Что почитать: свежие записи из разных блогов

Нет, не достроили.

Но наконец-то, спустя более месяца с тех пор как мне пришло в голову написать о Четвертом крестовом походе, я придумала нормальную экспозицию - вполне органичную для эпохи, но вместе с тем позволяющую мне развернуться и вместить все, что я захочу сказать. Следите за руками. Обычный текст - реальные исторические события, оффтопик - мое ответвление.

Взяв Константинополь в первый раз, крестоносцы освобождают пленного императора Исаака и просят его подтвердить обещания сына. Исаак понятия не имеет, как он будет эти обещания исполнять, о чем прямо сообщает крестоносцам, но все же подтверждает их. Затем говорит примерно следующее: ребята, спасибо, конечно, что помогли мне и сынуле, но из города я бы вас все-таки попросил. Кому приятно, когда тебе мозолит глаза армия, которая тебя еще недавно осаждала. Переселитесь лучше в пригород, чтобы тут никого не раздражать.

Крестоносцы соглашаются, но в обмен просят императора разобрать кусок стены, обращенный к пригороду - чтобы им было все время видно, что против них ничего не затевается (д - доверие). Так вот, в реальном прошлом Исаак согласился и стену разобрали. А у меня Исаак говорит: пацаны, вы слышали вообще, что я сказал? Вы тут всех бесите, и если я велю разобрать стену, меня забьют арматурой. Я дам вам гарантию лучше этой - свою младшую дочку! Естественно, никакой младшей дочки у Исаака нет, ее забирают у распорядителя императорской казны. Взять совсем уж простолюдинку нельзя - крестоносцы не идиоты. Да и распорядитель будет мотивирован усерднее изыскивать бабло для выплат крестоносцам.

По нашим временам звучит дико - ведь сегодня заложников можно только брать насильно, но никак не давать добровольно. Однако в средние века это была обычная практика. Давать в залог исполнения обязательства какого-нибудь знатного или просто близкого человека было в порядке вещей. В одной только истории крестовых походов я навскидку помню три таких случая, а их явно было гораздо больше. Поэтому, думаю, девочку напрягало не столько положение заложницы (хотя оно и вносило некую тревожную неопределенность), сколько необходимость жить в окружении латинских варваров и поддерживать чужую ложь.

Я сегодня посмотрела чудесный документальный фильм о рыцарях - начиная с зарождения этого сословия и до его угасания. Фильм немецкий, как видно из названия, а европейское историческое кино, неважно, художественное или документальное - это для меня вышка жанра. Не разочаровалась я и здесь. Три серии охватывают три периода средневековья - в каждом выбираются по два главных героя-рыцаря, один попроще и один познатней, и воссоздаются эпизоды из их жизни параллельно с комментариями экспертов. В фильме есть как художественные, так и документальные части, поэтому смотреть его нескучно. Впрочем, если ждешь голливудских спецэффектов, крови, сисек и надрыва, то скучно.

Запишу отдельные мысли, которые у меня появились по ходу просмотра.

читать дальше1. Начну с главного, но издалека. В прекрасном фильме "Орда" (2012) мать хана говорит: если монгол остановился - он умер. Под остановкой она понимала оседлый образ жизни. Тогда я задумалась: а что можно сказать о европейце? Европеец умер, когда... что? И ответила себе: когда оставил обиду безнаказанной. Когда утратил чувство, что "со мной так нельзя". Во многом мое теплое отношение к Европе обусловлено тем, что это люди, которые не привыкли быть жертвами. У народов Запада фактически нулевая виктимность (в моих глазах, естественно, может, я не права). Конечно, и они подвергались гонениям по национально-религиозному признаку, но любое зло против них почти никогда не оставалось безнаказанным. Так, латинские беженцы в средние века - это вообще не то же самое, что беженцы, скажем, иудейские. Это бешеные суки. Например, те латиняне, которые спаслись от константинопольской резни 1182 года, не уплыли сразу в Европу, а пристали на ночь к какому-то, если я не ошибаюсь, пригороду и сожгли его к чертям. Те же латинские беженцы, которые двадцать лет спустя, опасаясь избиения, перебрались в Галату к крестоносцам, не висели у них на шее обузой, а весьма им помогли в осаде, завоевании и разграблении Константинополя.

Так вот, возвращаясь к фильму. Акколада - обряд посвящения в рыцари, легкий удар мечом по плечам - изначально выглядел так: человеку вручали меч, затем ритуально били, скажем, ладонью по спине со следующим посылом: вот последний безнаказанный удар, который ты терпишь. Впредь, если кто-то ударит тебя, ушатай его этим мечом. Если это не прямое воплощение принципа "со мной так нельзя", то я не знаю что.

2. Наутро после первой брачной ночи жене рыцаря полагались подарки: дом, скотина, слуги, одежда и украшения. Все это должно было обеспечить ее в случае, если муж откинется на войне. С - страховка.

3. На каждого ребенка должно было выдаваться нечто вроде нашего свидетельства о рождении - с подписью и печатью, чтобы никто левый не наплел впоследствии, что принадлежит к роду, где о нем слыхом не слыхивали. Не сказали, правда, кто выдавал эти свидетельства. В наши дни это делают ЗАГСы, а тогда, видимо, церковь? Во всяком случае, в средние века католическая церковь точно выполняла роль ЗАГСа, даже сегодня в католических странах эта роль частично сохранилась.

4. Где-то слышала, мол, на Руси княжеские детинцы защищали всех жителей округи, а на бездуховном Западе замки сеньоров защищали только их самих. Звучит это, конечно, нелогично, да и в фильме опровергается: как европейский город в случае нападения принимал беженцев из пригородов, так и замки принимали беженцев из сельской местности, сколько бы их ни было. Иначе в чем их смысл вообще?

5. Латинским словом "раптор" ("хищник, похититель") первоначально называли не динозавров и не пластинки от комаров, а безземельных рыцарей, которые нередко промышляли тем, что грабили более удачливых сородичей.

Надо сказать, что такие стычки и грабежи не были чем-то нелегальным. Это был вполне законный способ порешать вопросики, например, о собственности или защите личного достоинства. Церковь просила только, чтоб междусобойчики прекращали с четверга по воскресенье, а то можно попасть в Ад, и вообще людям нужны какие-то передышки.

Как было сказано в фильме, и я склонна с этим согласиться, рыцарская культура - это культура насилия. Кто сильнее, тот и прав. Отжал у соседа феод - красавец. Не удалось решить дело в суде и непонятно, кто виновен - деритесь, вот и выясним. Хочешь людей посмотреть и себя показать - го на турнир, я организовал. К слову сказать, турниры как копейные сшибки - весьма поздняя забава. Поначалу это были самые настоящие бои "стенка на стенку", с боевым оружием, без правил, а турнирные поля по окончании действа напоминали поля битв: хоть целью ставилось не убить противника, а захватить в плен, в пылу сражения всякое могло случиться. А бывало, что и не в пылу - некоторые использовали турниры для сведения личных счетов.

6. Одна из любимых сцен в фильме - где герой захватил на турнире в плен знатного человека. Когда жена пленника явилась его выкупать, пленник с пафосным видом сказал герою: мы еще встретимся! Но пафос момента обломала жена: "Ты сначала домой доберись вояка блин миллиард бабла на твои развлечения уходит лучше бы на Бали на эти деньги слетала".

7. Подводя итог: рыцари - это не просто тяжелая конница, ведь кавалерия была до них и была после. Но это воины, жившие по праву силы. На своих землях они вели себя как короли, могли миловать и казнить, вершить суд и расправу, взимать налоги, да просто грабить. А достать их за стенами замков было непросто. Такая себе дикая вольница. Неудивительно, что, когда начал зарождаться абсолютизм, такие люди стали не нужны и неудобны. Право силы должен был заменить единый для всех закон, вместо бесконечных разборок должны были воцариться мир и порядок, и ни рыцари, ни вольные города в этот чудесный новый мир не вписывались. Поэтому немецкий император Максимиллиан совершенствует артиллерию до того, что она может разрушить любые стены - и те уже не могут укрыть ни рыцарей в их замках, ни горожан в их городах. Император делает с рыцарством то же самое, что делало испанское правительство с конкистадорами - после того, как Америка была завоевана, такие люди перестали быть нужны. Если они не могли вписаться в упорядоченное существование новых колоний - а они зачастую не могли - их казнили. Ибо "в сердцах этих людей нет мира".

Я, с одной стороны, прекрасно понимаю императора. Для процветания государства важны мир, единообразие, стабильность, какая-никакая централизованность. Европейским правителям удалось этого достичь. И воцарились такие желанные покой и порядок.

Но.

Таки шо я имею сказать:

1. Когда думаешь о головных уборах средневековой Европы, на ум приходит что угодно, только не меховые шапки. О, сколько нам открытий чудных...

2. Интересно, откуда Хониат знал такие интимные подробности. Он сопровождал Императора на тусовки? Или сопровождали другие люди с очень длинными языками?

3. На месте Алексея я бы являлась к крестоносцам без короны, чтобы у них не было искушения по приколу ее примерить. Игра, конечно, невинная, но символичная. Доигрались.

4. Немного личного.Отношения Императора с крестоносцами напомнили мне мою старую сказку "Стенолаз и змей", написанную по мотивам толкиновского "Сильмариллиона". В ней десятилетний Стенолаз, сын бывшей пленницы Моргота, не может найти пристанища в окрестных селах и идет в Ангбанд просить работу. А на что ты готов чтобы покушать? Его устраивают в небольшую кузню, где он носит воду да разжигает огонь. Тяжелая работа, не слишком сердечное отношение и отсутствие солнечного света угнетают мальчика. Однажды он знакомится с одной из морготовых драконих по имени Савалах Адская Печь. Поначалу она его пугает, но затем, видя, что Савалах не проявляет враждебности, а только любопытство, Стенолаз перестает ее бояться. Более того, их встречи становятся для него единым светом в окошке, и он с нетерпением ждет их. Для Савалах он просто человечий детеныш, она ничего не ждет от него, ни за что не ругает. Он может лежать у нее под боком и говорить о всякой ерунде. Не всё из его речей ей понятно - она обладает более яростью, чем мудростью - но ничто не вызывает ни презрения, ни недовольства.

Счастлив у кого есть те, с кем можно снять корону. Крестоносцы были для Алексея той самой драконихой. Фактически их вожди взяли его под крылышко, ведь он был совсем еще дитя, и ноша, которую он на себя взвалил, была ему тяжела, а в столице не нашлось ни одного человека, искренне ему преданного. Рыцари же не могли оставаться с ним вечно. Исполнив свою часть договора, крестоносцы ждали, когда Алексей выполнит свою, а затем должны были уплыть в Святую землю. Даже рассорившись с Алексеем, они все же откликнулись на его последний призыв о помощи. Но было уже поздно.

"Так завершилась короткая, но яркая жизнь молодого императора. Алексей IV послужил катализатором перемен, произошедших в византийской политической системе, однако силами, которые он высвободил, было невозможно управлять, и он заплатил жизнью за свое честолюбие".

В этой истории жаль всех. Жаль несчастного паренька. Жаль его старика-отца. Жаль обманутых крестоносцев. Даже злобного Мурзуфла жаль, ведь он просто хотел защитить свой город. Трагедия - это когда все стороны правы. Уж не помню, чьи это слова.

Говорят, с пленными крестоносцами мусульмане могли поступить четырьмя способами:

а) уговорить принять ислам;

б) убить;

в) посадить в темницу и назначить выкуп;

г) продать в рабство.

 

И вот в последнем случае мне интересно: кто их покупал? Нет, серьезно. В античной Европе, например, такие рабы спросом не пользовались. Раб, бывший некогда свободным, а тем более воином - вещь в хозяйстве бесполезная и мало к чему пригодная. Такой будет думать лишь о побеге, неважно, к какому хозяину попадет. Доверишь ему корабль - он на нем от тебя учешет. Дашь кирку - он ею тебя и кокнет. На органы тогда людей вроде не продавали. Нипанятна.

Так много вопросов, так мало ответов.

Хороший туроператор, и экскурсии интересные

Я дочитываю монографию Джонатана Филипса о четвертом крестовом походе (под креативным названием "Четвертый крестовый поход"), и, сказать по правде, я в ахуи под впечатлением. Тема мне знакома, поэтому когда я читаю или слушаю по ней что-то новое, то обычно не затем, чтобы понять в общих чертах, а ради подробностей или нового взгляда на вещи.

И знаете, чем больше читаю или слушаю, тем больше я на стороне крестоносцев. Не потому что за ними историческая правда. И не потому что я не люблю византийцев (они супер). А потому что конкретно в этом противостоянии крестоносцы ведут себя в тысячу раз адекватнее противника. Если мое знакомство с темой началось с мнения о том, что Константинополь разграбили исключительно из алчности (и к такому выводу нас пытается подвести вступление, написанное издательством), то чем больше я погружалась в тему, тем больше понимала, как же все непросто.

читать дальшеЧувство, преследовавшее меня почти все время чтения - это сострадание. Все стороны 90% времени находятся в таком отчаянном положении, и стоящий перед ними ужасный выбор, а то и вовсе тупик описаны так хорошо, что невозможно не проникнуться их безысходностью и тревогой. Поэтому обвинить кого-либо - хоть греков, хоть крестоносцев - рука не поднимается. Как я могу бросить камень в людей, оказавшихся в таком переплете, если не знаю, как сама бы повела себя на их месте. Думается мне, много хуже.

Редакция задает риторический вопрос: понятно, мол, что и крестоносцы, и венецианцы (их перевозчики) попали в финансовую ловушку. "Но почему ответственность за коммерческие убытки должен нести кто-то, помимо самих организаторов предприятия?" Ну, я даже не знаю. Может, потому, что этот кто-то пообещал мильён деняк, а когда крестоносцы выполнили свою часть договора, предпочел слиться?

Но самым новым для меня в этой книге оказалось описание адищенской ксенофобии антизападных настроений византийцев. Я и так знала, что латинян там не жаловали и в 1182 году решили тупо перебить. Но книга Филипса дает больше подробностей и того самого погрома, и проявлений ксенофобии в дальнейшем. Понятно, что выходцы из Европы не были пушистыми котиками и вроде как давали повод. Например, латинские кварталы забивали хуй на предписания императоров не иметь оборонительных стен или собственных войск, и имели это все, превратившись, по сути, в город в городе. Также у купцов из Пизы, Генуи и Венеции было куда больше торговых привилегий, чем у византийских, отчего последние разорялись и мощно ненавидели чужеземцев. Еще много где видела указания на то, что латиняне "вели себя заносчиво", но трудно сказать, что это означает. В общем, как и в намдаленских погромах у Тертлдава, основная причина, похоже, была в том, что "их слишком много и они слишком задирают нос, эти наглые варвары". Давайте их убьем.

Мне очень нравится, что, как и намдалени, европейские поселенцы не были легкой добычей и в целом могли за себя постоять. Тем не менее в 1182 году латинский квартал в Константинополе исчезает с карт, то есть фактически он перестал существовать. Двадцать лет спустя, во время того самого крестового похода, латиняне все-таки жили в столице, но вместо прежних 60 тыс. человек их численность составляла около 15 тыс.

Антизападные репрессии с большей или меньшей активностью продолжались и следующие двадцать лет, а когда подошли крестоносцы, неприязнь снова обострилась. И хотя крестоносцы привели с собой якобы законного наследника трона и в целом старались не произвести о себе негативного впечатления, город их возненавидел. Было за что: чужеземные войска мало что осадили столицу и пытались взять ее штурмом, так еще и после, когда установился мир, возведенный ими на престол молодой император должен был исполнить свои щедрые обещания и заплатить западному воинству мильён деняк. Без которых крестоносцы, истратившие все свои запасы, не могли продолжить поход на Ближний Восток. Чтобы собрать обещанный мильён деняк, император поднял налоги, велел обносить церкви, изымал баблишко у богатых горожан и так далее.

Что могло пойти не так...

Ненависть горожан объяснима, но ее проявления совершенно варварские (хотя варварами, по иронии судьбы, там называли европейцев). Вот, например, моменты неадеквата, которые мне запомнились:

- когда крестоносцы вызволили из тюрьмы отца молодого императора и явились к нему спросить, подтверждает ли он гарантии своего сына, тот гарантии, конечно, подтвердил, а им сказал: ребята, я к вам со всей душой, конечно, но не могли бы вы переселиться куда-нибудь подальше в пригород, чтобы вас не было видно со стен, а то вы людей бесите;
- городская толпа свалила и расколотила на куски статую богини Афины, покровительницы города, потому что (внимание!) ее правая рука якобы указывала на запад и символически призывала крестоносцев (на самом деле на юг, но всем было плевать);
- дома выходцев из Европы стали поджигать;
- периодически вспыхивали драки на почве национально-религиозной розни, после одной из таких драк начался пожар, опустошивший полгорода, отчего латинское население столицы в полном составе свалило в пригород к крестоносцам;
- как-то в новогоднюю ночь греки попытались сжечь европейский флот, прекрасно понимая, что без кораблей крестоносцы не смогут убраться восвояси и вынуждены будут либо сдаться на их милость, либо идти по суше через враждебные им земли, где, скорее всего, будут перебиты;
- когда в отместку за попытку сжечь флот крестоносцы совершили опустошительный набег на округу (в Западной Европе такая тема практиковалась, чтобы экономически ослабить противника и показать местному населению, что их правители не в силах их защитить), в городе просто стали хватать и убивать всех, кто внешне напоминал европейцев;
- уже в стадии открытой войны, когда император (свергший европейского ставленника) захватил в плен трех венецианцев, их товарищи молили о пощаде и предлагали выкуп, в ответ на что император велел сжечь пленников заживо на крепостной стене, чтобы крестоносцам было все хорошо видно и слышно.

И вот в рамках всей этой дичары крестоносцы выглядят настолько адекватнее противников, что симпатии волей-неволей склоняются на их сторону. Хотя, конечно, они тоже творили дичь, ну да у нас тут не фестиваль пушистых кисок, дичь творят все.

Европейцам любят вменять в вину разграбление Константинополя. Но, простите, на фоне всего вышеупомянутого, то, что они не утопили город в крови, а просто обнесли вчистую (особенно с учетом их финансовых трудностей) - это закономерный исход. Нет, правда, а что они должны были сделать? Автор указывает "В своем праведном рвении они не задумывались о чувствах тех, кого грабили, равно как и о святости опустошаемых зданий". Тут я не могу согласиться с обвинениями. Сейчас бы думать о чувствах людей, которых ты грабишь, ну!

Не знаю, были ли крестоносцы смущены своим поведением во время грабежа. Те два рыцаря, воспоминания которых я читала, этот эпизод вообще не описывают. Вот мы вошли в город - и вот сразу делим добычу несколько дней спустя. Хороший прием, кстати. Чем оправдываться за совершенную дичь, просто не упоминай ее - и будешь красавчик.

Но, повторюсь, по сравнению с ненавистью, которую испытывали на себе и они, и их соотечественники и единоверцы все это время, несколько дней грабежей и кутежей в Константинополе выглядят достаточно невинно. То, что они обнесли город, перетрахали половину женского населения и выпили чуть не весь местный алкоголь - это, простите, ожидаемо. Как писал один из руководителей похода, "отказывавшие нам в малом были вынуждены отдать нам все".

Моральное состояние византийцев тоже странноватое. Если европейцы, принадлежащие к разным народам и говорящие на разных языках, смогли в трудный час быть друг другу верными товарищами, то византийцы из провинции злорадствовали над горем беженцев из Константинополя, мол, теперь и великая столица будет как мы, хехе, выкусите.

В общем, четвертый крестовый поход - реально странная вещь. Так много мелких случайностей, нелепых обстоятельств, просто проявлений человеческой слабости, которые, собравшись вместе, развернули экспедицию вообще не в ту сторону и натворили дел. Он хорошо описывается фразой: "что-то пошло не так".

Жертву нельзя обвинять. Виноват всегда агрессор. Кто говорит "сам напросился", тот сам напросился. И так далее.

И все же сегодня я прочитала мемуары немного... обнаглевшей жертвы, скажем так. Это все тот же Никита Хониат, с сочинениями которого я знакомлюсь кусками под настроение. Немного обрисую ситуацию: крестоносцы захватили Константинополь и стали его грабить. Они не объявляли себя ни друзьями, ни союзниками, ни освободителями, ни еще там кем. Они о своих намерениях пограбить заявили уже давно, когда поняли, что император не собирается рассчитаться с ними по долгам.

Никита, очевидец событий, обвиняет занявшее город войско не только в том, что они обнесли все, до чего могли дотянуться (говорят, даже электрические чайники забирали и микрочипы из стиралок вытаскивали, но это неточно), но и в дурном отношении к мирным жителям. Ну, то есть как в дурном... Франки, пишет он, были чрезвычайно раздражительны, огрызались на любое неугодное им слово, а если ты отказывался им подчиниться, могли и ударить. Держались высокомерно и отчужденно, не хотели иметь с греками ничего общего, и, если ты не прислуживал им, мог катиться из города на все четыре стороны.

Вот беженцы и уходили, скорбя о том, что лишились имущества, а кто-то - что лишился дочери или жены. Не убитых, как вы понимаете.

Здесь, конечно, встает вопрос, почему люди вообще уходили из города, в котором оставались их родственницы, если их оттуда пинками не выгоняли. Ну да ладно.

И вот, когда Хониат выходил из города с группой беженцев, у одного из них похитили дочь. Беженец в отчаянии обратился к Хониату, мол, сделай что-нибудь. Сам Хониат понятия не имел, что делать в такой ситуации, и просто побежал по улицам, подбегал к рандомным крестоносцам, хватал их за руки и кричал, мол, ваш товарищ похитил девицу, ведь вы же клялись их не трогать! Интересно, кстати, откуда он это знал. Крестоносцы и вправду давали такую клятву (и исполнили ее так себе), но вряд ли говорили о ней грекам. Может быть, рассказал венецианский знакомец Хониата. И знаете, крестоносцы не зарубили его походя. Не сказали "ебись сам со своими проблемами". Они пошли с ним, поговорили с их товарищем, и тот вернул девицу.

... мне кажется, или это вообще лучшее, чего можно было в тринадцатом веке ждать от занявшего город недружественного войска? Обвинять их в холодности и отчужденности крайне странно. Даже не потому, что захватчик не обязан сердечно относиться к покоренным, а потому что пока они сидели под городом в ожидании выплат, горожане их открыто ненавидели. То и дело вспыхивали стычки на почве национально-религиозной розни. Были попытки поджечь венецианский флот (ведь если у вас под городом сидит ненавистное вам войско и вы хотите, чтобы оно убралось, нужно сжечь его корабли, ну). Не говоря уже просто о фоновом пренебрежении в духе "фу, варвары". А когда они вошли в город, горожане решили разбудить в них добрые чувства! Мне кажется, там и так все было достаточно неплохо. Во всяком случае, Хониат обвиняет их в холодности, отчужденности и всяких непотребствах, а не в зверствах.

Эта сказка имеет следующую мораль: относитесь к людям нормально. Вдруг это ваше будущее начальство.

Друзья, я сейчас посмотрела настолько чудесный фильм с креативным названием, что, когда он закончился, включила на всю громкость глупые песенки и бросилась в пляс (обычно я тихий сосед, но не этой ночью).

Я видела европейский, российский и голливудский фильмы о крестоносцах, и в такой примерно последовательности они в моем личном рейтинге и стоят. Как я и предполагала, лучший фильм о крестоносцах должна была снять Европа, и так и случилось. Это итало-немецкое кино, и в нем есть все, за что я люблю европейские исторические фильмы, к которым не прикладывают лапку США. Дух эпохи, адекватность, правдоподобность, отсутствие черно-белого деления.

Рассказывать по порядку вряд ли получится, поэтому по пунктам:

1. Это на моей памяти единственный фильм, где часть действия происходит в нормандской южной Италии (откуда родом главные герои). Причем сперва я только догадывалась об этом, потому что название местности ничего мне не говорило. Но уж больно характерный фенотип был у местных жителей - ну чисто намдалени! Только ближе к концу фильма мои догадки подтвердились - это действительно итало-норманны!

2. Здесь нет отрицательных персонажей - за это, кстати, я очень люблю европейские исторические фильмы. Вот уж воистину - "наше дело не судить, не спасать". В каждом герое, включая главных, найдутся и мерзость, и благородство. Крестоносцы норм. Мусульмане норм. Иудеи норм. Разве что армянские проводники повели себя как уебаны.

3. Одна из моих любимых сцен - когда крестоносцы приплывают в Святую землю, высаживаются в порту в приподнятом настроении - я думаю, во многом потому, что многодневное плавание закончилось и больше не тошнит. А в порту местные жители глядят на них с любопытством - и не боятся особо, хотя уже, в общем, знают, кто это такие. И дети подбегают посмотреть на необычное вооружение, и крестоносцы вполне дружелюбно им все показывают и играют с ними.

4. Бывали и совершенно ебейшие случаи, которые, как мне кажется, могли иметь место и при реальном взятии Иерусалима. Не раз уже писала, что основной недостаток рыцарского войска - это его разобщенность. У феодальных армий слишком много командных центров, не всегда они согласуют действия между собой. Нередко это приводит к трагедиям. Например, в фильме есть сцена, где во время взятия Иерусалима местное мирное население укрывается в мечети. Крестоносцы велят открыть двери, им открывают, выносят все золото, что удалось собрать. Те говорят: хорошо, оставайтесь тут, здесь вам ничего не угрожает, на улицу не выходите - и уходят вести уличные бои.

Потом к мечети приходит другой отряд, который ни с кем ни о чем не договаривался - и поджигает мечеть. Пара-пара-па.

5. Здесь есть прекрасная сцена, где герой драматично заявляет своей возлюбленной, мол, я тебя люблю, но я уже не тот человек, которого ты знала, мы не можем быть вместе, храни эту вещь на память обо мне, я пошел. А возлюбленная тупо начинает на него орать: нифига ты порешал! В смысле ты пошел! Щас я тебе пойду!

И, короче, никуда он не пошел, они остались вместе и поженились.