угадай, – Асмодей с лёгкой улыбкой склонил голову к плечу, кокетливо глянув на Малефа. Тот снова отвернулся к окну.
Асмодей, которого сейчас могли бы заставить заткнуться лишь приказ Князя или экспансивная пуля в голову, продолжил:
– Так вот, друзья мои, заподозрив неладное, я самоотверженно решил идти до конца, ведь на кону оказалось благополучие Цветка Пандема. Дальше событиями управлял Хаос. Предпочтения пылкого юноши оказались слегка специфичны, но совершенно несовместимы со статусом княжеского зятя. Выбранные методы я назвал бы неряшливыми, но техника была недурна, очень недурна. Когда я помог мальчонке полностью расслабиться, он сделался излишне… напористым. И сменил инструмент, хотя поначалу эта идея у меня особых восторгов или возражений не вызвала: трость – предмет особый, обращение с ним сродни высокому искусству. – Выражение возвышенной мечтательности, нарисовавшееся на смазливой физиономии министра культуры, по уровню непристойности легко могло соперничать с двумя сменами разнузданных оргий в лучшем борделе Пандема.
– Ближе к делу. – Прервал неловкую паузу Маклин, покосившись на безупречно прямую спину Малефа, на которой в любой момент могли проступить годовые кольца. – Это допрос, а не сборище клуба Анонимных Извращенцев.
– Извращение – понятие глубоко субъективное, дорогой граф. К примеру, нанесение визитов собственной супруге только тогда, когда начинаете находить у неё под кроватью чужие сапоги, может считаться или не считаться извращением исключительно исходя из того, кому те сапоги принадлежат. – Словно бы говоря о чём-то совершенно абстрактном, ответил Асмодей. Бросив быстрый взгляд на лицо Маклина, удовлетворённо улыбнулся уголками губ, однако довольно резво свернул все лирические отступления.
– В общем, как только я окончательно убедился, что такой супруг дочери моего любезного друга совершенно не подходит, то парализовал милашку и направился к вам.
– Благодарю за подробный рассказ. – Произнёс Маклин таким тоном, что Асмодей счёл за лучшее покинуть кровать и переместиться в кресло. Малеф внимательно вглядывался в лицо преступника, словно пытаясь просканировать содержимое его головы прежде графа.
– Тонкая работа, – подал голос Асмодей, рассматривая подобранную с пола трость. Со знанием дела повертел в руках, осторожно провёл пальцами по металлическим пластинам под набалдашником, и после короткого щелчка трость увенчал потайной клинок. – Против хорошего копья в спальне я обычно ничего не имею, но реши наш красавчик поиграть со мной в змееборца, могло выйти весьма неловко…
– Вас не затруднит ненадолго заткнуться? – Малефицио прервал очередную серию словоблудия на старте, о чём незамедлительно пожалел.
– Ну зачем так грубо, милый. После всего, что между нами было, мы вполне можем перейти на «ты», – томные взгляды министра культуры, по мнению многих, заслуживали отдельной статьи в адмирских Кодексах. Как и почему отец с первых дней мира числил Асмодея среди своих ближайших друзей, становилось для Малефа всё более сомнительной загадкой. – Если уж драгоценный граф взялся за дело, будь уверен, его не остановит даже фестиваль военных оркестров.
Маклин не обратил на сказанное никакого внимания, сосредоточившись на лежавшем. «Красавчик» Изидор, наследник Второго дома Раймира, единственная слабость непробиваемого Михаэля. Прекрасно это понимал и пользовался, гадёныш: столько лет покрывать преступления сына мог или такой же безумец, или любящий отец. Впрочем, иногда грань между одним и другим так тонка, что не видна вовсе. За самим Михаэлем числилось немало, но ни один из эпизодов доказан не был. Даже расследование гибели его первой жены благополучно заглохло.
Это кладбище отеческих надежд не зря заинтересовало Асмодея: мальчишке нужны были даже не дамы из специфических заведений Эфора – некроборделей и клубов самоубийц. Не результат, процесс. Рыться в голове у парализованного, но сознающего происходящее юнца сначала было не слишком просто: в Раймире, с его законом о мыслепреступлениях, аристократия училась закрываться от ментального сканирования едва ли не раньше, чем держать вилку. Маклин холодно улыбнулся и усилил нажим – в конце концов, если раймирский министр обороны столько лет защищал извращенца, сыночка, оставшегося идиотом после допроса, он точно не выбросит на улицу. Впрочем, стандартная защита от сканирования оказалась не настолько прочной, чтобы перепуганный мальчишка мог сопротивляться, рискуя проститься с рассудком. Правильно, не стесняйся, покажи, о чём ты думал…
Ещё одна помойка. Калечить отчаянно сопротивляющуюся партнёршу, периодически проверяя, чтобы та оставалась в сознании и понимала, что её ждёт. Как только приступ проходил, накатывала волна страха. Неплохим средством от него оказались безнаказанность и своеобразное чувство юмора господина министра обороны – поставлять в качестве любовниц для сыночка приговорённых к смертной казни надо было ещё додуматься… Здесь, в Адмире, женишок сперва контролировал себя, но сорвался.
В бар его понесло в полном убеждении, что прошлое убийство было случайностью, и он в состоянии остановиться. Разумеется, ошибался – но стресс требовал выхода. Способностью Третьего дома чувствовать партнёра Асмодей, как к нему ни относись, гарантированно обладал никак не на уровне обычного суккуба – Маклин готов был ставить мешок шеолов против обгрызенной бараньей лопатки, что к решительным действиям Изидора незаметно, недоказуемо, но довольно уверенно подтолкнули. Мальчишка обнаружил подвох только тогда, когда то, что уже должно было перестать дышать, вдруг открыло глаза, улыбнулось и сбросило ремни, как приставшую к рукаву нитку. Парализовали Михаэлева сынка не только и не столько чары, сколько панический ужас и полная уверенность, что живым из комнаты ему не выйти, после того, как он понял, кто стоит над ним в обличье скучающей любительницы свиданий на одну ночь.
Граф отвернулся. Малефицио по-прежнему изучал пейзаж за окном – как не проглядел дыру в стекле, непонятно. Асмодей, развалившись в кресле, косился то на Маклина, то на Малефа, но молчал. Должно быть устал или решил не нарываться.
– Последняя проверка, – не обращаясь ни к кому, процедил Маклин. – Сейчас мы доставим сюда девчонку. Покойные не лгут.
– Может, обойдёмся без кукольных спектаклей? – манерно вскинул брови Асмодей. – Если господину министру будет недостаточно слова трёх членов Тёмного совета…
– Существует установленная процедура, – Маклин жестом остановил Асмодея, явно намеревавшегося продолжить препирательства. – Малефицио, составите мне компанию?
– Если надо, я готов, – тот прекратил гипнотизировать неприглядную картину за окном. – Но почему бы нам не переместить её сюда прямиком из морга?
– Из здания Третьего отделения ничего нельзя забрать на расстоянии, – сообщил граф. – И отправить туда можно только служебным заклинанием или амулетом. Сами подумайте, что было бы, если бы улики или бумаги из управления любой сильный маг мог забрать, когда вздумается… Та же система, что и у вас в СВРиБ, учтите, если соберётесь когда-нибудь совершить преступление.
Малефицио кивнул. Судя по тому, как парень избегал смотреть на Асмодея, идея противозаконных деяний в адрес ближнего казалась ему довольно привлекательной.
Маклин вынул из воздуха стальной амулет на длинной цепочке.
– Можете надеть на шею или намотать на руку, как удобнее. Не будем тратить время попусту.
Оттиск служебного амулета, личная печать, все необходимые отметки на пергаменте. От предложения дежурного «упаковать» законсервированный заклинаниями труп Маклин отмахнулся.
– Малефицио, вы способны донести эту леди на руках? – граф кивнул на стройное тело, благодаря заклинаниям словно парящее над столом. Жертва была прикрыта тонкой тканью, но повреждения, сходные с теми, что с такой гордостью демонстрировал Асмодей, были очевидны.
Начальник СВРиБ кивнул с непроницаемым выражением и подхватил труп на руки. В этот момент Маклин снял заклинания. Казавшееся негнущимся и невесомым тело оказалось неожиданно тяжелым, но гибким, словно мешок с мокрым тряпьем. Малефицио не изменился в лице, перехватил тело поудобнее и оглянулся на Маклина:
– Открыть портал?
– Амулета хватит, – граф пристально вгляделся в застывшее лицо. В ярком неподвижном свете мальчишка сам смахивал на покойника. – Тебе это – он резко кивнул на труп в руках Малефа, – нравится?
– Нет, – всё тот же бесцветный голос.
– И не должно, – граф кивнул. – Асмодей сегодня несколько перебрал со спецэффектами. Если бы на твоем месте оказался более слабый маг, могло и прокатить.
За время их отсутствия в комнате ничего не изменилось. Асмодей, кажется, задремал в кресле – по крайней мере, резко распахнувшиеся огромные глаза господина министра культуры по несфокусированности и наивности могли соперничать с младенческими. Он молча наблюдал за тем, как Малеф, повинуясь жесту Маклина, укладывает девушку рядом с парализованным Изидором, но, как только тело оказалось на постели, внезапно оживился.
– Встань, дочь Третьего дома, – в баритоне Асмодея почему-то не осталось и следа манерности. Подчиняясь приказу, девушка приподнялась, согнувшись в талии, как складываемый перочинный нож. В открывшихся глазах промелькнуло нечто, похожее на узнавание.
– Асмодей, – Маклин покосился на князя инкубата и суккубата с плохо скрываемым раздражением, – не припомню тебя в списках зарегистрированных практикующих некромантов.
– Я выше этих формальностей, – на ярких безупречного рисунка губах мелькнула самодовольная улыбка.
– Если ты не прекратишь вмешиваться, – сухо предупредил Маклин, – на формальности начну плевать уже я. Не думаю, что тебе это понравится.
– Как знать, – протянул Асмодей, но тут же распростёрся в кресле, утомленно махнув изящной рукой, на пальцах продолжали переливаться оставшиеся от образа скучающей провинциальной аристократки кольца. – Впрочем, не навязываю свою помощь, можешь разбираться сам.
– Девочка моя, – голос снова стал жёстким, – тебе придется слушаться другого. Ответь на все его вопросы, и Хаос примет тебя.
Ничего нового допрос не принёс. Когда мёртвой девушке показали по-прежнему скрытого личиной Изидора, она опознала своего последнего клиента. Кристаллы с записью Маклин столь же небрежно, как и предыдущие, ссыпал в карман. Тело убитой, повинуясь заклинанию, безжизненно вытянулось рядом с убийцей, наблюдавшим за происходящим остекленелыми от животного ужаса глазами.
***
– Ты дурная примета, Палач. Особенно в эти часы, – проворчал раймирец, неприязненно уставившись на Маклина. Собеседники Михаэля обычно быстро начинали чувствовать себя очень неуютно, как заблудившиеся в джунглях охотники, осознавшие, что из чащи на них уже некоторое время с интересом смотрит пара вот таких же пронзительно-голубых глаз, к которым прилагается шестьдесят стоунов мышц, острые клыки и когти.
– Увидим. У меня к тебе несколько вопросов. – Маклин махнул рукой, предоставляя Михаэлю лучший обзор. – Видишь парня на кровати?
– И не только его. Ты потревожил меня, чтобы похвастаться? – приподнял бровь Михаэль.
– Смотри внимательнее. – Граф с удовольствием наблюдал, как широкая ухмылка медленно сползает с лица собеседника. – Уверен, ты лучше меня знаешь, что произошло с его дамой. Скажи, сколько у нее было предшественниц?
– За дурака меня держишь? – в голосе Михаэля появились рокочущие ноты.
– Отнюдь. После того, как твоего наследничка взяли на горячем, я мог бы сразу отправить его в Бездну.
– Горячее давно покрылось льдом. Девица отлично сохранилась, но умерла не вчера. При твоём уровне доступа сфабриковать подобное – раз плюнуть. Решил выслужиться перед хозяином и повесить новые подвиги его беглого сынка на моего оболтуса?
– Вольный воздух Адмира слегка вскружил крошке голову, так что одной дамой дело не ограничилось, – послышался приторный баритон Асмодея, который устал скрывать своё присутствие. – Но радуйся, Бештер, первый слуга Светлейшего, карающий меч Раймира, правящий твёрдо и у престола стоящий по праву: всем прелестницам столицы твой сын накануне вечером предпочёл меня.
Взгляд Михаэля застыл в одной точке где-то над головой Маклина и приобрёл почти стеклянную прозрачность. По бокам напряжённо сжатых челюстей вздулись и заходили желваки. Михаэлю не требовалось особых усилий, чтобы выглядеть угрожающе, с его телосложением это впечатление скорее следовало постоянно контролировать. Неожиданно перед ним возник бокал, и раймирец осушил его одним глотком.
– Вторая жертва. Точнее, потерпевший, – сухо прокомментировал явление Асмодея Маклин.
– Член Совета Тёмных князей, какая неожиданность, – Михаэль поморщился. – Не томи, Палач, выкладывай, спрятан ли у тебя под кроватью в этом клоповнике ваш премьер-министр, и сидит ли в шкафу Темнейший?
– Отца здесь нет, но у меня к вам вопрос как у брата невесты. – Граф понимающе усмехнулся, увидев реакцию Михаэля на очередное действующее лицо этой пьесы – ситуация стремительно теряла адекватность, а в официальном изложении и вовсе напоминала бы бред пациента Бездны.
– Что бы вы стали делать, если бы Изидор настолько… расслабился не с безвестной беднягой из Третьего дома, а в супружеской спальне с моей сестрой?
Михаэль брезгливо стряхнул со стола осколки раздавленного бокала, не обращая внимания на пачкающую столешницу кровь, но ответил неожиданно спокойно:
– Она ещё и дочь Лилит, парень. Не исключено, что мне выпало бы радоваться счастью юной четы да заходить проведать многочисленных внуков. Убить её он не смог бы, она его – тоже. Чем не секрет удачного брака?
Даже у Асмодея хватило такта промолчать. Михаэль смотрел не на собеседников и даже не на распростёртого на кровати Изидора. Маклин догадывался, в сколь давнее прошлое устремлён этот взгляд, и кого видит сейчас перед собой былой противник.
Первая часть формулы договора не была сказана вслух, не была и утроена, но старые правила того не требовали. Ритуальный ответ прозвучал без колебаний, резкий, как падение ножа гильотины:
– Буду должен.
***
Тавмант не был настолько влюбчив, чтобы сворачивать шею вслед каждой встречной, но только что к нему обратилась ожившая мечта любого парня. Если, конечно, вытащить её из мешковатых шмоток, которые она нацепила явно для конспирации. Ну или для того, чтобы не нарушать дорожное движение и не провоцировать массовые беспорядки. Явилась по дядюшкину душу, о чём сообщила скромно, безо всякого кокетства. Это только добавило ей прелести. Тавмант что-то отвечал на автомате, стараясь как можно дольше задержать и одновременно надеясь, что его напарница и кузина всё-таки смилостивится и примет экстренный сигнал сердечного бедствия.
– Фина, выручай. Если та, что сейчас зайдёт, не очередная беременная любовница нашего дядюшки, сделай милость, выясни адресок. Судя по одежде и говору, явно местная, но я не то что не видел её раньше, я даже не слышал о ней.
– Твой кредит в моём банке доверия и так слишком широк, дорогуша. Кто умолял перекинуться и посидеть за него на дежурстве, чтобы он мог удрать с дружками на охоту? Рассказы про обильную добычу и грандиозную попойку после остались единственным проявлением твоей благодарности. А теперь мне прикажешь выступать ещё и в роли уличной сводни? – сердито отозвалась Фина. – Даже не мечтай.
При виде нескладного чучела на пороге девушка нахмурилась, но не проронила ни слова. Бестолковый кузен перегрелся на солнышке, перебрал вина в обед, или тут замешаны какие-то хитрые приворотные чары? Дядюшка Леви всё же проявлял излишнее великодушие, позволяя пропускать во дворец чуть ли не любого, будь он даже нищим тапочником, ночующим на пляже. Та же чрезмерная широта души владыки Архипелага приводила сюда бессчётных дам и девиц самого разного пошиба, иногда и с детьми. Вдовы, сироты, мнимые родственнички, неудачливые авантюристы, наивно полагающие себя достойными денежного содержания. Щедростью криоса пытались воспользоваться слишком многие. К какой категории относился этот визитёр, намётанный глаз Фины определить не смог. Одно удалось прояснить сразу – никакие чары в деле всё-таки не участвовали, маскировкой или приворотами тут и не пахло. Скорее всего – и правда девчонка, судя по тому, как нервным движением заправила под шляпу выбившуюся прядь волос. Но кому это вообще важно, кроме разгильдяя Тавманта? Гораздо интереснее другое: понять, с чем явилась, не вышло – полный вакуум вместо обычного потока сознания. Не блок, не щит, какая-то противоестественная кромешная пустота. Фина сосредоточилась, надеясь зацепить хоть что-нибудь. От напряжения тут же заныли виски, противно отдавая в затылок. Преодолевая нарастающий шум в ушах, девушка встряхнула головой и потёрла глаза онемевшими пальцами. Посетительница продолжала молчать, глядя в пол, и, судя по всему, провалившуюся попытку сканирования даже не заметила. Не то её сморила проклятая духота, не то девица и вовсе не в себе.
– Эй, подруга! – Посетительница слабо шевельнулась, но глаз не подняла. Отчасти Фина её понимала, самой потребовалось некоторое усилие, чтобы прервать затянувшуюся паузу. – Ты же не можешь тут сидеть, пока на тебе кораллы не вырастут. Криоса нет, и о своих планах он мне, видишь ли, не докладывает – так что не поручусь, что сегодня ты его дождешься. Обычно к нему со своими проблемами приходят каждое новолуние, а до него, – морская ведьма сосредоточилась, – ещё дня три. Если у тебя что срочное, так иди к ратуше – там не только мэр и совет старейшин, там рядом приют для обездоленных, суд, казармы городской стражи и всё прочее, что может понадобиться в стеснённых обстоятельствах.
Странная девица снова никак не отреагировала.
В дверь приёмной просунулась лохматая голова – Тавмант очевидно устал ждать мысленного сообщения.
– Прекрасные дамы, – заговорщическим тоном сообщил молодой демон, – вчера вечером я выиграл в карты бутылочку вина, которое, по слухам, предпочитает адмирский владыка. Не материализовать ли её прямо здесь и не распить ли прямо сейчас? Криоса нет, скоро закат, нас сменит ночная стража, так почему бы не провести оставшиеся пару часов веселее, чем прошедшие десять?
Фина возвела глаза к потолку. Возможно, бокал вина сделал бы сложившуюся ситуацию несколько приятнее, но не говорить же об этом кузену.
– Манта, твои трущобные привычки стремительно переходят на новый уровень: теперь не только пить на службе, так ещё и угощать посетителей. Осталось дождаться ночной стражи и устроить вечеринку прямо в дядюшкином кабинете. Полагаю, он будет просто счастлив, если случайно решит нас навестить.
– Фи, в кого ты такая зануда? Дядюшка никогда не порицал питие вина в компании прекрасных дам...
– Возможно, настало время начать, – из-за двери за спиной Фины вышел Левиафан и оглядел собравшихся. Тавмант моментально утратил весь энтузиазм под тяжёлым взглядом криоса, а побледневшая Фина досадливо кивнула в сторону неподвижной девчонки:
– Что у неё к вам за срочное дело – так и не объяснила, но уходить категорически отказывается.
– Я разберусь, – коротко бросил Левиафан. Слава Хаосу, это не государь и повелитель, но, если подозрения верны, убирать гостью подальше от оболтусов следовало аккуратно. И быстро. В приёмной и без того фонило, как в палате Бездны. Эти двое – ребята, конечно, дубовые, но просиди они так до конца смены – неизвестно, чем бы кончилось. Он осторожно приблизился.
– Девочка, ты меня слышишь?
Фигура в кресле, секунду назад напоминавшая искусно сделанный манекен, резко распрямилась и в попытке встать слепо рухнула на руки адмиралу, довольно чувствительно залепив лбом в грудь. Он вынужденно приобнял девчонку, вцепившуюся в него не хуже осьминога, и под аккомпанемент глухих сдавленных рыданий растворился в воздухе вместе с ней, оставив подчинённых в полном недоумении. Единственное, что оба поняли – узнать адресок незнакомки юному любителю карт, вина и женщин точно не светит.
***
Перебрасывая портал, адмирал спешил убрать рыдающую и фонящую, как идущий вразнос реактор, дочь владыки подальше от всего живого и, похоже, не подрассчитал: в погребе, конечно, не было никого живого, если не считать винных дрожжей, но вряд ли это помещение сойдет за гостиную. Отцепив от себя беспомощно всхлипывающую Аиду, Левиафан огляделся и счёл, что пузатый бочонок в углу – вполне подходящее кресло. Материализовал на нём подушку, усадил Аиду и задумчиво посмотрел вокруг. Слуги бывали здесь чаще и наверняка ориентировались лучше, но звать их не следовало. Ладно... Повинуясь движению руки, где-то под сводами подвала загорелся свет. Адмирал дистанционно и во многом наугад выудил откуда-то из недр дальнего стеллажа бутылку. Напряжение сказывалось – вытаскивая пробку, он раскрошил бутылочное горлышко, но вовремя спохватился – осколки не попали внутрь, а, повинуясь заклинанию, заплясали вокруг и сложились в пару повисших в воздухе бокалов. Плеснув себе, он пригубил напиток. Неплохой ром... есть надежда, что девчонке перехватит дыхание настолько, что она забудет, как рыдать. Во второй бокал ром полился до краев. Аида вздрогнула, отшатнувшись от неожиданно возникшего перед ней резко, но приятно пахнущего подношения.
– Это что? – она взяла бокал, но по-прежнему принюхивалась к содержимому.
– Отрадно в кои-то веки увидеть кристально честное княжеское дитя, – иронически произнес Левиафан. – Ты хочешь сказать, что ни разу не совершала набегов на папашин шкаф? Или что среди добычи никогда не оказывался ром?
– Не такой, – Аида еще раз понюхала напиток. – Пахло иначе.
– На Островах ром настаивают на травах и специях, а не просто выдерживают в бочках, – как ребёнку, пояснил адмирал. – Не понравится – найду что-нибудь другое.
Аида сделала осторожный глоток, вкус напитка оказался ярким, как фейерверк. Пряный и терпкий, но более мягкий, чем дары отцовского шкафа. Совершенно некстати вспомнилось, как отец впервые застукал её за расхищением закромов. Ругать не стал, просто налил бокал доверху и с ласковой усмешкой сказал, что если она выпьет всё до капли, то ей будет позволено забрать бутылку с собой и в дальнейшем полноправно пользоваться всем, что найдёт на полках. Очнулась она только утром следующего дня, с жуткой головной болью, и первое что увидела – недопитую бутылку рома на прикроватном столике. Рядом красовался маленький изящный флакончик с запиской. Лежит теперь где-то в шкатулках, среди прочих отцовских подарков. Аида бессильно опустила голову, глаза снова защипало, пустота в груди всё росла и росла. В попытке собрать волю в кулак она сделала ещё один изрядный глоток… и громко, безобразно и совершенно непозволительно разрыдалась.
Левиафан поморщился – ни женских, ни детских слёз он не любил. Что там случилось-то, если папашина любимица при упоминании о Князе ударяется в истерику? Выбрала неподходящего жениха или пошла по стопам старшей сестры? Надоело участвовать в старом тягомотном ритуале? Последнее как причину всерьёз рассматривать было смешно – закон дозволял невесте, в случае, если никто ей так и не приглянулся, раздать неудачливым претендентам ответные дары, да и отправить восвояси, а через несколько лет снова собрать желающих попытать счастья. Пользовались полным отказом редко, но, как полагал адмирал, лишь потому, что обычно к началу ярмарки на примете у всякой уважающей себя невесты уже имелась пара-тройка достойных кандидатур. Всё сводилось к выбору наиболее нравящегося ухажёра. Остальные обычно тоже внакладе не оставались – после того, как невеста выбирала будущего мужа, неудачникам опять же преподносили утешительные подарки. Кто был поумнее, без супруги не уезжал всё равно – вокруг любой невесты постоянно крутилась целая стая придворных дам и дев, куда более озабоченных устройством собственной личной жизни, нежели благом патронессы. Так что, Хаос побери Самаэля, могло там произойти?
Левиафан погладил плачущую Аиду по голове. Девица припала к нему и зарыдала ещё пуще. В то, что её драгоценного папашу Хаос-таки побрал, Левиафан не верил ни на секунду: если бы что-то произошло с Темнейшим, член Совета почувствовал бы это немедленно.
– Ты пытаешься превратиться в парковый фонтан? – поинтересовался он у Аиды. – Или разругалась с женихом?
Для того, чтобы по обрывочным фразам, перемежаемым шмыганием носом и сбивчивыми извинениями, понять, что произошло, следовало быть менталистом уровня Маклина. Адмирал пошёл более долгим, но менее затратным путем: влил в Аиду еще бокал рома, а затем материализовал умывальный тазик, сделанный из огромной, сияющей изнутри перламутром ракушки, и наполнил его холодной морской водой. Выливать без малого ведро на растрёпанную голову безутешной девицы было, конечно, некуртуазно, зато для прекращения истерики – самое то. Задохнувшись от возмущения, Аида вскинулась и с удивлением обвела взглядом погреб, бокал в своей руке и Левиафана, продолжавшего небрежно держать опустевшую посудину.
– В Бездну женихов! И Тойфеля с его господином Дипломатом туда же! – выпалила девушка. – Из-за них он меня выгнал… – нижняя губа снова предательски дрогнула, и Левиафан понял, что если не перехватить инициативу, то он может хоть до утра вычерпывать море на голову княжеской дочери.
– Папаша тебя выгнал? – спокойно уточнил он. – Из завещания-то хоть вычеркнул, как положено в благородных семействах?
Аида сперва хихикнула, попытавшись представить Князя на смертном одре в окружении нотариусов и менталистов, а затем расхохоталась. Довольно нервозно, но в целом, как счёл адмирал, это было много лучше слёз.
– Просвети, откуда возле тебя взялся Тойфель, – жёстко продолжил он, – и кого ты называешь Дипломатом?
Лицо Аиды свело очередной судорогой неконтролируемого и крайне неприятного веселья:
– Моя вина, я его спрятала. То есть её… Думала, тихо уедут с Габриэлем, но она… они… Идиотка! Война была в ярости, мы же всё делали тайно. Потом вызвали Мора. Теперь решают без меня, а отец… Он был прав, он всегда оказывается прав! Какая ирония… – Аида внезапно расхохоталась, хотя ничего смешного в её словах не было. Адмирала продрало до костей, и атмосфера погреба была тут совершенно ни при чём. На слабость нервов он тоже не мог пожаловаться даже в эпоху юности мира. В отчаянном смехе девушки проступали безошибочно узнаваемые интонации. Он слишком хорошо их помнил.
Редкостно невовремя, – по его реакции девчонка вряд ли сможет что-то прочитать, но лучше всё же прогуляться к стеллажам лично, не привлекая магию. Гадай теперь, это полное развитие всех унаследованных от обоих родителей способностей и качеств? Научившись с этим управляться, девчонка, пожалуй, при желании легко заменит армию наёмных убийц. Или от переживаний и обиды – изгнание она, похоже, полагала настоящим, хотя по тому, что удалось понять, это больше походило на очередную идиотскую шутку Первого среди равных – врождённые способности обострились и вызвали единичный всплеск, который может не повториться более никогда?
Адмирал очень старался не реагировать на отчётливое движение у себя за спиной. Обернулся за мгновение до того, как девчонка, обмякнув на своём шутовском троне, склонилась лицом в колени и задремала в этой неудобной позе, а бокал, выпавший из разжавшихся пальцев, разлетелся о каменный пол.