Что почитать: свежие записи из разных блогов
Записи с тэгом #книги из разных блогов
EricMackay, блог «EricMackay»
* * *
В. С. Измозик
«Черные кабинеты»: история российской перлюстрации. XVIII - начало XX века
Интересно и хорошо написано, хотя местами и слегка сумбурно.
скрытый текстЧастная переписка в законодательстве Российской империи
скрытый текст
Неприкосновенность частной переписки в империи формально охранялась государством.
Впервые требование неприкосновенности почтовых отправлений прозвучало в указе Петра I от 12 ноября 1698 года - «О сборе в сибирских и поморских городах таможенных прошлин». В разделе об учреждении сибирской почты указывалось: «отнюдь ничьей грамотки не распечатывать и не смотреть».
Высочайшее повеление Екатерины II (январь 1782 года) запрещало (ради сохранения и расширения доверия «к почтам») властям, начальству или кому бы то ни было открывать или удерживать письма пересылаемые внутри империи.
Александр I, едва взойдя на престол, повелел главному начальнику почт Д. П. Трощинскому дать секретное предписание местным почтовым начальникам чтобы «корреспонденция, производимая между частными людьми, была неприкосновенна и вообще изъята от всякого осмотра и открытия».
В 1823 году еще одно высочайшее повеление Александра запретило «заведывающим разными частями отдельных управлений» обращаться к «почтовым местам» с требованием выдачи корреспонденции частных лиц или с требованием «о непринятии» чьей-либо корреспонденции на почту.
Николай I в январе 1827 года фактически подтвердил этот запрет, указав чтобы «казенные места и лица, управляющие различными частями» не требовали удержания или непринятия чьей-либо корреспонденции - за исключением случаев Высочайших повелений.
О «существующем издавна» правиле неприкосновенности частной переписки почтовым служащим периодически напоминали циркуляры самого почтового ведомста (апрель 1844-го, апрель 1868-го) и т. д.
Судебное законодательство империи предусматривало санкции за незаконное вскрытие почтовой корреспонденции. «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года за незаконное вскрытие казенной или частной корреспонденции грозило виновному строгим выговором, вычетом от 3 до 6 месяцев из времени службы или отрешением от должности (ст. 379). Почтовые служащие наказывались строже - увольнением от должности (при вскрытии письма в личных целях) или исключением со службы (почтовый чиновник) и отправке в армию рядовым (почтальон) - при вскрытии для сообщения содержания другому лицу (ст. 153).
Позднее наказания за подобные проступки все более ужесточались. Согласно указу «Об изменении некоторых статей Свода законов» (март 1860) почтовому чиновнику за незаконное вскрытие корреспонденции грозило уже от 6 до 12 месяцев в смирительном доме. В апреле 1884 года смирительные дома были ликвидированы и новое «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» (1885) обещало за незаконное вскрытие корреспонденции («хотя бы из одного любопытства») удаление от должности и тюремное заключение на срок от 4 до 8 месяцев (ст. 1104). За передачу письма или его содержания другому лицу почтовые служащие наказывались лишением всех прав состояния и тюремным заключением на срок от 8 до 16 месяцев.
«Уголовное уложение» 1903 года [в полном объеме в действие не введенное] незаконное вскрытие корреспонденции карало арестом на срок до месяца или штрафом - не более 100 рублей (ст. 542). Почтовые служащие за аналогичное преступление (или содействие в нем другому служащему или иному лицу) могли получить до 3 лет тюрьмы.
Неприкосновенность частной переписки ограничивалась специальными законами и высочайшими повелениями.
Петровский «Артикул воинский» (1715 год) требовал от иностранных пленных предоставлять свои письма в незапечатанном виде русскому начальству.
«Устав о банкротах» (декабрь 1800 года) предписывал всю корреспонденцию банкротов пересылать в судебные места (до учреждения конкурного управления) или в конкурсное управление (после его учреждения) и распечатывать при банкроте и его кредиторах.
Постановление Комитета министров от 26 февраля 1818 года предусматривало получение страховых отправлений нижнеми чинами через полковое начальство.
В 1826 году, под влиянием восстания декабристов, Николай I повелел всю корреспонденцию политических преступников отправленных на каторгу и в ссылку выдавать и принимать на почту через начальников губерний (для чего МВД должно было снабдить Почтовый департамент списками государственных преступников).
В 1833 году, после первого польского восстания, секретным повелением императора, командирам воинских частей было приказано требовать и просматривать письма нижних чинов-поляков. В 1863 году, после нового польского восстания, последовало аналогичное повеление.
«Положение об устройстве почтовой части» (октябрь 1830 года) разрешало почтовым служащим при «подозрении о недозволенном вложении» требовать от отправителя вскрытия отправления. Отправленные до востребования и не полученные в срок отправления разрешалось вскрывать после месяца хранения - для обнаружения адреса отправителя.
С 1834 года, по соглашению между почтовым ведомством и министром юстиции, письма и посылки арестантам выдавались через прокурорский надзор.
«Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года фактически предусматривало и возможность нарушения тайны частной переписки - статья 369 разрешала высшим должностным лицам отступать в своих действиях от «обыкновенных правил» по «данному от верховной власти уполномочию». Именно на эту статью ссылались в 1917 году руководители МВД отрицавшие противозаконность перлюстрации.
В 1863 году, основываясь на высочайше утвержденном положении Комитета министров «О надзоре за лицами, обнаружившими вредные политические стремления» (26 апреля 1863), МВД предписало местным начальникам полиции наблюдать за перепиской означенных лиц, требуя от почтовых контор сведений об адресатах (но не вскрытия самой корреспонденции).
В январе 1864 года Александр II, по докладу министра внутренних дел П. А. Валуева, санкционировал просмотр корреспонденции лиц высланных во внутренние губернии из Царства Польского и Западного края.
5 февраля 1865 года, секретным циркуляром того же Валуева, было предписано направлять в III Отделение на просмотр все письма политических ссыльных за границу и иностранным дипломатам. В том же году был поднят вопрос о допустимости переписки между самими политическими ссыльными - в итоге она была разрешена, но при просмотре писем начальниками губерний Западной и Восточной Сибири.
24 февраля 1868 года, именным указом Александра II, по докладу министра внутренних дел А. Е. Тимашева, судебным учреждениям «в случаях особой важности» было разрешено требовать предоставления сведений о частной почтовой и телеграфной корреспонденции через Министерство юстиции.
В июне 1872 года циркуляр того же А. Е. Тимашева предписал производить просмотр переписки всех осужденных политических преступников и поднадзорных «по политической неблагонадежности» (с объявлением им об этом).
27 апреля 1872 года Александр II повелел прекратить просмотр почтово-телеграфной корреспонденции лиц высланных по политическим причинам из Царства Польского и Западного края и живущих под надзором в губерниях Европейской России. Однако по разъяснению МВД послабление касалось лишь «общей массы высланных за общую политическую неблагонадежность» и не затрагивало наиболее опасных лиц. Фактически от просмотра корреспонденции были видимо освобождены лишь немногие поляки.
3 января 1876 года шефу жандармов и начальнику III Отделения было предоставлено право требовать предоставления сведений о частной почтовой и телеграфной корреспонденции (аналогичное ранее предоставленному судебным учреждениям) и задерживать на почте корреспонденцию лиц привлекаемых по политическим делам. Сама процедура, впрочем, была довольно сложной: губернские жандармские управления должны были обращаться к министру внутренних дел через шефа жандармов, министр секретным распоряжением предписывал управляющим почтовой частью в губерниях словесно сообщить жандармом необходимые сведения (не касавшиеся содержания корреспонденции). Задержка и изъятие корреспонденции жандармами допускались лишь в отношении арестованных лиц.
Высочайше утвержденное 30 октября 1878 года мнение Государственного совета «Об осмотре и выемке корреспонденции лиц, против которых возбуждено уголовное преследование» установило общие правила поведения государственных органов в этом вопросе. Судебные следователи могли требовать предоставления им сведений о корреспонденции лиц привлеченных к уголовной ответственности. [По требованию следователя она могла быть задержана почтовым учреждением]. Осмотр и выемка подобной корреспонденции могли осуществляться лишь по постановлению окружного суда. Просмотр и изъятие корреспонденции лиц заподозренных в совершении политических преступлений производился жандармами по разрешению шефа жандармов, согласованному с министрами внутренних дел и юстиции. Члены Судебной палаты, ведущие следствие по политическим делам, могли просматривать и изымать корреспонденцию [лично или посредством судебных следователей и жандармов] без постановления окружного суда или разрешения шефа жандармов.
Высочайшим повелением от 19 июня 1880 года вышеописанный порядок был распространен на военных следователей Военного и Морского ведомств [окружной суд в данном случае заменялся военно-окружным и военно-морским соответственно].
Высочайше утвержденное 12 марта 1886 года «Положение о полицейском надзоре, учрежденном по распоряжению полицейских властей» разрешало министру внутренних дел воспрещать отдельным поднадзорным непосредственное получение и отправку почтовой корреспонденции - корреспонденция должна была предварительно просматриваться начальником жандармского управления или уездным исправником (п. 29).
В мае 1903 года министр внутренних дел В. К. Плеве предоставил начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений право самостоятельно производить осмотр и выемку телеграфной корреспонденции по особым открытым листам, выданным Главным управлением почт и телеграфов МВД (известно по секретному разъяснению начальника управления почт и телеграфов М. П. Севастьянова от 11 апреля 1905).
7 июня 1904 года, в соответствии с мнением Государственного совета, статья 1035 «Устава уголовного судопроизводства» 1892 года получила новую редакцию - осмотр и выемка почтово-телеграфной корреспонденции теперь дозволялись по согласованию с прокурором наблюдающим за дознанием [неясно, по всем делам или лишь по политическим].
Почтовое ведомство, почтовая цензура и перлюстрация
скрытый текст
[Почта современного типа в России была заведена в 1665 году, но еще долгое время существовала параллельно с традиционной ямской службой, окончательно слившись с последней лишь в начале 1780-х.] В 1727 году для руководства почтовыми конторами был учрежден Генеральный почтамт, в 1758 году его функции были переданы Почтовому департаменту, входившему в состав Коллегии иностранных дел. В марте 1782 года департамент был выделен в отдельное ведомство и стал называться Главным почтовых дел правлением.
В 1802 году последнее было формально включено в состав новообразованного Министерства внутренних дел, но фактически сохраняло свою самостоятельность до 1806 года. В ноябре 1819 года правление было преобразовано в Почтовый департамент МВД. В 1830 году департамент стал самостоятельным ведомством на правах министерства.
В июне 1865 года на основе департамента было образовано Министерство почт и телеграфов, однако уже в марте 1868 года оно было ликвидировано, Почтовый и Телеграфный департаменты министерства вошли в состав МВД.
В августе 1880 года Министерство почт и телеграфов было образовано вновь, однако уже в марте 1881-го снова было ликвидировано, а его Почтовый и Телеграфный департаменты вернулись в состав МВД.
В мае 1884 года означенные департаменты были объединены в Главное управление почт и телеграфов МВД, просуществовавшее до марта 1917 года.
Почтовая цензура иностранной прессы в России официально была учреждена указом Екатерины II от 16 сентября 1796 года*. Соответствующие пункты были устроены в Петербурге, Москве, Риге и Одессе. Уже при Павле, в феврале 1798 года, была учреждена цензура при Радзивиловской таможне.
В мае 1798 года было указано устроить цензуры при всех портах, однако другим указом (апрель 1799-го) цензуры было приказано учредить лишь в портах Кронштадта, Ревеля, Выборга, Фридрихсгама и Архангельска, а ввоз книг и периодических изданий через другие порты запретить. Этим же указом утверждался штат почтовых цензоров - по два в Петербургском и Московском почтамтах и по одному в Малороссийском, Литовском, Тамбовском и Казанском.
Статус почтовой цензуры был окончательно оформлен Цензурным уставом 1823 года - цензорам предписывалось не пропускать издания запрещенные в России и просматривать разрешенные, вымарывая при необходимости информацию не соответствующую цензурным правилам. Хотя официально цензоры служили по почтовому ведомству, по роду своей деятельности они подчинялись министру иностранных дел К. В. Нессельроде. В ведении МИД цензура находилась до 1862 года.
От цензуры освобождались специальные научные издания и журналы на малораспространенных языках, адресованные в редакции русских газет и журналов. Так, из 578 иностранных газет и журналов, на которые принималась подписка, цензуре подлежали 563 (237 на немецком языке, 156 - на французском, 103 - на английском, 38 - на славянских, 19 - на итальянском и 10 - на греческом).
Общее число просматриваемых цензурой изданий росло с каждым годом - в 1820-е через почтамты проходило 66 иностранных газет и журналов, на 1839 год - 150, на 1865 - 480, на 1882 - 490, на 1895 - 3 397.
Общее руководство перлюстрацией осуществляли начальники соответствующих ведомств - главный директор почт, президент Главного почтового правления, главноначальствующий над Почтовым департаментом, министр почт и телеграфов, министр внутренних дел. В конце XIX - начале XX века, когда министры внутренних дел менялись особенно часто, перлюстрацией фактически руководили товарищи министров в ведении которых находились Департамент полиции и Корпус жандармов.
Непосредственное руководство перлюстрацией в XVIII - начале XIX века осуществляли почт-директора петербургского, московского, виленского и прочих почтамтов.
В августе 1829 года повседневное руководство перлюстрацией («особой частью») было возложено на директора Почтового департамента. Фактически эта должность в течении ряда лет (октябрь 1831 - ноябрь 1835 и ноябрь 1841 - июнь 1868-го совмещалась с должностью почт-директора Петербургского почтамта. С октября 1831 - по ноябрь 1835-го ее занимал К. Я. Булгаков. В ноябре 1835 - ноябре 1841-го Почтовым департаментом и перлюстрацией заведывал Е. Л. Кривошапкин, в 1841 - 1857 годах должность директора департамента и петербургского почт-директора занимал Ф. И. Прянишников, а в 1857 - 1868 годах - Н. И. Лаубе.
В 1868 году, после разделения должностей директора департамента и петербургского почт-директора, заведывание перлюстрацией и почтовой цензурой было поручено последнему. В 1868 - 1886 годах должность петербургского почт-директора занимал В. Ф. Шор, однако уже в последние годы его службы фактическое руководство и тем и другим осуществлял управлявший петербургской секретной экспедицией старший цензор петербургской цензуры иностранных газет и журналов К. К. Вейсман.
В январе 1886 года руководство перлюстрацией и почтовой цензурой уже и формально было возложено на старшего цензора петербургской цензуры иностранных газет и журналов. Официально он числился помощником начальника Главного управления почт и телеграфов, фактически подчиняясь напрямую министру внутренних дел. Эту должность в течении тридцати лет занимали три человека - указанный К. К. Вейсман (январь 1886 - декабрь 1891), А. Д. Фомин (декабрь 1891 - июнь 1914) и М. Г. Мардарьев (сентябрь 1914 - май 1917).
При Елизавете Петровне и Петре III материалы перлюстрации передавались монарху канцлером, при Екатерине II - петербургскими почт-директорами (с 1782 года - в основном начальником Главного правления почтовых дел), в 1806 - 1819 годах - министром внутренних дел, в 1819 - 1825 годах - руководителем Почтового департамента. При Николае I по организационным, кадровым и проч. делам связанным с перлюстрацией императору докладывал руководитель Почтового департамента, а сами материалы перлюстрации - начальник III Отделения. При Александре II материалы перлюстрации доставлялись монарху и начальником III Отделения и главой почтового ведомства. С марта 1881 года эта функция перешла к министру внутренних дел.
Рядовые сотрудники перлюстрации до 1829 года не имели определенного статуса, числясь «цензорами Коллегии иностранных дел», «чиновниками при особых должностях» и проч. С августа 1829 года основным прикрытием службы перлюстрации стала вышеуказанная почтовая цензура иностранных газет и журналов.
* До этого предварительным просмотром иностранных газет, книг и журналов занимались сама императрица, вице-канцлер и петербургский почт-директор.
Служба перлюстрации до конца XIX века
скрытый текст
Автор отдельно отмечает, что под перлюстрацией подразумевается тайный просмотр почтовых отправлений, соответственно, официально существовавшая цензура или какой-либо гласный надзор за некими лицами, включавший контроль их переписки, к перлюстрации не относятся.
Первые фактические свидетельства существования перлюстрации в России относятся к середине XVII века. Так, в текстах «курантов»* за разные годы встречаются переводы писем иноземцев и иностранных дипломатов. В выпусках 1644 года помещены тексты писем датским послам из Кенигсберга и Вильно и королевичу Вальдемару из Вильно, переводы писем разных лиц имеются в «курантах» за 1645 - 1646, 1652, 1659 годы и т. д. Письма иноземцев продолжали перлюстрироваться и позднее - в 1718 году голландский резидент Яков де Бри был выслан из России после вскрытия его «ругательных реляций» (описывавших обстоятельства смерти царевича Алексея) на петербургской почте.
Систематический характер подобная деятельность приобрела при Елизавете Петровне. Ставший в марте 1742 года главным директором почт вице-канцлер А. П. Бестужев-Рюмин поручил руководство перлюстрацией писем иностранных дипломатов петербургскому почт-директору Фридриху Юрьевичу Ашу (выходцу из Силезии, бывшем офицеру русской армии и секретарю курляндской герцогини). Дешифровка писем была поручена жившему в империи с 1725 года уроженцу Кенигсберга Христиану Гольдбаху, известному математику, члену Академии наук.
Масштабы перлюстрации расширялись постепенно - в архивах сохранились перлюстрированные письма английских, французских и шведских дипломатов (начиная с 1742 года), австрийских, голландских, датских, прусских (с 1743-го), саксонских (с 1744-го), польских (с 1749-го), османских (с 1750 года). Секретные чиновники регулярно информировали начальство о корреспонденции иностранных дипломатов проходившей через Петербургский, Выборгский и Московский почтамты. Только за июль - декабрь 1743 года было, например, дешифровано 61 письмо «министров прусских и французских дворов».
В ряде случаев императрица отдавала прямые распоряжения о перлюстрации писем тех или иных иностранцев находившихся при русском дворе. Так, по указанию императрицы перлюстрировались письма супруги наследника престола Екатерины Алексеевны и ее окружения - в результате мать будущей императрицы, согласившаяся быть осведомителем прусского короля, была выслана из России.
Наиболее известными примерами успехов елизаветинской перлюстрации были дела французского посла маркиза де ла Шетарди (в 1744 году императрице представлен доклад с подробными выписками из дешифрованных писем маркиза - выслан из империи) и лейб-медика Лестока (в 1748 году сослан в Охотск на основании материалов перлюстрации почты прусского посланника).
К концу правления Елизаветы служба перлюстрации видимо пришла в некоторый упадок, однако при Екатерине II пережила второе рождение. Престарелый Ф. Аш в 1764 году был отставлен за растрату и заменен Матвеем Матвеевичем фон Экком (руководил перлюстрацией до 1789 года). Место умершего в 1764 году Х. Гольдбаха в марте 1765-го занял выходец из Пруссии академик Франц Эпинус. Последнему помогал Иван Иванович Кох, будущий директор Петербургского педагогического института (с 1792 года, в связи с преклонным возрастом Эпинуса, фактически руководил дешифровкой).
Масштабы перлюстрации дипломатической почты при Екатерине еще более возросли. Так, только в 1771 году было перлюстрировано 150 депеш прусского посла, в 1780 году перлюстрировано 140 депеш (писаных 8 разными шифрами) австрийского посла и т. д. Помимо корреспонденции посланников крупных держав перлюстрировались теперь и отправления дипломатов второстепенных и третьестепенных государств (Сардиния, Генуя, Мальта и т. д.). Как и прежде, помимо дипломатической переписки перлюстрировалась и корреспонденция ряда иных лиц - по прямому указанию императрицы.
Императрицу интересовали также настроения остзейского дворянства (переписка видных его представителей перлюстрировалась с 1764 года), «фрондирующих» аристократов, наследника Павла и его окружения (перлюстрировались с 1770-х). Круг лиц попавших под наблюдение со временем все больше расширялся, чему способствовали и события на западе Европы. Екатерина весьма интересовалась перлюстрированными письмами и регулярно читала их сама.
В 1795 году, после третьего раздела Речи Посполитой, специальные «секретные экспедиции» были устроены в Минске и Изяславе (центр новосозданной Волынской губернии). Чиновникам экспедиций было приказано пакеты идущие в Петербург пропускать без досмотра, а прочие перлюстрировать, снимая с них копии или составляя «экстракты». Копии и «экстракты» подозрительных отправлений направлялись генерал-губернатору, наиболее важных - в Петербург, главному директору почт, для доклада императрице.
В 1796 году аналогичные секретные экспедиции были устроены при приграничных почтовых конторах в Бресте, Гродно, Вильно и Радзивилове, а минская и изяславская ликвидированы - «яко ненужные». В 1800 году такая же экспедиция была устроена в Палангене (Паланге).
Всего, ко времени воцарения Александра I, в империи имелось 8 пунктов перлюстрации - в Петербурге, Москве, Риге, Бресте, Вильно, Гродно, Палангене и Радзивилове. Материалы перлюстрации при Екатерине II и Павле представлялись на высочайшее рассмотрение директором Петербургского почтамта.
При Павле зародилась также практика перлюстрации корреспонденции действующей армии - с 1799 года к полевым почтамтам армий и отдельных корпусов прикреплялись соответствующие секретные чиновники (в статусе помощников полевых почтмейстеров). Так, подобный чиновник (А. П. Штер) служил при почтамте армии А. В. Суворова направленной в Италию, а прикрепленный к отдельному корпусу А. М. Римского-Корсакова Ф. И. Маснер в результате разгрома корпуса под Цюрихом даже попал во французский плен, где и просидел полгода.
Вступивший на престол Александр I высочайшим повелением от 12 апреля 1801 года предписал перлюстрацию внешней дипломатической и частной переписки продолжать «по прежним предписаниям и правилам», а внутреннюю частную, напротив, освободить от всякого «осмотра и открытия». Обстоятельства однако не способствовали поддержанию заявленной либеральной линии и целостность указанного запрета почти сразу же стала нарушаться разнообразными «исключениями».
В декабре 1803 года император предписал «иметь крайнее наблюдение» за перепиской с заграницей жителей западных губерний, перлюстрируя все иностранные письма проходящие через почтамты Вильно, Гродно, Бреста и Радзивилова. В 1804 году была учреждена новая секретная экспедиция при пограничной почтовой конторе в Каменец-Подольске, а в 1808 году - в Белостоке (центре новообразованной Белостокской губернии). [Строго говоря, все эти примеры не выходят за рамки перлюстрации частной заграничной переписки, которую никто и не отменял. Не совсем понятно почему автор относит их к «исключениям».]
В 1809 году была вновь учреждена секретная экспедиция в Минске, причем последней было указано обратить особое внимание на подозрительных жителей соответствующей губернии.
В сентябре 1810 года секретная экспедиция была учреждена в занятых русской армией Яссах. [В приложении указан также некий пункт в Галаце, существовавший в 1801(?!, описка? 1810?) - 1812? годах].
Как и ранее, велось наблюдение за перепиской отдельных лиц по указанию императора, так, перлюстировались письма вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Следили и за настроениями оппозиционно настроенной московской общественности.
Была продолжена возникшая ранее практика перлюстрации корреспонденции действующей армии. Секретные чиновники (теперь уже и в качестве полевых почтмейстеров) прикреплялись к объединениям русской армии действовавшим против французов в 1805 - 1807 годах и против турок в 1806 - 1812 годах.
В ходе шведской войны 1808 - 1809 годов на учрежденный при Главной квартире полевой почтамт и служивших в нем секретных чиновников была возложена также перлюстрация писем местного населения. Местные почтамты (Фридрихсгамский, Вильмандстрандский, Нейшлотский) должны были передавать армейскому все отправления получаемые из-за границы и отправляемые за границу или в Россию. Это привело к задержкам в доставке почты, вскоре замеченным населением и письма в Россию разрешено было слать через Выборгский почтамт (где они и подвергались перлюстрации). По окончании войны, в 1811? году была создана местная служба перлюстрации при Финляндском почтамте, начальник которой, впрочем, докладывал ее материалы лично императору, минуя высших финляндских чиновников.
В 1812 году полевые почтамты при русских армиях были созданы еще до вторжения Наполеона. В ходе боевых действий ими перлюстрировалась почта не только военных, но и различных гражданских лиц. В это время появляются зачатки т. н. «алфавита» - списка лиц чья почта читалась регулярно.
В ходе заграничных походов 1813 - 1814 годов на армейские почтамты была вновь возложена задача контроля переписки гражданского населения - на территориях где действовали русские войска. Так, осуществлявший общее руководство перлюстрациейв ходе заграничного похода, полевой инспектор почт полковник Ф. О. Доливо-Добровольский, в декабре 1814 года рапортовал, что в ходе заведывания «почтовой секретной частью в Саксонии и прочих местах» направлял чиновников полевого почтамта в Лейпциг, Дрезден, Познань, Бромберг, Плоцк и «другие значительные города» для наблюдения за перепиской.
Имевшиеся ранее пункты перлюстрации на западной границе (Белосток, Брест, Вильно, Гродно, Минск, Радзивилов)*** на время наполеоновского вторжения деятельность свою прекратили, позднее вновь возобновив [возможно не все, здесь неясно]. В 1813 году еще один подобный пункт был учрежден в Варшаве, при управлявшем бывшим Герцогством Варшавским В. С. Ланском.
В июне 1815 года был учрежден еще один новый пункт перлюстрации - в Бухаресте (при сохранении ясского).
Александр I, по примеру предшественников, сам знакомился с материалами перлюстрации. Последние доставлялись императору директором петербургского почтамта, а позднее - министром внутренних дел. Для поддержания секретности дела большая часть материалов переданных императору и остававшихся у почт-директора позднее уничтожалась. При долговременном отсутствии императора в столице материалы перлюстрации могли передаваться высшим комитетам - Комитету высшей полиции (1805 - 1807), сменившему его Комитету охранения общей безопасности, а также председателю Комитета министров. Со времени Отечественной войны материалы перлюстрации докладывались (через министра внутренних дел) А. А. Аракчееву.
В ходе наполеоновских войн круг лиц посвященных в дела перлюстрации расширился. Так, в 1808 году, в ожидании «нашествия французских агентов», министр внутренних дел В. П. Кочубей приказал петербургскому главноуправляющему и виленскому и киевскому военным губернаторам усилить контроль за подозрительными иностранцами. Виленскому (и видимо киевскому)** почт-директорам было приказано сообщать соответствующим военным губернаторам сведения полученные при перлюстрации.
В начале 1813 года главнокомандующий русскими армиями М. И. Кутузов предписал начальникам губерний требовать от почтовых мест доставки писем пленных и подозрительных лиц министру полиции. По просьбе Кутузова соответствующий приказ «по почтовой части» отдал и министр внутренних дел О. П. Козодавлев. В результате губернаторы какое-то время имели возможность читать письма не только «подозрительных», но и прочих частных лиц. Вскоре (весна 1813?), однако, тот же О. П. Козодавлев добился восстановления прежнего порядка, указывая что подрыв доверия населения к тайне переписки сделает перлюстрацию бессмысленной.
В марте 1815 года главнокомандующий русской армией М. Б. Барклай де Толли в «отношении», направленном белорусскому и литовскому военным губернаторам, указал на необходимость строгого надзора за бывшими польскими солдатами и офицерами наполеоновской армии. Белорусский военный губернатор принц Александр Вюртембергский на этом основании приказал было поставить под контроль переписку означенных лиц, однако вмешательство Петербурга пресекло эту инициативу.
При Николае I перлюстрационное дело продолжало развиваться, чему способствовали как восстание декабристов, так и польский мятеж. К маю 1826 года перлюстрация производилась в Петербурге, Москве, Вильно, Брест-Литовске, Гродно, Каменец-Подольске и Радзивилове****. В 1826 году были устроены новые пункты перлюстрации в Могилеве [закрыт в том же году?] и Тобольске. С начала 1826-го перлюстрация фактически велась и в Киеве, куда был послан секретный чиновник.
В 1829 году, как уже отмечалось, был определен официальный статус секретных чиновников - теперь они формально числились в основном служащими почтовой цензуры. По утвержденному в 1829 году штату секретных чиновников имелось 33 человека, в т. ч. 17 - в Петербурге.
Новый толчок развитию перлюстрации дало польское восстание. В ходе восстания был резко усилен контроль за корреспонденцией Царства Польского - все идущие оттуда письма направлялись для просмотра сначала на Петербургский, а позднее на Литовский почтамт; все письма идущие в Польшу из России направлялись для просмотра на Петербургский, Московский и Литовский почтамты. Материалы Литовского почтамта докладывались Главнокомандующему русской армией, а часть их - военному министру и т. д.
В ходе восстания временно работал также дополнительный пункт перлюстрации в Минске. В Киев в 1831 году вновь был отправлен секретный чиновник для ведения перлюстрации (подчинен командующему 1-й армией).
По распоряжению императора доступ к материалам перлюстрации был предоставлен также военным губернаторам западных губерний - виленскому и гродненскому (1830 год) и киевскому (1833).
В том же 1831 году перлюстрация была заведена в Тифлисе. В отличии от прочих мест она велась полевым почт-директором Отдельного Кавказского корпуса, а полученные сведения докладывались последним Главнокомандуюшему на Кавказе. В 1840 году здешняя перлюстрации была передана тифлисскому почтмейстеру, который, впрочем, по-прежнему предоставлял полученные материалы кавказскому начальству - Главноначальствующему над Закавказским краем, Главнокомандующему Грузией и командиру Отдельного Кавказского корпуса.
В 1834 году, под влиянием сообщений о готовящемся бунте ссыльных поляков, пункты перлюстрации были устроены в Томске [в тексте - Тюмени] и Иркутске. Вскоре однако выяснилось, что сибирская перлюстрация никаких важных сведений не доставляет и уже в 1837 году все пункты перлюстрации в Сибири (Тобольск, Томск, Иркутск) были закрыты.
В 1839 году пункт перлюстрации размещавшийся в Радзивилове был переведен в Житомир - в связи с изменением почтовых маршрутов.
В 1839 - 1840 годах, для контроля за заграничной перепиской, были созданы новые пункты перлюстрации в Одессе и Рени, а в 1843 году - в Галаце [снова?]. Последний должен был контролировать корреспонденцию идущую из Константинополя и Бухареста на Рени и обратно, для чего в местную заграничную почтовую контору был послан (под видом переводчика) секретный чиновник.
В 1848 году, на фоне революционной волны на Западе, контроль за заграничной корреспонденцией был резко усилен, а генерал-губернаторы западных регионов (Литвы, Белоруссии, Малороссии и Новороссии) и командующий русскими войсками в Дунайских княжествах получили доступ к материалам перлюстрации. В том же году вновь был открыт пункт перлюстрации в Радзивилове - для усиления контроля за корреспонденцией из Галиции.
В 1852 году режим усиленного контроля за заграничной корреспонденцией был отменен, однако с началом Крымской войны наблюдение за ней вновь было усилено. В январе 1854 года малороссийский генерал-губернатор вновь получил доступ к материалам перлюстрации, в феврале 1854-го все письма из Ревеля в Англию и Гамбург было приказано слать на перлюстрацию в Петербург, в марте того же года корреспонденцию иностранных подданых живущих в южных приморских городах было приказано отсылать с той же целью в Одессу и т. д. Означенные меры были отменены в марте 1856 года, уже при Александре II.
Летом 1854 года, в связи с уходом русских войск из Дунайских княжеств, прекратили свою деятельность перлюстрационные пункты в Бухаресте и Яссах.
В годы царствования Николая Павловича появляются первые статистические сведения о масштабах деятельности службы перлюстрации. В апреле 1850 года главноначальствующий над Почтовым департаментом гр. В. Ф. Адлерберг представил императору сводную ведомость о действиях секретной экспедиции в 1848 - 1849 годах. За указанные два года на Петербургком почтамте было вскрыто и прочитано 42 080 писем и дипломатических депеш (примерно 10% - за год через почтамт проходило ок. 200 000 отправлений), из которых сделано 1 250 выписок (т. е. выписки делались примерно из 3% писем), многие из которых были затем представлены «на Высочайшее воззрение».
Круг лиц посвященных в дела перлюстрации в николаевские времена расширился.
В самом начале царствования материалы перлюстрации видимо направлялись императору через высшее военное командование - начальника Главного штаба И. И. Дибича и дежурного генерала. После создания в 1826 году III Отделения соответствующие материалы передавал императору начальник этого ведомства - гр. А. Х. Бенкендорф. При этом по организационным, кадровым и проч. делам связанным с перлюстрацией императору докладывал по-прежнему руководитель почтового ведомства.
Фактическому наместнику Польши вел. кн. Константину Павловичу по распоряжению императора с 1826 года соообщались данные перлюстрации касающиеся Царства Польского. Финляндскому почт-директору в 1826 году было предписано доставлять материалы перлюстрации не только в Петербург, но и генерал-губернатору Финляндии. Киевская перлюстрация в 1826 году и позднее, начиная с 1831-го, передавала соответствующие материалы в штаб местной 1-й армии. В ходе польского восстания материалы перлюстрации доставлялись главнокомандующему русской армией, а копии части перлюстрированных писем еще и военному министру А. И. Чернышеву. Главнокомандующему на Кавказе с 1831-го, а прочему местному начальству (см. выше) - с 1840 года докладывались материалы тифлисской перлюстрации.
С начала 1830-х годов доступ к материалам перлюстрации получали также отдельные военные губернаторы и генерал-губернаторы, как западных, так и внутренних регионов. Генерал-губернаторам западных регионов оно делигировалось в годы польского восстания, в 1848 году - в связи с революционными событиями в Европе и в ходе Крымской войны. На аналогичное право периодически и с переменным успехом претендовали и главы внутренних регионов империи.
Либеральные реформы Александра II на деятельности службы перлюстрации сказались мало.
В начале царствования генерал-губернаторы западных регионов, как и ранее, имели доступ к материалам перлюстрации (чему способствовало и очередное польское восстание). На это же право не без успеха претендовали и главы внутренних регионов (например Москвы). Однако после включения почтового ведомства в состав МВД последнее повело борьбу за централизацию контроля над перлюстрацией и к концу 1870-х сделалось практически полным монополистом в этой области - генерал-губернаторы и проч. доступа к материалам перлюстрации лишились. Под контроль МВД перешла и перлюстрация в Польше - в 1867 году пункт перлюстрации в Варшаве перешел в ведение министерства (ранее подчинялся наместнику), а в 1874-м варшавский генерал-губернатор (ведавший польскими губерниями после ликвидации наместничества) и вовсе лишился доступа к материалам перлюстрации.
В связи с ростом уголовной и политической преступности в 1868 году право запрашивать сведения о почтово-телеграфных отправлениях частных лиц получили судебные учреждения (через министра юстиции, который для этого должен был сноситься с министром внутренних дел). В 1876 году аналогичное право получил начальник III Отделения. Через министра внутренних дел последнему передавались выписки из перлюстрированных писем, а также копии подозрительных телеграфных депеш. Задержка и выдача самой корреспонденции жандармам разрешалась только по отношению к арестованным лицам. При этом начальник III Отделения мог указывать лиц за чьй перепиской нужно установить наблюдение.
Масштабы перлюстрации с годами все более возрастали, в 1858 - 1859 годах было вскрыто (без учета Варшавы) более 106 000 писем и депеш, в 1862 - 1863 года - более 151 000 и т. д. В день, в среднем, вскрывалось ок. 200 писем.
Все более широкое применение тайнописи и шифров политическими преступниками способствовало усилению интереса перлюстрационной службы к дешифровке и разного рода техническим средствам.
В 1859 году был вновь закрыт утративший значение перлюстрационный пункт в Радзивилове. Работавший там секретный чиновник был переведен в Житомир. Пункт перлюстрации в Житомире, в связи «с неблагоприятным для него направлением железных дорог», вскоре также утратил значение и в 1878 году был переведен в Киев.
В том же 1878 году, вследствии «особенного возбуждения умов... в университетских центрах», новый пункт перлюстрации был создан в Харькове.
При Александре III перлюстрация писем политических преступников стала вестись и за пределами империи. В 1883 году, с согласия французского правительства, в Париже было образовано специальное подразделение Департамента полиции - Заграничная агентура («Заграничная охранка»). Одной из ее задач был контроль за перепиской политической эмиграции. Возглавлявший Заграничную агентуру в 1884 - 1902 годах П. И. Рачковский получил (с помощью подкупленных швейцаров и консьержей) доступ к переписке политических эмигрантов во Франции и Швейцарии. Письма последних перлюстрировались, копии их отсылались в Петербург. Подобная практика сохранялась и при последующих руководителях Заграничной агентуры - Л. А. Ратаеве (июнь 1902 - август 1905), А. М. Гартинге (август 1905 - февраль 1909), В. М. Долгове (февраль - ноябрь 1909) и А. А. Красильникове (ноябрь 1909 - 1917).
В 1886 году фактически существовавший пункт перлюстрации в Тифлисе (здесь ею по совместительству занимался местный почтмейстер) был заменен официальным.
В 1889 году новый пункт перлюстрации был открыт в Казани - «для... надзора за сибирской корреспонденцией». Уже в 1890 году, в связи с «изменением хода сибирских почт» был поднят вопрос о его переносе в Тюмень или Томск, однако министр внутренних дел И. Н. Дурново счел, что университетская Казань представляет больший интерес для перлюстрации, нежели Сибирь и пункт остался в Казани.
В ходе Всероссийской промышленной выставки 1896 года в Нижнем Новгороде функционировал специально созданный на время мероприятия временный пункт перлюстрации.
Пункт перлюстрации в Рени был закрыт (до 1882 года).
К 1882 году перлюстрировалось уже около 380 000 отправлений в год и делалось, в среднем, 3 600 копий и выписок.
* Автор по старинке именует их рукописной газетой «Вести-куранты».
** Ниже сам автор пишет, что киевская перлюстрация была устроена только в 1826 году.
*** В тексте еще и Изяслав, в других местах показанный ликвидированным в 1796 году.
**** А также в Финляндии и Варшаве. Финляндскую перлюстрацию автор практически не рассматривает, перлюстрацию в Царстве Польском до ее слияния с общероссийской (1866 год) не рассматривает также.
Cлужба перлюстрации при Николае II
скрытый текст
К началу XX века в империи имелось 8 официальных пунктов перлюстрации - в Петербурге, Москве, Варшаве, Казани, Одессе, Киеве, Тифлисе и Харькове. В Петербурге и Москве они скрывались под вывеской цензуры иностранных газет и журналов при соответствующих почтамтах; в Варшаве, Киеве, Одессе - под той же вывеской при местных почтовых конторах; в Казани, Тифлисе и Харькове действовали под видом секретных экспедиций при местных почтовых конторах.
Помимо постоянных периодически создавались временные пункты перлюстрации. Так, в мае 1910 года, в связи с визитом императора в Ригу, там, в губернаторском доме, был образован временный пункт перлюстрации, обслуживаемый чиновниками присланными из Петербурга.
Начальники соответствующих почтовых контор и почтово-телеграфных округов знали о деятельности пунктов перлюстрации, получая за сохранение этого знания в тайне дополнительное денежное вознаграждение.
В декабре 1895 года был закрыт пункт перлюстрации в Вильно. Осенью 1905 года, опасаясь захвата революционными толпами секретных документов, закрыли и пункт перлюстрации в Тифлисе. В январе 1909 года он был открыт вновь, однако местный пункт перлюстрации решено было сделать теперь совершенно секретным - формально он уже никак не был связан с почтовым ведомством, содержался за счет Департамента полиции, а его начальник, В. К. Карпинский, официально числился (без содержания) по Министерству народного просвещения, занимаясь в Тифлисе «изучением восточных языков».
В 1908 году был закрыт перлюстрационный пункт в Казани, а в 1915 году, в связи с отступлением русской армии, прекратил работу аналогичный пункт в Варшаве.
Отбором писем для перлюстрации поначалу занимались сами секретные чиновники. С начала двадцатого столетия, в связи с расширением масштабов работы, к отбору писем стали привлекаться надежные почтово-телеграфные служащие, формально не связанные со службой перлюстрации (т. н. «косвенные участники»). В Петербурге они привлекались к работе с 1902 года, в Харькове - с 1907-го, в Киеве и других городах - с 1908-го. К концу 1915 года косвенных участников имелось ок. 60, из них примерно половина - в Петербурге. Здесь они трудились во всех экспедициях почтамта - городской почты, международной корреспонденции, высочайшей корреспонденции. Отобранные для подобной работы сотрудники представлялись руководившему службой перлюстрации старшему цензору и давали подписку о неразглашении.
Отбор писем производился по «алфавиту» и случайным образом.
«Алфавит» представлял собой список лиц чья корреспонденция подлежала обязательному просмотру. Список составлялся в основном по указаниям министра внутренних дел и Особого отдела ДП и в разные годы содержал от 300 до 1 000 фамилий и адресов. В него включались деятели политических партий и общественных организаций, редакторы газет, депутаты Думы и члены Государственного совета и проч.
При случайном отборе почтовые работники обращали внимание на объем, почерк, адрес получателя и отправителя. Особый интерес вызывали письма в центры зарубежной политической эмиграции (Париж, Женева, Цюрих и проч.), письма до востребования, надписанные «интеллигентным» почерком и проч. Опытный работник со временем вырабатывал «нюх» позволявший определять содержание письма по виду конверта и адресу. Если вскрытое в результате случайной выборки письмо представляло интерес для органов политического розыска принимались дополнительные меры - выявлялись личности автора и адресатов, принималось решение об установлении надзора за перепиской и проч.
Помимо этого, как и прежде, перлюстрация писем отдельных лиц производилась по высочайшим указаниям, а также и по указаниям других высокопоставленных лиц (министров внутренних дел и проч.). Так, по устным указаниям министров внутренних дел П. А. Столыпина и А. А. Макарова перлюстрировалась переписка членов распутинского кружка, А. А Хвостова - корреспонденция обер-прокурора Синода А. Д. Самарина, военного министра А. А. Поливанова и др. По утверждению С. Е. Крыжановского [товарищ министра внутренних дел в 1905 - 1911 годах] по указанию премьера и министра внутренних дел П. А. Столыпина перлюстрировались письма его брата, журналиста и активиста «Союза 17 октября» А. А. Столыпина и шурина А. Б. Нейгардта - лидера фракции националистов в Государственном совете. В январе 1911 года частным письмом руководства ДП начальнику службы перлюстрации А. Д. Фомину было предложено установить наблюдение за перепиской профессоров всех университетских городов (по случаю известного университетского кризиса) и т. д.
Категорически запрещалось перлюстрировать переписку лишь трех лиц - императора, действующего министра внутренних дел и директора Департамента полиции [автор, впрочем, приводит пример жалобы одного из директоров на перлюстрацию его писем].
Отобранные письма передавались на перлюстрацию через одного из отборщиков или доверенных сторожей. Сами «черные кабинеты» обычно располагались в почтовых помещениях, однако были замаскированы. Так, петербургская перлюстрация располагалась на третьем этаже главного здания почтамта в помещениях цензуры иностранных газет и журналов. Последние делились на две части - в одной половине (6 комнат, прихожая и кухня) находилась сама цензура, в другой (4 комнаты) - перлюстрация. Пройти в помещения последней можно было через замаскированные проходы (встроенные в стену большие шкафы казенного типа) устроенные в кабинете главного цензора и кухне (в последней постоянно дежурили несколько доверенных сторожей).
Поступавшая корреспонденция вскрывалась и прочитывалась, при необходимости из писем делались выписки, письма могли фотографироваться, проявляться («химические») и проч. После обработки письма снова вкладывались в конверт, последний заклеивался и возвращался на почту. В очень редких случаях письма задерживались и конфисковывались. На обработанных перлюстрацией письмах ставился секретный знак - точка («мушка») в углу или на ребре конверта - дабы не подвергать его вторичному вскрытию.
В начале XX века в Петербурге ежедневно вскрывалось от 2 000 до 3 000 писем, в прочих местах - от 100 до 500. Один чиновник мог обработать в день до 250 писем.
Большинство писем задерживалось в «черном кабинете» не более 2 часов. Интересные письма откладывались, с них снимались копии или делались выписки (меморандумы). В среднем, на 100 вскрытых конвертов приходилась одна выписка.
Собраные за день выписки в Петербурге направлялись с курьером (обычно один из доверенных сторожей) на квартиру министра внутренних дел (позднее - в его канцелярию). Другой экземпляр выписок направлялся директору Департамента полиции. Часть полученных материалов министр внутренних дел передавал императору. Помимо императора выписки фактически получали и другие лица - императрица Александра Федоровна, дворцовый комендант В. Н. Воейков и проч.
Зашифрованные, «химические» и часть прочих подозрительных писем отправлялась в Особый отдел ДП в подлиннике. Оригиналы писем позднее большей частью возвращались на почту, при необходимости с них снимались копии. Зашифрованные письма расшифровывались специалистами ДП. Проявленные «химические» письма при необходимости восстанавливались или подделывались для отправки адресатам. При необходимости подделывались и другие письма оригиналы которых оставались в ДП.
Вся поступавшая перлюстрация проходила через V отделение Особого отдела, где обрабатывалась и регистрировалась. Из V отделения материалы перлюстрации распределялись по другим подразделениям отдела - II (эсеры, анархисты и прочие террористы), III (эсдеки) и IV (национальные партии) отделениям и проч.
Полученные с помощью перлюстрации сведения передавались Особым отделом на места, в губернские жандармские управления и охранные отделения для дальнейшей разработки (обычно без указания источника).
Пункты перлюстрации на местах отсылали копии полученных материалов в Петербург и местным генерал-губернаторам. Так, в Варшаве на 1910 год копии передавались помощнику варшавского генерал-губернатора по полицейской части К. К. Утгофу - для передачи в местное охранное отделение.
Полученные путем перлюстрации материалы передавались также другим ведомствам - иностранных дел, военному и морскому.
Общий объем почтовых отправлений в империи рос с каждым годом - на 1885 году он составлял 281,7 млн отправлений разного рода, а в 1913 году число отправлений составляло уже 2,13 млрд - 1 299 млн простых и 94 млн заказных писем, 455 млн открыток, 265,3 млн бандеролей и 19,4 млн посылок. Международные отправления на 1913 год составляли почти 200 млн единиц - 143,9 млн писем (59,9 млн отправленных и 84 млн полученных) и 51,8 млн бандеролей (16,3 млн отправленных и 35,5 млн полученных).
Объемы перлюстрации достигли максимума в годы первой революции и позднее существенно снизились. Так, в январе - сентябре 1900 году копии, выписки и проч. были сделаны с 5 481 отправления, в январе - сентябре 1907 года - с 14 221 отправления, в январе - сентябре 1913 года - с 5 928 [у автора - 4655, ошибка при сложении]. Среднее число выписок в месяц составляло соответственно 457, 1785 и 659 [у автора, из-за той же ошибки - 517].
Число скопированных шифрованных и «химических» писем увеличилось с 904 в 1907 году (6,4% от общего числа выписок) до 5 039 в 1912-м (47,4%), однако позднее стало снижаться - 2 777 (46,8%) в 1913-м и 1538 (28,7%) в 1914 году.
Относительно качества работы «черных кабинетов» имелись разнообразные мнения. Сами сотрудники перлюстрации свою работу оценивали обычно очень высоко, однако сохранилась масса жалоб (в т. ч. и высокопоставленных лиц) - на плохо заклеенные конверты и проч. видимые следы перлюстрации. Качество работы перлюстрации вероятно варьировалось от места к месту. Так, в ходе ревизии 1910 года вице-директор Департамента полиции С. Е. Виссарионов, помимо прочего, оценил работу Варшавского и Московского пунктов перлюстрации. Организацию работы варшавского пункта ревизор счел образцовой, тогда как московский, напротив, по его мнению, работал крайне скверно - были отмечены низкая трудовая дисциплина, низкое качество работы, беспорядочное делопроизводствро и проч.
По результатам ревизии Виссарионов внес ряд предложений по реформированию службы перлюстрации - предлагалось открыть 4 новых пункта, освежить кадровый состав, улучшить техническое оснащение пунктов и т. д., однако ни эта, ни последующие попытки реформировать работу перлюстрационной службы до стадии реализации доведены не были - в изменившихся после 1905 года условиях руководство МВД вероятно не желало лишний раз привлекать внимание общественности к работе перлюстрации.
Переход к думской монархии серьезно повлиял на работу службы перлюстрации. Тема перлюстрации регулярно поднималась на заседаниях III и IV Думы и в печати, нервируя руководство МВД и самих перлюстаторов, думский контроль создавал дополнительные сложности при финансировании службы и т. д.
В годы войны служба перлюстрации продолжала в целом работать в прежнем режиме. Перлюстрационный пункт в Варшаве, как уже отмечалось, в июле 1915 года прекратил работу в связи с оставлением города русской армией. Сотрудники варшавского пункта были распределены по другим.
Неофициальная перлюстрация
скрытый текст
Помимо официальной перлюстрации существовала и неофициальная или «инициативная». Письма вскрывались самими почтовыми работниками - из личного любопытства и по корыстным соображениям, по распоряжению местного начальства - по государственным и личным причинам и т. д. С XIX века «инициативной» перлюстрацией широко занимались жандармы и появившиеся позднее охранные отделения. Эта практика получила особенно широкое распространение в начале XX века. Жандармы «входили в сношения» с чинами почтовых отделений и контор, добывая через них письма или копии писем. Перлюстрацией обычно занимались сами жандармские офицеры - соответствующие знания (техника вскрытия писем, калькирование почерков и проч.) они могли получить на специальных курсах учрежденных при Департаменте полиции.
Руководители местных почтовых учреждений почти всегда оказывали содействие жандармам. Так, в ответ на соответствующий запрос начальника Особого отдела ДП, направленный в декабре 1909 года руководителям 7 губернских жандармских управлений (Виленского, Иркутского, Ковенского, Минского, Могилевского, Саратовского, Томского) и Екатеринославского охранного отделения, последние сообщили о почти повсеместном содействии местных почтовых начальников политическому розыску. Лишь в Томске начальник почтово-телеграфной конторы никаких услуг в деле политического розыска не оказывал, однако таковые (без ведома начальника) оказывали его подчиненные.
За свои услуги почтовые работники получали денежное вознаграждение из фондов политической полиции. Руководители жандармских управлений и охранных отделений нередко ходатайствовали также о награждении отличившихся почтовых работников орденами, повышении их в чине или должности.
Руководство Департамента полиции о существовании всей этой «инициативной» (и совершенно незаконной) перлюстрации прекрасно знало и поддерживало подобную практику, настаивая лишь на сохранении ее тайного характера.
Так, вице-директор Департамента полиции С. Е. Виссарионов в ходе упоминавшейся выше проверки работы службы перлюстрации в начале 1910 года помимо официальных пунктов ревизовал и работавший в Саратове неофициальный. Здесь, с согласия начальника почтово-телеграфной конторы (получавшего за это дополнительно 50 руб. в месяц), трое почтальонов (получавшие на троих еще 50 руб.) отбирали интересную жандармам почту, передавая ее в ГЖУ и охранное отделение. В последнем перлюстрацией занимался сам начальник отделения - А. П. Мартынов.
Бюджет службы перлюстрации
скрытый текст
Средства на содержание службы перлюстрации выделялись почтовым ведомством по статье «секретное употребление по почтовой части». С 1822 года, в целях конспирации, использовалась формулировка «на известное Его Величеству употребление».
В 1799 году на соответствующие цели было выделено 27 000 руб., в 1822 году - 53 350 руб. (в т. ч. 27 050 руб. Петербургскому (включая 3 000 руб. финляндскому почт-директору), 14 300 руб. - Литовскому, 12 000 руб. - Московскому почтамтам и по 225 и 100 руб., соответственно, Брестской и Радзивиловской почтовым конторам).
К 1837 году, в связи с открытием новых пунктов, расход увеличился до 75 350 руб. - 24 050 руб. Петербургскому, 17 000 руб. - Московскому и 3 000 руб. Финляндскому почтамтам, 14 300 руб. Виленской почтовой конторе, 5 000 руб. Тобольской и по 3 000 руб. Томской и Иркутской почтовым конторам, 2 200 руб. занимавшемуся перлюстрацией помощнику радзивиловского почтмейстера и 3 500 руб. на перлюстрацию в Константинополе (см. ниже). В 1838 году из-за закрытия пунктов в Тобольске, Иркутске и Томске расходы сократились до 64 350 руб.
В 1840 году расходы были пересчитаны на серебро и составили 19 672 руб. (68 852 руб. ассигнациями). В 1843 год на перлюстрацию было отпущено уже 77 256 руб. (с этого года сумма включала и расходы на содержание неких чиновников для осмотра почтовых мест и станций). На 1856 год расходы составили уже 81 170 руб., на 1866-й - 89 500 руб., на 1893-й - 107 000 руб.
На 1910 год общий расход достигал 135 000 руб. - 115 000 руб. из почтового ведомства и 20 000 руб. из секретных сумм Департамента полиции.
Руководство службы к началу XX века выделяемые суммы считало недостаточными, добиваясь увеличения содержания чиновников, в первую очередь, провинциальных. Штаты (и видимо оклады) цензуры не менялись с 1867 года и увеличение содержания вплоть до Мировой войны шло лишь за счет секретных сумм ДП.
Постоянный рост инфляции в ходе Мировой войны заставил правительство пойти на увеличение денежного содержание государственного аппарата. 13 марта 1915 года императором были утверждены «Временные правила о дополнительных из казны пособиях служащим в учреждениях гражданского ведомства в районах военных действий», устанавливавшие дополнительные выплаты чиновникам - суточных денег (от 1,25 до 5 руб. в зависимости от классной должности) и квартирного пособия (20% общего содержания). Под действие правил попадали чиновники варшавской перлюстрации.
Общие расходы службы к концу 1915 года составляли 174 050 руб. - 119 098 руб. на содержание личного состава и канцелярские и почтовые расходы, 24 914 руб. - на вознагражение косвенных участников, 9 000 руб. - премии чиновников, 10 300 руб. - премии косвенных участников и 10 746 руб. - секретные добавочные пенсии и пособия вдовам и сиротам чиновников.
11 мая 1916 года императором было утверждено постановление Совета министров «О добавочном довольствии чинов правительственной службы по случаю вздорожания жизни». Под действие постановления попадали чиновники с годовым жалованьем не более 2400 руб. (1900 руб. при наличии казенной квартиры), не получавшие прибавок по закону от 13 марта 1915-го. Жалованье таких чиновников, в зависимости от размера оклада и района проживания увеличивалось на 12,5 - 30%.
Уже 22 октября 1916-го было утверждено новое постановление - «О некоторых дополнениях и изменениях» постановления 11 мая, несколько менявшее и дополнявшее предыдущее. В соответствии с ним жалованье чиновников в зависимости от размера и района проживания увеличивалось на 10 - 90%.
С учетом указанных прибавок общий расход на содержание службы перлюстрации должен был составить 243 088 рублей [фактически только на содержание личного состава].
Руководивший всей службой старший цензор должен был получать 6 150 руб. (в т. ч. 2 750 руб. официально и 3 400 руб. из особых сумм), старший цензор от 4 253 до 5 730 (в зависимости от города), цензор - от 2 703 до 4 012 руб., младший цензор - от 3 657 до 4 770 руб., чиновник знающий иностранные языки - от 2 239 до 3 069 руб, переводчик - от 1 237 до 3 276 руб., чиновник прикомандированный к МВД (см. ниже) - от 1 420 до 3 888 руб., сторож - от 225 до 1 458 руб.
На выдачу добавочных пенсий и пособий вдовам, детям и сиротам полагалось 11 904 рубля.
Служба перлюстрации и дешифровки дипломатической почты
скрытый текст
В структуре Министерства иностранных дел с начала XIX века существовала отдельная служба занимавшаяся дешифровкой дипломатической почты.
В 1803 году в МИД «для сочинения по секретной части» появился особый чиновник (Х. И. Миллер), а в ноябре 1807 года высочайшим повелением была учреждена «цифирная часть», занимавшаяся разработкой шифров и дешифровкой. Общее руководство этой деятельностью осуществлял Цифирный комитет МИД.
К 1828 году в МИД существовало уже три секретных экспедиции - шифровальная, дешифровальная и газетная. В том же году они были включены в новосозданный Департамент внешних сношений [3-я, 4-я и 5-я экспедиции департамента соответственно]. Позднее шифровальное и дешифровальное подразделения МИД неоднократно сливались и разделялись вновь. В 1846 году они были включены в состав Особой канцелярии [включала Цифирную экспедицию и экспедиции по цензуре политических статей и церемониальных дел. В 1862 году Особая канцелярия была соединена с Канцелярией министра, в состав последней вошла и Цифирная экспедиция], снова разделенная вскоре на два подразделения - шифровальное и дешифровальное.
В 1914 году, в рамках общей реорганизации МИД, Канцелярия министра стала частью Первого политического отдела министерства, в состав последнего вошли и шифровальное и дешифровальное отделения.
Насколько можно понять собственно перлюстрацией дипломатической переписки занималась соответствующая служба почтового ведомства, передававшая копии вскрытых посланий дешифровальному подразделению МИД (туда же передавались и шифрованные дипломатические телеграммы).
Перлюстрация дипломатической почты производилась также и за границами империи. Так, действовавший в 1815 - 1854 годах перлюстрационный пункт при русской почтовой конторе в Бухаресте вскрывал почту молдавского господаря, сербского князя, английского и французского консулов, отсылая копии как в Почтовый департамент, так и министру иностранных дел.
В 1836 - 1854 годах перлюстрация дипломатической почты велась и в Константинополе. Сюда был направлен секретный чиновник А. Ф. Маснер, формально числившийся по Азиатскому департаменту МИД. Европейские посольства в Константинополе отсылали свою корреспонденцию через австрийскую почту и Маснер мог перлюстрировать только послания отправляемые через местную русскую почтовую контору - в Одессу и Дунайские княжества.
Главами дешифровального отделения (официально числившимися старшими чиновниками при Канцелярии министра) после 1862 года были Я. И. Рут (1862 - 1864), Л. П. Иессен (1864 - 1888), К. А. Битепаж (1889 - 1892), В. В. Сабанин (1893 - 1907), А. А. Долматов (1907 - 1917).
Состав отделения был невелик, в начале XX века - 6 человек. Сотрудники его обычно специализировались по определенным странам. Так, А. А. Долматов занимался шифрами Бельгии и Испании, Е. К. Напьерский - Германии, Италии и Турции, Э. К. Феттерлейн - Баварии, Франции, Греции, Е. Ф. Маттей - Франции и Японии.
За взлом шифра сотрудники отделения получали премии, размер которых определялся сложностью шифра. Так, в августе 1892 года Цифирному комитету МИД было представлено для награждения 7 вскрытых иностранных шифров. К. А. Битепаж получил 2400 руб. (по 400 руб. за три немецких генеральных шифра для связи с посольством и консулами в России и посольством в Константинополе, 600 руб. за французский шифр используемый греками для связи с посольством в России и 600 руб. за французский шифр используемый для связи с военной экспедицией в Китае), В. В. Сабанин - 800 руб. (за английский генеральный шифр для связи с посольствами в России, Турции и Персии), А. А. Долматов - 600 руб. (300 руб. за сербский шифр для связи с посольством в России и по 100 руб. за упомянутые немецкие шифры).
Общий объем работы отделения постоянно возрастал. Так, в 1873 - 1882 годах в отделение поступило 21 107 телеграмм, из которых прочитаны были 8 062 (38%) - по 2 442 на сотрудника. В 1893 - 1902 годах число поступивших телеграмм выросло до 65 420, прочитано было 23 643 (36%) - по 4 146 на сотрудника.
Чиновники «черных кабинетов»
скрытый текст
О численности сотрудников службы перлюстрации до 1830 года имеются лишь отрывочные сведения. Большая часть из них числилась «состоящими при разных должностях» в почтовом ведомстве, часть формально служила по другим - в основном по МИД. Так, на январь 1825 года, согласно секретным отчетам, на Петербургском почтамте перлюстрацией занималось 17 человек - 15 служащих почтового ведомства и двое прикомандированных из МИД.
С 1829 года, как уже отмечалось, основным прикрытием для службы перлюстрации являлась официально существовавшая цензура иностранных газет и журналов. При этом часть сотрудников последней занималась только перлюстрацией, часть - и цензурой и перлюстрацией, а часть - только цензурой.
Часть сотрудников занимающихся перлюстрацией по-прежнему числилась по другим подразделениям почтового ведомства, а часть - и по другим ведомствам (прикомандированными к МВД и переданными в распоряжение почтового ведомства). Так, по штатному расписанию октября 1830 года чиновников иностранной цензуры имелось всего 18 (9 в Петербурге, 5 в Москве и 4 в Вильно), двое из которых занимались только цензурой, однако в экспедициях рестовых (заказных) писем служило еще 15 перлюстраторов (8 в Петербурге, 3 в Москве и 4 в Тобольске) и общая численность службы доходила до 31 человека (без учета варшавской перлюстрации).
На 1867 год в цензуре служило 37 человек, из которых шестеро перлюстрацией не занималось. Число перлюстраторов других структур и ведомств неизвестно, варшавская перлюстрация опять же не учтена.
На январь 1908 года в перлюстрации служило 60? человек - 39 по цензуре и 21 прочий (12 состоящих при МВД, 5 числившихся чиновниками Главного управления почт и телеграфов и 4 чиновника почтамтов).
На июль 1913 года, согласно одной приводимой автором таблице в перлюстрации служило 42 человека (32 из 37 сотрудников цензуры и 10 чиновников состоящих при МВД), согласно другой - 46 человек.
На конец октября 1916 года в службе перлюстрации числилось 46 человек [в другом месте у автора - 47]. Косвенных участников на конец 1915 года имелось 89 человек (7 руководителей почтамтов и почтовых контор, 58 сотрудников почтовых экспедиций и 24 сторожа), из которых в Петербурге служило 35, в Москве - 15, в Одессе - 13, в Варшаве - 10, Киеве - 7, Тифлисе - 6, Харькове - 3.
Общий состав службы на конец 1916 года выглядел следующим образом.
В Петрограде служило 15 чиновников (с учетом старшего цензора из Варшавы - 16) - старший цензор (глава всей службы), еще один старший цензор, 4 младших цензора, 5 чиновников знающих иностранные языки, 2 чиновника прикомандированных к МВД + 9 сторожей и 26 косвенных участников (численность последних здесь и ниже на конец 1915-го).
В Москве служило 9 чиновников (с учетом цензора и чиновника прик. к МВД из Варшавы - 11) - старший цензор, 2 младших цензора, 3 чиновника знающих иностранные языки, чиновник прикомандированный к МВД и переводчик + 4 сторожа (с учетом варшавских - 8) и 11 косвенных участников.
В Одессе служило 6 чиновников (с учетом варшавских чиновников знающего языки и прик. к МВД и 2 переводчиков - 10) - старший цензор, цензор, 2 чиновника прикомандированных к МВД + 4 сторожа и 9 косвенных участников.
В Киеве служило 3 чиновника (с учетом варшавского чиновника знающего языки - 4) - 2 цензора и чиновник знающий иностранные языки + сторож и 6 косвенных участников.
В Харькове служило 2 чиновника прикомандированных к МВД + сторож и 2 косвенных участника.
В Тифлисе служило 2 чиновника - цензор и переводчик + сторож и 5 косвенных участников.
По Варшаве, несмотря на эвакуацию, продолжали числиться 9 чиновников - старший цензор (откомандирован в Петроград), цензор (откомандирован в Москву), 3 чиновника знающих иностранные языки (один откомандирован в Киев, другой в Одессу, третий - мобилизован в армию), 2 чиновника прикомандированных к МВД (один откомандирован в Одессу, другой в Москву), 2 переводчика (оба откомандированы в Одессу) + 4 сторожа (все откомандированы в Москву) и 6 косвенных участников (продолжавших получать жалованье).
Указом от 6 июня 1858 года прием на службу, перемещение и увольнение чиновников цензуры иностранной прессы (и, соответственно, действующей под ее прикрытием службы перлюстрации) были отнесены к обязанностям главноуправляющего Почтовым департаментом. После передачи почтового ведомства в состав МВД соответствующие обязанности перешли к министру внутренних дел (указ от 13 сентября 1868 года).
Важнейшим требованием при приеме на службу была благонадежность. Новые служащие принимались обычно по рекомендации и под поручительство действующих сотрудников. Другим важнейшим требованием было знание нескольких иностранных языков (хотя бы трех европейских).
Из 106 человек поступивших на службу в XIX - начале XX века 45,3% составляли потомственные дворяне, 16% - дети обладателей личного дворянства, 23,6% - мещане, 4,7% - дети потомственных или личных почетных граждан, 3,8% - дети духовных лиц, 1,9% купцов и 1,9% - крестьян. В сословном плане, таким образом, среди перлюстраторов преобладали представители дворянства и мещанства, доля потомственных дворян со временем сокращалась (с 50% в первой половине XIX века до 42 - 44% в более позднее время).
В плане вероисповедания преобладали лютеране (47,1%) и православные (44,3%), католиков имелось 6,6%. Доля православных постепенно росла (33% в первой половине XIX века, 49% во второй и 55,6% в начале двадцатого), лютеран и католиков падала: 54,8 - 45,4 - 33,3% и 9,5 - 5,6 - 0% соответственно.
Недвижимостью, наследственной или благоприобретенной, владели всего 11,6% чиновников (в первой половине XIX века - 16,5%).
Высшее образование имело 19,8% (в первой половине XIX века - 26,2%, во второй - 12,7%, в начале двадцатого - 33,3%), среднее - 27,3% (26,2 - 25,4 - 44,4%), неполное среднее - 29,2% (2,4 - 52,7 - 11,1%), домашнее - 7,5% (14,3 - 1,8 - 0%), начальное - 9,4% (14,3 - 1,8 - 0%).
Большинство (57,5%) начали работу в перлюстрации в возрасте до 30 лет, 33% - в возрасте от 30 до 50 лет.
Значительное распространение получили родственные связи - в первой половине XIX века родственную связь с другими служащими имели 26,2%, во второй - 23,6%, в начале двадцатого - 33,3% поступивших на службу. К началу XX века имелись семьи занимавшиеся перлюстрацией уже в третьем поколении.
В целом среди перлюстраторов преобладали выходцы из небогатых семей, не имевшие престижного образования, но хорошо знающие иностранные языки, уроженцы прибалтийских и западных губерний. Тщательный подбор кадров, хорошие материальные условия и имевшиеся привилегии (см. ниже) способствовали низкой текучке кадров - за все время существования службы известно лишь два случая добровольного отказа от нее. В одном случае, чиновник цензуры переведенный в перлюстрацию просто вернулся к прежней службе (1897 год), в другом - подался в революционеры (1905), был уволен и затем сидел под арестом и в заключении (в 1930-х снова подвергся преследованиям, по иронии судьбы - как бывший перлюстратор). Редкостью были и конфликты внутри службы.
Сотрудники перлюстрации имели ряд привилегий. Так, с 1835 года должности в цензуре иностранных газет и журналов не имели классности (подтверждено указами 1836, 1847 и 1852 годов). В результате младший цензор мог иметь чин действительного статского советника (IV класс), а руководитель службы - тайного советника (III класс). Предпоследний руководитель службы А. Д. Фомин при выходе на пенсию в 1914 году получил чин действительного тайного советника (II класс). Без учета классности происходило и награждение чиновников службы орденами.
Помимо орденов и производства в чины чиновники получали и другие награды - единовременные и пожизненные денежные выплаты (на лечение и проч.), ценные подарки (перстни, табакерки), аренды и проч.
Жалованье чиновников службы было существенно выше чем у других служащих почтового ведомства - за счет дополнительных выплат из секретных сумм.
К началу XX века денежное довольствие перлюстратора состояло из официального жалованья по занимаемой должности, добавочной выплаты из секретной «особой» суммы, надбавки за каждые 5 лет выслуги, квартирных денег (при отсутствии казенной квартиры), выплат на Рождество и (раз в два года) на Пасху (при наличии неизрасходованных средств). Так, руководивший службой старший цензор А. Д. Фомин в 1908 году получил 7 950 руб. в год - 2 000 руб. по официальной должности, 3 000 руб. из секретных сумм, 1 000 руб. - за руководство «особой частью», 1 000 руб. - за выслугу лет, 700 руб. к Рождеству и 250 руб. к Пасхе (+ казенная квартира).
Жалованье перлюстраторов в Петербурге и других городах существенно различалось. Так, на тот же 1908 год старший цензор в Петербурге получал (без учета квартирных и выслуги лет) 4 475 руб., в Москве - 3 287 руб., в Варшаве - 2 740 руб., в Одессе - 2 287 руб. Младший цензор в Петербурге - 3 200 руб., в Москве - 1 800 руб., в Варшаве - 2 010 руб., приравненные к ним цензоры в Киеве - 2 400 руб., в Казани и Харькове - по 1 800 руб. соответственно. Чиновник знающий иностранные языки в Петербурге получал 1 950 руб., в Москве - 1 200 руб., в Одессе - 1 185 руб., в Киеве - 1 140 руб. Переводчик в Петербурге получал 2 555 руб., в Москве - 1 086 руб, в Варшаве - 1 170 руб. Чиновник причисленный к МВД в Петербурге получал 1 200 руб., в Варшаве и Одессе - 1 050 руб.
Официальные пенсии чиновников цензуры до 1875 года были весьма скромными и при назначении пенсии им обычно назначалась персональная пенсия из секретных сумм (на что требовалось согласие императора). Так, вышедшему на пенсию в 1849 году старшему цензору Петербургского почтамта И. М. Беляеву официально полагалась пенсия в 285 руб. (за 63 года службы), но по ходатайству руководителя почтового ведомства Беляев получил негласную пенсию в 1 500 руб. и т. п.
В 1875 году, по инициативе министра внутренних дел А. Е. Тимашева, для чинов цензуры и перлюстрации были установлены новые размеры пенсий. За 25 лет выслуги перлюстратор теперь получал пенсию в размере 50% годового жалованья (гласного и негласного), за 35 лет - в размере годового жалованья. Пенсия старшего цензора теперь составляла соответственно 1 500 - 3 000 руб., младшего: 1 150 - 2 300 руб., чиновника знающего иностранные языки: 600 - 1 200 руб. (пенсии цензоров не занимавшихся перлюстрацией были на 30-50% ниже). Впрочем, для назначения пенсии конкретному лицу и после этого требовалось высочайшее соизволение. Сохранялась и практика назначения особых пенсий конкретным лицам.
В декабре 1880 года имевшиеся у перлюстраторов привилегии (производство в чины, награждение орденами, пенсии и пр.) были распространены и на лиц формально не числившихся в почтовом ведомстве (чиновников причисленных к МВД и проч.) - до этого они получали только дополнительное содержание из секретных сумм.
Семьям, вдовам и сиротам перлюстраторов также назначались негласные пособия, в девятнадцатом столетии обычно существенно превышавшие официальные. Так, семье умершего в 1847 году старшего цензора Петербургского почтамта А. О. Чиколини (вдове и восьми детям) вместо положенных по закону 47,46 руб. была назначена негласная пенсия в 2 004 руб. и т. п.
Работа перлюстратора, в целом, была достаточно трудной - протекала в неурочное время (вечер - ночь), требовала усидчивости и постоянного внимания. Чтение массы рукописных и печатных материалов убивало зрение, а подделка печатей (здесь до конца XIX века использовалась ртуть) - здоровье в целом.
После Февраля
скрытый текст
После Февраля сотрудники перлюстрационной службы еще какое-то время (до 1 мая) продолжали ходить на службу, не получая никаких указаний от новой власти. Начиная с марта руководителей службы стали таскать на допросы, по обвинениям в нарушении официального законодательства. Возглавлявшего службу старшего цензора М. Г. Мардарьева в марте допрашивал следователь новосозданной «Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию противозаконной деятельности прежних министров». Начальника киевской перлюстрации К. Ф. Зиверта - комиссар некоего исполкома «Совета объединенных общественных организаций». Его сотрудники были арестованы, впрочем, уже в апреле их отпустили.
В Москве допрашивали старшего цензора В. М. Яблочкова, 7 апреля он был уволен в отставку комиссаром Москвы Н. М. Кишкиным, а 15 июня было вынесено постановление об аресте Яблочкова. Следствие по делам местных «черных кабинетов» велось в Одессе и Тифлисе и т. д.
10 июля 1917 года приказом по Министерству почт и телеграфов цензура иностранных газет и журналов была упразднена, а большая часть ее сотрудников была уволена со службы задним числом (с 16 марта). Всего увольнению подлежали 38 сотрудников цензуры, из которых перлюстрацией занималось 32 человека. В лучшем положении неожиданно оказались чиновники причисленные к МВД и прочие причастные - под увольнение они не попали, поскольку формально в службе не числились.
Часть бывших перлюстраторов вернулась к прежнему занятию при большевиках - известно что некоторые из них в 1923 - 1924 годах работали по прежнему профилю в отделе политконтроля ОГПУ. Причастные к перлюстрации почтовые служащие продолжали большей частью служить на почте (по крайней мере в Петрограде / Ленинграде). В 1929 году о них внезапно вспомнили органы - в ноябре 1929-го ленинградское ОГПУ открыло следствие по «делу чернокабинетчиков». Привлечено было 19 человек (4 цензора, секретарь-машинист, 4 сторожа и 10 почтовых служащих) в возрасте от 40 до 70 лет. В январе 1930 года все они были осуждены по 58-й статье как бывшие сотрудники Департамента полиции - 13 человек получили по 5 лет заключения, четверо сторожей - три года условно, двоим было запрещено проживать в столицах и крупных городах на протяжении трех лет.
[Перлюстрация международной переписки сохранялась и при Временном правительстве, ее вела военная цензура, переименованная в военный контроль. Продолжалась она и при большевиках - Управление военного контроля в Петрограде слало выписки из перлюстрированных писем в ЧК, Совнарком и проч.]
Отмененная было внутренняя перлюстрация при большевиках была заведена вновь. Поначалу внимания ей не уделялось - принятый 4 апреля 1918-го декрет СНК «О тайне почтовой переписки», напротив, запрещал задерживать и изымать почтовые отправления без согласия почтового ведомства или постановления судебной или следственной власти. Циркуляр наркомата почт и телеграфов от 28 мая 1918-го указывал, что правом осмотра и выемки корреспонденции обладают ВЧК, следственные комиссии ревтрибуналов и народных окружных судов - но при соблюдении требований Устава уголовного судопроизводства.
Однако уже 13 сентября 1918 года почтовое ведомство предоставило исполкомам губсоветов право самим принимать решения о контроле частной или общественной корреспонденции.
В октябре 1918-го был создан военно-цензурный отдел Регистрационного управления РККА (с ноября 18-го подчинявшийся непосредственно Реввоенсовету) задачей которого была цензура, а позднее и тайная перлюстрация почтовых отправлений. Первое время отдел осуществлял цензуру открыто, ставя соответствующие штемпели на «оболочки писем и телеграмм». В марте 1919 года цензура сменилась перлюстрацией - корреспонденцию предписывалось вскрывать тайно, не ставя никаких отметок и держа дело в секрете.
В августе 1920 года функции почтово-телеграфного контроля были переданы от РВСР Особому отделу ВЧК, а в августе 1921 года Управление военной цензуры РККА было влито в Информационный отдел ВЧК.
В новосозданном ОГПУ перлюстрацией ведал отдел политического контроля, в ноябре 1925 года влитый в Информационный отдел ОГПУ (с марта 1931 года - Секретно-политический отдел).
Масштабы перлюстриции при большевиках быстро превысили прежние. Так, в 1924 году отдел политконтроля ОГПУ прочитал 5 млн писем и 8 млн телеграмм (царская перлюстрация в начале XX века читала ок. 1 млн писем в год).
В образованном в июле 1934 года «большом» НКВД перлюстрацией ведало Главное управление государственной безопасности, а в нем - все тот же Секретно-политический отдел (с декабря 1936-го - 4-й отдел, с сентября 1938-го - 2-й отдел). После окончательного разделения НКВД в апреле 1943 года перлюстрация осталась в ведении НКГБ / МГБ (отдел «В»). После объединения МГБ и МВД в 1953 году перлюстрацией ведал 6-й спецотдел МВД, а после образования КГБ (март 1954-го) сначала 10-й отдел 4-го управления КГБ, а с апреля 1955 года - 6-й спецотдел КГБ, с июля 1959 года бывший частью Оперативно-технического управления КГБ.
Роль «черных кабинетов» в общественно-политической жизни
скрытый текст
Как отмечает автор, значительная часть русского общества если и не знала, то догадывалась о существовании перлюстрации. Наиболее важные и деликатные сведения почте старались не доверять передавая письма с оказией, позднее - посылая на адрес доверенных лиц и т. п. В письмах шедших через официальную почту, напротив, нередко писали что-нибудь благонамеренное, а нередко излагали и некие ценные предложения - надеясь, что их прочтет высокое начальство.
С развитием печатной прессы публикации о деятельности перлюстрации стали появляться в газетах - сначала эмигрантских (первая - в герценовском «Колоколе» 1 нваря 1858 года), а позднее и во внутрироссийских.
В целом, таким образом, существование перлюстрации было скорее секретом полишинеля. На этом основании ряд современных авторов вообще ставит под сомнение эффективность работы этой структуры. Указывается также на разнообразные махинации с материалами перлюстрации, использовавшимися во внутрисистемной борьбе - специфический подбор докладываемых высокому начальству материалов, использование их для дискредитации оппонентов и проч. Автор, впрочем, с этой точкой зрения не соглашается, считая, что перлюстрация, при всех ее недостатках в целом справлялась с поставленными перед ней задачами.
К задачам перлюстрации автор относит контрразведывательную (выявление иностранных шпионов), выявление антиправительственной активности и разного рода злоупотреблений, изучение реальных народных настроений и обнаружение и изъятие антиправительственных материалов.
Перлюстрация, хоть и не часто, позволяла раскрыть иностранных агентов работающих в империи. Так, в 1793 году был разоблачен некий гр. де Монтегю засланный на Черноморский флот англичанами, в 1895 году разоблачена целая сеть австро-венгерских агентов в западных губерниях (под суд отдано 38 человек, включая офицеров русской армии) и т. д.
Перлюстрация помогла открыть ряд весьма опасных антиправительственных групп. Так, в 1883 году с ее помощью была обнаружена и затем разгромлена связанная с народовольцами польская партия «Пролетариат», в 1885 году - харьковская группа «Народной воли», в 1887 году - террористическая группа А.. И. Ульянова и т. д.
Материалы перлюстрации давали также определенное представление о царивших в стране настроениях. На основе полученных материалов Департамент полиции ежегодно составлял для императора обзор государственной жизни России, содержавший подборку материалов по определенным темам (с минимальной аналитической частью).
Так, «Краткий отчет за 1908 год» (90 страниц) включал 12 пунктов:
1. Критика правительственной политики; 2. Министерство внутренних дел; 3. Отзывы о Председателе Совета министров П.А. Столыпине; 4. Деятельность революционных организаций; 5. Деятельность Государственной думы и ее членов; 6. Выступление в Государственной думе министра [иностранных дел А.П.] Извольского; 7. Построение Амурской железной дороги; 8. Проект земельной реформы; Жизнь крестьян в деревне; 9. Министерство народного просвещения: назначение [А.Н.] Шварца министром; 10. Министерство иностранных дел: Критика деятельности [А.П.] Извольского, Присоединение Боснии-Герцеговины к Австро-Венгрии, Сообщения из Китая, Сообщения из Персии; 11. Сведения по Военному и Морскому ведомствам: Крепости, Критика начальников частей, Казнокрадство, Флот, Авария с крейсером «Олег», Реформа Морского министерства; 12. Окраины: Кавказ. Отзывы о графе [И.И.] Воронцове-Дашкове, Финляндия, Прибалтийский край.
Куда более объемный отчет «Государственная жизнь России в 1915 году» (288 страниц) состоял из 32 разделов:
Общие положения. Оценка деятельности правящих сфер. Критика деятельности членов Кабинета; О законодательных палатах; О майском погроме в Москве; Московские беспорядки и образование прогрессивного блока; Земский и городской союзы и монархические организации; Мобилизация промышленности; Железные дороги в связи с продовольственным вопросом; Эвакуация казенных учреждений, беженцы, жители; Крестьяне; Запрещение продажи водки; О кооперативах; Положение сельского хозяйства; Об инородцах; О Галиции; О евреях; О немцах; Украинский вопрос; О латышах, татарах и других; Кавказ; Революционное движение; Народное просвещение; Министерство финансов; Вопросы международной политики; О печати; Об армии; О предательстве Мясоедова; Санитарная часть; О госпиталях; О флоте; Слухи о мире.
Вопрос перехвата засылаемых в империю антиправительственных материалов сделался особенно актуальным начиная с конца XIX века, когда политическая эмиграция поставила их массовую рассылку на поток. Часть засылаемых разнообразными способами материалов изымалась, однако значительная часть все же доходила по назначению.
«Черные кабинеты»: история российской перлюстрации. XVIII - начало XX века
Интересно и хорошо написано, хотя местами и слегка сумбурно.
скрытый текстЧастная переписка в законодательстве Российской империи
скрытый текст
Неприкосновенность частной переписки в империи формально охранялась государством.
Впервые требование неприкосновенности почтовых отправлений прозвучало в указе Петра I от 12 ноября 1698 года - «О сборе в сибирских и поморских городах таможенных прошлин». В разделе об учреждении сибирской почты указывалось: «отнюдь ничьей грамотки не распечатывать и не смотреть».
Высочайшее повеление Екатерины II (январь 1782 года) запрещало (ради сохранения и расширения доверия «к почтам») властям, начальству или кому бы то ни было открывать или удерживать письма пересылаемые внутри империи.
Александр I, едва взойдя на престол, повелел главному начальнику почт Д. П. Трощинскому дать секретное предписание местным почтовым начальникам чтобы «корреспонденция, производимая между частными людьми, была неприкосновенна и вообще изъята от всякого осмотра и открытия».
В 1823 году еще одно высочайшее повеление Александра запретило «заведывающим разными частями отдельных управлений» обращаться к «почтовым местам» с требованием выдачи корреспонденции частных лиц или с требованием «о непринятии» чьей-либо корреспонденции на почту.
Николай I в январе 1827 года фактически подтвердил этот запрет, указав чтобы «казенные места и лица, управляющие различными частями» не требовали удержания или непринятия чьей-либо корреспонденции - за исключением случаев Высочайших повелений.
О «существующем издавна» правиле неприкосновенности частной переписки почтовым служащим периодически напоминали циркуляры самого почтового ведомста (апрель 1844-го, апрель 1868-го) и т. д.
Судебное законодательство империи предусматривало санкции за незаконное вскрытие почтовой корреспонденции. «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года за незаконное вскрытие казенной или частной корреспонденции грозило виновному строгим выговором, вычетом от 3 до 6 месяцев из времени службы или отрешением от должности (ст. 379). Почтовые служащие наказывались строже - увольнением от должности (при вскрытии письма в личных целях) или исключением со службы (почтовый чиновник) и отправке в армию рядовым (почтальон) - при вскрытии для сообщения содержания другому лицу (ст. 153).
Позднее наказания за подобные проступки все более ужесточались. Согласно указу «Об изменении некоторых статей Свода законов» (март 1860) почтовому чиновнику за незаконное вскрытие корреспонденции грозило уже от 6 до 12 месяцев в смирительном доме. В апреле 1884 года смирительные дома были ликвидированы и новое «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» (1885) обещало за незаконное вскрытие корреспонденции («хотя бы из одного любопытства») удаление от должности и тюремное заключение на срок от 4 до 8 месяцев (ст. 1104). За передачу письма или его содержания другому лицу почтовые служащие наказывались лишением всех прав состояния и тюремным заключением на срок от 8 до 16 месяцев.
«Уголовное уложение» 1903 года [в полном объеме в действие не введенное] незаконное вскрытие корреспонденции карало арестом на срок до месяца или штрафом - не более 100 рублей (ст. 542). Почтовые служащие за аналогичное преступление (или содействие в нем другому служащему или иному лицу) могли получить до 3 лет тюрьмы.
Неприкосновенность частной переписки ограничивалась специальными законами и высочайшими повелениями.
Петровский «Артикул воинский» (1715 год) требовал от иностранных пленных предоставлять свои письма в незапечатанном виде русскому начальству.
«Устав о банкротах» (декабрь 1800 года) предписывал всю корреспонденцию банкротов пересылать в судебные места (до учреждения конкурного управления) или в конкурсное управление (после его учреждения) и распечатывать при банкроте и его кредиторах.
Постановление Комитета министров от 26 февраля 1818 года предусматривало получение страховых отправлений нижнеми чинами через полковое начальство.
В 1826 году, под влиянием восстания декабристов, Николай I повелел всю корреспонденцию политических преступников отправленных на каторгу и в ссылку выдавать и принимать на почту через начальников губерний (для чего МВД должно было снабдить Почтовый департамент списками государственных преступников).
В 1833 году, после первого польского восстания, секретным повелением императора, командирам воинских частей было приказано требовать и просматривать письма нижних чинов-поляков. В 1863 году, после нового польского восстания, последовало аналогичное повеление.
«Положение об устройстве почтовой части» (октябрь 1830 года) разрешало почтовым служащим при «подозрении о недозволенном вложении» требовать от отправителя вскрытия отправления. Отправленные до востребования и не полученные в срок отправления разрешалось вскрывать после месяца хранения - для обнаружения адреса отправителя.
С 1834 года, по соглашению между почтовым ведомством и министром юстиции, письма и посылки арестантам выдавались через прокурорский надзор.
«Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года фактически предусматривало и возможность нарушения тайны частной переписки - статья 369 разрешала высшим должностным лицам отступать в своих действиях от «обыкновенных правил» по «данному от верховной власти уполномочию». Именно на эту статью ссылались в 1917 году руководители МВД отрицавшие противозаконность перлюстрации.
В 1863 году, основываясь на высочайше утвержденном положении Комитета министров «О надзоре за лицами, обнаружившими вредные политические стремления» (26 апреля 1863), МВД предписало местным начальникам полиции наблюдать за перепиской означенных лиц, требуя от почтовых контор сведений об адресатах (но не вскрытия самой корреспонденции).
В январе 1864 года Александр II, по докладу министра внутренних дел П. А. Валуева, санкционировал просмотр корреспонденции лиц высланных во внутренние губернии из Царства Польского и Западного края.
5 февраля 1865 года, секретным циркуляром того же Валуева, было предписано направлять в III Отделение на просмотр все письма политических ссыльных за границу и иностранным дипломатам. В том же году был поднят вопрос о допустимости переписки между самими политическими ссыльными - в итоге она была разрешена, но при просмотре писем начальниками губерний Западной и Восточной Сибири.
24 февраля 1868 года, именным указом Александра II, по докладу министра внутренних дел А. Е. Тимашева, судебным учреждениям «в случаях особой важности» было разрешено требовать предоставления сведений о частной почтовой и телеграфной корреспонденции через Министерство юстиции.
В июне 1872 года циркуляр того же А. Е. Тимашева предписал производить просмотр переписки всех осужденных политических преступников и поднадзорных «по политической неблагонадежности» (с объявлением им об этом).
27 апреля 1872 года Александр II повелел прекратить просмотр почтово-телеграфной корреспонденции лиц высланных по политическим причинам из Царства Польского и Западного края и живущих под надзором в губерниях Европейской России. Однако по разъяснению МВД послабление касалось лишь «общей массы высланных за общую политическую неблагонадежность» и не затрагивало наиболее опасных лиц. Фактически от просмотра корреспонденции были видимо освобождены лишь немногие поляки.
3 января 1876 года шефу жандармов и начальнику III Отделения было предоставлено право требовать предоставления сведений о частной почтовой и телеграфной корреспонденции (аналогичное ранее предоставленному судебным учреждениям) и задерживать на почте корреспонденцию лиц привлекаемых по политическим делам. Сама процедура, впрочем, была довольно сложной: губернские жандармские управления должны были обращаться к министру внутренних дел через шефа жандармов, министр секретным распоряжением предписывал управляющим почтовой частью в губерниях словесно сообщить жандармом необходимые сведения (не касавшиеся содержания корреспонденции). Задержка и изъятие корреспонденции жандармами допускались лишь в отношении арестованных лиц.
Высочайше утвержденное 30 октября 1878 года мнение Государственного совета «Об осмотре и выемке корреспонденции лиц, против которых возбуждено уголовное преследование» установило общие правила поведения государственных органов в этом вопросе. Судебные следователи могли требовать предоставления им сведений о корреспонденции лиц привлеченных к уголовной ответственности. [По требованию следователя она могла быть задержана почтовым учреждением]. Осмотр и выемка подобной корреспонденции могли осуществляться лишь по постановлению окружного суда. Просмотр и изъятие корреспонденции лиц заподозренных в совершении политических преступлений производился жандармами по разрешению шефа жандармов, согласованному с министрами внутренних дел и юстиции. Члены Судебной палаты, ведущие следствие по политическим делам, могли просматривать и изымать корреспонденцию [лично или посредством судебных следователей и жандармов] без постановления окружного суда или разрешения шефа жандармов.
Высочайшим повелением от 19 июня 1880 года вышеописанный порядок был распространен на военных следователей Военного и Морского ведомств [окружной суд в данном случае заменялся военно-окружным и военно-морским соответственно].
Высочайше утвержденное 12 марта 1886 года «Положение о полицейском надзоре, учрежденном по распоряжению полицейских властей» разрешало министру внутренних дел воспрещать отдельным поднадзорным непосредственное получение и отправку почтовой корреспонденции - корреспонденция должна была предварительно просматриваться начальником жандармского управления или уездным исправником (п. 29).
В мае 1903 года министр внутренних дел В. К. Плеве предоставил начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений право самостоятельно производить осмотр и выемку телеграфной корреспонденции по особым открытым листам, выданным Главным управлением почт и телеграфов МВД (известно по секретному разъяснению начальника управления почт и телеграфов М. П. Севастьянова от 11 апреля 1905).
7 июня 1904 года, в соответствии с мнением Государственного совета, статья 1035 «Устава уголовного судопроизводства» 1892 года получила новую редакцию - осмотр и выемка почтово-телеграфной корреспонденции теперь дозволялись по согласованию с прокурором наблюдающим за дознанием [неясно, по всем делам или лишь по политическим].
Почтовое ведомство, почтовая цензура и перлюстрация
скрытый текст
[Почта современного типа в России была заведена в 1665 году, но еще долгое время существовала параллельно с традиционной ямской службой, окончательно слившись с последней лишь в начале 1780-х.] В 1727 году для руководства почтовыми конторами был учрежден Генеральный почтамт, в 1758 году его функции были переданы Почтовому департаменту, входившему в состав Коллегии иностранных дел. В марте 1782 года департамент был выделен в отдельное ведомство и стал называться Главным почтовых дел правлением.
В 1802 году последнее было формально включено в состав новообразованного Министерства внутренних дел, но фактически сохраняло свою самостоятельность до 1806 года. В ноябре 1819 года правление было преобразовано в Почтовый департамент МВД. В 1830 году департамент стал самостоятельным ведомством на правах министерства.
В июне 1865 года на основе департамента было образовано Министерство почт и телеграфов, однако уже в марте 1868 года оно было ликвидировано, Почтовый и Телеграфный департаменты министерства вошли в состав МВД.
В августе 1880 года Министерство почт и телеграфов было образовано вновь, однако уже в марте 1881-го снова было ликвидировано, а его Почтовый и Телеграфный департаменты вернулись в состав МВД.
В мае 1884 года означенные департаменты были объединены в Главное управление почт и телеграфов МВД, просуществовавшее до марта 1917 года.
Почтовая цензура иностранной прессы в России официально была учреждена указом Екатерины II от 16 сентября 1796 года*. Соответствующие пункты были устроены в Петербурге, Москве, Риге и Одессе. Уже при Павле, в феврале 1798 года, была учреждена цензура при Радзивиловской таможне.
В мае 1798 года было указано устроить цензуры при всех портах, однако другим указом (апрель 1799-го) цензуры было приказано учредить лишь в портах Кронштадта, Ревеля, Выборга, Фридрихсгама и Архангельска, а ввоз книг и периодических изданий через другие порты запретить. Этим же указом утверждался штат почтовых цензоров - по два в Петербургском и Московском почтамтах и по одному в Малороссийском, Литовском, Тамбовском и Казанском.
Статус почтовой цензуры был окончательно оформлен Цензурным уставом 1823 года - цензорам предписывалось не пропускать издания запрещенные в России и просматривать разрешенные, вымарывая при необходимости информацию не соответствующую цензурным правилам. Хотя официально цензоры служили по почтовому ведомству, по роду своей деятельности они подчинялись министру иностранных дел К. В. Нессельроде. В ведении МИД цензура находилась до 1862 года.
От цензуры освобождались специальные научные издания и журналы на малораспространенных языках, адресованные в редакции русских газет и журналов. Так, из 578 иностранных газет и журналов, на которые принималась подписка, цензуре подлежали 563 (237 на немецком языке, 156 - на французском, 103 - на английском, 38 - на славянских, 19 - на итальянском и 10 - на греческом).
Общее число просматриваемых цензурой изданий росло с каждым годом - в 1820-е через почтамты проходило 66 иностранных газет и журналов, на 1839 год - 150, на 1865 - 480, на 1882 - 490, на 1895 - 3 397.
Общее руководство перлюстрацией осуществляли начальники соответствующих ведомств - главный директор почт, президент Главного почтового правления, главноначальствующий над Почтовым департаментом, министр почт и телеграфов, министр внутренних дел. В конце XIX - начале XX века, когда министры внутренних дел менялись особенно часто, перлюстрацией фактически руководили товарищи министров в ведении которых находились Департамент полиции и Корпус жандармов.
Непосредственное руководство перлюстрацией в XVIII - начале XIX века осуществляли почт-директора петербургского, московского, виленского и прочих почтамтов.
В августе 1829 года повседневное руководство перлюстрацией («особой частью») было возложено на директора Почтового департамента. Фактически эта должность в течении ряда лет (октябрь 1831 - ноябрь 1835 и ноябрь 1841 - июнь 1868-го совмещалась с должностью почт-директора Петербургского почтамта. С октября 1831 - по ноябрь 1835-го ее занимал К. Я. Булгаков. В ноябре 1835 - ноябре 1841-го Почтовым департаментом и перлюстрацией заведывал Е. Л. Кривошапкин, в 1841 - 1857 годах должность директора департамента и петербургского почт-директора занимал Ф. И. Прянишников, а в 1857 - 1868 годах - Н. И. Лаубе.
В 1868 году, после разделения должностей директора департамента и петербургского почт-директора, заведывание перлюстрацией и почтовой цензурой было поручено последнему. В 1868 - 1886 годах должность петербургского почт-директора занимал В. Ф. Шор, однако уже в последние годы его службы фактическое руководство и тем и другим осуществлял управлявший петербургской секретной экспедицией старший цензор петербургской цензуры иностранных газет и журналов К. К. Вейсман.
В январе 1886 года руководство перлюстрацией и почтовой цензурой уже и формально было возложено на старшего цензора петербургской цензуры иностранных газет и журналов. Официально он числился помощником начальника Главного управления почт и телеграфов, фактически подчиняясь напрямую министру внутренних дел. Эту должность в течении тридцати лет занимали три человека - указанный К. К. Вейсман (январь 1886 - декабрь 1891), А. Д. Фомин (декабрь 1891 - июнь 1914) и М. Г. Мардарьев (сентябрь 1914 - май 1917).
При Елизавете Петровне и Петре III материалы перлюстрации передавались монарху канцлером, при Екатерине II - петербургскими почт-директорами (с 1782 года - в основном начальником Главного правления почтовых дел), в 1806 - 1819 годах - министром внутренних дел, в 1819 - 1825 годах - руководителем Почтового департамента. При Николае I по организационным, кадровым и проч. делам связанным с перлюстрацией императору докладывал руководитель Почтового департамента, а сами материалы перлюстрации - начальник III Отделения. При Александре II материалы перлюстрации доставлялись монарху и начальником III Отделения и главой почтового ведомства. С марта 1881 года эта функция перешла к министру внутренних дел.
Рядовые сотрудники перлюстрации до 1829 года не имели определенного статуса, числясь «цензорами Коллегии иностранных дел», «чиновниками при особых должностях» и проч. С августа 1829 года основным прикрытием службы перлюстрации стала вышеуказанная почтовая цензура иностранных газет и журналов.
* До этого предварительным просмотром иностранных газет, книг и журналов занимались сама императрица, вице-канцлер и петербургский почт-директор.
Служба перлюстрации до конца XIX века
скрытый текст
Автор отдельно отмечает, что под перлюстрацией подразумевается тайный просмотр почтовых отправлений, соответственно, официально существовавшая цензура или какой-либо гласный надзор за некими лицами, включавший контроль их переписки, к перлюстрации не относятся.
Первые фактические свидетельства существования перлюстрации в России относятся к середине XVII века. Так, в текстах «курантов»* за разные годы встречаются переводы писем иноземцев и иностранных дипломатов. В выпусках 1644 года помещены тексты писем датским послам из Кенигсберга и Вильно и королевичу Вальдемару из Вильно, переводы писем разных лиц имеются в «курантах» за 1645 - 1646, 1652, 1659 годы и т. д. Письма иноземцев продолжали перлюстрироваться и позднее - в 1718 году голландский резидент Яков де Бри был выслан из России после вскрытия его «ругательных реляций» (описывавших обстоятельства смерти царевича Алексея) на петербургской почте.
Систематический характер подобная деятельность приобрела при Елизавете Петровне. Ставший в марте 1742 года главным директором почт вице-канцлер А. П. Бестужев-Рюмин поручил руководство перлюстрацией писем иностранных дипломатов петербургскому почт-директору Фридриху Юрьевичу Ашу (выходцу из Силезии, бывшем офицеру русской армии и секретарю курляндской герцогини). Дешифровка писем была поручена жившему в империи с 1725 года уроженцу Кенигсберга Христиану Гольдбаху, известному математику, члену Академии наук.
Масштабы перлюстрации расширялись постепенно - в архивах сохранились перлюстрированные письма английских, французских и шведских дипломатов (начиная с 1742 года), австрийских, голландских, датских, прусских (с 1743-го), саксонских (с 1744-го), польских (с 1749-го), османских (с 1750 года). Секретные чиновники регулярно информировали начальство о корреспонденции иностранных дипломатов проходившей через Петербургский, Выборгский и Московский почтамты. Только за июль - декабрь 1743 года было, например, дешифровано 61 письмо «министров прусских и французских дворов».
В ряде случаев императрица отдавала прямые распоряжения о перлюстрации писем тех или иных иностранцев находившихся при русском дворе. Так, по указанию императрицы перлюстрировались письма супруги наследника престола Екатерины Алексеевны и ее окружения - в результате мать будущей императрицы, согласившаяся быть осведомителем прусского короля, была выслана из России.
Наиболее известными примерами успехов елизаветинской перлюстрации были дела французского посла маркиза де ла Шетарди (в 1744 году императрице представлен доклад с подробными выписками из дешифрованных писем маркиза - выслан из империи) и лейб-медика Лестока (в 1748 году сослан в Охотск на основании материалов перлюстрации почты прусского посланника).
К концу правления Елизаветы служба перлюстрации видимо пришла в некоторый упадок, однако при Екатерине II пережила второе рождение. Престарелый Ф. Аш в 1764 году был отставлен за растрату и заменен Матвеем Матвеевичем фон Экком (руководил перлюстрацией до 1789 года). Место умершего в 1764 году Х. Гольдбаха в марте 1765-го занял выходец из Пруссии академик Франц Эпинус. Последнему помогал Иван Иванович Кох, будущий директор Петербургского педагогического института (с 1792 года, в связи с преклонным возрастом Эпинуса, фактически руководил дешифровкой).
Масштабы перлюстрации дипломатической почты при Екатерине еще более возросли. Так, только в 1771 году было перлюстрировано 150 депеш прусского посла, в 1780 году перлюстрировано 140 депеш (писаных 8 разными шифрами) австрийского посла и т. д. Помимо корреспонденции посланников крупных держав перлюстрировались теперь и отправления дипломатов второстепенных и третьестепенных государств (Сардиния, Генуя, Мальта и т. д.). Как и прежде, помимо дипломатической переписки перлюстрировалась и корреспонденция ряда иных лиц - по прямому указанию императрицы.
Императрицу интересовали также настроения остзейского дворянства (переписка видных его представителей перлюстрировалась с 1764 года), «фрондирующих» аристократов, наследника Павла и его окружения (перлюстрировались с 1770-х). Круг лиц попавших под наблюдение со временем все больше расширялся, чему способствовали и события на западе Европы. Екатерина весьма интересовалась перлюстрированными письмами и регулярно читала их сама.
В 1795 году, после третьего раздела Речи Посполитой, специальные «секретные экспедиции» были устроены в Минске и Изяславе (центр новосозданной Волынской губернии). Чиновникам экспедиций было приказано пакеты идущие в Петербург пропускать без досмотра, а прочие перлюстрировать, снимая с них копии или составляя «экстракты». Копии и «экстракты» подозрительных отправлений направлялись генерал-губернатору, наиболее важных - в Петербург, главному директору почт, для доклада императрице.
В 1796 году аналогичные секретные экспедиции были устроены при приграничных почтовых конторах в Бресте, Гродно, Вильно и Радзивилове, а минская и изяславская ликвидированы - «яко ненужные». В 1800 году такая же экспедиция была устроена в Палангене (Паланге).
Всего, ко времени воцарения Александра I, в империи имелось 8 пунктов перлюстрации - в Петербурге, Москве, Риге, Бресте, Вильно, Гродно, Палангене и Радзивилове. Материалы перлюстрации при Екатерине II и Павле представлялись на высочайшее рассмотрение директором Петербургского почтамта.
При Павле зародилась также практика перлюстрации корреспонденции действующей армии - с 1799 года к полевым почтамтам армий и отдельных корпусов прикреплялись соответствующие секретные чиновники (в статусе помощников полевых почтмейстеров). Так, подобный чиновник (А. П. Штер) служил при почтамте армии А. В. Суворова направленной в Италию, а прикрепленный к отдельному корпусу А. М. Римского-Корсакова Ф. И. Маснер в результате разгрома корпуса под Цюрихом даже попал во французский плен, где и просидел полгода.
Вступивший на престол Александр I высочайшим повелением от 12 апреля 1801 года предписал перлюстрацию внешней дипломатической и частной переписки продолжать «по прежним предписаниям и правилам», а внутреннюю частную, напротив, освободить от всякого «осмотра и открытия». Обстоятельства однако не способствовали поддержанию заявленной либеральной линии и целостность указанного запрета почти сразу же стала нарушаться разнообразными «исключениями».
В декабре 1803 года император предписал «иметь крайнее наблюдение» за перепиской с заграницей жителей западных губерний, перлюстрируя все иностранные письма проходящие через почтамты Вильно, Гродно, Бреста и Радзивилова. В 1804 году была учреждена новая секретная экспедиция при пограничной почтовой конторе в Каменец-Подольске, а в 1808 году - в Белостоке (центре новообразованной Белостокской губернии). [Строго говоря, все эти примеры не выходят за рамки перлюстрации частной заграничной переписки, которую никто и не отменял. Не совсем понятно почему автор относит их к «исключениям».]
В 1809 году была вновь учреждена секретная экспедиция в Минске, причем последней было указано обратить особое внимание на подозрительных жителей соответствующей губернии.
В сентябре 1810 года секретная экспедиция была учреждена в занятых русской армией Яссах. [В приложении указан также некий пункт в Галаце, существовавший в 1801(?!, описка? 1810?) - 1812? годах].
Как и ранее, велось наблюдение за перепиской отдельных лиц по указанию императора, так, перлюстировались письма вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Следили и за настроениями оппозиционно настроенной московской общественности.
Была продолжена возникшая ранее практика перлюстрации корреспонденции действующей армии. Секретные чиновники (теперь уже и в качестве полевых почтмейстеров) прикреплялись к объединениям русской армии действовавшим против французов в 1805 - 1807 годах и против турок в 1806 - 1812 годах.
В ходе шведской войны 1808 - 1809 годов на учрежденный при Главной квартире полевой почтамт и служивших в нем секретных чиновников была возложена также перлюстрация писем местного населения. Местные почтамты (Фридрихсгамский, Вильмандстрандский, Нейшлотский) должны были передавать армейскому все отправления получаемые из-за границы и отправляемые за границу или в Россию. Это привело к задержкам в доставке почты, вскоре замеченным населением и письма в Россию разрешено было слать через Выборгский почтамт (где они и подвергались перлюстрации). По окончании войны, в 1811? году была создана местная служба перлюстрации при Финляндском почтамте, начальник которой, впрочем, докладывал ее материалы лично императору, минуя высших финляндских чиновников.
В 1812 году полевые почтамты при русских армиях были созданы еще до вторжения Наполеона. В ходе боевых действий ими перлюстрировалась почта не только военных, но и различных гражданских лиц. В это время появляются зачатки т. н. «алфавита» - списка лиц чья почта читалась регулярно.
В ходе заграничных походов 1813 - 1814 годов на армейские почтамты была вновь возложена задача контроля переписки гражданского населения - на территориях где действовали русские войска. Так, осуществлявший общее руководство перлюстрациейв ходе заграничного похода, полевой инспектор почт полковник Ф. О. Доливо-Добровольский, в декабре 1814 года рапортовал, что в ходе заведывания «почтовой секретной частью в Саксонии и прочих местах» направлял чиновников полевого почтамта в Лейпциг, Дрезден, Познань, Бромберг, Плоцк и «другие значительные города» для наблюдения за перепиской.
Имевшиеся ранее пункты перлюстрации на западной границе (Белосток, Брест, Вильно, Гродно, Минск, Радзивилов)*** на время наполеоновского вторжения деятельность свою прекратили, позднее вновь возобновив [возможно не все, здесь неясно]. В 1813 году еще один подобный пункт был учрежден в Варшаве, при управлявшем бывшим Герцогством Варшавским В. С. Ланском.
В июне 1815 года был учрежден еще один новый пункт перлюстрации - в Бухаресте (при сохранении ясского).
Александр I, по примеру предшественников, сам знакомился с материалами перлюстрации. Последние доставлялись императору директором петербургского почтамта, а позднее - министром внутренних дел. Для поддержания секретности дела большая часть материалов переданных императору и остававшихся у почт-директора позднее уничтожалась. При долговременном отсутствии императора в столице материалы перлюстрации могли передаваться высшим комитетам - Комитету высшей полиции (1805 - 1807), сменившему его Комитету охранения общей безопасности, а также председателю Комитета министров. Со времени Отечественной войны материалы перлюстрации докладывались (через министра внутренних дел) А. А. Аракчееву.
В ходе наполеоновских войн круг лиц посвященных в дела перлюстрации расширился. Так, в 1808 году, в ожидании «нашествия французских агентов», министр внутренних дел В. П. Кочубей приказал петербургскому главноуправляющему и виленскому и киевскому военным губернаторам усилить контроль за подозрительными иностранцами. Виленскому (и видимо киевскому)** почт-директорам было приказано сообщать соответствующим военным губернаторам сведения полученные при перлюстрации.
В начале 1813 года главнокомандующий русскими армиями М. И. Кутузов предписал начальникам губерний требовать от почтовых мест доставки писем пленных и подозрительных лиц министру полиции. По просьбе Кутузова соответствующий приказ «по почтовой части» отдал и министр внутренних дел О. П. Козодавлев. В результате губернаторы какое-то время имели возможность читать письма не только «подозрительных», но и прочих частных лиц. Вскоре (весна 1813?), однако, тот же О. П. Козодавлев добился восстановления прежнего порядка, указывая что подрыв доверия населения к тайне переписки сделает перлюстрацию бессмысленной.
В марте 1815 года главнокомандующий русской армией М. Б. Барклай де Толли в «отношении», направленном белорусскому и литовскому военным губернаторам, указал на необходимость строгого надзора за бывшими польскими солдатами и офицерами наполеоновской армии. Белорусский военный губернатор принц Александр Вюртембергский на этом основании приказал было поставить под контроль переписку означенных лиц, однако вмешательство Петербурга пресекло эту инициативу.
При Николае I перлюстрационное дело продолжало развиваться, чему способствовали как восстание декабристов, так и польский мятеж. К маю 1826 года перлюстрация производилась в Петербурге, Москве, Вильно, Брест-Литовске, Гродно, Каменец-Подольске и Радзивилове****. В 1826 году были устроены новые пункты перлюстрации в Могилеве [закрыт в том же году?] и Тобольске. С начала 1826-го перлюстрация фактически велась и в Киеве, куда был послан секретный чиновник.
В 1829 году, как уже отмечалось, был определен официальный статус секретных чиновников - теперь они формально числились в основном служащими почтовой цензуры. По утвержденному в 1829 году штату секретных чиновников имелось 33 человека, в т. ч. 17 - в Петербурге.
Новый толчок развитию перлюстрации дало польское восстание. В ходе восстания был резко усилен контроль за корреспонденцией Царства Польского - все идущие оттуда письма направлялись для просмотра сначала на Петербургский, а позднее на Литовский почтамт; все письма идущие в Польшу из России направлялись для просмотра на Петербургский, Московский и Литовский почтамты. Материалы Литовского почтамта докладывались Главнокомандующему русской армией, а часть их - военному министру и т. д.
В ходе восстания временно работал также дополнительный пункт перлюстрации в Минске. В Киев в 1831 году вновь был отправлен секретный чиновник для ведения перлюстрации (подчинен командующему 1-й армией).
По распоряжению императора доступ к материалам перлюстрации был предоставлен также военным губернаторам западных губерний - виленскому и гродненскому (1830 год) и киевскому (1833).
В том же 1831 году перлюстрация была заведена в Тифлисе. В отличии от прочих мест она велась полевым почт-директором Отдельного Кавказского корпуса, а полученные сведения докладывались последним Главнокомандуюшему на Кавказе. В 1840 году здешняя перлюстрации была передана тифлисскому почтмейстеру, который, впрочем, по-прежнему предоставлял полученные материалы кавказскому начальству - Главноначальствующему над Закавказским краем, Главнокомандующему Грузией и командиру Отдельного Кавказского корпуса.
В 1834 году, под влиянием сообщений о готовящемся бунте ссыльных поляков, пункты перлюстрации были устроены в Томске [в тексте - Тюмени] и Иркутске. Вскоре однако выяснилось, что сибирская перлюстрация никаких важных сведений не доставляет и уже в 1837 году все пункты перлюстрации в Сибири (Тобольск, Томск, Иркутск) были закрыты.
В 1839 году пункт перлюстрации размещавшийся в Радзивилове был переведен в Житомир - в связи с изменением почтовых маршрутов.
В 1839 - 1840 годах, для контроля за заграничной перепиской, были созданы новые пункты перлюстрации в Одессе и Рени, а в 1843 году - в Галаце [снова?]. Последний должен был контролировать корреспонденцию идущую из Константинополя и Бухареста на Рени и обратно, для чего в местную заграничную почтовую контору был послан (под видом переводчика) секретный чиновник.
В 1848 году, на фоне революционной волны на Западе, контроль за заграничной корреспонденцией был резко усилен, а генерал-губернаторы западных регионов (Литвы, Белоруссии, Малороссии и Новороссии) и командующий русскими войсками в Дунайских княжествах получили доступ к материалам перлюстрации. В том же году вновь был открыт пункт перлюстрации в Радзивилове - для усиления контроля за корреспонденцией из Галиции.
В 1852 году режим усиленного контроля за заграничной корреспонденцией был отменен, однако с началом Крымской войны наблюдение за ней вновь было усилено. В январе 1854 года малороссийский генерал-губернатор вновь получил доступ к материалам перлюстрации, в феврале 1854-го все письма из Ревеля в Англию и Гамбург было приказано слать на перлюстрацию в Петербург, в марте того же года корреспонденцию иностранных подданых живущих в южных приморских городах было приказано отсылать с той же целью в Одессу и т. д. Означенные меры были отменены в марте 1856 года, уже при Александре II.
Летом 1854 года, в связи с уходом русских войск из Дунайских княжеств, прекратили свою деятельность перлюстрационные пункты в Бухаресте и Яссах.
В годы царствования Николая Павловича появляются первые статистические сведения о масштабах деятельности службы перлюстрации. В апреле 1850 года главноначальствующий над Почтовым департаментом гр. В. Ф. Адлерберг представил императору сводную ведомость о действиях секретной экспедиции в 1848 - 1849 годах. За указанные два года на Петербургком почтамте было вскрыто и прочитано 42 080 писем и дипломатических депеш (примерно 10% - за год через почтамт проходило ок. 200 000 отправлений), из которых сделано 1 250 выписок (т. е. выписки делались примерно из 3% писем), многие из которых были затем представлены «на Высочайшее воззрение».
Круг лиц посвященных в дела перлюстрации в николаевские времена расширился.
В самом начале царствования материалы перлюстрации видимо направлялись императору через высшее военное командование - начальника Главного штаба И. И. Дибича и дежурного генерала. После создания в 1826 году III Отделения соответствующие материалы передавал императору начальник этого ведомства - гр. А. Х. Бенкендорф. При этом по организационным, кадровым и проч. делам связанным с перлюстрацией императору докладывал по-прежнему руководитель почтового ведомства.
Фактическому наместнику Польши вел. кн. Константину Павловичу по распоряжению императора с 1826 года соообщались данные перлюстрации касающиеся Царства Польского. Финляндскому почт-директору в 1826 году было предписано доставлять материалы перлюстрации не только в Петербург, но и генерал-губернатору Финляндии. Киевская перлюстрация в 1826 году и позднее, начиная с 1831-го, передавала соответствующие материалы в штаб местной 1-й армии. В ходе польского восстания материалы перлюстрации доставлялись главнокомандующему русской армией, а копии части перлюстрированных писем еще и военному министру А. И. Чернышеву. Главнокомандующему на Кавказе с 1831-го, а прочему местному начальству (см. выше) - с 1840 года докладывались материалы тифлисской перлюстрации.
С начала 1830-х годов доступ к материалам перлюстрации получали также отдельные военные губернаторы и генерал-губернаторы, как западных, так и внутренних регионов. Генерал-губернаторам западных регионов оно делигировалось в годы польского восстания, в 1848 году - в связи с революционными событиями в Европе и в ходе Крымской войны. На аналогичное право периодически и с переменным успехом претендовали и главы внутренних регионов империи.
Либеральные реформы Александра II на деятельности службы перлюстрации сказались мало.
В начале царствования генерал-губернаторы западных регионов, как и ранее, имели доступ к материалам перлюстрации (чему способствовало и очередное польское восстание). На это же право не без успеха претендовали и главы внутренних регионов (например Москвы). Однако после включения почтового ведомства в состав МВД последнее повело борьбу за централизацию контроля над перлюстрацией и к концу 1870-х сделалось практически полным монополистом в этой области - генерал-губернаторы и проч. доступа к материалам перлюстрации лишились. Под контроль МВД перешла и перлюстрация в Польше - в 1867 году пункт перлюстрации в Варшаве перешел в ведение министерства (ранее подчинялся наместнику), а в 1874-м варшавский генерал-губернатор (ведавший польскими губерниями после ликвидации наместничества) и вовсе лишился доступа к материалам перлюстрации.
В связи с ростом уголовной и политической преступности в 1868 году право запрашивать сведения о почтово-телеграфных отправлениях частных лиц получили судебные учреждения (через министра юстиции, который для этого должен был сноситься с министром внутренних дел). В 1876 году аналогичное право получил начальник III Отделения. Через министра внутренних дел последнему передавались выписки из перлюстрированных писем, а также копии подозрительных телеграфных депеш. Задержка и выдача самой корреспонденции жандармам разрешалась только по отношению к арестованным лицам. При этом начальник III Отделения мог указывать лиц за чьй перепиской нужно установить наблюдение.
Масштабы перлюстрации с годами все более возрастали, в 1858 - 1859 годах было вскрыто (без учета Варшавы) более 106 000 писем и депеш, в 1862 - 1863 года - более 151 000 и т. д. В день, в среднем, вскрывалось ок. 200 писем.
Все более широкое применение тайнописи и шифров политическими преступниками способствовало усилению интереса перлюстрационной службы к дешифровке и разного рода техническим средствам.
В 1859 году был вновь закрыт утративший значение перлюстрационный пункт в Радзивилове. Работавший там секретный чиновник был переведен в Житомир. Пункт перлюстрации в Житомире, в связи «с неблагоприятным для него направлением железных дорог», вскоре также утратил значение и в 1878 году был переведен в Киев.
В том же 1878 году, вследствии «особенного возбуждения умов... в университетских центрах», новый пункт перлюстрации был создан в Харькове.
При Александре III перлюстрация писем политических преступников стала вестись и за пределами империи. В 1883 году, с согласия французского правительства, в Париже было образовано специальное подразделение Департамента полиции - Заграничная агентура («Заграничная охранка»). Одной из ее задач был контроль за перепиской политической эмиграции. Возглавлявший Заграничную агентуру в 1884 - 1902 годах П. И. Рачковский получил (с помощью подкупленных швейцаров и консьержей) доступ к переписке политических эмигрантов во Франции и Швейцарии. Письма последних перлюстрировались, копии их отсылались в Петербург. Подобная практика сохранялась и при последующих руководителях Заграничной агентуры - Л. А. Ратаеве (июнь 1902 - август 1905), А. М. Гартинге (август 1905 - февраль 1909), В. М. Долгове (февраль - ноябрь 1909) и А. А. Красильникове (ноябрь 1909 - 1917).
В 1886 году фактически существовавший пункт перлюстрации в Тифлисе (здесь ею по совместительству занимался местный почтмейстер) был заменен официальным.
В 1889 году новый пункт перлюстрации был открыт в Казани - «для... надзора за сибирской корреспонденцией». Уже в 1890 году, в связи с «изменением хода сибирских почт» был поднят вопрос о его переносе в Тюмень или Томск, однако министр внутренних дел И. Н. Дурново счел, что университетская Казань представляет больший интерес для перлюстрации, нежели Сибирь и пункт остался в Казани.
В ходе Всероссийской промышленной выставки 1896 года в Нижнем Новгороде функционировал специально созданный на время мероприятия временный пункт перлюстрации.
Пункт перлюстрации в Рени был закрыт (до 1882 года).
К 1882 году перлюстрировалось уже около 380 000 отправлений в год и делалось, в среднем, 3 600 копий и выписок.
* Автор по старинке именует их рукописной газетой «Вести-куранты».
** Ниже сам автор пишет, что киевская перлюстрация была устроена только в 1826 году.
*** В тексте еще и Изяслав, в других местах показанный ликвидированным в 1796 году.
**** А также в Финляндии и Варшаве. Финляндскую перлюстрацию автор практически не рассматривает, перлюстрацию в Царстве Польском до ее слияния с общероссийской (1866 год) не рассматривает также.
Cлужба перлюстрации при Николае II
скрытый текст
К началу XX века в империи имелось 8 официальных пунктов перлюстрации - в Петербурге, Москве, Варшаве, Казани, Одессе, Киеве, Тифлисе и Харькове. В Петербурге и Москве они скрывались под вывеской цензуры иностранных газет и журналов при соответствующих почтамтах; в Варшаве, Киеве, Одессе - под той же вывеской при местных почтовых конторах; в Казани, Тифлисе и Харькове действовали под видом секретных экспедиций при местных почтовых конторах.
Помимо постоянных периодически создавались временные пункты перлюстрации. Так, в мае 1910 года, в связи с визитом императора в Ригу, там, в губернаторском доме, был образован временный пункт перлюстрации, обслуживаемый чиновниками присланными из Петербурга.
Начальники соответствующих почтовых контор и почтово-телеграфных округов знали о деятельности пунктов перлюстрации, получая за сохранение этого знания в тайне дополнительное денежное вознаграждение.
В декабре 1895 года был закрыт пункт перлюстрации в Вильно. Осенью 1905 года, опасаясь захвата революционными толпами секретных документов, закрыли и пункт перлюстрации в Тифлисе. В январе 1909 года он был открыт вновь, однако местный пункт перлюстрации решено было сделать теперь совершенно секретным - формально он уже никак не был связан с почтовым ведомством, содержался за счет Департамента полиции, а его начальник, В. К. Карпинский, официально числился (без содержания) по Министерству народного просвещения, занимаясь в Тифлисе «изучением восточных языков».
В 1908 году был закрыт перлюстрационный пункт в Казани, а в 1915 году, в связи с отступлением русской армии, прекратил работу аналогичный пункт в Варшаве.
Отбором писем для перлюстрации поначалу занимались сами секретные чиновники. С начала двадцатого столетия, в связи с расширением масштабов работы, к отбору писем стали привлекаться надежные почтово-телеграфные служащие, формально не связанные со службой перлюстрации (т. н. «косвенные участники»). В Петербурге они привлекались к работе с 1902 года, в Харькове - с 1907-го, в Киеве и других городах - с 1908-го. К концу 1915 года косвенных участников имелось ок. 60, из них примерно половина - в Петербурге. Здесь они трудились во всех экспедициях почтамта - городской почты, международной корреспонденции, высочайшей корреспонденции. Отобранные для подобной работы сотрудники представлялись руководившему службой перлюстрации старшему цензору и давали подписку о неразглашении.
Отбор писем производился по «алфавиту» и случайным образом.
«Алфавит» представлял собой список лиц чья корреспонденция подлежала обязательному просмотру. Список составлялся в основном по указаниям министра внутренних дел и Особого отдела ДП и в разные годы содержал от 300 до 1 000 фамилий и адресов. В него включались деятели политических партий и общественных организаций, редакторы газет, депутаты Думы и члены Государственного совета и проч.
При случайном отборе почтовые работники обращали внимание на объем, почерк, адрес получателя и отправителя. Особый интерес вызывали письма в центры зарубежной политической эмиграции (Париж, Женева, Цюрих и проч.), письма до востребования, надписанные «интеллигентным» почерком и проч. Опытный работник со временем вырабатывал «нюх» позволявший определять содержание письма по виду конверта и адресу. Если вскрытое в результате случайной выборки письмо представляло интерес для органов политического розыска принимались дополнительные меры - выявлялись личности автора и адресатов, принималось решение об установлении надзора за перепиской и проч.
Помимо этого, как и прежде, перлюстрация писем отдельных лиц производилась по высочайшим указаниям, а также и по указаниям других высокопоставленных лиц (министров внутренних дел и проч.). Так, по устным указаниям министров внутренних дел П. А. Столыпина и А. А. Макарова перлюстрировалась переписка членов распутинского кружка, А. А Хвостова - корреспонденция обер-прокурора Синода А. Д. Самарина, военного министра А. А. Поливанова и др. По утверждению С. Е. Крыжановского [товарищ министра внутренних дел в 1905 - 1911 годах] по указанию премьера и министра внутренних дел П. А. Столыпина перлюстрировались письма его брата, журналиста и активиста «Союза 17 октября» А. А. Столыпина и шурина А. Б. Нейгардта - лидера фракции националистов в Государственном совете. В январе 1911 года частным письмом руководства ДП начальнику службы перлюстрации А. Д. Фомину было предложено установить наблюдение за перепиской профессоров всех университетских городов (по случаю известного университетского кризиса) и т. д.
Категорически запрещалось перлюстрировать переписку лишь трех лиц - императора, действующего министра внутренних дел и директора Департамента полиции [автор, впрочем, приводит пример жалобы одного из директоров на перлюстрацию его писем].
Отобранные письма передавались на перлюстрацию через одного из отборщиков или доверенных сторожей. Сами «черные кабинеты» обычно располагались в почтовых помещениях, однако были замаскированы. Так, петербургская перлюстрация располагалась на третьем этаже главного здания почтамта в помещениях цензуры иностранных газет и журналов. Последние делились на две части - в одной половине (6 комнат, прихожая и кухня) находилась сама цензура, в другой (4 комнаты) - перлюстрация. Пройти в помещения последней можно было через замаскированные проходы (встроенные в стену большие шкафы казенного типа) устроенные в кабинете главного цензора и кухне (в последней постоянно дежурили несколько доверенных сторожей).
Поступавшая корреспонденция вскрывалась и прочитывалась, при необходимости из писем делались выписки, письма могли фотографироваться, проявляться («химические») и проч. После обработки письма снова вкладывались в конверт, последний заклеивался и возвращался на почту. В очень редких случаях письма задерживались и конфисковывались. На обработанных перлюстрацией письмах ставился секретный знак - точка («мушка») в углу или на ребре конверта - дабы не подвергать его вторичному вскрытию.
В начале XX века в Петербурге ежедневно вскрывалось от 2 000 до 3 000 писем, в прочих местах - от 100 до 500. Один чиновник мог обработать в день до 250 писем.
Большинство писем задерживалось в «черном кабинете» не более 2 часов. Интересные письма откладывались, с них снимались копии или делались выписки (меморандумы). В среднем, на 100 вскрытых конвертов приходилась одна выписка.
Собраные за день выписки в Петербурге направлялись с курьером (обычно один из доверенных сторожей) на квартиру министра внутренних дел (позднее - в его канцелярию). Другой экземпляр выписок направлялся директору Департамента полиции. Часть полученных материалов министр внутренних дел передавал императору. Помимо императора выписки фактически получали и другие лица - императрица Александра Федоровна, дворцовый комендант В. Н. Воейков и проч.
Зашифрованные, «химические» и часть прочих подозрительных писем отправлялась в Особый отдел ДП в подлиннике. Оригиналы писем позднее большей частью возвращались на почту, при необходимости с них снимались копии. Зашифрованные письма расшифровывались специалистами ДП. Проявленные «химические» письма при необходимости восстанавливались или подделывались для отправки адресатам. При необходимости подделывались и другие письма оригиналы которых оставались в ДП.
Вся поступавшая перлюстрация проходила через V отделение Особого отдела, где обрабатывалась и регистрировалась. Из V отделения материалы перлюстрации распределялись по другим подразделениям отдела - II (эсеры, анархисты и прочие террористы), III (эсдеки) и IV (национальные партии) отделениям и проч.
Полученные с помощью перлюстрации сведения передавались Особым отделом на места, в губернские жандармские управления и охранные отделения для дальнейшей разработки (обычно без указания источника).
Пункты перлюстрации на местах отсылали копии полученных материалов в Петербург и местным генерал-губернаторам. Так, в Варшаве на 1910 год копии передавались помощнику варшавского генерал-губернатора по полицейской части К. К. Утгофу - для передачи в местное охранное отделение.
Полученные путем перлюстрации материалы передавались также другим ведомствам - иностранных дел, военному и морскому.
Общий объем почтовых отправлений в империи рос с каждым годом - на 1885 году он составлял 281,7 млн отправлений разного рода, а в 1913 году число отправлений составляло уже 2,13 млрд - 1 299 млн простых и 94 млн заказных писем, 455 млн открыток, 265,3 млн бандеролей и 19,4 млн посылок. Международные отправления на 1913 год составляли почти 200 млн единиц - 143,9 млн писем (59,9 млн отправленных и 84 млн полученных) и 51,8 млн бандеролей (16,3 млн отправленных и 35,5 млн полученных).
Объемы перлюстрации достигли максимума в годы первой революции и позднее существенно снизились. Так, в январе - сентябре 1900 году копии, выписки и проч. были сделаны с 5 481 отправления, в январе - сентябре 1907 года - с 14 221 отправления, в январе - сентябре 1913 года - с 5 928 [у автора - 4655, ошибка при сложении]. Среднее число выписок в месяц составляло соответственно 457, 1785 и 659 [у автора, из-за той же ошибки - 517].
Число скопированных шифрованных и «химических» писем увеличилось с 904 в 1907 году (6,4% от общего числа выписок) до 5 039 в 1912-м (47,4%), однако позднее стало снижаться - 2 777 (46,8%) в 1913-м и 1538 (28,7%) в 1914 году.
Относительно качества работы «черных кабинетов» имелись разнообразные мнения. Сами сотрудники перлюстрации свою работу оценивали обычно очень высоко, однако сохранилась масса жалоб (в т. ч. и высокопоставленных лиц) - на плохо заклеенные конверты и проч. видимые следы перлюстрации. Качество работы перлюстрации вероятно варьировалось от места к месту. Так, в ходе ревизии 1910 года вице-директор Департамента полиции С. Е. Виссарионов, помимо прочего, оценил работу Варшавского и Московского пунктов перлюстрации. Организацию работы варшавского пункта ревизор счел образцовой, тогда как московский, напротив, по его мнению, работал крайне скверно - были отмечены низкая трудовая дисциплина, низкое качество работы, беспорядочное делопроизводствро и проч.
По результатам ревизии Виссарионов внес ряд предложений по реформированию службы перлюстрации - предлагалось открыть 4 новых пункта, освежить кадровый состав, улучшить техническое оснащение пунктов и т. д., однако ни эта, ни последующие попытки реформировать работу перлюстрационной службы до стадии реализации доведены не были - в изменившихся после 1905 года условиях руководство МВД вероятно не желало лишний раз привлекать внимание общественности к работе перлюстрации.
Переход к думской монархии серьезно повлиял на работу службы перлюстрации. Тема перлюстрации регулярно поднималась на заседаниях III и IV Думы и в печати, нервируя руководство МВД и самих перлюстаторов, думский контроль создавал дополнительные сложности при финансировании службы и т. д.
В годы войны служба перлюстрации продолжала в целом работать в прежнем режиме. Перлюстрационный пункт в Варшаве, как уже отмечалось, в июле 1915 года прекратил работу в связи с оставлением города русской армией. Сотрудники варшавского пункта были распределены по другим.
Неофициальная перлюстрация
скрытый текст
Помимо официальной перлюстрации существовала и неофициальная или «инициативная». Письма вскрывались самими почтовыми работниками - из личного любопытства и по корыстным соображениям, по распоряжению местного начальства - по государственным и личным причинам и т. д. С XIX века «инициативной» перлюстрацией широко занимались жандармы и появившиеся позднее охранные отделения. Эта практика получила особенно широкое распространение в начале XX века. Жандармы «входили в сношения» с чинами почтовых отделений и контор, добывая через них письма или копии писем. Перлюстрацией обычно занимались сами жандармские офицеры - соответствующие знания (техника вскрытия писем, калькирование почерков и проч.) они могли получить на специальных курсах учрежденных при Департаменте полиции.
Руководители местных почтовых учреждений почти всегда оказывали содействие жандармам. Так, в ответ на соответствующий запрос начальника Особого отдела ДП, направленный в декабре 1909 года руководителям 7 губернских жандармских управлений (Виленского, Иркутского, Ковенского, Минского, Могилевского, Саратовского, Томского) и Екатеринославского охранного отделения, последние сообщили о почти повсеместном содействии местных почтовых начальников политическому розыску. Лишь в Томске начальник почтово-телеграфной конторы никаких услуг в деле политического розыска не оказывал, однако таковые (без ведома начальника) оказывали его подчиненные.
За свои услуги почтовые работники получали денежное вознаграждение из фондов политической полиции. Руководители жандармских управлений и охранных отделений нередко ходатайствовали также о награждении отличившихся почтовых работников орденами, повышении их в чине или должности.
Руководство Департамента полиции о существовании всей этой «инициативной» (и совершенно незаконной) перлюстрации прекрасно знало и поддерживало подобную практику, настаивая лишь на сохранении ее тайного характера.
Так, вице-директор Департамента полиции С. Е. Виссарионов в ходе упоминавшейся выше проверки работы службы перлюстрации в начале 1910 года помимо официальных пунктов ревизовал и работавший в Саратове неофициальный. Здесь, с согласия начальника почтово-телеграфной конторы (получавшего за это дополнительно 50 руб. в месяц), трое почтальонов (получавшие на троих еще 50 руб.) отбирали интересную жандармам почту, передавая ее в ГЖУ и охранное отделение. В последнем перлюстрацией занимался сам начальник отделения - А. П. Мартынов.
Бюджет службы перлюстрации
скрытый текст
Средства на содержание службы перлюстрации выделялись почтовым ведомством по статье «секретное употребление по почтовой части». С 1822 года, в целях конспирации, использовалась формулировка «на известное Его Величеству употребление».
В 1799 году на соответствующие цели было выделено 27 000 руб., в 1822 году - 53 350 руб. (в т. ч. 27 050 руб. Петербургскому (включая 3 000 руб. финляндскому почт-директору), 14 300 руб. - Литовскому, 12 000 руб. - Московскому почтамтам и по 225 и 100 руб., соответственно, Брестской и Радзивиловской почтовым конторам).
К 1837 году, в связи с открытием новых пунктов, расход увеличился до 75 350 руб. - 24 050 руб. Петербургскому, 17 000 руб. - Московскому и 3 000 руб. Финляндскому почтамтам, 14 300 руб. Виленской почтовой конторе, 5 000 руб. Тобольской и по 3 000 руб. Томской и Иркутской почтовым конторам, 2 200 руб. занимавшемуся перлюстрацией помощнику радзивиловского почтмейстера и 3 500 руб. на перлюстрацию в Константинополе (см. ниже). В 1838 году из-за закрытия пунктов в Тобольске, Иркутске и Томске расходы сократились до 64 350 руб.
В 1840 году расходы были пересчитаны на серебро и составили 19 672 руб. (68 852 руб. ассигнациями). В 1843 год на перлюстрацию было отпущено уже 77 256 руб. (с этого года сумма включала и расходы на содержание неких чиновников для осмотра почтовых мест и станций). На 1856 год расходы составили уже 81 170 руб., на 1866-й - 89 500 руб., на 1893-й - 107 000 руб.
На 1910 год общий расход достигал 135 000 руб. - 115 000 руб. из почтового ведомства и 20 000 руб. из секретных сумм Департамента полиции.
Руководство службы к началу XX века выделяемые суммы считало недостаточными, добиваясь увеличения содержания чиновников, в первую очередь, провинциальных. Штаты (и видимо оклады) цензуры не менялись с 1867 года и увеличение содержания вплоть до Мировой войны шло лишь за счет секретных сумм ДП.
Постоянный рост инфляции в ходе Мировой войны заставил правительство пойти на увеличение денежного содержание государственного аппарата. 13 марта 1915 года императором были утверждены «Временные правила о дополнительных из казны пособиях служащим в учреждениях гражданского ведомства в районах военных действий», устанавливавшие дополнительные выплаты чиновникам - суточных денег (от 1,25 до 5 руб. в зависимости от классной должности) и квартирного пособия (20% общего содержания). Под действие правил попадали чиновники варшавской перлюстрации.
Общие расходы службы к концу 1915 года составляли 174 050 руб. - 119 098 руб. на содержание личного состава и канцелярские и почтовые расходы, 24 914 руб. - на вознагражение косвенных участников, 9 000 руб. - премии чиновников, 10 300 руб. - премии косвенных участников и 10 746 руб. - секретные добавочные пенсии и пособия вдовам и сиротам чиновников.
11 мая 1916 года императором было утверждено постановление Совета министров «О добавочном довольствии чинов правительственной службы по случаю вздорожания жизни». Под действие постановления попадали чиновники с годовым жалованьем не более 2400 руб. (1900 руб. при наличии казенной квартиры), не получавшие прибавок по закону от 13 марта 1915-го. Жалованье таких чиновников, в зависимости от размера оклада и района проживания увеличивалось на 12,5 - 30%.
Уже 22 октября 1916-го было утверждено новое постановление - «О некоторых дополнениях и изменениях» постановления 11 мая, несколько менявшее и дополнявшее предыдущее. В соответствии с ним жалованье чиновников в зависимости от размера и района проживания увеличивалось на 10 - 90%.
С учетом указанных прибавок общий расход на содержание службы перлюстрации должен был составить 243 088 рублей [фактически только на содержание личного состава].
Руководивший всей службой старший цензор должен был получать 6 150 руб. (в т. ч. 2 750 руб. официально и 3 400 руб. из особых сумм), старший цензор от 4 253 до 5 730 (в зависимости от города), цензор - от 2 703 до 4 012 руб., младший цензор - от 3 657 до 4 770 руб., чиновник знающий иностранные языки - от 2 239 до 3 069 руб, переводчик - от 1 237 до 3 276 руб., чиновник прикомандированный к МВД (см. ниже) - от 1 420 до 3 888 руб., сторож - от 225 до 1 458 руб.
На выдачу добавочных пенсий и пособий вдовам, детям и сиротам полагалось 11 904 рубля.
Служба перлюстрации и дешифровки дипломатической почты
скрытый текст
В структуре Министерства иностранных дел с начала XIX века существовала отдельная служба занимавшаяся дешифровкой дипломатической почты.
В 1803 году в МИД «для сочинения по секретной части» появился особый чиновник (Х. И. Миллер), а в ноябре 1807 года высочайшим повелением была учреждена «цифирная часть», занимавшаяся разработкой шифров и дешифровкой. Общее руководство этой деятельностью осуществлял Цифирный комитет МИД.
К 1828 году в МИД существовало уже три секретных экспедиции - шифровальная, дешифровальная и газетная. В том же году они были включены в новосозданный Департамент внешних сношений [3-я, 4-я и 5-я экспедиции департамента соответственно]. Позднее шифровальное и дешифровальное подразделения МИД неоднократно сливались и разделялись вновь. В 1846 году они были включены в состав Особой канцелярии [включала Цифирную экспедицию и экспедиции по цензуре политических статей и церемониальных дел. В 1862 году Особая канцелярия была соединена с Канцелярией министра, в состав последней вошла и Цифирная экспедиция], снова разделенная вскоре на два подразделения - шифровальное и дешифровальное.
В 1914 году, в рамках общей реорганизации МИД, Канцелярия министра стала частью Первого политического отдела министерства, в состав последнего вошли и шифровальное и дешифровальное отделения.
Насколько можно понять собственно перлюстрацией дипломатической переписки занималась соответствующая служба почтового ведомства, передававшая копии вскрытых посланий дешифровальному подразделению МИД (туда же передавались и шифрованные дипломатические телеграммы).
Перлюстрация дипломатической почты производилась также и за границами империи. Так, действовавший в 1815 - 1854 годах перлюстрационный пункт при русской почтовой конторе в Бухаресте вскрывал почту молдавского господаря, сербского князя, английского и французского консулов, отсылая копии как в Почтовый департамент, так и министру иностранных дел.
В 1836 - 1854 годах перлюстрация дипломатической почты велась и в Константинополе. Сюда был направлен секретный чиновник А. Ф. Маснер, формально числившийся по Азиатскому департаменту МИД. Европейские посольства в Константинополе отсылали свою корреспонденцию через австрийскую почту и Маснер мог перлюстрировать только послания отправляемые через местную русскую почтовую контору - в Одессу и Дунайские княжества.
Главами дешифровального отделения (официально числившимися старшими чиновниками при Канцелярии министра) после 1862 года были Я. И. Рут (1862 - 1864), Л. П. Иессен (1864 - 1888), К. А. Битепаж (1889 - 1892), В. В. Сабанин (1893 - 1907), А. А. Долматов (1907 - 1917).
Состав отделения был невелик, в начале XX века - 6 человек. Сотрудники его обычно специализировались по определенным странам. Так, А. А. Долматов занимался шифрами Бельгии и Испании, Е. К. Напьерский - Германии, Италии и Турции, Э. К. Феттерлейн - Баварии, Франции, Греции, Е. Ф. Маттей - Франции и Японии.
За взлом шифра сотрудники отделения получали премии, размер которых определялся сложностью шифра. Так, в августе 1892 года Цифирному комитету МИД было представлено для награждения 7 вскрытых иностранных шифров. К. А. Битепаж получил 2400 руб. (по 400 руб. за три немецких генеральных шифра для связи с посольством и консулами в России и посольством в Константинополе, 600 руб. за французский шифр используемый греками для связи с посольством в России и 600 руб. за французский шифр используемый для связи с военной экспедицией в Китае), В. В. Сабанин - 800 руб. (за английский генеральный шифр для связи с посольствами в России, Турции и Персии), А. А. Долматов - 600 руб. (300 руб. за сербский шифр для связи с посольством в России и по 100 руб. за упомянутые немецкие шифры).
Общий объем работы отделения постоянно возрастал. Так, в 1873 - 1882 годах в отделение поступило 21 107 телеграмм, из которых прочитаны были 8 062 (38%) - по 2 442 на сотрудника. В 1893 - 1902 годах число поступивших телеграмм выросло до 65 420, прочитано было 23 643 (36%) - по 4 146 на сотрудника.
Чиновники «черных кабинетов»
скрытый текст
О численности сотрудников службы перлюстрации до 1830 года имеются лишь отрывочные сведения. Большая часть из них числилась «состоящими при разных должностях» в почтовом ведомстве, часть формально служила по другим - в основном по МИД. Так, на январь 1825 года, согласно секретным отчетам, на Петербургском почтамте перлюстрацией занималось 17 человек - 15 служащих почтового ведомства и двое прикомандированных из МИД.
С 1829 года, как уже отмечалось, основным прикрытием для службы перлюстрации являлась официально существовавшая цензура иностранных газет и журналов. При этом часть сотрудников последней занималась только перлюстрацией, часть - и цензурой и перлюстрацией, а часть - только цензурой.
Часть сотрудников занимающихся перлюстрацией по-прежнему числилась по другим подразделениям почтового ведомства, а часть - и по другим ведомствам (прикомандированными к МВД и переданными в распоряжение почтового ведомства). Так, по штатному расписанию октября 1830 года чиновников иностранной цензуры имелось всего 18 (9 в Петербурге, 5 в Москве и 4 в Вильно), двое из которых занимались только цензурой, однако в экспедициях рестовых (заказных) писем служило еще 15 перлюстраторов (8 в Петербурге, 3 в Москве и 4 в Тобольске) и общая численность службы доходила до 31 человека (без учета варшавской перлюстрации).
На 1867 год в цензуре служило 37 человек, из которых шестеро перлюстрацией не занималось. Число перлюстраторов других структур и ведомств неизвестно, варшавская перлюстрация опять же не учтена.
На январь 1908 года в перлюстрации служило 60? человек - 39 по цензуре и 21 прочий (12 состоящих при МВД, 5 числившихся чиновниками Главного управления почт и телеграфов и 4 чиновника почтамтов).
На июль 1913 года, согласно одной приводимой автором таблице в перлюстрации служило 42 человека (32 из 37 сотрудников цензуры и 10 чиновников состоящих при МВД), согласно другой - 46 человек.
На конец октября 1916 года в службе перлюстрации числилось 46 человек [в другом месте у автора - 47]. Косвенных участников на конец 1915 года имелось 89 человек (7 руководителей почтамтов и почтовых контор, 58 сотрудников почтовых экспедиций и 24 сторожа), из которых в Петербурге служило 35, в Москве - 15, в Одессе - 13, в Варшаве - 10, Киеве - 7, Тифлисе - 6, Харькове - 3.
Общий состав службы на конец 1916 года выглядел следующим образом.
В Петрограде служило 15 чиновников (с учетом старшего цензора из Варшавы - 16) - старший цензор (глава всей службы), еще один старший цензор, 4 младших цензора, 5 чиновников знающих иностранные языки, 2 чиновника прикомандированных к МВД + 9 сторожей и 26 косвенных участников (численность последних здесь и ниже на конец 1915-го).
В Москве служило 9 чиновников (с учетом цензора и чиновника прик. к МВД из Варшавы - 11) - старший цензор, 2 младших цензора, 3 чиновника знающих иностранные языки, чиновник прикомандированный к МВД и переводчик + 4 сторожа (с учетом варшавских - 8) и 11 косвенных участников.
В Одессе служило 6 чиновников (с учетом варшавских чиновников знающего языки и прик. к МВД и 2 переводчиков - 10) - старший цензор, цензор, 2 чиновника прикомандированных к МВД + 4 сторожа и 9 косвенных участников.
В Киеве служило 3 чиновника (с учетом варшавского чиновника знающего языки - 4) - 2 цензора и чиновник знающий иностранные языки + сторож и 6 косвенных участников.
В Харькове служило 2 чиновника прикомандированных к МВД + сторож и 2 косвенных участника.
В Тифлисе служило 2 чиновника - цензор и переводчик + сторож и 5 косвенных участников.
По Варшаве, несмотря на эвакуацию, продолжали числиться 9 чиновников - старший цензор (откомандирован в Петроград), цензор (откомандирован в Москву), 3 чиновника знающих иностранные языки (один откомандирован в Киев, другой в Одессу, третий - мобилизован в армию), 2 чиновника прикомандированных к МВД (один откомандирован в Одессу, другой в Москву), 2 переводчика (оба откомандированы в Одессу) + 4 сторожа (все откомандированы в Москву) и 6 косвенных участников (продолжавших получать жалованье).
Указом от 6 июня 1858 года прием на службу, перемещение и увольнение чиновников цензуры иностранной прессы (и, соответственно, действующей под ее прикрытием службы перлюстрации) были отнесены к обязанностям главноуправляющего Почтовым департаментом. После передачи почтового ведомства в состав МВД соответствующие обязанности перешли к министру внутренних дел (указ от 13 сентября 1868 года).
Важнейшим требованием при приеме на службу была благонадежность. Новые служащие принимались обычно по рекомендации и под поручительство действующих сотрудников. Другим важнейшим требованием было знание нескольких иностранных языков (хотя бы трех европейских).
Из 106 человек поступивших на службу в XIX - начале XX века 45,3% составляли потомственные дворяне, 16% - дети обладателей личного дворянства, 23,6% - мещане, 4,7% - дети потомственных или личных почетных граждан, 3,8% - дети духовных лиц, 1,9% купцов и 1,9% - крестьян. В сословном плане, таким образом, среди перлюстраторов преобладали представители дворянства и мещанства, доля потомственных дворян со временем сокращалась (с 50% в первой половине XIX века до 42 - 44% в более позднее время).
В плане вероисповедания преобладали лютеране (47,1%) и православные (44,3%), католиков имелось 6,6%. Доля православных постепенно росла (33% в первой половине XIX века, 49% во второй и 55,6% в начале двадцатого), лютеран и католиков падала: 54,8 - 45,4 - 33,3% и 9,5 - 5,6 - 0% соответственно.
Недвижимостью, наследственной или благоприобретенной, владели всего 11,6% чиновников (в первой половине XIX века - 16,5%).
Высшее образование имело 19,8% (в первой половине XIX века - 26,2%, во второй - 12,7%, в начале двадцатого - 33,3%), среднее - 27,3% (26,2 - 25,4 - 44,4%), неполное среднее - 29,2% (2,4 - 52,7 - 11,1%), домашнее - 7,5% (14,3 - 1,8 - 0%), начальное - 9,4% (14,3 - 1,8 - 0%).
Большинство (57,5%) начали работу в перлюстрации в возрасте до 30 лет, 33% - в возрасте от 30 до 50 лет.
Значительное распространение получили родственные связи - в первой половине XIX века родственную связь с другими служащими имели 26,2%, во второй - 23,6%, в начале двадцатого - 33,3% поступивших на службу. К началу XX века имелись семьи занимавшиеся перлюстрацией уже в третьем поколении.
В целом среди перлюстраторов преобладали выходцы из небогатых семей, не имевшие престижного образования, но хорошо знающие иностранные языки, уроженцы прибалтийских и западных губерний. Тщательный подбор кадров, хорошие материальные условия и имевшиеся привилегии (см. ниже) способствовали низкой текучке кадров - за все время существования службы известно лишь два случая добровольного отказа от нее. В одном случае, чиновник цензуры переведенный в перлюстрацию просто вернулся к прежней службе (1897 год), в другом - подался в революционеры (1905), был уволен и затем сидел под арестом и в заключении (в 1930-х снова подвергся преследованиям, по иронии судьбы - как бывший перлюстратор). Редкостью были и конфликты внутри службы.
Сотрудники перлюстрации имели ряд привилегий. Так, с 1835 года должности в цензуре иностранных газет и журналов не имели классности (подтверждено указами 1836, 1847 и 1852 годов). В результате младший цензор мог иметь чин действительного статского советника (IV класс), а руководитель службы - тайного советника (III класс). Предпоследний руководитель службы А. Д. Фомин при выходе на пенсию в 1914 году получил чин действительного тайного советника (II класс). Без учета классности происходило и награждение чиновников службы орденами.
Помимо орденов и производства в чины чиновники получали и другие награды - единовременные и пожизненные денежные выплаты (на лечение и проч.), ценные подарки (перстни, табакерки), аренды и проч.
Жалованье чиновников службы было существенно выше чем у других служащих почтового ведомства - за счет дополнительных выплат из секретных сумм.
К началу XX века денежное довольствие перлюстратора состояло из официального жалованья по занимаемой должности, добавочной выплаты из секретной «особой» суммы, надбавки за каждые 5 лет выслуги, квартирных денег (при отсутствии казенной квартиры), выплат на Рождество и (раз в два года) на Пасху (при наличии неизрасходованных средств). Так, руководивший службой старший цензор А. Д. Фомин в 1908 году получил 7 950 руб. в год - 2 000 руб. по официальной должности, 3 000 руб. из секретных сумм, 1 000 руб. - за руководство «особой частью», 1 000 руб. - за выслугу лет, 700 руб. к Рождеству и 250 руб. к Пасхе (+ казенная квартира).
Жалованье перлюстраторов в Петербурге и других городах существенно различалось. Так, на тот же 1908 год старший цензор в Петербурге получал (без учета квартирных и выслуги лет) 4 475 руб., в Москве - 3 287 руб., в Варшаве - 2 740 руб., в Одессе - 2 287 руб. Младший цензор в Петербурге - 3 200 руб., в Москве - 1 800 руб., в Варшаве - 2 010 руб., приравненные к ним цензоры в Киеве - 2 400 руб., в Казани и Харькове - по 1 800 руб. соответственно. Чиновник знающий иностранные языки в Петербурге получал 1 950 руб., в Москве - 1 200 руб., в Одессе - 1 185 руб., в Киеве - 1 140 руб. Переводчик в Петербурге получал 2 555 руб., в Москве - 1 086 руб, в Варшаве - 1 170 руб. Чиновник причисленный к МВД в Петербурге получал 1 200 руб., в Варшаве и Одессе - 1 050 руб.
Официальные пенсии чиновников цензуры до 1875 года были весьма скромными и при назначении пенсии им обычно назначалась персональная пенсия из секретных сумм (на что требовалось согласие императора). Так, вышедшему на пенсию в 1849 году старшему цензору Петербургского почтамта И. М. Беляеву официально полагалась пенсия в 285 руб. (за 63 года службы), но по ходатайству руководителя почтового ведомства Беляев получил негласную пенсию в 1 500 руб. и т. п.
В 1875 году, по инициативе министра внутренних дел А. Е. Тимашева, для чинов цензуры и перлюстрации были установлены новые размеры пенсий. За 25 лет выслуги перлюстратор теперь получал пенсию в размере 50% годового жалованья (гласного и негласного), за 35 лет - в размере годового жалованья. Пенсия старшего цензора теперь составляла соответственно 1 500 - 3 000 руб., младшего: 1 150 - 2 300 руб., чиновника знающего иностранные языки: 600 - 1 200 руб. (пенсии цензоров не занимавшихся перлюстрацией были на 30-50% ниже). Впрочем, для назначения пенсии конкретному лицу и после этого требовалось высочайшее соизволение. Сохранялась и практика назначения особых пенсий конкретным лицам.
В декабре 1880 года имевшиеся у перлюстраторов привилегии (производство в чины, награждение орденами, пенсии и пр.) были распространены и на лиц формально не числившихся в почтовом ведомстве (чиновников причисленных к МВД и проч.) - до этого они получали только дополнительное содержание из секретных сумм.
Семьям, вдовам и сиротам перлюстраторов также назначались негласные пособия, в девятнадцатом столетии обычно существенно превышавшие официальные. Так, семье умершего в 1847 году старшего цензора Петербургского почтамта А. О. Чиколини (вдове и восьми детям) вместо положенных по закону 47,46 руб. была назначена негласная пенсия в 2 004 руб. и т. п.
Работа перлюстратора, в целом, была достаточно трудной - протекала в неурочное время (вечер - ночь), требовала усидчивости и постоянного внимания. Чтение массы рукописных и печатных материалов убивало зрение, а подделка печатей (здесь до конца XIX века использовалась ртуть) - здоровье в целом.
После Февраля
скрытый текст
После Февраля сотрудники перлюстрационной службы еще какое-то время (до 1 мая) продолжали ходить на службу, не получая никаких указаний от новой власти. Начиная с марта руководителей службы стали таскать на допросы, по обвинениям в нарушении официального законодательства. Возглавлявшего службу старшего цензора М. Г. Мардарьева в марте допрашивал следователь новосозданной «Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию противозаконной деятельности прежних министров». Начальника киевской перлюстрации К. Ф. Зиверта - комиссар некоего исполкома «Совета объединенных общественных организаций». Его сотрудники были арестованы, впрочем, уже в апреле их отпустили.
В Москве допрашивали старшего цензора В. М. Яблочкова, 7 апреля он был уволен в отставку комиссаром Москвы Н. М. Кишкиным, а 15 июня было вынесено постановление об аресте Яблочкова. Следствие по делам местных «черных кабинетов» велось в Одессе и Тифлисе и т. д.
10 июля 1917 года приказом по Министерству почт и телеграфов цензура иностранных газет и журналов была упразднена, а большая часть ее сотрудников была уволена со службы задним числом (с 16 марта). Всего увольнению подлежали 38 сотрудников цензуры, из которых перлюстрацией занималось 32 человека. В лучшем положении неожиданно оказались чиновники причисленные к МВД и прочие причастные - под увольнение они не попали, поскольку формально в службе не числились.
Часть бывших перлюстраторов вернулась к прежнему занятию при большевиках - известно что некоторые из них в 1923 - 1924 годах работали по прежнему профилю в отделе политконтроля ОГПУ. Причастные к перлюстрации почтовые служащие продолжали большей частью служить на почте (по крайней мере в Петрограде / Ленинграде). В 1929 году о них внезапно вспомнили органы - в ноябре 1929-го ленинградское ОГПУ открыло следствие по «делу чернокабинетчиков». Привлечено было 19 человек (4 цензора, секретарь-машинист, 4 сторожа и 10 почтовых служащих) в возрасте от 40 до 70 лет. В январе 1930 года все они были осуждены по 58-й статье как бывшие сотрудники Департамента полиции - 13 человек получили по 5 лет заключения, четверо сторожей - три года условно, двоим было запрещено проживать в столицах и крупных городах на протяжении трех лет.
[Перлюстрация международной переписки сохранялась и при Временном правительстве, ее вела военная цензура, переименованная в военный контроль. Продолжалась она и при большевиках - Управление военного контроля в Петрограде слало выписки из перлюстрированных писем в ЧК, Совнарком и проч.]
Отмененная было внутренняя перлюстрация при большевиках была заведена вновь. Поначалу внимания ей не уделялось - принятый 4 апреля 1918-го декрет СНК «О тайне почтовой переписки», напротив, запрещал задерживать и изымать почтовые отправления без согласия почтового ведомства или постановления судебной или следственной власти. Циркуляр наркомата почт и телеграфов от 28 мая 1918-го указывал, что правом осмотра и выемки корреспонденции обладают ВЧК, следственные комиссии ревтрибуналов и народных окружных судов - но при соблюдении требований Устава уголовного судопроизводства.
Однако уже 13 сентября 1918 года почтовое ведомство предоставило исполкомам губсоветов право самим принимать решения о контроле частной или общественной корреспонденции.
В октябре 1918-го был создан военно-цензурный отдел Регистрационного управления РККА (с ноября 18-го подчинявшийся непосредственно Реввоенсовету) задачей которого была цензура, а позднее и тайная перлюстрация почтовых отправлений. Первое время отдел осуществлял цензуру открыто, ставя соответствующие штемпели на «оболочки писем и телеграмм». В марте 1919 года цензура сменилась перлюстрацией - корреспонденцию предписывалось вскрывать тайно, не ставя никаких отметок и держа дело в секрете.
В августе 1920 года функции почтово-телеграфного контроля были переданы от РВСР Особому отделу ВЧК, а в августе 1921 года Управление военной цензуры РККА было влито в Информационный отдел ВЧК.
В новосозданном ОГПУ перлюстрацией ведал отдел политического контроля, в ноябре 1925 года влитый в Информационный отдел ОГПУ (с марта 1931 года - Секретно-политический отдел).
Масштабы перлюстриции при большевиках быстро превысили прежние. Так, в 1924 году отдел политконтроля ОГПУ прочитал 5 млн писем и 8 млн телеграмм (царская перлюстрация в начале XX века читала ок. 1 млн писем в год).
В образованном в июле 1934 года «большом» НКВД перлюстрацией ведало Главное управление государственной безопасности, а в нем - все тот же Секретно-политический отдел (с декабря 1936-го - 4-й отдел, с сентября 1938-го - 2-й отдел). После окончательного разделения НКВД в апреле 1943 года перлюстрация осталась в ведении НКГБ / МГБ (отдел «В»). После объединения МГБ и МВД в 1953 году перлюстрацией ведал 6-й спецотдел МВД, а после образования КГБ (март 1954-го) сначала 10-й отдел 4-го управления КГБ, а с апреля 1955 года - 6-й спецотдел КГБ, с июля 1959 года бывший частью Оперативно-технического управления КГБ.
Роль «черных кабинетов» в общественно-политической жизни
скрытый текст
Как отмечает автор, значительная часть русского общества если и не знала, то догадывалась о существовании перлюстрации. Наиболее важные и деликатные сведения почте старались не доверять передавая письма с оказией, позднее - посылая на адрес доверенных лиц и т. п. В письмах шедших через официальную почту, напротив, нередко писали что-нибудь благонамеренное, а нередко излагали и некие ценные предложения - надеясь, что их прочтет высокое начальство.
С развитием печатной прессы публикации о деятельности перлюстрации стали появляться в газетах - сначала эмигрантских (первая - в герценовском «Колоколе» 1 нваря 1858 года), а позднее и во внутрироссийских.
В целом, таким образом, существование перлюстрации было скорее секретом полишинеля. На этом основании ряд современных авторов вообще ставит под сомнение эффективность работы этой структуры. Указывается также на разнообразные махинации с материалами перлюстрации, использовавшимися во внутрисистемной борьбе - специфический подбор докладываемых высокому начальству материалов, использование их для дискредитации оппонентов и проч. Автор, впрочем, с этой точкой зрения не соглашается, считая, что перлюстрация, при всех ее недостатках в целом справлялась с поставленными перед ней задачами.
К задачам перлюстрации автор относит контрразведывательную (выявление иностранных шпионов), выявление антиправительственной активности и разного рода злоупотреблений, изучение реальных народных настроений и обнаружение и изъятие антиправительственных материалов.
Перлюстрация, хоть и не часто, позволяла раскрыть иностранных агентов работающих в империи. Так, в 1793 году был разоблачен некий гр. де Монтегю засланный на Черноморский флот англичанами, в 1895 году разоблачена целая сеть австро-венгерских агентов в западных губерниях (под суд отдано 38 человек, включая офицеров русской армии) и т. д.
Перлюстрация помогла открыть ряд весьма опасных антиправительственных групп. Так, в 1883 году с ее помощью была обнаружена и затем разгромлена связанная с народовольцами польская партия «Пролетариат», в 1885 году - харьковская группа «Народной воли», в 1887 году - террористическая группа А.. И. Ульянова и т. д.
Материалы перлюстрации давали также определенное представление о царивших в стране настроениях. На основе полученных материалов Департамент полиции ежегодно составлял для императора обзор государственной жизни России, содержавший подборку материалов по определенным темам (с минимальной аналитической частью).
Так, «Краткий отчет за 1908 год» (90 страниц) включал 12 пунктов:
1. Критика правительственной политики; 2. Министерство внутренних дел; 3. Отзывы о Председателе Совета министров П.А. Столыпине; 4. Деятельность революционных организаций; 5. Деятельность Государственной думы и ее членов; 6. Выступление в Государственной думе министра [иностранных дел А.П.] Извольского; 7. Построение Амурской железной дороги; 8. Проект земельной реформы; Жизнь крестьян в деревне; 9. Министерство народного просвещения: назначение [А.Н.] Шварца министром; 10. Министерство иностранных дел: Критика деятельности [А.П.] Извольского, Присоединение Боснии-Герцеговины к Австро-Венгрии, Сообщения из Китая, Сообщения из Персии; 11. Сведения по Военному и Морскому ведомствам: Крепости, Критика начальников частей, Казнокрадство, Флот, Авария с крейсером «Олег», Реформа Морского министерства; 12. Окраины: Кавказ. Отзывы о графе [И.И.] Воронцове-Дашкове, Финляндия, Прибалтийский край.
Куда более объемный отчет «Государственная жизнь России в 1915 году» (288 страниц) состоял из 32 разделов:
Общие положения. Оценка деятельности правящих сфер. Критика деятельности членов Кабинета; О законодательных палатах; О майском погроме в Москве; Московские беспорядки и образование прогрессивного блока; Земский и городской союзы и монархические организации; Мобилизация промышленности; Железные дороги в связи с продовольственным вопросом; Эвакуация казенных учреждений, беженцы, жители; Крестьяне; Запрещение продажи водки; О кооперативах; Положение сельского хозяйства; Об инородцах; О Галиции; О евреях; О немцах; Украинский вопрос; О латышах, татарах и других; Кавказ; Революционное движение; Народное просвещение; Министерство финансов; Вопросы международной политики; О печати; Об армии; О предательстве Мясоедова; Санитарная часть; О госпиталях; О флоте; Слухи о мире.
Вопрос перехвата засылаемых в империю антиправительственных материалов сделался особенно актуальным начиная с конца XIX века, когда политическая эмиграция поставила их массовую рассылку на поток. Часть засылаемых разнообразными способами материалов изымалась, однако значительная часть все же доходила по назначению.
Tigris Alba, блог «Tigris Fluvius»
* * *
Вчера вечеряла с плиткой шоколада и книгой Сакины Зейналовой «Яды: вокруг и внутри. Путеводитель по самым опасным веществам на планете». Приятное сочетание, и тема интересная, хотя манера изложения не совсем в моём вкусе. Пока прочитала только разделы про ядовитые растения и грибы (и почувствовала себя героиней игры «Strange Horticulture»). Автор сама иллюстрировала книгу, и, подозреваю, именно ради возможности нарисовать иллюстрации это компилятивный труд и затевался: текст сухой и безликий, зато иллюстрации выполнены тщательно и не без фантазии. Но, правда, изобразительного искусства я вообще не ценительница, а вот ещё пару книг про яды себе уже присмотрела.
Reewy-san, блог «Сама с собой»
Буква "Ю"
Ну что ж... Всё хорошее когда-нибудь заканчивается и мой отпуск тоже подходит к концу. В этом году мне как-то особо все-равно по этому поводу. Я стараюсь поменьше думать о том что в следующий понедельник уже выходить. Если бы можно было в отпуск уходить на год, то этого времени, я думаю, мне бы хватило что бы полностью стать нормальным человеком морально восстановиться.
В общем и целом отпуск прошел с пользой, я довольна.
скрытый текстВ последний день июля сходила в парикмахерскую и привела свою голову в порядок.
2 августа - был год как я обосновалась на этом сайте
Нашла новый способ уходить от реальности - картины по номерам мой внутренний маляр очень счастлив. За полторы недели разукрасила картину: теперь стоит и радует меня.
Из прочитаного, а точнее прослушаного только одна книга "Волшебник земноморья" Урсулы Ле Гуин. Книга понравилась, сюжет движется бодро и интресно, есть над чем задуматься. Зависла на второй книге - поменялся рассказчик и слушать уже не так истересно, да и заязка в этот раз очень долгая.
Еще смотрю мультсериал "Дарья": наконец-то гг-ня интроверт!. Сейчас досматриваю 4 сезон.
На выходные выбираюсь на пляж.
Спустя месяц тишины, ночь с воскресенья на понедельник опять была "веселой": три волны "фейерверков", две ракеты пролетающие над домом и минус один гипермаркет.
Погода в основном прохладная, переменная облачность, дожди. Температура днем редко поднимается выше 30 градусов.
Прошла онлайн-курсы, получила сертификат.
С вокалом - всё. Не хочу себя мучать и заставлять. С музыкой сейчас у меня вообще сложные отношения.
В общем и целом отпуск прошел с пользой, я довольна.
скрытый текстВ последний день июля сходила в парикмахерскую и привела свою голову в порядок.
2 августа - был год как я обосновалась на этом сайте
Нашла новый способ уходить от реальности - картины по номерам мой внутренний маляр очень счастлив. За полторы недели разукрасила картину: теперь стоит и радует меня.
Из прочитаного, а точнее прослушаного только одна книга "Волшебник земноморья" Урсулы Ле Гуин. Книга понравилась, сюжет движется бодро и интресно, есть над чем задуматься. Зависла на второй книге - поменялся рассказчик и слушать уже не так истересно, да и заязка в этот раз очень долгая.
Еще смотрю мультсериал "Дарья": наконец-то гг-ня интроверт!. Сейчас досматриваю 4 сезон.
На выходные выбираюсь на пляж.
Спустя месяц тишины, ночь с воскресенья на понедельник опять была "веселой": три волны "фейерверков", две ракеты пролетающие над домом и минус один гипермаркет.
Погода в основном прохладная, переменная облачность, дожди. Температура днем редко поднимается выше 30 градусов.
Прошла онлайн-курсы, получила сертификат.
С вокалом - всё. Не хочу себя мучать и заставлять. С музыкой сейчас у меня вообще сложные отношения.
Ветер Тигр, блог «Полосатые мысли»
14.08
Середина августа. Лето закончилось, впереди осень. Погода жаркая, сухая. До 38, по ощущениям. По прогнозу 34-35. Город медленно остывает после 40 градусной жары. Ночи всё прохладнее.
С женой перешли на какой-то новый уровень любви и взаимопонимания. Всё стало глубже и ярче. Удивляюсь. Как любовь может расти, когда ты думал, что она уже безгранична. А она всё глубже и всё необъятнее. Разум не поспевает за такими широтами, но главное, чтобы поспевало сердце.
Тренировки приостановил на неделю, с этого понедельника возвращаюсь в ритм. Отжимания, подтягивания. Дальше - больше. Немного похудел, есть почти не хочется.
На работе пока один, Света в отпуске. Целый день занимаюсь птичкой, НБ. Вроде потихоньку скрипит дело. Впереди мониторинг, не знаю пока что делать. Буду спрашивать. Одному вроде и сложнее, но спокойнее. Зависит от работы.
Вечер. Всё ещё душно. Я пришёл с работы домой. Спокойствие и уют встречают меня. Жена голая спит, коты раскиданы по дому, медленно тают. Когда солнце склонится к горизонту, мы откроем все окна в доме. Хочется спать и отдыхать. Хочется холодного мяса. И лежать с женой в логове, провожая ещё один знойный день.
Читаю сейчас Сигизмунд. Вечный крестоносец. Читаю медленно. Много работы. Хорошая книга, тот самый приятный вархаммер, который я люблю.
Таак хочется спааать)
Ветер Тигр, блог «Полосатые мысли»
Пять колец
Прочёл книгу Пять колец, философский трактат, написанный в XVII веке самураем Миямото Мусаси, посвященый искусству стратегии. Очень впечатлила работа. Написано обстоятельно и сухо, без подробностей, но каждый абзац глубок как океан. Книга короткая, но она не из тех, что просто нужно прочесть. С такими книгами нужно работать. И я прочту её ещё не раз. Несколько минусов в своем характере мне предстоит сделать плюсами и эта книга одно из средств, что помогают в Пути. А книгу рекомендую всем.
EricMackay, блог «EricMackay»
* * *
С. А. Никонов
«Кто в море не ходил, тот Богу не маливался». Промысловая колонизация Мурманского берега и Новой Земли крестьянами и монастырями Поморья в XVI - XVIII вв.
Совсем мне не понравилось. Материала вроде бы набрано много, но какой-то ясной картины в общем не создается. Четверть текста историография с источниками. Есть цветные иллюстрации, карт нет. Полиграфия неплохая.
скрытый текстРайоны колонизации и промышленники
скрытый текст
Под Мурманским берегом понимается побережье Кольского полустрова от норвежской границы до мыса Святой Нос. Он располагается в субарктической зоне и входит в тундровую зону, однако благодаря Гольфстриму прибрежные районы берега богаты рыбой - до 150 видов, из которых 20 - промысловые. Из последних основное значение имели треска, пикша, палтус и семга. Рыболовство здесь существовало с древнейших времен, русские рыбные промыслы начали развиваться с XVI века.
Мурманский берег делился на два промысловых района - западный Мурманский конец (от Варангер-фьорда до западного побережья Кольского залива) и восточный Русский конец (от восточного побережья Кольского залива до мыса Святой Нос).
Первые документальные свидетельства существования русских становищ (баз промысловых артелей) на Мурманском конце относятся ко второй половине XVI века. Писцовая книга Кольского уезда 1608 - 1611 годов фиксирует здесь уже 21 становище со 122 избами и 88 скиями (амбарами для хранения соленой рыбы). Большая часть становищ (17 из 21) располагалась на п-ове Рыбачьем, остальные в Мотовском заливе. Число изб в крупнейших становищах доходило до 21, ский - до 13. К крупным становищам (более 5 изб) относилось 9 из 21.
В более поздних документах XVII века встречаются лишь отрывочные сведения о местных промыслах. В таможенных книгах 1703 - 1704 годов упоминаются 14 местных становищ (в т. ч. 7 на п-ове Рыбачьем и 5 в Мотовском заливе). На 1710 год известны 15 становищ (в т. ч. 4 на п-ове Рыбачьем и 11 в Мотовском заливе), на 1760-е годы - 22, на 1796 год - 7.
В целом, в XVI - XVII веках промысловая деятельность концентрировалась в районе п-ова Рыбачий, что было связано с развитием международной торговли, в XVIII веке, с прекращением международной торговли, центр промысловой деятельности смещается ближе к Коле.
Промысловые становища на Русском конце также впервые упоминаются источниками второй половины XVI века. Писцовая книга 1608 - 1611 годов фиксирует здесь 30 становищ (74 избы, 2 скии), но большей частью мелких (только в 4 из 30 имелось по 5 - 6 изб) и рассредоточенных по всему побережью.
Другие сведений за XVII век опять же почти не имеется. В 1706 - 1728 годах в книгах судовых пошлин упоминаются, за вычетом двойных названий, 45 становищ, на 1766 год известны 18, на 1796 год - 26. Характер размещения становищ изменений не претерпел, а общее сокращение их числа к концу XVIII века возможно свидетельствует об упадке промыслов.
Среди северных монастырей первыми собственными промыслами на Мурманском берегу обзавелись местные Троицкий Печенгский и Пречистенский Кандалакшский.
Первое становище Печенгского монастыря упоминается уже в 1556 году. Писцовая книга 1608 - 1611 годов знает уже четыре - три на Рыбачьем и одно на Русском конце. В первой половине XVIII века монастырь владел 4 становищами - двумя на Рыбачьем и двумя на Русском конце.
Кандалакшский монастырь владел становищами с 1590 года, в начале XVII века и в первой половине восемнадцатого столетия также ведя промысел одновременно и на Мурманском и на Русском концах.
Николо-Корельский монастырь хозяйственную деятельность на Мурманском берегу вел со второй половины XVI века, но поначалу ограничивался лишь куплей - продажей рыбы и рыбопродуктов. В XVII веке монастырь начал участвовать в местных промыслах в качестве пайщика холмогорских артелей, а с 1680 года вел промысел самостоятельно (имея, впрочем, обычно лишь одно становище).
Во второй половине 1650-х на Мурманском берегу появился свежеоснованный Крестный Онежский монастырь. Он с ходу получил некие рыбные ловли Антониево-Сийского монастыря в Кольском уезде, затем к нему был приписан Троицкий Печенгский монастырь, а в 1658 году обитель обзавелась уже собственным становищем в районе Териберки (Русский конец).
В 1664/65 промысел на Мурманском берегу начал Соловецкий монастырь, лишившийся ранее части своих промысловых угодий в пользу вышеупомянутого Крестного. В 1665 - 1698/99 годах монастырь получил в виде вкладов ряд становищ на Русском конце, а в XVIII веке вел промысел в основном на Кильдине.
Антониево-Сийский монастырь вел промысел на Русском конце со второй половины XVII века, довольствуясь лишь одним становищем.
Холмогорский архиерейский дом в 1685 году царским указом получил в вотчину Веселкину губу на Русском конце. Помимо самого архиерейского дома здесь вели промысел его приписные монастыри - Спасо-Новоприлуцкий и Михайло-Архангельский. Последний в XVIII веке имел и собственное отдельное становище. К архиерейскому дому в конце XVII века был приписан и Троицкий Печенгский монастырь со всеми его промыслами.
Имеются также сведения об участии в промысле двух небольших северных монастырей - Богословского Сефтренского и Преображенского Пертоминского. Первый еще в начале 1630-х годов упоминается как пайщик промысловой артели, а в 1706 - 1728 годах вел промысел в становище на Русском конце. Второй в 1691 - 1700 годах вел промысел на Русском конце в кооперации с одним из холмогорских промышленников.
О численности и составемурманских промышленников в XVI - XVII веков имеются лишь отрывочные сведения. Ведомости сбора судовых пошлин за 1706 - 1728 годы фиксируют здесь ежегодно от 5 до 158 крестьянских и посадских артелей и от 0 до 7 монастырских и, в общей сложности, от 32 до 328 промысловых судов (128 - 1 312 промышленников, из расчета 4 промышленника на судно). Подавляющее большинство артелей представляли т. н. Поморский берег Белого моря (Кемь, Сумский острог) - 54,2% и Подвинье - 29,2%. Примерно 19% от общего числа артелей участвовали в промысле регулярно, из года в год.
Территориальное распределение промышленников оставалось таким же и позднее - примерно половина промышленников представляла Поморский берег, вместе с жителями Подвинья составляя 80 - 90% промысловиков.
Монастырские промышленники большей частью представляли районы расположения соответствующих монастырей: соловецкие - Поморский берег, николо-корельские и холмогорские архиерейские - Подвинье и т. д.
Определенное участие в промысловой деятельности принимало также русское население Кольского полуострова. [Большая часть полуострова входила в состав Кольского уезда, часть побережья Белого моря - Терский берег, до 1775 года была частью Двинского. На большей части территории региона жили саамы, русское население занимало в это время только Терский и Кандалакшский берега Белого моря и сам город Кола.]
По писцовой книге 1608 - 1611 годов жители Кольского уезда составляли большинство среди владельцев становищ на Мурманском берегу, владея 103 из 155 становищ на Мурманском конце и 21 из 68 - на Русском. Из 124 владельцев 80 были жителями Колы и 35 - Кандалакши. Из 80 кольских владельцев 69 были местными посадскими людьми и девять - стрельцами. Общее число становищ в их собственности, впрочем, было невелико - 11? на Мурманском конце и 8 - на Русском [так в тексте].
К началу XVIII века кольские стрельцы составляли видимо уже большую часть местных промышленников - на 1704 год 92 из 100 кольских судов, промышлявших на Мурманском конце принадлежало местным стрельцам и только 8 - посадским. В том же году на Мурманском конце промышляло и 60 судов крестьян Кандалакшского берега. К концу XVIII века, с ликвидацией местного стрелецкого гарнизона, роль военных в промыслах сошла на нет.
На 1764 год из общего числа жителей уезда (русские волости и посад Колы) в мурманских промыслах участвовало примерно 22% (322 чел. из 1 447 взрослых мужчин и женщин) и 22% дворов (53 из 239). На 1785 год - уже 40% уездных ревизских душ (527 из 1 306), без учета самой Колы.
О возрастном составе промышленников можно судить по реестру выдачи паспортов крестьянам Соловецкого монастыря (1744 - 1757 годы). Большинство (от 48 до 88%) находилось в возрасте 16 - 35 лет, от 1 до 8% промышленников составляли подростки (11 - 15 лет), дети младше 11 лет почти не встречались, мужчины старше 50 лет также встречались редко. Дети и подростки выполняли в основном вспомогательные работы на становищах - распутывал снасти, разделывали рыбу, готовили пищу. Пая своего они не имели и получали вознаграждение либо деньгами (сколько заплатит промышленник), либо в натуральном виде - по рыбине от тюка. Среди организаторов и руководителей промыслов изредка встречались женщины.
Архипелаг Новая Земля располагается в арктической зоне, большей частью покрыт льдом и непригоден для жизни, однако здешние места богаты промысловым зверем - моржом, тюленем, нерпой. Документальные источники фиксируют присутствие здесь русских промышленников со второй половины XVI века. Промысел морского зверя велся в районе острова Южный, севернее промышленники не ходили.
Монастыри в местном промысле участвовали очень скромно. Пинежский Богородицкий Красногорский монастырь вел промысел у Новой земли во второй половине XVII века, отправляя за морским зверем 2 коча в летнее время. В 1701 году один из монастырских кочей разбился, была потеряна вся добыча, понесенные убытки видимо вынудили обитель прекратить новоземельский промысел.
Николо-Корельский монастырь вел промысел у Новой земли в 1690 - 1701 годах, прекратив его по неизвестным причинам (возможно из-за запрета навыход в море из-за начавшейся шведской войны).
Холмогорский архиерейский дом начал промысел здесь лишь в 1694 году, однако уже в 1695 году два из трех кочей дома разбились вместе с добычей, в 1696 году снова разбился один из трех холмогорских кочей, после чего видимо промысел у Новой земли был прекращен.
Определенных сведений о промысловых становищах на Новой Земле не имеется. Численность промышленников участвововавших в новоземельских промыслах неизвестна даже ориентировочно, однако несомненно была много ниже мурманской. О составе новоземельских промышленников в XVI - XVIII веках также полноценных сведений не имеется. Подробные сведения о территориальном происхождении промысловиков имеются лишь для артелей одного из промышленников конца XVIII века (1795, 1797 - 1799). Среди них явно преобладали жители Пинежского, Архангельского и Холмогорского уездов. Так, на 1795 год 48% промышленников представляли Пинежский и 31% - Архангельскийуезды, на 1797 год 24% промышленников представляли Пинежский, 22% Архангельский и 22% Холмогорский уезд и т. д. Монастырские промышленники также в подавляющем большинстве представляли Пинегу и Подвинье.
Инфраструктура промысловой колонизации
скрытый текст
Промысловые становища состояли из жилых и хозяйственных помещений. Жилые включали обычно избу / избы с сенями и поварнями, хозяйственные - скею (амбар для хранения рыбы), сальник - помещение для вытапливания и разливки рыбьего жира, амбары для хранения продуктов, снастей и проч. На части становищ имелись также бани. Монастыри обычно владели становищами единолично, крестьянские / посадские / стрелецкие всегда были в коллективной (паевой) собственности. В межсезонье монастырские становища охранялись нанятыми караульщиками - в основном из местных саамов.
Для промысла на Мурманском берегу использовались небольшие суда - 4-местные карбасы и шнеки. Для доставки припасов на промыслы и вывоза добытой рыбы использовались более крупные суда - лодьи, соймы, кочмары. В 1714 - 1719 годах вышла серия указов требовавших от местных судостроителей строить суда на западный манер и помимо традиционных лодей и пр. здесь появились «новоманерные» яхты, гукоры и донкшоты. Часть местных монастырей (Соловецкий, Кадалакшский Пречистенский) очередную петровскую дурь игнорировала, продолжая пользоваться судами старых типов. Указы 1730 и 1749 годов разрешили местным судостроителям вернуться к строительству прежних типов судов и к концу XVIII века среди крупных судов преобладали те же лодьи и кочмары.
Монастыри и отдельные промышленники имели собственные крупные суда (Соловецкий монстырь в XVIII веке - 8 штук). Промышленники своих крупных судов не имевшие договаривались о доставке припасов, вывозе рыбы и проч. с владельцами таких судов.
К Мурманскому берегу крупные суда обычно ходили два раза в сезон. Первый раз в мае-июне - доставляли на становища припасы и забирали весенний улов. Во второй половине августа - начале сентября они приходили снова - забирали летний улов и самих промышленников.
У монастырей с крупными судами к промыслам ходили монастырские приказчики, осуществлявшие общее руководство и морскими перевозками и промыслами. Приказчики назначались из числа монастырских старцев, монастырских слуг и служебников, архиерейских детей боярских (Холмогорский дом). Приказчики и поверенные могли руководить промыслом и в крестьянских артелях - при отсутствии на промысле хозяина и проч., однако такое случалось нечасто.
К Новой Земле ходили в основном на кочах, одномачтовых парусных судах с округлыми бортами, длиной до 21,3 м и шириной до 6,4 метров. Ближе к концу XVIII века коч видимо вытесняется другими типами судов - лодьей, «новоманерным» гукором и проч. Постоянных становищ на Новой Земле не имелось и все необходимое для промысла бралось с собой. Суда к Новой Земле обычно выходили в мае - июне.
Подготовка к промысловому сезону начиналась с осени - готовились суда, снасти, запасались продукты и соль для засолки рыбы, собирались артели, заключались разнообразные соглашения - о вывозе рыбы и т. д. В монастырях всем этим занимались соответствующие монастырские службы. Снасти, в частности, покупались монастырями у местных производителей.
Промысел велся артелями, хотя сам термин артель в источниках XVI - XVIII века практически не встречается - соответствующий коллектив именовался «промышленниками», «товарищами» или (по району промысла) «мурманщиками» и «новоземельцами».
Артели имелись как малые, соответствующие одной производственной единице (на Мурмане - карбасу), так и большие, включавшие несколько малых. Большие артели могли накануне или во время промысла создавать временные объединения. Так, мурманские артели объединялись в т. н. мойвенные артели для совместного лова мойвы, служившей наживкой для трески и палтуса. В новоземельской практике большие объединения назывались котляной.
Малая мурманская артель обычно состояла из 4 человек: кормщика-руководителя, тяглеца (отвечал за метание и вытягивание основной рыболовной снасти - яруса), весельщика (греб веслами во время забрасывания снасти) и наживотчика (наживлял крюки наживкой и снимал с них пойманную рыбу). К ним добавлялись упомянутые выше мальчики-зуйки, выполнявшие вспомогательные обязанности.
Малая новоземельская артель включала гарпунщика (обычно организатор артели или назначенное им лицо), носошников (помощников гарпунщика), забочешников (следили за ремнями которыми крепился гарпун и привязанными к ним поплавками-бочешками), кормщика и его помощников - полукормщика и полууженика.
Руководителем артели всегда был кормщик (иногда называвшийся карбасником), рядовые промышленники именовались обычно покручениками или «товарищами». У них имелась своя иерархия отражавшаяся и на размере пая: тяглец - весельщик - наживотчик.
В больших мурманских артелях на конец XVIII века обычно имелось не более 20 промышленников. Так, на 1796 год 48% артелей включали до 10, а 38% - до 20 промышленников. Из числа монастырских наиболее крупными были соловецкие - во второй половине XVII века монастырь отправлял на весенний лов от 16 до 32 промышленников, а в XVIII веке - по 16 - 24.
Новоземельские артели были крупнее, обычно включая более 10 промышленников на одном судне. Численность больших артелей могла доходить до полусотни человек. Так, поверенный Выгорецкого старообрядческого общежития С. А. Пушко в 1797 году отправил на промысел 49 промышленников на трех судах, Холмогорский дом в 1696 году послал на промысел 45 промышленников и т. д.
По форме организации артели могли быть единоличными (с одним хозяином-организатором) и складническими (несколько хозяев на паях). Помимо этого имелись артели организованные несколькими отдельными промышленниками, на равных участвовавшими в промысле своим трудом и средствами производства (судами и снастями). Артели такого типа встречались в основном у жителей Колы. Для новоземельских артелей характерно было присутствие в составе коллектива уженника - пайщика, лично участвовавшего в промысле.
Единоличные и складнические артели комплектовались в основном вольным наймом. Соловецкий и Крестный Онежский монастырь использовали также свои вотчинные ресурсы понуждая крестьян выставлять («избирать») промышленников из своей среды. «Избранные», впрочем, могли и отказаться идти на промысел, но обязаны были предложить вместо себя другие кандидатуры. Договорные отношения в крестьянских артелях оформлялись в основном устно, у монастырей - в письменной форме.
Расчет с артелью происходил по окончании промысла. Принцип распределения доходов был видимо общим для крестьянских и монастырских артелей - организатор получал 2/3, артель - 1/3 дохода. Внутри артели доход распределялся в зависимости от статуса ее конкретного члена. Этот основной доход промышленника именовался обычно покрутом или паем.
Помимо этого промышленники получали другие выплаты, известные в основном по документам местных монастырей. Так, перед началом промысла (а при необходимости - и во время) кормщику и покрученикам давались беспроцентные ссуды (в натуральном или денежном виде) и задатки, вычитавшиеся из их дохода по окончании сезона.
Еще одной распространенной выплатой являлся свершонок. В большинстве случаев он выдавался только кормщикам, в одних случаях - после окончания промысла, в качестве дополнительного вознаграждения, в других - перед выходом на промысел (Соловецкий и Крестный Онежский монастыри). Монастыри Поморья и Холмогорский дом свершонок выдавали перед промыслом и кормщику и покрученикам - в качестве оплаты дорожных расходов. При любом варианте выплаты свершонок являлся безвозмездной наградой и возврату не подлежал.
Соловецкий и Крестный Онежский монастыри практиковали также выплату кормщикам полового (половинного покрута) - в конце промыслового сезона.
Практиковались также разовые безвозмездные выплаты для поощрения кормщиков или всей артели - поискание и потешение (встречаются в документах Николо-Корельского и Крестного Онежского монастырей). Они могли выдаваться как перед промыслом, так и после.
Во второй половине XVII века кормщики мурманских монастырских промыслов получали от 1 до 3 рублей свершонка, покрученики (Холмогорский дом и Николо-Корельский монастырь) - от 0,6 до 0,75 руб, в первой половине XVIII века - от 1,5 до 3 руб. и от 0,7 до 1,2 руб. соответственно. Во второй половине XVIII века промысел на Мурмане сохранялся только у Соловецкого монастыря, платившего своим кормщикам к концу столетия уже по 5 рублей свершонка.
Размер ссуд выдаваемых промышленникам был невелик. Николо-Корельский монастырь в конце XVII века давал кормщикам от 0,3 до 1,5 руб., покрученикам - от 0,2 до 0,6 руб. Холмогорский дом в конце XVII века давал кормщикам 0,4 - 0,5 руб., покрученикам - от 0,15 до 0,39 руб., в середине XVIII века - до 4 и 2 руб. соответственно.
Соловецкий монастырь в 1670 - 1690-х годах давал покрученикам ссуды в размере 1 руб., в 1754 - 1756 годах задатков кормщикам - по 4 руб., покрученикам - по 3,5 руб., в 1761 - 1763 годах, и тем, и другим - по 5 руб.
В крестьянских мурманских артелях также практиковалась выплата свершонка кормщику - к концу XVIII века до 3 - 5 рублей «смотря по старанию» (и видимо в конце сезона). Кормщики могли получать также и половое.
Поискание / потешение, нерегулярно выплачиваемое кормщикам Крестным Онежским монастырем, на 1671 год составляло всего 0,4 руб., на 1672 год - 0,10 руб.
Новоземельские монастырские артели получали перед выходом на промысел безвозмездные дачи на обувь (небольшие - от 0,03 до 0,75 руб.) и возмездные ссуды (размер которых неизвестен).
Основной доход, как уже отмечалось, обычно делился между хозяином и артелью в пропорции примерно 2 к 1. При сохранении общего принципа на практике могли применяться разные схемы разделения доходов.
Так, в крестьянских артелях Поморского и Карельского берега на 1743 год весенний улов делился пополам между хозяином и артелью, 3/4 летнего шло хозяину и 1/4 - артели (в целом хозяин получал 1,25, а артель 0,75 общего дохода). Каждый член артели получал равную долю основного дохода, однако кормщику дополнительно выплачивались свершонок и половое. В артели Алексея Елизарова (1743 год) при применении описанной схемы каждый промышленник получил по 14,5 руб. (11,5 руб. из весеннего и 3,5 руб. из летнего улова), а кормщик - 20? руб. (14,5 + 3,5 полового и 2,5 свершонка). Аналогичную схему оплаты применял в первой половине XVIII века Соловецкий монастырь. В новоземельских артелях использовалась сложная схема распределения дохода по паям.
Размер общих доходов крестьянских артелей неизвестен.
Артели Соловецкого монастыря в последней трети XVII века ежегодно получали от 19,27 до 286,5 руб. дохода, в первой половине XVIII века - от 200 до 1 032 руб., во второй - от 305 до 2 096 руб. Для XVIII века известно и соотношение доходов монастыря и артели, в разные годы оно составляло от 59 до 67% (монастырь) и от 33 до 41% (артель).
Известны также и доходы промышленников монастыря в XVIII веке. В 1710 - 1717 годах покрученик получал от 4,45 до примерно 8,64 руб., кормщик - от примерно 5,66 до примерно 10,45 руб. (покрут + половое, свершонок не учтен). В 1746 - 1793 годах покрученик получал от 7,29 до примерно 43 руб., кормщик - от примерно 13,3 до примерно 69,17 руб. (покрут + половое + от 2 до 5 руб. свершонка). В среднем, доход покрученика составлял в это время примерно 60% дохода кормщика.
В Крестном Онежском монастыре в 1660 - 1686 годах доход артели (после вычетов в пользу монастыря) колебался от 2,93 до 75,4 руб., доход кормщика - от 0,29 до 9,43 руб, покрученика - от 3,5 копеек до 3,14 руб.
Артели Холмогорского дома в 1716 году получили дохода на 43,6 руб. Покрученики (только за весенний сезон) получили почти 0,94 руб., кормщики - почти по 2,37 руб. (т. е. примерно в 1,5 раза больше). В 1750 году артель дома получила 111,4 руб. общего дохода, кормщики - по 1,18 руб., покрученики - по 0,59 руб.
Артель Николо-Корельского монастыря на 1681 год получила доход в 18,08 руб., на 1683 год - 44,49 руб. Кормщики монастыря в 1680 - 1696 годах получали от 2,25 до 9 руб., покрученики - от 1,5 до 2,5 руб., на 1697 год, соответственно, 4,22 руб. и 1,69 руб.
Новоземельская артель Красногорского монастыря в 1668 году получила доход в 90,65 руб., кормщик - 2,8 руб., покрученики - от 0,88 до 0,96 руб. На 1681 год общий доход артели составил 75,18 руб., на 1682 год - 116,02 руб.
Новоземельский промысел был, в целом, более доходным, но более рискованным и требовавшим больших вложений. Доход новоземельских покручеников мало отличался от дохода мурманских, доход кормщиков был существенно выше (на 1682 год - в 7-13 раз). Еще более доходным он (на бумаге) был для уженников - пайщиков, непосредственно участвовавших в промысле. Однако последние, как отмечается, сами вкладывались в предприятие и окупал ли получаемый доход понесенные ими затраты неизвестно.
Технология промысла и объемы добычи
скрытый текст
На Мурманском береге, как уже отмечалось промысел вели на небольших 4-местных судах - карбасах и шнеках. Промысловую рыбу ловили с помощью яруса - веревочной снасти с крюками, с насаженной на них наживкой. Ярус удерживался на поверхности поплавками-кубусами, крепясь ко дну якорями, ставился на несколько часов, после чего вытягивался назад на судно. В качестве наживки использовалась в основном мойва. Последнюю ловили обычно большим неводом сразу с нескольких карбасов, что часто требовало кооперации нескольких артелей. Невод имелся не во всех артелях, не имевшие своего невода артели платили владельцам за его использование.
Выловленная рыба разделывалась и обрабатывалась на берегу - отделялись головы, вынимались внутренности - без удаления хребтины. Добытую весной до Николина дня (9 мая) треску сушили на ветру. После Николина дня сушили только мелкую треску, а крупную засаливали. Засолка производилась традиционным способом, сохранявшимся до XX века - рыбу раскладывали на полу амбара и посыпали солью, затем вывозимую лодьей рыбу снова солили уже разложив на полу трюма, после прибытия на место ее солили в третий раз. Качество такой засолки по отзывам авторов XIX - XX веков оставляло желать и сильно уступало засолке в бочках. Во второй половине XVIII века иногда использовались и более продвинутые методы засолки (в бочках и с удалением хребтины) - обычно для рыбы предназначавшейся для неких значимых лиц.
Тресковые головы сушились и в дальнейшем также шли на продажу. Из печени трески вытапливался жир, разливавшийся затем по бочкам. Тресковые языки солились в бочках, вязигу сушили.
Разделкой и обработкой рыбы занимались сами члены артели.
Сведения об объемах добычи сохранились лишь для монастырей. Выловленную рыбу до начала XVIII века считали поштучно, позднее ее стали взвешивать и учитывать в весовых категориях, однако параллельно сохранялся и поштучный учет. Мелкую рыбу, солимую промышленниками на свой обиход или для монастыря, иногда считали и бочками.
Сушеную, вяленую рыбу и тресовые головы могли считать связками, пучками, кулями, тюками и проч. Тресковое сало, визига и проч. считались пудами и фунтами (сало могло также считаться емкостями - бочками и проч.).
В качестве промысловых пород рассматривались треска, палтус и пикша. Последняя вылавливалась в незначительном количестве. Соотношение улова трески и палтуса многократно и резко менялось, что имеющимися источниками никак не объясняется.
Соловецкий монастырь в 1710 - 1793 годах, по неполным данным, получал от 415,3 до 4 933,4 пудов (6,8 - 80,8 тонн) рыбы и рыбопродуктов (головы, сало, визига и проч.) в год, в т. ч. трески - от 265 до 3 733 пудов, палтуса - от 82 до 1978,3 пудов. Пикши вылавливалось не более 100 пудов, трескового сала получалось не более 254 пудов, вязиги - не более 3,3 пудов.
Крестный Онежский монастырь в 1660 - 1755 годах, по неполным данным, получал от 79 до 1 753 пудов (1,3 - 28,7 тонн) рыбы и рыбопродуктов в год, в т. ч. трески - от 3 до 1 044 пудов, палтуса - от 8,5 до 1 025 пудов. Пикши вылавливалось не более 32 пудов, трескового сала получалось не более 109 пудов.
Николо-Корельский монастырь в 1683 - 1753 годах, по неполным данным, получал от 327 до 1 198,1 пудов (5,4 - 19,5 тонн) рыбы и рыбопродуктов в год, в т. ч. трески - от 115 до 1 100 пудов, палтуса - от 29 до 688 пудов (в обоих случаях - без сушеной рыбы, которой, впрочем, больше 105 пудов в год никогда не делали). Пикши вылавливалось не более 55 пудов, тресковых голов получалось не более 16 пудов, трескового сала - не более 50 пудов, вязиги - не более 2,3 пудов.
Холмогорский дом в 1691 - 1696 годах получал от 700 до 1 568,2 пудов (11,5 - 25,7 тонн) рыбы, в т. ч. от 168,39 до 432,19 пудов трески и от 350 до 1 103,1 пуда палтуса. В 1750 - 1757 годах он получал от 434 до 1 742 пудов (7,1 - 28,5 тонн) рыбы и рыбопродуктов, в т. ч. от 304 до 1 509 пудов трески (не считая сушеной) и от 98 до 193 пудов палтуса. Пикши ловили не более 10 пудов, голов тресковых получали не более 8 пудов, вязиги - не более 5 пудов и трескового сала - не более 54,3 пудов.
Сведений о крестьянских промыслах сохранилось очень мало однако общие объемы добычи крестьянских артелей предположительно намного превосходили монастырские. Так, в 1727 году артель одного промышленника Сумского острога Андрея Елизарова добыла 645,2 пудов (10,6 тонн) рыбы - Николо-Корельский монастырь в том же году добыл, например, 750,2 пуда. В 1753 году на судне того же Николо-Корельского монастыря помимо его собственной рыбы (939,2 пуда) вывозилась добыча 11 кладчиков (покручеников, договорившихся с монастырем о вывозе рыбы) - 566,34 пуда (от 2 до 77 пудов на каждого). По (неполным) сведениям архангельской таможни в 1730 - начале 1740-х монастыри и Холмогорский дом поставляли лишь от 1 до 4% рыбы реализуемой на рынке Архангельска - остальное приходилось на крестьянские артели.
Для значительной части крестьян Поморья рыбный промысел был основой благосостояния. У монастырей большая часть рыбы шла на внутренние нужды и меньшая - на продажу. Так, Крестный Онежский монастырь в 1697 - 1749 годах в течении года расходовал от 41 до 99% получаемой рыбы. Большая часть рыбы (от 29 до 78%) раздавалась по службам монастыря (монастырские села, мельницы, усолье и проч.), на содержание братии и работников тратилось не более 12%, на раздачи и подношения - не более 11%. На продажу шло от 9 до 49% рыбы.
В Николо-Корельском монастыре в 1735 - 1737 годах на содержание служб шло 20 - 32% рыбы, братии и работникам - 21%, на раздачи и подношения 4 - 5% (сведений о продаже нет).
На Новой Земле добывали моржей, тюленей, нерп, белух. В воде зверя били гарпуном, на суше и на льду спицами (тонкими пиками) или из винтовок. Белух загоняли в заливы и узости и ловили крупным неводом. Артели приходили к Новой Земле в кочах, но промысел вели с тех же карбасов (к месту промысла они шли на буксире за крупными судами). Постоянных становищ здесь видимо не было, однако какие-то временные все же устраивались.
Туши убитых животных сваливали в кучу, разбирая и частично обрабатывая в конце промысла. С них сдирали шкуры, выдирали бивни, снимали жир - последний, не обрабатывая, набивали в бочки (вытопка сала производилась после возвращения домой). При богатой добыче часть ее оставлялась на месте боя и брошенное могли беспрепятственно забирать другие промышленники.
Об объемах новоземельского промысла известно мало. По данным Архангельской таможни в 1768 - 1785 годах только в Амстердам, Гамбург, Бремен и Брест было вывезено 4 814 моржовых кож и 641 пуд 39 фунтов моржовой кости (без учета вывезенной в 1782 - 1783 годах - посчитана в штуках (2 364), без указания веса).
Промысловая колонизация и государство
скрытый текст
На Мурманском берегу уже к концу XVI века существовала налаженная система сбора пошлин. С приходивших на промысел промышленников брались явочные деньги - 2 деньги с человека, к 1608 году - уже по 4 деньги. С рыболовных судов бралась судовая пошлина - по 1 алтыну (поначалу только на Мурманском конце), к 1608 году - по 2 алтына (по всему берегу), с добытых рыбы и сала - десятое (1/10 часть добычи).
Сбором пошлин занималась таможня Колы, имевшая ряд местных отделений, присудов, по всему берегу - к началу XVII века известны 5 присудов (три на Мурманском и два на Русском концах). Присуды размещались в становищах. Таможенные целовальники набирались из посада Колы.
К концу XVII века с промышленников брали уже по 1 алтыну 4 деньги за явку и 6 алтын 4 деньги судовой пошлины, однако неясно было ли это официальной практикой или самодеятельностью местных воевод.
Помимо явки, судовой пошлины и десятого промышленники платили писчее таможенникам - за оформление выписок об уплате пошлин.
Разнообразным официальным лицам в почесть давались также разнообразные «подарки». По книгам Крестного Онежского монастыря на 1673 - 1675 год размер почести колебался от 13 алтынов 4 денег до 1 рубля 3 денег. В 1709 году таможенному сборщику в чине капитана было дано в почесть 3 пуда соли, в 1712 году - 2,5 пуда соли и т. д.
В XVIII веке с промышленников продолжали брать явочные деньги (на 1711 и 1719 годы по 2 деньги), судовую пошлину и десятое, а также некую порублевую пошлину [рублевую? вместо десятого? неясно].
Промышленники выходившие на промысел из Колы дополнительно платили судовой оброк - 1 алтын.
Новоземельские промышленники платили только десятое - по возвращении с промысла, в таможнях Холмогор, Усть-Пинеги и Мезени. Промышленники выходившие из Пустозерска платили еще и явку - 2 деньги.
Занимавшиеся промыслом монастыри большей частью имели налоговые привилегии, сводившиеся в основном к освобождению от уплаты десятого.
Троицкий Печенгский монастырь в 1591 году был освобожден от уплаты десятого с добываемой морской, речной и озерной рыбы. Грамота 1606 года дополнительно освобождала его от уплаты десятого с трескового и китового сала. Прежние пожалования были подтверждены грамотой 1675 года.
Пречистенский Кандалакшский монастырь также был освобожден от уплаты десятого (грамоты 1615 и 1624 годов, неоднократно подтверждавшиеся вплоть до 1684 года).
Соловецкий монастырь грамотами 1540/41 и 1620/21 годов был освобожден от уплаты десятого с добытых семги и ворвани, а грамотой 1666 года - и с остальных рыбных промыслов (трески, палтуса и трескового сала).
Антониево-Сийский монастырь был освобожден от уплаты десятого грамотами 1671, 1678, 1682 годов и 1684 годов.
Николо-Корельский монастырь аналогичную привилегию получил вероятно в 1678 году (подтвержена в 1681), а Спасо-Прилуцкий и Михайло-Архангельский - в 1681 - 1682 годах.
Крестный Онежский монастырь был освобожден от уплаты десятого грамотами 1680 и 1684 годов.
Объемы необлагаемого десятым промысла теоретически ограничивались. Так, самый маленький Спасо-Прилуцкий монастырь мог беспошлинно добывать по 870 пудов в год (330 пудов трески, 525 палтуса и 15 рыбьего сала), а крупнейшие Соловецкий монастырь и Холмогорский дом по 5 200 (5000 пудов трески и палтуса и 200 пудов сала) и 5 400 (3850 + 1300 + 250) пудов соответственно. [Однако эти квоты вероятно с лихвой покрывали весь монастырский промысел.]
Помимо освобождения от десятого монастыри и Холмогорский дом имели ряд других льгот.
Красногорский монастырь, отправлявший артели на Новую Землю, в 1653 году также добился освобождения от уплаты десятого в Архангельске и Мезени (грамота подтверждена в 1684 году).
В 1704 году местные промыслы оказались затронуты петровской секуляризацией. По инициативе холмогорского архиерейского сына боярского Михаила Окулова промыслы Холмогорского дома, Троицкого Печенгского и Пречистенского Кандалакшского монастырей были фактически отписаны на государя и переданы в управление самому Окулову и присланному в Колу стольнику П. А. Кондыреву.
Образовавшиеся таким образом государевы промыслы в 1705 году выслали в море 29 судов со 120 промышленниками, добыв более 2 000 пудов (52 930 штук) трески и 229 пудов трескового сала. Добыча оказалась значительно меньше чем обещал Окулов (в своем проекте расписывавший радужные перспективы подобных промыслов), возникли и другие проблемы и уже в марте 1706 года Окулов и Кондырев были отстранены от дела и попали под следствие. [О дальнейшей судьбе этих промыслов автор ничего не пишет, если судить по приводимым им в других местах сведениям, по крайней мере Холмогорский дом свои промыслы себе вскоре вернул].
Повседневная жизнь промышленников
скрытый текст
В крестьянских артелях устный сговор о найме промышленника закреплялся выдачей небольшой денежной суммы - запивного. Для отправлявашейся на промысел артели и частными хозяевами и монастырями устаивалось щедрое застолье, артельщикам давались подарки (сукно на вачаги - рабочие руковицы, хлеб и пр.).
Для выхода на промысел [в XVIII веке?] требовалось разрешение общины - отпускное (прокормежное) письмо, служившее основанием для получения паспорта.
На весенний промысел артели шли сухопутным путем, на лыжах и с небольшими санями-кережами, запрягавшимися собаками или самими промышленниками. Монастырские артели часть пути могли преодолевать на нанимаемых для них подводах (стоимость найма затем вычиталась из добычи). В путь артели выходили в феврале-марте и шли через Кандалакшу в Колу или на Русский конец [каким образом на Мурманский берег попадали промысловые суда и где они находились между промыслами автор не указывает.]
Работники летнего промысла видимо прибывали морем, вместе с приходившими в мае - июне лодьями / крупнотоннажными судами, забиравшими весенний улов. Новоземельские артели шли на промысел морем.
Промысловый сезон продолжался примерно 4,5 месяца. Артель на промысле (в идеале) практически беспрерывно работала на суше и на море, изредка отдыхая по церковным праздникам и в случае совсем уж скверной погоды. Так, артель Соловецкого монастыря в 1761 году была на промысле 139 дней (11 апреля - 29 августа) из которых на море работала 48 дней, на суше - 62, на суше и на море - 22, нерабочих дней - 8. В 1763 году та же артель была на промысле 137 дней (15 апреля - 29 августа), на море - 45, на суше - 78, на море и на суше - 13, нерабочий - 1 [так у автора].
Каждая соловецкая шнека на промысле в 1763 - 1791 годах выходила в море от 5 до 22 раз за сезон. Один выход в море мог занимать 18 - 36 часов.
Основу питания промышленников составляли ржаной хлеб, крупы, рыба и квас. Ржаной муки за сезон расходовалось по 10 - 14 пудов на человека. Овощи использовались редко (репа, капуста). Алкоголь был формально запрещен и в монастырских, и в крестьянских артелях, однако фактически эти запреты не соблюдались и промышленники нередко прилично закладывали, что приводило ко всяким безобразиям, а иногда и к срыву промысла.
«Кто в море не ходил, тот Богу не маливался». Промысловая колонизация Мурманского берега и Новой Земли крестьянами и монастырями Поморья в XVI - XVIII вв.
Совсем мне не понравилось. Материала вроде бы набрано много, но какой-то ясной картины в общем не создается. Четверть текста историография с источниками. Есть цветные иллюстрации, карт нет. Полиграфия неплохая.
скрытый текстРайоны колонизации и промышленники
скрытый текст
Под Мурманским берегом понимается побережье Кольского полустрова от норвежской границы до мыса Святой Нос. Он располагается в субарктической зоне и входит в тундровую зону, однако благодаря Гольфстриму прибрежные районы берега богаты рыбой - до 150 видов, из которых 20 - промысловые. Из последних основное значение имели треска, пикша, палтус и семга. Рыболовство здесь существовало с древнейших времен, русские рыбные промыслы начали развиваться с XVI века.
Мурманский берег делился на два промысловых района - западный Мурманский конец (от Варангер-фьорда до западного побережья Кольского залива) и восточный Русский конец (от восточного побережья Кольского залива до мыса Святой Нос).
Первые документальные свидетельства существования русских становищ (баз промысловых артелей) на Мурманском конце относятся ко второй половине XVI века. Писцовая книга Кольского уезда 1608 - 1611 годов фиксирует здесь уже 21 становище со 122 избами и 88 скиями (амбарами для хранения соленой рыбы). Большая часть становищ (17 из 21) располагалась на п-ове Рыбачьем, остальные в Мотовском заливе. Число изб в крупнейших становищах доходило до 21, ский - до 13. К крупным становищам (более 5 изб) относилось 9 из 21.
В более поздних документах XVII века встречаются лишь отрывочные сведения о местных промыслах. В таможенных книгах 1703 - 1704 годов упоминаются 14 местных становищ (в т. ч. 7 на п-ове Рыбачьем и 5 в Мотовском заливе). На 1710 год известны 15 становищ (в т. ч. 4 на п-ове Рыбачьем и 11 в Мотовском заливе), на 1760-е годы - 22, на 1796 год - 7.
В целом, в XVI - XVII веках промысловая деятельность концентрировалась в районе п-ова Рыбачий, что было связано с развитием международной торговли, в XVIII веке, с прекращением международной торговли, центр промысловой деятельности смещается ближе к Коле.
Промысловые становища на Русском конце также впервые упоминаются источниками второй половины XVI века. Писцовая книга 1608 - 1611 годов фиксирует здесь 30 становищ (74 избы, 2 скии), но большей частью мелких (только в 4 из 30 имелось по 5 - 6 изб) и рассредоточенных по всему побережью.
Другие сведений за XVII век опять же почти не имеется. В 1706 - 1728 годах в книгах судовых пошлин упоминаются, за вычетом двойных названий, 45 становищ, на 1766 год известны 18, на 1796 год - 26. Характер размещения становищ изменений не претерпел, а общее сокращение их числа к концу XVIII века возможно свидетельствует об упадке промыслов.
Среди северных монастырей первыми собственными промыслами на Мурманском берегу обзавелись местные Троицкий Печенгский и Пречистенский Кандалакшский.
Первое становище Печенгского монастыря упоминается уже в 1556 году. Писцовая книга 1608 - 1611 годов знает уже четыре - три на Рыбачьем и одно на Русском конце. В первой половине XVIII века монастырь владел 4 становищами - двумя на Рыбачьем и двумя на Русском конце.
Кандалакшский монастырь владел становищами с 1590 года, в начале XVII века и в первой половине восемнадцатого столетия также ведя промысел одновременно и на Мурманском и на Русском концах.
Николо-Корельский монастырь хозяйственную деятельность на Мурманском берегу вел со второй половины XVI века, но поначалу ограничивался лишь куплей - продажей рыбы и рыбопродуктов. В XVII веке монастырь начал участвовать в местных промыслах в качестве пайщика холмогорских артелей, а с 1680 года вел промысел самостоятельно (имея, впрочем, обычно лишь одно становище).
Во второй половине 1650-х на Мурманском берегу появился свежеоснованный Крестный Онежский монастырь. Он с ходу получил некие рыбные ловли Антониево-Сийского монастыря в Кольском уезде, затем к нему был приписан Троицкий Печенгский монастырь, а в 1658 году обитель обзавелась уже собственным становищем в районе Териберки (Русский конец).
В 1664/65 промысел на Мурманском берегу начал Соловецкий монастырь, лишившийся ранее части своих промысловых угодий в пользу вышеупомянутого Крестного. В 1665 - 1698/99 годах монастырь получил в виде вкладов ряд становищ на Русском конце, а в XVIII веке вел промысел в основном на Кильдине.
Антониево-Сийский монастырь вел промысел на Русском конце со второй половины XVII века, довольствуясь лишь одним становищем.
Холмогорский архиерейский дом в 1685 году царским указом получил в вотчину Веселкину губу на Русском конце. Помимо самого архиерейского дома здесь вели промысел его приписные монастыри - Спасо-Новоприлуцкий и Михайло-Архангельский. Последний в XVIII веке имел и собственное отдельное становище. К архиерейскому дому в конце XVII века был приписан и Троицкий Печенгский монастырь со всеми его промыслами.
Имеются также сведения об участии в промысле двух небольших северных монастырей - Богословского Сефтренского и Преображенского Пертоминского. Первый еще в начале 1630-х годов упоминается как пайщик промысловой артели, а в 1706 - 1728 годах вел промысел в становище на Русском конце. Второй в 1691 - 1700 годах вел промысел на Русском конце в кооперации с одним из холмогорских промышленников.
О численности и составемурманских промышленников в XVI - XVII веков имеются лишь отрывочные сведения. Ведомости сбора судовых пошлин за 1706 - 1728 годы фиксируют здесь ежегодно от 5 до 158 крестьянских и посадских артелей и от 0 до 7 монастырских и, в общей сложности, от 32 до 328 промысловых судов (128 - 1 312 промышленников, из расчета 4 промышленника на судно). Подавляющее большинство артелей представляли т. н. Поморский берег Белого моря (Кемь, Сумский острог) - 54,2% и Подвинье - 29,2%. Примерно 19% от общего числа артелей участвовали в промысле регулярно, из года в год.
Территориальное распределение промышленников оставалось таким же и позднее - примерно половина промышленников представляла Поморский берег, вместе с жителями Подвинья составляя 80 - 90% промысловиков.
Монастырские промышленники большей частью представляли районы расположения соответствующих монастырей: соловецкие - Поморский берег, николо-корельские и холмогорские архиерейские - Подвинье и т. д.
Определенное участие в промысловой деятельности принимало также русское население Кольского полуострова. [Большая часть полуострова входила в состав Кольского уезда, часть побережья Белого моря - Терский берег, до 1775 года была частью Двинского. На большей части территории региона жили саамы, русское население занимало в это время только Терский и Кандалакшский берега Белого моря и сам город Кола.]
По писцовой книге 1608 - 1611 годов жители Кольского уезда составляли большинство среди владельцев становищ на Мурманском берегу, владея 103 из 155 становищ на Мурманском конце и 21 из 68 - на Русском. Из 124 владельцев 80 были жителями Колы и 35 - Кандалакши. Из 80 кольских владельцев 69 были местными посадскими людьми и девять - стрельцами. Общее число становищ в их собственности, впрочем, было невелико - 11? на Мурманском конце и 8 - на Русском [так в тексте].
К началу XVIII века кольские стрельцы составляли видимо уже большую часть местных промышленников - на 1704 год 92 из 100 кольских судов, промышлявших на Мурманском конце принадлежало местным стрельцам и только 8 - посадским. В том же году на Мурманском конце промышляло и 60 судов крестьян Кандалакшского берега. К концу XVIII века, с ликвидацией местного стрелецкого гарнизона, роль военных в промыслах сошла на нет.
На 1764 год из общего числа жителей уезда (русские волости и посад Колы) в мурманских промыслах участвовало примерно 22% (322 чел. из 1 447 взрослых мужчин и женщин) и 22% дворов (53 из 239). На 1785 год - уже 40% уездных ревизских душ (527 из 1 306), без учета самой Колы.
О возрастном составе промышленников можно судить по реестру выдачи паспортов крестьянам Соловецкого монастыря (1744 - 1757 годы). Большинство (от 48 до 88%) находилось в возрасте 16 - 35 лет, от 1 до 8% промышленников составляли подростки (11 - 15 лет), дети младше 11 лет почти не встречались, мужчины старше 50 лет также встречались редко. Дети и подростки выполняли в основном вспомогательные работы на становищах - распутывал снасти, разделывали рыбу, готовили пищу. Пая своего они не имели и получали вознаграждение либо деньгами (сколько заплатит промышленник), либо в натуральном виде - по рыбине от тюка. Среди организаторов и руководителей промыслов изредка встречались женщины.
Архипелаг Новая Земля располагается в арктической зоне, большей частью покрыт льдом и непригоден для жизни, однако здешние места богаты промысловым зверем - моржом, тюленем, нерпой. Документальные источники фиксируют присутствие здесь русских промышленников со второй половины XVI века. Промысел морского зверя велся в районе острова Южный, севернее промышленники не ходили.
Монастыри в местном промысле участвовали очень скромно. Пинежский Богородицкий Красногорский монастырь вел промысел у Новой земли во второй половине XVII века, отправляя за морским зверем 2 коча в летнее время. В 1701 году один из монастырских кочей разбился, была потеряна вся добыча, понесенные убытки видимо вынудили обитель прекратить новоземельский промысел.
Николо-Корельский монастырь вел промысел у Новой земли в 1690 - 1701 годах, прекратив его по неизвестным причинам (возможно из-за запрета навыход в море из-за начавшейся шведской войны).
Холмогорский архиерейский дом начал промысел здесь лишь в 1694 году, однако уже в 1695 году два из трех кочей дома разбились вместе с добычей, в 1696 году снова разбился один из трех холмогорских кочей, после чего видимо промысел у Новой земли был прекращен.
Определенных сведений о промысловых становищах на Новой Земле не имеется. Численность промышленников участвововавших в новоземельских промыслах неизвестна даже ориентировочно, однако несомненно была много ниже мурманской. О составе новоземельских промышленников в XVI - XVIII веках также полноценных сведений не имеется. Подробные сведения о территориальном происхождении промысловиков имеются лишь для артелей одного из промышленников конца XVIII века (1795, 1797 - 1799). Среди них явно преобладали жители Пинежского, Архангельского и Холмогорского уездов. Так, на 1795 год 48% промышленников представляли Пинежский и 31% - Архангельскийуезды, на 1797 год 24% промышленников представляли Пинежский, 22% Архангельский и 22% Холмогорский уезд и т. д. Монастырские промышленники также в подавляющем большинстве представляли Пинегу и Подвинье.
Инфраструктура промысловой колонизации
скрытый текст
Промысловые становища состояли из жилых и хозяйственных помещений. Жилые включали обычно избу / избы с сенями и поварнями, хозяйственные - скею (амбар для хранения рыбы), сальник - помещение для вытапливания и разливки рыбьего жира, амбары для хранения продуктов, снастей и проч. На части становищ имелись также бани. Монастыри обычно владели становищами единолично, крестьянские / посадские / стрелецкие всегда были в коллективной (паевой) собственности. В межсезонье монастырские становища охранялись нанятыми караульщиками - в основном из местных саамов.
Для промысла на Мурманском берегу использовались небольшие суда - 4-местные карбасы и шнеки. Для доставки припасов на промыслы и вывоза добытой рыбы использовались более крупные суда - лодьи, соймы, кочмары. В 1714 - 1719 годах вышла серия указов требовавших от местных судостроителей строить суда на западный манер и помимо традиционных лодей и пр. здесь появились «новоманерные» яхты, гукоры и донкшоты. Часть местных монастырей (Соловецкий, Кадалакшский Пречистенский) очередную петровскую дурь игнорировала, продолжая пользоваться судами старых типов. Указы 1730 и 1749 годов разрешили местным судостроителям вернуться к строительству прежних типов судов и к концу XVIII века среди крупных судов преобладали те же лодьи и кочмары.
Монастыри и отдельные промышленники имели собственные крупные суда (Соловецкий монстырь в XVIII веке - 8 штук). Промышленники своих крупных судов не имевшие договаривались о доставке припасов, вывозе рыбы и проч. с владельцами таких судов.
К Мурманскому берегу крупные суда обычно ходили два раза в сезон. Первый раз в мае-июне - доставляли на становища припасы и забирали весенний улов. Во второй половине августа - начале сентября они приходили снова - забирали летний улов и самих промышленников.
У монастырей с крупными судами к промыслам ходили монастырские приказчики, осуществлявшие общее руководство и морскими перевозками и промыслами. Приказчики назначались из числа монастырских старцев, монастырских слуг и служебников, архиерейских детей боярских (Холмогорский дом). Приказчики и поверенные могли руководить промыслом и в крестьянских артелях - при отсутствии на промысле хозяина и проч., однако такое случалось нечасто.
К Новой Земле ходили в основном на кочах, одномачтовых парусных судах с округлыми бортами, длиной до 21,3 м и шириной до 6,4 метров. Ближе к концу XVIII века коч видимо вытесняется другими типами судов - лодьей, «новоманерным» гукором и проч. Постоянных становищ на Новой Земле не имелось и все необходимое для промысла бралось с собой. Суда к Новой Земле обычно выходили в мае - июне.
Подготовка к промысловому сезону начиналась с осени - готовились суда, снасти, запасались продукты и соль для засолки рыбы, собирались артели, заключались разнообразные соглашения - о вывозе рыбы и т. д. В монастырях всем этим занимались соответствующие монастырские службы. Снасти, в частности, покупались монастырями у местных производителей.
Промысел велся артелями, хотя сам термин артель в источниках XVI - XVIII века практически не встречается - соответствующий коллектив именовался «промышленниками», «товарищами» или (по району промысла) «мурманщиками» и «новоземельцами».
Артели имелись как малые, соответствующие одной производственной единице (на Мурмане - карбасу), так и большие, включавшие несколько малых. Большие артели могли накануне или во время промысла создавать временные объединения. Так, мурманские артели объединялись в т. н. мойвенные артели для совместного лова мойвы, служившей наживкой для трески и палтуса. В новоземельской практике большие объединения назывались котляной.
Малая мурманская артель обычно состояла из 4 человек: кормщика-руководителя, тяглеца (отвечал за метание и вытягивание основной рыболовной снасти - яруса), весельщика (греб веслами во время забрасывания снасти) и наживотчика (наживлял крюки наживкой и снимал с них пойманную рыбу). К ним добавлялись упомянутые выше мальчики-зуйки, выполнявшие вспомогательные обязанности.
Малая новоземельская артель включала гарпунщика (обычно организатор артели или назначенное им лицо), носошников (помощников гарпунщика), забочешников (следили за ремнями которыми крепился гарпун и привязанными к ним поплавками-бочешками), кормщика и его помощников - полукормщика и полууженика.
Руководителем артели всегда был кормщик (иногда называвшийся карбасником), рядовые промышленники именовались обычно покручениками или «товарищами». У них имелась своя иерархия отражавшаяся и на размере пая: тяглец - весельщик - наживотчик.
В больших мурманских артелях на конец XVIII века обычно имелось не более 20 промышленников. Так, на 1796 год 48% артелей включали до 10, а 38% - до 20 промышленников. Из числа монастырских наиболее крупными были соловецкие - во второй половине XVII века монастырь отправлял на весенний лов от 16 до 32 промышленников, а в XVIII веке - по 16 - 24.
Новоземельские артели были крупнее, обычно включая более 10 промышленников на одном судне. Численность больших артелей могла доходить до полусотни человек. Так, поверенный Выгорецкого старообрядческого общежития С. А. Пушко в 1797 году отправил на промысел 49 промышленников на трех судах, Холмогорский дом в 1696 году послал на промысел 45 промышленников и т. д.
По форме организации артели могли быть единоличными (с одним хозяином-организатором) и складническими (несколько хозяев на паях). Помимо этого имелись артели организованные несколькими отдельными промышленниками, на равных участвовавшими в промысле своим трудом и средствами производства (судами и снастями). Артели такого типа встречались в основном у жителей Колы. Для новоземельских артелей характерно было присутствие в составе коллектива уженника - пайщика, лично участвовавшего в промысле.
Единоличные и складнические артели комплектовались в основном вольным наймом. Соловецкий и Крестный Онежский монастырь использовали также свои вотчинные ресурсы понуждая крестьян выставлять («избирать») промышленников из своей среды. «Избранные», впрочем, могли и отказаться идти на промысел, но обязаны были предложить вместо себя другие кандидатуры. Договорные отношения в крестьянских артелях оформлялись в основном устно, у монастырей - в письменной форме.
Расчет с артелью происходил по окончании промысла. Принцип распределения доходов был видимо общим для крестьянских и монастырских артелей - организатор получал 2/3, артель - 1/3 дохода. Внутри артели доход распределялся в зависимости от статуса ее конкретного члена. Этот основной доход промышленника именовался обычно покрутом или паем.
Помимо этого промышленники получали другие выплаты, известные в основном по документам местных монастырей. Так, перед началом промысла (а при необходимости - и во время) кормщику и покрученикам давались беспроцентные ссуды (в натуральном или денежном виде) и задатки, вычитавшиеся из их дохода по окончании сезона.
Еще одной распространенной выплатой являлся свершонок. В большинстве случаев он выдавался только кормщикам, в одних случаях - после окончания промысла, в качестве дополнительного вознаграждения, в других - перед выходом на промысел (Соловецкий и Крестный Онежский монастыри). Монастыри Поморья и Холмогорский дом свершонок выдавали перед промыслом и кормщику и покрученикам - в качестве оплаты дорожных расходов. При любом варианте выплаты свершонок являлся безвозмездной наградой и возврату не подлежал.
Соловецкий и Крестный Онежский монастыри практиковали также выплату кормщикам полового (половинного покрута) - в конце промыслового сезона.
Практиковались также разовые безвозмездные выплаты для поощрения кормщиков или всей артели - поискание и потешение (встречаются в документах Николо-Корельского и Крестного Онежского монастырей). Они могли выдаваться как перед промыслом, так и после.
Во второй половине XVII века кормщики мурманских монастырских промыслов получали от 1 до 3 рублей свершонка, покрученики (Холмогорский дом и Николо-Корельский монастырь) - от 0,6 до 0,75 руб, в первой половине XVIII века - от 1,5 до 3 руб. и от 0,7 до 1,2 руб. соответственно. Во второй половине XVIII века промысел на Мурмане сохранялся только у Соловецкого монастыря, платившего своим кормщикам к концу столетия уже по 5 рублей свершонка.
Размер ссуд выдаваемых промышленникам был невелик. Николо-Корельский монастырь в конце XVII века давал кормщикам от 0,3 до 1,5 руб., покрученикам - от 0,2 до 0,6 руб. Холмогорский дом в конце XVII века давал кормщикам 0,4 - 0,5 руб., покрученикам - от 0,15 до 0,39 руб., в середине XVIII века - до 4 и 2 руб. соответственно.
Соловецкий монастырь в 1670 - 1690-х годах давал покрученикам ссуды в размере 1 руб., в 1754 - 1756 годах задатков кормщикам - по 4 руб., покрученикам - по 3,5 руб., в 1761 - 1763 годах, и тем, и другим - по 5 руб.
В крестьянских мурманских артелях также практиковалась выплата свершонка кормщику - к концу XVIII века до 3 - 5 рублей «смотря по старанию» (и видимо в конце сезона). Кормщики могли получать также и половое.
Поискание / потешение, нерегулярно выплачиваемое кормщикам Крестным Онежским монастырем, на 1671 год составляло всего 0,4 руб., на 1672 год - 0,10 руб.
Новоземельские монастырские артели получали перед выходом на промысел безвозмездные дачи на обувь (небольшие - от 0,03 до 0,75 руб.) и возмездные ссуды (размер которых неизвестен).
Основной доход, как уже отмечалось, обычно делился между хозяином и артелью в пропорции примерно 2 к 1. При сохранении общего принципа на практике могли применяться разные схемы разделения доходов.
Так, в крестьянских артелях Поморского и Карельского берега на 1743 год весенний улов делился пополам между хозяином и артелью, 3/4 летнего шло хозяину и 1/4 - артели (в целом хозяин получал 1,25, а артель 0,75 общего дохода). Каждый член артели получал равную долю основного дохода, однако кормщику дополнительно выплачивались свершонок и половое. В артели Алексея Елизарова (1743 год) при применении описанной схемы каждый промышленник получил по 14,5 руб. (11,5 руб. из весеннего и 3,5 руб. из летнего улова), а кормщик - 20? руб. (14,5 + 3,5 полового и 2,5 свершонка). Аналогичную схему оплаты применял в первой половине XVIII века Соловецкий монастырь. В новоземельских артелях использовалась сложная схема распределения дохода по паям.
Размер общих доходов крестьянских артелей неизвестен.
Артели Соловецкого монастыря в последней трети XVII века ежегодно получали от 19,27 до 286,5 руб. дохода, в первой половине XVIII века - от 200 до 1 032 руб., во второй - от 305 до 2 096 руб. Для XVIII века известно и соотношение доходов монастыря и артели, в разные годы оно составляло от 59 до 67% (монастырь) и от 33 до 41% (артель).
Известны также и доходы промышленников монастыря в XVIII веке. В 1710 - 1717 годах покрученик получал от 4,45 до примерно 8,64 руб., кормщик - от примерно 5,66 до примерно 10,45 руб. (покрут + половое, свершонок не учтен). В 1746 - 1793 годах покрученик получал от 7,29 до примерно 43 руб., кормщик - от примерно 13,3 до примерно 69,17 руб. (покрут + половое + от 2 до 5 руб. свершонка). В среднем, доход покрученика составлял в это время примерно 60% дохода кормщика.
В Крестном Онежском монастыре в 1660 - 1686 годах доход артели (после вычетов в пользу монастыря) колебался от 2,93 до 75,4 руб., доход кормщика - от 0,29 до 9,43 руб, покрученика - от 3,5 копеек до 3,14 руб.
Артели Холмогорского дома в 1716 году получили дохода на 43,6 руб. Покрученики (только за весенний сезон) получили почти 0,94 руб., кормщики - почти по 2,37 руб. (т. е. примерно в 1,5 раза больше). В 1750 году артель дома получила 111,4 руб. общего дохода, кормщики - по 1,18 руб., покрученики - по 0,59 руб.
Артель Николо-Корельского монастыря на 1681 год получила доход в 18,08 руб., на 1683 год - 44,49 руб. Кормщики монастыря в 1680 - 1696 годах получали от 2,25 до 9 руб., покрученики - от 1,5 до 2,5 руб., на 1697 год, соответственно, 4,22 руб. и 1,69 руб.
Новоземельская артель Красногорского монастыря в 1668 году получила доход в 90,65 руб., кормщик - 2,8 руб., покрученики - от 0,88 до 0,96 руб. На 1681 год общий доход артели составил 75,18 руб., на 1682 год - 116,02 руб.
Новоземельский промысел был, в целом, более доходным, но более рискованным и требовавшим больших вложений. Доход новоземельских покручеников мало отличался от дохода мурманских, доход кормщиков был существенно выше (на 1682 год - в 7-13 раз). Еще более доходным он (на бумаге) был для уженников - пайщиков, непосредственно участвовавших в промысле. Однако последние, как отмечается, сами вкладывались в предприятие и окупал ли получаемый доход понесенные ими затраты неизвестно.
Технология промысла и объемы добычи
скрытый текст
На Мурманском береге, как уже отмечалось промысел вели на небольших 4-местных судах - карбасах и шнеках. Промысловую рыбу ловили с помощью яруса - веревочной снасти с крюками, с насаженной на них наживкой. Ярус удерживался на поверхности поплавками-кубусами, крепясь ко дну якорями, ставился на несколько часов, после чего вытягивался назад на судно. В качестве наживки использовалась в основном мойва. Последнюю ловили обычно большим неводом сразу с нескольких карбасов, что часто требовало кооперации нескольких артелей. Невод имелся не во всех артелях, не имевшие своего невода артели платили владельцам за его использование.
Выловленная рыба разделывалась и обрабатывалась на берегу - отделялись головы, вынимались внутренности - без удаления хребтины. Добытую весной до Николина дня (9 мая) треску сушили на ветру. После Николина дня сушили только мелкую треску, а крупную засаливали. Засолка производилась традиционным способом, сохранявшимся до XX века - рыбу раскладывали на полу амбара и посыпали солью, затем вывозимую лодьей рыбу снова солили уже разложив на полу трюма, после прибытия на место ее солили в третий раз. Качество такой засолки по отзывам авторов XIX - XX веков оставляло желать и сильно уступало засолке в бочках. Во второй половине XVIII века иногда использовались и более продвинутые методы засолки (в бочках и с удалением хребтины) - обычно для рыбы предназначавшейся для неких значимых лиц.
Тресковые головы сушились и в дальнейшем также шли на продажу. Из печени трески вытапливался жир, разливавшийся затем по бочкам. Тресковые языки солились в бочках, вязигу сушили.
Разделкой и обработкой рыбы занимались сами члены артели.
Сведения об объемах добычи сохранились лишь для монастырей. Выловленную рыбу до начала XVIII века считали поштучно, позднее ее стали взвешивать и учитывать в весовых категориях, однако параллельно сохранялся и поштучный учет. Мелкую рыбу, солимую промышленниками на свой обиход или для монастыря, иногда считали и бочками.
Сушеную, вяленую рыбу и тресовые головы могли считать связками, пучками, кулями, тюками и проч. Тресковое сало, визига и проч. считались пудами и фунтами (сало могло также считаться емкостями - бочками и проч.).
В качестве промысловых пород рассматривались треска, палтус и пикша. Последняя вылавливалась в незначительном количестве. Соотношение улова трески и палтуса многократно и резко менялось, что имеющимися источниками никак не объясняется.
Соловецкий монастырь в 1710 - 1793 годах, по неполным данным, получал от 415,3 до 4 933,4 пудов (6,8 - 80,8 тонн) рыбы и рыбопродуктов (головы, сало, визига и проч.) в год, в т. ч. трески - от 265 до 3 733 пудов, палтуса - от 82 до 1978,3 пудов. Пикши вылавливалось не более 100 пудов, трескового сала получалось не более 254 пудов, вязиги - не более 3,3 пудов.
Крестный Онежский монастырь в 1660 - 1755 годах, по неполным данным, получал от 79 до 1 753 пудов (1,3 - 28,7 тонн) рыбы и рыбопродуктов в год, в т. ч. трески - от 3 до 1 044 пудов, палтуса - от 8,5 до 1 025 пудов. Пикши вылавливалось не более 32 пудов, трескового сала получалось не более 109 пудов.
Николо-Корельский монастырь в 1683 - 1753 годах, по неполным данным, получал от 327 до 1 198,1 пудов (5,4 - 19,5 тонн) рыбы и рыбопродуктов в год, в т. ч. трески - от 115 до 1 100 пудов, палтуса - от 29 до 688 пудов (в обоих случаях - без сушеной рыбы, которой, впрочем, больше 105 пудов в год никогда не делали). Пикши вылавливалось не более 55 пудов, тресковых голов получалось не более 16 пудов, трескового сала - не более 50 пудов, вязиги - не более 2,3 пудов.
Холмогорский дом в 1691 - 1696 годах получал от 700 до 1 568,2 пудов (11,5 - 25,7 тонн) рыбы, в т. ч. от 168,39 до 432,19 пудов трески и от 350 до 1 103,1 пуда палтуса. В 1750 - 1757 годах он получал от 434 до 1 742 пудов (7,1 - 28,5 тонн) рыбы и рыбопродуктов, в т. ч. от 304 до 1 509 пудов трески (не считая сушеной) и от 98 до 193 пудов палтуса. Пикши ловили не более 10 пудов, голов тресковых получали не более 8 пудов, вязиги - не более 5 пудов и трескового сала - не более 54,3 пудов.
Сведений о крестьянских промыслах сохранилось очень мало однако общие объемы добычи крестьянских артелей предположительно намного превосходили монастырские. Так, в 1727 году артель одного промышленника Сумского острога Андрея Елизарова добыла 645,2 пудов (10,6 тонн) рыбы - Николо-Корельский монастырь в том же году добыл, например, 750,2 пуда. В 1753 году на судне того же Николо-Корельского монастыря помимо его собственной рыбы (939,2 пуда) вывозилась добыча 11 кладчиков (покручеников, договорившихся с монастырем о вывозе рыбы) - 566,34 пуда (от 2 до 77 пудов на каждого). По (неполным) сведениям архангельской таможни в 1730 - начале 1740-х монастыри и Холмогорский дом поставляли лишь от 1 до 4% рыбы реализуемой на рынке Архангельска - остальное приходилось на крестьянские артели.
Для значительной части крестьян Поморья рыбный промысел был основой благосостояния. У монастырей большая часть рыбы шла на внутренние нужды и меньшая - на продажу. Так, Крестный Онежский монастырь в 1697 - 1749 годах в течении года расходовал от 41 до 99% получаемой рыбы. Большая часть рыбы (от 29 до 78%) раздавалась по службам монастыря (монастырские села, мельницы, усолье и проч.), на содержание братии и работников тратилось не более 12%, на раздачи и подношения - не более 11%. На продажу шло от 9 до 49% рыбы.
В Николо-Корельском монастыре в 1735 - 1737 годах на содержание служб шло 20 - 32% рыбы, братии и работникам - 21%, на раздачи и подношения 4 - 5% (сведений о продаже нет).
На Новой Земле добывали моржей, тюленей, нерп, белух. В воде зверя били гарпуном, на суше и на льду спицами (тонкими пиками) или из винтовок. Белух загоняли в заливы и узости и ловили крупным неводом. Артели приходили к Новой Земле в кочах, но промысел вели с тех же карбасов (к месту промысла они шли на буксире за крупными судами). Постоянных становищ здесь видимо не было, однако какие-то временные все же устраивались.
Туши убитых животных сваливали в кучу, разбирая и частично обрабатывая в конце промысла. С них сдирали шкуры, выдирали бивни, снимали жир - последний, не обрабатывая, набивали в бочки (вытопка сала производилась после возвращения домой). При богатой добыче часть ее оставлялась на месте боя и брошенное могли беспрепятственно забирать другие промышленники.
Об объемах новоземельского промысла известно мало. По данным Архангельской таможни в 1768 - 1785 годах только в Амстердам, Гамбург, Бремен и Брест было вывезено 4 814 моржовых кож и 641 пуд 39 фунтов моржовой кости (без учета вывезенной в 1782 - 1783 годах - посчитана в штуках (2 364), без указания веса).
Промысловая колонизация и государство
скрытый текст
На Мурманском берегу уже к концу XVI века существовала налаженная система сбора пошлин. С приходивших на промысел промышленников брались явочные деньги - 2 деньги с человека, к 1608 году - уже по 4 деньги. С рыболовных судов бралась судовая пошлина - по 1 алтыну (поначалу только на Мурманском конце), к 1608 году - по 2 алтына (по всему берегу), с добытых рыбы и сала - десятое (1/10 часть добычи).
Сбором пошлин занималась таможня Колы, имевшая ряд местных отделений, присудов, по всему берегу - к началу XVII века известны 5 присудов (три на Мурманском и два на Русском концах). Присуды размещались в становищах. Таможенные целовальники набирались из посада Колы.
К концу XVII века с промышленников брали уже по 1 алтыну 4 деньги за явку и 6 алтын 4 деньги судовой пошлины, однако неясно было ли это официальной практикой или самодеятельностью местных воевод.
Помимо явки, судовой пошлины и десятого промышленники платили писчее таможенникам - за оформление выписок об уплате пошлин.
Разнообразным официальным лицам в почесть давались также разнообразные «подарки». По книгам Крестного Онежского монастыря на 1673 - 1675 год размер почести колебался от 13 алтынов 4 денег до 1 рубля 3 денег. В 1709 году таможенному сборщику в чине капитана было дано в почесть 3 пуда соли, в 1712 году - 2,5 пуда соли и т. д.
В XVIII веке с промышленников продолжали брать явочные деньги (на 1711 и 1719 годы по 2 деньги), судовую пошлину и десятое, а также некую порублевую пошлину [рублевую? вместо десятого? неясно].
Промышленники выходившие на промысел из Колы дополнительно платили судовой оброк - 1 алтын.
Новоземельские промышленники платили только десятое - по возвращении с промысла, в таможнях Холмогор, Усть-Пинеги и Мезени. Промышленники выходившие из Пустозерска платили еще и явку - 2 деньги.
Занимавшиеся промыслом монастыри большей частью имели налоговые привилегии, сводившиеся в основном к освобождению от уплаты десятого.
Троицкий Печенгский монастырь в 1591 году был освобожден от уплаты десятого с добываемой морской, речной и озерной рыбы. Грамота 1606 года дополнительно освобождала его от уплаты десятого с трескового и китового сала. Прежние пожалования были подтверждены грамотой 1675 года.
Пречистенский Кандалакшский монастырь также был освобожден от уплаты десятого (грамоты 1615 и 1624 годов, неоднократно подтверждавшиеся вплоть до 1684 года).
Соловецкий монастырь грамотами 1540/41 и 1620/21 годов был освобожден от уплаты десятого с добытых семги и ворвани, а грамотой 1666 года - и с остальных рыбных промыслов (трески, палтуса и трескового сала).
Антониево-Сийский монастырь был освобожден от уплаты десятого грамотами 1671, 1678, 1682 годов и 1684 годов.
Николо-Корельский монастырь аналогичную привилегию получил вероятно в 1678 году (подтвержена в 1681), а Спасо-Прилуцкий и Михайло-Архангельский - в 1681 - 1682 годах.
Крестный Онежский монастырь был освобожден от уплаты десятого грамотами 1680 и 1684 годов.
Объемы необлагаемого десятым промысла теоретически ограничивались. Так, самый маленький Спасо-Прилуцкий монастырь мог беспошлинно добывать по 870 пудов в год (330 пудов трески, 525 палтуса и 15 рыбьего сала), а крупнейшие Соловецкий монастырь и Холмогорский дом по 5 200 (5000 пудов трески и палтуса и 200 пудов сала) и 5 400 (3850 + 1300 + 250) пудов соответственно. [Однако эти квоты вероятно с лихвой покрывали весь монастырский промысел.]
Помимо освобождения от десятого монастыри и Холмогорский дом имели ряд других льгот.
Красногорский монастырь, отправлявший артели на Новую Землю, в 1653 году также добился освобождения от уплаты десятого в Архангельске и Мезени (грамота подтверждена в 1684 году).
В 1704 году местные промыслы оказались затронуты петровской секуляризацией. По инициативе холмогорского архиерейского сына боярского Михаила Окулова промыслы Холмогорского дома, Троицкого Печенгского и Пречистенского Кандалакшского монастырей были фактически отписаны на государя и переданы в управление самому Окулову и присланному в Колу стольнику П. А. Кондыреву.
Образовавшиеся таким образом государевы промыслы в 1705 году выслали в море 29 судов со 120 промышленниками, добыв более 2 000 пудов (52 930 штук) трески и 229 пудов трескового сала. Добыча оказалась значительно меньше чем обещал Окулов (в своем проекте расписывавший радужные перспективы подобных промыслов), возникли и другие проблемы и уже в марте 1706 года Окулов и Кондырев были отстранены от дела и попали под следствие. [О дальнейшей судьбе этих промыслов автор ничего не пишет, если судить по приводимым им в других местах сведениям, по крайней мере Холмогорский дом свои промыслы себе вскоре вернул].
Повседневная жизнь промышленников
скрытый текст
В крестьянских артелях устный сговор о найме промышленника закреплялся выдачей небольшой денежной суммы - запивного. Для отправлявашейся на промысел артели и частными хозяевами и монастырями устаивалось щедрое застолье, артельщикам давались подарки (сукно на вачаги - рабочие руковицы, хлеб и пр.).
Для выхода на промысел [в XVIII веке?] требовалось разрешение общины - отпускное (прокормежное) письмо, служившее основанием для получения паспорта.
На весенний промысел артели шли сухопутным путем, на лыжах и с небольшими санями-кережами, запрягавшимися собаками или самими промышленниками. Монастырские артели часть пути могли преодолевать на нанимаемых для них подводах (стоимость найма затем вычиталась из добычи). В путь артели выходили в феврале-марте и шли через Кандалакшу в Колу или на Русский конец [каким образом на Мурманский берег попадали промысловые суда и где они находились между промыслами автор не указывает.]
Работники летнего промысла видимо прибывали морем, вместе с приходившими в мае - июне лодьями / крупнотоннажными судами, забиравшими весенний улов. Новоземельские артели шли на промысел морем.
Промысловый сезон продолжался примерно 4,5 месяца. Артель на промысле (в идеале) практически беспрерывно работала на суше и на море, изредка отдыхая по церковным праздникам и в случае совсем уж скверной погоды. Так, артель Соловецкого монастыря в 1761 году была на промысле 139 дней (11 апреля - 29 августа) из которых на море работала 48 дней, на суше - 62, на суше и на море - 22, нерабочих дней - 8. В 1763 году та же артель была на промысле 137 дней (15 апреля - 29 августа), на море - 45, на суше - 78, на море и на суше - 13, нерабочий - 1 [так у автора].
Каждая соловецкая шнека на промысле в 1763 - 1791 годах выходила в море от 5 до 22 раз за сезон. Один выход в море мог занимать 18 - 36 часов.
Основу питания промышленников составляли ржаной хлеб, крупы, рыба и квас. Ржаной муки за сезон расходовалось по 10 - 14 пудов на человека. Овощи использовались редко (репа, капуста). Алкоголь был формально запрещен и в монастырских, и в крестьянских артелях, однако фактически эти запреты не соблюдались и промышленники нередко прилично закладывали, что приводило ко всяким безобразиям, а иногда и к срыву промысла.
Хонор Харрингтон, блог «Бортжурнал»
Размышлизмы и псевдоисследования
И вот сижу я и думаю. Есть у братцев Стругацких повесть, написанная, кажется, в 1966 году. Называется "Второе нашествие марсиан" Суть проста. На Землю высаживаются марсиане. От людей им надо немного - периодически чуть-чуть желудочного сока. Взамен люди получают все, чего хотят. Буквально. Хочешь денег - на тебе деньги. Хочешь известности - держи, вот тебе известность. Все, чего твоя душа пожелает. И что самое страшное - людей это вполне устраивает. Более того, они свято уверены, что так (и только так) и должно быть. Мы, мол, достаточно настрадались, имеем право пожить по-человечески.
Все это очень сильно напоминает сегодняшнюю ситуацию в нашей дорогой стране под названием Российская Федерация...
Так-то вот.
Tigris Alba, блог «Tigris Fluvius»
П — предусмотрительность
Предусмотрительный Один, опасаясь, что родственники погибших воинов не всегда будут устраивать им достаточно богатые похороны, ввёл обычай, по которому каждый мог ещё при жизни позаботиться о своём загробном благополучии. Особая мудрость Всеотца сказалась в том, что предназначенные для Вальгаллы богатства отнюдь не следовало сжигать или каким-либо образом уничтожать; не надо было и вкладывать их в строительство бесполезных в земной жизни гробниц. Один (о чём сообщает Снорри) повелел, чтобы в Вальгалле «каждый мог пользоваться тем, что он сам закопал в землю». Поэтому, закапывая клад, скандинавы могли впоследствии воспользоваться им хоть в земной, хоть в загробной жизни (этот указ привёл к образованию в землях Скандинавии невероятного количества кладов, что крайне благотворно сказалось на судьбах не только покойных норманнов, но и современных археологов).
©Олег Ивик. Вокруг того света: история и география загробного мира
