Свежие записи из блогов Jack of Shadows
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 12, в которой количество браков продолжает стихийно увеличиваться, а Князь под шумок выходит из депрессии неизвестно куда
Голограмма, появившаяся перед валяющимся – наконец-то в собственной кровати и даже, для разнообразия, в полном одиночестве – Малефом была странной: рядом с сидящим на диване Маклином почему-то маячил Астарот. Оба чуть ли не хором торопливо пробормотали сакраментальное «ни с тобой, ни из тебя, ни для тебя», которое пришлось вернуть прежде, чем удалось вылезти из постели и начать одеваться, и мрачно сообщили, что они были бы неимоверно рады видеть княжеского сына у себя. Голограмма, появившаяся перед валяющимся – наконец-то в собственной кровати и даже, для разнообразия, в полном одиночестве – Малефом была странной: рядом с сидящим на диване Маклином почему-то маячил Астарот. Оба чуть ли не хором торопливо пробормотали сакраментальное «ни с тобой, ни из тебя, ни для тебя», которое пришлось вернуть прежде, чем удалось вылезти из постели и начать одеваться, и мрачно сообщили, что они были бы неимоверно рады видеть княжеского сына у себя. Немедленно, если это возможно. Предположить, что драгоценные коллеги решили устроить дуэль и ищут секундантов, мешал интерьер, в котором находились эти двое: прекрасно знакомый Малефицио рабочий кабинет графа. Дуэль двух Изначальных в центре столицы? Разве что здание Третьего отделения решено снести до основания и построить заново, – Малеф через голову натянул полузастёгнутую рубаху, поленившись даже заправить её в штаны, не глядя, сунул ноги в первые же вытащенные бытовым заклинанием туфли и шагнул в портал.
Он ожидал чего угодно, но никак не вопроса, не согласится ли он как старший из пребывающих в Пандеме наследников временно заменить драгоценного батюшку. Долгие годы при дворе позволили Малефу лишь недоумённо вскинуть брови и сдержанно поинтересоваться, с чего вдруг у собеседников возникла такая странная мысль. Он, конечно, был не вполне искренен и государственный переворот давно полагал прекрасной идеей. Но увы, не сейчас – настроение, в коем с самого начала свадебных торжеств пребывал отец и повелитель, благодушным не назвал бы никто. Позавчерашнее шоу изрядно взбодрило светскую жизнь и наверняка позабавило добрых горожан, но неминуемо грозило новым витком обострения. Паранойя была в целом присуща всем Изначальным, но отец не зря звался Первым среди равных. В какую стройную картину Темнейший может сложить банальное исполнение сыновнего долга, случайный укротительский жест доброй воли и недвусмысленное, как драконий рёв по весне, отбытие дядюшки под руку с Герцогиней, сомневаться не приходилось. Сам не успеет – всегда найдётся, кому подсказать…
Маклин с Астаротом переглянулись.
– Ненадолго, – уточнил Маклин. – На один вечер.
– Гарантировать вашу безопасность мы, конечно, не можем, мы не всесильны, – дополнил прокурор, – но заранее заверяю, что ничего незаконного вам делать не придётся. Во избежание недоразумений, объяснить причины столь неожиданной просьбы мы сможем только после вашего согласия. В обоих случаях, согласитесь вы или откажетесь, клятва уже дана, и никакими последствиями отказ не грозит.
Малефицио вздохнул и уселся на край стола, нагло отодвинув громоздившуюся там стопку бумаг. Материализовал кружку с кофе, приложился, подумал и добавил туда изрядную порцию коньяку.
– А согласие? – ехидно поинтересовался он. – Какими последствиями грозит оно?
– Успешным бракосочетанием одной вашей родственницы и одного нашего общего знакомого, – уклончиво ответил прокурор. – Согласно законам Адмира, в случае отсутствия или болезни родителей невесты заменить на церемонии бракосочетания отца может любой старший родственник мужского пола, а роль матери может играть старшая родственница, дуэнья или же иное заслуживающее доверия и обладающее безупречной репутацией лицо женского пола.
– Потрясающе, – Малефицио материализовал набитую трубку и закурил. – Можете считать, что я решил пожертвовать собой ради счастья двух любящих сердец. И объясните, наконец, куда вы хотите меня втравить? Откуда у меня взялась очередная незамужняя родственница, да ещё столь близкая, что, кабы не патологическая папашина хандра, вести девицу в магистрат следовало бы ему?
***
Вовремя брошенная щепотка определённости пошла на пользу Большому Котлу – добрые горожане и гости столицы, уставшие от затянувшегося ожидания, наконец могли отпраздновать замужество любимой дочери любимого правителя, спровоцировавшее настоящую брачную эпидемию – после череды свадеб двору грозил кадровый кризис, большинство фрейлин спешно отправлялось в Горный Удел. Его властитель и вовсе лишил семейную сокровищницу Четвёртого дома одной из главных драгоценностей – прелестная Воламена согласилась стать женой Рюбецаля. Устроенное Маммоной грандиозное пиршество совпало с менее масштабным, но более шумным праздником в ставке принцев ши – наследники Благого и Неблагого дворов так сдружились с министром иностранных дел Адмира, что пригласили его дать концерт.
Однако не все бывшие претенденты стремились вернуться на родину – его милость Лотар Йенский, кузен министра обороны, неожиданно принял решение остаться в столице и поступить на службу в Легион. В этом немалую роль сыграло его случайное увлечение, к удивлению всех закончившееся скоропостижной женитьбой. В этом немедля усмотрели умысел Даджалла, поскольку избранница знатного вервольфа оказалась офицером Легиона. Сам он неожиданно появился на церемонии в качестве представителя невесты. Мать жениха, вдовствующая леди Доротея, после известия о браке сына с недолговечной безродной сиротой, не смогла прибыть по состоянию здоровья, и замещать её пришлось барону Хорсту Ингридссону на правах старшего родственника.
Но этим вечером под дверями баров, кабачков и иных питейных заведений всё ещё шло по очередному кругу бурное обсуждение торжества в Осеннем. Устроившие пьяный погром дарёные кони едва не затмили двуногую элиту по части народных симпатий, хотя в их внезапном освобождении некоторые особо увлечённые конспирологи углядели шуточку Светлейшего, тонкий оскорбительный намёк на древний ритуал принятия титула владыки владык, имевший хождение на отдалённых Пластинах. Ловить коней в его ходе, правда, категорически воспрещалось, а спасали остатки свадебного стола и жизни важных придворных шишек, если сосчитать все версии разом, около сорока отважных добровольцев, включая княжеского сына. Всякий, сообщавший новое имя, только на крови не клялся, что узнал его от уважаемых людей, близко знакомых с очевидцами. Больше, чем судьба буйных жеребчиков, народ волновало лишь зарождение скандального романа Герцогини и Светлейшего. Дружно сочувствовали обоим государям (своему – чуть менее ехидно), а Герцогиню сравнивали с Лилит: та тоже металась между двумя тронами, да только села-то в итоге в Бездну. Капризы и коварство ветреной красотки отлично объясняли причину мрачной меланхолии Темнейшего. Спорщики сходились в общем чаянии, что государь мудро сумеет утешиться в этот раз чем-нибудь не слишком разрушительным для страны. Не утихали словесные баталии и по поводу тем менее свежих – свои пенки с народного варева сразу же сняли ушлые букмекеры, так что в толпе гуляющих были и те, кто пил одновременно на радостях и с горя. Процент выигравших был сравнительно невелик, впрочем, нельзя сказать, чтобы пандемцы вообще полагали хоть одного из кандидатов по-настоящему достойным.
– Выбрать эту унылую протокольную рожу из Совета белоризников? Адмир под Раймир лёг, получается!
– А ты что, свечку держал, чтоб знать, кто там под кем? Это не с врагом спуталась, это наши в тылу! Она из брата-раздолбая целого министра сделала, а Джибриль – родной сын нашего премьера, понимать надо!
– Позвольте, нет ли тут намёка на скорое возвращение на политическую арену господина Жабы? Его хитрый фокус с Третьим домом даёт пищу для размышлений…
– Если и хитрый фокус, то не его. Дворец он, по-твоему, на радостях чуть не спалил?
– Имел бы право – такое предательство!
– Это явно какая-то тонкая политическая игра, которой нам не понять. Может, мы на пороге слияния двух Великих домов!
– Держи стакан выше, а кто главой-то будет? Жаба или Гадюка?
– График составят, – откуда-то сбоку авторитетно заверил звучный баритон под довольное девичье хихиканье. Спорщики тоже одобрительно заржали, но оглянулись с опозданием – шутник со своей дамой уже прошли мимо и смешались с толпой.
– Милый, надеюсь, это неправда? – девушка игриво пощекотала своего кавалера за ухом. Тот по-кошачьи прищурился, и с деланной серьёзностью возмутился:
– Зачем нужен этот спятивший старый хрыч, когда у меня есть ты?
– Лжец. – Спутница откровенно веселилась. – Ты это говоришь только потому, что ярмарка окончена, и я скоро уеду.
– В этом вся прелесть, не так ли? Сияние разноцветных вечерних огней, шум толпы… – Белозубая ухмылка на миг сделалась хищной, но девушка отвлеклась, наблюдая за уличной потасовкой, и пропустила момент. – А хочешь – оставайся, что за радость перекладывать бумажки в вашей почтенной конторе да бегать по прихотям вышестоящих.
– Можно подумать, ты от этого свободен, – девушка фыркнула. – Так или иначе, все делают то же самое, вопрос в уровне.
– Я – исключение. – Асмодей остановился и жадно втянул вечерний воздух тонкими резными ноздрями, словно ища нечто неуловимое в пьянящем карнавале уличных запахов. Затем плавным движением танцора развернул свою даму лицом к оживлённой улице, притянув к себе. – Это мой город, до последнего камешка, до последней пылинки на мостовой. Он никогда не бывает тихим и спокойным, и его постоянно надо держать в узде. Из окон кабинетов такие вещи не увидеть. Их можно только почувствовать.
Девушка промолчала, но глубоко вздохнула и откинулась назад, капризно изогнув шею для поцелуя. Приятное разнообразие после этой восхитительной истории. Ничто не мешало отправиться во дворец прямо сейчас – девица явно не против плюнуть на обещанную культурную программу. Музыка, взрывы хохота и весёлый гомон на улицах Пандема отлично заглушали тот мучительный и неприятный гул, отголоски которого, казалось, следовали по пятам, заставляя время застывать, а пространство – дробиться. Живое тепло податливого тела прогоняло холод, от того, чтобы взять слишком много, надёжно удерживало изобилие вокруг. Он замер и прислушался, предоставив своей нетерпеливой подруге считать это романтичной паузой. Жизнь буквально кипела рядом. То, иное – тоже. Он терпеть не мог любой дискомфорт, хотя прекрасно его переносил в случае необходимости. Но это было безмерно далеко от привычных координат. Не потому ли посреди самой безобразной пьянки или разнузданной оргии лицо Самаэля иногда становилось таким отрешённым? «Некромантия – для бедных. Всегда знай точно. Тебе могут помочь лишь в обратном, любая ошибка – шанс и, чтобы воспользоваться им, не нужно ничего».
– Асмо? Ты меня слышишь? Там, кажется, происходит что-то любопытное, – подружка опять отвлеклась и бодро тянула его куда-то. Он не сразу осознал, куда, но очертания здания магистрата помогли более прочно закрепиться в этой реальности. Асмодей удивлённо распахнул глаза – для разнообразия этим вечером синие, как сумеречное южное небо. Такого, мягко выражаясь, столпотворения в столь поздний час в пандемском магистрате не ожидал даже он. Тёмный покосился на висящую на его локте даму, пытаясь припомнить её имя. Как некстати, Хаос побери, ему пришло в голову завести очередной романчик… Дама, очевидно, поняла всё на редкость превратно – окинув взглядом собравшихся, томно протянула:
– Асмо, дорогой, ты собрал своих друзей, чтобы устроить мне праздник? Это неимоверно мило с твоей стороны…
Левиафан чуть сдвинулся, теперь одетую в полюбившийся костюм островного жителя Аиду было достаточно трудно разглядеть. К счастью, волосы невесты были спрятаны под шляпу, прикрывавшую полами лицо, а ни малейшей разницы в мужском и женском одеянии островитян не заметил бы ни один житель Пандема – даже застёжка не отличалась, пуговицы на просторной рубахе заменяла верёвочная шнуровка. Довершал картину плащ, несомненно мужской, так что не отличавшуюся формами высокую княжескую дочь любой принял бы за подростка-вестового или денщика, отирающегося при адмирале.
Малефицио, словно устав подпирать здоровенный конторский шкаф, сделал несколько шагов в сторону парочки, чем окончательно закрыл Асмодею обзор. Война заметила маневр и еле заметно одобрительно кивнула, делая вид, что изучает висящие на стене конторы дипломы и эдикты, выписанные тушью на потрёпанных листах пергамента и оправленные в золочёные рамы. Услышав мысленную речь, она прищурилась.
– Чтобы сделать эту ночь для нашего общего знакомого несколько более запоминающейся, чем он рассчитывал, мне понадобится ваша помощь.
– Валяй, Безопасность, – так же мысленно откликнулась женщина. – Возможно, вдвоем мы смогли бы его даже пристукнуть, но здесь многовато свидетелей.
– Увы, – уже вслух вздохнул Малеф, и, стараясь по-прежнему перекрывать Асмодею обзор, подошел к Войне и обнял её за талию, нежно поцеловав в щёку. Затем, не размыкая объятий, перевёл взгляд на подругу Асмодея. – Мне больно вас разочаровывать, синьора, но ваш будущий супруг – глаза Тёмного князя увеличились еще больше, и Малеф с трудом удержался от желания совершенно по-мальчишески показать ему язык – не имеет к этому ни малейшего отношения. Мы собрались здесь потому, что эта прекрасная дама наконец снизошла к моим мольбам и оказала честь стать моей женой, – Война, подыгрывая, склонила голову ему на плечо и изобразила влюбленный взгляд, мысленно прошипев: – Перегибаешь, Безопасность, наврал бы, что собираешься переписать на меня пару загородных домов, что ли…
Проигнорировав шпильку, Малеф продолжил разливаться соловьем:
– Но, разумеется, мы ничуть не торопимся, и с удовольствием пропустим вас вперед – нетрудно догадаться, что лишь удивительно сильная любовь могла заставить главу Третьего дома пренебречь подобающей свитой и заявиться в магистрат со своей избранницей среди ночи.
Даме изложенная Малефицио версия явно пришлась по душе – она смотрела на Асмодея, как ребёнок на новую игрушку. Точёное лицо Тёмного князя доли мгновения оставалось неподвижным ликом статуи – несложно было догадаться, что он лихорадочно просчитывает варианты. Сообщить, что никакого скоропостижного брака не планировалось, означало напрямую признаться, что он банально шпионил. Кабинет дежурного нотариуса в магистрате – не то место, куда приводят даму на экскурсию. Жениться на очередной любовнице в данном случае было меньшим из зол – Асмодей не единожды проделывал этот фокус. Ещё один брак, ещё один развод… Но неужели рыжая и княжеский сынок действительно крутили роман настолько тайно, что никто не догадался? И как Князь отнесётся к браку заклятой с его собственным сыном? Асмодей на мгновение даже усомнился в том, что повелитель всеведущ – лично он как глава Дома такого бы не допустил, конфликт лояльностей мог повлечь самые неожиданные последствия…
Ладно, со всем этим будет время разобраться, – Тёмный князь галантно предложил любовнице руку и прошествовал к столу. Астарот вместо дежурного нотариуса и Маклин в роли дежурного же менталиста… похоже, это серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Возможно, такие известия послужат отличным лекарством от государевой затяжной хандры. Жена может не свидетельствовать против мужа, но если она – Всадница Повелителя, а муж – государственный изменник? Кем была бы без Князя – очередным пугалом, разгуливающим в плаще из падали по завалам трупов приматов-однодневок да стирающим в глуши портянки на смерть. Кровная печать не убивала своих носителей, и не она же сводила многих из них с ума. Преступная глупость и – как следствие – неверное понимание свободы воли. Потому Изначальных среди принявших печать всегда было исчезающе мало. В нынешней четвёрке и вовсе…
Маклин закончил проверку невесты и уставился на Асмодея с отвратительно лучезарной улыбкой. Пути к отступлению были отрезаны, и Асмодей, покорно проходя давно знакомую процедуру, отвлекся, не успев осознать, что в собравшейся среди ночи компании показалось ему самым странным.
Понял он это лишь на следующий день: сидевший в углу и не обративший на него ни малейшего внимания криос Архипелага, адмирал флота Его Инфернального Величества, и прочая, прочая, прочая. Обманчиво незыблемая опора престола, он никогда не оспаривал власть Темнейшего и угрожал отложиться от «этого балагана» скорее для того, чтобы позлить сотоварищей по Совету, нежели всерьез… Одет был по-походному, никаких парадных одеяний, приличествовавших гостю на свадьбе княжеского сына, да с мальчишкой-адъютантом у плеча… Асмодей прикрыл глаза – фотографическая память высшего демона позволяла буквально увидеть единожды возникшую картину снова. Лицо парня скрывал капюшон, но островная одежда сомнений не оставляла – адмиральский спутник не был спешно прихваченным в качестве посыльного местным слугой из гостиницы. Не свадьба. Заговор, вне всякого сомнения… кто из них метит на трон, в ком ошиблись они с Темнейшим? Княжеского сына можно не брать в расчёт – экземплярчик многообещающий, но слишком молод. Однако им вполне могут управлять более искушенные в интригах – мать этого красавца демонстративно отбыла в Раймир с соответствующей свитой и – как мило, не видел бы своими глазами, не поверил бы – рука об руку со Светлейшим. Возможно, шоу с конями было затеяно владыкой Раймира намеренно, чтобы провернуть эту примитивную, но превосходно раздражающую комбинацию? Но почему тогда, Хаос его побери, Князь столь равнодушен к возможной измене?
***
Недуг Великого напоминал молчаливую смерть. От неё не было спасения, меньше, чем за четверть луны, в края вечной охоты равно уходили хвостатые и бесхвостые. Избранный лисий народ хранила от напасти милость Великого, а сам он, будучи всесильным божеством, и подавно не мог подхватить эту дрянь. Но почему, почему ещё недавно благодушный Великий скрылся в логове и то кидался на всех без причины, то лежал в странном своём параличе, неподвижный и жуткий? Предупреждающе скалил клыки и порыкивал на забредавших в кабинет миньонов-самцов, защищая территорию, и огрызался даже на ласковых, назойливых в своей доброте, но очевидно не желавших дурного самок? Неслыханное дело – даже верному старому отоциону всё чаще приходилось на всякий случай укрываться в спасительной тени Блаженного Поддиванья. Алерт очень проникся к одной из самок Осенней колонии, сменившей бесполезного и глупого наглеца, осмелившегося хватать Пророка Фырфа поперёк брюха, как ребёнок – тряпичную игрушку. Нахал был, разумеется, покаран, – Алерт удовлетворённо прикрыл глаза и облизнулся – на вкус кровь негодяя была ничуть не хуже кроличьей. Самка, откликавшаяся на смешную кличку Мэгс, была доброй и почтительной – Алерт иногда позволял ей расчесать свой мех и благосклонно относился к мелким, но неизменно приятным приношениям вроде свежайших суточных цыплят или спелых, нежных фруктов. Поначалу Алерт побаивался, что Великий в очередном приступе может случайно зашибить её лапой или вовсе загрызть, но самка была ушлой и опытной, умела ловко обращаться с Владыкой, отводя его гнев не только от себя.
Алерт серьёзно опасался, что слабостью великого воспользуются Серебристый или Огненная. Серебристый был силён и опасен, но ему хватало своей колонии, и появлялся он изредка, лишь затем, чтобы оставить метку-другую в логове брата. Но вдруг он передумает и захочет Осеннюю колонию себе? А лживая сука, обжигающая прикосновением, и раньше вострила клыки на всё, без исключения, до последней шерстинки и ничтожного зёрнышка песка. При ней Великий всегда делался страшен. Возможно, она его укусила, передав злую болезнь? Может ли быть так, что болезни смертных – отражение божественных хворей, просто боги не могут от них умереть? Алерт принюхался и раздражённо чихнул, когда сквозняк донёс до него очень слабый, но всё-таки знакомый запах. Лис жил давно, однако нюх его не утратил остроты: везде – и в парке, и во дворце – витал терпкий, щекочущий ноздри аромат, похожий на Её метку. Племя тоже чуяло это, вероятно, поэтому гон начался раньше срока. Алерт пытался расшевелить Великого, но тот лишь отмахивался. Он словно шёл по следу, нимало не волнуясь о возможной угрозе даже в редкие моменты просветления.
Последние три дня Бесхвостый лежал в оцепенении, словно молчаливая смерть одолела его, запечатав судорогой челюсти, и Алерт предпринял последнюю попытку помочь Властителю лисьего народа. Он покинул престол Великого, который избрал своим наблюдательным пунктом, и осторожно, то и дело припадая к полу и насторожив уши, чтобы не пропустить даже мельчайшего звука, подполз к Священному Дивану. Распростёртое среди подушек неподвижное тело казалось ненастоящим, как чучело василиска, которое Алерт в юности победил прежде, чем успел понять, что коварный враг умер задолго до встречи с ним. Лис легко, как недопёсок, запрыгнул на диван, и громко заверещал – возможно, Великий услышит призыв и восстанет. Пусть его гнев обратится на верного спутника – пророк Фырф смиренно примет божественную волю, какова бы она ни была. Глаза Великого внезапно открылись, а цепкая лапа немедля ухватила отоциона за шкирку. Алерт был готов к тому, что сейчас его загрызут, но божество только стиснуло его в ладонях, поднесло к лицу, будто видело впервые, а затем бросило обратно на диван. Медленно, как бы преодолевая хватку молчаливой смерти, оскалилось, слепо глядя куда-то перед собой, и глухо проворчало: «Поздно».
Алерт, спешно нырнувший в подушки, осмелился высунуться из укрытия лишь тогда, когда воздух наполнил неожиданный для дворца запах – так пахнут иссохшие в песках тела и выжженное солнцем до потери цвета тряпьё. Там, где мгновение назад возлежал беспокойный лисий бог, лишь клочья чёрного дыма лениво оседали на покрывало.
Поспешно толковать явленный знак к добру или к худу Алерт не стал. Повозился в оставленной Бесхвостым вмятине, горячей, как нагретый бархан, и столь же полной невесть откуда взявшегося песка, и задремал, прикрыв нос пушистым хвостом. Разбудило его вторжение одной из самых неугомонных тварей Осенней колонии. Худощавый, грациозный и опасный, словно рогатая змея, самец, пританцовывая от скрытого напряжения, нервно обежал кабинет, всё обнюхал, порылся на столе, зло пнул стену в том месте, где чаще всего открывался проход. Затем упал на диван и сперва ткнулся мордой в сомкнутые ладони, но тут же вскинулся и воззвал к Великому с такой тоской, что Алерт понял: свершилось дурное. Он поднял морду – плут нуждался в помощи Того, Кто Даровал Лисам Мир, и долгом пророка было присоединить свой голос к этой мольбе. Алерт величественно уселся подле страдающего и тонко, пронзительно заверещал, распушив холку.
Когда последние лучи солнца погасли, уступив место сумеркам, два отчаянных и уже безмолвных зова окончательно слились в один.
Он ожидал чего угодно, но никак не вопроса, не согласится ли он как старший из пребывающих в Пандеме наследников временно заменить драгоценного батюшку. Долгие годы при дворе позволили Малефу лишь недоумённо вскинуть брови и сдержанно поинтересоваться, с чего вдруг у собеседников возникла такая странная мысль. Он, конечно, был не вполне искренен и государственный переворот давно полагал прекрасной идеей. Но увы, не сейчас – настроение, в коем с самого начала свадебных торжеств пребывал отец и повелитель, благодушным не назвал бы никто. Позавчерашнее шоу изрядно взбодрило светскую жизнь и наверняка позабавило добрых горожан, но неминуемо грозило новым витком обострения. Паранойя была в целом присуща всем Изначальным, но отец не зря звался Первым среди равных. В какую стройную картину Темнейший может сложить банальное исполнение сыновнего долга, случайный укротительский жест доброй воли и недвусмысленное, как драконий рёв по весне, отбытие дядюшки под руку с Герцогиней, сомневаться не приходилось. Сам не успеет – всегда найдётся, кому подсказать…
Маклин с Астаротом переглянулись.
– Ненадолго, – уточнил Маклин. – На один вечер.
– Гарантировать вашу безопасность мы, конечно, не можем, мы не всесильны, – дополнил прокурор, – но заранее заверяю, что ничего незаконного вам делать не придётся. Во избежание недоразумений, объяснить причины столь неожиданной просьбы мы сможем только после вашего согласия. В обоих случаях, согласитесь вы или откажетесь, клятва уже дана, и никакими последствиями отказ не грозит.
Малефицио вздохнул и уселся на край стола, нагло отодвинув громоздившуюся там стопку бумаг. Материализовал кружку с кофе, приложился, подумал и добавил туда изрядную порцию коньяку.
– А согласие? – ехидно поинтересовался он. – Какими последствиями грозит оно?
– Успешным бракосочетанием одной вашей родственницы и одного нашего общего знакомого, – уклончиво ответил прокурор. – Согласно законам Адмира, в случае отсутствия или болезни родителей невесты заменить на церемонии бракосочетания отца может любой старший родственник мужского пола, а роль матери может играть старшая родственница, дуэнья или же иное заслуживающее доверия и обладающее безупречной репутацией лицо женского пола.
– Потрясающе, – Малефицио материализовал набитую трубку и закурил. – Можете считать, что я решил пожертвовать собой ради счастья двух любящих сердец. И объясните, наконец, куда вы хотите меня втравить? Откуда у меня взялась очередная незамужняя родственница, да ещё столь близкая, что, кабы не патологическая папашина хандра, вести девицу в магистрат следовало бы ему?
***
Вовремя брошенная щепотка определённости пошла на пользу Большому Котлу – добрые горожане и гости столицы, уставшие от затянувшегося ожидания, наконец могли отпраздновать замужество любимой дочери любимого правителя, спровоцировавшее настоящую брачную эпидемию – после череды свадеб двору грозил кадровый кризис, большинство фрейлин спешно отправлялось в Горный Удел. Его властитель и вовсе лишил семейную сокровищницу Четвёртого дома одной из главных драгоценностей – прелестная Воламена согласилась стать женой Рюбецаля. Устроенное Маммоной грандиозное пиршество совпало с менее масштабным, но более шумным праздником в ставке принцев ши – наследники Благого и Неблагого дворов так сдружились с министром иностранных дел Адмира, что пригласили его дать концерт.
Однако не все бывшие претенденты стремились вернуться на родину – его милость Лотар Йенский, кузен министра обороны, неожиданно принял решение остаться в столице и поступить на службу в Легион. В этом немалую роль сыграло его случайное увлечение, к удивлению всех закончившееся скоропостижной женитьбой. В этом немедля усмотрели умысел Даджалла, поскольку избранница знатного вервольфа оказалась офицером Легиона. Сам он неожиданно появился на церемонии в качестве представителя невесты. Мать жениха, вдовствующая леди Доротея, после известия о браке сына с недолговечной безродной сиротой, не смогла прибыть по состоянию здоровья, и замещать её пришлось барону Хорсту Ингридссону на правах старшего родственника.
Но этим вечером под дверями баров, кабачков и иных питейных заведений всё ещё шло по очередному кругу бурное обсуждение торжества в Осеннем. Устроившие пьяный погром дарёные кони едва не затмили двуногую элиту по части народных симпатий, хотя в их внезапном освобождении некоторые особо увлечённые конспирологи углядели шуточку Светлейшего, тонкий оскорбительный намёк на древний ритуал принятия титула владыки владык, имевший хождение на отдалённых Пластинах. Ловить коней в его ходе, правда, категорически воспрещалось, а спасали остатки свадебного стола и жизни важных придворных шишек, если сосчитать все версии разом, около сорока отважных добровольцев, включая княжеского сына. Всякий, сообщавший новое имя, только на крови не клялся, что узнал его от уважаемых людей, близко знакомых с очевидцами. Больше, чем судьба буйных жеребчиков, народ волновало лишь зарождение скандального романа Герцогини и Светлейшего. Дружно сочувствовали обоим государям (своему – чуть менее ехидно), а Герцогиню сравнивали с Лилит: та тоже металась между двумя тронами, да только села-то в итоге в Бездну. Капризы и коварство ветреной красотки отлично объясняли причину мрачной меланхолии Темнейшего. Спорщики сходились в общем чаянии, что государь мудро сумеет утешиться в этот раз чем-нибудь не слишком разрушительным для страны. Не утихали словесные баталии и по поводу тем менее свежих – свои пенки с народного варева сразу же сняли ушлые букмекеры, так что в толпе гуляющих были и те, кто пил одновременно на радостях и с горя. Процент выигравших был сравнительно невелик, впрочем, нельзя сказать, чтобы пандемцы вообще полагали хоть одного из кандидатов по-настоящему достойным.
– Выбрать эту унылую протокольную рожу из Совета белоризников? Адмир под Раймир лёг, получается!
– А ты что, свечку держал, чтоб знать, кто там под кем? Это не с врагом спуталась, это наши в тылу! Она из брата-раздолбая целого министра сделала, а Джибриль – родной сын нашего премьера, понимать надо!
– Позвольте, нет ли тут намёка на скорое возвращение на политическую арену господина Жабы? Его хитрый фокус с Третьим домом даёт пищу для размышлений…
– Если и хитрый фокус, то не его. Дворец он, по-твоему, на радостях чуть не спалил?
– Имел бы право – такое предательство!
– Это явно какая-то тонкая политическая игра, которой нам не понять. Может, мы на пороге слияния двух Великих домов!
– Держи стакан выше, а кто главой-то будет? Жаба или Гадюка?
– График составят, – откуда-то сбоку авторитетно заверил звучный баритон под довольное девичье хихиканье. Спорщики тоже одобрительно заржали, но оглянулись с опозданием – шутник со своей дамой уже прошли мимо и смешались с толпой.
– Милый, надеюсь, это неправда? – девушка игриво пощекотала своего кавалера за ухом. Тот по-кошачьи прищурился, и с деланной серьёзностью возмутился:
– Зачем нужен этот спятивший старый хрыч, когда у меня есть ты?
– Лжец. – Спутница откровенно веселилась. – Ты это говоришь только потому, что ярмарка окончена, и я скоро уеду.
– В этом вся прелесть, не так ли? Сияние разноцветных вечерних огней, шум толпы… – Белозубая ухмылка на миг сделалась хищной, но девушка отвлеклась, наблюдая за уличной потасовкой, и пропустила момент. – А хочешь – оставайся, что за радость перекладывать бумажки в вашей почтенной конторе да бегать по прихотям вышестоящих.
– Можно подумать, ты от этого свободен, – девушка фыркнула. – Так или иначе, все делают то же самое, вопрос в уровне.
– Я – исключение. – Асмодей остановился и жадно втянул вечерний воздух тонкими резными ноздрями, словно ища нечто неуловимое в пьянящем карнавале уличных запахов. Затем плавным движением танцора развернул свою даму лицом к оживлённой улице, притянув к себе. – Это мой город, до последнего камешка, до последней пылинки на мостовой. Он никогда не бывает тихим и спокойным, и его постоянно надо держать в узде. Из окон кабинетов такие вещи не увидеть. Их можно только почувствовать.
Девушка промолчала, но глубоко вздохнула и откинулась назад, капризно изогнув шею для поцелуя. Приятное разнообразие после этой восхитительной истории. Ничто не мешало отправиться во дворец прямо сейчас – девица явно не против плюнуть на обещанную культурную программу. Музыка, взрывы хохота и весёлый гомон на улицах Пандема отлично заглушали тот мучительный и неприятный гул, отголоски которого, казалось, следовали по пятам, заставляя время застывать, а пространство – дробиться. Живое тепло податливого тела прогоняло холод, от того, чтобы взять слишком много, надёжно удерживало изобилие вокруг. Он замер и прислушался, предоставив своей нетерпеливой подруге считать это романтичной паузой. Жизнь буквально кипела рядом. То, иное – тоже. Он терпеть не мог любой дискомфорт, хотя прекрасно его переносил в случае необходимости. Но это было безмерно далеко от привычных координат. Не потому ли посреди самой безобразной пьянки или разнузданной оргии лицо Самаэля иногда становилось таким отрешённым? «Некромантия – для бедных. Всегда знай точно. Тебе могут помочь лишь в обратном, любая ошибка – шанс и, чтобы воспользоваться им, не нужно ничего».
– Асмо? Ты меня слышишь? Там, кажется, происходит что-то любопытное, – подружка опять отвлеклась и бодро тянула его куда-то. Он не сразу осознал, куда, но очертания здания магистрата помогли более прочно закрепиться в этой реальности. Асмодей удивлённо распахнул глаза – для разнообразия этим вечером синие, как сумеречное южное небо. Такого, мягко выражаясь, столпотворения в столь поздний час в пандемском магистрате не ожидал даже он. Тёмный покосился на висящую на его локте даму, пытаясь припомнить её имя. Как некстати, Хаос побери, ему пришло в голову завести очередной романчик… Дама, очевидно, поняла всё на редкость превратно – окинув взглядом собравшихся, томно протянула:
– Асмо, дорогой, ты собрал своих друзей, чтобы устроить мне праздник? Это неимоверно мило с твоей стороны…
Левиафан чуть сдвинулся, теперь одетую в полюбившийся костюм островного жителя Аиду было достаточно трудно разглядеть. К счастью, волосы невесты были спрятаны под шляпу, прикрывавшую полами лицо, а ни малейшей разницы в мужском и женском одеянии островитян не заметил бы ни один житель Пандема – даже застёжка не отличалась, пуговицы на просторной рубахе заменяла верёвочная шнуровка. Довершал картину плащ, несомненно мужской, так что не отличавшуюся формами высокую княжескую дочь любой принял бы за подростка-вестового или денщика, отирающегося при адмирале.
Малефицио, словно устав подпирать здоровенный конторский шкаф, сделал несколько шагов в сторону парочки, чем окончательно закрыл Асмодею обзор. Война заметила маневр и еле заметно одобрительно кивнула, делая вид, что изучает висящие на стене конторы дипломы и эдикты, выписанные тушью на потрёпанных листах пергамента и оправленные в золочёные рамы. Услышав мысленную речь, она прищурилась.
– Чтобы сделать эту ночь для нашего общего знакомого несколько более запоминающейся, чем он рассчитывал, мне понадобится ваша помощь.
– Валяй, Безопасность, – так же мысленно откликнулась женщина. – Возможно, вдвоем мы смогли бы его даже пристукнуть, но здесь многовато свидетелей.
– Увы, – уже вслух вздохнул Малеф, и, стараясь по-прежнему перекрывать Асмодею обзор, подошел к Войне и обнял её за талию, нежно поцеловав в щёку. Затем, не размыкая объятий, перевёл взгляд на подругу Асмодея. – Мне больно вас разочаровывать, синьора, но ваш будущий супруг – глаза Тёмного князя увеличились еще больше, и Малеф с трудом удержался от желания совершенно по-мальчишески показать ему язык – не имеет к этому ни малейшего отношения. Мы собрались здесь потому, что эта прекрасная дама наконец снизошла к моим мольбам и оказала честь стать моей женой, – Война, подыгрывая, склонила голову ему на плечо и изобразила влюбленный взгляд, мысленно прошипев: – Перегибаешь, Безопасность, наврал бы, что собираешься переписать на меня пару загородных домов, что ли…
Проигнорировав шпильку, Малеф продолжил разливаться соловьем:
– Но, разумеется, мы ничуть не торопимся, и с удовольствием пропустим вас вперед – нетрудно догадаться, что лишь удивительно сильная любовь могла заставить главу Третьего дома пренебречь подобающей свитой и заявиться в магистрат со своей избранницей среди ночи.
Даме изложенная Малефицио версия явно пришлась по душе – она смотрела на Асмодея, как ребёнок на новую игрушку. Точёное лицо Тёмного князя доли мгновения оставалось неподвижным ликом статуи – несложно было догадаться, что он лихорадочно просчитывает варианты. Сообщить, что никакого скоропостижного брака не планировалось, означало напрямую признаться, что он банально шпионил. Кабинет дежурного нотариуса в магистрате – не то место, куда приводят даму на экскурсию. Жениться на очередной любовнице в данном случае было меньшим из зол – Асмодей не единожды проделывал этот фокус. Ещё один брак, ещё один развод… Но неужели рыжая и княжеский сынок действительно крутили роман настолько тайно, что никто не догадался? И как Князь отнесётся к браку заклятой с его собственным сыном? Асмодей на мгновение даже усомнился в том, что повелитель всеведущ – лично он как глава Дома такого бы не допустил, конфликт лояльностей мог повлечь самые неожиданные последствия…
Ладно, со всем этим будет время разобраться, – Тёмный князь галантно предложил любовнице руку и прошествовал к столу. Астарот вместо дежурного нотариуса и Маклин в роли дежурного же менталиста… похоже, это серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Возможно, такие известия послужат отличным лекарством от государевой затяжной хандры. Жена может не свидетельствовать против мужа, но если она – Всадница Повелителя, а муж – государственный изменник? Кем была бы без Князя – очередным пугалом, разгуливающим в плаще из падали по завалам трупов приматов-однодневок да стирающим в глуши портянки на смерть. Кровная печать не убивала своих носителей, и не она же сводила многих из них с ума. Преступная глупость и – как следствие – неверное понимание свободы воли. Потому Изначальных среди принявших печать всегда было исчезающе мало. В нынешней четвёрке и вовсе…
Маклин закончил проверку невесты и уставился на Асмодея с отвратительно лучезарной улыбкой. Пути к отступлению были отрезаны, и Асмодей, покорно проходя давно знакомую процедуру, отвлекся, не успев осознать, что в собравшейся среди ночи компании показалось ему самым странным.
Понял он это лишь на следующий день: сидевший в углу и не обративший на него ни малейшего внимания криос Архипелага, адмирал флота Его Инфернального Величества, и прочая, прочая, прочая. Обманчиво незыблемая опора престола, он никогда не оспаривал власть Темнейшего и угрожал отложиться от «этого балагана» скорее для того, чтобы позлить сотоварищей по Совету, нежели всерьез… Одет был по-походному, никаких парадных одеяний, приличествовавших гостю на свадьбе княжеского сына, да с мальчишкой-адъютантом у плеча… Асмодей прикрыл глаза – фотографическая память высшего демона позволяла буквально увидеть единожды возникшую картину снова. Лицо парня скрывал капюшон, но островная одежда сомнений не оставляла – адмиральский спутник не был спешно прихваченным в качестве посыльного местным слугой из гостиницы. Не свадьба. Заговор, вне всякого сомнения… кто из них метит на трон, в ком ошиблись они с Темнейшим? Княжеского сына можно не брать в расчёт – экземплярчик многообещающий, но слишком молод. Однако им вполне могут управлять более искушенные в интригах – мать этого красавца демонстративно отбыла в Раймир с соответствующей свитой и – как мило, не видел бы своими глазами, не поверил бы – рука об руку со Светлейшим. Возможно, шоу с конями было затеяно владыкой Раймира намеренно, чтобы провернуть эту примитивную, но превосходно раздражающую комбинацию? Но почему тогда, Хаос его побери, Князь столь равнодушен к возможной измене?
***
Недуг Великого напоминал молчаливую смерть. От неё не было спасения, меньше, чем за четверть луны, в края вечной охоты равно уходили хвостатые и бесхвостые. Избранный лисий народ хранила от напасти милость Великого, а сам он, будучи всесильным божеством, и подавно не мог подхватить эту дрянь. Но почему, почему ещё недавно благодушный Великий скрылся в логове и то кидался на всех без причины, то лежал в странном своём параличе, неподвижный и жуткий? Предупреждающе скалил клыки и порыкивал на забредавших в кабинет миньонов-самцов, защищая территорию, и огрызался даже на ласковых, назойливых в своей доброте, но очевидно не желавших дурного самок? Неслыханное дело – даже верному старому отоциону всё чаще приходилось на всякий случай укрываться в спасительной тени Блаженного Поддиванья. Алерт очень проникся к одной из самок Осенней колонии, сменившей бесполезного и глупого наглеца, осмелившегося хватать Пророка Фырфа поперёк брюха, как ребёнок – тряпичную игрушку. Нахал был, разумеется, покаран, – Алерт удовлетворённо прикрыл глаза и облизнулся – на вкус кровь негодяя была ничуть не хуже кроличьей. Самка, откликавшаяся на смешную кличку Мэгс, была доброй и почтительной – Алерт иногда позволял ей расчесать свой мех и благосклонно относился к мелким, но неизменно приятным приношениям вроде свежайших суточных цыплят или спелых, нежных фруктов. Поначалу Алерт побаивался, что Великий в очередном приступе может случайно зашибить её лапой или вовсе загрызть, но самка была ушлой и опытной, умела ловко обращаться с Владыкой, отводя его гнев не только от себя.
Алерт серьёзно опасался, что слабостью великого воспользуются Серебристый или Огненная. Серебристый был силён и опасен, но ему хватало своей колонии, и появлялся он изредка, лишь затем, чтобы оставить метку-другую в логове брата. Но вдруг он передумает и захочет Осеннюю колонию себе? А лживая сука, обжигающая прикосновением, и раньше вострила клыки на всё, без исключения, до последней шерстинки и ничтожного зёрнышка песка. При ней Великий всегда делался страшен. Возможно, она его укусила, передав злую болезнь? Может ли быть так, что болезни смертных – отражение божественных хворей, просто боги не могут от них умереть? Алерт принюхался и раздражённо чихнул, когда сквозняк донёс до него очень слабый, но всё-таки знакомый запах. Лис жил давно, однако нюх его не утратил остроты: везде – и в парке, и во дворце – витал терпкий, щекочущий ноздри аромат, похожий на Её метку. Племя тоже чуяло это, вероятно, поэтому гон начался раньше срока. Алерт пытался расшевелить Великого, но тот лишь отмахивался. Он словно шёл по следу, нимало не волнуясь о возможной угрозе даже в редкие моменты просветления.
Последние три дня Бесхвостый лежал в оцепенении, словно молчаливая смерть одолела его, запечатав судорогой челюсти, и Алерт предпринял последнюю попытку помочь Властителю лисьего народа. Он покинул престол Великого, который избрал своим наблюдательным пунктом, и осторожно, то и дело припадая к полу и насторожив уши, чтобы не пропустить даже мельчайшего звука, подполз к Священному Дивану. Распростёртое среди подушек неподвижное тело казалось ненастоящим, как чучело василиска, которое Алерт в юности победил прежде, чем успел понять, что коварный враг умер задолго до встречи с ним. Лис легко, как недопёсок, запрыгнул на диван, и громко заверещал – возможно, Великий услышит призыв и восстанет. Пусть его гнев обратится на верного спутника – пророк Фырф смиренно примет божественную волю, какова бы она ни была. Глаза Великого внезапно открылись, а цепкая лапа немедля ухватила отоциона за шкирку. Алерт был готов к тому, что сейчас его загрызут, но божество только стиснуло его в ладонях, поднесло к лицу, будто видело впервые, а затем бросило обратно на диван. Медленно, как бы преодолевая хватку молчаливой смерти, оскалилось, слепо глядя куда-то перед собой, и глухо проворчало: «Поздно».
Алерт, спешно нырнувший в подушки, осмелился высунуться из укрытия лишь тогда, когда воздух наполнил неожиданный для дворца запах – так пахнут иссохшие в песках тела и выжженное солнцем до потери цвета тряпьё. Там, где мгновение назад возлежал беспокойный лисий бог, лишь клочья чёрного дыма лениво оседали на покрывало.
Поспешно толковать явленный знак к добру или к худу Алерт не стал. Повозился в оставленной Бесхвостым вмятине, горячей, как нагретый бархан, и столь же полной невесть откуда взявшегося песка, и задремал, прикрыв нос пушистым хвостом. Разбудило его вторжение одной из самых неугомонных тварей Осенней колонии. Худощавый, грациозный и опасный, словно рогатая змея, самец, пританцовывая от скрытого напряжения, нервно обежал кабинет, всё обнюхал, порылся на столе, зло пнул стену в том месте, где чаще всего открывался проход. Затем упал на диван и сперва ткнулся мордой в сомкнутые ладони, но тут же вскинулся и воззвал к Великому с такой тоской, что Алерт понял: свершилось дурное. Он поднял морду – плут нуждался в помощи Того, Кто Даровал Лисам Мир, и долгом пророка было присоединить свой голос к этой мольбе. Алерт величественно уселся подле страдающего и тонко, пронзительно заверещал, распушив холку.
Когда последние лучи солнца погасли, уступив место сумеркам, два отчаянных и уже безмолвных зова окончательно слились в один.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 11, где пандемцы и гости города наконец получают долгожданный праздник, полный сюрпризов и неожиданностей
Больше всего на свете Войне хотелось не подать в отставку, наплевав на возможные последствия, и даже не малодушно уехать в Горный Удел со стариной Рю. Желание было простым, незатейливым и невероятно сильным...Больше всего на свете Войне хотелось не подать в отставку, наплевав на возможные последствия, и даже не малодушно уехать в Горный Удел со стариной Рю. Желание было простым, незатейливым и невероятно сильным – от души выписать в портрет государю и повелителю. Марш-броски по Осеннему давно следовало включить в воображаемый реестр самых изощрённых психологических пыток – дорогу от покоев Аиды до Янтарного, как и сотни других, она прекрасно знала, но приятнее бесконечные переходы и лестницы от этого не становились. В них, даже при наличии карты и компаса, запросто могли заблудиться ощущение времени и чувство пространства. Многие храмы и дворцы строились так, чтобы внушать священный трепет и заставлять проникаться величием, но этот монструозный выкидыш зодческой шизофрении мог преисполнить в лучшем случае немедленным желанием сигануть в первое же встреченное по дороге окно.
Мор недовольства привычно не выказывал, но было видно, что напарник подумывает о радикальных и специфических методах терапии в отношении своего главного пациента. То, что после любования наглухо запертыми дверями Янтарного, они вернулись обратно и не нашли второго мерзавца на месте, он счёл вполне логичным. Можно было бы посадить Тойфеля под замок, но какой в этом смысл, если Темнейший решил снова подыгрывать некогда любимому сыну? Видимо, количество проблем, которые Тойфель успел доставить всем после побега, его отца искренне порадовало. Мор всё понял без слов и кивнул – с появлением господина министра иностранных дел поведение Тойфеля стало более безопасным и предсказуемым, однако Габриэль вёл себя крайне странно. Интересный индуктивный эффект, но в этом случае хотя бы на пользу одной стороне и без прямого вреда для другой.
Однако первоначальный план пришлось отложить – на парковой дорожке от портала всадники заметили быстро приближающуюся фигуру Левиафана.
– И до тебя добрался? – вместо приветствия спросила Война, глядя на задумчивое лицо адмирала. Тот скрестил руки на груди и хмуро воззрился на окна дворца.
– Что на этот раз?
– То же, что и всегда, – Мор фыркнул. – Нам приходится действовать, исходя из косвенных распоряжений государя.
– Упрощать нам поиски сбежавшей невесты, а заодно объяснить, не подписан ли, случаем, указ об амнистии беглого маньяка, он отказался, – сердито бросила Война и втянула носом воздух, словно принюхиваясь.
Адмирал лишь одобрительно усмехнулся и развернулся вполоборота, продолжая созерцать фасад дворца.
– Так вы поймали Тойфеля? Поздравляю.
– Не с чем. Он проник во дворец и жил там, воспользовавшись доверием сестры. И притворялся ею на приёмах. В результате так вошёл в образ, что собрался замуж. А его избранник то ли жертва обольщения, то ли решил извлечь выгоду из обстоятельств. Надеюсь, у него пропажа и найдётся, если нет – я эту сволочь достану в любой складке Веера. А потом заставлю вспоминать отсидку в Бездне как лучшее время жизни.
Из-под адмиральской куртки донеслось тихое жалобное поскуливание, Левиафан скривился и попытался взять под контроль происходящее – Аида, похоже, собралась вырыть себе нору у него под рёбрами и там отсидеться.
– Операция провалена, – мрачно сообщила Война, в упор глядя на адмирала. – Объяснений жду после. А сейчас снабди свою контрабанду одеждой и выпускай. Пусть отыщет брата.
Левиафан наконец усмирил небольшой бунт под рубашкой и одарил Всадницу не менее тяжёлым взглядом. Мор созерцал эту сцену с подчёркнуто беспечным видом, отступив чуть подальше, в густую тень парковых кустов.
***
Удостоверившись, что поблизости нет ни одного любителя погреть уши, Мор запер двери и обвёл взглядом собравшихся. Тойфель утащила свою добычу подальше, на диванчик у окна и посматривала на Войну со смесью вполне искреннего недоумения и недовольства. Словно невестой изначально и была она, а теперь их с женихом зачем-то потревожили во время свидания. Более взрослая и женственная версия сестры и весьма опасное сочетание наследственных качеств отца и матери. Надо бы при случае справиться у Самаэля, был ли это намеренный эксперимент или всё-таки совокупность трагических случайностей. Прекрасный экземпляр в своём роде.
Аиде отсутствие пошло на пользу – судя по загару и цветущему виду, время она проводила неплохо. Кто бы мог подумать, что из адмирала выйдет отличная нянька, девчонка от него в восторге. Логичный сценарий, хотя сам Левиафан, похоже, пока не до конца понимает причины. Мор щедро плеснул виски в бокал Войны, да и себя не забыл.
– Наш раймирский гость ошибся, предполагая, что Её Высочество раскрыла нам обстоятельства своего исчезновения. – Аида перестала наконец сиять, как новенький шеол: официальный тон Войны был способен уронить температуру в кабинете на добрый десяток градусов. Девушка умоляюще посмотрела на подругу:
– Прости. Я опять тебя подвела. Я собиралась попросить отменить эту треклятую ярмарку, пошла к отцу, а он…
– Внезапно дал ей увольнительную из-под дверей Янтарного прямо в Мессару, – продолжил адмирал. – Не самый худший вариант.
– Я вообще не хотела возвращаться. И обязательно связалась бы с тобой, – Аида виновато покосилась на Войну. – Но Леви сказал, что безопаснее будет перед свадьбой переговорить с отцом.
– Да пошёл он к Лилит в трещину! – всадники и Тойфель на секунду замерли и с любопытством прислушались, но адмирал нимало не смутился. – С меня довольно. Видал я в Бездне его грёбаные ребусы. После окончания ярмарки вернёмся на Острова – захочет, пусть сам пожалует. Всё по закону.
– Так. Стоп. – Война уставилась на адмирала, словно он только что сообщил ей об отложении Архипелага от Адмира. Потом внимательно посмотрела на Аиду, на которую не менее пристально глядели и остальные, особенно Тойфель.
– Несмотря на то, что внезапно у нас количество женихов совпало с числом невест, – Мор поднял бокал, словно произносил тост, – проблем это не решает. Объявить народу правду невозможно, скандал выйдет громче, чем прошлый.
– Раймир я беру на себя, – подал голос Габриэль. – Обеспечить секретность и должное восприятие ситуации даже у тех, кто случайно смог что-то узнать, мне проще, чем кому-либо. Все утечки с вашей стороны легко списать на пьяные бредни и нелепые фантазии – Пандем не просыхает которую неделю, а на выдумки народ горазд и в хрустально трезвом виде. Единственный, кто действительно мог бы помешать с нашей стороны, устранился с самого начала этой комедии. Не претендую на доскональное знание отца, но видимых причин быть против этого брака у него нет.
При упоминании дражайшего дядюшки лицо Тойфель утратило прежнее торжествующее выражение. Она придвинулась ближе к Габриэлю и что-то шепнула ему на ухо. Дипломат успокаивающе приобнял невесту и добавил:
– Касаемо некоторой моей адмирской родни… не думаю, что она представляет реальную угрозу нашей вынужденной афере, но преподнести неприятные сюрпризы вполне способна. Им нужна была княжеская дочь, а все мы знаем, что происходит, когда влиятельный клан не получает желаемого, – мягкий тон и обаятельная улыбка, застывшая на лице господина дипломата, живо напомнили старшим участникам беседы некоторые события времён юности мира.
Война быстро утомилась созерцать эту картину и, осушив свой бокал, подытожила:
– Если пойдём в расход, то все. Учтите это и постарайтесь убедить вашу вторую половину обойтись без фокусов. Теперь он – Аида, никаких эпатажных выходок, склок и внезапных побегов. Адмирал, с тебя – менталист и нотариус, и пусть прихватят с собой службу безопасности. Передай, что придётся выйти во вторую смену. А вас, Ваше Инфернальное Высочество и госпожа будущая криосса Архипелага, я попрошу задержаться.
Мор вышел следом за Левиафаном, про себя с некоторым облегчением отметив, что последнюю фразу Война произнесла значительно более живым язвительным тоном. Похоже, она успела искренне привязаться к подопечной. Минус – но он же и плюс. Всем им нужны были такие «якоря», временные или постоянные, большие и малые. Без них титульные атрибуты Всадников неизбежно меняли хозяев.
***
Официальное торжество началось в Осеннем, а продолжилось в магистрате, после чего должно было снова вернуться во дворец. Малефицио был настолько рад окончанию свадебного балагана, что попросту отбывал номер, не вникая в происходящее. Впрочем, государственная машина Адмира в случае свадьбы любой из особ, принадлежащих к правящим Домам, работала без сбоев, и от кровных родственников невесты, за исключением родителей, не требовала ровным счетом ничего. Мать Аиды отсутствовала по уважительной причине – категорическому нежеланию Темнейшего выпускать подругу дней былых из Бездны хоть на пять минут. Отец, впрочем, также отсутствовал – если не считать превосходно выполненной голограммы, возникшей в магистрате, чтобы расслабленно махнуть рукой в сторону нотариуса и менталиста. В этих ролях, поскольку речь шла о браке княжеской дочери и наследника Первого дома Раймира, выступали члены Тёмного Совета. Глядя на серьёзных до чопорности и безупречно вежливых друг с другом Изначальных в парадных одеяниях было сложно представить, как Астарот и Маклин без конца грызутся друг с другом на всех заседаниях. «Оформляйте», – процедила голограмма и растаяла в воздухе. Присутствующие с облегчением вздохнули: в своём нынешнем состоянии глава Первого дома был способен украсить любой праздник примерно как погребальная урна, прилюдно опрокинутая в чашу с пуншем. Только невеста едва заметно надула губы – что ж, сестра всегда считалась папашиной любимицей, вероятно, в столь важный день рассчитывала на более трепетное отношение. Ладно, будем надеяться, жених ей компенсирует всё недополученное в отчем доме внимание, вон как смотрит на суженую, глаз не отводит, словно боится, что она вот-вот исчезнет. Кстати, самому пора бы вспомнить, что явился сюда не один – Малефицио покосился на Нору. Подруга, казалось, вовсе не следила за процедурой, зато сосредоточившегося на проверке добровольности намерений невесты и жениха графа просто-таки ела глазами, как солдат-первогодок – сержанта. И расслабилась лишь тогда, когда проверка, судя по всему, закончилась, и Маклин коротко, по-военному, кивнул, разрешая провести церемонию.
– Ты сегодня не на службе, – мысленно поддел ее Малеф. За проведённое во дворце время они облазили все закоулки, но более веских поводов считать, что Тойфель где-то рядом, нежели чутьё, на которое упорно ссылалась Нора, так и не возникло. В последние две недели поиски вовсе пришлось свернуть – очередной отцовский приступ, похоже, затянулся, а Малеф прекрасно знал, как легко в таких случаях Осенний превращается в смертоносный психоделический лабиринт. Пустые гулкие галереи, уходящие в никуда, внезапно обрывающиеся лестницы, комнаты без окон, зато с произвольно исчезающими и возникающими дверями... Пока он не ознакомился с азами пространственной магии настолько, чтобы хотя бы представлять, чего ждать от архитектурных батюшкиных фантазий, его юность была полна не самых приятных сюрпризов. – Даже если братец повис гравюрой на стене магистрата, это уже не твоя забота.
Нора вздрогнула, словно её разбудили, и повернулась к любовнику.
– Ничего не понимаю, – мысленная речь обычно была менее эмоциональной, чем обычная, но даже по ней было несложно понять, что Нора в замешательстве. – Только что, сразу после проверки новобрачных, граф отменил приказ. Искать Тойфеля больше не надо.
– Нам же легче, – Малефицио сделал пару шагов назад, увлекая за собой подругу. Новобрачные заканчивали подписывать бумаги, и собирались выходить из магистрата в сопровождении ближайших родственников и друзей – оказаться вплотную к парочке и засветиться на всех снимках разной степени официальности Малефицио совершенно не хотелось. – Скорее всего, копаясь в голове у сестрицы, граф выяснил, что Тойфель всё же удрал на какую-то из отдаленных Пластин. Не удивлюсь, если Аиде он сообщил о побеге, но не удосужился даже адрес оставить, это было бы вполне в его духе…
Нора неопределённо качнула головой и нахмурилась, вполне логичное предположение, казалось, ничуть её не убедило, но она слишком устала от собственных бесплодных попыток и общей суеты.
– Придворной дамы из меня не вышло бы, – усмехнулась она без малейшей тени сожаления. – Лучшие образчики этой породы пытались со мной общаться, но и они нашли себе занятия поинтересней, чем медленно вариться в этом ядовитом супе. Их повелительница, похоже, тяжело переживает массовый матримониальный демарш. Не понимаю, как она могла из легендарной Всадницы превратиться в… это.
– Не забивай себе голову, завтра нас тут не будет. – Демон открыл портал и подал подруге руку.
Впрочем, не от всех придворных дам можно было легко ускользнуть: у входа в Осенний Малефицио уловил аромат знакомых духов – запахи каких-то увядающих горьковатых листьев, лесного мха и экзотических фруктов сливались с неопределимым еле заметным подтоном, напоминающим чернила или краски. Лекарство так пахнуть не могло, а вот какое-нибудь приворотное зелье – вполне. Впрочем, приворотным состав не являлся, это мог легко установить любой сведущий в ядах и зельях маг. Тайный рецепт, ингредиенты, которые трудно, почти невозможно найти – но ни грана магии, это особо ценилось.
Герцогиня, похоже, решила воспользоваться подходящим случаем и, подобно простым фрейлинам, открыть на свадебном празднестве собственный охотничий сезон – строгий брючный костюм цвета государственного флага она выбрала так, что с неё не сводила глаз и мужская, и женская часть прибывающих гостей, по разным причинам. Многие понимали, что Герцогиня нацелилась на вполне конкретную крупную дичь, но не все были готовы позлорадствовать в случае неудачи, среди придворных нашлись бы желающие утешить бывшую некоронованную королеву.
Холодным царственным кивком ответив на реверанс Норы и благосклонной улыбкой – на почтительный поклон Малефицио, Герцогиня не стала ходить вокруг да около:
– Дорогой сын, надеюсь, ты способен оторваться от своего хм… эскорта, чтобы проводить меня в зал?
– Со всем моим почтением, матушка, вынужден сообщить, что вас неверно информировали, – о кристально честный взгляд Малефа ушибся бы любой менталист рангом ниже графа Маклина, а то и Князя. – На территории Осеннего я являюсь сопровождающим лицом леди Алиенор, а вовсе не наоборот. Если миледи сочтёт возможным отпустить меня для того, чтобы я мог исполнить сыновний долг… – он повернулся к подруге и склонился к её руке в отточенном придворном поклоне. Если бы Герцогиня могла убивать взглядом, без жертв бы не обошлось, – Алиенор сделала вид, что никогда не видела ничего интереснее, чем парадный камзол Малефицио и уставилась на серебряное шитье, кусая губы, чтобы не расхохотаться: наверняка среди сплетен, которые немедленно поползут по всем закоулкам, будут и самые фантастические. Надо будет потом незаметно поинтересоваться, какие далеко идущие выводы из этой мизансцены сделали придворные кумушки…
– Разумеется, сыновний долг превыше всего, – она постаралась как можно точнее скопировать приветственный кивок Герцогини. Судя по веселым искоркам, мелькнувшим в глазах Малефа, ей это вполне удалось. – Я вас отпускаю.
***
Новобрачные уже заняли почётное место, но было заметно, что они разделяют общее напряжение. Даже в виде голограммы в магистрате Темнейший вызвал массу пересудов – почему на брачную церемонию он надел траур, никто так и не понял. Обычная подсказка – набалдашник трости – также ясности не добавила. Две причудливо переплетённые змеи – неужели намёк на жениха и невесту? Оставалось надеяться, что появление Князя на торжественном приёме как-то прояснит эту загадку. Аида выглядела ещё более недовольной, рассеянно смотрела сквозь толпу, словно отсутствие любимого отца сильно омрачало ей праздник. Господин мининдел, впрочем, блистал в своей роли, как начищенный канделябр. Ну так что взять с дипломата, будет улыбаться даже на колу, чтоб престиж державы не уронить. Внезапно мысленная шпилька частично воплотилась в реальности – лицо Габриэля застыло, улыбка приобрела черты какого-то насильственного пароксизма. Шум и оживлённые разговоры вокруг резко смолкали и обрывались, словно кто-то убавлял звук по мере продвижения по залу, и волны безмолвия расходились всё шире. Вскоре был слышен только дробный стук каблуков. И трости.
Нежданный гость шествовал по залу уверенно и неторопливо, и только знающему или очень внимательному наблюдателю удалось бы заметить в этой вальяжной поступи лёгкий диссонанс хромоты.
Кипенно-белая шевелюра была забрана в тугой хвост и уложена с той идеальной тщательностью, которой даже самые талантливые цирюльники могут достичь, только напрочь свихнувшись. Элегантный костюм в тонкую едва заметную полоску неуловимо напоминал доспех. Гладкий пластрон рубашки, увенчанный высоким, наглухо застёгнутым под горло воротником, искусной работы медальон на массивной цепи поверх безупречно повязанного галстука – всё выглядело как детали брони. На крышке медальона красовалась гравировка – изящный кинжал с трёхгранным узким клинком. Лацканами пиджака, как и безукоризненными стрелками на брюках можно было порезаться. Складывалось ощущение, что ансамбль создавался исключительно с целью превратить выверенную геометрию слоёв и линий и гипнотическое сочетание оттенков одного цвета в разновидность оружия, вызывающего при длительном созерцании снежную слепоту. Узкие щегольские туфли из драконьей кожи наносили удар последний и решительный – невозможно было понять, повторяли они тоном хоть какую-то из прочих деталей, или же выводили всю виденную ранее белизну на совершенно новый уровень. Ни единой пылинки на них не было – Светлейший всем обликом будто бы запрещал идею оседания пыли и грязи на своей особе, вынуждая их искать пристанище подальше от государевой обуви и персоны в целом.
Шедшая на почтительном расстоянии свита – краса и гордость Светлого совета – выглядела бы куда естественней в роли расстрельной команды или отряда интервентов, на верных друзей и товарищей жениха раймирские князья были мало похожи, но лямку тянули добросовестно. Когда тишина стала почти абсолютной, а всё внимание оказалось приковано к нему, Светлейший наконец милостиво воздел трость в знак приветствия, и под сводами разнёсся ровный звучный голос:
– Полагаю, мы прибыли вовремя.
Благосклонный взгляд и исполненная тепла отеческая улыбка, адресованные сразу и новобрачным, и гостям, отдавали точностью идеально отлаженного механизма.
– Этот день можно по праву считать знаменательным для обеих наших держав. Мы надеемся, что союз двух детей Правящих домов будет не просто очередным уверенным шагом на пути укрепления мира и добрососедского порядка в отношениях между народами Раймира и Адмира, но станет тем самым последним камнем, что навеки замурует в склепе небытия нелепую и губительную вражду прошлого. Но не всё древнее непременно оборачивается злом – за сегодняшний великолепный праздник мы должны благодарить приверженность нашего державного брата старинным брачным обрядам. Признаёмся, мы сами по долгом размышлении не смогли бы найти для нашего сына лучшей и достойнейшей второй половины. – После короткой паузы Светлейший продолжил. – Мы сочли, что эти прекрасные животные, – немигающие глаза уставились на новобрачных, словно речь шла о них, – окажутся подобающим даром возлюбленным нашим детям, – изящная рука взметнулась в повелительном жесте, и в зал практически вбежали слуги, ведя в поводу пару диомедовых коней – пепельно-вороного и светло-солового. Молодые жеребчики настороженно оглядели зал, синхронно, словно подчиняясь неслышной команде, замерли, а потом уверенно двинулись вовсе не туда, куда тщетно пытались направить их конюхи, а к столу с закусками. Своеволие диомедовых коней было известно всем присутствующим. Малеф с трудом сдержал ухмылку – в отличие от провинившихся слуг, он прекрасно понял, что случилось – очевидно, никто не позаботился заранее проверить, насколько крепкими заклятиями снабжена сбруя. В Осеннем заклятие подчинения, наложенное крайне халатно, исчезло и позволило хищникам проявить свою натуру избалованных и не слишком добрых детей во всем блеске. Аудитория стряхнула наваждение, и в зал вернулся привычный фоновый шум. Малеф, коротко извинившись, отцепил от себя матушку и ринулся на выручку конюхам, поняв, что лучшего момента для отхода может не представиться. Его примеру последовала ещё пара энтузиастов – вороной оторвался от закусок и жадно сунул морду в фонтанчик с игристым, что не сулило ничего хорошего, хотя и вызвало смешки в толпе. Светлейший лишь рассеянно кивнул Рафаэлю и остальным членам Совета и неспешно отдрейфовал поближе к эпицентру цирка с конями. В бесцветных глазах мелькнула едва заметная искра интереса, губы сложились в тонкую выжидательную полуулыбку, мгновение спустя ставшую любезной. И всякий желающий мог без труда наблюдать, как владыка Раймира галантно склоняется к руке временно оставшейся без сыновнего эскорта герцогини ди Малефико.
К сожалению, этот жест остался незамеченным изрядной частью аудитории – переполох возле накрытых столов привлекал куда больше. Судя по оживленным переговорам наблюдателей, в толпе гостей уже делали ставки, кто победит – почуявшие свободу наглые диомедовы кони или компания, отправившаяся изгонять подарок властителя Раймира из зала. Будь дело не в Осеннем, основательно порезвиться на празднике лошадям бы не светило: несмотря на силу, клыки и изобретательный ум, ни малейшим иммунитетом против магии они не обладали. Но отсутствие магии шансы не просто уравнивало, а давало зверям изрядный перевес – о чем, как нетрудно догадаться, была вполне осведомлена прислуга, нимало не желавшая рисковать собой ради спасения роскошного ужина. Первый, кто попробовал ухватить вороного за болтавшийся повод, едва успел увернуться от копыт – скотина своротила стол, и тем самым избавилась от очередного желающего совершить подвиг. Второй вовремя отмахнулся от щёлкнувших возле плеча клыков. «Дарёным коням, говорите, в зубы не смотрят? А зря, не помешало бы», – чужих ошибок Малеф старался не повторять, предпочитая совершать собственные. Убедившись, что отстоявшие стол для себя диомедовы кони снова принялись за угощение, он с невозмутимым видом зашел сбоку, не слишком приближаясь к «оккупантам», и уцепил со стола румяную котлету на косточке. Откусил. Фыркнул, почти как лошадь, вызвав смешки за спиной – и, убедившись, что косятся на него после этого демарша не только зрители, спокойно припечатал: «Дрянь какая-то. Зажарено так, что не разобрать, из кого сделано». Судя по тому, что соловый оскалился в ухмылке и спихнул носом на пол недоеденный окорок, хищная тварь разделяла мнение демона о свадебном меню. Вороной оторвался от фонтанчика, всхрапнул и насторожил уши – неожиданному парламентёру он явно не доверял. «Подвинься, пожалуйста», – Малефицио, сохраняя недовольное выражение, схватил со стола хрустальный резной бокал и подставил его под фонтанчик с игристым. Вино оказалось великолепным – нежный, искрящийся брют с островатыми лимонными нотами и лёгким тёплым ароматом, напоминающим о летних земляничных полях, – но роль следовало играть до конца. Все знакомые Малефу лошади были неимоверными сластенами – именно здоровенный шоколадный торт, притащенный в денник, некогда позволил ему триумфально прокатиться на Пиздеце. – «И здесь дрянь», – горестно констатировал демон. – «Кислятина», – он выплеснул вино на пол и воззрился на вороного. – «Неужели тебе это нравится?» Вороной задумчиво мотнул головой. «Ну и зачем так страдать?» – риторически вопросил парень. – «Пойдем отсюда – я знаю, где раздобыть хорошее мясо и сладкие фрукты», – кони нерешительно уставились на него. Как детей, их манило обещание более вкусных угощений. – «Не хотите – можете оставаться здесь», – Малеф тряхнул волосами, как лошадь гривой, и неспешно пошёл вон из зала. – «Если вдруг вечером вам не достанется парного мяса, никто не скажет, что я не предупреждал. На свежую ягнятину и телятинку желающих хватает, основное веселье не тут, а в парке», – соловый вздёрнул башку от стола и принюхался, раздувая ноздри, а затем облизнулся. Малефицио с трудом удержался от ухмылки – простенькое бытовое заклинание было совершенно никчемным, всего-навсего создавало небольшой сквознячок, и, наверное, именно из-за своей бестолковости обычно получалось у него даже в Осеннем. На этот раз едва заметный ветерок принес с собой аромат свежего, только начавшего обжариваться на кострах и мангалах мяса, и это окончательно убедило раймирских лошадей. Они сперва нерешительно, а затем все увереннее двинулись к выходу следом за провокатором.
Закрывающая обзор делегация князей только после этого рассредоточилась по залу – не каждый день можно было видеть княжеского сына в роли дрессировщика на манеже. Похоже, свадьба всем запомнится надолго, но вряд ли только этим. Иду занимали схожие невесёлые мысли. На Герцогиню она смотрела так, словно обдумывала приговор: приказать зарыть неуместную гостью целиком или всё же оставить голову на поверхности в благодарность за временное избавление от пристального внимания Светлейшего. Выглядел он необычайно оживлённым. Герцогиня тоже, казалось, была искренне увлечена завязавшейся беседой и находила хищническую любезность отца очаровательной. Смутная тревога незаметно распространялась по залу, заставляя более чувствительных особ замирать на месте и прислушиваться. Спустя мгновение Габриэль тоже ощутил звук, слишком низкий для обычного диапазона, болезненно отзывающийся во всём теле. Побледневшая Ида тронула его за рукав и показала в отдалённый конец зала. Звук нарастал неумолимо и быстро, с монотонной маниакальной настойчивостью, способной сбить дыхание и сердечный ритм. Многие гости, морщась, тёрли кто виски, кто глаза, с проклятиями хватались за воротники и беспокойно озирались. Некоторым сделалось откровенно дурно.
Но вскоре скромную фигуру в лиловом мундире заметили даже те, кто был на грани обморока. Темнейший наконец прекратил аплодировать и неторопливо покинул кресло. Ида тихо охнула, заметив на поясе у отца Левый. Свои легендарные боевые хлысты он не носил при себе на публике, как говорят, со времён Первой вселенской. Лицо государя и повелителя взрезала радушная улыбка, причём радушие было совершенно особого сорта. И навевало мысли о гостеприимно распахнутой пасти исполинского зухоса, собирающегося показать любому зазевавшемуся все подводные красоты вплоть до самого дна. Темнейший был чем-то очень доволен, и в довольстве этом присутствовал пугающий аффект. Взгляд Князя лишь на пару секунд задержался там, где стоял Светлейший под руку с Герцогиней. Кивнул брату в знак приветствия и со странной скрежещущей интонацией бросил в пространство:
– Прекрасно.
Никто не успел опомниться – следом резко погас свет. Непроглядная тьма скрыла всё, как упавший занавес.
Мор недовольства привычно не выказывал, но было видно, что напарник подумывает о радикальных и специфических методах терапии в отношении своего главного пациента. То, что после любования наглухо запертыми дверями Янтарного, они вернулись обратно и не нашли второго мерзавца на месте, он счёл вполне логичным. Можно было бы посадить Тойфеля под замок, но какой в этом смысл, если Темнейший решил снова подыгрывать некогда любимому сыну? Видимо, количество проблем, которые Тойфель успел доставить всем после побега, его отца искренне порадовало. Мор всё понял без слов и кивнул – с появлением господина министра иностранных дел поведение Тойфеля стало более безопасным и предсказуемым, однако Габриэль вёл себя крайне странно. Интересный индуктивный эффект, но в этом случае хотя бы на пользу одной стороне и без прямого вреда для другой.
Однако первоначальный план пришлось отложить – на парковой дорожке от портала всадники заметили быстро приближающуюся фигуру Левиафана.
– И до тебя добрался? – вместо приветствия спросила Война, глядя на задумчивое лицо адмирала. Тот скрестил руки на груди и хмуро воззрился на окна дворца.
– Что на этот раз?
– То же, что и всегда, – Мор фыркнул. – Нам приходится действовать, исходя из косвенных распоряжений государя.
– Упрощать нам поиски сбежавшей невесты, а заодно объяснить, не подписан ли, случаем, указ об амнистии беглого маньяка, он отказался, – сердито бросила Война и втянула носом воздух, словно принюхиваясь.
Адмирал лишь одобрительно усмехнулся и развернулся вполоборота, продолжая созерцать фасад дворца.
– Так вы поймали Тойфеля? Поздравляю.
– Не с чем. Он проник во дворец и жил там, воспользовавшись доверием сестры. И притворялся ею на приёмах. В результате так вошёл в образ, что собрался замуж. А его избранник то ли жертва обольщения, то ли решил извлечь выгоду из обстоятельств. Надеюсь, у него пропажа и найдётся, если нет – я эту сволочь достану в любой складке Веера. А потом заставлю вспоминать отсидку в Бездне как лучшее время жизни.
Из-под адмиральской куртки донеслось тихое жалобное поскуливание, Левиафан скривился и попытался взять под контроль происходящее – Аида, похоже, собралась вырыть себе нору у него под рёбрами и там отсидеться.
– Операция провалена, – мрачно сообщила Война, в упор глядя на адмирала. – Объяснений жду после. А сейчас снабди свою контрабанду одеждой и выпускай. Пусть отыщет брата.
Левиафан наконец усмирил небольшой бунт под рубашкой и одарил Всадницу не менее тяжёлым взглядом. Мор созерцал эту сцену с подчёркнуто беспечным видом, отступив чуть подальше, в густую тень парковых кустов.
***
Удостоверившись, что поблизости нет ни одного любителя погреть уши, Мор запер двери и обвёл взглядом собравшихся. Тойфель утащила свою добычу подальше, на диванчик у окна и посматривала на Войну со смесью вполне искреннего недоумения и недовольства. Словно невестой изначально и была она, а теперь их с женихом зачем-то потревожили во время свидания. Более взрослая и женственная версия сестры и весьма опасное сочетание наследственных качеств отца и матери. Надо бы при случае справиться у Самаэля, был ли это намеренный эксперимент или всё-таки совокупность трагических случайностей. Прекрасный экземпляр в своём роде.
Аиде отсутствие пошло на пользу – судя по загару и цветущему виду, время она проводила неплохо. Кто бы мог подумать, что из адмирала выйдет отличная нянька, девчонка от него в восторге. Логичный сценарий, хотя сам Левиафан, похоже, пока не до конца понимает причины. Мор щедро плеснул виски в бокал Войны, да и себя не забыл.
– Наш раймирский гость ошибся, предполагая, что Её Высочество раскрыла нам обстоятельства своего исчезновения. – Аида перестала наконец сиять, как новенький шеол: официальный тон Войны был способен уронить температуру в кабинете на добрый десяток градусов. Девушка умоляюще посмотрела на подругу:
– Прости. Я опять тебя подвела. Я собиралась попросить отменить эту треклятую ярмарку, пошла к отцу, а он…
– Внезапно дал ей увольнительную из-под дверей Янтарного прямо в Мессару, – продолжил адмирал. – Не самый худший вариант.
– Я вообще не хотела возвращаться. И обязательно связалась бы с тобой, – Аида виновато покосилась на Войну. – Но Леви сказал, что безопаснее будет перед свадьбой переговорить с отцом.
– Да пошёл он к Лилит в трещину! – всадники и Тойфель на секунду замерли и с любопытством прислушались, но адмирал нимало не смутился. – С меня довольно. Видал я в Бездне его грёбаные ребусы. После окончания ярмарки вернёмся на Острова – захочет, пусть сам пожалует. Всё по закону.
– Так. Стоп. – Война уставилась на адмирала, словно он только что сообщил ей об отложении Архипелага от Адмира. Потом внимательно посмотрела на Аиду, на которую не менее пристально глядели и остальные, особенно Тойфель.
– Несмотря на то, что внезапно у нас количество женихов совпало с числом невест, – Мор поднял бокал, словно произносил тост, – проблем это не решает. Объявить народу правду невозможно, скандал выйдет громче, чем прошлый.
– Раймир я беру на себя, – подал голос Габриэль. – Обеспечить секретность и должное восприятие ситуации даже у тех, кто случайно смог что-то узнать, мне проще, чем кому-либо. Все утечки с вашей стороны легко списать на пьяные бредни и нелепые фантазии – Пандем не просыхает которую неделю, а на выдумки народ горазд и в хрустально трезвом виде. Единственный, кто действительно мог бы помешать с нашей стороны, устранился с самого начала этой комедии. Не претендую на доскональное знание отца, но видимых причин быть против этого брака у него нет.
При упоминании дражайшего дядюшки лицо Тойфель утратило прежнее торжествующее выражение. Она придвинулась ближе к Габриэлю и что-то шепнула ему на ухо. Дипломат успокаивающе приобнял невесту и добавил:
– Касаемо некоторой моей адмирской родни… не думаю, что она представляет реальную угрозу нашей вынужденной афере, но преподнести неприятные сюрпризы вполне способна. Им нужна была княжеская дочь, а все мы знаем, что происходит, когда влиятельный клан не получает желаемого, – мягкий тон и обаятельная улыбка, застывшая на лице господина дипломата, живо напомнили старшим участникам беседы некоторые события времён юности мира.
Война быстро утомилась созерцать эту картину и, осушив свой бокал, подытожила:
– Если пойдём в расход, то все. Учтите это и постарайтесь убедить вашу вторую половину обойтись без фокусов. Теперь он – Аида, никаких эпатажных выходок, склок и внезапных побегов. Адмирал, с тебя – менталист и нотариус, и пусть прихватят с собой службу безопасности. Передай, что придётся выйти во вторую смену. А вас, Ваше Инфернальное Высочество и госпожа будущая криосса Архипелага, я попрошу задержаться.
Мор вышел следом за Левиафаном, про себя с некоторым облегчением отметив, что последнюю фразу Война произнесла значительно более живым язвительным тоном. Похоже, она успела искренне привязаться к подопечной. Минус – но он же и плюс. Всем им нужны были такие «якоря», временные или постоянные, большие и малые. Без них титульные атрибуты Всадников неизбежно меняли хозяев.
***
Официальное торжество началось в Осеннем, а продолжилось в магистрате, после чего должно было снова вернуться во дворец. Малефицио был настолько рад окончанию свадебного балагана, что попросту отбывал номер, не вникая в происходящее. Впрочем, государственная машина Адмира в случае свадьбы любой из особ, принадлежащих к правящим Домам, работала без сбоев, и от кровных родственников невесты, за исключением родителей, не требовала ровным счетом ничего. Мать Аиды отсутствовала по уважительной причине – категорическому нежеланию Темнейшего выпускать подругу дней былых из Бездны хоть на пять минут. Отец, впрочем, также отсутствовал – если не считать превосходно выполненной голограммы, возникшей в магистрате, чтобы расслабленно махнуть рукой в сторону нотариуса и менталиста. В этих ролях, поскольку речь шла о браке княжеской дочери и наследника Первого дома Раймира, выступали члены Тёмного Совета. Глядя на серьёзных до чопорности и безупречно вежливых друг с другом Изначальных в парадных одеяниях было сложно представить, как Астарот и Маклин без конца грызутся друг с другом на всех заседаниях. «Оформляйте», – процедила голограмма и растаяла в воздухе. Присутствующие с облегчением вздохнули: в своём нынешнем состоянии глава Первого дома был способен украсить любой праздник примерно как погребальная урна, прилюдно опрокинутая в чашу с пуншем. Только невеста едва заметно надула губы – что ж, сестра всегда считалась папашиной любимицей, вероятно, в столь важный день рассчитывала на более трепетное отношение. Ладно, будем надеяться, жених ей компенсирует всё недополученное в отчем доме внимание, вон как смотрит на суженую, глаз не отводит, словно боится, что она вот-вот исчезнет. Кстати, самому пора бы вспомнить, что явился сюда не один – Малефицио покосился на Нору. Подруга, казалось, вовсе не следила за процедурой, зато сосредоточившегося на проверке добровольности намерений невесты и жениха графа просто-таки ела глазами, как солдат-первогодок – сержанта. И расслабилась лишь тогда, когда проверка, судя по всему, закончилась, и Маклин коротко, по-военному, кивнул, разрешая провести церемонию.
– Ты сегодня не на службе, – мысленно поддел ее Малеф. За проведённое во дворце время они облазили все закоулки, но более веских поводов считать, что Тойфель где-то рядом, нежели чутьё, на которое упорно ссылалась Нора, так и не возникло. В последние две недели поиски вовсе пришлось свернуть – очередной отцовский приступ, похоже, затянулся, а Малеф прекрасно знал, как легко в таких случаях Осенний превращается в смертоносный психоделический лабиринт. Пустые гулкие галереи, уходящие в никуда, внезапно обрывающиеся лестницы, комнаты без окон, зато с произвольно исчезающими и возникающими дверями... Пока он не ознакомился с азами пространственной магии настолько, чтобы хотя бы представлять, чего ждать от архитектурных батюшкиных фантазий, его юность была полна не самых приятных сюрпризов. – Даже если братец повис гравюрой на стене магистрата, это уже не твоя забота.
Нора вздрогнула, словно её разбудили, и повернулась к любовнику.
– Ничего не понимаю, – мысленная речь обычно была менее эмоциональной, чем обычная, но даже по ней было несложно понять, что Нора в замешательстве. – Только что, сразу после проверки новобрачных, граф отменил приказ. Искать Тойфеля больше не надо.
– Нам же легче, – Малефицио сделал пару шагов назад, увлекая за собой подругу. Новобрачные заканчивали подписывать бумаги, и собирались выходить из магистрата в сопровождении ближайших родственников и друзей – оказаться вплотную к парочке и засветиться на всех снимках разной степени официальности Малефицио совершенно не хотелось. – Скорее всего, копаясь в голове у сестрицы, граф выяснил, что Тойфель всё же удрал на какую-то из отдаленных Пластин. Не удивлюсь, если Аиде он сообщил о побеге, но не удосужился даже адрес оставить, это было бы вполне в его духе…
Нора неопределённо качнула головой и нахмурилась, вполне логичное предположение, казалось, ничуть её не убедило, но она слишком устала от собственных бесплодных попыток и общей суеты.
– Придворной дамы из меня не вышло бы, – усмехнулась она без малейшей тени сожаления. – Лучшие образчики этой породы пытались со мной общаться, но и они нашли себе занятия поинтересней, чем медленно вариться в этом ядовитом супе. Их повелительница, похоже, тяжело переживает массовый матримониальный демарш. Не понимаю, как она могла из легендарной Всадницы превратиться в… это.
– Не забивай себе голову, завтра нас тут не будет. – Демон открыл портал и подал подруге руку.
Впрочем, не от всех придворных дам можно было легко ускользнуть: у входа в Осенний Малефицио уловил аромат знакомых духов – запахи каких-то увядающих горьковатых листьев, лесного мха и экзотических фруктов сливались с неопределимым еле заметным подтоном, напоминающим чернила или краски. Лекарство так пахнуть не могло, а вот какое-нибудь приворотное зелье – вполне. Впрочем, приворотным состав не являлся, это мог легко установить любой сведущий в ядах и зельях маг. Тайный рецепт, ингредиенты, которые трудно, почти невозможно найти – но ни грана магии, это особо ценилось.
Герцогиня, похоже, решила воспользоваться подходящим случаем и, подобно простым фрейлинам, открыть на свадебном празднестве собственный охотничий сезон – строгий брючный костюм цвета государственного флага она выбрала так, что с неё не сводила глаз и мужская, и женская часть прибывающих гостей, по разным причинам. Многие понимали, что Герцогиня нацелилась на вполне конкретную крупную дичь, но не все были готовы позлорадствовать в случае неудачи, среди придворных нашлись бы желающие утешить бывшую некоронованную королеву.
Холодным царственным кивком ответив на реверанс Норы и благосклонной улыбкой – на почтительный поклон Малефицио, Герцогиня не стала ходить вокруг да около:
– Дорогой сын, надеюсь, ты способен оторваться от своего хм… эскорта, чтобы проводить меня в зал?
– Со всем моим почтением, матушка, вынужден сообщить, что вас неверно информировали, – о кристально честный взгляд Малефа ушибся бы любой менталист рангом ниже графа Маклина, а то и Князя. – На территории Осеннего я являюсь сопровождающим лицом леди Алиенор, а вовсе не наоборот. Если миледи сочтёт возможным отпустить меня для того, чтобы я мог исполнить сыновний долг… – он повернулся к подруге и склонился к её руке в отточенном придворном поклоне. Если бы Герцогиня могла убивать взглядом, без жертв бы не обошлось, – Алиенор сделала вид, что никогда не видела ничего интереснее, чем парадный камзол Малефицио и уставилась на серебряное шитье, кусая губы, чтобы не расхохотаться: наверняка среди сплетен, которые немедленно поползут по всем закоулкам, будут и самые фантастические. Надо будет потом незаметно поинтересоваться, какие далеко идущие выводы из этой мизансцены сделали придворные кумушки…
– Разумеется, сыновний долг превыше всего, – она постаралась как можно точнее скопировать приветственный кивок Герцогини. Судя по веселым искоркам, мелькнувшим в глазах Малефа, ей это вполне удалось. – Я вас отпускаю.
***
Новобрачные уже заняли почётное место, но было заметно, что они разделяют общее напряжение. Даже в виде голограммы в магистрате Темнейший вызвал массу пересудов – почему на брачную церемонию он надел траур, никто так и не понял. Обычная подсказка – набалдашник трости – также ясности не добавила. Две причудливо переплетённые змеи – неужели намёк на жениха и невесту? Оставалось надеяться, что появление Князя на торжественном приёме как-то прояснит эту загадку. Аида выглядела ещё более недовольной, рассеянно смотрела сквозь толпу, словно отсутствие любимого отца сильно омрачало ей праздник. Господин мининдел, впрочем, блистал в своей роли, как начищенный канделябр. Ну так что взять с дипломата, будет улыбаться даже на колу, чтоб престиж державы не уронить. Внезапно мысленная шпилька частично воплотилась в реальности – лицо Габриэля застыло, улыбка приобрела черты какого-то насильственного пароксизма. Шум и оживлённые разговоры вокруг резко смолкали и обрывались, словно кто-то убавлял звук по мере продвижения по залу, и волны безмолвия расходились всё шире. Вскоре был слышен только дробный стук каблуков. И трости.
Нежданный гость шествовал по залу уверенно и неторопливо, и только знающему или очень внимательному наблюдателю удалось бы заметить в этой вальяжной поступи лёгкий диссонанс хромоты.
Кипенно-белая шевелюра была забрана в тугой хвост и уложена с той идеальной тщательностью, которой даже самые талантливые цирюльники могут достичь, только напрочь свихнувшись. Элегантный костюм в тонкую едва заметную полоску неуловимо напоминал доспех. Гладкий пластрон рубашки, увенчанный высоким, наглухо застёгнутым под горло воротником, искусной работы медальон на массивной цепи поверх безупречно повязанного галстука – всё выглядело как детали брони. На крышке медальона красовалась гравировка – изящный кинжал с трёхгранным узким клинком. Лацканами пиджака, как и безукоризненными стрелками на брюках можно было порезаться. Складывалось ощущение, что ансамбль создавался исключительно с целью превратить выверенную геометрию слоёв и линий и гипнотическое сочетание оттенков одного цвета в разновидность оружия, вызывающего при длительном созерцании снежную слепоту. Узкие щегольские туфли из драконьей кожи наносили удар последний и решительный – невозможно было понять, повторяли они тоном хоть какую-то из прочих деталей, или же выводили всю виденную ранее белизну на совершенно новый уровень. Ни единой пылинки на них не было – Светлейший всем обликом будто бы запрещал идею оседания пыли и грязи на своей особе, вынуждая их искать пристанище подальше от государевой обуви и персоны в целом.
Шедшая на почтительном расстоянии свита – краса и гордость Светлого совета – выглядела бы куда естественней в роли расстрельной команды или отряда интервентов, на верных друзей и товарищей жениха раймирские князья были мало похожи, но лямку тянули добросовестно. Когда тишина стала почти абсолютной, а всё внимание оказалось приковано к нему, Светлейший наконец милостиво воздел трость в знак приветствия, и под сводами разнёсся ровный звучный голос:
– Полагаю, мы прибыли вовремя.
Благосклонный взгляд и исполненная тепла отеческая улыбка, адресованные сразу и новобрачным, и гостям, отдавали точностью идеально отлаженного механизма.
– Этот день можно по праву считать знаменательным для обеих наших держав. Мы надеемся, что союз двух детей Правящих домов будет не просто очередным уверенным шагом на пути укрепления мира и добрососедского порядка в отношениях между народами Раймира и Адмира, но станет тем самым последним камнем, что навеки замурует в склепе небытия нелепую и губительную вражду прошлого. Но не всё древнее непременно оборачивается злом – за сегодняшний великолепный праздник мы должны благодарить приверженность нашего державного брата старинным брачным обрядам. Признаёмся, мы сами по долгом размышлении не смогли бы найти для нашего сына лучшей и достойнейшей второй половины. – После короткой паузы Светлейший продолжил. – Мы сочли, что эти прекрасные животные, – немигающие глаза уставились на новобрачных, словно речь шла о них, – окажутся подобающим даром возлюбленным нашим детям, – изящная рука взметнулась в повелительном жесте, и в зал практически вбежали слуги, ведя в поводу пару диомедовых коней – пепельно-вороного и светло-солового. Молодые жеребчики настороженно оглядели зал, синхронно, словно подчиняясь неслышной команде, замерли, а потом уверенно двинулись вовсе не туда, куда тщетно пытались направить их конюхи, а к столу с закусками. Своеволие диомедовых коней было известно всем присутствующим. Малеф с трудом сдержал ухмылку – в отличие от провинившихся слуг, он прекрасно понял, что случилось – очевидно, никто не позаботился заранее проверить, насколько крепкими заклятиями снабжена сбруя. В Осеннем заклятие подчинения, наложенное крайне халатно, исчезло и позволило хищникам проявить свою натуру избалованных и не слишком добрых детей во всем блеске. Аудитория стряхнула наваждение, и в зал вернулся привычный фоновый шум. Малеф, коротко извинившись, отцепил от себя матушку и ринулся на выручку конюхам, поняв, что лучшего момента для отхода может не представиться. Его примеру последовала ещё пара энтузиастов – вороной оторвался от закусок и жадно сунул морду в фонтанчик с игристым, что не сулило ничего хорошего, хотя и вызвало смешки в толпе. Светлейший лишь рассеянно кивнул Рафаэлю и остальным членам Совета и неспешно отдрейфовал поближе к эпицентру цирка с конями. В бесцветных глазах мелькнула едва заметная искра интереса, губы сложились в тонкую выжидательную полуулыбку, мгновение спустя ставшую любезной. И всякий желающий мог без труда наблюдать, как владыка Раймира галантно склоняется к руке временно оставшейся без сыновнего эскорта герцогини ди Малефико.
К сожалению, этот жест остался незамеченным изрядной частью аудитории – переполох возле накрытых столов привлекал куда больше. Судя по оживленным переговорам наблюдателей, в толпе гостей уже делали ставки, кто победит – почуявшие свободу наглые диомедовы кони или компания, отправившаяся изгонять подарок властителя Раймира из зала. Будь дело не в Осеннем, основательно порезвиться на празднике лошадям бы не светило: несмотря на силу, клыки и изобретательный ум, ни малейшим иммунитетом против магии они не обладали. Но отсутствие магии шансы не просто уравнивало, а давало зверям изрядный перевес – о чем, как нетрудно догадаться, была вполне осведомлена прислуга, нимало не желавшая рисковать собой ради спасения роскошного ужина. Первый, кто попробовал ухватить вороного за болтавшийся повод, едва успел увернуться от копыт – скотина своротила стол, и тем самым избавилась от очередного желающего совершить подвиг. Второй вовремя отмахнулся от щёлкнувших возле плеча клыков. «Дарёным коням, говорите, в зубы не смотрят? А зря, не помешало бы», – чужих ошибок Малеф старался не повторять, предпочитая совершать собственные. Убедившись, что отстоявшие стол для себя диомедовы кони снова принялись за угощение, он с невозмутимым видом зашел сбоку, не слишком приближаясь к «оккупантам», и уцепил со стола румяную котлету на косточке. Откусил. Фыркнул, почти как лошадь, вызвав смешки за спиной – и, убедившись, что косятся на него после этого демарша не только зрители, спокойно припечатал: «Дрянь какая-то. Зажарено так, что не разобрать, из кого сделано». Судя по тому, что соловый оскалился в ухмылке и спихнул носом на пол недоеденный окорок, хищная тварь разделяла мнение демона о свадебном меню. Вороной оторвался от фонтанчика, всхрапнул и насторожил уши – неожиданному парламентёру он явно не доверял. «Подвинься, пожалуйста», – Малефицио, сохраняя недовольное выражение, схватил со стола хрустальный резной бокал и подставил его под фонтанчик с игристым. Вино оказалось великолепным – нежный, искрящийся брют с островатыми лимонными нотами и лёгким тёплым ароматом, напоминающим о летних земляничных полях, – но роль следовало играть до конца. Все знакомые Малефу лошади были неимоверными сластенами – именно здоровенный шоколадный торт, притащенный в денник, некогда позволил ему триумфально прокатиться на Пиздеце. – «И здесь дрянь», – горестно констатировал демон. – «Кислятина», – он выплеснул вино на пол и воззрился на вороного. – «Неужели тебе это нравится?» Вороной задумчиво мотнул головой. «Ну и зачем так страдать?» – риторически вопросил парень. – «Пойдем отсюда – я знаю, где раздобыть хорошее мясо и сладкие фрукты», – кони нерешительно уставились на него. Как детей, их манило обещание более вкусных угощений. – «Не хотите – можете оставаться здесь», – Малеф тряхнул волосами, как лошадь гривой, и неспешно пошёл вон из зала. – «Если вдруг вечером вам не достанется парного мяса, никто не скажет, что я не предупреждал. На свежую ягнятину и телятинку желающих хватает, основное веселье не тут, а в парке», – соловый вздёрнул башку от стола и принюхался, раздувая ноздри, а затем облизнулся. Малефицио с трудом удержался от ухмылки – простенькое бытовое заклинание было совершенно никчемным, всего-навсего создавало небольшой сквознячок, и, наверное, именно из-за своей бестолковости обычно получалось у него даже в Осеннем. На этот раз едва заметный ветерок принес с собой аромат свежего, только начавшего обжариваться на кострах и мангалах мяса, и это окончательно убедило раймирских лошадей. Они сперва нерешительно, а затем все увереннее двинулись к выходу следом за провокатором.
Закрывающая обзор делегация князей только после этого рассредоточилась по залу – не каждый день можно было видеть княжеского сына в роли дрессировщика на манеже. Похоже, свадьба всем запомнится надолго, но вряд ли только этим. Иду занимали схожие невесёлые мысли. На Герцогиню она смотрела так, словно обдумывала приговор: приказать зарыть неуместную гостью целиком или всё же оставить голову на поверхности в благодарность за временное избавление от пристального внимания Светлейшего. Выглядел он необычайно оживлённым. Герцогиня тоже, казалось, была искренне увлечена завязавшейся беседой и находила хищническую любезность отца очаровательной. Смутная тревога незаметно распространялась по залу, заставляя более чувствительных особ замирать на месте и прислушиваться. Спустя мгновение Габриэль тоже ощутил звук, слишком низкий для обычного диапазона, болезненно отзывающийся во всём теле. Побледневшая Ида тронула его за рукав и показала в отдалённый конец зала. Звук нарастал неумолимо и быстро, с монотонной маниакальной настойчивостью, способной сбить дыхание и сердечный ритм. Многие гости, морщась, тёрли кто виски, кто глаза, с проклятиями хватались за воротники и беспокойно озирались. Некоторым сделалось откровенно дурно.
Но вскоре скромную фигуру в лиловом мундире заметили даже те, кто был на грани обморока. Темнейший наконец прекратил аплодировать и неторопливо покинул кресло. Ида тихо охнула, заметив на поясе у отца Левый. Свои легендарные боевые хлысты он не носил при себе на публике, как говорят, со времён Первой вселенской. Лицо государя и повелителя взрезала радушная улыбка, причём радушие было совершенно особого сорта. И навевало мысли о гостеприимно распахнутой пасти исполинского зухоса, собирающегося показать любому зазевавшемуся все подводные красоты вплоть до самого дна. Темнейший был чем-то очень доволен, и в довольстве этом присутствовал пугающий аффект. Взгляд Князя лишь на пару секунд задержался там, где стоял Светлейший под руку с Герцогиней. Кивнул брату в знак приветствия и со странной скрежещущей интонацией бросил в пространство:
– Прекрасно.
Никто не успел опомниться – следом резко погас свет. Непроглядная тьма скрыла всё, как упавший занавес.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 10, где все озабочены судьбой пропавшей невесты, а она заводит новых друзей и неожиданно для себя меняет отношение к браку
Тойфель была лишь отчасти благодарна сестричке за внезапное исчезновение: приковывать внимание к своей персоне он, конечно, не разлюбил, но прекрасно бы обошёлся без конвоя из отцовского лейб-медика и его же доверенной убийцы. Пусть одни папочкины любимые игрушки ищут другую, в эдакой чехарде кто-то из них запросто может случайно сломаться. Ошеломлённый Мор и взбешённая, но растерянная Война – прелестное сочетание, если наблюдать со стороны.
Смешно – в прошлой жизни был дублем отца, а эту начал с того, что занял место сестры. Впрочем, только низшие привязаны к своим именам и лицам. «Ты можешь быть чем угодно». Тойфель криво усмехнулась: он-то действительно мог. Почти.
Если Аида действительно отправилась туда, куда собиралась, то им ещё предстоит повидаться, ясно без гаданий. Другой вопрос, чем может обернуться такое свидание, случись оно в магистрате, при стечении народа. Аиде пора бы научиться быть кем-то, кроме балованной княжеской дочки – возвращаться некуда, разве что под диван к папаше. И хуже, если тот начнёт поиски беглянки сам. От него так просто спрятаться не выйдет, моя дорогая взбалмошная сестричка, и чем скорее до тебя это дойдёт, тем меньше проблем будет у всех.Тойфель была лишь отчасти благодарна сестричке за внезапное исчезновение: приковывать внимание к своей персоне он, конечно, не разлюбил, но прекрасно бы обошёлся без конвоя из отцовского лейб-медика и его же доверенной убийцы. Пусть одни папочкины любимые игрушки ищут другую, в эдакой чехарде кто-то из них запросто может случайно сломаться. Ошеломлённый Мор и взбешённая, но растерянная Война – прелестное сочетание, если наблюдать со стороны.
Смешно – в прошлой жизни был дублем отца, а эту начал с того, что занял место сестры. Впрочем, только низшие привязаны к своим именам и лицам. «Ты можешь быть чем угодно». Тойфель криво усмехнулась: он-то действительно мог. Почти.
Если Аида действительно отправилась туда, куда собиралась, то им ещё предстоит повидаться, ясно без гаданий. Другой вопрос, чем может обернуться такое свидание, случись оно в магистрате, при стечении народа. Аиде пора бы научиться быть кем-то, кроме балованной княжеской дочки – возвращаться некуда, разве что под диван к папаше. И хуже, если тот начнёт поиски беглянки сам. От него так просто спрятаться не выйдет, моя дорогая взбалмошная сестричка, и чем скорее до тебя это дойдёт, тем меньше проблем будет у всех.
В Джаганнате тоже ожидает отнюдь не толпа поклонников господина министра иностранных дел. Но сделать его вдовцом дважды этим стервятникам не светит. Бедняге просто не повезло с первым браком, разве действительно хорошая жена могла бы позволить себя убить и тем причинить мужу столько боли? Она ведь никуда не делась, а в равной пропорции с тоской и чувством вины составила довольно крепкий коктейль. – Тойфель поднесла к губам бокал с коньяком и прикрыла глаза. Напиток успел прогреться, раскрыв аромат почти полностью. По стенкам бокала медленно ползли вниз тягучие капли, складываясь в причудливые арки. – Непозволительно легкомысленна была покойная, но теми, кто так любезно убрал её с доски, придётся заняться вплотную, когда всё уляжется. И доказать, что Габриэль не ошибся, дав клятву. Хотя и клялся той загадочной и отважной девушке, а не беглому убийце и соблазнителю, которым его наверняка постарались выставить. Только верить Габриэль должен ей, продолжать верить. Тогда его ненаглядная Ида не отправится вслед за своей предшественницей.
А пока не повредит привести себя в порядок. Матушкино наследство, конечно, позволит производить впечатление и в дырявом мешке от сорго, но к чему отказывать себе в такой малости? Времена, когда гардероб был исключительно унылым и скудным, более не вернутся.
Тойфель поставила пустой бокал на бортик ванны и кликнула служанку.
Вместо молчаливых исполнительных девиц, похожих так, что Тойфель их то и дело путала, в купальню вальяжно вплыла Война. Распахнутая чуть не до пояса форменная рубаха и свободные брюки, перехваченные в талии ремнем, усеянным металлическими бляхами, бандана на голове и стопка толстых полотенец подмышкой делали её похожей, скорее, на санитара в прозекторской, готовящегося к уборке, чем на услужливую камеристку.
– Надеюсь, совесть ты тоже вымыл? – деловито осведомилась она.
– Тебя разжаловали? – огрызнулась Тойфель, лихорадочно размышляя, не превратиться ли в воду – не видеть, не слышать, ни о чем не думать. Правда, следующей пришла мысль, что у Войны не дрогнет рука вынуть пробку и пронаблюдать начало одного увлекательного путешествия вниз по трубам... кстати, куда выходит дворцовая канализация? – Тойфель усилием воли подавила панику. – Закономерно после провала на должности дуэньи... Но звала я не тебя.
– А пришла я, – невозмутимо констатировала Война. – Не всегда приходят те, кого ты хотел бы видеть, смирись, – она бросила полотенца на столик рядом с ванной, выбрала самое большое и развернула его приглашающим жестом. – Вылезай. Нам надо поговорить.
Тойфель замерла, словно бы не расслышав, но после небольшой заминки небрежно положила руку на бортик и резко встала во весь рост. – Как скажешь.
Война набросила полотенце ей на плечи и вместо того, чтобы помочь вытереться, сделала шаг назад.
– Дальше справишься сам. Через десять минут рассчитываю видеть тебя в гостиной.
Когда Тойфель, заранее зафиксировав на лице обиженное выражение, шагнула за порог, первым её желанием стало удрать обратно. Мор, вставший, чтобы приветствовать её коротким вежливым кивком, и крутившая в руках миниатюрный кинжальчик Война, казалось, не сочли нужным это заметить.
– Садись, – Война небрежно махнула игрушкой в сторону кресла. – Чем скорее мы выясним, что здесь происходит, тем лучше будет для всех.
Потрясающе. Чем бы папаша ни нашпиговал своих миньонов тысячелетия назад – катись оно в Бездну! Какие к нему претензии? Он ничего не нарушал, более того – проявил себя не то, что на голову выше сестрицы и этих двоих, на целый мешок голов. Снять отцовское проклятие не смогла даже мать.
– Если речь идёт о поисках сестры, я готова сделать всё, что в моих силах, – Тойфель опустилась в кресло со скромным достоинством незаслуженно оскорблённой невинности.
– Как интересно, – протянул Мор задумчиво. – Потрясающая догадливость – никто из нас ни словом не обмолвился касаемо причин визита...
– Если бы вы их озвучили, можно было бы счесть это издевкой. Аида пропала, её нет в городе, и я лично сообщила вам об этом, – поджала и без того узкие губы Тойфель. – Вряд ли всех нас сейчас должно волновать что-либо, кроме местонахождения моей сестры.
Война кинула на Тойфеля мрачный взгляд: любые намёки на очевидную бесплодность их поисков выглядели бы уместней, если бы этот мерзавец выбрал для переживаний о судьбе Аиды какие-то другие декорации. Так волновался, должно быть, что аж столетний коньяк в глотку заливал через силу, а в ароматизированной водичке топил тяжкий груз душевных страданий. Мог бы ещё самокрутку с гашишем раскурить для полноты картины.
– Могу ли я узнать, как именно вы, находясь в Осеннем, выяснили, что вашей сестры нет в Пандеме? – Мор смотрел на Тойфель так, словно она была неким новым, доселе неизвестным науке животным или, на худой конец, вирусом. – Насколько мне известно, отправить из Осеннего голограмму или воспользоваться любым заклинанием невозможно, – он кивнул на валявшийся на каминной полке мобильный телефон. – Судя по тому, что вы не пренебрегаете этим предметом, ограничения распространяются и на вас...
– Это Аидин, – пожала плечами Тойфель. – Вы должны понимать, что мне некому звонить. Упражнения на лужайке побудили вас выяснять природу моих привилегий или всё же дали какой-нибудь действительный результат?
Мор и Война переглянулись. Значит, пока они пытались послать Аиде голограмму из парка при Осеннем или обнаружить её наскоро переделанной «дальней слежкой», Тойфель наблюдала за ними – из окна спальни, скорее всего, выйди она на балкон, её бы заметили.
– Хорошо, будем считать это привилегиями, – Мор не терял хладнокровия, хотя прекрасно изучившая напарника Война не сомневалась, что его бы воля – на вопросы Тойфель отвечала бы под парой заковыристых ментальных заклятий, будучи для верности прикованной к кушетке. – Именование этого феномена или его природа нам пока не столь важны, чтобы умолять вас об откровенности. Однако если вы можете сообщить нам, где следует искать вашу сестру, самое время сделать это – если не в её, то в ваших собственных интересах. Вам прекрасно известно, что ваш батюшка равно заботится обо всех членах Первого дома...
– К сожалению, я не всесильна, – печально и зло ответила Тойфель, опустив голову. Влажные волосы скрыли лицо, придав девушке сходство со скорбными надгробными изваяниями. – К ранее сказанному могу лишь добавить, что никаких предпосылок к побегу не было. Она не собиралась вот так всё бросать. Я понимаю, ко мне сложно проникнуться доверием, но если подозреваете, что это я каким-то образом подбила сестру скрыться, то вам лучше подумать, при каких обстоятельствах она исчезла. И сейчас ей наверняка очень плохо – в обычном состоянии она вышла бы со мной на связь.
– А в необычном? – Война напряжённо прищурилась. – Я знаю, что между кровной родней, тем более такой близкой, как двойня, часто существует некая связь. Даже разлучёнными такие дети способны узнать друг друга, каждый может почувствовать, если другому плохо... речь именно о такой связи?
Тойфель неохотно кивнула.
– Тогда, дружочек, я очень прошу докладывать нам о малейших изменениях твоего состояния. Я обещаю тебе – если вдруг с твоей сестрой что-то случится, а впоследствии выяснится, что ты мог, но не захотел это предотвратить, с тобой произойдет ровно то же, что с ней. Это я тебе обещаю – и уверена, что под обещанием подпишется и твой отец...
Вспышка белого света, неожиданно озарившая гостиную, заставила всех зажмуриться.
***
Девчонка всё ещё спала, и, казалось, собралась так спать до закрытия Веера. Для Левиафана всё произошедшее продолжало оставаться загадкой, отрывочные и сбивчивые пояснения Аиды дали не слишком много. Более того, он вообще не очень понимал столь бурной реакции – взрослая и довольно сообразительная, как говорят, девица, все братья которой с радостью согласились бы отрубить себе руку, лишь бы оказаться подальше от папочки, бьётся в истерике из-за возможного «изгнания». Какой бы снаряд не попал Самаэлю под фуражку на сей раз, неужели дочка настолько привязана к нему? Собственные дети Левиафана, конечно, чтили его как отца и повелителя, а некоторые даже делали это вполне искренне, но ни один не стремился торчать рядом после того, как личный корабль наследника или наследницы спускали со стапелей. Вполне естественно. История появления Тойфеля в покоях сестры вообще напоминала горячечный бред, но с Маклином Левиафан всё же связался сразу. Точнее, попытался: полный штиль. Чем глава егерей оказался так занят – Хаос знает, но та же картина наблюдалась и при неудачном пробросе голограммы Войне, которую приставили охранять Аиду, и Мору, способному помочь, если состояние девчонки не улучшится. То, что она, пусть и ненамеренно, чуть не устроила у него в приёмной, адмиралу не понравилось до крайности. Даже от спящей фонило изрядно. Служанки, конечно, постарались – умыли, переодели и заплели волосы, так что дочь всесильного Владыки теперь не напоминала пляжную побирушку, – адмирал хмыкнул. Приказать, что ли, аккуратно будить девицу и предложить ей завтрак в малой столовой? Обычно Левиафан условностями пренебрегал и спокойно обходился без церемоний, но сейчас, очевидно, не мешало соблюсти декорум. Аиду следовало привести в чувство и доставить обратно, и обеспечивать это придётся своими силами. Разговаривать с отцом невесты бессмысленно. С таким же успехом можно нырнуть с пирса, заплыть подальше да завести диалог с первым встреченным нотосом или лиоплевром, достойные собеседники и братья по разуму для Первого среди равных, но гораздо более безобидные.
Спустя полчаса княжеская дочка наконец явилась в сопровождении служанок. Судя по сложному выражению на лицах последних и небрежному виду первой, Аида явно предпочла проявить самостоятельность и избавить от забот о себе, что адмирал посчитал хорошим знаком. И отметил, что когда девчонка не похожа на лохматую пустынную ведьму после шабаша или сумасшедшую побродяжку, то довольно миловидна. Даже с глазами по шеолу. Застыла на пороге, глядя на Левиафана так, словно пыталась понять, что он тут делает.
После положенных реверансов служанки исчезли, как не было. Левиафан взглядом отодвинул кресло и кивком пригласил гостью за стол.
– Стоит только озвучить, чего желаешь на завтрак, подадут буквально через пять минут. Я отослал прислугу, но если при них будет комфортнее – могу вызвать обратно.
– Не надо, – Аида устроилась в кресле и взяла со стола пустую чашку. На тонком фарфоре были изображены какие-то морские существа, которых она ранее не встречала даже в книгах. – Кофе я могу налить и сама. А при слугах, боюсь, будет не очень тактично выяснять, как я здесь оказалась.
– Сочетание факторов, – адмирал улыбнулся. – Могу заверить, что ничего страшного ты не успела натворить. – Тяжеленный серебряный кофейник поплыл над столом. – Ром к кофе, полагаю, рановато?
– Ром… Настаивают на травах, а не просто выдерживают в дубовых бочках. Или это мне приснилось? – Девушка закусила губу и нахмурилась, поставив чашку на блюдце. – Примите мои извинения, если возобновление нашего знакомства доставило вам неудобства. Я совершенно не собиралась никого стеснять, свалившись на голову.
– Мы, кажется, были на «ты», – адмирал заклинанием добавил в свою чашку солидную порцию рома, на трезвую голову это было решительно невозможно выносить. – Никто никого не стеснил, и все вопросы, которые я хотел бы задать, могут быть адресованы никак не тебе, а твоему драгоценному папаше.
– Прости. Всё время сбиваюсь. – Аида опустила глаза и снова принялась разглядывать причудливые фигуры, украшавшие посуду. Сколько странного водится в море. Или водилось. Интересно, каково это – быть эдакой тварью или даже целой стаей? Как управлять собой в таком состоянии, они же огромные, злобные и вряд ли очень умные. А как быть чем-то вовсе неживым, вроде кирпича? Брат всегда отвечал «Легко!», а отец только улыбался и долго рассказывал о разумной природе и изменчивой подвижности структуры бетона в мировом фундаменте.
Кофе оказался очень крепким и ароматным, помог наконец навести порядок в хаотично блуждающих мыслях. Аида с благодарностью посмотрела на Левиафана.
– После всего я не могу просто так вернуться в Осенний. Возможно, оно и к лучшему – если никто не желает ничего объяснять, то и я не обязана продолжать в этом участвовать. Моя копия у них есть, даже с готовым женихом в комплекте. Очень удобно для официальных торжеств, а Тойфель не останется без дозы своего любимого наркотика – всеобщего внимания. И сможет уехать с господином бен Адонаи. Отвечать за невесту больше не нужно, Войну отец не тронет, все счастливы. Если кому-то всё же понадобится вторая, менее удачливая сестра – где меня найти, отцу прекрасно известно. Я не прошу вмешиваться в наши семейные дела, но могу ли рассчитывать на твоё гостеприимство, пока всё это не прекратится так или иначе?
Адмирал ободряюще усмехнулся, полные надежды зеленовато-карие глаза в сочетании с упрямо задранным подбородком и решительностью в голосе показались ему забавными. Всё продумала за всех.
– Не полагайся на то, что никто не придёт, но ты явно готова их встретить. А что до ваших семейных дел – таковыми можно было бы считать многие события в истории Веера, включая Первую Вселенскую.
– Хорошо, – Аида залпом допила кофе и поднялась. – Извини, но я, кажется, слишком много времени провела в дворцовых покоях. Стены на меня давят, даже когда это не стены Осеннего. Мне нужно пройтись.
Выгуливать девицу, пусть и прикрытую на скорую руку маскировочным заклинанием, делающим её совершенно неинтересной для всякого, кто мог бы заподозрить в ней дочь правителя? Никак не в городе, где уж его-то знала любая кефаль. Корабль? Долго, да и ни к чему – там тоже полно любопытных.
– Могу предложить прогуляться на одну забавную Пластину, – медленно проговорил он. – Почти как Зоопарк, только морской... суши там совсем немного, за день легко обойти.
– Это второй неофициальный визит дочери правителя Адмира в Мессару, а открыточные виды ей были неинтересны и в первый, – серьёзно ответила Аида. – Но только если это не сильно нарушит планы. На твоём посту вряд ли можно просто так позволить себе уйти непонятно куда.
Портал он открыл прямо из столовой и слегка не рассчитал – порывом ветра в комнату швырнуло веер солёных брызг. Левиафан слегка сместил портал, пока в комнату не вкатилась волна посерьёзнее, и, предложив Аиде руку, шагнул вместе с уцепившейся за него девчонкой на песок.
Аида проморгалась от попавшей в глаза воды и с любопытством осмотрела пейзаж. Прямо перед ней – бескрайнее море и небо, два оттенка одного цвета, разделённые лишь тонкой призрачной полоской горизонта. Она оглянулась – за спиной высились залитые солнцем нагромождения скал, казалось, они тянулись на мили вокруг, и кроме них не было ничего.
– У этого уголка есть какое-то название? Или просто что-нибудь вроде «Макет №XIX»?
– Местные обитатели называют его... – последовало сочетание странного тонкого свиста и щелчков. – Я не знаю, как это перевести, ближе всего, наверное, Рыбное место.
– Местные? – Аида наконец отпустила руку адмирала и снова обратила взгляд к набегающим волнам. – Они какая-то разновидность разумной цивилизации или просто животные? В сухопутном Зоопарке только звери и растения...
– В сухопутном Зоопарке цивилизованность измеряется длиной клыков и когтей, – фыркнул Левиафан. – Кто всех сожрал – тот и самый цивилизованный. Местные дельфины – ребята вполне культурные, думаю, тебе понравятся.
– Обычные дельфины? – казалось, девушка слегка разочарована. – Я видела их во время морских прогулок. Они, конечно, забавные и неплохо поддаются дрессировке… – она осеклась, вспомнив собственный опыт в лисьей шкуре. – Я не смотрела на них с такой стороны.
Аида сбросила туфли и с наслаждением погрузила ноги в тёплый песок. Здешний ветер оставил от её парикмахерских усилий одни воспоминания, но ей было решительно всё равно.
– Не уверен, что они обычные, – Левиафан прищурился, глядя на переливавшуюся зеленью и синевой воду. – У них есть легенда, что когда-то они были, как мы, но в один прекрасный день решили не возвращаться на сушу. Не думаю, что все, но хотя бы часть их вполне может быть потомками метаморфов – сама знаешь, что бегать в звериной шкуре довольно забавно, и иногда это затягивает.
– Только на лисьем опыте, но да. И видела потомков того, кого мой отец обратил в собаку, ты тоже их видел. Этого проклятия он не снял, вероятно, не смог из-за сильно разбавленной крови. Или не захотел – обращать псов в двуногих слуг он тоже не брезговал. Самых злых и верных. В море должно быть лучше. Я читала о тех, кто предпочёл море всему остальному. Когда видишь перед собой то, что было до тебя и, возможно, будет после – почему нет? Это равнодушие справедливо. Но в облике отоциона меня утопит первая же волна.
– Можешь окунуться в своем обычном виде, – лениво предложил Левиафан. – Или превратись в дельфина, в этом костюме плавать гораздо приятнее.
– Тебе наверняка будет смешно, но я перекидываться научилась недавно. Старалась, пыталась – а даже в лисицу смогла только после выборов. И то благодаря отцу.
Адмирал подавил довольно-таки некуртуазное ржание: представить Князя обучающим любимое чадо перекидываться в ушастое, несуразное и до крайности небоеспособное создание он не мог. – Ты не оборотень, как один из твоих братьев, а метаморф, – значит, при желании, попрактиковавшись, сможешь перекинуться в дельфина. Образец сейчас обеспечу, – не раздеваясь, он вошёл в воду по пояс и несколько раз хлопнул ладонями по воде в странном рваном ритме. – Сейчас они приплывут, заодно и познакомитесь...
Аида не сразу заметила, что вскипевший на горизонте бурун распался на несколько потоков. Чёрные пятнышки – сперва даже острый глаз чистокровной демоницы едва различал их – приближаясь к берегу, превращались в обтекаемые, похожие на торпеды, силуэты. Казалось, что звери движутся лениво – но плыли они очень быстро, и вскоре адмирал оказался почти скрыт поблёскивающими телами. Торчащие из воды морды с распахнутыми пастями казались весёлыми и жизнерадостными, но пилообразные ряды зубов невзначай намекали, что это, вполне возможно, окажется последним, что увидит незадачливый пловец.
– Ты уверен, что они не голодные? – встревоженно окликнула она Левиафана. Тот смахнул с лица мокрые волосы и небрежно улыбнулся, став на мгновение похожим на одну из тварей. Сходство дополнил звук – только теперь Аида обратила внимание, что резкий короткий свист издавали не порывы усилившегося ветра, как ей сначала показалось, а приплывшие на зов адмирала дельфины. Похоже, он умел разговаривать с ними, не меняя облика, и звери почему-то слушались его. По крайней мере, хаотичное движение помалу упорядочивалось, дельфины поочерёдно отплывали подальше, пока рядом с адмиралом не осталась одна некрупная тварь – судя по размерам и глянцевой яркой шкуре, детёныш или самка. Она ухмылялась зубастой пастью и игриво тыкала адмирала головой. Он рассеянно погладил её, что-то просвистел и махнул рукой стоявшей на берегу Аиде:
– Раздевайся и заходи в воду, она согласна помочь тебе.
Аида сбросила платье на песок, в воду зашла осторожно, но твёрдо – та, что ждала её там, была хищницей. Все они – убийцы и хищники, правда?
Девушка старалась не очень пристально смотреть в чёрные блестящие глаза, улыбнувшись в ответ, но улыбка вышла чересчур широкой помимо воли – слишком заразительно скалились морды вокруг. Плавно приблизилась, но вплотную подходить не стала. Просто раскинула руки по бокам и застыла, чуть склонив голову в подобии приветствия, а затем аккуратно обогнула «образец», зайдя чуть слева. В воде изящное тёмно-серое тело твари казалось больше, чем с берега. И ей тоже было очень интересно посмотреть, кого привёл с собой её друг. Аида сосредоточилась, пытаясь понять, что думает о ней эта представительница морского народа – наверное, видит перед собой маленькое нелепое существо, которому нужно больше усилий, чтобы плавать? Удивительно похожи на нас – или это только иллюзия? В воде всё ощущалось иначе – движения стаи, любопытные взгляды.
Самка издала короткий резкий хрюкающий звук, в котором Аиде почудилась насмешка – мол, не дрейфь, подруга, присоединяйся, – и подплыла почти вплотную, чтобы девушка могла коснуться гладкой блестящей шкуры. На ощупь она оказалась неожиданно приятной, не скользкой, как рыба. Той же температуры, что вода вокруг, не теплее и не прохладнее. Казалась не совсем настоящей, как резиновый костюм – Аида видела такие у населявших Острова ныряльщиков-людей. Большое тело, словно порожденное морем, тёмное, как глубины, сильное, как прилив. Самка приподняла голову, ухмыльнулась и подтолкнула Аиду боком, словно подначивая. Повернулась, показав часть брюха, казавшегося голубовато-серебристым по контрасту с темной спиной, и неспешно обогнула стоявших в воде. Фыркнула и повернулась ещё раз – теперь твердый спинной плавник оказался перед Аидой.
Левиафан что-то просвистел, кивнул на ответный свист.
– Берись за плавник, она покажет тебе, как следует плавать, только держись крепче.
Аида помедлила – хоть эта насмешница и выглядела гораздо доброжелательнее диомедовых коней, неизвестно, чем могли обернуться её шутки, с учётом острых зубов и разницы в размерах. Даже не желая нанести вред, лошади часто убивали или калечили конюхов, не говоря уже о папашином любимце, который развлекался этим намеренно. Девушка нахмурилась и мысленно велела себе собраться. Звери чувствуют страх и всегда рады пошутить над неуверенным седоком. С этой игреневой дурищей Проблемой она управилась, справится и сейчас. Стоило только Аиде уцепиться за плавник – и все сомнения тут же вылетели из головы. Движения направившегося от берега зверя были обманчиво ленивы, но держаться приходилось изо всех сил – взвихрившийся поток воды грозил оторвать Аиду от её новой знакомой. Когда та вдруг резко ушла под воду, увлекая за собой гостью, девушка от неожиданности сделала вдох. Рук она не разжимала – они разжались сами, превратившись в короткие плавники. Аида не видела себя, но догадывалась, что её тело теперь неотличимо от скользящего чуть ниже в воде дельфиньего. Неожиданно дельфиниха ушла выше и вбок, выталкивая Аиду из воды мордой под живот. Толчок был сильный, но больно или страшно почему-то не было. Вытолкнув новоявленную афалину на поверхность, дельфиниха довольно фыркнула – из круглого отверстия на затылке зверя вылетел фонтанчик брызг. Только теперь Аида сообразила, что все это время задерживала дыхание. Очевидно, самка не первый раз видела неопытных метаморфов – в переливчатом свисте и щелчках, которые она издала, слышалось что-то подбадривающее.
Щелчки – так щелкают друг о друга высохшие добела кости. Скрежет и скрип – нож о фаянс, сыромятный ремень узлом вокруг ветки. Ты – как? Все – ок? – крупный самец афалины вылетает из воды, кувыркается в воздухе. «Скумбрия. Жирная. Косяк. Айда за мной», – он похож на торпеду, она, наверное, тоже – но ни времени, ни сил осмыслить. Голод – рыба – айда - туда – это странно рифмуется и кажется верным. Охота – игра – в сердце –дыра – это тоже рифма, хотя и менее верная, сердце тут ни при чем. «Остатки – сладки, придут косатки», предупреждение, надо подобрать, что успеем, и удрать-удрать-любить-понять-не ждать, – два асфальтово-тёмных тела синхронно взлетают и падают в воду, фыркая брызгами. «Воздух – дышать, поели – бежать!» – тот же скрип, те же костяные звонкие щелчки под водой, понятнее, проще, роднее.
Ничего сложного – очень быстро все движения становятся привычными. Просто плыть вперёд бок о бок, без размышлений и расчётов. Левиафан осторожно касается её и отходит чуть в сторону, давая понять: он рядом, бояться нечего. Дельфиньи плавники, такие неуклюжие с виду, на деле ничем не хуже рук. Толща воды окрашена зелёным от пробивающихся сквозь неё солнечных лучей, мерно колышутся внизу морские джунгли. Некрупные рыбёшки спешат убраться подальше, видны прозрачные невесомые тела медуз, дрейфующих мимо. По облакам мелких сверкающих пузырьков можно заметить и тех, кто скрывается среди зарослей, но рассмотреть их поближе не удаётся – чувствительный тычок адмиральского носа весьма красноречиво означает «не увлекайся».
Аида поворачивается к нему – точнее, это могло бы сойти за поворот анфас, оставайся они в антропоморфном облике. В этом же выходит на редкость комично – боком и светлым животом, как разворачивалась при знакомстве её новая подруга. Мощное тело рядом повторяет это движение, но не зависает рядом, а идёт вокруг по спирали, словно начиная странный танец. Движения напоминают ритуал, забавный, но увлекательный – и требуют синхронно подниматься туда, где над водой светит солнце. Две торпеды, вращающиеся вокруг своих осей, неуклонно сближаются – но неминуемое столкновение почему-то не пугает, а кажется таким же естественным, как вода вокруг и солнце в небе. Когда два тела становятся одним, нет ни боли, ни испуга – лишь уверенное звериное чувство, что все происходит правильно, так, как и должно быть. Боль приходит неожиданно – когда надежное и уютное звериное тело внезапно возвращает прежнюю неуклюжую форму, и вода из союзника превращается во врага, стремительно врывающегося в бронхи.
Левиафан вовремя вытолкнул Аиду на поверхность – удар дельфиньим рылом, человеку сломавший бы ребра, юной демонице особого вреда не причинил. Разве что удивил – в дельфиньем теле такие прикосновения казались очень нежными и ласковыми. Она судорожно ухватилась за очень кстати вынырнувший из воды плавник. Несмотря на то, что превратиться обратно в афалину Аида почему-то не смогла, до берега они добрались быстро – Левиафан перекинулся обратно лишь тогда, когда они оказались на мелководье. Подхватив княжескую дочь на руки, адмирал вынес её на берег, и лишь потом повалился на песок рядом и молча уставился в небо.
– Тебе плохо? – обеспокоенная Аида нависла над ним, заглядывая в лицо.
– Мне – замечательно, – меланхолично отозвался отцовский приятель. – То, что ты всё же не утопилась, хотя очевидно собиралась это сделать, прямо-таки вселяет в меня надежду.
– Я не собиралась топиться, – Аида надулась, но долго сохранять обиженную мину не смогла. – Просто превратилась обратно. Понятия не имею, отчего – мне было очень хорошо, а ведь бесконтрольно превращаются только от страха.
– Кто тебе сказал такую чушь? – адмирал прекратил играть в гляделки со светилом и повернулся к ней, приподнявшись на локте. – Любая сильная эмоция сгодится.
– Война рассказывала про то, как невест пугают, – Аида отбросила с лица мокрые волосы.
– С тем же успехом ваши столичные идиоты могли бы смешить девчонок до упаду или хотя бы щекотать, – хмыкнул Левиафан. – Просто пугать большинству проще...
– Странно, – Аида устроилась на песке поудобнее и огляделась. – Эта Пластина выглядит совершенно непригодной для жизни в обычной форме, но вот дельфином я бы согласилась жить на ней вечно. Тем более, что возвращаться в Пандем и предоставлять отцу возможность снова вышвырнуть меня за шиворот не собираюсь. Ты не знаешь, метаморфы, что ушли в море, жили так же долго, как демоны, или умерли, как обычные звери, через несколько десятков лет?
– Понятия не имею, – Левиафан тоже сел и провел пальцами по её голому боку, убирая наливающийся синяк. – Не всему, что рассказывают местные подводные жители, можно верить, у них нет ничего, похожего на летописи, лишь легенды. А какая разница? Даже если в стае есть Изначальные, они давно забыли речь и не осознают себя демонами. Ты на собственном опыте знаешь, что звериное тело толкает на поступки, которых никогда не сделал бы по трезвом размышлении и в антропоморфном виде...
– Но... – Аида замялась, но потом, собравшись с силами, торопливо выпалила: – В обычной форме я поступила бы так же. В смысле, ты мне нравишься и так. – Она неуверенно покосилась на адмирала, не очень представляя, как реагировать, если в ответ раздастся: «Прости, но ты мне – нет».
– Если ты вполне серьёзна, это изрядно облегчает задачу, – хмыкнул тот. – И уж всяко может оказаться более интересным для тебя, чем вечность в виде самки афалины, – адмирал легко, одним движением поднялся и протянул Аиде руку, помогая встать, затем коротким жестом извлёк из песка сброшенную ими когда-то – казалось, что прошло не меньше недели, хотя солнце только клонилось к закату – смятую одежду. – Ты не можешь остаться на Архипелаге моей гостьей, когда твоя новоиспечённая сестра выйдет замуж за бен Бааля: твой отец достаточно всеведущ, чтобы это не осталось для него тайной, и достаточно самолюбив, чтобы счесть это оскорблением Первого дома и потребовать твоего возвращения. Зато можешь стать моей женой. Титул криоссы Архипелага – неплохое приобретение даже для дочери Темнейшего, вряд ли Самаэль станет активно протестовать. Если тебе не понравится, сможем развестись в любой момент – по отношению к разводам законодательство Островов не строже адмирского. Вопросы, предложения, уточнения? – он выжидательно смотрел на Аиду.
Смешно – в прошлой жизни был дублем отца, а эту начал с того, что занял место сестры. Впрочем, только низшие привязаны к своим именам и лицам. «Ты можешь быть чем угодно». Тойфель криво усмехнулась: он-то действительно мог. Почти.
Если Аида действительно отправилась туда, куда собиралась, то им ещё предстоит повидаться, ясно без гаданий. Другой вопрос, чем может обернуться такое свидание, случись оно в магистрате, при стечении народа. Аиде пора бы научиться быть кем-то, кроме балованной княжеской дочки – возвращаться некуда, разве что под диван к папаше. И хуже, если тот начнёт поиски беглянки сам. От него так просто спрятаться не выйдет, моя дорогая взбалмошная сестричка, и чем скорее до тебя это дойдёт, тем меньше проблем будет у всех.Тойфель была лишь отчасти благодарна сестричке за внезапное исчезновение: приковывать внимание к своей персоне он, конечно, не разлюбил, но прекрасно бы обошёлся без конвоя из отцовского лейб-медика и его же доверенной убийцы. Пусть одни папочкины любимые игрушки ищут другую, в эдакой чехарде кто-то из них запросто может случайно сломаться. Ошеломлённый Мор и взбешённая, но растерянная Война – прелестное сочетание, если наблюдать со стороны.
Смешно – в прошлой жизни был дублем отца, а эту начал с того, что занял место сестры. Впрочем, только низшие привязаны к своим именам и лицам. «Ты можешь быть чем угодно». Тойфель криво усмехнулась: он-то действительно мог. Почти.
Если Аида действительно отправилась туда, куда собиралась, то им ещё предстоит повидаться, ясно без гаданий. Другой вопрос, чем может обернуться такое свидание, случись оно в магистрате, при стечении народа. Аиде пора бы научиться быть кем-то, кроме балованной княжеской дочки – возвращаться некуда, разве что под диван к папаше. И хуже, если тот начнёт поиски беглянки сам. От него так просто спрятаться не выйдет, моя дорогая взбалмошная сестричка, и чем скорее до тебя это дойдёт, тем меньше проблем будет у всех.
В Джаганнате тоже ожидает отнюдь не толпа поклонников господина министра иностранных дел. Но сделать его вдовцом дважды этим стервятникам не светит. Бедняге просто не повезло с первым браком, разве действительно хорошая жена могла бы позволить себя убить и тем причинить мужу столько боли? Она ведь никуда не делась, а в равной пропорции с тоской и чувством вины составила довольно крепкий коктейль. – Тойфель поднесла к губам бокал с коньяком и прикрыла глаза. Напиток успел прогреться, раскрыв аромат почти полностью. По стенкам бокала медленно ползли вниз тягучие капли, складываясь в причудливые арки. – Непозволительно легкомысленна была покойная, но теми, кто так любезно убрал её с доски, придётся заняться вплотную, когда всё уляжется. И доказать, что Габриэль не ошибся, дав клятву. Хотя и клялся той загадочной и отважной девушке, а не беглому убийце и соблазнителю, которым его наверняка постарались выставить. Только верить Габриэль должен ей, продолжать верить. Тогда его ненаглядная Ида не отправится вслед за своей предшественницей.
А пока не повредит привести себя в порядок. Матушкино наследство, конечно, позволит производить впечатление и в дырявом мешке от сорго, но к чему отказывать себе в такой малости? Времена, когда гардероб был исключительно унылым и скудным, более не вернутся.
Тойфель поставила пустой бокал на бортик ванны и кликнула служанку.
Вместо молчаливых исполнительных девиц, похожих так, что Тойфель их то и дело путала, в купальню вальяжно вплыла Война. Распахнутая чуть не до пояса форменная рубаха и свободные брюки, перехваченные в талии ремнем, усеянным металлическими бляхами, бандана на голове и стопка толстых полотенец подмышкой делали её похожей, скорее, на санитара в прозекторской, готовящегося к уборке, чем на услужливую камеристку.
– Надеюсь, совесть ты тоже вымыл? – деловито осведомилась она.
– Тебя разжаловали? – огрызнулась Тойфель, лихорадочно размышляя, не превратиться ли в воду – не видеть, не слышать, ни о чем не думать. Правда, следующей пришла мысль, что у Войны не дрогнет рука вынуть пробку и пронаблюдать начало одного увлекательного путешествия вниз по трубам... кстати, куда выходит дворцовая канализация? – Тойфель усилием воли подавила панику. – Закономерно после провала на должности дуэньи... Но звала я не тебя.
– А пришла я, – невозмутимо констатировала Война. – Не всегда приходят те, кого ты хотел бы видеть, смирись, – она бросила полотенца на столик рядом с ванной, выбрала самое большое и развернула его приглашающим жестом. – Вылезай. Нам надо поговорить.
Тойфель замерла, словно бы не расслышав, но после небольшой заминки небрежно положила руку на бортик и резко встала во весь рост. – Как скажешь.
Война набросила полотенце ей на плечи и вместо того, чтобы помочь вытереться, сделала шаг назад.
– Дальше справишься сам. Через десять минут рассчитываю видеть тебя в гостиной.
Когда Тойфель, заранее зафиксировав на лице обиженное выражение, шагнула за порог, первым её желанием стало удрать обратно. Мор, вставший, чтобы приветствовать её коротким вежливым кивком, и крутившая в руках миниатюрный кинжальчик Война, казалось, не сочли нужным это заметить.
– Садись, – Война небрежно махнула игрушкой в сторону кресла. – Чем скорее мы выясним, что здесь происходит, тем лучше будет для всех.
Потрясающе. Чем бы папаша ни нашпиговал своих миньонов тысячелетия назад – катись оно в Бездну! Какие к нему претензии? Он ничего не нарушал, более того – проявил себя не то, что на голову выше сестрицы и этих двоих, на целый мешок голов. Снять отцовское проклятие не смогла даже мать.
– Если речь идёт о поисках сестры, я готова сделать всё, что в моих силах, – Тойфель опустилась в кресло со скромным достоинством незаслуженно оскорблённой невинности.
– Как интересно, – протянул Мор задумчиво. – Потрясающая догадливость – никто из нас ни словом не обмолвился касаемо причин визита...
– Если бы вы их озвучили, можно было бы счесть это издевкой. Аида пропала, её нет в городе, и я лично сообщила вам об этом, – поджала и без того узкие губы Тойфель. – Вряд ли всех нас сейчас должно волновать что-либо, кроме местонахождения моей сестры.
Война кинула на Тойфеля мрачный взгляд: любые намёки на очевидную бесплодность их поисков выглядели бы уместней, если бы этот мерзавец выбрал для переживаний о судьбе Аиды какие-то другие декорации. Так волновался, должно быть, что аж столетний коньяк в глотку заливал через силу, а в ароматизированной водичке топил тяжкий груз душевных страданий. Мог бы ещё самокрутку с гашишем раскурить для полноты картины.
– Могу ли я узнать, как именно вы, находясь в Осеннем, выяснили, что вашей сестры нет в Пандеме? – Мор смотрел на Тойфель так, словно она была неким новым, доселе неизвестным науке животным или, на худой конец, вирусом. – Насколько мне известно, отправить из Осеннего голограмму или воспользоваться любым заклинанием невозможно, – он кивнул на валявшийся на каминной полке мобильный телефон. – Судя по тому, что вы не пренебрегаете этим предметом, ограничения распространяются и на вас...
– Это Аидин, – пожала плечами Тойфель. – Вы должны понимать, что мне некому звонить. Упражнения на лужайке побудили вас выяснять природу моих привилегий или всё же дали какой-нибудь действительный результат?
Мор и Война переглянулись. Значит, пока они пытались послать Аиде голограмму из парка при Осеннем или обнаружить её наскоро переделанной «дальней слежкой», Тойфель наблюдала за ними – из окна спальни, скорее всего, выйди она на балкон, её бы заметили.
– Хорошо, будем считать это привилегиями, – Мор не терял хладнокровия, хотя прекрасно изучившая напарника Война не сомневалась, что его бы воля – на вопросы Тойфель отвечала бы под парой заковыристых ментальных заклятий, будучи для верности прикованной к кушетке. – Именование этого феномена или его природа нам пока не столь важны, чтобы умолять вас об откровенности. Однако если вы можете сообщить нам, где следует искать вашу сестру, самое время сделать это – если не в её, то в ваших собственных интересах. Вам прекрасно известно, что ваш батюшка равно заботится обо всех членах Первого дома...
– К сожалению, я не всесильна, – печально и зло ответила Тойфель, опустив голову. Влажные волосы скрыли лицо, придав девушке сходство со скорбными надгробными изваяниями. – К ранее сказанному могу лишь добавить, что никаких предпосылок к побегу не было. Она не собиралась вот так всё бросать. Я понимаю, ко мне сложно проникнуться доверием, но если подозреваете, что это я каким-то образом подбила сестру скрыться, то вам лучше подумать, при каких обстоятельствах она исчезла. И сейчас ей наверняка очень плохо – в обычном состоянии она вышла бы со мной на связь.
– А в необычном? – Война напряжённо прищурилась. – Я знаю, что между кровной родней, тем более такой близкой, как двойня, часто существует некая связь. Даже разлучёнными такие дети способны узнать друг друга, каждый может почувствовать, если другому плохо... речь именно о такой связи?
Тойфель неохотно кивнула.
– Тогда, дружочек, я очень прошу докладывать нам о малейших изменениях твоего состояния. Я обещаю тебе – если вдруг с твоей сестрой что-то случится, а впоследствии выяснится, что ты мог, но не захотел это предотвратить, с тобой произойдет ровно то же, что с ней. Это я тебе обещаю – и уверена, что под обещанием подпишется и твой отец...
Вспышка белого света, неожиданно озарившая гостиную, заставила всех зажмуриться.
***
Девчонка всё ещё спала, и, казалось, собралась так спать до закрытия Веера. Для Левиафана всё произошедшее продолжало оставаться загадкой, отрывочные и сбивчивые пояснения Аиды дали не слишком много. Более того, он вообще не очень понимал столь бурной реакции – взрослая и довольно сообразительная, как говорят, девица, все братья которой с радостью согласились бы отрубить себе руку, лишь бы оказаться подальше от папочки, бьётся в истерике из-за возможного «изгнания». Какой бы снаряд не попал Самаэлю под фуражку на сей раз, неужели дочка настолько привязана к нему? Собственные дети Левиафана, конечно, чтили его как отца и повелителя, а некоторые даже делали это вполне искренне, но ни один не стремился торчать рядом после того, как личный корабль наследника или наследницы спускали со стапелей. Вполне естественно. История появления Тойфеля в покоях сестры вообще напоминала горячечный бред, но с Маклином Левиафан всё же связался сразу. Точнее, попытался: полный штиль. Чем глава егерей оказался так занят – Хаос знает, но та же картина наблюдалась и при неудачном пробросе голограммы Войне, которую приставили охранять Аиду, и Мору, способному помочь, если состояние девчонки не улучшится. То, что она, пусть и ненамеренно, чуть не устроила у него в приёмной, адмиралу не понравилось до крайности. Даже от спящей фонило изрядно. Служанки, конечно, постарались – умыли, переодели и заплели волосы, так что дочь всесильного Владыки теперь не напоминала пляжную побирушку, – адмирал хмыкнул. Приказать, что ли, аккуратно будить девицу и предложить ей завтрак в малой столовой? Обычно Левиафан условностями пренебрегал и спокойно обходился без церемоний, но сейчас, очевидно, не мешало соблюсти декорум. Аиду следовало привести в чувство и доставить обратно, и обеспечивать это придётся своими силами. Разговаривать с отцом невесты бессмысленно. С таким же успехом можно нырнуть с пирса, заплыть подальше да завести диалог с первым встреченным нотосом или лиоплевром, достойные собеседники и братья по разуму для Первого среди равных, но гораздо более безобидные.
Спустя полчаса княжеская дочка наконец явилась в сопровождении служанок. Судя по сложному выражению на лицах последних и небрежному виду первой, Аида явно предпочла проявить самостоятельность и избавить от забот о себе, что адмирал посчитал хорошим знаком. И отметил, что когда девчонка не похожа на лохматую пустынную ведьму после шабаша или сумасшедшую побродяжку, то довольно миловидна. Даже с глазами по шеолу. Застыла на пороге, глядя на Левиафана так, словно пыталась понять, что он тут делает.
После положенных реверансов служанки исчезли, как не было. Левиафан взглядом отодвинул кресло и кивком пригласил гостью за стол.
– Стоит только озвучить, чего желаешь на завтрак, подадут буквально через пять минут. Я отослал прислугу, но если при них будет комфортнее – могу вызвать обратно.
– Не надо, – Аида устроилась в кресле и взяла со стола пустую чашку. На тонком фарфоре были изображены какие-то морские существа, которых она ранее не встречала даже в книгах. – Кофе я могу налить и сама. А при слугах, боюсь, будет не очень тактично выяснять, как я здесь оказалась.
– Сочетание факторов, – адмирал улыбнулся. – Могу заверить, что ничего страшного ты не успела натворить. – Тяжеленный серебряный кофейник поплыл над столом. – Ром к кофе, полагаю, рановато?
– Ром… Настаивают на травах, а не просто выдерживают в дубовых бочках. Или это мне приснилось? – Девушка закусила губу и нахмурилась, поставив чашку на блюдце. – Примите мои извинения, если возобновление нашего знакомства доставило вам неудобства. Я совершенно не собиралась никого стеснять, свалившись на голову.
– Мы, кажется, были на «ты», – адмирал заклинанием добавил в свою чашку солидную порцию рома, на трезвую голову это было решительно невозможно выносить. – Никто никого не стеснил, и все вопросы, которые я хотел бы задать, могут быть адресованы никак не тебе, а твоему драгоценному папаше.
– Прости. Всё время сбиваюсь. – Аида опустила глаза и снова принялась разглядывать причудливые фигуры, украшавшие посуду. Сколько странного водится в море. Или водилось. Интересно, каково это – быть эдакой тварью или даже целой стаей? Как управлять собой в таком состоянии, они же огромные, злобные и вряд ли очень умные. А как быть чем-то вовсе неживым, вроде кирпича? Брат всегда отвечал «Легко!», а отец только улыбался и долго рассказывал о разумной природе и изменчивой подвижности структуры бетона в мировом фундаменте.
Кофе оказался очень крепким и ароматным, помог наконец навести порядок в хаотично блуждающих мыслях. Аида с благодарностью посмотрела на Левиафана.
– После всего я не могу просто так вернуться в Осенний. Возможно, оно и к лучшему – если никто не желает ничего объяснять, то и я не обязана продолжать в этом участвовать. Моя копия у них есть, даже с готовым женихом в комплекте. Очень удобно для официальных торжеств, а Тойфель не останется без дозы своего любимого наркотика – всеобщего внимания. И сможет уехать с господином бен Адонаи. Отвечать за невесту больше не нужно, Войну отец не тронет, все счастливы. Если кому-то всё же понадобится вторая, менее удачливая сестра – где меня найти, отцу прекрасно известно. Я не прошу вмешиваться в наши семейные дела, но могу ли рассчитывать на твоё гостеприимство, пока всё это не прекратится так или иначе?
Адмирал ободряюще усмехнулся, полные надежды зеленовато-карие глаза в сочетании с упрямо задранным подбородком и решительностью в голосе показались ему забавными. Всё продумала за всех.
– Не полагайся на то, что никто не придёт, но ты явно готова их встретить. А что до ваших семейных дел – таковыми можно было бы считать многие события в истории Веера, включая Первую Вселенскую.
– Хорошо, – Аида залпом допила кофе и поднялась. – Извини, но я, кажется, слишком много времени провела в дворцовых покоях. Стены на меня давят, даже когда это не стены Осеннего. Мне нужно пройтись.
Выгуливать девицу, пусть и прикрытую на скорую руку маскировочным заклинанием, делающим её совершенно неинтересной для всякого, кто мог бы заподозрить в ней дочь правителя? Никак не в городе, где уж его-то знала любая кефаль. Корабль? Долго, да и ни к чему – там тоже полно любопытных.
– Могу предложить прогуляться на одну забавную Пластину, – медленно проговорил он. – Почти как Зоопарк, только морской... суши там совсем немного, за день легко обойти.
– Это второй неофициальный визит дочери правителя Адмира в Мессару, а открыточные виды ей были неинтересны и в первый, – серьёзно ответила Аида. – Но только если это не сильно нарушит планы. На твоём посту вряд ли можно просто так позволить себе уйти непонятно куда.
Портал он открыл прямо из столовой и слегка не рассчитал – порывом ветра в комнату швырнуло веер солёных брызг. Левиафан слегка сместил портал, пока в комнату не вкатилась волна посерьёзнее, и, предложив Аиде руку, шагнул вместе с уцепившейся за него девчонкой на песок.
Аида проморгалась от попавшей в глаза воды и с любопытством осмотрела пейзаж. Прямо перед ней – бескрайнее море и небо, два оттенка одного цвета, разделённые лишь тонкой призрачной полоской горизонта. Она оглянулась – за спиной высились залитые солнцем нагромождения скал, казалось, они тянулись на мили вокруг, и кроме них не было ничего.
– У этого уголка есть какое-то название? Или просто что-нибудь вроде «Макет №XIX»?
– Местные обитатели называют его... – последовало сочетание странного тонкого свиста и щелчков. – Я не знаю, как это перевести, ближе всего, наверное, Рыбное место.
– Местные? – Аида наконец отпустила руку адмирала и снова обратила взгляд к набегающим волнам. – Они какая-то разновидность разумной цивилизации или просто животные? В сухопутном Зоопарке только звери и растения...
– В сухопутном Зоопарке цивилизованность измеряется длиной клыков и когтей, – фыркнул Левиафан. – Кто всех сожрал – тот и самый цивилизованный. Местные дельфины – ребята вполне культурные, думаю, тебе понравятся.
– Обычные дельфины? – казалось, девушка слегка разочарована. – Я видела их во время морских прогулок. Они, конечно, забавные и неплохо поддаются дрессировке… – она осеклась, вспомнив собственный опыт в лисьей шкуре. – Я не смотрела на них с такой стороны.
Аида сбросила туфли и с наслаждением погрузила ноги в тёплый песок. Здешний ветер оставил от её парикмахерских усилий одни воспоминания, но ей было решительно всё равно.
– Не уверен, что они обычные, – Левиафан прищурился, глядя на переливавшуюся зеленью и синевой воду. – У них есть легенда, что когда-то они были, как мы, но в один прекрасный день решили не возвращаться на сушу. Не думаю, что все, но хотя бы часть их вполне может быть потомками метаморфов – сама знаешь, что бегать в звериной шкуре довольно забавно, и иногда это затягивает.
– Только на лисьем опыте, но да. И видела потомков того, кого мой отец обратил в собаку, ты тоже их видел. Этого проклятия он не снял, вероятно, не смог из-за сильно разбавленной крови. Или не захотел – обращать псов в двуногих слуг он тоже не брезговал. Самых злых и верных. В море должно быть лучше. Я читала о тех, кто предпочёл море всему остальному. Когда видишь перед собой то, что было до тебя и, возможно, будет после – почему нет? Это равнодушие справедливо. Но в облике отоциона меня утопит первая же волна.
– Можешь окунуться в своем обычном виде, – лениво предложил Левиафан. – Или превратись в дельфина, в этом костюме плавать гораздо приятнее.
– Тебе наверняка будет смешно, но я перекидываться научилась недавно. Старалась, пыталась – а даже в лисицу смогла только после выборов. И то благодаря отцу.
Адмирал подавил довольно-таки некуртуазное ржание: представить Князя обучающим любимое чадо перекидываться в ушастое, несуразное и до крайности небоеспособное создание он не мог. – Ты не оборотень, как один из твоих братьев, а метаморф, – значит, при желании, попрактиковавшись, сможешь перекинуться в дельфина. Образец сейчас обеспечу, – не раздеваясь, он вошёл в воду по пояс и несколько раз хлопнул ладонями по воде в странном рваном ритме. – Сейчас они приплывут, заодно и познакомитесь...
Аида не сразу заметила, что вскипевший на горизонте бурун распался на несколько потоков. Чёрные пятнышки – сперва даже острый глаз чистокровной демоницы едва различал их – приближаясь к берегу, превращались в обтекаемые, похожие на торпеды, силуэты. Казалось, что звери движутся лениво – но плыли они очень быстро, и вскоре адмирал оказался почти скрыт поблёскивающими телами. Торчащие из воды морды с распахнутыми пастями казались весёлыми и жизнерадостными, но пилообразные ряды зубов невзначай намекали, что это, вполне возможно, окажется последним, что увидит незадачливый пловец.
– Ты уверен, что они не голодные? – встревоженно окликнула она Левиафана. Тот смахнул с лица мокрые волосы и небрежно улыбнулся, став на мгновение похожим на одну из тварей. Сходство дополнил звук – только теперь Аида обратила внимание, что резкий короткий свист издавали не порывы усилившегося ветра, как ей сначала показалось, а приплывшие на зов адмирала дельфины. Похоже, он умел разговаривать с ними, не меняя облика, и звери почему-то слушались его. По крайней мере, хаотичное движение помалу упорядочивалось, дельфины поочерёдно отплывали подальше, пока рядом с адмиралом не осталась одна некрупная тварь – судя по размерам и глянцевой яркой шкуре, детёныш или самка. Она ухмылялась зубастой пастью и игриво тыкала адмирала головой. Он рассеянно погладил её, что-то просвистел и махнул рукой стоявшей на берегу Аиде:
– Раздевайся и заходи в воду, она согласна помочь тебе.
Аида сбросила платье на песок, в воду зашла осторожно, но твёрдо – та, что ждала её там, была хищницей. Все они – убийцы и хищники, правда?
Девушка старалась не очень пристально смотреть в чёрные блестящие глаза, улыбнувшись в ответ, но улыбка вышла чересчур широкой помимо воли – слишком заразительно скалились морды вокруг. Плавно приблизилась, но вплотную подходить не стала. Просто раскинула руки по бокам и застыла, чуть склонив голову в подобии приветствия, а затем аккуратно обогнула «образец», зайдя чуть слева. В воде изящное тёмно-серое тело твари казалось больше, чем с берега. И ей тоже было очень интересно посмотреть, кого привёл с собой её друг. Аида сосредоточилась, пытаясь понять, что думает о ней эта представительница морского народа – наверное, видит перед собой маленькое нелепое существо, которому нужно больше усилий, чтобы плавать? Удивительно похожи на нас – или это только иллюзия? В воде всё ощущалось иначе – движения стаи, любопытные взгляды.
Самка издала короткий резкий хрюкающий звук, в котором Аиде почудилась насмешка – мол, не дрейфь, подруга, присоединяйся, – и подплыла почти вплотную, чтобы девушка могла коснуться гладкой блестящей шкуры. На ощупь она оказалась неожиданно приятной, не скользкой, как рыба. Той же температуры, что вода вокруг, не теплее и не прохладнее. Казалась не совсем настоящей, как резиновый костюм – Аида видела такие у населявших Острова ныряльщиков-людей. Большое тело, словно порожденное морем, тёмное, как глубины, сильное, как прилив. Самка приподняла голову, ухмыльнулась и подтолкнула Аиду боком, словно подначивая. Повернулась, показав часть брюха, казавшегося голубовато-серебристым по контрасту с темной спиной, и неспешно обогнула стоявших в воде. Фыркнула и повернулась ещё раз – теперь твердый спинной плавник оказался перед Аидой.
Левиафан что-то просвистел, кивнул на ответный свист.
– Берись за плавник, она покажет тебе, как следует плавать, только держись крепче.
Аида помедлила – хоть эта насмешница и выглядела гораздо доброжелательнее диомедовых коней, неизвестно, чем могли обернуться её шутки, с учётом острых зубов и разницы в размерах. Даже не желая нанести вред, лошади часто убивали или калечили конюхов, не говоря уже о папашином любимце, который развлекался этим намеренно. Девушка нахмурилась и мысленно велела себе собраться. Звери чувствуют страх и всегда рады пошутить над неуверенным седоком. С этой игреневой дурищей Проблемой она управилась, справится и сейчас. Стоило только Аиде уцепиться за плавник – и все сомнения тут же вылетели из головы. Движения направившегося от берега зверя были обманчиво ленивы, но держаться приходилось изо всех сил – взвихрившийся поток воды грозил оторвать Аиду от её новой знакомой. Когда та вдруг резко ушла под воду, увлекая за собой гостью, девушка от неожиданности сделала вдох. Рук она не разжимала – они разжались сами, превратившись в короткие плавники. Аида не видела себя, но догадывалась, что её тело теперь неотличимо от скользящего чуть ниже в воде дельфиньего. Неожиданно дельфиниха ушла выше и вбок, выталкивая Аиду из воды мордой под живот. Толчок был сильный, но больно или страшно почему-то не было. Вытолкнув новоявленную афалину на поверхность, дельфиниха довольно фыркнула – из круглого отверстия на затылке зверя вылетел фонтанчик брызг. Только теперь Аида сообразила, что все это время задерживала дыхание. Очевидно, самка не первый раз видела неопытных метаморфов – в переливчатом свисте и щелчках, которые она издала, слышалось что-то подбадривающее.
Щелчки – так щелкают друг о друга высохшие добела кости. Скрежет и скрип – нож о фаянс, сыромятный ремень узлом вокруг ветки. Ты – как? Все – ок? – крупный самец афалины вылетает из воды, кувыркается в воздухе. «Скумбрия. Жирная. Косяк. Айда за мной», – он похож на торпеду, она, наверное, тоже – но ни времени, ни сил осмыслить. Голод – рыба – айда - туда – это странно рифмуется и кажется верным. Охота – игра – в сердце –дыра – это тоже рифма, хотя и менее верная, сердце тут ни при чем. «Остатки – сладки, придут косатки», предупреждение, надо подобрать, что успеем, и удрать-удрать-любить-понять-не ждать, – два асфальтово-тёмных тела синхронно взлетают и падают в воду, фыркая брызгами. «Воздух – дышать, поели – бежать!» – тот же скрип, те же костяные звонкие щелчки под водой, понятнее, проще, роднее.
Ничего сложного – очень быстро все движения становятся привычными. Просто плыть вперёд бок о бок, без размышлений и расчётов. Левиафан осторожно касается её и отходит чуть в сторону, давая понять: он рядом, бояться нечего. Дельфиньи плавники, такие неуклюжие с виду, на деле ничем не хуже рук. Толща воды окрашена зелёным от пробивающихся сквозь неё солнечных лучей, мерно колышутся внизу морские джунгли. Некрупные рыбёшки спешат убраться подальше, видны прозрачные невесомые тела медуз, дрейфующих мимо. По облакам мелких сверкающих пузырьков можно заметить и тех, кто скрывается среди зарослей, но рассмотреть их поближе не удаётся – чувствительный тычок адмиральского носа весьма красноречиво означает «не увлекайся».
Аида поворачивается к нему – точнее, это могло бы сойти за поворот анфас, оставайся они в антропоморфном облике. В этом же выходит на редкость комично – боком и светлым животом, как разворачивалась при знакомстве её новая подруга. Мощное тело рядом повторяет это движение, но не зависает рядом, а идёт вокруг по спирали, словно начиная странный танец. Движения напоминают ритуал, забавный, но увлекательный – и требуют синхронно подниматься туда, где над водой светит солнце. Две торпеды, вращающиеся вокруг своих осей, неуклонно сближаются – но неминуемое столкновение почему-то не пугает, а кажется таким же естественным, как вода вокруг и солнце в небе. Когда два тела становятся одним, нет ни боли, ни испуга – лишь уверенное звериное чувство, что все происходит правильно, так, как и должно быть. Боль приходит неожиданно – когда надежное и уютное звериное тело внезапно возвращает прежнюю неуклюжую форму, и вода из союзника превращается во врага, стремительно врывающегося в бронхи.
Левиафан вовремя вытолкнул Аиду на поверхность – удар дельфиньим рылом, человеку сломавший бы ребра, юной демонице особого вреда не причинил. Разве что удивил – в дельфиньем теле такие прикосновения казались очень нежными и ласковыми. Она судорожно ухватилась за очень кстати вынырнувший из воды плавник. Несмотря на то, что превратиться обратно в афалину Аида почему-то не смогла, до берега они добрались быстро – Левиафан перекинулся обратно лишь тогда, когда они оказались на мелководье. Подхватив княжескую дочь на руки, адмирал вынес её на берег, и лишь потом повалился на песок рядом и молча уставился в небо.
– Тебе плохо? – обеспокоенная Аида нависла над ним, заглядывая в лицо.
– Мне – замечательно, – меланхолично отозвался отцовский приятель. – То, что ты всё же не утопилась, хотя очевидно собиралась это сделать, прямо-таки вселяет в меня надежду.
– Я не собиралась топиться, – Аида надулась, но долго сохранять обиженную мину не смогла. – Просто превратилась обратно. Понятия не имею, отчего – мне было очень хорошо, а ведь бесконтрольно превращаются только от страха.
– Кто тебе сказал такую чушь? – адмирал прекратил играть в гляделки со светилом и повернулся к ней, приподнявшись на локте. – Любая сильная эмоция сгодится.
– Война рассказывала про то, как невест пугают, – Аида отбросила с лица мокрые волосы.
– С тем же успехом ваши столичные идиоты могли бы смешить девчонок до упаду или хотя бы щекотать, – хмыкнул Левиафан. – Просто пугать большинству проще...
– Странно, – Аида устроилась на песке поудобнее и огляделась. – Эта Пластина выглядит совершенно непригодной для жизни в обычной форме, но вот дельфином я бы согласилась жить на ней вечно. Тем более, что возвращаться в Пандем и предоставлять отцу возможность снова вышвырнуть меня за шиворот не собираюсь. Ты не знаешь, метаморфы, что ушли в море, жили так же долго, как демоны, или умерли, как обычные звери, через несколько десятков лет?
– Понятия не имею, – Левиафан тоже сел и провел пальцами по её голому боку, убирая наливающийся синяк. – Не всему, что рассказывают местные подводные жители, можно верить, у них нет ничего, похожего на летописи, лишь легенды. А какая разница? Даже если в стае есть Изначальные, они давно забыли речь и не осознают себя демонами. Ты на собственном опыте знаешь, что звериное тело толкает на поступки, которых никогда не сделал бы по трезвом размышлении и в антропоморфном виде...
– Но... – Аида замялась, но потом, собравшись с силами, торопливо выпалила: – В обычной форме я поступила бы так же. В смысле, ты мне нравишься и так. – Она неуверенно покосилась на адмирала, не очень представляя, как реагировать, если в ответ раздастся: «Прости, но ты мне – нет».
– Если ты вполне серьёзна, это изрядно облегчает задачу, – хмыкнул тот. – И уж всяко может оказаться более интересным для тебя, чем вечность в виде самки афалины, – адмирал легко, одним движением поднялся и протянул Аиде руку, помогая встать, затем коротким жестом извлёк из песка сброшенную ими когда-то – казалось, что прошло не меньше недели, хотя солнце только клонилось к закату – смятую одежду. – Ты не можешь остаться на Архипелаге моей гостьей, когда твоя новоиспечённая сестра выйдет замуж за бен Бааля: твой отец достаточно всеведущ, чтобы это не осталось для него тайной, и достаточно самолюбив, чтобы счесть это оскорблением Первого дома и потребовать твоего возвращения. Зато можешь стать моей женой. Титул криоссы Архипелага – неплохое приобретение даже для дочери Темнейшего, вряд ли Самаэль станет активно протестовать. Если тебе не понравится, сможем развестись в любой момент – по отношению к разводам законодательство Островов не строже адмирского. Вопросы, предложения, уточнения? – он выжидательно смотрел на Аиду.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Владыка Раймира, Светлейший государь Адонаи
От Темнейшего отличается тем, что вовремя пьёт свои таблетки. По факту Светлейший – та же стрёмная хтонь, просто предпочитает к обеду иной спектр эмоций. Внешне – полная копия брата, но предпочитает другие цвета и оттенки как в гардеробе, так и на собственной физиономии и шевелюре, а также иной подход к стилю одежды и руководства. Одет всегда с иголочки, никаких нарядов бомжа и причёсок «гнездо шоггота». Куча изысканных, тщательно подобранных дорогих украшений, среди которых отдельно стоит отметить легендарное кольцо с надписью. Окружение никогда толком не могло его рассмотреть, но говорят, что на самом деле там написано «И это пройдёт». Хромоту не то чтобы скрывает: передвигается всегда неторопливо, потому понять, для чего ему трость в действительности – для дела или для понтов сложно. Очень статичен. Та же скупая кривая мимика, тот же тембр голоса. Там, где его брат пустит в ход хлыст и прочие подручные предметы и будет орать матом так, что рухнет небесный свод, а земля проблюётся своими мертвецами, Светлейший тихо, монотонно и вежливо примется объяснять свою точку зрения, до первой крови из ушей и наступления иных терапевтических эффектов. Сообщения о казнях и наградах звучат одинаково. Подчинённых до усрачки пугает вероятность что-то не расслышать или не так понять.
Хуже, если при нём вовремя не оказывается верного Рафаэля: с таблеток государь спрыгивает прямо в маниакальную фазу. Обычно это удаётся предотвратить, дело заканчивается всего лишь пятилеткой пышных похорон среди правящей верхушки и ремонтом дворца. Вместо записки на зеркале у него под окнами кабинета стоит Ратха, печально известная Золотая колесница, а столица Раймира переименована особым указом как раз в год установки жутковатого памятника боевой славы.
Если вы подумали, что Светлейший — унылый равнодушный мудак, в вечном трансе просравший престиж великой державы, то полиция мысли уже выехала за вами, чтобы выписать путёвку в особый оздоровительно-трудовой санаторный комплекс "Элизиум". Даже если вы не очень любите Родину, он всё равно заботится о вас. Причём тут "концлагеря"? Кстати, расскажите-ка поподробнее, откуда у вас такие вредные идеи? Что значит, "не ваши, вам подкинули"? Да ну бросьте, облегчите душу, а потом можно и в санаторий спокойненько...Вам там всё объяснят, не волнуйтесь.
Подмалёвок парадного портрета от сэра художника, как всегда. Пока окончательно ясно, что государя надо бы переодеть. Ну или дорисовать ему трубку, усы и орден "За взятие себя в руки", но пусть это навсегда останется в недрах стёбных слоёв.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 9, в которой раймирского министра обороны ожидают дурные вести, а адмирала флота Его Инфернального Величества – неожиданный посетитель
– Надеюсь, ты скучал без меня, мой мальчик? – игриво обратился Асмодей к бесчувственному телу на кровати. Что-то, промелькнувшее в его тоне, зацепило чуткий слух графа. Тошнотворный лексикон министра культуры, конечно, под завязку был набит «котиками», «птенчиками», «детками» и прочей… фауной, но обращение к преступнику, покушавшемуся на его жизнь, прозвучало с оттенком какой-то неясной грусти. Асмодей присел рядом, почти ласково потрепал по щеке своего несостоявшегося убийцу и обратился к спутникам:
– Вы предпочитаете начать с осмотра места преступления или мне взбодрить парнишку для задушевной беседы? – Надеюсь, ты скучал без меня, мой мальчик? – игриво обратился Асмодей к бесчувственному телу на кровати. Что-то, промелькнувшее в его тоне, зацепило чуткий слух графа. Тошнотворный лексикон министра культуры, конечно, под завязку был набит «котиками», «птенчиками», «детками» и прочей… фауной, но обращение к преступнику, покушавшемуся на его жизнь, прозвучало с оттенком какой-то неясной грусти. Асмодей присел рядом, почти ласково потрепал по щеке своего несостоявшегося убийцу и обратился к спутникам:
– Вы предпочитаете начать с осмотра места преступления или мне взбодрить парнишку для задушевной беседы?
Малефицио промолчал, разглядывая обстановку, а Маклин дал знак повременить.
– Для начала я хочу выслушать твою версию, – а про себя отметил, что в номере дешёвого отеля и в отсутствие постояльцев больше беспорядка, чем после этой попытки убийства. Никаких следов борьбы.
– О, пребанальнейшая история. Мы познакомились в ближайшем баре, я сразу заприметил этого красавчика и счёл весьма интересным тот факт, что он отправился развлекаться, так сказать, инкогнито. Мне стало любопытно, кто же скрывается под столь хорошо сделанной личиной, не меняя формы. Когда понял, что меня он не знает и принимает всё за чистую монету, сделалось ещё занимательней. Естественно, его истинное лицо разглядеть было несложно, сложней было проделать это так, чтобы мальчишка ничего не ощутил. Надо сказать, в настоящем виде он гораздо приятнее, хотя оба варианта внешности не совсем в моём вкусе. Но наша неопытная невеста вполне могла бы клюнуть. По мне, так слишком похож на своего папашу в молодости. И такой же параноик. Был совершенно один, даже без прикрытия. Зачем бы?
– Гораздо интереснее, что в этом баре забыли вы, – подал голос Малефицио, быстро утомившись непритязательными интерьерами и словоохотливостью непрошеного соратника, – район не из элитных.
– Угадай, – Асмодей с лёгкой улыбкой склонил голову к плечу, кокетливо глянув на Малефа. Тот снова отвернулся к окну.
Асмодей, которого сейчас могли бы заставить заткнуться лишь приказ Князя или экспансивная пуля в голову, продолжил:
– Так вот, друзья мои, заподозрив неладное, я самоотверженно решил идти до конца, ведь на кону оказалось благополучие Цветка Пандема. Дальше событиями управлял Хаос. Предпочтения пылкого юноши оказались слегка специфичны, но совершенно несовместимы со статусом княжеского зятя. Выбранные методы я назвал бы неряшливыми, но техника была недурна, очень недурна. Когда я помог мальчонке полностью расслабиться, он сделался излишне… напористым. И сменил инструмент, хотя поначалу эта идея у меня особых восторгов или возражений не вызвала: трость – предмет особый, обращение с ним сродни высокому искусству. – Выражение возвышенной мечтательности, нарисовавшееся на смазливой физиономии министра культуры, по уровню непристойности легко могло соперничать с двумя сменами разнузданных оргий в лучшем борделе Пандема.
– Ближе к делу. – Прервал неловкую паузу Маклин, покосившись на безупречно прямую спину Малефа, на которой в любой момент могли проступить годовые кольца. – Это допрос, а не сборище клуба Анонимных Извращенцев.
– Извращение – понятие глубоко субъективное, дорогой граф. К примеру, нанесение визитов собственной супруге только тогда, когда начинаете находить у неё под кроватью чужие сапоги, может считаться или не считаться извращением исключительно исходя из того, кому те сапоги принадлежат. – Словно бы говоря о чём-то совершенно абстрактном, ответил Асмодей. Бросив быстрый взгляд на лицо Маклина, удовлетворённо улыбнулся уголками губ, однако довольно резво свернул все лирические отступления.
– В общем, как только я окончательно убедился, что такой супруг дочери моего любезного друга совершенно не подходит, то парализовал милашку и направился к вам.
– Благодарю за подробный рассказ. – Произнёс Маклин таким тоном, что Асмодей счёл за лучшее покинуть кровать и переместиться в кресло. Малеф внимательно вглядывался в лицо преступника, словно пытаясь просканировать содержимое его головы прежде графа.
– Тонкая работа, – подал голос Асмодей, рассматривая подобранную с пола трость. Со знанием дела повертел в руках, осторожно провёл пальцами по металлическим пластинам под набалдашником, и после короткого щелчка трость увенчал потайной клинок. – Против хорошего копья в спальне я обычно ничего не имею, но реши наш красавчик поиграть со мной в змееборца, могло выйти весьма неловко…
– Вас не затруднит ненадолго заткнуться? – Малефицио прервал очередную серию словоблудия на старте, о чём незамедлительно пожалел.
– Ну зачем так грубо, милый. После всего, что между нами было, мы вполне можем перейти на «ты», – томные взгляды министра культуры, по мнению многих, заслуживали отдельной статьи в адмирских Кодексах. Как и почему отец с первых дней мира числил Асмодея среди своих ближайших друзей, становилось для Малефа всё более сомнительной загадкой. – Если уж драгоценный граф взялся за дело, будь уверен, его не остановит даже фестиваль военных оркестров.
Маклин не обратил на сказанное никакого внимания, сосредоточившись на лежавшем. «Красавчик» Изидор, наследник Второго дома Раймира, единственная слабость непробиваемого Михаэля. Прекрасно это понимал и пользовался, гадёныш: столько лет покрывать преступления сына мог или такой же безумец, или любящий отец. Впрочем, иногда грань между одним и другим так тонка, что не видна вовсе. За самим Михаэлем числилось немало, но ни один из эпизодов доказан не был. Даже расследование гибели его первой жены благополучно заглохло.
Это кладбище отеческих надежд не зря заинтересовало Асмодея: мальчишке нужны были даже не дамы из специфических заведений Эфора – некроборделей и клубов самоубийц. Не результат, процесс. Рыться в голове у парализованного, но сознающего происходящее юнца сначала было не слишком просто: в Раймире, с его законом о мыслепреступлениях, аристократия училась закрываться от ментального сканирования едва ли не раньше, чем держать вилку. Маклин холодно улыбнулся и усилил нажим – в конце концов, если раймирский министр обороны столько лет защищал извращенца, сыночка, оставшегося идиотом после допроса, он точно не выбросит на улицу. Впрочем, стандартная защита от сканирования оказалась не настолько прочной, чтобы перепуганный мальчишка мог сопротивляться, рискуя проститься с рассудком. Правильно, не стесняйся, покажи, о чём ты думал…
Ещё одна помойка. Калечить отчаянно сопротивляющуюся партнёршу, периодически проверяя, чтобы та оставалась в сознании и понимала, что её ждёт. Как только приступ проходил, накатывала волна страха. Неплохим средством от него оказались безнаказанность и своеобразное чувство юмора господина министра обороны – поставлять в качестве любовниц для сыночка приговорённых к смертной казни надо было ещё додуматься… Здесь, в Адмире, женишок сперва контролировал себя, но сорвался.
В бар его понесло в полном убеждении, что прошлое убийство было случайностью, и он в состоянии остановиться. Разумеется, ошибался – но стресс требовал выхода. Способностью Третьего дома чувствовать партнёра Асмодей, как к нему ни относись, гарантированно обладал никак не на уровне обычного суккуба – Маклин готов был ставить мешок шеолов против обгрызенной бараньей лопатки, что к решительным действиям Изидора незаметно, недоказуемо, но довольно уверенно подтолкнули. Мальчишка обнаружил подвох только тогда, когда то, что уже должно было перестать дышать, вдруг открыло глаза, улыбнулось и сбросило ремни, как приставшую к рукаву нитку. Парализовали Михаэлева сынка не только и не столько чары, сколько панический ужас и полная уверенность, что живым из комнаты ему не выйти, после того, как он понял, кто стоит над ним в обличье скучающей любительницы свиданий на одну ночь.
Граф отвернулся. Малефицио по-прежнему изучал пейзаж за окном – как не проглядел дыру в стекле, непонятно. Асмодей, развалившись в кресле, косился то на Маклина, то на Малефа, но молчал. Должно быть устал или решил не нарываться.
– Последняя проверка, – не обращаясь ни к кому, процедил Маклин. – Сейчас мы доставим сюда девчонку. Покойные не лгут.
– Может, обойдёмся без кукольных спектаклей? – манерно вскинул брови Асмодей. – Если господину министру будет недостаточно слова трёх членов Тёмного совета…
– Существует установленная процедура, – Маклин жестом остановил Асмодея, явно намеревавшегося продолжить препирательства. – Малефицио, составите мне компанию?
– Если надо, я готов, – тот прекратил гипнотизировать неприглядную картину за окном. – Но почему бы нам не переместить её сюда прямиком из морга?
– Из здания Третьего отделения ничего нельзя забрать на расстоянии, – сообщил граф. – И отправить туда можно только служебным заклинанием или амулетом. Сами подумайте, что было бы, если бы улики или бумаги из управления любой сильный маг мог забрать, когда вздумается… Та же система, что и у вас в СВРиБ, учтите, если соберётесь когда-нибудь совершить преступление.
Малефицио кивнул. Судя по тому, как парень избегал смотреть на Асмодея, идея противозаконных деяний в адрес ближнего казалась ему довольно привлекательной.
Маклин вынул из воздуха стальной амулет на длинной цепочке.
– Можете надеть на шею или намотать на руку, как удобнее. Не будем тратить время попусту.
Оттиск служебного амулета, личная печать, все необходимые отметки на пергаменте. От предложения дежурного «упаковать» законсервированный заклинаниями труп Маклин отмахнулся.
– Малефицио, вы способны донести эту леди на руках? – граф кивнул на стройное тело, благодаря заклинаниям словно парящее над столом. Жертва была прикрыта тонкой тканью, но повреждения, сходные с теми, что с такой гордостью демонстрировал Асмодей, были очевидны.
Начальник СВРиБ кивнул с непроницаемым выражением и подхватил труп на руки. В этот момент Маклин снял заклинания. Казавшееся негнущимся и невесомым тело оказалось неожиданно тяжелым, но гибким, словно мешок с мокрым тряпьем. Малефицио не изменился в лице, перехватил тело поудобнее и оглянулся на Маклина:
– Открыть портал?
– Амулета хватит, – граф пристально вгляделся в застывшее лицо. В ярком неподвижном свете мальчишка сам смахивал на покойника. – Тебе это – он резко кивнул на труп в руках Малефа, – нравится?
– Нет, – всё тот же бесцветный голос.
– И не должно, – граф кивнул. – Асмодей сегодня несколько перебрал со спецэффектами. Если бы на твоем месте оказался более слабый маг, могло и прокатить.
За время их отсутствия в комнате ничего не изменилось. Асмодей, кажется, задремал в кресле – по крайней мере, резко распахнувшиеся огромные глаза господина министра культуры по несфокусированности и наивности могли соперничать с младенческими. Он молча наблюдал за тем, как Малеф, повинуясь жесту Маклина, укладывает девушку рядом с парализованным Изидором, но, как только тело оказалось на постели, внезапно оживился.
– Встань, дочь Третьего дома, – в баритоне Асмодея почему-то не осталось и следа манерности. Подчиняясь приказу, девушка приподнялась, согнувшись в талии, как складываемый перочинный нож. В открывшихся глазах промелькнуло нечто, похожее на узнавание.
– Асмодей, – Маклин покосился на князя инкубата и суккубата с плохо скрываемым раздражением, – не припомню тебя в списках зарегистрированных практикующих некромантов.
– Я выше этих формальностей, – на ярких безупречного рисунка губах мелькнула самодовольная улыбка.
– Если ты не прекратишь вмешиваться, – сухо предупредил Маклин, – на формальности начну плевать уже я. Не думаю, что тебе это понравится.
– Как знать, – протянул Асмодей, но тут же распростёрся в кресле, утомленно махнув изящной рукой, на пальцах продолжали переливаться оставшиеся от образа скучающей провинциальной аристократки кольца. – Впрочем, не навязываю свою помощь, можешь разбираться сам.
– Девочка моя, – голос снова стал жёстким, – тебе придется слушаться другого. Ответь на все его вопросы, и Хаос примет тебя.
Ничего нового допрос не принёс. Когда мёртвой девушке показали по-прежнему скрытого личиной Изидора, она опознала своего последнего клиента. Кристаллы с записью Маклин столь же небрежно, как и предыдущие, ссыпал в карман. Тело убитой, повинуясь заклинанию, безжизненно вытянулось рядом с убийцей, наблюдавшим за происходящим остекленелыми от животного ужаса глазами.
***
– Ты дурная примета, Палач. Особенно в эти часы, – проворчал раймирец, неприязненно уставившись на Маклина. Собеседники Михаэля обычно быстро начинали чувствовать себя очень неуютно, как заблудившиеся в джунглях охотники, осознавшие, что из чащи на них уже некоторое время с интересом смотрит пара вот таких же пронзительно-голубых глаз, к которым прилагается шестьдесят стоунов мышц, острые клыки и когти.
– Увидим. У меня к тебе несколько вопросов. – Маклин махнул рукой, предоставляя Михаэлю лучший обзор. – Видишь парня на кровати?
– И не только его. Ты потревожил меня, чтобы похвастаться? – приподнял бровь Михаэль.
– Смотри внимательнее. – Граф с удовольствием наблюдал, как широкая ухмылка медленно сползает с лица собеседника. – Уверен, ты лучше меня знаешь, что произошло с его дамой. Скажи, сколько у нее было предшественниц?
– За дурака меня держишь? – в голосе Михаэля появились рокочущие ноты.
– Отнюдь. После того, как твоего наследничка взяли на горячем, я мог бы сразу отправить его в Бездну.
– Горячее давно покрылось льдом. Девица отлично сохранилась, но умерла не вчера. При твоём уровне доступа сфабриковать подобное – раз плюнуть. Решил выслужиться перед хозяином и повесить новые подвиги его беглого сынка на моего оболтуса?
– Вольный воздух Адмира слегка вскружил крошке голову, так что одной дамой дело не ограничилось, – послышался приторный баритон Асмодея, который устал скрывать своё присутствие. – Но радуйся, Бештер, первый слуга Светлейшего, карающий меч Раймира, правящий твёрдо и у престола стоящий по праву: всем прелестницам столицы твой сын накануне вечером предпочёл меня.
Взгляд Михаэля застыл в одной точке где-то над головой Маклина и приобрёл почти стеклянную прозрачность. По бокам напряжённо сжатых челюстей вздулись и заходили желваки. Михаэлю не требовалось особых усилий, чтобы выглядеть угрожающе, с его телосложением это впечатление скорее следовало постоянно контролировать. Неожиданно перед ним возник бокал, и раймирец осушил его одним глотком.
– Вторая жертва. Точнее, потерпевший, – сухо прокомментировал явление Асмодея Маклин.
– Член Совета Тёмных князей, какая неожиданность, – Михаэль поморщился. – Не томи, Палач, выкладывай, спрятан ли у тебя под кроватью в этом клоповнике ваш премьер-министр, и сидит ли в шкафу Темнейший?
– Отца здесь нет, но у меня к вам вопрос как у брата невесты. – Граф понимающе усмехнулся, увидев реакцию Михаэля на очередное действующее лицо этой пьесы – ситуация стремительно теряла адекватность, а в официальном изложении и вовсе напоминала бы бред пациента Бездны.
– Что бы вы стали делать, если бы Изидор настолько… расслабился не с безвестной беднягой из Третьего дома, а в супружеской спальне с моей сестрой?
Михаэль брезгливо стряхнул со стола осколки раздавленного бокала, не обращая внимания на пачкающую столешницу кровь, но ответил неожиданно спокойно:
– Она ещё и дочь Лилит, парень. Не исключено, что мне выпало бы радоваться счастью юной четы да заходить проведать многочисленных внуков. Убить её он не смог бы, она его – тоже. Чем не секрет удачного брака?
Даже у Асмодея хватило такта промолчать. Михаэль смотрел не на собеседников и даже не на распростёртого на кровати Изидора. Маклин догадывался, в сколь давнее прошлое устремлён этот взгляд, и кого видит сейчас перед собой былой противник.
Первая часть формулы договора не была сказана вслух, не была и утроена, но старые правила того не требовали. Ритуальный ответ прозвучал без колебаний, резкий, как падение ножа гильотины:
– Буду должен.
***
Тавмант не был настолько влюбчив, чтобы сворачивать шею вслед каждой встречной, но только что к нему обратилась ожившая мечта любого парня. Если, конечно, вытащить её из мешковатых шмоток, которые она нацепила явно для конспирации. Ну или для того, чтобы не нарушать дорожное движение и не провоцировать массовые беспорядки. Явилась по дядюшкину душу, о чём сообщила скромно, безо всякого кокетства. Это только добавило ей прелести. Тавмант что-то отвечал на автомате, стараясь как можно дольше задержать и одновременно надеясь, что его напарница и кузина всё-таки смилостивится и примет экстренный сигнал сердечного бедствия.
– Фина, выручай. Если та, что сейчас зайдёт, не очередная беременная любовница нашего дядюшки, сделай милость, выясни адресок. Судя по одежде и говору, явно местная, но я не то что не видел её раньше, я даже не слышал о ней.
– Твой кредит в моём банке доверия и так слишком широк, дорогуша. Кто умолял перекинуться и посидеть за него на дежурстве, чтобы он мог удрать с дружками на охоту? Рассказы про обильную добычу и грандиозную попойку после остались единственным проявлением твоей благодарности. А теперь мне прикажешь выступать ещё и в роли уличной сводни? – сердито отозвалась Фина. – Даже не мечтай.
При виде нескладного чучела на пороге девушка нахмурилась, но не проронила ни слова. Бестолковый кузен перегрелся на солнышке, перебрал вина в обед, или тут замешаны какие-то хитрые приворотные чары? Дядюшка Леви всё же проявлял излишнее великодушие, позволяя пропускать во дворец чуть ли не любого, будь он даже нищим тапочником, ночующим на пляже. Та же чрезмерная широта души владыки Архипелага приводила сюда бессчётных дам и девиц самого разного пошиба, иногда и с детьми. Вдовы, сироты, мнимые родственнички, неудачливые авантюристы, наивно полагающие себя достойными денежного содержания. Щедростью криоса пытались воспользоваться слишком многие. К какой категории относился этот визитёр, намётанный глаз Фины определить не смог. Одно удалось прояснить сразу – никакие чары в деле всё-таки не участвовали, маскировкой или приворотами тут и не пахло. Скорее всего – и правда девчонка, судя по тому, как нервным движением заправила под шляпу выбившуюся прядь волос. Но кому это вообще важно, кроме разгильдяя Тавманта? Гораздо интереснее другое: понять, с чем явилась, не вышло – полный вакуум вместо обычного потока сознания. Не блок, не щит, какая-то противоестественная кромешная пустота. Фина сосредоточилась, надеясь зацепить хоть что-нибудь. От напряжения тут же заныли виски, противно отдавая в затылок. Преодолевая нарастающий шум в ушах, девушка встряхнула головой и потёрла глаза онемевшими пальцами. Посетительница продолжала молчать, глядя в пол, и, судя по всему, провалившуюся попытку сканирования даже не заметила. Не то её сморила проклятая духота, не то девица и вовсе не в себе.
– Эй, подруга! – Посетительница слабо шевельнулась, но глаз не подняла. Отчасти Фина её понимала, самой потребовалось некоторое усилие, чтобы прервать затянувшуюся паузу. – Ты же не можешь тут сидеть, пока на тебе кораллы не вырастут. Криоса нет, и о своих планах он мне, видишь ли, не докладывает – так что не поручусь, что сегодня ты его дождешься. Обычно к нему со своими проблемами приходят каждое новолуние, а до него, – морская ведьма сосредоточилась, – ещё дня три. Если у тебя что срочное, так иди к ратуше – там не только мэр и совет старейшин, там рядом приют для обездоленных, суд, казармы городской стражи и всё прочее, что может понадобиться в стеснённых обстоятельствах.
Странная девица снова никак не отреагировала.
В дверь приёмной просунулась лохматая голова – Тавмант очевидно устал ждать мысленного сообщения.
– Прекрасные дамы, – заговорщическим тоном сообщил молодой демон, – вчера вечером я выиграл в карты бутылочку вина, которое, по слухам, предпочитает адмирский владыка. Не материализовать ли её прямо здесь и не распить ли прямо сейчас? Криоса нет, скоро закат, нас сменит ночная стража, так почему бы не провести оставшиеся пару часов веселее, чем прошедшие десять?
Фина возвела глаза к потолку. Возможно, бокал вина сделал бы сложившуюся ситуацию несколько приятнее, но не говорить же об этом кузену.
– Манта, твои трущобные привычки стремительно переходят на новый уровень: теперь не только пить на службе, так ещё и угощать посетителей. Осталось дождаться ночной стражи и устроить вечеринку прямо в дядюшкином кабинете. Полагаю, он будет просто счастлив, если случайно решит нас навестить.
– Фи, в кого ты такая зануда? Дядюшка никогда не порицал питие вина в компании прекрасных дам...
– Возможно, настало время начать, – из-за двери за спиной Фины вышел Левиафан и оглядел собравшихся. Тавмант моментально утратил весь энтузиазм под тяжёлым взглядом криоса, а побледневшая Фина досадливо кивнула в сторону неподвижной девчонки:
– Что у неё к вам за срочное дело – так и не объяснила, но уходить категорически отказывается.
– Я разберусь, – коротко бросил Левиафан. Слава Хаосу, это не государь и повелитель, но, если подозрения верны, убирать гостью подальше от оболтусов следовало аккуратно. И быстро. В приёмной и без того фонило, как в палате Бездны. Эти двое – ребята, конечно, дубовые, но просиди они так до конца смены – неизвестно, чем бы кончилось. Он осторожно приблизился.
– Девочка, ты меня слышишь?
Фигура в кресле, секунду назад напоминавшая искусно сделанный манекен, резко распрямилась и в попытке встать слепо рухнула на руки адмиралу, довольно чувствительно залепив лбом в грудь. Он вынужденно приобнял девчонку, вцепившуюся в него не хуже осьминога, и под аккомпанемент глухих сдавленных рыданий растворился в воздухе вместе с ней, оставив подчинённых в полном недоумении. Единственное, что оба поняли – узнать адресок незнакомки юному любителю карт, вина и женщин точно не светит.
***
Перебрасывая портал, адмирал спешил убрать рыдающую и фонящую, как идущий вразнос реактор, дочь владыки подальше от всего живого и, похоже, не подрассчитал: в погребе, конечно, не было никого живого, если не считать винных дрожжей, но вряд ли это помещение сойдет за гостиную. Отцепив от себя беспомощно всхлипывающую Аиду, Левиафан огляделся и счёл, что пузатый бочонок в углу – вполне подходящее кресло. Материализовал на нём подушку, усадил Аиду и задумчиво посмотрел вокруг. Слуги бывали здесь чаще и наверняка ориентировались лучше, но звать их не следовало. Ладно... Повинуясь движению руки, где-то под сводами подвала загорелся свет. Адмирал дистанционно и во многом наугад выудил откуда-то из недр дальнего стеллажа бутылку. Напряжение сказывалось – вытаскивая пробку, он раскрошил бутылочное горлышко, но вовремя спохватился – осколки не попали внутрь, а, повинуясь заклинанию, заплясали вокруг и сложились в пару повисших в воздухе бокалов. Плеснув себе, он пригубил напиток. Неплохой ром... есть надежда, что девчонке перехватит дыхание настолько, что она забудет, как рыдать. Во второй бокал ром полился до краев. Аида вздрогнула, отшатнувшись от неожиданно возникшего перед ней резко, но приятно пахнущего подношения.
– Это что? – она взяла бокал, но по-прежнему принюхивалась к содержимому.
– Отрадно в кои-то веки увидеть кристально честное княжеское дитя, – иронически произнес Левиафан. – Ты хочешь сказать, что ни разу не совершала набегов на папашин шкаф? Или что среди добычи никогда не оказывался ром?
– Не такой, – Аида еще раз понюхала напиток. – Пахло иначе.
– На Островах ром настаивают на травах и специях, а не просто выдерживают в бочках, – как ребёнку, пояснил адмирал. – Не понравится – найду что-нибудь другое.
Аида сделала осторожный глоток, вкус напитка оказался ярким, как фейерверк. Пряный и терпкий, но более мягкий, чем дары отцовского шкафа. Совершенно некстати вспомнилось, как отец впервые застукал её за расхищением закромов. Ругать не стал, просто налил бокал доверху и с ласковой усмешкой сказал, что если она выпьет всё до капли, то ей будет позволено забрать бутылку с собой и в дальнейшем полноправно пользоваться всем, что найдёт на полках. Очнулась она только утром следующего дня, с жуткой головной болью, и первое что увидела – недопитую бутылку рома на прикроватном столике. Рядом красовался маленький изящный флакончик с запиской. Лежит теперь где-то в шкатулках, среди прочих отцовских подарков. Аида бессильно опустила голову, глаза снова защипало, пустота в груди всё росла и росла. В попытке собрать волю в кулак она сделала ещё один изрядный глоток… и громко, безобразно и совершенно непозволительно разрыдалась.
Левиафан поморщился – ни женских, ни детских слёз он не любил. Что там случилось-то, если папашина любимица при упоминании о Князе ударяется в истерику? Выбрала неподходящего жениха или пошла по стопам старшей сестры? Надоело участвовать в старом тягомотном ритуале? Последнее как причину всерьёз рассматривать было смешно – закон дозволял невесте, в случае, если никто ей так и не приглянулся, раздать неудачливым претендентам ответные дары, да и отправить восвояси, а через несколько лет снова собрать желающих попытать счастья. Пользовались полным отказом редко, но, как полагал адмирал, лишь потому, что обычно к началу ярмарки на примете у всякой уважающей себя невесты уже имелась пара-тройка достойных кандидатур. Всё сводилось к выбору наиболее нравящегося ухажёра. Остальные обычно тоже внакладе не оставались – после того, как невеста выбирала будущего мужа, неудачникам опять же преподносили утешительные подарки. Кто был поумнее, без супруги не уезжал всё равно – вокруг любой невесты постоянно крутилась целая стая придворных дам и дев, куда более озабоченных устройством собственной личной жизни, нежели благом патронессы. Так что, Хаос побери Самаэля, могло там произойти?
Левиафан погладил плачущую Аиду по голове. Девица припала к нему и зарыдала ещё пуще. В то, что её драгоценного папашу Хаос-таки побрал, Левиафан не верил ни на секунду: если бы что-то произошло с Темнейшим, член Совета почувствовал бы это немедленно.
– Ты пытаешься превратиться в парковый фонтан? – поинтересовался он у Аиды. – Или разругалась с женихом?
Для того, чтобы по обрывочным фразам, перемежаемым шмыганием носом и сбивчивыми извинениями, понять, что произошло, следовало быть менталистом уровня Маклина. Адмирал пошёл более долгим, но менее затратным путем: влил в Аиду еще бокал рома, а затем материализовал умывальный тазик, сделанный из огромной, сияющей изнутри перламутром ракушки, и наполнил его холодной морской водой. Выливать без малого ведро на растрёпанную голову безутешной девицы было, конечно, некуртуазно, зато для прекращения истерики – самое то. Задохнувшись от возмущения, Аида вскинулась и с удивлением обвела взглядом погреб, бокал в своей руке и Левиафана, продолжавшего небрежно держать опустевшую посудину.
– В Бездну женихов! И Тойфеля с его господином Дипломатом туда же! – выпалила девушка. – Из-за них он меня выгнал… – нижняя губа снова предательски дрогнула, и Левиафан понял, что если не перехватить инициативу, то он может хоть до утра вычерпывать море на голову княжеской дочери.
– Папаша тебя выгнал? – спокойно уточнил он. – Из завещания-то хоть вычеркнул, как положено в благородных семействах?
Аида сперва хихикнула, попытавшись представить Князя на смертном одре в окружении нотариусов и менталистов, а затем расхохоталась. Довольно нервозно, но в целом, как счёл адмирал, это было много лучше слёз.
– Просвети, откуда возле тебя взялся Тойфель, – жёстко продолжил он, – и кого ты называешь Дипломатом?
Лицо Аиды свело очередной судорогой неконтролируемого и крайне неприятного веселья:
– Моя вина, я его спрятала. То есть её… Думала, тихо уедут с Габриэлем, но она… они… Идиотка! Война была в ярости, мы же всё делали тайно. Потом вызвали Мора. Теперь решают без меня, а отец… Он был прав, он всегда оказывается прав! Какая ирония… – Аида внезапно расхохоталась, хотя ничего смешного в её словах не было. Адмирала продрало до костей, и атмосфера погреба была тут совершенно ни при чём. На слабость нервов он тоже не мог пожаловаться даже в эпоху юности мира. В отчаянном смехе девушки проступали безошибочно узнаваемые интонации. Он слишком хорошо их помнил.
Редкостно невовремя, – по его реакции девчонка вряд ли сможет что-то прочитать, но лучше всё же прогуляться к стеллажам лично, не привлекая магию. Гадай теперь, это полное развитие всех унаследованных от обоих родителей способностей и качеств? Научившись с этим управляться, девчонка, пожалуй, при желании легко заменит армию наёмных убийц. Или от переживаний и обиды – изгнание она, похоже, полагала настоящим, хотя по тому, что удалось понять, это больше походило на очередную идиотскую шутку Первого среди равных – врождённые способности обострились и вызвали единичный всплеск, который может не повториться более никогда?
Адмирал очень старался не реагировать на отчётливое движение у себя за спиной. Обернулся за мгновение до того, как девчонка, обмякнув на своём шутовском троне, склонилась лицом в колени и задремала в этой неудобной позе, а бокал, выпавший из разжавшихся пальцев, разлетелся о каменный пол.
– Вы предпочитаете начать с осмотра места преступления или мне взбодрить парнишку для задушевной беседы? – Надеюсь, ты скучал без меня, мой мальчик? – игриво обратился Асмодей к бесчувственному телу на кровати. Что-то, промелькнувшее в его тоне, зацепило чуткий слух графа. Тошнотворный лексикон министра культуры, конечно, под завязку был набит «котиками», «птенчиками», «детками» и прочей… фауной, но обращение к преступнику, покушавшемуся на его жизнь, прозвучало с оттенком какой-то неясной грусти. Асмодей присел рядом, почти ласково потрепал по щеке своего несостоявшегося убийцу и обратился к спутникам:
– Вы предпочитаете начать с осмотра места преступления или мне взбодрить парнишку для задушевной беседы?
Малефицио промолчал, разглядывая обстановку, а Маклин дал знак повременить.
– Для начала я хочу выслушать твою версию, – а про себя отметил, что в номере дешёвого отеля и в отсутствие постояльцев больше беспорядка, чем после этой попытки убийства. Никаких следов борьбы.
– О, пребанальнейшая история. Мы познакомились в ближайшем баре, я сразу заприметил этого красавчика и счёл весьма интересным тот факт, что он отправился развлекаться, так сказать, инкогнито. Мне стало любопытно, кто же скрывается под столь хорошо сделанной личиной, не меняя формы. Когда понял, что меня он не знает и принимает всё за чистую монету, сделалось ещё занимательней. Естественно, его истинное лицо разглядеть было несложно, сложней было проделать это так, чтобы мальчишка ничего не ощутил. Надо сказать, в настоящем виде он гораздо приятнее, хотя оба варианта внешности не совсем в моём вкусе. Но наша неопытная невеста вполне могла бы клюнуть. По мне, так слишком похож на своего папашу в молодости. И такой же параноик. Был совершенно один, даже без прикрытия. Зачем бы?
– Гораздо интереснее, что в этом баре забыли вы, – подал голос Малефицио, быстро утомившись непритязательными интерьерами и словоохотливостью непрошеного соратника, – район не из элитных.
– Угадай, – Асмодей с лёгкой улыбкой склонил голову к плечу, кокетливо глянув на Малефа. Тот снова отвернулся к окну.
Асмодей, которого сейчас могли бы заставить заткнуться лишь приказ Князя или экспансивная пуля в голову, продолжил:
– Так вот, друзья мои, заподозрив неладное, я самоотверженно решил идти до конца, ведь на кону оказалось благополучие Цветка Пандема. Дальше событиями управлял Хаос. Предпочтения пылкого юноши оказались слегка специфичны, но совершенно несовместимы со статусом княжеского зятя. Выбранные методы я назвал бы неряшливыми, но техника была недурна, очень недурна. Когда я помог мальчонке полностью расслабиться, он сделался излишне… напористым. И сменил инструмент, хотя поначалу эта идея у меня особых восторгов или возражений не вызвала: трость – предмет особый, обращение с ним сродни высокому искусству. – Выражение возвышенной мечтательности, нарисовавшееся на смазливой физиономии министра культуры, по уровню непристойности легко могло соперничать с двумя сменами разнузданных оргий в лучшем борделе Пандема.
– Ближе к делу. – Прервал неловкую паузу Маклин, покосившись на безупречно прямую спину Малефа, на которой в любой момент могли проступить годовые кольца. – Это допрос, а не сборище клуба Анонимных Извращенцев.
– Извращение – понятие глубоко субъективное, дорогой граф. К примеру, нанесение визитов собственной супруге только тогда, когда начинаете находить у неё под кроватью чужие сапоги, может считаться или не считаться извращением исключительно исходя из того, кому те сапоги принадлежат. – Словно бы говоря о чём-то совершенно абстрактном, ответил Асмодей. Бросив быстрый взгляд на лицо Маклина, удовлетворённо улыбнулся уголками губ, однако довольно резво свернул все лирические отступления.
– В общем, как только я окончательно убедился, что такой супруг дочери моего любезного друга совершенно не подходит, то парализовал милашку и направился к вам.
– Благодарю за подробный рассказ. – Произнёс Маклин таким тоном, что Асмодей счёл за лучшее покинуть кровать и переместиться в кресло. Малеф внимательно вглядывался в лицо преступника, словно пытаясь просканировать содержимое его головы прежде графа.
– Тонкая работа, – подал голос Асмодей, рассматривая подобранную с пола трость. Со знанием дела повертел в руках, осторожно провёл пальцами по металлическим пластинам под набалдашником, и после короткого щелчка трость увенчал потайной клинок. – Против хорошего копья в спальне я обычно ничего не имею, но реши наш красавчик поиграть со мной в змееборца, могло выйти весьма неловко…
– Вас не затруднит ненадолго заткнуться? – Малефицио прервал очередную серию словоблудия на старте, о чём незамедлительно пожалел.
– Ну зачем так грубо, милый. После всего, что между нами было, мы вполне можем перейти на «ты», – томные взгляды министра культуры, по мнению многих, заслуживали отдельной статьи в адмирских Кодексах. Как и почему отец с первых дней мира числил Асмодея среди своих ближайших друзей, становилось для Малефа всё более сомнительной загадкой. – Если уж драгоценный граф взялся за дело, будь уверен, его не остановит даже фестиваль военных оркестров.
Маклин не обратил на сказанное никакого внимания, сосредоточившись на лежавшем. «Красавчик» Изидор, наследник Второго дома Раймира, единственная слабость непробиваемого Михаэля. Прекрасно это понимал и пользовался, гадёныш: столько лет покрывать преступления сына мог или такой же безумец, или любящий отец. Впрочем, иногда грань между одним и другим так тонка, что не видна вовсе. За самим Михаэлем числилось немало, но ни один из эпизодов доказан не был. Даже расследование гибели его первой жены благополучно заглохло.
Это кладбище отеческих надежд не зря заинтересовало Асмодея: мальчишке нужны были даже не дамы из специфических заведений Эфора – некроборделей и клубов самоубийц. Не результат, процесс. Рыться в голове у парализованного, но сознающего происходящее юнца сначала было не слишком просто: в Раймире, с его законом о мыслепреступлениях, аристократия училась закрываться от ментального сканирования едва ли не раньше, чем держать вилку. Маклин холодно улыбнулся и усилил нажим – в конце концов, если раймирский министр обороны столько лет защищал извращенца, сыночка, оставшегося идиотом после допроса, он точно не выбросит на улицу. Впрочем, стандартная защита от сканирования оказалась не настолько прочной, чтобы перепуганный мальчишка мог сопротивляться, рискуя проститься с рассудком. Правильно, не стесняйся, покажи, о чём ты думал…
Ещё одна помойка. Калечить отчаянно сопротивляющуюся партнёршу, периодически проверяя, чтобы та оставалась в сознании и понимала, что её ждёт. Как только приступ проходил, накатывала волна страха. Неплохим средством от него оказались безнаказанность и своеобразное чувство юмора господина министра обороны – поставлять в качестве любовниц для сыночка приговорённых к смертной казни надо было ещё додуматься… Здесь, в Адмире, женишок сперва контролировал себя, но сорвался.
В бар его понесло в полном убеждении, что прошлое убийство было случайностью, и он в состоянии остановиться. Разумеется, ошибался – но стресс требовал выхода. Способностью Третьего дома чувствовать партнёра Асмодей, как к нему ни относись, гарантированно обладал никак не на уровне обычного суккуба – Маклин готов был ставить мешок шеолов против обгрызенной бараньей лопатки, что к решительным действиям Изидора незаметно, недоказуемо, но довольно уверенно подтолкнули. Мальчишка обнаружил подвох только тогда, когда то, что уже должно было перестать дышать, вдруг открыло глаза, улыбнулось и сбросило ремни, как приставшую к рукаву нитку. Парализовали Михаэлева сынка не только и не столько чары, сколько панический ужас и полная уверенность, что живым из комнаты ему не выйти, после того, как он понял, кто стоит над ним в обличье скучающей любительницы свиданий на одну ночь.
Граф отвернулся. Малефицио по-прежнему изучал пейзаж за окном – как не проглядел дыру в стекле, непонятно. Асмодей, развалившись в кресле, косился то на Маклина, то на Малефа, но молчал. Должно быть устал или решил не нарываться.
– Последняя проверка, – не обращаясь ни к кому, процедил Маклин. – Сейчас мы доставим сюда девчонку. Покойные не лгут.
– Может, обойдёмся без кукольных спектаклей? – манерно вскинул брови Асмодей. – Если господину министру будет недостаточно слова трёх членов Тёмного совета…
– Существует установленная процедура, – Маклин жестом остановил Асмодея, явно намеревавшегося продолжить препирательства. – Малефицио, составите мне компанию?
– Если надо, я готов, – тот прекратил гипнотизировать неприглядную картину за окном. – Но почему бы нам не переместить её сюда прямиком из морга?
– Из здания Третьего отделения ничего нельзя забрать на расстоянии, – сообщил граф. – И отправить туда можно только служебным заклинанием или амулетом. Сами подумайте, что было бы, если бы улики или бумаги из управления любой сильный маг мог забрать, когда вздумается… Та же система, что и у вас в СВРиБ, учтите, если соберётесь когда-нибудь совершить преступление.
Малефицио кивнул. Судя по тому, как парень избегал смотреть на Асмодея, идея противозаконных деяний в адрес ближнего казалась ему довольно привлекательной.
Маклин вынул из воздуха стальной амулет на длинной цепочке.
– Можете надеть на шею или намотать на руку, как удобнее. Не будем тратить время попусту.
Оттиск служебного амулета, личная печать, все необходимые отметки на пергаменте. От предложения дежурного «упаковать» законсервированный заклинаниями труп Маклин отмахнулся.
– Малефицио, вы способны донести эту леди на руках? – граф кивнул на стройное тело, благодаря заклинаниям словно парящее над столом. Жертва была прикрыта тонкой тканью, но повреждения, сходные с теми, что с такой гордостью демонстрировал Асмодей, были очевидны.
Начальник СВРиБ кивнул с непроницаемым выражением и подхватил труп на руки. В этот момент Маклин снял заклинания. Казавшееся негнущимся и невесомым тело оказалось неожиданно тяжелым, но гибким, словно мешок с мокрым тряпьем. Малефицио не изменился в лице, перехватил тело поудобнее и оглянулся на Маклина:
– Открыть портал?
– Амулета хватит, – граф пристально вгляделся в застывшее лицо. В ярком неподвижном свете мальчишка сам смахивал на покойника. – Тебе это – он резко кивнул на труп в руках Малефа, – нравится?
– Нет, – всё тот же бесцветный голос.
– И не должно, – граф кивнул. – Асмодей сегодня несколько перебрал со спецэффектами. Если бы на твоем месте оказался более слабый маг, могло и прокатить.
За время их отсутствия в комнате ничего не изменилось. Асмодей, кажется, задремал в кресле – по крайней мере, резко распахнувшиеся огромные глаза господина министра культуры по несфокусированности и наивности могли соперничать с младенческими. Он молча наблюдал за тем, как Малеф, повинуясь жесту Маклина, укладывает девушку рядом с парализованным Изидором, но, как только тело оказалось на постели, внезапно оживился.
– Встань, дочь Третьего дома, – в баритоне Асмодея почему-то не осталось и следа манерности. Подчиняясь приказу, девушка приподнялась, согнувшись в талии, как складываемый перочинный нож. В открывшихся глазах промелькнуло нечто, похожее на узнавание.
– Асмодей, – Маклин покосился на князя инкубата и суккубата с плохо скрываемым раздражением, – не припомню тебя в списках зарегистрированных практикующих некромантов.
– Я выше этих формальностей, – на ярких безупречного рисунка губах мелькнула самодовольная улыбка.
– Если ты не прекратишь вмешиваться, – сухо предупредил Маклин, – на формальности начну плевать уже я. Не думаю, что тебе это понравится.
– Как знать, – протянул Асмодей, но тут же распростёрся в кресле, утомленно махнув изящной рукой, на пальцах продолжали переливаться оставшиеся от образа скучающей провинциальной аристократки кольца. – Впрочем, не навязываю свою помощь, можешь разбираться сам.
– Девочка моя, – голос снова стал жёстким, – тебе придется слушаться другого. Ответь на все его вопросы, и Хаос примет тебя.
Ничего нового допрос не принёс. Когда мёртвой девушке показали по-прежнему скрытого личиной Изидора, она опознала своего последнего клиента. Кристаллы с записью Маклин столь же небрежно, как и предыдущие, ссыпал в карман. Тело убитой, повинуясь заклинанию, безжизненно вытянулось рядом с убийцей, наблюдавшим за происходящим остекленелыми от животного ужаса глазами.
***
– Ты дурная примета, Палач. Особенно в эти часы, – проворчал раймирец, неприязненно уставившись на Маклина. Собеседники Михаэля обычно быстро начинали чувствовать себя очень неуютно, как заблудившиеся в джунглях охотники, осознавшие, что из чащи на них уже некоторое время с интересом смотрит пара вот таких же пронзительно-голубых глаз, к которым прилагается шестьдесят стоунов мышц, острые клыки и когти.
– Увидим. У меня к тебе несколько вопросов. – Маклин махнул рукой, предоставляя Михаэлю лучший обзор. – Видишь парня на кровати?
– И не только его. Ты потревожил меня, чтобы похвастаться? – приподнял бровь Михаэль.
– Смотри внимательнее. – Граф с удовольствием наблюдал, как широкая ухмылка медленно сползает с лица собеседника. – Уверен, ты лучше меня знаешь, что произошло с его дамой. Скажи, сколько у нее было предшественниц?
– За дурака меня держишь? – в голосе Михаэля появились рокочущие ноты.
– Отнюдь. После того, как твоего наследничка взяли на горячем, я мог бы сразу отправить его в Бездну.
– Горячее давно покрылось льдом. Девица отлично сохранилась, но умерла не вчера. При твоём уровне доступа сфабриковать подобное – раз плюнуть. Решил выслужиться перед хозяином и повесить новые подвиги его беглого сынка на моего оболтуса?
– Вольный воздух Адмира слегка вскружил крошке голову, так что одной дамой дело не ограничилось, – послышался приторный баритон Асмодея, который устал скрывать своё присутствие. – Но радуйся, Бештер, первый слуга Светлейшего, карающий меч Раймира, правящий твёрдо и у престола стоящий по праву: всем прелестницам столицы твой сын накануне вечером предпочёл меня.
Взгляд Михаэля застыл в одной точке где-то над головой Маклина и приобрёл почти стеклянную прозрачность. По бокам напряжённо сжатых челюстей вздулись и заходили желваки. Михаэлю не требовалось особых усилий, чтобы выглядеть угрожающе, с его телосложением это впечатление скорее следовало постоянно контролировать. Неожиданно перед ним возник бокал, и раймирец осушил его одним глотком.
– Вторая жертва. Точнее, потерпевший, – сухо прокомментировал явление Асмодея Маклин.
– Член Совета Тёмных князей, какая неожиданность, – Михаэль поморщился. – Не томи, Палач, выкладывай, спрятан ли у тебя под кроватью в этом клоповнике ваш премьер-министр, и сидит ли в шкафу Темнейший?
– Отца здесь нет, но у меня к вам вопрос как у брата невесты. – Граф понимающе усмехнулся, увидев реакцию Михаэля на очередное действующее лицо этой пьесы – ситуация стремительно теряла адекватность, а в официальном изложении и вовсе напоминала бы бред пациента Бездны.
– Что бы вы стали делать, если бы Изидор настолько… расслабился не с безвестной беднягой из Третьего дома, а в супружеской спальне с моей сестрой?
Михаэль брезгливо стряхнул со стола осколки раздавленного бокала, не обращая внимания на пачкающую столешницу кровь, но ответил неожиданно спокойно:
– Она ещё и дочь Лилит, парень. Не исключено, что мне выпало бы радоваться счастью юной четы да заходить проведать многочисленных внуков. Убить её он не смог бы, она его – тоже. Чем не секрет удачного брака?
Даже у Асмодея хватило такта промолчать. Михаэль смотрел не на собеседников и даже не на распростёртого на кровати Изидора. Маклин догадывался, в сколь давнее прошлое устремлён этот взгляд, и кого видит сейчас перед собой былой противник.
Первая часть формулы договора не была сказана вслух, не была и утроена, но старые правила того не требовали. Ритуальный ответ прозвучал без колебаний, резкий, как падение ножа гильотины:
– Буду должен.
***
Тавмант не был настолько влюбчив, чтобы сворачивать шею вслед каждой встречной, но только что к нему обратилась ожившая мечта любого парня. Если, конечно, вытащить её из мешковатых шмоток, которые она нацепила явно для конспирации. Ну или для того, чтобы не нарушать дорожное движение и не провоцировать массовые беспорядки. Явилась по дядюшкину душу, о чём сообщила скромно, безо всякого кокетства. Это только добавило ей прелести. Тавмант что-то отвечал на автомате, стараясь как можно дольше задержать и одновременно надеясь, что его напарница и кузина всё-таки смилостивится и примет экстренный сигнал сердечного бедствия.
– Фина, выручай. Если та, что сейчас зайдёт, не очередная беременная любовница нашего дядюшки, сделай милость, выясни адресок. Судя по одежде и говору, явно местная, но я не то что не видел её раньше, я даже не слышал о ней.
– Твой кредит в моём банке доверия и так слишком широк, дорогуша. Кто умолял перекинуться и посидеть за него на дежурстве, чтобы он мог удрать с дружками на охоту? Рассказы про обильную добычу и грандиозную попойку после остались единственным проявлением твоей благодарности. А теперь мне прикажешь выступать ещё и в роли уличной сводни? – сердито отозвалась Фина. – Даже не мечтай.
При виде нескладного чучела на пороге девушка нахмурилась, но не проронила ни слова. Бестолковый кузен перегрелся на солнышке, перебрал вина в обед, или тут замешаны какие-то хитрые приворотные чары? Дядюшка Леви всё же проявлял излишнее великодушие, позволяя пропускать во дворец чуть ли не любого, будь он даже нищим тапочником, ночующим на пляже. Та же чрезмерная широта души владыки Архипелага приводила сюда бессчётных дам и девиц самого разного пошиба, иногда и с детьми. Вдовы, сироты, мнимые родственнички, неудачливые авантюристы, наивно полагающие себя достойными денежного содержания. Щедростью криоса пытались воспользоваться слишком многие. К какой категории относился этот визитёр, намётанный глаз Фины определить не смог. Одно удалось прояснить сразу – никакие чары в деле всё-таки не участвовали, маскировкой или приворотами тут и не пахло. Скорее всего – и правда девчонка, судя по тому, как нервным движением заправила под шляпу выбившуюся прядь волос. Но кому это вообще важно, кроме разгильдяя Тавманта? Гораздо интереснее другое: понять, с чем явилась, не вышло – полный вакуум вместо обычного потока сознания. Не блок, не щит, какая-то противоестественная кромешная пустота. Фина сосредоточилась, надеясь зацепить хоть что-нибудь. От напряжения тут же заныли виски, противно отдавая в затылок. Преодолевая нарастающий шум в ушах, девушка встряхнула головой и потёрла глаза онемевшими пальцами. Посетительница продолжала молчать, глядя в пол, и, судя по всему, провалившуюся попытку сканирования даже не заметила. Не то её сморила проклятая духота, не то девица и вовсе не в себе.
– Эй, подруга! – Посетительница слабо шевельнулась, но глаз не подняла. Отчасти Фина её понимала, самой потребовалось некоторое усилие, чтобы прервать затянувшуюся паузу. – Ты же не можешь тут сидеть, пока на тебе кораллы не вырастут. Криоса нет, и о своих планах он мне, видишь ли, не докладывает – так что не поручусь, что сегодня ты его дождешься. Обычно к нему со своими проблемами приходят каждое новолуние, а до него, – морская ведьма сосредоточилась, – ещё дня три. Если у тебя что срочное, так иди к ратуше – там не только мэр и совет старейшин, там рядом приют для обездоленных, суд, казармы городской стражи и всё прочее, что может понадобиться в стеснённых обстоятельствах.
Странная девица снова никак не отреагировала.
В дверь приёмной просунулась лохматая голова – Тавмант очевидно устал ждать мысленного сообщения.
– Прекрасные дамы, – заговорщическим тоном сообщил молодой демон, – вчера вечером я выиграл в карты бутылочку вина, которое, по слухам, предпочитает адмирский владыка. Не материализовать ли её прямо здесь и не распить ли прямо сейчас? Криоса нет, скоро закат, нас сменит ночная стража, так почему бы не провести оставшиеся пару часов веселее, чем прошедшие десять?
Фина возвела глаза к потолку. Возможно, бокал вина сделал бы сложившуюся ситуацию несколько приятнее, но не говорить же об этом кузену.
– Манта, твои трущобные привычки стремительно переходят на новый уровень: теперь не только пить на службе, так ещё и угощать посетителей. Осталось дождаться ночной стражи и устроить вечеринку прямо в дядюшкином кабинете. Полагаю, он будет просто счастлив, если случайно решит нас навестить.
– Фи, в кого ты такая зануда? Дядюшка никогда не порицал питие вина в компании прекрасных дам...
– Возможно, настало время начать, – из-за двери за спиной Фины вышел Левиафан и оглядел собравшихся. Тавмант моментально утратил весь энтузиазм под тяжёлым взглядом криоса, а побледневшая Фина досадливо кивнула в сторону неподвижной девчонки:
– Что у неё к вам за срочное дело – так и не объяснила, но уходить категорически отказывается.
– Я разберусь, – коротко бросил Левиафан. Слава Хаосу, это не государь и повелитель, но, если подозрения верны, убирать гостью подальше от оболтусов следовало аккуратно. И быстро. В приёмной и без того фонило, как в палате Бездны. Эти двое – ребята, конечно, дубовые, но просиди они так до конца смены – неизвестно, чем бы кончилось. Он осторожно приблизился.
– Девочка, ты меня слышишь?
Фигура в кресле, секунду назад напоминавшая искусно сделанный манекен, резко распрямилась и в попытке встать слепо рухнула на руки адмиралу, довольно чувствительно залепив лбом в грудь. Он вынужденно приобнял девчонку, вцепившуюся в него не хуже осьминога, и под аккомпанемент глухих сдавленных рыданий растворился в воздухе вместе с ней, оставив подчинённых в полном недоумении. Единственное, что оба поняли – узнать адресок незнакомки юному любителю карт, вина и женщин точно не светит.
***
Перебрасывая портал, адмирал спешил убрать рыдающую и фонящую, как идущий вразнос реактор, дочь владыки подальше от всего живого и, похоже, не подрассчитал: в погребе, конечно, не было никого живого, если не считать винных дрожжей, но вряд ли это помещение сойдет за гостиную. Отцепив от себя беспомощно всхлипывающую Аиду, Левиафан огляделся и счёл, что пузатый бочонок в углу – вполне подходящее кресло. Материализовал на нём подушку, усадил Аиду и задумчиво посмотрел вокруг. Слуги бывали здесь чаще и наверняка ориентировались лучше, но звать их не следовало. Ладно... Повинуясь движению руки, где-то под сводами подвала загорелся свет. Адмирал дистанционно и во многом наугад выудил откуда-то из недр дальнего стеллажа бутылку. Напряжение сказывалось – вытаскивая пробку, он раскрошил бутылочное горлышко, но вовремя спохватился – осколки не попали внутрь, а, повинуясь заклинанию, заплясали вокруг и сложились в пару повисших в воздухе бокалов. Плеснув себе, он пригубил напиток. Неплохой ром... есть надежда, что девчонке перехватит дыхание настолько, что она забудет, как рыдать. Во второй бокал ром полился до краев. Аида вздрогнула, отшатнувшись от неожиданно возникшего перед ней резко, но приятно пахнущего подношения.
– Это что? – она взяла бокал, но по-прежнему принюхивалась к содержимому.
– Отрадно в кои-то веки увидеть кристально честное княжеское дитя, – иронически произнес Левиафан. – Ты хочешь сказать, что ни разу не совершала набегов на папашин шкаф? Или что среди добычи никогда не оказывался ром?
– Не такой, – Аида еще раз понюхала напиток. – Пахло иначе.
– На Островах ром настаивают на травах и специях, а не просто выдерживают в бочках, – как ребёнку, пояснил адмирал. – Не понравится – найду что-нибудь другое.
Аида сделала осторожный глоток, вкус напитка оказался ярким, как фейерверк. Пряный и терпкий, но более мягкий, чем дары отцовского шкафа. Совершенно некстати вспомнилось, как отец впервые застукал её за расхищением закромов. Ругать не стал, просто налил бокал доверху и с ласковой усмешкой сказал, что если она выпьет всё до капли, то ей будет позволено забрать бутылку с собой и в дальнейшем полноправно пользоваться всем, что найдёт на полках. Очнулась она только утром следующего дня, с жуткой головной болью, и первое что увидела – недопитую бутылку рома на прикроватном столике. Рядом красовался маленький изящный флакончик с запиской. Лежит теперь где-то в шкатулках, среди прочих отцовских подарков. Аида бессильно опустила голову, глаза снова защипало, пустота в груди всё росла и росла. В попытке собрать волю в кулак она сделала ещё один изрядный глоток… и громко, безобразно и совершенно непозволительно разрыдалась.
Левиафан поморщился – ни женских, ни детских слёз он не любил. Что там случилось-то, если папашина любимица при упоминании о Князе ударяется в истерику? Выбрала неподходящего жениха или пошла по стопам старшей сестры? Надоело участвовать в старом тягомотном ритуале? Последнее как причину всерьёз рассматривать было смешно – закон дозволял невесте, в случае, если никто ей так и не приглянулся, раздать неудачливым претендентам ответные дары, да и отправить восвояси, а через несколько лет снова собрать желающих попытать счастья. Пользовались полным отказом редко, но, как полагал адмирал, лишь потому, что обычно к началу ярмарки на примете у всякой уважающей себя невесты уже имелась пара-тройка достойных кандидатур. Всё сводилось к выбору наиболее нравящегося ухажёра. Остальные обычно тоже внакладе не оставались – после того, как невеста выбирала будущего мужа, неудачникам опять же преподносили утешительные подарки. Кто был поумнее, без супруги не уезжал всё равно – вокруг любой невесты постоянно крутилась целая стая придворных дам и дев, куда более озабоченных устройством собственной личной жизни, нежели благом патронессы. Так что, Хаос побери Самаэля, могло там произойти?
Левиафан погладил плачущую Аиду по голове. Девица припала к нему и зарыдала ещё пуще. В то, что её драгоценного папашу Хаос-таки побрал, Левиафан не верил ни на секунду: если бы что-то произошло с Темнейшим, член Совета почувствовал бы это немедленно.
– Ты пытаешься превратиться в парковый фонтан? – поинтересовался он у Аиды. – Или разругалась с женихом?
Для того, чтобы по обрывочным фразам, перемежаемым шмыганием носом и сбивчивыми извинениями, понять, что произошло, следовало быть менталистом уровня Маклина. Адмирал пошёл более долгим, но менее затратным путем: влил в Аиду еще бокал рома, а затем материализовал умывальный тазик, сделанный из огромной, сияющей изнутри перламутром ракушки, и наполнил его холодной морской водой. Выливать без малого ведро на растрёпанную голову безутешной девицы было, конечно, некуртуазно, зато для прекращения истерики – самое то. Задохнувшись от возмущения, Аида вскинулась и с удивлением обвела взглядом погреб, бокал в своей руке и Левиафана, продолжавшего небрежно держать опустевшую посудину.
– В Бездну женихов! И Тойфеля с его господином Дипломатом туда же! – выпалила девушка. – Из-за них он меня выгнал… – нижняя губа снова предательски дрогнула, и Левиафан понял, что если не перехватить инициативу, то он может хоть до утра вычерпывать море на голову княжеской дочери.
– Папаша тебя выгнал? – спокойно уточнил он. – Из завещания-то хоть вычеркнул, как положено в благородных семействах?
Аида сперва хихикнула, попытавшись представить Князя на смертном одре в окружении нотариусов и менталистов, а затем расхохоталась. Довольно нервозно, но в целом, как счёл адмирал, это было много лучше слёз.
– Просвети, откуда возле тебя взялся Тойфель, – жёстко продолжил он, – и кого ты называешь Дипломатом?
Лицо Аиды свело очередной судорогой неконтролируемого и крайне неприятного веселья:
– Моя вина, я его спрятала. То есть её… Думала, тихо уедут с Габриэлем, но она… они… Идиотка! Война была в ярости, мы же всё делали тайно. Потом вызвали Мора. Теперь решают без меня, а отец… Он был прав, он всегда оказывается прав! Какая ирония… – Аида внезапно расхохоталась, хотя ничего смешного в её словах не было. Адмирала продрало до костей, и атмосфера погреба была тут совершенно ни при чём. На слабость нервов он тоже не мог пожаловаться даже в эпоху юности мира. В отчаянном смехе девушки проступали безошибочно узнаваемые интонации. Он слишком хорошо их помнил.
Редкостно невовремя, – по его реакции девчонка вряд ли сможет что-то прочитать, но лучше всё же прогуляться к стеллажам лично, не привлекая магию. Гадай теперь, это полное развитие всех унаследованных от обоих родителей способностей и качеств? Научившись с этим управляться, девчонка, пожалуй, при желании легко заменит армию наёмных убийц. Или от переживаний и обиды – изгнание она, похоже, полагала настоящим, хотя по тому, что удалось понять, это больше походило на очередную идиотскую шутку Первого среди равных – врождённые способности обострились и вызвали единичный всплеск, который может не повториться более никогда?
Адмирал очень старался не реагировать на отчётливое движение у себя за спиной. Обернулся за мгновение до того, как девчонка, обмякнув на своём шутовском троне, склонилась лицом в колени и задремала в этой неудобной позе, а бокал, выпавший из разжавшихся пальцев, разлетелся о каменный пол.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 8, где одного члена Совета пытаются подвергнуть грубому насилию, а другой в очередной раз убеждается, что окружён благонамеренными идиотами и социально опасными типами
Вечер только начался, но веселье уже было в разгаре: смешанная компания СВРиБ и Третьего умудрилась абонировать чуть ли не половину зала и устроила импровизированную пьянку. По всей видимости, совместные гулянки на стройплощадке в парке наглому молодняку из обоих ведомств понравились… За сдвинутыми столами в очередной раз решалась судьба мира: на столешнице прямо поверх блюд с закусками, бутылок и прочей ресторанной параферналии мерцала иллюзия – довольно качественный макет Веера. Известные порталы между Пластинами светились цветными точками. Игроки разделились на две команды – «открывающих» и «закрывающих». Одним следовало успеть пройти и защитить порталы, другим – помешать противникам и закрыть все выходы с Пластин. Выиграли «открывающие», три незакрытых портала нагло светились алым в центре макета.
– Милый, ты смухлевал, – уютно устроившаяся на коленях Малефицио растрёпанная шатенка в яркой цветастой блузке с декольте ткнула любовника локтем. – Откуда на Техне три новых портала вместо двух выбитых? Вечер только начался, но веселье уже было в разгаре: смешанная компания СВРиБ и Третьего умудрилась абонировать чуть ли не половину зала и устроила импровизированную пьянку. По всей видимости, совместные гулянки на стройплощадке в парке наглому молодняку из обоих ведомств понравились… За сдвинутыми столами в очередной раз решалась судьба мира: на столешнице прямо поверх блюд с закусками, бутылок и прочей ресторанной параферналии мерцала иллюзия – довольно качественный макет Веера. Известные порталы между Пластинами светились цветными точками. Игроки разделились на две команды – «открывающих» и «закрывающих». Одним следовало успеть пройти и защитить порталы, другим – помешать противникам и закрыть все выходы с Пластин. Выиграли «открывающие», три незакрытых портала нагло светились алым в центре макета.
– Милый, ты смухлевал, – уютно устроившаяся на коленях Малефицио растрёпанная шатенка в яркой цветастой блузке с декольте ткнула любовника локтем. – Откуда на Техне три новых портала вместо двух выбитых?
– Я честен, как весы Монетного двора, – с достоинством отозвался Малеф, и на иллюзорном Веере загорелся изумрудный контур. – Ты взорвала первый портал, Джейк – второй… и куда, по-твоему, делась энергия, которую вы на пару туда всандалили? Проломила защиту и создала новый коридор. Я его закрутил, только и всего. Так что все три портала – ваш подарочек.
– Надеюсь, столь блистательное общество простит бедную провинциалку за вторжение? – возле возбуждённо обсуждавшей только что закончившуюся игру компании появилась высокая дама в старомодном закрытом платье и непристойно дорогих для подобного одеяния драгоценностях. Незнакомка была потрясающе хороша собой, посему вторжение ей, разумеется, охотно простили. Правда, участвовать в застолье мадам отказалась, и, не обращая внимание на желавших познакомиться парней из Третьего, пристроилась поближе к Малефицио. – Скажите, мы не могли встречаться раньше? – проворковала она.
Прежде, чем Малефицио успел отвертеться от навязываемого общества, в его голове прозвучал отвратительно знакомый манерный баритон: «Мой юный друг, вам выгоднее подыграть и выйти прогуляться. Иначе разговор состоится в другом месте, и речь пойдет о том, как позорно просчитались ваше ведомство на пару с конторой господина графа. Выбор за вами». Ментальная речь в исполнении Асмодея более напоминала ментальное изнасилование или допрос в Третьем – виски ощутимо сдавило. Малеф успел придержать Алиенор – девушка незаметно приподняла рукав блузки и готовилась активировать какой-то из служебных амулетов.
– Простите, синьора Випера, – княжеский сын изобразил официальную улыбку, в которой было столько же тепла, сколько в ведре жидкого азота, – не ожидал встретить почтенную матрону и бывшую наставницу моей обожаемой матушки в такое время и в таком месте. Надеюсь, ваш супруг и очаровательные правнуки благополучны? – краем глаза Малеф не без злорадства заметил, как вытянулись физиономии наперебой рвавшихся поухаживать за таинственной красавицей молоденьких егерей.
Алиенор оставила в покое служебный амулет, но осталась сидеть на коленях Малефа. Тот приобнял подругу и одним текучим движением умудрился встать и усадить её в освободившееся кресло. На столе материализовалась россыпь шеолов.
– Надеюсь, этого хватит, чтобы вечер продолжался, – Малефицио коротко поклонился «наставнице обожаемой матушки», мысленно посылая навязчивую даму в Бездну и поглубже в объятия Лилит. – Я к вашим услугам, синьора.
Неторопливо выходя из зала под руку с означенной синьорой, Малеф успел услышать капризное «Надеюсь, мальчики, мы успеем как следует повеселиться, пока мой драгоценный будет в поте лица ублажать несчастную старушку» и почувствовать, как на него навесили одновременно «дальнюю слежку» и «оберег». Последний был из разряда служебных и гарантировал, помимо всего прочего, быструю транспортировку тела в морг Третьего. Очевидно, бездарный спектакль Нору насторожил куда больше, чем хотелось бы.
– В министерстве культуры завелся лазурский шпион? – прошипел Малефицио, оказавшись на улице.
– Ну не здесь же, ми-и-илый, – Асмодей в женской ипостаси был невыносимо жеманен, но в локоть вцепился так, что вывернуться без драки не представлялось возможным. – У тебя ведь не может не найтись уютной берлоги, о которой никому не известно? Или предпочтёшь ближайшие кусты?
Малефицио молча открыл портал и, не давая «синьоре» опомниться, шагнул в него. Асмодей, вопреки ожиданиям, не ослабил хватки и даже не слишком удивился, оказавшись прижатым к стене между парком и Пустошами в зарослях держидерева. Со стороны Пустошей, разумеется.
– Эта берлога достаточно уютна? – светским тоном поинтересовался Малефицио, мимоходом испепелив пару веток. – Или поискать более уединённое место?
– Сойдёт, – синьора Асма каким-то неизвестным Малефу заклинанием заставила кусты сплестись над головой в подобие огромной корзины и для верности накрыла получившуюся беседку щитом. Усевшись на оголившийся песок, дама поморщилась. – Материализуй пару кресел, что ли, – без обычной манерности попросила она. – Как-то я не в форме сегодня.
Малефицио с подозрением покосился на Асмодея, но, пожав плечами, просьбу выполнил. Между креслами возник небольшой столик, над ним загорелся огонёк. Асмодей неуклюже переместился в кресло – чтобы встать с земли ему даже понадобилось опереться о подлокотник. Малефицио нахмурился – происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Заставив шарик-светильник гореть ярче, он вгляделся в лицо напротив. Расширенные зрачки, заострившиеся черты, влажные от пота волосы – особыми познаниями в медицине начальник СВРиБ похвастать не мог, но, как и все боевики, раненых и умирающих повидал.
– Или глава Третьего дома – гениальный актёр, – процедил он, – или сюда пора звать ребят Мора.
– Или мы все же поговорим о том, как блистательно облажались СВРиБ и Третье, – оскалилась женщина. – Не беспокойся, мальчик, я не собираюсь умирать у тебя на руках.
Малеф кивнул. На столике появился графин и пара бокалов.
– Третья сверху полка отцовского шкафа, второй ряд. Проверил на себе, – Малеф наполнил бокалы и отпил из ближайшего, демонстрируя, что напиток не отравлен. – Спёр пару лет назад, но эта дрянь не меняет своих свойств. Боль снимает, поднимет хоть покойника, но отходняк на вторые сутки страшенный, имейте в виду.
Асмодей потянулся за бокалом и осушил его залпом. Затем откинулся на спинку кресла и сидел так несколько минут, словно прислушиваясь к себе. Когда он снова заговорил, интонации изменились, неизвестно откуда возник ускоренный рваный темп.
– Все, что видишь и слышишь с этого момента, – не дожидаясь приглашения, Асмодей наполнил свой бокал до краев и умудрился поднять его к губам, не пролив ни капли, – швыряй в кристалл. Лучше в два или три, с разных ракурсов.
Начальник СВРиБ молча подвесил один из кристаллов над столом, два других приткнул по бокам беседки. – Щит пропускает свет? – деловито поинтересовался он.
– Ни свет, ни звук, ни выбросы боевой магии, – женщина осушила полбокала и облизнулась.
– Прекрасно, – Малефицио материализовал на столе блюдо с ростбифом, подумав, дополнил натюрморт огромной кружкой горячего шоколада. – Всё из того ресторана, где мы встретились, – пояснил он. – Могу проверить на яды, но леди Алиенор незачем ревновать.
– Ах да, я испортил тебе вечер и, возможно, даже ночь, – благодаря зелью из княжеского шкафа синьора Асма уже не напоминала умирающую, а к предложенному угощению отнеслась настолько благосклонно, что могла соревноваться в скорости уничтожения еды с драконом после весенней линьки. – Если захочешь, то, когда мы справимся с неотложными делами, я могла бы компенсировать все… издержки.
– Эти кристаллы будут просматривать СВРиБ и Третье, – равнодушно напомнил Малеф.
– Не сомневаюсь в увлекательности картины, – глухое, застёгнутое под подбородок платье расстегнулось и медленно сползло с точёных плеч. – Прибавь освещения, не очень легко удерживать форму в таком состоянии.
Шарик света над столом засиял, как маленькое солнце. Малефицио грубо коротко выругался – вздувшаяся широкая гематома на шее полуобнажённой женщины напоминала открытую рану, кожа в местах, где прошлись то ли жёсткой тканью, то ли ремнём, была сорвана до мяса. Аналогичные повреждения имелись на руках и на талии. Женщина привстала и повернулась – на спине красовалась мешанина длинных гематом и столь же длинных, но более узких ожогов, и стало ясно, почему за весь вечер большой любитель вальяжных поз Асмодей лишь единожды откинулся на спинку кресла.
– Кто?
– А угадай, – беспечно улыбнулась женщина.
– Наши или приезжие?
– Второе.
– Женишки или кто-то из свитских?
– Первое.
Малефицио сосредоточился, в воздухе перед Асмодеем повис своеобразный пасьянс – портреты из досье. Память у Малефа, как у большинства высших демонов, была фотографической. – Кто именно?
– Я же сказал, угадай, – покачал головой Асмодей. – Почему я должен работать за вас с графом? К слову, я не отказалась бы ещё от одной порции ростбифа, он недурен.
– Извольте, – теперь кроме ростбифа, успевшего остыть, на блюде красовалась гора жареных колбасок и полголовы истекающего слезой сыра. – Что-нибудь еще?
– Пока хватит, – Асмодей расправлялся с новой порцией немногим дольше: поддерживать форму и работоспособность при повреждениях, для более слабого существа оказавшихся бы смертельными, без постоянного притока энергии извне было очень тяжело. Малефицио понадеялся, что допрос не затянется, и Асмодей скоро получит возможность перекинуться и регенерировать. Обычный, естественный для детей Третьего дома способ восстанавливаться вне всякого сомнения сделал бы запись допроса одним из самых кассовых порнофильмов Веера, но принимать участие в этом триллере Малефицио совершенно не хотелось: он подозревал, что в сравнении с экстренно восполняющим энергию князем инкубов и суккубов даже Лилит показалась бы робкой девицей из строгой семьи.
Асмодей снова налил себе.
– Угадывай побыстрее, – предупредил он. – В случае чего за поставленный мной щит без меня или отца ты не выберешься. Даже если выживешь.
Малеф промолчал, тасуя пасьянс из портретов. Выбрал три, растворив в воздухе остальные. Со вздохом отправил в ничто лишний, вгляделся в оставшиеся два и решительно подсветил один, развеяв второй.
– Хор-роший мальчик, – промурлыкало существо напротив, тронув край верхней губы алым кончиком языка. Лихорадочное возбуждение и быстрая речь сменились томным взглядом ставших огромными глаз и вязкой, медленной, словно сквозь подступающий паралич, манерой разговора.
– Угадал, – констатировал Малеф. Перед тем, как погасить кристаллы, он поднес последний портрет к каждому из них. – Перекидывайтесь, – бросил он. Его не услышали.
Разорванное платье упало на песок. Вставшее во весь рост существо не излучало угрозы, только голод и более ничего. При этом похожее на ожившую покойницу чудовище каким-то непостижимым образом не выглядело отталкивающим. Скорее привлекательным, на свой лад.
Малефицио вздрогнул. Не бойся, подпусти это поближе, почувствуй себя куском свежего мяса на тарелке – прекрасная перспектива. Заставить слетевшего с катушек изначального сменить форму – надо быть папашей. Перекинуться в Князя вряд ли удастся, особенно талантливым метаморфом Малефицио себя не считал. Потому зажмурился и швырнул перед собой щит, на скорую руку замаскированный иллюзией.
Щит раскалился и поплыл, но выдержал.
Стало тихо.
Малеф открыл глаза. На песке сидел мужчина, растрёпанные кудри закрывали лицо. На гладкой смуглой спине не осталось даже шрамов.
Малефицио облегчённо выдохнул. Сработало.
– Все в порядке, надеюсь? – максимально светский тон, щит наготове. – Или все же позвать ребят Мора?
Сидящий повернул голову, ленивым жестом убрал волосы с лица. На руках тоже не осталось ни царапины. Вскинутый на несостоявшуюся жертву взгляд был совершенно трезвым, но странно тоскливым.
– Ловко, – равнодушно отозвался Асмодей. – Прикрыть боевой щит голой бабой, не перекидываясь в обманку – хороший ход, признаю, – он легко поднялся, накинул обрывки платья, словно халат, не побеспокоившись трансформацией многострадальной тряпки во что-нибудь пристойное, и плюхнулся в кресло напротив. На столе возникла пузатая бутыль с этикеткой, на которой улыбалась обнажённая красотка. – Твое здоровье, мальчик, – глава Третьего дома отсалютовал Малефу бокалом. Пригубив вино, одобрительно кивнул и материализовал еще одно кресло и бокал. – Пора пригласить в наше уютное гнёздышко третьего, – ухмыльнулся он. – Разыграем в кости сомнительную честь разбудить среди ночи графа Маклина?
***
Граф, шагнувший в предложенный голограммой Малефа портал, не выглядел только что разбуженным. Злым и невыспавшимся – возможно. Но даже ревностные служаки обычно не ложатся в супружескую постель в походной одежде, сапогах и защитных куртках из драконьей кожи, и не обвешиваются полным набором служебных артефактов, чтобы безопасно поцеловать на ночь наследников.
За стол Маклин уселся, не дожидаясь приглашения. Коротко кивнул Малефицио, сгрёб в карман лежавшие на столе кристаллы, не проявив заметного интереса к их содержимому, и в упор уставился на Асмодея. Тот картинно передёрнул плечами, словно озябнув, и распахнутая рваная тряпка мгновенно превратилась в чёрные брюки и рубашку. Маклин криво улыбнулся.
– А теперь, – медленно произнес он, – выбирайте. Вы можете честно рассказать мне обо всём, что здесь происходило. Подчеркиваю, обо всём и честно. И подвергнуться стандартной ментальной проверке. В моём исполнении, не будем доводить до инфаркта дежурных менталистов. Если хотя бы один из вас откажется играть по правилам, за этим столом вскоре появится четвёртый гость. Прекрасно знакомый всем присутствующим. Он не склонен интересоваться ничьими предпочтениями, а правила придумывает сам. Итак? – при этом освещении цвет глубоко посаженных глаз графа было невозможно определить, но Малефу показалось, что где-то в глубине зрачков мелькнули оранжевые, как языки костра в ночи, сполохи.
– Валяйте, – устало отозвался Малеф, наливая себе из полупустого графина. – Или нам с вами останется только подать в отставку. По-раймирски.
– К чему эти бессмысленные потери в рядах Совета… – задумчиво протянул Асмодей. – Ваш досадный промах так легко обратить в солидное преимущество, не нарушая покой нашего общего друга! Он ценит подобную любезность. И неужели вы могли подумать, что я выпустил того шустрого птенчика на волю?
– Да или нет? – Оборвал его Маклин. – С остальным разберемся после. – В резком тоне начальника Третьего отделения мелькнули непонятные Малефу ноты облегчения. Асмодей кивнул и закинул ногу на ногу, сплетя пальцы на колене с видом скучающего эстета.
Маклин предоставил ему любоваться пейзажем, поставив свою версию стандартного щита, не дающего вмешиваться в ход процедуры. Если добровольный «помощник» внезапно решит сменить обстановку, его ожидает крайне неприятный сюрприз. Графин с небезынтересным содержимым также остался на экранированной части стола.
Определённые подозрения возникли у графа сразу после осмотра места происшествия. В беседке фонило не только от использованного мальчишкой боевого щита. А ведь инцидента можно было бы избежать с самого начала. Впрочем, авантюризм и уверенность в собственном бессмертии угробили не одного подающего надежды молодого дознавателя. Правда, немногие додумались бы угощать раненых наркоманов мощными стимуляторами, запершись в допросной без охраны и сломав ключ. К чести Малефа следовало бы заметить, что решения он принимал, не считая визави ненормальным в медицинском смысле. Так… зрелище Асмодея, хлещущего зелье, как больной верблюд, его не насторожило. Дозировка на стенке графина не прописана, вот он и был уверен, что старый папашин товарищ не станет перебирать во вред себе. Самоуверенность, ложное чувство безопасности… ну и прежний опыт общения с красоткой Асмой, логично – если бы не обострившиеся из-за княжеского угощения способности, Маклин и сам принял бы клоунаду на Совете за относительно чистую, хоть и порядком истертую монету.
Графу до крайности не понравилась одна незаметная, совсем свежая и вроде бы легко сбиваемая установка, которую разум Малефа начал интенсивно обрабатывать. Судя по озадаченному и невесёлому виду чудом уцелевшего, ему это тоже не нравилось. Посмотрим повнимательнее… редкостная дрянь, рассчитанная на постепенную раскрутку и подпитку, как некоторые адресные заклинания или старые яды. Нетипичный для суккубов или инкубов способ воздействия – ментальный вирус на случай, если жертва – сильный маг, член Совета и сын правителя – всё же выживет… скорее, подобная многоходовочка была бы в духе Князя. На радиоактивную компостную кучу, в которой вызрела такая идея, придётся посмотреть особенно пристально.
По итогу у графа оставалась лишь пара вопросов, ответ на один из которых вряд ли удалось бы получить, а второй был риторическим. Что именно сыграло решающую роль и спасло мальчишке жизнь? И где был здравый смысл Темнейшего, когда тот прямым приказом отправил Асмодея на ярмарку в качестве жениха? К счастью, худшие опасения не подтвердились, и сознательной сделкой тут не пахло, иначе очная ставка состоялась бы, открыв новую страницу в истории судебной психиатрии. От перспективы граф внутренне содрогнулся: окончательно лишившийся тормозов всемогущий маньяк-извращенец на троне автоматически сделал бы существование ведомства Маклина бессмысленным. Действия Темнейшего довольно часто не выглядели образцом душевного здоровья, однако до выдачи собственных детей на потеху обитателям Бездны, он, слава Хаосу, всё-таки пока не дошёл.
Маклин чуть не до хруста стиснул челюсти: лезть в голову Асмодея следовало бы в ментальном аналоге костюма химзащиты. Никаким аффектом не пахло, но формально мерзавец пару раз предупредил Малефа. Совершенная классика, поэтому мальчишку и следовало проверять первым. Асмодей заранее подготовился к любому повороту событий. Однако граф, в отличие от Малефа, пациентов с особого этажа Бездны не просто видел, а сам определял их туда. И знал, что на начальном этапе иной раз лучшим доказательством вины служит полное отсутствие следов и улик. Чем страшнее хищник, тем чище выглядит его логово. Особо опасные экземпляры, впрочем, радостно выносят на обозрение тщательно выверенное количество грязи и дерьма.
С Асмодеем дело осложнялось тем, что полномочий вскрывать глубинный пласт мотиваций, так называемый «чёрный ящик», у графа не имелось. Без этого всё выглядело неудачным стечением обстоятельств, вызвавшим к жизни полный театра абсурда, едва не перешедший в анатомический. Даже страх наказания, раскаяние и другие уместные в сложившейся ситуации чувства выглядели вполне искренними. Маклин скривился: ценность ментальной проверки, если речь идёт об искусном лжеце из Совета, не выше горсти песка на Пустошах. По крайней мере, было ясно, что следует сделать дальше, раз придётся работать с таким «активным гражданином» в одной связке.
Он снял щит и напоказ, очень медленно, активировал пару служебных амулетов.
– Проверкой установлено, что имело место неспровоцированное нападение на гражданина Адмира, – ровным тоном произнес он. – Физического вреда не нанесено, ментальный ущерб, – Маклин покосился на бледного, как стенка, княжьего сына, – необратимым не является. Тем не менее, согласно законам, пострадавший может обратиться в Третье отделение. Выбор за вами, – он повернулся к Малефицио.
– Ну к чему эти формальности между своими? – вклинился Асмодей. – Признаю, я слегка перевозбудился, но вклад в наше общее дело, кажется, даёт мне право рассчитывать на снисхождение, а чистосердечное раскаяние – на прощение…
– Твой щит, который позволяет творить что угодно в замкнутом пространстве, но не пропускает наружу ни свет, ни звук, ни случайные выбросы магии, ещё не снят, – напомнил Маклин. – Поэтому, если ты не замолчишь, мне придётся заткнуть тебя любым способом – надеюсь, ты не забыл, как меня называют за спиной?
Асмодей изобразил оскорблённую невинность, но умолк.
– При всем уважении к вам, граф, я предпочёл бы не впутывать Третье в свои дела, – покачал головой Малеф.
– Уверены?
– Вполне, – благодаря то ли княжескому зелью, то ли крепким нервам Малефицио выглядел уже почти обычно, хотя отстранённый взгляд мальчишки Маклину не нравился до крайности.
– Разумное решение, – влез повеселевший Асмодей.
– Неверная реплика, – осадил его Маклин. – Что следует сказать?
– Буду должен, – Асмодей привстал, выражая всем своим видом всё ту же поруганную, но полную всепрощения невинность, и протянул Малефу руку.
Тот после секундной заминки ответил на рукопожатие, бесцветным голосом подтвердив:
– Принято.
Маклин кивнул, и вокруг сомкнутых рук двух членов Совета на мгновение вспыхнуло синеватое холодное пламя.
– Милый, ты смухлевал, – уютно устроившаяся на коленях Малефицио растрёпанная шатенка в яркой цветастой блузке с декольте ткнула любовника локтем. – Откуда на Техне три новых портала вместо двух выбитых? Вечер только начался, но веселье уже было в разгаре: смешанная компания СВРиБ и Третьего умудрилась абонировать чуть ли не половину зала и устроила импровизированную пьянку. По всей видимости, совместные гулянки на стройплощадке в парке наглому молодняку из обоих ведомств понравились… За сдвинутыми столами в очередной раз решалась судьба мира: на столешнице прямо поверх блюд с закусками, бутылок и прочей ресторанной параферналии мерцала иллюзия – довольно качественный макет Веера. Известные порталы между Пластинами светились цветными точками. Игроки разделились на две команды – «открывающих» и «закрывающих». Одним следовало успеть пройти и защитить порталы, другим – помешать противникам и закрыть все выходы с Пластин. Выиграли «открывающие», три незакрытых портала нагло светились алым в центре макета.
– Милый, ты смухлевал, – уютно устроившаяся на коленях Малефицио растрёпанная шатенка в яркой цветастой блузке с декольте ткнула любовника локтем. – Откуда на Техне три новых портала вместо двух выбитых?
– Я честен, как весы Монетного двора, – с достоинством отозвался Малеф, и на иллюзорном Веере загорелся изумрудный контур. – Ты взорвала первый портал, Джейк – второй… и куда, по-твоему, делась энергия, которую вы на пару туда всандалили? Проломила защиту и создала новый коридор. Я его закрутил, только и всего. Так что все три портала – ваш подарочек.
– Надеюсь, столь блистательное общество простит бедную провинциалку за вторжение? – возле возбуждённо обсуждавшей только что закончившуюся игру компании появилась высокая дама в старомодном закрытом платье и непристойно дорогих для подобного одеяния драгоценностях. Незнакомка была потрясающе хороша собой, посему вторжение ей, разумеется, охотно простили. Правда, участвовать в застолье мадам отказалась, и, не обращая внимание на желавших познакомиться парней из Третьего, пристроилась поближе к Малефицио. – Скажите, мы не могли встречаться раньше? – проворковала она.
Прежде, чем Малефицио успел отвертеться от навязываемого общества, в его голове прозвучал отвратительно знакомый манерный баритон: «Мой юный друг, вам выгоднее подыграть и выйти прогуляться. Иначе разговор состоится в другом месте, и речь пойдет о том, как позорно просчитались ваше ведомство на пару с конторой господина графа. Выбор за вами». Ментальная речь в исполнении Асмодея более напоминала ментальное изнасилование или допрос в Третьем – виски ощутимо сдавило. Малеф успел придержать Алиенор – девушка незаметно приподняла рукав блузки и готовилась активировать какой-то из служебных амулетов.
– Простите, синьора Випера, – княжеский сын изобразил официальную улыбку, в которой было столько же тепла, сколько в ведре жидкого азота, – не ожидал встретить почтенную матрону и бывшую наставницу моей обожаемой матушки в такое время и в таком месте. Надеюсь, ваш супруг и очаровательные правнуки благополучны? – краем глаза Малеф не без злорадства заметил, как вытянулись физиономии наперебой рвавшихся поухаживать за таинственной красавицей молоденьких егерей.
Алиенор оставила в покое служебный амулет, но осталась сидеть на коленях Малефа. Тот приобнял подругу и одним текучим движением умудрился встать и усадить её в освободившееся кресло. На столе материализовалась россыпь шеолов.
– Надеюсь, этого хватит, чтобы вечер продолжался, – Малефицио коротко поклонился «наставнице обожаемой матушки», мысленно посылая навязчивую даму в Бездну и поглубже в объятия Лилит. – Я к вашим услугам, синьора.
Неторопливо выходя из зала под руку с означенной синьорой, Малеф успел услышать капризное «Надеюсь, мальчики, мы успеем как следует повеселиться, пока мой драгоценный будет в поте лица ублажать несчастную старушку» и почувствовать, как на него навесили одновременно «дальнюю слежку» и «оберег». Последний был из разряда служебных и гарантировал, помимо всего прочего, быструю транспортировку тела в морг Третьего. Очевидно, бездарный спектакль Нору насторожил куда больше, чем хотелось бы.
– В министерстве культуры завелся лазурский шпион? – прошипел Малефицио, оказавшись на улице.
– Ну не здесь же, ми-и-илый, – Асмодей в женской ипостаси был невыносимо жеманен, но в локоть вцепился так, что вывернуться без драки не представлялось возможным. – У тебя ведь не может не найтись уютной берлоги, о которой никому не известно? Или предпочтёшь ближайшие кусты?
Малефицио молча открыл портал и, не давая «синьоре» опомниться, шагнул в него. Асмодей, вопреки ожиданиям, не ослабил хватки и даже не слишком удивился, оказавшись прижатым к стене между парком и Пустошами в зарослях держидерева. Со стороны Пустошей, разумеется.
– Эта берлога достаточно уютна? – светским тоном поинтересовался Малефицио, мимоходом испепелив пару веток. – Или поискать более уединённое место?
– Сойдёт, – синьора Асма каким-то неизвестным Малефу заклинанием заставила кусты сплестись над головой в подобие огромной корзины и для верности накрыла получившуюся беседку щитом. Усевшись на оголившийся песок, дама поморщилась. – Материализуй пару кресел, что ли, – без обычной манерности попросила она. – Как-то я не в форме сегодня.
Малефицио с подозрением покосился на Асмодея, но, пожав плечами, просьбу выполнил. Между креслами возник небольшой столик, над ним загорелся огонёк. Асмодей неуклюже переместился в кресло – чтобы встать с земли ему даже понадобилось опереться о подлокотник. Малефицио нахмурился – происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Заставив шарик-светильник гореть ярче, он вгляделся в лицо напротив. Расширенные зрачки, заострившиеся черты, влажные от пота волосы – особыми познаниями в медицине начальник СВРиБ похвастать не мог, но, как и все боевики, раненых и умирающих повидал.
– Или глава Третьего дома – гениальный актёр, – процедил он, – или сюда пора звать ребят Мора.
– Или мы все же поговорим о том, как блистательно облажались СВРиБ и Третье, – оскалилась женщина. – Не беспокойся, мальчик, я не собираюсь умирать у тебя на руках.
Малеф кивнул. На столике появился графин и пара бокалов.
– Третья сверху полка отцовского шкафа, второй ряд. Проверил на себе, – Малеф наполнил бокалы и отпил из ближайшего, демонстрируя, что напиток не отравлен. – Спёр пару лет назад, но эта дрянь не меняет своих свойств. Боль снимает, поднимет хоть покойника, но отходняк на вторые сутки страшенный, имейте в виду.
Асмодей потянулся за бокалом и осушил его залпом. Затем откинулся на спинку кресла и сидел так несколько минут, словно прислушиваясь к себе. Когда он снова заговорил, интонации изменились, неизвестно откуда возник ускоренный рваный темп.
– Все, что видишь и слышишь с этого момента, – не дожидаясь приглашения, Асмодей наполнил свой бокал до краев и умудрился поднять его к губам, не пролив ни капли, – швыряй в кристалл. Лучше в два или три, с разных ракурсов.
Начальник СВРиБ молча подвесил один из кристаллов над столом, два других приткнул по бокам беседки. – Щит пропускает свет? – деловито поинтересовался он.
– Ни свет, ни звук, ни выбросы боевой магии, – женщина осушила полбокала и облизнулась.
– Прекрасно, – Малефицио материализовал на столе блюдо с ростбифом, подумав, дополнил натюрморт огромной кружкой горячего шоколада. – Всё из того ресторана, где мы встретились, – пояснил он. – Могу проверить на яды, но леди Алиенор незачем ревновать.
– Ах да, я испортил тебе вечер и, возможно, даже ночь, – благодаря зелью из княжеского шкафа синьора Асма уже не напоминала умирающую, а к предложенному угощению отнеслась настолько благосклонно, что могла соревноваться в скорости уничтожения еды с драконом после весенней линьки. – Если захочешь, то, когда мы справимся с неотложными делами, я могла бы компенсировать все… издержки.
– Эти кристаллы будут просматривать СВРиБ и Третье, – равнодушно напомнил Малеф.
– Не сомневаюсь в увлекательности картины, – глухое, застёгнутое под подбородок платье расстегнулось и медленно сползло с точёных плеч. – Прибавь освещения, не очень легко удерживать форму в таком состоянии.
Шарик света над столом засиял, как маленькое солнце. Малефицио грубо коротко выругался – вздувшаяся широкая гематома на шее полуобнажённой женщины напоминала открытую рану, кожа в местах, где прошлись то ли жёсткой тканью, то ли ремнём, была сорвана до мяса. Аналогичные повреждения имелись на руках и на талии. Женщина привстала и повернулась – на спине красовалась мешанина длинных гематом и столь же длинных, но более узких ожогов, и стало ясно, почему за весь вечер большой любитель вальяжных поз Асмодей лишь единожды откинулся на спинку кресла.
– Кто?
– А угадай, – беспечно улыбнулась женщина.
– Наши или приезжие?
– Второе.
– Женишки или кто-то из свитских?
– Первое.
Малефицио сосредоточился, в воздухе перед Асмодеем повис своеобразный пасьянс – портреты из досье. Память у Малефа, как у большинства высших демонов, была фотографической. – Кто именно?
– Я же сказал, угадай, – покачал головой Асмодей. – Почему я должен работать за вас с графом? К слову, я не отказалась бы ещё от одной порции ростбифа, он недурен.
– Извольте, – теперь кроме ростбифа, успевшего остыть, на блюде красовалась гора жареных колбасок и полголовы истекающего слезой сыра. – Что-нибудь еще?
– Пока хватит, – Асмодей расправлялся с новой порцией немногим дольше: поддерживать форму и работоспособность при повреждениях, для более слабого существа оказавшихся бы смертельными, без постоянного притока энергии извне было очень тяжело. Малефицио понадеялся, что допрос не затянется, и Асмодей скоро получит возможность перекинуться и регенерировать. Обычный, естественный для детей Третьего дома способ восстанавливаться вне всякого сомнения сделал бы запись допроса одним из самых кассовых порнофильмов Веера, но принимать участие в этом триллере Малефицио совершенно не хотелось: он подозревал, что в сравнении с экстренно восполняющим энергию князем инкубов и суккубов даже Лилит показалась бы робкой девицей из строгой семьи.
Асмодей снова налил себе.
– Угадывай побыстрее, – предупредил он. – В случае чего за поставленный мной щит без меня или отца ты не выберешься. Даже если выживешь.
Малеф промолчал, тасуя пасьянс из портретов. Выбрал три, растворив в воздухе остальные. Со вздохом отправил в ничто лишний, вгляделся в оставшиеся два и решительно подсветил один, развеяв второй.
– Хор-роший мальчик, – промурлыкало существо напротив, тронув край верхней губы алым кончиком языка. Лихорадочное возбуждение и быстрая речь сменились томным взглядом ставших огромными глаз и вязкой, медленной, словно сквозь подступающий паралич, манерой разговора.
– Угадал, – констатировал Малеф. Перед тем, как погасить кристаллы, он поднес последний портрет к каждому из них. – Перекидывайтесь, – бросил он. Его не услышали.
Разорванное платье упало на песок. Вставшее во весь рост существо не излучало угрозы, только голод и более ничего. При этом похожее на ожившую покойницу чудовище каким-то непостижимым образом не выглядело отталкивающим. Скорее привлекательным, на свой лад.
Малефицио вздрогнул. Не бойся, подпусти это поближе, почувствуй себя куском свежего мяса на тарелке – прекрасная перспектива. Заставить слетевшего с катушек изначального сменить форму – надо быть папашей. Перекинуться в Князя вряд ли удастся, особенно талантливым метаморфом Малефицио себя не считал. Потому зажмурился и швырнул перед собой щит, на скорую руку замаскированный иллюзией.
Щит раскалился и поплыл, но выдержал.
Стало тихо.
Малеф открыл глаза. На песке сидел мужчина, растрёпанные кудри закрывали лицо. На гладкой смуглой спине не осталось даже шрамов.
Малефицио облегчённо выдохнул. Сработало.
– Все в порядке, надеюсь? – максимально светский тон, щит наготове. – Или все же позвать ребят Мора?
Сидящий повернул голову, ленивым жестом убрал волосы с лица. На руках тоже не осталось ни царапины. Вскинутый на несостоявшуюся жертву взгляд был совершенно трезвым, но странно тоскливым.
– Ловко, – равнодушно отозвался Асмодей. – Прикрыть боевой щит голой бабой, не перекидываясь в обманку – хороший ход, признаю, – он легко поднялся, накинул обрывки платья, словно халат, не побеспокоившись трансформацией многострадальной тряпки во что-нибудь пристойное, и плюхнулся в кресло напротив. На столе возникла пузатая бутыль с этикеткой, на которой улыбалась обнажённая красотка. – Твое здоровье, мальчик, – глава Третьего дома отсалютовал Малефу бокалом. Пригубив вино, одобрительно кивнул и материализовал еще одно кресло и бокал. – Пора пригласить в наше уютное гнёздышко третьего, – ухмыльнулся он. – Разыграем в кости сомнительную честь разбудить среди ночи графа Маклина?
***
Граф, шагнувший в предложенный голограммой Малефа портал, не выглядел только что разбуженным. Злым и невыспавшимся – возможно. Но даже ревностные служаки обычно не ложатся в супружескую постель в походной одежде, сапогах и защитных куртках из драконьей кожи, и не обвешиваются полным набором служебных артефактов, чтобы безопасно поцеловать на ночь наследников.
За стол Маклин уселся, не дожидаясь приглашения. Коротко кивнул Малефицио, сгрёб в карман лежавшие на столе кристаллы, не проявив заметного интереса к их содержимому, и в упор уставился на Асмодея. Тот картинно передёрнул плечами, словно озябнув, и распахнутая рваная тряпка мгновенно превратилась в чёрные брюки и рубашку. Маклин криво улыбнулся.
– А теперь, – медленно произнес он, – выбирайте. Вы можете честно рассказать мне обо всём, что здесь происходило. Подчеркиваю, обо всём и честно. И подвергнуться стандартной ментальной проверке. В моём исполнении, не будем доводить до инфаркта дежурных менталистов. Если хотя бы один из вас откажется играть по правилам, за этим столом вскоре появится четвёртый гость. Прекрасно знакомый всем присутствующим. Он не склонен интересоваться ничьими предпочтениями, а правила придумывает сам. Итак? – при этом освещении цвет глубоко посаженных глаз графа было невозможно определить, но Малефу показалось, что где-то в глубине зрачков мелькнули оранжевые, как языки костра в ночи, сполохи.
– Валяйте, – устало отозвался Малеф, наливая себе из полупустого графина. – Или нам с вами останется только подать в отставку. По-раймирски.
– К чему эти бессмысленные потери в рядах Совета… – задумчиво протянул Асмодей. – Ваш досадный промах так легко обратить в солидное преимущество, не нарушая покой нашего общего друга! Он ценит подобную любезность. И неужели вы могли подумать, что я выпустил того шустрого птенчика на волю?
– Да или нет? – Оборвал его Маклин. – С остальным разберемся после. – В резком тоне начальника Третьего отделения мелькнули непонятные Малефу ноты облегчения. Асмодей кивнул и закинул ногу на ногу, сплетя пальцы на колене с видом скучающего эстета.
Маклин предоставил ему любоваться пейзажем, поставив свою версию стандартного щита, не дающего вмешиваться в ход процедуры. Если добровольный «помощник» внезапно решит сменить обстановку, его ожидает крайне неприятный сюрприз. Графин с небезынтересным содержимым также остался на экранированной части стола.
Определённые подозрения возникли у графа сразу после осмотра места происшествия. В беседке фонило не только от использованного мальчишкой боевого щита. А ведь инцидента можно было бы избежать с самого начала. Впрочем, авантюризм и уверенность в собственном бессмертии угробили не одного подающего надежды молодого дознавателя. Правда, немногие додумались бы угощать раненых наркоманов мощными стимуляторами, запершись в допросной без охраны и сломав ключ. К чести Малефа следовало бы заметить, что решения он принимал, не считая визави ненормальным в медицинском смысле. Так… зрелище Асмодея, хлещущего зелье, как больной верблюд, его не насторожило. Дозировка на стенке графина не прописана, вот он и был уверен, что старый папашин товарищ не станет перебирать во вред себе. Самоуверенность, ложное чувство безопасности… ну и прежний опыт общения с красоткой Асмой, логично – если бы не обострившиеся из-за княжеского угощения способности, Маклин и сам принял бы клоунаду на Совете за относительно чистую, хоть и порядком истертую монету.
Графу до крайности не понравилась одна незаметная, совсем свежая и вроде бы легко сбиваемая установка, которую разум Малефа начал интенсивно обрабатывать. Судя по озадаченному и невесёлому виду чудом уцелевшего, ему это тоже не нравилось. Посмотрим повнимательнее… редкостная дрянь, рассчитанная на постепенную раскрутку и подпитку, как некоторые адресные заклинания или старые яды. Нетипичный для суккубов или инкубов способ воздействия – ментальный вирус на случай, если жертва – сильный маг, член Совета и сын правителя – всё же выживет… скорее, подобная многоходовочка была бы в духе Князя. На радиоактивную компостную кучу, в которой вызрела такая идея, придётся посмотреть особенно пристально.
По итогу у графа оставалась лишь пара вопросов, ответ на один из которых вряд ли удалось бы получить, а второй был риторическим. Что именно сыграло решающую роль и спасло мальчишке жизнь? И где был здравый смысл Темнейшего, когда тот прямым приказом отправил Асмодея на ярмарку в качестве жениха? К счастью, худшие опасения не подтвердились, и сознательной сделкой тут не пахло, иначе очная ставка состоялась бы, открыв новую страницу в истории судебной психиатрии. От перспективы граф внутренне содрогнулся: окончательно лишившийся тормозов всемогущий маньяк-извращенец на троне автоматически сделал бы существование ведомства Маклина бессмысленным. Действия Темнейшего довольно часто не выглядели образцом душевного здоровья, однако до выдачи собственных детей на потеху обитателям Бездны, он, слава Хаосу, всё-таки пока не дошёл.
Маклин чуть не до хруста стиснул челюсти: лезть в голову Асмодея следовало бы в ментальном аналоге костюма химзащиты. Никаким аффектом не пахло, но формально мерзавец пару раз предупредил Малефа. Совершенная классика, поэтому мальчишку и следовало проверять первым. Асмодей заранее подготовился к любому повороту событий. Однако граф, в отличие от Малефа, пациентов с особого этажа Бездны не просто видел, а сам определял их туда. И знал, что на начальном этапе иной раз лучшим доказательством вины служит полное отсутствие следов и улик. Чем страшнее хищник, тем чище выглядит его логово. Особо опасные экземпляры, впрочем, радостно выносят на обозрение тщательно выверенное количество грязи и дерьма.
С Асмодеем дело осложнялось тем, что полномочий вскрывать глубинный пласт мотиваций, так называемый «чёрный ящик», у графа не имелось. Без этого всё выглядело неудачным стечением обстоятельств, вызвавшим к жизни полный театра абсурда, едва не перешедший в анатомический. Даже страх наказания, раскаяние и другие уместные в сложившейся ситуации чувства выглядели вполне искренними. Маклин скривился: ценность ментальной проверки, если речь идёт об искусном лжеце из Совета, не выше горсти песка на Пустошах. По крайней мере, было ясно, что следует сделать дальше, раз придётся работать с таким «активным гражданином» в одной связке.
Он снял щит и напоказ, очень медленно, активировал пару служебных амулетов.
– Проверкой установлено, что имело место неспровоцированное нападение на гражданина Адмира, – ровным тоном произнес он. – Физического вреда не нанесено, ментальный ущерб, – Маклин покосился на бледного, как стенка, княжьего сына, – необратимым не является. Тем не менее, согласно законам, пострадавший может обратиться в Третье отделение. Выбор за вами, – он повернулся к Малефицио.
– Ну к чему эти формальности между своими? – вклинился Асмодей. – Признаю, я слегка перевозбудился, но вклад в наше общее дело, кажется, даёт мне право рассчитывать на снисхождение, а чистосердечное раскаяние – на прощение…
– Твой щит, который позволяет творить что угодно в замкнутом пространстве, но не пропускает наружу ни свет, ни звук, ни случайные выбросы магии, ещё не снят, – напомнил Маклин. – Поэтому, если ты не замолчишь, мне придётся заткнуть тебя любым способом – надеюсь, ты не забыл, как меня называют за спиной?
Асмодей изобразил оскорблённую невинность, но умолк.
– При всем уважении к вам, граф, я предпочёл бы не впутывать Третье в свои дела, – покачал головой Малеф.
– Уверены?
– Вполне, – благодаря то ли княжескому зелью, то ли крепким нервам Малефицио выглядел уже почти обычно, хотя отстранённый взгляд мальчишки Маклину не нравился до крайности.
– Разумное решение, – влез повеселевший Асмодей.
– Неверная реплика, – осадил его Маклин. – Что следует сказать?
– Буду должен, – Асмодей привстал, выражая всем своим видом всё ту же поруганную, но полную всепрощения невинность, и протянул Малефу руку.
Тот после секундной заминки ответил на рукопожатие, бесцветным голосом подтвердив:
– Принято.
Маклин кивнул, и вокруг сомкнутых рук двух членов Совета на мгновение вспыхнуло синеватое холодное пламя.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 7, в которой отважный дворянин расстаётся с одними надеждами, но обретает другие, в то время как члены Правящего дома Адмира размышляют о верности и предательстве, а доверенные лица Князя при участии раймирской стороны ищут пятый угол
Дядя Хорст во время последнего визита крупно повздорил с матушкой, пытаясь убедить её, что поездка в Пандем ничем не угрожает наследнику. Далось это с трудом, Доротея злобно ворчала, что «эта порченая сука опять что-то крутит», мол, её сынки неспроста дали слабину в первом туре состязания стай. Лотар был изрядно сердит: он достоин более высокого места в стае, а если приведёт хорошую жену, то и вовсе оставит кузенов далеко позади. Как можно было подумать, что он победил нечестно? Кузены хорошие воины, но он-то ещё и маг, сумевший побить магов других стай.
Дядя Хорст, впрочем, мудро пропустил все наветы мимо ушей и резонно заметил, что даже ши обоих Дворов едут на ярмарку, выставив своих лучших бойцов, неужели Йенская стая допустит, чтобы волки оказались не у дел? Матушка злобно прорычала в ответ, что жениться на адмирской нечисти могут хоть вожди орков, хоть гоблины из пещер, хоть все вурдалаки и болотные упыри разом, ей всё равно.Дядя Хорст во время последнего визита крупно повздорил с матушкой, пытаясь убедить её, что поездка в Пандем ничем не угрожает наследнику. Далось это с трудом, Доротея злобно ворчала, что «эта порченая сука опять что-то крутит», мол, её сынки неспроста дали слабину в первом туре состязания стай. Лотар был изрядно сердит: он достоин более высокого места в стае, а если приведёт хорошую жену, то и вовсе оставит кузенов далеко позади. Как можно было подумать, что он победил нечестно? Кузены хорошие воины, но он-то ещё и маг, сумевший побить магов других стай.
Дядя Хорст, впрочем, мудро пропустил все наветы мимо ушей и резонно заметил, что даже ши обоих Дворов едут на ярмарку, выставив своих лучших бойцов, неужели Йенская стая допустит, чтобы волки оказались не у дел? Матушка злобно прорычала в ответ, что жениться на адмирской нечисти могут хоть вожди орков, хоть гоблины из пещер, хоть все вурдалаки и болотные упыри разом, ей всё равно. Но задирать лапу на приказы главы стаи было не принято, потому Лотар мысленно одобрил дядин примирительный порыв. В конце концов, видел он ту столицу и того Зекста Ягера (про последнего даже уточнил, где именно), не умер, волком быть не перестал. А кузен, которого Зекст Ягер практически выкрал из колыбели, вырос достойным соперником. Статью и повадками – настоящий вожак, так и не скажешь, что его отец – с одной стороны «чудовище из ночных кошмаров, воплощение зла и смерти», а с другой – «хромой мелкотравчатый кабысдох». Когда Лотар спросил дядю, как понимать подобное противоречие в прочувствованных тирадах матери, тот усмехнулся и ответил, что отец Даджа – в сущности нечто среднее между этими двумя понятиями, но лучше, когда видишь перед собой второе. Над матушкиными взглядами дядя Хорст вообще мягко посмеивался, мол, жизнь в провинции способствует зашоренности, легко не заметить, как уже оброс суевериями, будто старое дерево мхом. Мир велик, и принадлежит он тем, кто способен видеть дальше собственного носа.
Лотар был оглушён обилием впечатлений, до приезда в Адмир большим городом ему казался Лютов, но Пандем был действительно огромным, похожим на какой-то волшебный отдельный мир. На Хорста обрушился град вопросов: слишком много непонятного и удивительного видел вокруг молодой волк. Когда он попал в окружение Даджалла, число вопросов нисколько не уменьшилось. С легионерами из стаи кузена он быстро нашёл общий язык, успев к тому моменту усвоить самые необходимые сведения, чтобы не выглядеть совсем уж дремучим дурнем. Прилипшую к нему кличку обидной не считал – зубоскалы постоянно подшучивали не только над ним, но и друг над другом, начальством, небом и всеми известными богами Веера. Потому на приветственные возгласы «Эй, Тушёнка!» его милость Лотар Йенский охотно откликался, поминая не менее задорные прозвища новых товарищей. Кто ж виноват, что из всех адмирских блюд ему больше всего пришлась по душе неотъемлемая часть армейского рациона? Он быстро привык к тому, что пандемские волки охотятся в основном для развлечения, а плотно и разнообразно закусить можно и тем, что не пытается от тебя удрать. Когда он в восторге спросил, из чего же делают тушёнку, ухмыляющиеся камрады сообщили, что дракончик на этикетке нарисован неспроста. После версии посыпались, как горох из дырявого мешка. «Рога, хвосты и чешуя» было наиболее безобидным описанием содержимого консервных банок, но Лотар находил вкус превосходным. Хорошее мясо, плотное и сытное, походило на смесь конины с индюшатиной и одновременно имело какой-то особый привкус. Гораздо лучше, чем пирожки-угадайки. Вот где можно было познакомиться с самыми странными частями живых существ, пошедшими на начинку. Она рубилась довольно крупно, так что когда кто-то из покупателей обнаруживал фрагменты потрохов, которые не мог опознать на вид и вкус, считалось, что можно загадать желание. Обычно оно было довольно простым: чтобы съеденный кусок всё-таки оказался чем-нибудь не очень сомнительным. Популярность этих пирожков можно было объяснить только их дешевизной, а также тягой пандемцев и гостей города к новым ощущениям. «Волчатки» ели практически всё, но это не мешало им устраивать горячие споры по поводу выбора кабака на вечер. Единственный сорт заведений, который они неизменно обходили стороной – кафешки и рестораны для приверженцев «правильной и здоровой человеческой пищи». Лотар из любопытства предложил сходить в такое место, но сержант Мэй язвительно сказала, что, если уж ему хочется странного, лучше пообедать в гульском квартале.
***
Лотар вглядывался в лицо кузена, ища там то, что матушка звала «печатью скверны», но ему не удавалось заметить ничего хотя бы малость подозрительного.
– Быть может, объясните, кто надоумил вас устроить драку с принцами Бринмором и Каэрвином? – Тоном, полным фамильной сварливости, осведомился Даджалл. Он и без того был не особенно счастлив вернуться в Осенний, но приказ есть приказ. Единственное, что порадовало его за прошедшие несколько дней – известие о том, что из всего выводка бен Баалей он до окончания ярмарки будет вынужден любоваться разве что на Джибриля. Вместо неотложных дел приходилось заниматься совершенной ерундой, а большую часть времени – тратить впустую на приёмах, сопровождая сестру. Он быстро сдал этот пост Хэму и Малефу, однако свалившийся на голову йенский родственник никак не желал оставлять его в покое. Не иначе дядюшка Хорст сболтнул парню лишнего, и тот наивно решил, будто может рассчитывать на какую-то поддержку. Даджалл гонял кузена, как гонял бы любого новобранца, но продукт воспитания тётки Доры подобным обращением нисколько не тяготился. Княжеский сын долго не мог отделаться от мысли, что ему подбросили крупного, недалёкого, но крайне дружелюбного питомца. Теперь этого красавца осенило повторить подвиг Иаля, правда, с более мирным исходом, потому обошлось без удаления с территории, а штраф за него щедро уплатили «пострадавшие» и немедля пригласили всех, включая егерей, в свою ставку. На другой день выяснилось, что деньги обратились в сухие листья, но это сочли проявлением нехитрого национального юмора. На ярмарках женихов и не такое бывало.
– Они согласились в честном бою определить, кому достанется рука невесты. – В голубых глазах двухметрового «щеночка» застыло искреннее недоумение. – Это древняя лазурская традиция! Я бился с каждым из них по очереди, в человеческой форме.
– Учитывая комплекцию, я бы не назвал этот поединок честным, даже бейся вы с обоими сразу. – Даджалл пристально смотрел на кузена, испытывая непривычное чувство благодарности к папаше. Оставили бы в стае – вырос бы таким же дуболомом в лазурских традициях. – Согласно закону, выбор всегда за невестой. Вам не пришло в голову, что затея бессмысленна? И как воспримут сагу о боях без правил Йенская стая и королевские дворы Холмов?
– Принцы были бы не первыми, кто выбыл по своей воле. Это дружеский поединок, таков был уговор. И как невеста узнает, кого ей следует выбрать, если каждый не покажет всё, на что способен?
Даджалл вздохнул и потянулся за бутылкой. Не занятые делом остолопы иной раз хуже преступников.
– Мне известно, что их высочества Бринмор и Каэрвин пригласили вас в свою ставку, где закатили безобразную пьянку. То есть, пардон, празднование торжества дружбы между нашими народами.
– Конечно! – Светловолосый гигант, будь он в звериной форме, наверняка бы ещё и хвостом по полу стучал от распиравшей его гордости. Даже не догадался, что над ним знатно подшутили. – Все важные дела решаются на ристалищах и пирах, а не в душных кабинетах.
– Тётушка Доротея могла бы вами гордиться.
– Едва ли. Дочь вашего отца не войдёт в мой дом как супруга. – Радость Лотара быстро улетучилась. Он вспомнил свою встречу с невестой. Хорошая девушка, добрая и красивая, несмотря на болезненную худобу. Расспрашивала его о Лазури, о нравах и обычаях вервольфов и жизни Йенской стаи с большим интересом. Чем дольше Лотар с ней беседовал, тем более очаровывался точностью суждений. Любая сука может приносить щенков, а дать мудрый совет мужу – не всякая.
Когда же он выбрал момент и рассказал о своей победе над принцами, она рассмеялась, и он невольно рассмеялся тоже, но на том всё веселье и кончилось.
– Благородный Лотар, я очень рискую, говоря это… Но я вижу перед собой настоящего рыцаря, который не выдаст тайну дамы.
– Даже под страхом смерти я сохраню ваш секрет. Скажите, что же мешает нашему счастью?
– Хотя вы и зовёте мою мать Великой волчицей, я не способна превратиться в этого прекрасного и сильного зверя. Лишь в жалкую маленькую пустынную лису. Первая же охота вместе со стаей станет для меня последней.
– Я обещаю вам защиту в любой форме, если вы станете моей женой.
– Подумайте о будущем: даже если стая переживёт такой чудовищный мезальянс, каково придётся нашим детям? Стоит жене честного вервольфа принести выводок лисят – и нас растерзают на месте ваши же родичи.
Лотар снова восхитился её умом и самоотверженностью. Дочь Зимнего охотника и Матери-волчицы смело сказала ему горькую правду. Быть может, дети такого союза пошли бы в него или стали Пастырями, но кто знает… Сам Зекст Ягер, как говорят, мог оборачиваться любой живой тварью. Если дети пойдут в деда, не окажутся ли они теми чудовищами из пророчеств, что уничтожат Лазурь?
Услышав причину отказа, Даджалл с трудом удержался от улыбки: ай да сестрица! Теперь этот олух сидит и жалеет дочь всесильного владыки Адмира, потому что злая судьба лишила её возможности гонять кроликов по лесам, рожать волчат, чесать о кусты линяющие бока и слушать наставления старой фанатички Доротеи.
– Вы сделали всё, что от вас зависело, и даже несколько больше. Постарайтесь до окончания ярмарки сдерживать свои… дипломатические порывы, если решите укрепить отношения с другими братскими народами.
Лотар кивнул, но по его хмурому виду Даджалл догадался, что отказ Аиды – не единственное, что беспокоит кузена.
– Скажите, брат мой, каковы ваши намерения в отношении сержанта Мэй?
– Повысить её до шеф-сержанта в будущем году. – Невозмутимо сообщил Даджалл. – Если вы собрались биться со мной за её благосклонность – советую передумать и направить энергию в мирное русло. И да, если снова решите сделать ставку на национальный колорит, приносить к постели избранницы лично загрызенного лося не обязательно.
***
После нахождения в звериной форме обоняние обострялось – Аида отбросила пахнувшее напуганным зверьком покрывало и села на кровати. Попробовать позвать Тойфеля? Лучше не рисковать. Следовало раньше догадаться, что за прогулку на Острова истерикой и бойкотом не отделаться. Но если бы с братом случилось самое страшное, она поняла бы сразу. Нисколько не изменился, нисколько, да и она не лучше – ослабила бдительность – и вот. А ведь всё шло хорошо, даже выходку с шейхом все сочли довольно остроумной и ничего не заподозрили, тем более, что Аида сразу была с ним настолько любезна, что этой любезностью можно было запросто охлаждать все напитки в зале. В первую очередь шутку оценил отец – свидетельством тому снятое с ши проклятие. Разумеется, заносчивый братец немедля вообразил, будто снова в фаворе, и всё испортил. Жаль, что никак не выйдет посадить Тойфеля на цепь в лисьем обличии, чтобы не бегал к господину Дипломату.
Война злилась, хоть и шутила – да кто бы на её месте не разозлился? Но как расскажешь правду, когда всё так запуталось… – Аида встала и раздражённо отбросила ногой в сторону оставшиеся валяться на полу парадные тряпки. На секунду задумавшись, вытащила припрятанный в самый дальний угол гардеробной свёрток. Можно наплевать на нелепые правила, явно придуманные в расчёте на то, что невеста будет готова выскочить хоть за одноногого плешивого гуля, лишь бы избавиться от них. Она быстро оделась и привычным движением упрятала в причёску амулет.
В приёмной было тихо и пусто. В другое время девушка только порадовалась бы, но теперь ею овладело смутное беспокойство. Оно усилилось, когда стали слышны доносящиеся из-за двери кабинета голоса. Приглашать её на камерное совещание все, видимо, сочли излишним, им вполне хватало присутствия Тойфеля. Господин Дипломат из-за него снова сцепился с Войной. С одной стороны, Аида одобряла его поведение, а с другой – испытывала нечто вроде сочувствия. Она уже совала хвост в этот капкан, забавно, что её примеру последовал многоопытный раймирский министр.
Очень мило, может, они уже и исход ярмарки за неё определили? А как быть, если ни один из женихов ей не подходит? Отец всё это затеял, но, быть может, он устранился именно потому, что понял чувства дочери? Какая же она идиотка, надо было давно его спросить, а не ждать, что он сам придёт и разрешит закончить этот нелепый фарс.
Возможно, он сильно злится из-за Тойфеля, но пусть сколько хочет орёт и ругается, пусть посадит её под домашний арест, но хотя бы объяснит, чего теперь ждать…
***
У дверей Янтарного Аида прислушалась – несмотря на то, что отец всегда держал кабинет открытым, следовало быть осмотрительней. Не услышав ничего подозрительного, она решительно толкнула тяжёлую створку. И отдёрнула руку, будто обжёгшись, когда створка не поддалась.
Аида осторожно постучала. Постучала громче и отважилась позвать отца, остро ощущая полную невозможность и неправильность происходящего. Отогнав дурные предчувствия, метнулась в приёмную в надежде вызвать Мэгс. Кормилица, ставшая теперь доверенной служанкой отца, должна знать, что происходит. Пусто и тихо, даже шнурка для вызова нет на привычном месте. Везде только холод, пробирающий до костей, и вязкая духота, как в гробнице. Может, она незаметно уснула, и ей просто снится кошмар? Аида вынула из причёски амулет и сжала его, цепляясь за игрушечного морского конька, как за спасательный круг. Острые края металлической фигурки врезались в кожу почти до крови: нет, это не сон. Во сне не бывает так больно.
На подгибающихся ногах девушка вернулась в коридор и уселась на каменный пол, поджав колени к подбородку. Тишина за дверями становилась почти осязаемо угрожающей и оглушительно удушливой. Слишком концентрированной для пустого помещения. Ледяное враждебное молчание, заставляющее комом застревать в горле рвущиеся наружу горькие слова. По щекам потекли злые слёзы.
«Те, кому ты имеешь глупость довериться, оставят тебя, когда будут нужны больше всего. Все предают. Всегда».
Аида уронила голову на руки. Стиснутый в кулаке амулет сломался неожиданно легко, захрустев, как сминаемый старый пергамент.
***
Стало очевидно, что прямых приказов Войне или Мору Темнейший не отдавал: одна слишком взвинчена, другой – увлечён, и оба не до конца понимают, с чем имеют дело. Помогать Всадникам разобраться в происходящем Джибриль совершенно не собирался, но ему самому было до крайности интересно, каким образом беглая пациентка Бездны невозбранно жила в Осеннем да ещё умудрялась на пару с сестрой успешно дурачить всех вокруг. С Князя сталось бы прямо на свадебном торжестве поздравить жениха и весь Раймир с таким приобретением и пожелать удачи, но тогда уж стоило довести шутку до конца. Донесения о состоянии Темнейшего скорее говорили в пользу банального попущения, но и это не гарантировало ровным счётом ничего. Цену веры в мнимое равнодушие собственного приёмного отца он знал лучше, чем хотел бы, а внешние отличия дядюшки от повелителя Раймира обманывали, по сути, лишь многочисленный электорат обеих держав.
Когда обман открылся, он понял, о каком «тяжком грузе прошлого» говорила княжеская дочь, но был слишком рад, что худшие подозрения не оправдались, чтобы требовать немедленных разъяснений. Называть её иначе упорно не выходило, слишком далеки были друг от друга образы богемного скандалиста и той незаурядной и глубоко несчастной девушки, которую он поклялся сделать своей женой.
Габриэль бен Адонаи незаметно покосился на Иду. Та очень тихо и медленно, словно взвешивая каждое слово, отвечала на очередные вопросы Мора. Дипломат прислушался и чуть было не поинтересовался причём здесь Тойфель – смешно, но, несмотря на новую информацию, одиозное имя никак не ассоциировалось с этой изящной светловолосой дамой.
Невеста, судя по всему, почувствовала его взгляд – прекратила теребить пояс измятого халата и подняла голову, которую до того держала смиренно опущенной. В глазах отразилось беспокойство, немедля сменившееся чуть детским выражением обиды. Беглая пациентка Бездны шмыгнула носом, сходство с незаслуженно обиженным ребенком усилилось. Джибрилю очень хотелось обнять её, успокоить, поддержать – но сперва следовало сделать то, ради чего он согласился участвовать в этом фарсе.
Он деланно кашлянул. Война, последние полчаса изучавшая пейзаж за окном, резко обернулась. Мор, очевидно крайне увлеченный беседой со своим бывшим пациентом, лишь недовольно покосился в его сторону. Джибриль сдержал улыбку и неторопливо встал с банкетки, не выпуская из рук бокал с хересом. Сейчас, дорогие мои, у вас появятся новые поводы для недовольства, а заодно и тема для размышлений.
– Прошу прощения, что вынужден прервать вас, – негромко произнес он, – но мне кажется, вы несколько превышаете свои полномочия. Моя жена, – он слегка выделил это слово и еле заметно усмехнулся, отметив удивлённо расширившиеся глаза Войны и странное выражение, промелькнувшее во взгляде Мора, – то ли досаду, то ли все то же удивление, – согласилась принять участие в обсуждении ситуации, но не более того. Если владыка Адмира и ваш господин согласен, чтобы с его дочерью продолжали обращаться, как с подопытной или арестанткой, то я имею право возразить. За медицинской помощью, если вдруг таковая потребуется, она, я уверен, сможет обратиться и в Раймире. Сейчас я предложил бы подумать, как мы можем официально оформить сложившееся фактическое положение, не ущемив при этом никого из присутствующих и никак не повредив любимой сестре моей супруги.
– Вашей супруги, – тихо, почти ласково повторила Война. – Странно, почему же тогда это прелестное создание до сих пор не попало в поле зрения графа Маклина? Я не менталистка, но, полагаю, в этой буйной головушке любой мало-мальски пригодный к службе в Третьем дежурный прочитал бы немало такого, о чем, согласно присяге, обязан был бы доложить непосредственному начальнику.
– Вам должно быть достаточно того, что я назвал её своей супругой. – Сложно было сказать, что брало сейчас верх в манерах господина министра, врождённое или благоприобретённое, но порадовали эти метаморфозы разве что его избранницу. – Прочее – лишь простые формальности, каковые будет легко уладить по прибытии в Раймир. Никакой огласки, разумеется, невестой для всех останется ваша подопечная, на исход ярмарки наш отъезд влияния не окажет.
– Лично мне, – возможно, тем более, что опекать господина Тойфеля, – Война облизнула пересохшие губы, и это простое движение почему-то показалось всем присутствующим угрожающим, – мне никто не поручал. Однако ситуация, когда женщина, как две капли воды похожая на невесту, инкогнито и неофициально уезжает в сопровождении одного из женихов, рискует серьёзно отразиться на репутации, так скажем, подлинной невесты. Не унижайте мой интеллект – а также профессионализм егерей из Третьего и ребят Азазеля, предлагая вывезти господина Тойфеля в виде тушки кролика, чучела василиска или под личиной некой условной красотки с пандемских улиц. Учитывая ваше, милейший мой Габриэль, происхождение, любая безвестная девица рядом привлечет к себе пристальное внимание всех, от местных папарацци до лазутчиков Второго дома. А мыслящее существо, перекинувшееся или насильственно превращённое в неодушевлённый предмет, разоблачат менталисты на границе. Бывали, знаете ли, прецеденты… Простите, но я сомневаюсь, что ваши таланты, – женщина перевела взгляд на по-прежнему теребящую пояс халата девицу, – не уступают возможностям вашего венценосного отца.
Мор отметил, как буквально на долю секунды застыли, не пересекаясь, взгляды пациента и его самопровозглашённого опекуна.
– Кому, как не вам, знать, что не стоит недооценивать доподлинно неизвестное. Я сказал, что на исход ярмарки наш отъезд не повлияет. Покинуть Пандем мы с Идой сможем и после официального окончания торжеств. Исключительно ради спокойствия и доброго имени той, что пожертвовала для нас столь многим. Вы напрасно заподозрили меня в попытке нанести оскорбление ей лично и всем гражданам Адмира, несравненная леди Морриган. Кто и зачем обратит пристальное внимание на отъезд очередного отбракованного претендента, если взоры толпы будут прикованы к основным действующим лицам? Разве что те самые шпионы, но наиболее эффективные методы установления личности лежат далеко за пределами их полномочий. Даже если слухи о пошатнувшемся здоровье главы Второго дома Адмира имеют какое-то отношение к реальному положению дел, вряд ли они настолько правдивы.
Мор посмотрел на господина дипломата так, словно прикидывал, в какую палату Бездны его следует поместить, и что назначить для седации.
– Меня настораживает, – сухо произнёс врач, – ваш не слишком уместный в данном случае оптимизм. Полагаю, я не выдам врачебной тайны, если сообщу вам, что Темнейший очень близко к сердцу принимает любые действия, направленные во вред членам его семьи. Также подтверждаю то, что было сказано ранее о возможном вмешательстве менталистов, – короткий вежливый кивок в сторону Войны. – И напоминаю, что в адмирских законах особо оговорено: брак не может быть заключен насильственно. Возможно, я не в курсе, что леди Аида уже сделала свой выбор, готова стать счастливой супругой влюбленного в неё жениха, и тем самым дать господину Тойфелю и вам возможность спокойно, не привлекая ничьего внимания, покинуть Пандем. Однако об этом, я полагаю, нам следовало бы услышать от неё. Думаю, пора пригласить её сюда, – он снова взглянул на Войну.
Женщина кивнула и вышла из кабинета. Вернулась она, вопреки общим ожиданиям, не очень быстро, и, опять же, вопреки общим ожиданиям, одна. Хуже того, на обычно непроницаемом лице внимательный наблюдатель определенно прочёл бы нечто, похожее на замешательство. Она глубоко, как перед прыжком в воду, вдохнула и обманчиво ровным голосом, словно читая какую-нибудь скучную сводку, сообщила:
– Похоже, у нас возникла ещё одна проблема. Я обыскала все комнаты, но Аиды не обнаружила. Ни в лисьем, ни в женском, ни в каком-либо ином обличье. Все вещи, насколько я смогла понять, на месте. Посторонний, особенно злонамеренный, не смог бы войти в покои княжеской дочери – это Осенний. Фрейлин, слуг или посыльного мы услышали бы ещё тогда, когда они оказались бы на этаже. Никаких писем, записок или амулетов с сообщениями также не найдено..
За долгие годы службы Мор пришёл к выводу, что утратить способность удивляться ему не дадут никогда. Если не сам патрон, то его родственники. Предсказать бесследное исчезновение невесты в такой ситуации мог бы только провидец. Не мог же он ошибиться дважды? Куда девчонку понесло без видимых причин? Никто не озвучил этот вопрос, но было очевидно, что занимает он всех.
– Куда бы сестра ни направилась, искать в Осеннем бесполезно. Её здесь нет, – вдруг произнесла Тойфель, не обращаясь ни к кому конкретно.
Все трое синхронно повернулись в сторону девушки, но та лишь подняла на них растерянный взгляд и тихо добавила:
– Её вообще нет в столице.
Дядя Хорст, впрочем, мудро пропустил все наветы мимо ушей и резонно заметил, что даже ши обоих Дворов едут на ярмарку, выставив своих лучших бойцов, неужели Йенская стая допустит, чтобы волки оказались не у дел? Матушка злобно прорычала в ответ, что жениться на адмирской нечисти могут хоть вожди орков, хоть гоблины из пещер, хоть все вурдалаки и болотные упыри разом, ей всё равно.Дядя Хорст во время последнего визита крупно повздорил с матушкой, пытаясь убедить её, что поездка в Пандем ничем не угрожает наследнику. Далось это с трудом, Доротея злобно ворчала, что «эта порченая сука опять что-то крутит», мол, её сынки неспроста дали слабину в первом туре состязания стай. Лотар был изрядно сердит: он достоин более высокого места в стае, а если приведёт хорошую жену, то и вовсе оставит кузенов далеко позади. Как можно было подумать, что он победил нечестно? Кузены хорошие воины, но он-то ещё и маг, сумевший побить магов других стай.
Дядя Хорст, впрочем, мудро пропустил все наветы мимо ушей и резонно заметил, что даже ши обоих Дворов едут на ярмарку, выставив своих лучших бойцов, неужели Йенская стая допустит, чтобы волки оказались не у дел? Матушка злобно прорычала в ответ, что жениться на адмирской нечисти могут хоть вожди орков, хоть гоблины из пещер, хоть все вурдалаки и болотные упыри разом, ей всё равно. Но задирать лапу на приказы главы стаи было не принято, потому Лотар мысленно одобрил дядин примирительный порыв. В конце концов, видел он ту столицу и того Зекста Ягера (про последнего даже уточнил, где именно), не умер, волком быть не перестал. А кузен, которого Зекст Ягер практически выкрал из колыбели, вырос достойным соперником. Статью и повадками – настоящий вожак, так и не скажешь, что его отец – с одной стороны «чудовище из ночных кошмаров, воплощение зла и смерти», а с другой – «хромой мелкотравчатый кабысдох». Когда Лотар спросил дядю, как понимать подобное противоречие в прочувствованных тирадах матери, тот усмехнулся и ответил, что отец Даджа – в сущности нечто среднее между этими двумя понятиями, но лучше, когда видишь перед собой второе. Над матушкиными взглядами дядя Хорст вообще мягко посмеивался, мол, жизнь в провинции способствует зашоренности, легко не заметить, как уже оброс суевериями, будто старое дерево мхом. Мир велик, и принадлежит он тем, кто способен видеть дальше собственного носа.
Лотар был оглушён обилием впечатлений, до приезда в Адмир большим городом ему казался Лютов, но Пандем был действительно огромным, похожим на какой-то волшебный отдельный мир. На Хорста обрушился град вопросов: слишком много непонятного и удивительного видел вокруг молодой волк. Когда он попал в окружение Даджалла, число вопросов нисколько не уменьшилось. С легионерами из стаи кузена он быстро нашёл общий язык, успев к тому моменту усвоить самые необходимые сведения, чтобы не выглядеть совсем уж дремучим дурнем. Прилипшую к нему кличку обидной не считал – зубоскалы постоянно подшучивали не только над ним, но и друг над другом, начальством, небом и всеми известными богами Веера. Потому на приветственные возгласы «Эй, Тушёнка!» его милость Лотар Йенский охотно откликался, поминая не менее задорные прозвища новых товарищей. Кто ж виноват, что из всех адмирских блюд ему больше всего пришлась по душе неотъемлемая часть армейского рациона? Он быстро привык к тому, что пандемские волки охотятся в основном для развлечения, а плотно и разнообразно закусить можно и тем, что не пытается от тебя удрать. Когда он в восторге спросил, из чего же делают тушёнку, ухмыляющиеся камрады сообщили, что дракончик на этикетке нарисован неспроста. После версии посыпались, как горох из дырявого мешка. «Рога, хвосты и чешуя» было наиболее безобидным описанием содержимого консервных банок, но Лотар находил вкус превосходным. Хорошее мясо, плотное и сытное, походило на смесь конины с индюшатиной и одновременно имело какой-то особый привкус. Гораздо лучше, чем пирожки-угадайки. Вот где можно было познакомиться с самыми странными частями живых существ, пошедшими на начинку. Она рубилась довольно крупно, так что когда кто-то из покупателей обнаруживал фрагменты потрохов, которые не мог опознать на вид и вкус, считалось, что можно загадать желание. Обычно оно было довольно простым: чтобы съеденный кусок всё-таки оказался чем-нибудь не очень сомнительным. Популярность этих пирожков можно было объяснить только их дешевизной, а также тягой пандемцев и гостей города к новым ощущениям. «Волчатки» ели практически всё, но это не мешало им устраивать горячие споры по поводу выбора кабака на вечер. Единственный сорт заведений, который они неизменно обходили стороной – кафешки и рестораны для приверженцев «правильной и здоровой человеческой пищи». Лотар из любопытства предложил сходить в такое место, но сержант Мэй язвительно сказала, что, если уж ему хочется странного, лучше пообедать в гульском квартале.
***
Лотар вглядывался в лицо кузена, ища там то, что матушка звала «печатью скверны», но ему не удавалось заметить ничего хотя бы малость подозрительного.
– Быть может, объясните, кто надоумил вас устроить драку с принцами Бринмором и Каэрвином? – Тоном, полным фамильной сварливости, осведомился Даджалл. Он и без того был не особенно счастлив вернуться в Осенний, но приказ есть приказ. Единственное, что порадовало его за прошедшие несколько дней – известие о том, что из всего выводка бен Баалей он до окончания ярмарки будет вынужден любоваться разве что на Джибриля. Вместо неотложных дел приходилось заниматься совершенной ерундой, а большую часть времени – тратить впустую на приёмах, сопровождая сестру. Он быстро сдал этот пост Хэму и Малефу, однако свалившийся на голову йенский родственник никак не желал оставлять его в покое. Не иначе дядюшка Хорст сболтнул парню лишнего, и тот наивно решил, будто может рассчитывать на какую-то поддержку. Даджалл гонял кузена, как гонял бы любого новобранца, но продукт воспитания тётки Доры подобным обращением нисколько не тяготился. Княжеский сын долго не мог отделаться от мысли, что ему подбросили крупного, недалёкого, но крайне дружелюбного питомца. Теперь этого красавца осенило повторить подвиг Иаля, правда, с более мирным исходом, потому обошлось без удаления с территории, а штраф за него щедро уплатили «пострадавшие» и немедля пригласили всех, включая егерей, в свою ставку. На другой день выяснилось, что деньги обратились в сухие листья, но это сочли проявлением нехитрого национального юмора. На ярмарках женихов и не такое бывало.
– Они согласились в честном бою определить, кому достанется рука невесты. – В голубых глазах двухметрового «щеночка» застыло искреннее недоумение. – Это древняя лазурская традиция! Я бился с каждым из них по очереди, в человеческой форме.
– Учитывая комплекцию, я бы не назвал этот поединок честным, даже бейся вы с обоими сразу. – Даджалл пристально смотрел на кузена, испытывая непривычное чувство благодарности к папаше. Оставили бы в стае – вырос бы таким же дуболомом в лазурских традициях. – Согласно закону, выбор всегда за невестой. Вам не пришло в голову, что затея бессмысленна? И как воспримут сагу о боях без правил Йенская стая и королевские дворы Холмов?
– Принцы были бы не первыми, кто выбыл по своей воле. Это дружеский поединок, таков был уговор. И как невеста узнает, кого ей следует выбрать, если каждый не покажет всё, на что способен?
Даджалл вздохнул и потянулся за бутылкой. Не занятые делом остолопы иной раз хуже преступников.
– Мне известно, что их высочества Бринмор и Каэрвин пригласили вас в свою ставку, где закатили безобразную пьянку. То есть, пардон, празднование торжества дружбы между нашими народами.
– Конечно! – Светловолосый гигант, будь он в звериной форме, наверняка бы ещё и хвостом по полу стучал от распиравшей его гордости. Даже не догадался, что над ним знатно подшутили. – Все важные дела решаются на ристалищах и пирах, а не в душных кабинетах.
– Тётушка Доротея могла бы вами гордиться.
– Едва ли. Дочь вашего отца не войдёт в мой дом как супруга. – Радость Лотара быстро улетучилась. Он вспомнил свою встречу с невестой. Хорошая девушка, добрая и красивая, несмотря на болезненную худобу. Расспрашивала его о Лазури, о нравах и обычаях вервольфов и жизни Йенской стаи с большим интересом. Чем дольше Лотар с ней беседовал, тем более очаровывался точностью суждений. Любая сука может приносить щенков, а дать мудрый совет мужу – не всякая.
Когда же он выбрал момент и рассказал о своей победе над принцами, она рассмеялась, и он невольно рассмеялся тоже, но на том всё веселье и кончилось.
– Благородный Лотар, я очень рискую, говоря это… Но я вижу перед собой настоящего рыцаря, который не выдаст тайну дамы.
– Даже под страхом смерти я сохраню ваш секрет. Скажите, что же мешает нашему счастью?
– Хотя вы и зовёте мою мать Великой волчицей, я не способна превратиться в этого прекрасного и сильного зверя. Лишь в жалкую маленькую пустынную лису. Первая же охота вместе со стаей станет для меня последней.
– Я обещаю вам защиту в любой форме, если вы станете моей женой.
– Подумайте о будущем: даже если стая переживёт такой чудовищный мезальянс, каково придётся нашим детям? Стоит жене честного вервольфа принести выводок лисят – и нас растерзают на месте ваши же родичи.
Лотар снова восхитился её умом и самоотверженностью. Дочь Зимнего охотника и Матери-волчицы смело сказала ему горькую правду. Быть может, дети такого союза пошли бы в него или стали Пастырями, но кто знает… Сам Зекст Ягер, как говорят, мог оборачиваться любой живой тварью. Если дети пойдут в деда, не окажутся ли они теми чудовищами из пророчеств, что уничтожат Лазурь?
Услышав причину отказа, Даджалл с трудом удержался от улыбки: ай да сестрица! Теперь этот олух сидит и жалеет дочь всесильного владыки Адмира, потому что злая судьба лишила её возможности гонять кроликов по лесам, рожать волчат, чесать о кусты линяющие бока и слушать наставления старой фанатички Доротеи.
– Вы сделали всё, что от вас зависело, и даже несколько больше. Постарайтесь до окончания ярмарки сдерживать свои… дипломатические порывы, если решите укрепить отношения с другими братскими народами.
Лотар кивнул, но по его хмурому виду Даджалл догадался, что отказ Аиды – не единственное, что беспокоит кузена.
– Скажите, брат мой, каковы ваши намерения в отношении сержанта Мэй?
– Повысить её до шеф-сержанта в будущем году. – Невозмутимо сообщил Даджалл. – Если вы собрались биться со мной за её благосклонность – советую передумать и направить энергию в мирное русло. И да, если снова решите сделать ставку на национальный колорит, приносить к постели избранницы лично загрызенного лося не обязательно.
***
После нахождения в звериной форме обоняние обострялось – Аида отбросила пахнувшее напуганным зверьком покрывало и села на кровати. Попробовать позвать Тойфеля? Лучше не рисковать. Следовало раньше догадаться, что за прогулку на Острова истерикой и бойкотом не отделаться. Но если бы с братом случилось самое страшное, она поняла бы сразу. Нисколько не изменился, нисколько, да и она не лучше – ослабила бдительность – и вот. А ведь всё шло хорошо, даже выходку с шейхом все сочли довольно остроумной и ничего не заподозрили, тем более, что Аида сразу была с ним настолько любезна, что этой любезностью можно было запросто охлаждать все напитки в зале. В первую очередь шутку оценил отец – свидетельством тому снятое с ши проклятие. Разумеется, заносчивый братец немедля вообразил, будто снова в фаворе, и всё испортил. Жаль, что никак не выйдет посадить Тойфеля на цепь в лисьем обличии, чтобы не бегал к господину Дипломату.
Война злилась, хоть и шутила – да кто бы на её месте не разозлился? Но как расскажешь правду, когда всё так запуталось… – Аида встала и раздражённо отбросила ногой в сторону оставшиеся валяться на полу парадные тряпки. На секунду задумавшись, вытащила припрятанный в самый дальний угол гардеробной свёрток. Можно наплевать на нелепые правила, явно придуманные в расчёте на то, что невеста будет готова выскочить хоть за одноногого плешивого гуля, лишь бы избавиться от них. Она быстро оделась и привычным движением упрятала в причёску амулет.
В приёмной было тихо и пусто. В другое время девушка только порадовалась бы, но теперь ею овладело смутное беспокойство. Оно усилилось, когда стали слышны доносящиеся из-за двери кабинета голоса. Приглашать её на камерное совещание все, видимо, сочли излишним, им вполне хватало присутствия Тойфеля. Господин Дипломат из-за него снова сцепился с Войной. С одной стороны, Аида одобряла его поведение, а с другой – испытывала нечто вроде сочувствия. Она уже совала хвост в этот капкан, забавно, что её примеру последовал многоопытный раймирский министр.
Очень мило, может, они уже и исход ярмарки за неё определили? А как быть, если ни один из женихов ей не подходит? Отец всё это затеял, но, быть может, он устранился именно потому, что понял чувства дочери? Какая же она идиотка, надо было давно его спросить, а не ждать, что он сам придёт и разрешит закончить этот нелепый фарс.
Возможно, он сильно злится из-за Тойфеля, но пусть сколько хочет орёт и ругается, пусть посадит её под домашний арест, но хотя бы объяснит, чего теперь ждать…
***
У дверей Янтарного Аида прислушалась – несмотря на то, что отец всегда держал кабинет открытым, следовало быть осмотрительней. Не услышав ничего подозрительного, она решительно толкнула тяжёлую створку. И отдёрнула руку, будто обжёгшись, когда створка не поддалась.
Аида осторожно постучала. Постучала громче и отважилась позвать отца, остро ощущая полную невозможность и неправильность происходящего. Отогнав дурные предчувствия, метнулась в приёмную в надежде вызвать Мэгс. Кормилица, ставшая теперь доверенной служанкой отца, должна знать, что происходит. Пусто и тихо, даже шнурка для вызова нет на привычном месте. Везде только холод, пробирающий до костей, и вязкая духота, как в гробнице. Может, она незаметно уснула, и ей просто снится кошмар? Аида вынула из причёски амулет и сжала его, цепляясь за игрушечного морского конька, как за спасательный круг. Острые края металлической фигурки врезались в кожу почти до крови: нет, это не сон. Во сне не бывает так больно.
На подгибающихся ногах девушка вернулась в коридор и уселась на каменный пол, поджав колени к подбородку. Тишина за дверями становилась почти осязаемо угрожающей и оглушительно удушливой. Слишком концентрированной для пустого помещения. Ледяное враждебное молчание, заставляющее комом застревать в горле рвущиеся наружу горькие слова. По щекам потекли злые слёзы.
«Те, кому ты имеешь глупость довериться, оставят тебя, когда будут нужны больше всего. Все предают. Всегда».
Аида уронила голову на руки. Стиснутый в кулаке амулет сломался неожиданно легко, захрустев, как сминаемый старый пергамент.
***
Стало очевидно, что прямых приказов Войне или Мору Темнейший не отдавал: одна слишком взвинчена, другой – увлечён, и оба не до конца понимают, с чем имеют дело. Помогать Всадникам разобраться в происходящем Джибриль совершенно не собирался, но ему самому было до крайности интересно, каким образом беглая пациентка Бездны невозбранно жила в Осеннем да ещё умудрялась на пару с сестрой успешно дурачить всех вокруг. С Князя сталось бы прямо на свадебном торжестве поздравить жениха и весь Раймир с таким приобретением и пожелать удачи, но тогда уж стоило довести шутку до конца. Донесения о состоянии Темнейшего скорее говорили в пользу банального попущения, но и это не гарантировало ровным счётом ничего. Цену веры в мнимое равнодушие собственного приёмного отца он знал лучше, чем хотел бы, а внешние отличия дядюшки от повелителя Раймира обманывали, по сути, лишь многочисленный электорат обеих держав.
Когда обман открылся, он понял, о каком «тяжком грузе прошлого» говорила княжеская дочь, но был слишком рад, что худшие подозрения не оправдались, чтобы требовать немедленных разъяснений. Называть её иначе упорно не выходило, слишком далеки были друг от друга образы богемного скандалиста и той незаурядной и глубоко несчастной девушки, которую он поклялся сделать своей женой.
Габриэль бен Адонаи незаметно покосился на Иду. Та очень тихо и медленно, словно взвешивая каждое слово, отвечала на очередные вопросы Мора. Дипломат прислушался и чуть было не поинтересовался причём здесь Тойфель – смешно, но, несмотря на новую информацию, одиозное имя никак не ассоциировалось с этой изящной светловолосой дамой.
Невеста, судя по всему, почувствовала его взгляд – прекратила теребить пояс измятого халата и подняла голову, которую до того держала смиренно опущенной. В глазах отразилось беспокойство, немедля сменившееся чуть детским выражением обиды. Беглая пациентка Бездны шмыгнула носом, сходство с незаслуженно обиженным ребенком усилилось. Джибрилю очень хотелось обнять её, успокоить, поддержать – но сперва следовало сделать то, ради чего он согласился участвовать в этом фарсе.
Он деланно кашлянул. Война, последние полчаса изучавшая пейзаж за окном, резко обернулась. Мор, очевидно крайне увлеченный беседой со своим бывшим пациентом, лишь недовольно покосился в его сторону. Джибриль сдержал улыбку и неторопливо встал с банкетки, не выпуская из рук бокал с хересом. Сейчас, дорогие мои, у вас появятся новые поводы для недовольства, а заодно и тема для размышлений.
– Прошу прощения, что вынужден прервать вас, – негромко произнес он, – но мне кажется, вы несколько превышаете свои полномочия. Моя жена, – он слегка выделил это слово и еле заметно усмехнулся, отметив удивлённо расширившиеся глаза Войны и странное выражение, промелькнувшее во взгляде Мора, – то ли досаду, то ли все то же удивление, – согласилась принять участие в обсуждении ситуации, но не более того. Если владыка Адмира и ваш господин согласен, чтобы с его дочерью продолжали обращаться, как с подопытной или арестанткой, то я имею право возразить. За медицинской помощью, если вдруг таковая потребуется, она, я уверен, сможет обратиться и в Раймире. Сейчас я предложил бы подумать, как мы можем официально оформить сложившееся фактическое положение, не ущемив при этом никого из присутствующих и никак не повредив любимой сестре моей супруги.
– Вашей супруги, – тихо, почти ласково повторила Война. – Странно, почему же тогда это прелестное создание до сих пор не попало в поле зрения графа Маклина? Я не менталистка, но, полагаю, в этой буйной головушке любой мало-мальски пригодный к службе в Третьем дежурный прочитал бы немало такого, о чем, согласно присяге, обязан был бы доложить непосредственному начальнику.
– Вам должно быть достаточно того, что я назвал её своей супругой. – Сложно было сказать, что брало сейчас верх в манерах господина министра, врождённое или благоприобретённое, но порадовали эти метаморфозы разве что его избранницу. – Прочее – лишь простые формальности, каковые будет легко уладить по прибытии в Раймир. Никакой огласки, разумеется, невестой для всех останется ваша подопечная, на исход ярмарки наш отъезд влияния не окажет.
– Лично мне, – возможно, тем более, что опекать господина Тойфеля, – Война облизнула пересохшие губы, и это простое движение почему-то показалось всем присутствующим угрожающим, – мне никто не поручал. Однако ситуация, когда женщина, как две капли воды похожая на невесту, инкогнито и неофициально уезжает в сопровождении одного из женихов, рискует серьёзно отразиться на репутации, так скажем, подлинной невесты. Не унижайте мой интеллект – а также профессионализм егерей из Третьего и ребят Азазеля, предлагая вывезти господина Тойфеля в виде тушки кролика, чучела василиска или под личиной некой условной красотки с пандемских улиц. Учитывая ваше, милейший мой Габриэль, происхождение, любая безвестная девица рядом привлечет к себе пристальное внимание всех, от местных папарацци до лазутчиков Второго дома. А мыслящее существо, перекинувшееся или насильственно превращённое в неодушевлённый предмет, разоблачат менталисты на границе. Бывали, знаете ли, прецеденты… Простите, но я сомневаюсь, что ваши таланты, – женщина перевела взгляд на по-прежнему теребящую пояс халата девицу, – не уступают возможностям вашего венценосного отца.
Мор отметил, как буквально на долю секунды застыли, не пересекаясь, взгляды пациента и его самопровозглашённого опекуна.
– Кому, как не вам, знать, что не стоит недооценивать доподлинно неизвестное. Я сказал, что на исход ярмарки наш отъезд не повлияет. Покинуть Пандем мы с Идой сможем и после официального окончания торжеств. Исключительно ради спокойствия и доброго имени той, что пожертвовала для нас столь многим. Вы напрасно заподозрили меня в попытке нанести оскорбление ей лично и всем гражданам Адмира, несравненная леди Морриган. Кто и зачем обратит пристальное внимание на отъезд очередного отбракованного претендента, если взоры толпы будут прикованы к основным действующим лицам? Разве что те самые шпионы, но наиболее эффективные методы установления личности лежат далеко за пределами их полномочий. Даже если слухи о пошатнувшемся здоровье главы Второго дома Адмира имеют какое-то отношение к реальному положению дел, вряд ли они настолько правдивы.
Мор посмотрел на господина дипломата так, словно прикидывал, в какую палату Бездны его следует поместить, и что назначить для седации.
– Меня настораживает, – сухо произнёс врач, – ваш не слишком уместный в данном случае оптимизм. Полагаю, я не выдам врачебной тайны, если сообщу вам, что Темнейший очень близко к сердцу принимает любые действия, направленные во вред членам его семьи. Также подтверждаю то, что было сказано ранее о возможном вмешательстве менталистов, – короткий вежливый кивок в сторону Войны. – И напоминаю, что в адмирских законах особо оговорено: брак не может быть заключен насильственно. Возможно, я не в курсе, что леди Аида уже сделала свой выбор, готова стать счастливой супругой влюбленного в неё жениха, и тем самым дать господину Тойфелю и вам возможность спокойно, не привлекая ничьего внимания, покинуть Пандем. Однако об этом, я полагаю, нам следовало бы услышать от неё. Думаю, пора пригласить её сюда, – он снова взглянул на Войну.
Женщина кивнула и вышла из кабинета. Вернулась она, вопреки общим ожиданиям, не очень быстро, и, опять же, вопреки общим ожиданиям, одна. Хуже того, на обычно непроницаемом лице внимательный наблюдатель определенно прочёл бы нечто, похожее на замешательство. Она глубоко, как перед прыжком в воду, вдохнула и обманчиво ровным голосом, словно читая какую-нибудь скучную сводку, сообщила:
– Похоже, у нас возникла ещё одна проблема. Я обыскала все комнаты, но Аиды не обнаружила. Ни в лисьем, ни в женском, ни в каком-либо ином обличье. Все вещи, насколько я смогла понять, на месте. Посторонний, особенно злонамеренный, не смог бы войти в покои княжеской дочери – это Осенний. Фрейлин, слуг или посыльного мы услышали бы ещё тогда, когда они оказались бы на этаже. Никаких писем, записок или амулетов с сообщениями также не найдено..
За долгие годы службы Мор пришёл к выводу, что утратить способность удивляться ему не дадут никогда. Если не сам патрон, то его родственники. Предсказать бесследное исчезновение невесты в такой ситуации мог бы только провидец. Не мог же он ошибиться дважды? Куда девчонку понесло без видимых причин? Никто не озвучил этот вопрос, но было очевидно, что занимает он всех.
– Куда бы сестра ни направилась, искать в Осеннем бесполезно. Её здесь нет, – вдруг произнесла Тойфель, не обращаясь ни к кому конкретно.
Все трое синхронно повернулись в сторону девушки, но та лишь подняла на них растерянный взгляд и тихо добавила:
– Её вообще нет в столице.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 6, в которой удачливого жениха ожидает настоящая проверка на прочность
– Я же просила не покидать покои, пока меня нет, – Аида раздражённо мерила шагами комнату, демонстративно не глядя на брата. – А ты убегаешь и даже не говоришь, где был. Доиграешься – кто-нибудь увидит якобы меня одновременно в двух местах, об этом доложат Смерти. Если та не додумается до верных выводов сама, это сделает отец.– Я же просила не покидать покои, пока меня нет, – Аида раздражённо мерила шагами комнату, демонстративно не глядя на брата. – А ты убегаешь и даже не говоришь, где был. Доиграешься – кто-нибудь увидит якобы меня одновременно в двух местах, об этом доложат Смерти. Если та не додумается до верных выводов сама, это сделает отец.
Тойфель отложила досье в общую стопку и невесело усмехнулась.
– Просидеть у тебя под кроватью до конца ярмарки, а потом перекинуться зеркальцем, чтобы ты забрала меня в вотчину супруга вместе с прочими любимыми безделушками? Я устал. В конце концов, могу притвориться одной из твоих фрейлин.
– А потом кому-то взбредет в голову выяснить, что это за неизвестная красотка – и комедии конец. Что ты хочешь найти в этих досье?
– Подтверждение, что весь этот сброд недостоин моей любимой сестрички.
– С тем, кто её достоин или недостоин, любимая сестричка разберётся сама. А тебе позарез нужен билет отсюда, и он в одной из этих папок.
– Всегда любил пошутить, но чтобы так… – Протянула Тойфель, прищурившись. – Если получится, это будет наша лучшая афера. Я бы ставил на Раймир.
Аида кивнула, сразу поняв, о ком именно идёт речь.
– Логично. Надим довольно мил, но ему нужен кто-то вроде леди Нэги. Да и от его дружков-медиков лучше держаться подальше. Господин Красавчик выглядел многообещающе, но увы: явно приехал развлекаться. Поторговал лицом на официальном приёме, с тех пор его даже в собственной ставке видели нечасто.
– По крайней мере, я не угроблю господина Дипломата в первую же ночь. Всей грязи – любовь к выпивке да происхождение, и в общении он весьма приятен. Допускаю, что мне не все известно. К тому же он вдовец – не в родного ли папашу пошёл?
– Происхождения можешь не опасаться, Второй дом он видал в Бездне. С прошлым браком тоже все чисто – супруга оказалась жертвой раймирской клановой заварушки, и к её гибели он никаким боком не причастен. По моим впечатлениям – единственный нормальный бен Бааль.
– Терять нечего: быть женой министра, пациентом Бездны или покойником. Но если я официально выйду замуж как Аида бин Самаэль, то куда денешься ты?
– Исчезну. А у господина адмирала флота Его Инфернального Величества появится хорошенький юнга.
– Теперь мне интересно, кого папаша прибьёт первым.
***
Шорохи, шелест задеваемых веток и чужое дыхание в унисон были нередким музыкальным сопровождением в дальних частях парка при Осеннем. Война машинально повернула голову на звук и замерла – прекрасно заметные в свете луны золотистые волосы, запрокинутое лицо на фоне зелени, кажущейся в том же свете почти чёрной… Бездна побери нашу нежную невинную невесту, это же ни в какие ворота… и с кем? Неважно, впрочем. Война нахмурилась: не далее, как полчаса назад она пожелала Аиде спокойной ночи. Или девчонка немедля открыла портал в эти грешные кусты, где её уже поджидал нетерпеливый любовник, или неожиданно открыла в себе папашину способность одновременно находиться в двух или трёх местах.
Женщина застыла, надеясь, что парочка слишком увлечена процессом, чтобы оглядываться по сторонам. Оба предположения казались не слишком валидными. Возможно, девочка ни при чём: создать двойника-марионетку по образу любого – невелика сложность для сильного демона. Правда, двойник подобного рода способен лишь на пару-тройку действий, но горизонтальная гимнастика на лоне природы не требует чего-то сверхъестественного, да и вцепиться в горло ничего не подозревающему партнеру – тоже посильная для марионетки задача. Дальше останется лишь технично распустить слух о том, что кровь Лилит в девчонке пересилила, и к ней на выстрел никто не подойдёт. Кому неймётся скомпрометировать невесту? Кто не боится Князя? Или – кто в подобной ситуации захочет сыграть рыцаря, не страшащегося союза с маниакальной убийцей? Второй дом? Третий? Лазурские с их фанатичной любовью к Лилит?
Война выругалась про себя. Темнейший то ли всё-таки не был всеведущ, то ли окончательно устранился от затеянной им же самим карусели. Прекрасная идея, она бы тоже с удовольствием устранилась от участия в этом бардаке… возможно, если останется жива, пойдет и поговорит со стариной Рю касаемо его щедрого предложения. Уж лучше рожать, получая в подарок от предупредительного и заботливого мужа то диадему с изумрудами, то пару великолепных кинжалов, но быть полновластной соправительницей богатого королевства, чем прыгать послушной собачкой Темнейшего, опекая его великовозрастных отпрысков. Стиснув зубы, она шагнула поближе к кустам и швырнула в сплетённые тела парализующим заклинанием. Слабым – напугать, не более. Простенькая – чужого внимания не привлечет – «подсветка» выхватила застывшие фигуры. Аида – или псевдо-Аида – медленно, словно преодолевая сопротивление воды, прикрыла ладонью глаза. Прекрасно – реагирует на изменения среды и способна противостоять слабому заклинанию. Не марионетка и вряд ли доппельгангер.
А кто у нас работает постаментом для этой скульптуры? Не было печали… мининдел Раймира, названый сын Светлейшего, он же – не до конца признанный, но общеизвестный отпрыск Второго дома… тоже шевелится, поактивнее, чем его подруга, но слишком вяло, чтобы представлять собой хоть какую-то угрозу.
– Сейчас, – предупредила Война, – я сниму предыдущее заклинание. Исключительно для того, чтобы врезать по вам, красавцы мои, «откровенностью» в её армейском варианте. Господин мининдел Раймира, не сомневаюсь, в курсе, что это такое. Не задушевно, зато действенно. Используется при допросах в полевой обстановке. Это я уточняю специально для вас, леди-неизвестно-Аида-ли.
Стоило Войне частично выполнить угрозу – снять заклинание – картина резко изменилась. Теперь перед ней лежал – по-прежнему в не слишком пристойном виде – Джибриль бен Бааль, а вокруг него буйно цвели коралловые плетистые розы. Девица исчезла.
Война медленно и беззвучно выдохнула сквозь сжатые зубы. Это не Аида –напуганная княжеская дочка удрала бы, помахивая пушистым хвостом, а не распласталась цветущим кустиком. Касаемо возможного происхождения мамзель Куст имелись некоторые подозрения, но озвучивать их было ни к чему. – Прекрасно, – женщина говорила тихо и очень мягко. – У вас есть выбор. Если куст роз превратится во что-то, удобное для транспортировки и не привлекающее внимания, а господин министр иностранных дел Раймира поклянется выполнять мои распоряжения и не причинять вреда никому из граждан Адмира, мы вместе совершим небольшую прогулку. Полагаю, никто не пострадает. Если же кусты и министры при полной луне не склонны к переговорам, им останется выбрать, с кого я начну. Могу – с министра, – Война хищно улыбнулась. – Сворачивать шеи политикам ничуть не сложнее, чем обычным солдатам. А могу – с куста, – на ладони Войны закружился огненный шар размером с грейпфрут. – Розы превосходно горят, проверено.
Раймирец попытался встать, наткнулся на шипы и снова замер. Что-то пробормотал – кажется, успокаивал подружку. Куст вздрогнул и растворился в воздухе. На живот министра упал роскошный браслет, то ли платина, то ли белое золото – при таком освещении не разобрать. Война удовлетворенно кивнула и, погасив огненный шар, подняла украшение. Тонкая резьба, несколько кабошонов чёрного опала. Сомнительный вкус мамзель Куст, по всей видимости, распространялся на партнеров, но не на украшения. Надев браслет, Война провела по нему ладонью и нежно предупредила: «Соскользнёшь с руки – найду и убью». Джибриль бен Бааль, успевший привести одежду в относительный порядок, ошалело оглядывался по сторонам.
– Раймир, я жду, – напомнила Война.
– Чего именно? – господин дипломат пришёл в себя.
– Клятвы, – холодно напомнила Война. – От обеих ипостасей – вы поклянётесь как Джибриль бен Бааль и как Габриэль бен Адонаи. – Иначе предложение свернуть вам шею останется в силе.
– Свёрнутая шея будет означать войну, – спокойно ответил раймирец. – Не полагает ли госпожа, что это слишком крупная вира за измятые парковые кусты?
– Вы, кажется, запамятовали моё имя? – Война демонстративно улыбнулась. – Не боитесь, что именно этого я могу добиваться?
– Вы слишком умны для этого, леди Морриган, – раймирец тоже позволил себе улыбнуться – так мог бы скалиться патриарх Второго дома, стань он на пару эпох моложе. – Впрочем, не вижу причин отказать в клятве – ни под каким из имён я не намеревался вредить добрым гражданам Адмира, готов это свидетельствовать перед любым судом.
Браслет на руке Войны, ощутимо нагревшийся во время перепалки, немедленно остыл.
***
Война смерила взглядом дежуривших в приёмной Аиды фрейлин так, словно прикидывала, кого из новобранцев отправить копать полевые сортиры, а кто заслуживает задания поинтереснее.
– Выметайтесь, дамы. Свободны до утра.
– А если госпоже что-нибудь понадобится? – Аннабель Ли, любимица Смерти и исправная поставщица дворцовых сплетен, выглядевшая не тысячелетней ведьмой-эмпатом, а нежным кудрявым гаремным цветочком, почуяла, что самое интересное придется пропустить, и решила побороться за право припасть ухом к замочной скважине.
– Если госпоже что-либо потребуется, справится дворцовая прислуга, – отрезала Война.
– Не хотелось бы показаться невежливой, – упрямая ослица Аннабель покосилась на раймирца, старавшегося слиться с обоями, – но правила запрещают приводить в покои невесты мужчин, не являющихся членами семьи.
– Из присутствующих здесь дам, – Война цинично ухмыльнулась, – как минимум четверо, включая вас, дорогуша, – достаточно сильные метаморфы, чтобы при желании превратиться хоть в мужчину, хоть в диомедова коня. Однако вас допустили к невесте – не зря ли?
– Кого допускать в покои княжеской дочери, – отчеканила Аннабель, задрав подбородок – хрупкая фрейлина не доставала Войне даже до плеча, – решать не вам.
– Разумеется, – рыжая кивнула, – решает Его Темнейшество. Который, вот незадача-то, милейшая Аннабель, предпочёл разрисовывать меня, а не вас – нож в руке Войны появился настолько неожиданно, и рукав свободной полувоенного покроя рубашки распался столь быстро, что даже не сводивший с неё глаз Джибриль готов был поклясться, что здесь замешана якобы не работающая в Осеннем магия. Сложная цветная татуировка казалась вырезанной, а не нарисованной на гладкой чуть загорелой коже. – Ваша патронесса не рассказывала, что случается с заклятыми, действующими во вред своему господину или его близким?
– Полагаю, на вашем примере мне доведётся это увидеть, – Аннабель Ли поджала губы, но была вынуждена ретироваться, прихватив с собой весь дежурный курятник – после фиаско старшей дамы иных желающих возразить почему-то не нашлось.
– У нас что, Вторая Вселенская началась? – дверь распахнулась и на пороге появилась Аида. Небрежно собранные в хвост волосы, босые ноги, кое-как запахнутый длинный халат и отпечаток подушки на щеке. – Я же просила всех убраться и не мешать мне спать, – она недоумённо обвела взглядом опустевшую приёмную и воззрилась на Войну. – Спасибо, что избавила меня от почётного караула, но нельзя ли было сделать это раньше?
– Не было достаточно веского повода, – меланхолично ответила старшая подруга. – Камеристка при тебе?
– Не-а, – Аида зевнула во весь рот. – Я её выгнала. От того, что меня решили выдать замуж, я не превратилась в инвалидку, не способную самостоятельно умыться, причесаться или почитать книжку.
– Прекрасно, – Война вздохнула. – Тогда предлагаю сразу перейти к делу. – Она сделала шаг в сторону и указала на раймирского дипломата, вполне успешно изображавшего скульптуру «Изумление в гостиной». – Надеюсь, вас с господином Габриэлем бен Адонаи не нужно представлять друг другу?
Аида ойкнула.
– Могла бы предупредить, что придешь не одна. Естественно, мы э… знакомы. По крайней мере, на уровне досье и придворных гулянок, – она пожала плечами и беспомощно воззрилась на гостя. – Чему обязана вашим визитом, господин министр иностранных дел Раймира?
Скульптура перешла от умеренного изумления к безграничному. Скорее всего, – мстительно подумала Война, – кабы не придворная закалка и тысячелетний жизненный опыт, раймирец свалился бы в обморок.
– Также, полагаю, – Война не давала собеседникам опомниться, – тебе знаком этот шедевр ювелирного искусства? – она сдернула резко нагревшийся браслет с опалами с руки и подбросила в воздух. – Нравится? Могу подарить. А может, вынем камешки и закажем оправу поинтереснее? Получатся недурные парные кольца, одно сможешь преподнести своему избраннику… – женщина жонглировала накалившимся браслетом, зло щурясь, словно следящая за мышью голодная кошка. Когда браслет подлетел к самому потолку, не выдержали оба – раймирец прыгнул, чтобы перехватить украшение в воздухе, а Аида, сдавленно ахнув, рухнула на пол. Точнее, упала только ткань – из складок халата выскочила некрупная лисица-отоцион и заметалась по приёмной, жалобно повизгивая.
Война нагнулась и молниеносным движением сцапала зверька за шкирку.
– Твои секретики, – сообщила она лисичке, – могли закончиться очень дурно. Для нас обеих. Что мешало предупредить?
Лиса поджала лапки и хвост и обвисла в руке, стараясь всем своим видом изобразить искреннее раскаяние.
Женщина перехватила отоциона поудобнее и почесала за ухом.
– Не бойся, постараюсь никого не убить, – лисица заскулила и благодарно лизнула ей руку.
Война оглянулась. Скульптура теперь была парной – господин дипломат спешно заворачивал обнажённую «гарантированно-не-Аиду» в подобранный с пола халат. Девица дрожала и, кажется, поливала спасителя слезами.
***
Идея запереть всех участников спектакля по разным комнатам до визита Мора была прекрасной, но из-за планировки личных покоев Аиды трудновыполнимой. Гардеробная примыкала к туалетной, и от спальни их отделяла лишь изящная ширма и пара драпировок… Поразмыслив, Война оставила Аиду в спальне, и, попросив Джибриля подождать в кабинете, отконвоировала Тойфеля в комнатку камеристки. Дверь, выходящая в холл, казалась надежной, но ту, что вела в кабинет, вышиб бы и ребёнок…
– Габриэль, – светски улыбнулась Война, – поможете придвинуть этот шкаф к двери?
Раймирский дипломат удивлённо взглянул на рыжую бестию, смерил взглядом огромный, набитый фолиантами шкаф и прищёлкнул пальцами. Махина не сдвинулась.
– Мы в Осеннем, – напомнила женщина. – Ничья магия, кроме…
– Простите, запамятовал, – раймирец покинул кресло в углу. Нарисовавшемуся на открытой физиономии смущению собственной неловкостью Война не поверила. Как же, запамятовал… воспользовался случаем лично проверить, сколько правды в общеизвестных байках.
Несмотря на внешность рафинированного интеллигента, господин министр оказался мужиком жилистым, и шкаф объединёнными усилиями быстро придвинули к двери между кабинетом и комнатушкой камеристки.
– Почему-то у меня сложилось впечатление, – задумчиво произнес раймирец, любуясь баррикадой, – что вы справились бы и без моей помощи…
– Конечно, – без тени смущения подтвердила Война. – Но я должна была убедиться, что вы не справитесь без моей. Что скрасит вам временное заключение?
Бен Бааль пробежал взглядом по корешкам книг.
– Буду признателен, если вы прикажете доставить сюда пару бутылок хереса, кофе и что-нибудь из закусок. Ещё не отказался бы от подушек и пледа.
– Договорились, – кивнула Война.
***
Щелчок замка раймирец проигнорировал – уткнулся в книги. Мор оглядел раскиданные по полу тома – родословные аристократических фамилий обеих держав, как мило. Поздно просвещаться, мужик… – Всадник деланно кашлянул. Объект поднял голову, кивнул, и без малейшего стеснения показал на пол рядом с собой: «Подушку?»
– Благодарю, – Мор уселся рядом. – Полагаю, представляться не надо?
– Можем помериться толщиной досье, – задумчиво кивнул Габриэль-Джибриль.
– Прекрасно, это сэкономит время, – Мор улыбнулся, глядя куда-то в переносицу собеседника. – Вы не давали какую-нибудь присягу или заковыристую клятву, запрещающую отвечать на вопросы?
– Если не собираетесь выведывать государственные секреты Раймира, – обаятельно улыбнулся в ответ Джибриль, – я к вашим услугам.
– Надеюсь, ваша частная жизнь не составляет государственной тайны?
– Ничуть, – раймирец явно развлекался, – вам угодно знать, как я обедал, и кто стирает мои подштанники?
– Обед – это слишком интимно, – Мор поймал себя на том, что интеллигентное хамло начинает ему нравиться – очевидно, уроки названого папаши не прошли даром, использовать доставшуюся от рождения харизму на полную мощность этого симпатягу научили. – Меня интересуют подробности ваших отношений с сидящей под замком по соседству дамой.
– Которой из? – недоуменно вскинул брови раймирец.
– Той, с которой вы радостно похабили парковый ландшафт, – уточнил Мор. – Имя неважно, меня интересуют ваши ощущения. До, во время и после, если не затруднит.
Зеленовато-серые глаза визави округлились. Некоторое время он молча взирал на Мора, а затем вполне искренне расхохотался.
– Помилуйте, – сквозь смех проговорил допрашиваемый. – Не сочтите за оскорбление, но, насколько я помню собранное на вас досье, вам доводилось это испытывать в разных обстоятельствах и с разными… дамами. Не думаю, что ваши, мои, чьи угодно ощущения до, в процессе и после принципиально отличаются.
– Я не любопытный девственник, а медик, – отрезал Мор. – Посему извольте ответить.
***
Мор вошел в приемную и протянул руку сидящей на диване Войне:
– Ключи.
– Пойти с тобой? – женщина вытащила ключи из нагрудного кармана рубашки и встала.
– Не надо. Давай ключ от комнаты, куда ты сунула пациента, а сама запри пока этого… героя-любовника. Иди к своей подопечной – девчонка, небось, даже перекинуться обратно не догадалась, так и метёт спальню хвостом, – на неподвижном лице Мора мелькнуло что-то похожее на улыбку. – Если сочтёшь, что дурёха достаточно наказана, порадуй её – убить раймирца Тойфель, совершенно очевидно, не пытался и не планировал. Мог ли он в принципе это сделать – пока не знаю.
Мор оказался прав: перекинуться Аида то ли не смогла, ослабев от переживаний, то ли даже не пыталась. Крошечный холмик под покрывалом Война заметила не сразу – очевидно, усталому отоциону кровать показалась достойной норой. Женщина бесцеремонно сунула руку под одеяло и потрепала лису по загривку.
– Перекидывайся и вылезай, я не твой отец и на лисьем не разговариваю.
Через пару минут на кровати материализовалась Аида. Осторожно высунулась из-под одеяла и уставилась на Войну:
– Ты очень злишься?
– Если бы тебе удалось меня очень разозлить, у меня появился бы шикарный лисий воротник на куртке, – расхохоталась та.
Пробормотав «Тогда оденусь, что ли…» Аида начала выбираться из-под одеяла, но юркнула обратно, услышав разнёсшийся по коридору визг, в котором не было ничего разумного. Так мог бы орать раненый зверь. Вскоре из-под одеяла раздался отрывистый скулёж, – очевидно, девчонка переживала за брата сильнее, чем хотела показать. Война вздохнула.
– Тойфель не пытался убить Габриэля, – громко и чётко, словно отдавая приказы, проинформировала она лису. – И Мор твоего брата не убьет, так что прекрати истерику. Надоест пищать и линять под одеялом, – оденешься и придёшь в приёмную, запирать тебя я не буду.
***
Лицо старого товарища ничего не выражало. За время допроса у него определённо успели накопиться вопросы к патрону. Война уже выяснила, что Тойфель был до полоумия напуган появлением Мора на пороге, сперва пытался отбиваться, швыряясь различными предметами, затем с жалобным воем полез под кровать, и вообще вёл себя не как взрослый высший демон, а как толком ничего не умеющий человечек или слабый полукровка-подросток.
– Самое интересное, что в норме при опасности, которую демон считает смертельной, силы и способности обостряются. А у него отшибло даже те навыки, которые имелись с рождения. Боевая или бытовая магия во дворце не работают, однако, перекинься пациент в крупного хищного зверя или хотя бы в свою мужскую ипостась, у него было бы несколько больше шансов повредить мне. Пусти он в ход способности, которые унаследовал от матери – я мог бы и не выйти из этой комнаты. Но нет, он остался в облике сестры и не предпринял ничего, кроме панического припадка. Предполагаю, что это – случай, достойный занесения в учебники: он обрёл ту форму, которую считает истинной, и изо всех сил цепляется за неё. Не удивлюсь, если ментальный блок на обратное превращение в мужчину настолько силён, что пациент не может так поступить даже для спасения жизни. Очевидно, он с детства пребывал в неприятной для себя форме вынужденно, и напряжение выплёскивалось, помимо всего прочего, и в тех… отклонениях, благодаря которым он очутился под моим присмотром, – заключил Мор.
Война не сомневалась, что к сфере научных интересов напарника теперь имеет самое прямое отношение всё, происходившее до ярмарки, во время неё, и как бы не с начала мира. Когда Всадники не застали Князя в кабинете, Мор развёл руками, а Война пару раз обошла комнату, словно надеясь обнаружить где-то в углу ранее не замеченного властителя.
– Пошли, – фыркнул Мор. – По всей видимости, наш эм-м-м… пациент, всемогущий и всеведущий, чтоб его на Лилит заклинило, утомился пролёживать диван.
Война на крейсерской скорости двинулась из кабинета в приёмную и, не останавливаясь, дёрнула шнур для вызова прислуги с такой силой, что тот остался у неё в руках.
Вопреки ожиданиям, на зов явился не сальный прохвост Бакар, а крепенькая ладная женщина, которую язык не поворачивался назвать иначе, чем тётушкой. Она вкатилась, как очень дружелюбная мортирка, и первым же залпом вместе с широкой тёплой улыбкой выдала:
– Господам придется подождать, повелитель очень занят. Подать вино, кофе, закуски, сладости?
– Его Темнейшество, – процедила Война. – Без соуса, au naturel. Дело неотложное.
– В натуральном виде, говорите? – «тётушка» по-девчоночьи хихикнула в ладошку. – Пожалуйста, ступайте за мной.
Проведя визитёров через кабинет, в одной из мраморных стен которого возникла не существовавшая ранее дверь, она ненадолго замешкалась в небольшом и совершенно пустом, если не считать одинокой колченогой банкетки, холле. – Извольте подождать, – с неожиданной для её возраста и комплекции грацией домоправительница нырнула за тяжёлые драпировки. Пыльная затканная серебром ткань великолепно глушила звук, однако крик «Мэгс, тащи этих мудил сюда, коль им так припекло!», Мор и Война услышали.
Аудиенция оказалась рекордно краткой и столь же рекордно бесполезной. Князь, отдыхавший на огромной, в половину комнаты, кровати с полудесятком наложниц – разумеется, в натуральном виде, как и обещала хохотушка Мэгс, – выслушал вполуха, заткнул на полуслове, предложил принять участие в постельных утехах, а после отказа – выгнал, сообщив, что, если к нему бегают с такой ерундой, то часы бесценного времени и флаконы цветных зелий для узоров лояльности были потрачены зря. «Все мои усилия ушли, как вода в песок», – патетично заключил Темнейший, отточенным движением кисти указав Всадникам на полускрытую очередной драпировкой дверь в стене – совершенно не ту, сквозь которую привела их домоправительница. – «Проветрите ваши никчёмные башки», – посоветовал он и демонстративно улёгся щекой на животик какой-то из допущенных до ложа прелестниц.
Тойфель отложила досье в общую стопку и невесело усмехнулась.
– Просидеть у тебя под кроватью до конца ярмарки, а потом перекинуться зеркальцем, чтобы ты забрала меня в вотчину супруга вместе с прочими любимыми безделушками? Я устал. В конце концов, могу притвориться одной из твоих фрейлин.
– А потом кому-то взбредет в голову выяснить, что это за неизвестная красотка – и комедии конец. Что ты хочешь найти в этих досье?
– Подтверждение, что весь этот сброд недостоин моей любимой сестрички.
– С тем, кто её достоин или недостоин, любимая сестричка разберётся сама. А тебе позарез нужен билет отсюда, и он в одной из этих папок.
– Всегда любил пошутить, но чтобы так… – Протянула Тойфель, прищурившись. – Если получится, это будет наша лучшая афера. Я бы ставил на Раймир.
Аида кивнула, сразу поняв, о ком именно идёт речь.
– Логично. Надим довольно мил, но ему нужен кто-то вроде леди Нэги. Да и от его дружков-медиков лучше держаться подальше. Господин Красавчик выглядел многообещающе, но увы: явно приехал развлекаться. Поторговал лицом на официальном приёме, с тех пор его даже в собственной ставке видели нечасто.
– По крайней мере, я не угроблю господина Дипломата в первую же ночь. Всей грязи – любовь к выпивке да происхождение, и в общении он весьма приятен. Допускаю, что мне не все известно. К тому же он вдовец – не в родного ли папашу пошёл?
– Происхождения можешь не опасаться, Второй дом он видал в Бездне. С прошлым браком тоже все чисто – супруга оказалась жертвой раймирской клановой заварушки, и к её гибели он никаким боком не причастен. По моим впечатлениям – единственный нормальный бен Бааль.
– Терять нечего: быть женой министра, пациентом Бездны или покойником. Но если я официально выйду замуж как Аида бин Самаэль, то куда денешься ты?
– Исчезну. А у господина адмирала флота Его Инфернального Величества появится хорошенький юнга.
– Теперь мне интересно, кого папаша прибьёт первым.
***
Шорохи, шелест задеваемых веток и чужое дыхание в унисон были нередким музыкальным сопровождением в дальних частях парка при Осеннем. Война машинально повернула голову на звук и замерла – прекрасно заметные в свете луны золотистые волосы, запрокинутое лицо на фоне зелени, кажущейся в том же свете почти чёрной… Бездна побери нашу нежную невинную невесту, это же ни в какие ворота… и с кем? Неважно, впрочем. Война нахмурилась: не далее, как полчаса назад она пожелала Аиде спокойной ночи. Или девчонка немедля открыла портал в эти грешные кусты, где её уже поджидал нетерпеливый любовник, или неожиданно открыла в себе папашину способность одновременно находиться в двух или трёх местах.
Женщина застыла, надеясь, что парочка слишком увлечена процессом, чтобы оглядываться по сторонам. Оба предположения казались не слишком валидными. Возможно, девочка ни при чём: создать двойника-марионетку по образу любого – невелика сложность для сильного демона. Правда, двойник подобного рода способен лишь на пару-тройку действий, но горизонтальная гимнастика на лоне природы не требует чего-то сверхъестественного, да и вцепиться в горло ничего не подозревающему партнеру – тоже посильная для марионетки задача. Дальше останется лишь технично распустить слух о том, что кровь Лилит в девчонке пересилила, и к ней на выстрел никто не подойдёт. Кому неймётся скомпрометировать невесту? Кто не боится Князя? Или – кто в подобной ситуации захочет сыграть рыцаря, не страшащегося союза с маниакальной убийцей? Второй дом? Третий? Лазурские с их фанатичной любовью к Лилит?
Война выругалась про себя. Темнейший то ли всё-таки не был всеведущ, то ли окончательно устранился от затеянной им же самим карусели. Прекрасная идея, она бы тоже с удовольствием устранилась от участия в этом бардаке… возможно, если останется жива, пойдет и поговорит со стариной Рю касаемо его щедрого предложения. Уж лучше рожать, получая в подарок от предупредительного и заботливого мужа то диадему с изумрудами, то пару великолепных кинжалов, но быть полновластной соправительницей богатого королевства, чем прыгать послушной собачкой Темнейшего, опекая его великовозрастных отпрысков. Стиснув зубы, она шагнула поближе к кустам и швырнула в сплетённые тела парализующим заклинанием. Слабым – напугать, не более. Простенькая – чужого внимания не привлечет – «подсветка» выхватила застывшие фигуры. Аида – или псевдо-Аида – медленно, словно преодолевая сопротивление воды, прикрыла ладонью глаза. Прекрасно – реагирует на изменения среды и способна противостоять слабому заклинанию. Не марионетка и вряд ли доппельгангер.
А кто у нас работает постаментом для этой скульптуры? Не было печали… мининдел Раймира, названый сын Светлейшего, он же – не до конца признанный, но общеизвестный отпрыск Второго дома… тоже шевелится, поактивнее, чем его подруга, но слишком вяло, чтобы представлять собой хоть какую-то угрозу.
– Сейчас, – предупредила Война, – я сниму предыдущее заклинание. Исключительно для того, чтобы врезать по вам, красавцы мои, «откровенностью» в её армейском варианте. Господин мининдел Раймира, не сомневаюсь, в курсе, что это такое. Не задушевно, зато действенно. Используется при допросах в полевой обстановке. Это я уточняю специально для вас, леди-неизвестно-Аида-ли.
Стоило Войне частично выполнить угрозу – снять заклинание – картина резко изменилась. Теперь перед ней лежал – по-прежнему в не слишком пристойном виде – Джибриль бен Бааль, а вокруг него буйно цвели коралловые плетистые розы. Девица исчезла.
Война медленно и беззвучно выдохнула сквозь сжатые зубы. Это не Аида –напуганная княжеская дочка удрала бы, помахивая пушистым хвостом, а не распласталась цветущим кустиком. Касаемо возможного происхождения мамзель Куст имелись некоторые подозрения, но озвучивать их было ни к чему. – Прекрасно, – женщина говорила тихо и очень мягко. – У вас есть выбор. Если куст роз превратится во что-то, удобное для транспортировки и не привлекающее внимания, а господин министр иностранных дел Раймира поклянется выполнять мои распоряжения и не причинять вреда никому из граждан Адмира, мы вместе совершим небольшую прогулку. Полагаю, никто не пострадает. Если же кусты и министры при полной луне не склонны к переговорам, им останется выбрать, с кого я начну. Могу – с министра, – Война хищно улыбнулась. – Сворачивать шеи политикам ничуть не сложнее, чем обычным солдатам. А могу – с куста, – на ладони Войны закружился огненный шар размером с грейпфрут. – Розы превосходно горят, проверено.
Раймирец попытался встать, наткнулся на шипы и снова замер. Что-то пробормотал – кажется, успокаивал подружку. Куст вздрогнул и растворился в воздухе. На живот министра упал роскошный браслет, то ли платина, то ли белое золото – при таком освещении не разобрать. Война удовлетворенно кивнула и, погасив огненный шар, подняла украшение. Тонкая резьба, несколько кабошонов чёрного опала. Сомнительный вкус мамзель Куст, по всей видимости, распространялся на партнеров, но не на украшения. Надев браслет, Война провела по нему ладонью и нежно предупредила: «Соскользнёшь с руки – найду и убью». Джибриль бен Бааль, успевший привести одежду в относительный порядок, ошалело оглядывался по сторонам.
– Раймир, я жду, – напомнила Война.
– Чего именно? – господин дипломат пришёл в себя.
– Клятвы, – холодно напомнила Война. – От обеих ипостасей – вы поклянётесь как Джибриль бен Бааль и как Габриэль бен Адонаи. – Иначе предложение свернуть вам шею останется в силе.
– Свёрнутая шея будет означать войну, – спокойно ответил раймирец. – Не полагает ли госпожа, что это слишком крупная вира за измятые парковые кусты?
– Вы, кажется, запамятовали моё имя? – Война демонстративно улыбнулась. – Не боитесь, что именно этого я могу добиваться?
– Вы слишком умны для этого, леди Морриган, – раймирец тоже позволил себе улыбнуться – так мог бы скалиться патриарх Второго дома, стань он на пару эпох моложе. – Впрочем, не вижу причин отказать в клятве – ни под каким из имён я не намеревался вредить добрым гражданам Адмира, готов это свидетельствовать перед любым судом.
Браслет на руке Войны, ощутимо нагревшийся во время перепалки, немедленно остыл.
***
Война смерила взглядом дежуривших в приёмной Аиды фрейлин так, словно прикидывала, кого из новобранцев отправить копать полевые сортиры, а кто заслуживает задания поинтереснее.
– Выметайтесь, дамы. Свободны до утра.
– А если госпоже что-нибудь понадобится? – Аннабель Ли, любимица Смерти и исправная поставщица дворцовых сплетен, выглядевшая не тысячелетней ведьмой-эмпатом, а нежным кудрявым гаремным цветочком, почуяла, что самое интересное придется пропустить, и решила побороться за право припасть ухом к замочной скважине.
– Если госпоже что-либо потребуется, справится дворцовая прислуга, – отрезала Война.
– Не хотелось бы показаться невежливой, – упрямая ослица Аннабель покосилась на раймирца, старавшегося слиться с обоями, – но правила запрещают приводить в покои невесты мужчин, не являющихся членами семьи.
– Из присутствующих здесь дам, – Война цинично ухмыльнулась, – как минимум четверо, включая вас, дорогуша, – достаточно сильные метаморфы, чтобы при желании превратиться хоть в мужчину, хоть в диомедова коня. Однако вас допустили к невесте – не зря ли?
– Кого допускать в покои княжеской дочери, – отчеканила Аннабель, задрав подбородок – хрупкая фрейлина не доставала Войне даже до плеча, – решать не вам.
– Разумеется, – рыжая кивнула, – решает Его Темнейшество. Который, вот незадача-то, милейшая Аннабель, предпочёл разрисовывать меня, а не вас – нож в руке Войны появился настолько неожиданно, и рукав свободной полувоенного покроя рубашки распался столь быстро, что даже не сводивший с неё глаз Джибриль готов был поклясться, что здесь замешана якобы не работающая в Осеннем магия. Сложная цветная татуировка казалась вырезанной, а не нарисованной на гладкой чуть загорелой коже. – Ваша патронесса не рассказывала, что случается с заклятыми, действующими во вред своему господину или его близким?
– Полагаю, на вашем примере мне доведётся это увидеть, – Аннабель Ли поджала губы, но была вынуждена ретироваться, прихватив с собой весь дежурный курятник – после фиаско старшей дамы иных желающих возразить почему-то не нашлось.
– У нас что, Вторая Вселенская началась? – дверь распахнулась и на пороге появилась Аида. Небрежно собранные в хвост волосы, босые ноги, кое-как запахнутый длинный халат и отпечаток подушки на щеке. – Я же просила всех убраться и не мешать мне спать, – она недоумённо обвела взглядом опустевшую приёмную и воззрилась на Войну. – Спасибо, что избавила меня от почётного караула, но нельзя ли было сделать это раньше?
– Не было достаточно веского повода, – меланхолично ответила старшая подруга. – Камеристка при тебе?
– Не-а, – Аида зевнула во весь рот. – Я её выгнала. От того, что меня решили выдать замуж, я не превратилась в инвалидку, не способную самостоятельно умыться, причесаться или почитать книжку.
– Прекрасно, – Война вздохнула. – Тогда предлагаю сразу перейти к делу. – Она сделала шаг в сторону и указала на раймирского дипломата, вполне успешно изображавшего скульптуру «Изумление в гостиной». – Надеюсь, вас с господином Габриэлем бен Адонаи не нужно представлять друг другу?
Аида ойкнула.
– Могла бы предупредить, что придешь не одна. Естественно, мы э… знакомы. По крайней мере, на уровне досье и придворных гулянок, – она пожала плечами и беспомощно воззрилась на гостя. – Чему обязана вашим визитом, господин министр иностранных дел Раймира?
Скульптура перешла от умеренного изумления к безграничному. Скорее всего, – мстительно подумала Война, – кабы не придворная закалка и тысячелетний жизненный опыт, раймирец свалился бы в обморок.
– Также, полагаю, – Война не давала собеседникам опомниться, – тебе знаком этот шедевр ювелирного искусства? – она сдернула резко нагревшийся браслет с опалами с руки и подбросила в воздух. – Нравится? Могу подарить. А может, вынем камешки и закажем оправу поинтереснее? Получатся недурные парные кольца, одно сможешь преподнести своему избраннику… – женщина жонглировала накалившимся браслетом, зло щурясь, словно следящая за мышью голодная кошка. Когда браслет подлетел к самому потолку, не выдержали оба – раймирец прыгнул, чтобы перехватить украшение в воздухе, а Аида, сдавленно ахнув, рухнула на пол. Точнее, упала только ткань – из складок халата выскочила некрупная лисица-отоцион и заметалась по приёмной, жалобно повизгивая.
Война нагнулась и молниеносным движением сцапала зверька за шкирку.
– Твои секретики, – сообщила она лисичке, – могли закончиться очень дурно. Для нас обеих. Что мешало предупредить?
Лиса поджала лапки и хвост и обвисла в руке, стараясь всем своим видом изобразить искреннее раскаяние.
Женщина перехватила отоциона поудобнее и почесала за ухом.
– Не бойся, постараюсь никого не убить, – лисица заскулила и благодарно лизнула ей руку.
Война оглянулась. Скульптура теперь была парной – господин дипломат спешно заворачивал обнажённую «гарантированно-не-Аиду» в подобранный с пола халат. Девица дрожала и, кажется, поливала спасителя слезами.
***
Идея запереть всех участников спектакля по разным комнатам до визита Мора была прекрасной, но из-за планировки личных покоев Аиды трудновыполнимой. Гардеробная примыкала к туалетной, и от спальни их отделяла лишь изящная ширма и пара драпировок… Поразмыслив, Война оставила Аиду в спальне, и, попросив Джибриля подождать в кабинете, отконвоировала Тойфеля в комнатку камеристки. Дверь, выходящая в холл, казалась надежной, но ту, что вела в кабинет, вышиб бы и ребёнок…
– Габриэль, – светски улыбнулась Война, – поможете придвинуть этот шкаф к двери?
Раймирский дипломат удивлённо взглянул на рыжую бестию, смерил взглядом огромный, набитый фолиантами шкаф и прищёлкнул пальцами. Махина не сдвинулась.
– Мы в Осеннем, – напомнила женщина. – Ничья магия, кроме…
– Простите, запамятовал, – раймирец покинул кресло в углу. Нарисовавшемуся на открытой физиономии смущению собственной неловкостью Война не поверила. Как же, запамятовал… воспользовался случаем лично проверить, сколько правды в общеизвестных байках.
Несмотря на внешность рафинированного интеллигента, господин министр оказался мужиком жилистым, и шкаф объединёнными усилиями быстро придвинули к двери между кабинетом и комнатушкой камеристки.
– Почему-то у меня сложилось впечатление, – задумчиво произнес раймирец, любуясь баррикадой, – что вы справились бы и без моей помощи…
– Конечно, – без тени смущения подтвердила Война. – Но я должна была убедиться, что вы не справитесь без моей. Что скрасит вам временное заключение?
Бен Бааль пробежал взглядом по корешкам книг.
– Буду признателен, если вы прикажете доставить сюда пару бутылок хереса, кофе и что-нибудь из закусок. Ещё не отказался бы от подушек и пледа.
– Договорились, – кивнула Война.
***
Щелчок замка раймирец проигнорировал – уткнулся в книги. Мор оглядел раскиданные по полу тома – родословные аристократических фамилий обеих держав, как мило. Поздно просвещаться, мужик… – Всадник деланно кашлянул. Объект поднял голову, кивнул, и без малейшего стеснения показал на пол рядом с собой: «Подушку?»
– Благодарю, – Мор уселся рядом. – Полагаю, представляться не надо?
– Можем помериться толщиной досье, – задумчиво кивнул Габриэль-Джибриль.
– Прекрасно, это сэкономит время, – Мор улыбнулся, глядя куда-то в переносицу собеседника. – Вы не давали какую-нибудь присягу или заковыристую клятву, запрещающую отвечать на вопросы?
– Если не собираетесь выведывать государственные секреты Раймира, – обаятельно улыбнулся в ответ Джибриль, – я к вашим услугам.
– Надеюсь, ваша частная жизнь не составляет государственной тайны?
– Ничуть, – раймирец явно развлекался, – вам угодно знать, как я обедал, и кто стирает мои подштанники?
– Обед – это слишком интимно, – Мор поймал себя на том, что интеллигентное хамло начинает ему нравиться – очевидно, уроки названого папаши не прошли даром, использовать доставшуюся от рождения харизму на полную мощность этого симпатягу научили. – Меня интересуют подробности ваших отношений с сидящей под замком по соседству дамой.
– Которой из? – недоуменно вскинул брови раймирец.
– Той, с которой вы радостно похабили парковый ландшафт, – уточнил Мор. – Имя неважно, меня интересуют ваши ощущения. До, во время и после, если не затруднит.
Зеленовато-серые глаза визави округлились. Некоторое время он молча взирал на Мора, а затем вполне искренне расхохотался.
– Помилуйте, – сквозь смех проговорил допрашиваемый. – Не сочтите за оскорбление, но, насколько я помню собранное на вас досье, вам доводилось это испытывать в разных обстоятельствах и с разными… дамами. Не думаю, что ваши, мои, чьи угодно ощущения до, в процессе и после принципиально отличаются.
– Я не любопытный девственник, а медик, – отрезал Мор. – Посему извольте ответить.
***
Мор вошел в приемную и протянул руку сидящей на диване Войне:
– Ключи.
– Пойти с тобой? – женщина вытащила ключи из нагрудного кармана рубашки и встала.
– Не надо. Давай ключ от комнаты, куда ты сунула пациента, а сама запри пока этого… героя-любовника. Иди к своей подопечной – девчонка, небось, даже перекинуться обратно не догадалась, так и метёт спальню хвостом, – на неподвижном лице Мора мелькнуло что-то похожее на улыбку. – Если сочтёшь, что дурёха достаточно наказана, порадуй её – убить раймирца Тойфель, совершенно очевидно, не пытался и не планировал. Мог ли он в принципе это сделать – пока не знаю.
Мор оказался прав: перекинуться Аида то ли не смогла, ослабев от переживаний, то ли даже не пыталась. Крошечный холмик под покрывалом Война заметила не сразу – очевидно, усталому отоциону кровать показалась достойной норой. Женщина бесцеремонно сунула руку под одеяло и потрепала лису по загривку.
– Перекидывайся и вылезай, я не твой отец и на лисьем не разговариваю.
Через пару минут на кровати материализовалась Аида. Осторожно высунулась из-под одеяла и уставилась на Войну:
– Ты очень злишься?
– Если бы тебе удалось меня очень разозлить, у меня появился бы шикарный лисий воротник на куртке, – расхохоталась та.
Пробормотав «Тогда оденусь, что ли…» Аида начала выбираться из-под одеяла, но юркнула обратно, услышав разнёсшийся по коридору визг, в котором не было ничего разумного. Так мог бы орать раненый зверь. Вскоре из-под одеяла раздался отрывистый скулёж, – очевидно, девчонка переживала за брата сильнее, чем хотела показать. Война вздохнула.
– Тойфель не пытался убить Габриэля, – громко и чётко, словно отдавая приказы, проинформировала она лису. – И Мор твоего брата не убьет, так что прекрати истерику. Надоест пищать и линять под одеялом, – оденешься и придёшь в приёмную, запирать тебя я не буду.
***
Лицо старого товарища ничего не выражало. За время допроса у него определённо успели накопиться вопросы к патрону. Война уже выяснила, что Тойфель был до полоумия напуган появлением Мора на пороге, сперва пытался отбиваться, швыряясь различными предметами, затем с жалобным воем полез под кровать, и вообще вёл себя не как взрослый высший демон, а как толком ничего не умеющий человечек или слабый полукровка-подросток.
– Самое интересное, что в норме при опасности, которую демон считает смертельной, силы и способности обостряются. А у него отшибло даже те навыки, которые имелись с рождения. Боевая или бытовая магия во дворце не работают, однако, перекинься пациент в крупного хищного зверя или хотя бы в свою мужскую ипостась, у него было бы несколько больше шансов повредить мне. Пусти он в ход способности, которые унаследовал от матери – я мог бы и не выйти из этой комнаты. Но нет, он остался в облике сестры и не предпринял ничего, кроме панического припадка. Предполагаю, что это – случай, достойный занесения в учебники: он обрёл ту форму, которую считает истинной, и изо всех сил цепляется за неё. Не удивлюсь, если ментальный блок на обратное превращение в мужчину настолько силён, что пациент не может так поступить даже для спасения жизни. Очевидно, он с детства пребывал в неприятной для себя форме вынужденно, и напряжение выплёскивалось, помимо всего прочего, и в тех… отклонениях, благодаря которым он очутился под моим присмотром, – заключил Мор.
Война не сомневалась, что к сфере научных интересов напарника теперь имеет самое прямое отношение всё, происходившее до ярмарки, во время неё, и как бы не с начала мира. Когда Всадники не застали Князя в кабинете, Мор развёл руками, а Война пару раз обошла комнату, словно надеясь обнаружить где-то в углу ранее не замеченного властителя.
– Пошли, – фыркнул Мор. – По всей видимости, наш эм-м-м… пациент, всемогущий и всеведущий, чтоб его на Лилит заклинило, утомился пролёживать диван.
Война на крейсерской скорости двинулась из кабинета в приёмную и, не останавливаясь, дёрнула шнур для вызова прислуги с такой силой, что тот остался у неё в руках.
Вопреки ожиданиям, на зов явился не сальный прохвост Бакар, а крепенькая ладная женщина, которую язык не поворачивался назвать иначе, чем тётушкой. Она вкатилась, как очень дружелюбная мортирка, и первым же залпом вместе с широкой тёплой улыбкой выдала:
– Господам придется подождать, повелитель очень занят. Подать вино, кофе, закуски, сладости?
– Его Темнейшество, – процедила Война. – Без соуса, au naturel. Дело неотложное.
– В натуральном виде, говорите? – «тётушка» по-девчоночьи хихикнула в ладошку. – Пожалуйста, ступайте за мной.
Проведя визитёров через кабинет, в одной из мраморных стен которого возникла не существовавшая ранее дверь, она ненадолго замешкалась в небольшом и совершенно пустом, если не считать одинокой колченогой банкетки, холле. – Извольте подождать, – с неожиданной для её возраста и комплекции грацией домоправительница нырнула за тяжёлые драпировки. Пыльная затканная серебром ткань великолепно глушила звук, однако крик «Мэгс, тащи этих мудил сюда, коль им так припекло!», Мор и Война услышали.
Аудиенция оказалась рекордно краткой и столь же рекордно бесполезной. Князь, отдыхавший на огромной, в половину комнаты, кровати с полудесятком наложниц – разумеется, в натуральном виде, как и обещала хохотушка Мэгс, – выслушал вполуха, заткнул на полуслове, предложил принять участие в постельных утехах, а после отказа – выгнал, сообщив, что, если к нему бегают с такой ерундой, то часы бесценного времени и флаконы цветных зелий для узоров лояльности были потрачены зря. «Все мои усилия ушли, как вода в песок», – патетично заключил Темнейший, отточенным движением кисти указав Всадникам на полускрытую очередной драпировкой дверь в стене – совершенно не ту, сквозь которую привела их домоправительница. – «Проветрите ваши никчёмные башки», – посоветовал он и демонстративно улёгся щекой на животик какой-то из допущенных до ложа прелестниц.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Интермедия. Та самая легенда о "сраном олене", которая могла быть рассказана принцами ши в пятой главе
С давних времён покидать дом в самую глухую и тёмную ночь года было под строгим запретом. Говорили, что именно тогда выходит в мир изначальная Дикая охота. Сквозь скованный морозом лес под свист вьюги мчит она, неся смерть всем, кто встретится на пути, будь то человек или зверь. Ни отдыха, ни жалости, ни милосердия не знает вожак, и лютая стужа вокруг ему нипочём оттого, что сам он – её порождение. Свита – под стать, лихие всадники на вороных конях и огромные чёрные псы.
В конце процессии те, кто ещё недавно бежал, подвывая и роняя пену с клыков. Ныне – сидят в седле. Их ведёт только голод. Чем ближе к вожаку – тем равнодушнее лица охотников. Ими движет нечто гораздо худшее. Но страшнее всех тот, кто едет впереди. Лицо его – застывшая бесстрастная маска, а в глазах – непроглядная мёртвая пустота.С давних времён покидать дом в самую глухую и тёмную ночь года было под строгим запретом. Говорили, что именно тогда выходит в мир изначальная Дикая охота. Сквозь скованный морозом лес под свист вьюги мчит она, неся смерть всем, кто встретится на пути, будь то человек или зверь. Ни отдыха, ни жалости, ни милосердия не знает вожак, и лютая стужа вокруг ему нипочём оттого, что сам он – её порождение. Свита – под стать, лихие всадники на вороных конях и огромные чёрные псы.
В конце процессии те, кто ещё недавно бежал, подвывая и роняя пену с клыков. Ныне – сидят в седле. Их ведёт только голод. Чем ближе к вожаку – тем равнодушнее лица охотников. Ими движет нечто гораздо худшее. Но страшнее всех тот, кто едет впереди. Лицо его – застывшая бесстрастная маска, а в глазах – непроглядная мёртвая пустота.
– Ветер поднимается. Надо возвращаться. Зря ты затеял эту прогулку, Гвин. Если отец нас хватится, нам несдобровать! – младший настороженно озирался вокруг, мучимый недобрым предчувствием. В свете луны среди колеблющихся деревьев чудились смутные тени. Вторая стрела в боку оленя – чужая, с чёрным оперением. Зверь выскочил на них будто из-под земли, когда они неторопливо объезжали окрестности Тол Деола. Гвин недрогнувшей рукой подстрелил внезапный подарок судьбы, сочтя это добрым знаком: запретная вылазка в Гиблую ночь, да ещё и с поживой!
– Не будь дураком, Энгус. От отца нам всё равно достанется, но не бросать же такого красавца. Пошевеливайся, если не хочешь дождаться тех, кто так любезно выгнал этого рогатого дружка прямо на нас.
– Они близко. Но если уйти сейчас, успеем.
– Хорошо, что хотя бы один из сыновей моего отца – не трус, – Гвин слез с лошади и решительно направился к добыче. – Оленя убили мы, он наш по праву. А тот, кто его подстрелил – всего лишь чужак, забредший в наши владения…
Тут Гвин осёкся, тоже почуяв неладное, какую-то ледяную враждебность, сгущавшуюся вокруг. Над верхушками деревьев пронёсся резкий свист, откуда шёл звук – определить было невозможно, казалось, со всех сторон сразу. Послышался стук копыт и собачий лай, и в следующее мгновение в вихре начинающейся метели на поляну вылетел охотничий разъезд. Все в чёрном, точно вороны, по одежде не понять, к какому клану принадлежат. Лица скрыты капюшонами. Псы сразу взяли братьев в кольцо, рычали остервенело, словно от того, чтобы разорвать добычу в клочья, их удерживало только отсутствие приказа. Предводитель отозвал собак, двое всадников по его знаку спешились и направились к туше. Гвин выступил вперёд, закрывая собой брата. Юноша успел изрядно пожалеть, что не послушался совета.
– Я – Гвин, сын Нидда, повелителя здешних мест. Это мой брат Энгус. Тронете любого из нас – и на ваши головы падёт гнев всего Неблагого двора!
Последним показался всадник на крупном вороном незнакомой породы, и выглядел тот вороной куда опаснее псов. Все прочие, не проронив ни слова, уступали ему дорогу. Энгусу показалось, что зубы жеребца больше похожи на волчьи клыки. Все прочие мысли из головы словно унесло порывом жестокого нездешнего ветра. Юноша застыл, сжимая рукоять меча.
Гвин не дождался ответа и продолжил, надеясь звуком собственного голоса прогнать нахлынувший цепенящий ужас.
– Славно придумано, вырядиться в чёрные тряпки и без помех бить зверя на чужих землях! Это наши леса и наша добыча.
Всадник на вороном подъехал ближе и дал отбой вскинувшим оружие лучникам.
– Оленя загнали мои псы и подстрелили мои воины. Он наш. Вы же – просто пара удачливых воришек.
– Никто не смеет называть сыновей владыки Нидда ворами! Вор – тот, кто охотится в чужом лесу. Можешь взглянуть сам, олень погиб от нашей стрелы. Рука твоих лучников тверда, как снег на солнце, потому с вашей стрелой зверь прожил бы долгую жизнь.
– Так кто же тогда первый сын твоего отца – дурак, храбрец или покойник? Ну да в Гиблую ночь всё едино, – неожиданно развеселился всадник. – А коли так, забирай добычу и своего сосунка. И уходи до света.
В глазах Гвина застыл немой вопрос, и всадник, почуяв это, ответил. Каждое его слово гулко звучало в морозном воздухе, навсегда врезаясь в память.
– Потому что теперь, Гвин, сын Нидда, солнце будет светить не для тебя и твоего народа. Кругом ваши леса, ваша земля, а это – чужак широким жестом указал на луну – отныне ваше солнце.
Вороной нетерпеливо переступил ногами и шумно фыркнул, будто издеваясь. От его чудовищной морды поднялось густое облако пара. С губ незнакомца, пока он говорил, слетали только слова.
За спиной послышалось жалобное поскуливание. Гвин обернулся: в ворохе одежды, принадлежавшей брату, неуклюже копошился призрачно-белый щенок с тоскливыми ярко-алыми глазами. Когда Гвин, не сдержав проклятия, повернулся обратно, поляна была пуста. Только эхом отдавались в стылом лесу грохот, звон и гиканье жуткой кавалькады.
В конце процессии те, кто ещё недавно бежал, подвывая и роняя пену с клыков. Ныне – сидят в седле. Их ведёт только голод. Чем ближе к вожаку – тем равнодушнее лица охотников. Ими движет нечто гораздо худшее. Но страшнее всех тот, кто едет впереди. Лицо его – застывшая бесстрастная маска, а в глазах – непроглядная мёртвая пустота.С давних времён покидать дом в самую глухую и тёмную ночь года было под строгим запретом. Говорили, что именно тогда выходит в мир изначальная Дикая охота. Сквозь скованный морозом лес под свист вьюги мчит она, неся смерть всем, кто встретится на пути, будь то человек или зверь. Ни отдыха, ни жалости, ни милосердия не знает вожак, и лютая стужа вокруг ему нипочём оттого, что сам он – её порождение. Свита – под стать, лихие всадники на вороных конях и огромные чёрные псы.
В конце процессии те, кто ещё недавно бежал, подвывая и роняя пену с клыков. Ныне – сидят в седле. Их ведёт только голод. Чем ближе к вожаку – тем равнодушнее лица охотников. Ими движет нечто гораздо худшее. Но страшнее всех тот, кто едет впереди. Лицо его – застывшая бесстрастная маска, а в глазах – непроглядная мёртвая пустота.
– Ветер поднимается. Надо возвращаться. Зря ты затеял эту прогулку, Гвин. Если отец нас хватится, нам несдобровать! – младший настороженно озирался вокруг, мучимый недобрым предчувствием. В свете луны среди колеблющихся деревьев чудились смутные тени. Вторая стрела в боку оленя – чужая, с чёрным оперением. Зверь выскочил на них будто из-под земли, когда они неторопливо объезжали окрестности Тол Деола. Гвин недрогнувшей рукой подстрелил внезапный подарок судьбы, сочтя это добрым знаком: запретная вылазка в Гиблую ночь, да ещё и с поживой!
– Не будь дураком, Энгус. От отца нам всё равно достанется, но не бросать же такого красавца. Пошевеливайся, если не хочешь дождаться тех, кто так любезно выгнал этого рогатого дружка прямо на нас.
– Они близко. Но если уйти сейчас, успеем.
– Хорошо, что хотя бы один из сыновей моего отца – не трус, – Гвин слез с лошади и решительно направился к добыче. – Оленя убили мы, он наш по праву. А тот, кто его подстрелил – всего лишь чужак, забредший в наши владения…
Тут Гвин осёкся, тоже почуяв неладное, какую-то ледяную враждебность, сгущавшуюся вокруг. Над верхушками деревьев пронёсся резкий свист, откуда шёл звук – определить было невозможно, казалось, со всех сторон сразу. Послышался стук копыт и собачий лай, и в следующее мгновение в вихре начинающейся метели на поляну вылетел охотничий разъезд. Все в чёрном, точно вороны, по одежде не понять, к какому клану принадлежат. Лица скрыты капюшонами. Псы сразу взяли братьев в кольцо, рычали остервенело, словно от того, чтобы разорвать добычу в клочья, их удерживало только отсутствие приказа. Предводитель отозвал собак, двое всадников по его знаку спешились и направились к туше. Гвин выступил вперёд, закрывая собой брата. Юноша успел изрядно пожалеть, что не послушался совета.
– Я – Гвин, сын Нидда, повелителя здешних мест. Это мой брат Энгус. Тронете любого из нас – и на ваши головы падёт гнев всего Неблагого двора!
Последним показался всадник на крупном вороном незнакомой породы, и выглядел тот вороной куда опаснее псов. Все прочие, не проронив ни слова, уступали ему дорогу. Энгусу показалось, что зубы жеребца больше похожи на волчьи клыки. Все прочие мысли из головы словно унесло порывом жестокого нездешнего ветра. Юноша застыл, сжимая рукоять меча.
Гвин не дождался ответа и продолжил, надеясь звуком собственного голоса прогнать нахлынувший цепенящий ужас.
– Славно придумано, вырядиться в чёрные тряпки и без помех бить зверя на чужих землях! Это наши леса и наша добыча.
Всадник на вороном подъехал ближе и дал отбой вскинувшим оружие лучникам.
– Оленя загнали мои псы и подстрелили мои воины. Он наш. Вы же – просто пара удачливых воришек.
– Никто не смеет называть сыновей владыки Нидда ворами! Вор – тот, кто охотится в чужом лесу. Можешь взглянуть сам, олень погиб от нашей стрелы. Рука твоих лучников тверда, как снег на солнце, потому с вашей стрелой зверь прожил бы долгую жизнь.
– Так кто же тогда первый сын твоего отца – дурак, храбрец или покойник? Ну да в Гиблую ночь всё едино, – неожиданно развеселился всадник. – А коли так, забирай добычу и своего сосунка. И уходи до света.
В глазах Гвина застыл немой вопрос, и всадник, почуяв это, ответил. Каждое его слово гулко звучало в морозном воздухе, навсегда врезаясь в память.
– Потому что теперь, Гвин, сын Нидда, солнце будет светить не для тебя и твоего народа. Кругом ваши леса, ваша земля, а это – чужак широким жестом указал на луну – отныне ваше солнце.
Вороной нетерпеливо переступил ногами и шумно фыркнул, будто издеваясь. От его чудовищной морды поднялось густое облако пара. С губ незнакомца, пока он говорил, слетали только слова.
За спиной послышалось жалобное поскуливание. Гвин обернулся: в ворохе одежды, принадлежавшей брату, неуклюже копошился призрачно-белый щенок с тоскливыми ярко-алыми глазами. Когда Гвин, не сдержав проклятия, повернулся обратно, поляна была пуста. Только эхом отдавались в стылом лесу грохот, звон и гиканье жуткой кавалькады.
Jack of Shadows, блог «Pandemonium»
Глава 5, в которой неосторожное слово лишает одного из претендентов расположения невесты, а двое других получают неожиданный дар
Аида сосредоточенно наносила на лицо светлую, чуть искрящуюся пудру. Идиотка, совсем забыла – даже дня под приморским солнцем хватает слегка загореть. Просить Тойфеля изменить внешность, чтобы по-прежнему не отличаться, не хотелось: братец (или правильнее звать его сестрой?) и так дулся уже час. Мало того, что отправил ей голограмму из тех же кустов, где они повстречались после его побега, не подумав, что она может быть не одна, и устроил истерику в лучших традициях папаши, так ещё и учинил настоящий допрос по возвращении. Аида мстительно стряхнула пуховку на драгоценного родича, в обличье лисы пролёживающего банкетку возле туалетного столика. Тойфель чихнул и раздражённо поскрёб задней лапой за ухом, но глаз не открыл.Аида сосредоточенно наносила на лицо светлую, чуть искрящуюся пудру. Идиотка, совсем забыла – даже дня под приморским солнцем хватает слегка загореть. Просить Тойфеля изменить внешность, чтобы по-прежнему не отличаться, не хотелось: братец (или правильнее звать его сестрой?) и так дулся уже час. Мало того, что отправил ей голограмму из тех же кустов, где они повстречались после его побега, не подумав, что она может быть не одна, и устроил истерику в лучших традициях папаши, так ещё и учинил настоящий допрос по возвращении. Аида мстительно стряхнула пуховку на драгоценного родича, в обличье лисы пролёживающего банкетку возле туалетного столика. Тойфель чихнул и раздражённо поскрёб задней лапой за ухом, но глаз не открыл.
Недавно вымытые после купания в море волосы распушились, и девушка скрутила их в узел. Надо будет соорудить причёску попроще, чтобы обеим удалось обойтись без помощи служанок. Невеста имеет право на капризы. Украдкой покосившись на Тойфеля, вынула из кармана купального халата металлическую фигурку морского конька и старательно упрятала в причёску. Не нужно, чтобы кто-то видел её билет в один конец – когда все закончится, она вполне сможет скрыться на Островах. Амулетами в виде разнообразной морской живности там торговали чуть ли не в каждой сувенирной лавке – портал, образуемый дорогостоящей игрушкой, если её сломать, был одноразовым и маломощным, достаточно, чтобы пройти в одиночку с небольшой сумкой или рюкзачком. Путешественник приземлялся в какой-нибудь из местных гостиниц, где мог договориться о еде и ночлеге. Хорошо, что адмирал оказался весёлым и щедрым, но совершенно нелюбопытным – сунув ей набитый шеолами кошель и скомандовав приодеться, чтобы не пугать халатом ни в чём не повинных граждан, он совершенно не счёл нужным потребовать отчёта. Одобрительно кивнул, увидев её в традиционном местном наряде – свободных полотняных брюках с множеством карманов и такой же рубашке, да и всё.
Раньше она не думала, что с кем-то, кроме отца, брата в их далёком безоблачном детстве или Войны и Хэма может быть так легко и хорошо. Жаль, что из-за кое-чьей истерики даже попрощаться толком не удалось – пришлось оставить короткую записку с благодарностью и надеждой на продолжение знакомства и исчезнуть.
***
В зале было на удивление немноголюдно. Вероятно, после очередного вечера шумных попоек и братаний не все претенденты спешили выбраться из объятий крепкого сна ради счастья увидеть Цветок Пандема. За прошедшие несколько дней Харрани успел услышать достаточно шуток и анекдотов на эту тему, но предпочитал их не поддерживать. Будь невеста хоть одноногой горбуньей с ослиной головой, она в первую очередь живая надежда Пустошей. Старейшины послали его за ней, и будь он навсегда лишён света костров шабаша Великой матери, если позволит себе уподобиться погрязшим в мелочной суетности. Всеблагая многолика, чистое бездымное пламя её не имеет формы, а, значит, способно принять любую. И пересилить порченую кровь. Отца лжи ему доводилось видеть не ближе, чем всем прочим гостям, а с момента первого приёма тот и вовсе не появлялся. Но даже в его отсутствие сила богини будто оставила шейха – естественно, он не упустил случая проникнуть в тайну магической защиты дворца. Считалось, что все чудеса Отца лжи – чистой воды иллюзия, наваждение. Менять облик – не обязательно в действительности менять форму, исчезнуть из виду – не значит пропасть вовсе. Достаточно отвести глаза и морочить жертвам головы так, чтобы они оказывались беспомощны, едва переступив порог проклятого дома. Харрани с трудом сдержался, чтобы не выругаться, – вот так ложится первое пятно сомнения на одежды правоверного. Многие шейхи впали в ересь, признав ничтожного и брата его равными Всеблагой, и эта дорога увела их далеко от света истины.
С опозданием Харрани отметил некоторое оживление: в зале наконец появилась сама Цветок Пандема под руку с одним из братьев. Судя по небрежному, почти неопрятному виду и рыжей растрёпанной гриве, сопровождал невесту на этот раз г-н министр иностранных дел Адмира. До сих пор не вылетел из своего кресла, и доносили, что не без помощи сестры и любовницы. Пустынник поднялся и направился к вошедшим, с едва заметной усмешкой наблюдая за будущим шурином. Рыжий, пошептавшись о чем-то с прислужником (острое зрение охотника Харрани не подвело – он увидел, как пара полновесных шеолов перекочевала в ладонь пацана), проигнорировал предлагавшиеся гостям напитки. Вскоре слуга вернулся с подносом специально для господина министра – Харрани недоуменно вскинул брови: казалось, в хрустале плескалась обычная вода. Рыжий выхлебал ее, как верблюд в засуху – лужу у колодца, и, похоже, остался доволен – хлопнул парня по плечу и одобрительно кивнул. Невеста чуть сморщила длинноватый для красотки носик и что-то шепнула братцу – она была долговязой, так что верзиле даже не пришлось наклоняться, чтобы выслушать сестру. Посланник тем временем вернулся со вторым бокалом, который незамедлительно постигла судьба первого. Дочь Великой неодобрительно поджала губы – узковатые, чтобы считаться красивыми – но промолчала. Возможно, хотя бы одной из женских добродетелей – умением не перечить мужчине – богиня все же наградила свою неудавшуюся дочурку…
Аида одарила гостя непроницаемой улыбкой храмовой статуи, впрочем, нельзя сказать, что кому-то из его соперников она улыбалась иначе. Даже вездесущие журналисты уже утомились сочинять, кого же в итоге выберет княжеская дочь, и за неимением хотя бы малейшего повода для новых спекуляций переключились на обзор её нарядов.
– Приветствую вас, шейх. – Харрани поклонился и почтительно принял для поцелуя узкую прохладную руку, коснувшись кольца с крупным огненным опалом.
– У нас эти камни зовутся «слезами Лилит».
– Полагаю, за этим названием скрывается какая-нибудь красивая древняя легенда. О моей матери их сложено немало, но ни в одной не упоминалось иных слёз, кроме слёз её врагов.
– Если не возражаете, я могу восполнить эту лакуну. Легенда совсем короткая, но действительно древняя и красивая. Лилит была первым и прекраснейшим порождением огня изначального Хаоса, все прочие создания явились на свет её красоты. Среди них нашлись двое разделивших увечье, клеймящее их искажённую суть. Алчность и зависть привели их в цветущие сады Всематери, населённые её благоденствующими детьми. Лилит пленилась ласковыми речами и щедрыми посулами, и приняла обманщиков как своих любимых мужей. Но недолго они служили ей и славили её. Однажды они вероломно похитили созданный ею прекрасный мир и убили многих её детей. Она оплакивала павших три дня, и огненные слёзы, бежавшие из глаз её, на заре четвёртого превратились в опалы. Эти камни содержат частицы её силы. А обманщики поняли, что без благой богини украденный мир приходит в упадок, вернулись за ней, полумёртвой от горя, и заточили в глубокую темницу.
– Причудливый у вас фольклор на Пустошах, господин аль Эбла. И, главное, сколько племён – столько и версий. Я вот слышал одну, в которой богиня долго бегала от одного обманщика к другому, стравливая их между собой. А потом, когда оба злодея наконец вероломно отказались признать её своей повелительницей и сложить весь мир к ногам, чуть не уничтожила этот самый мир. Но могла и поплакать, горечь поражения – чем не повод. – Широкая дружелюбная улыбка Хэма, которой он завершил свой пассаж, напомнила сестре оскал любимого коня Войны в те моменты, когда он решал важнейший для каждой диомедовой лошади вопрос: будет ли неприятный ему человек сперва игрушкой, а потом едой, или наоборот.
Харрани не успел ничего ответить: к образовавшейся компании присоединились лазурские варвары, по счастью, не в полном составе.
– Благословение богини вашему дому и той, что служит его истинным украшением, – учтиво поклонился первый посол. – Я – Каэрвин ап Конла, а это мой товарищ…
– Бринмор ап Гвин, если не ошибаюсь, – кивнул Хэм, поворачиваясь к принцам народа ши. – Благой и Неблагой дворы тоже охотятся за рукой моей сестрички.
Оба провинциала были трудноотличимы друг от друга и с одинаковым же восхищением взирали на рыжего. Ах, да, поющий министр – норма в этом государстве шутов и фокусников. Ничего, приехали за невестой, так хоть утешительный автограф своего кумира на родину увезут.
– О вас мы тоже наслышаны. – Ухмыльнулся разговорчивый Каэрвин, подзывая слугу. – Брин, можешь вручить наш подарок господину бен Самаэлю. Ему вряд ли стоит опасаться приворотных зелий, так что можем смело поднимать тост за знакомство.
– Я бы вначале предложил тост за красоту Цветка Пандема. – Ответил Брин, передавая объёмистую бутылку Хэму. – Многие считают это вино гордостью нашего народа. «Котёл Дагды» – лучшая марка выдержанного койре во всех Холмах. Всё богатство земных плодов, вся радость жизни!
– Пить за красоту невесты можно до рассвета, – вступил в беседу Харрани, видя, что Аида не слишком рада руслу, в которое повернул разговор. Она молча наблюдала, как мужчины разливают загадочный напиток, но предпочла разумно отказаться от дегустации: как только открыли бутылку, даже шейх пожалел, что светские приличия лишают его возможности избежать распития. Казалось, эта жидкость пахла перегаром сразу. Градусов в ней тоже оказалось преизрядно, так что Харрани только крепостью веры и силою молитвы Всеблагой смог осилить это омерзительное угощение. Дочь Великой поставила свой бокал на стол и, пообещав скоро вернуться, растворилась в толпе. Неужели правду говорят недостойные сплетники, утверждая, будто она носит под сердцем дитя одного из собственных братьев, а то и самого Отца лжи?
Хэм проводил сестру взглядом и поприветствовал подтянувшегося к ним сухопарого раймирца:
– О, добрый вечер, господин бен Адонаи. Пока сестра нас временно покинула, не желаете ли рюмочку койре?
– Благодарю, возможно, чуть позже. Не хотелось бы смыть чудное послевкусие марсалы благородным напитком Холмов. – Ответил Габриэль, салютуя своим бокалом. – Насколько мне известно, его изготавливают по древним рецептам из самого различного сырья – картофель, сахарная свекла, некоторые сорта лишайника, шерсть знаменитых белых псов. Слишком насыщенный вкус, особенно, если речь идёт о перегонке в сухую погоду.
Ши понимающе заулыбались, глядя на шейха, стремительно становящегося серым, словно валуны у Лазурных озер. Хэм тоже вычислил слабое звено и согласно кивнул.
– Да, чтобы понять всю прелесть этого очаровательного реликта древности, нужно время. Потому я безмерно благодарен за щедрый дар, но предложил бы продолжить вечер чем-то более близким адмирским традициям, в рамках культурного обмена. Уверен, всем придётся по вкусу любимый напиток нашего народа. Хотя на Пустошах, по всей видимости, отдают предпочтение более лёгким жанрам. Быть может, господин аль Эбла предпочтет серебряное вино Пустошей?
Харрани небрежно махнул рукой.
– Великая мать даровала своим детям вино и веселье, но искристое серебро вряд ли может претендовать на звание эликсира шабаша. Оценим же ваши напитки!
***
Когда Тойфель вошла в зал, досада уступила место предвкушению. Аида описала расклад, послав мысленный сигнал во время появления господина Габриэля-Джибриля. Близнецы еще в раннем детстве обнаружили, что магия Осеннего не мешает им общаться мысленно, и пользовались этим напропалую. Как выяснилось, длительная разлука ничего не изменила.
Всю челядь сестра ловко выгнала вон под видом фамильной истерики, так что удалось без помех занять её место в купальне. В гардеробной он отдал должное таланту старого знакомого, выбрав наряд на свой вкус: длинные широкие брюки-юбку и короткий пиджак, стилизованный под гвардейский камзол. Вместо огненных опалов – изумруды в россыпи мелких черных бриллиантов, в тон вышивке на пиджаке. Пусть гадают, что это значит, возможно, выдумают очередную дурацкую теорию.
Шумных вечеринок и попоек в жизни Тойфеля было намного больше, чем у сестры, а дурачить светских и свитских он любил всегда. Членов Совета в толпе замечено не было, приложиться к ручке невесты тоже никто не кидался. Хэм изрядно навеселе, вряд ли сможет обнаружить подмену. Велеречивый засранец в синем коконе пока на месте и даже в сознании, но Хэм явно задумал кое-что интересное: вся компания перекочевала за стол у окна и на том столе нарисовалась единственная бескорыстная любовь единокровного братца – мистофелевка.
– Если я сделал это, стремясь к лику твоему, избавь нас от той беды, в которую мы попали…
– И что, сдвинулся камень? – с интересом спросил Хэм, разливая мистофелевку.
– Никто из них более не покинул той пещеры, ибо один из трёх несчастных был отступником, считавшим, что для получения благодати Всематери не нужны посредники, – наставительно заключил Харрани.
– Склоняюсь перед дочерью властителя Адмира. – Джибриль галантно приложился к ручке невесты, отметив, что кристаллы явно записывали кроты, а досье составляли поклонники хорошеньких парней. – Ваш брат и благородный Харрани завели оживлённый диспут об оценке особенностей национальных культур пития. Меня же попросили выступить в роли арбитра в дружеском застольном поединке «Адмир против Пустошей».
– Лучше проливать вино за общим столом, чем кровь на полях сражений. – Улыбка невесты была гораздо теплее, чем в начале вечера. – А каковы правила этого поединка, господин рефери?
– Оба участника должны, выпивая бокал, рассказывать историю. Проиграет тот, кто первым потеряет связность речи.
Тойфель поблагодарила раймирца кивком и улыбкой.
– Это обещает быть интересным, – она оглядела зал: большинство участников вечеринки, почуяв развлечение, сползались поближе к «дуэлянтам», слуги с подносами дрейфовали следом за гостями. – Надеюсь, зрители не обязаны пить ту же… субстанцию, что и поединщики?
– Ни в коем случае, – раймирец неожиданно обаятельно улыбнулся. – Что вы предпочитаете?
– Не отказалась бы выяснить, что в бокалах на подносе у той девицы, – Тойфель небрежно махнула рукой в сторону крепенькой служанки с брошкой-гербом Первого дома на корсаже. Вышколенная подавальщица правильно истолковала жест невесты и подбежала к компании. В бокалах оказался превосходный коньяк.
Хэм приветствовал расширившуюся аудиторию дуэльным бокалом: несмотря на некоторую фору, лёгкая победа шейху не грозила.
– Что ж, коли речь зашла о женщинах и справедливости, стоит поведать о том, как одного из вероломных супругов вашей богини посрамила поистине выдающаяся дама. Она была мудрой и могущественной, твёрдой рукой держала в узде не только собственный клан, но и весь императорский двор. Во время правления Стальной Миледи государство жило в мире и процветании, вопреки усилиям врагов, мужей из Совета и самого владыки. В один прекрасный день, в промежутке между беспробудным пьянством и бессмысленным насилием, его посетила идея сделать эту достойную женщину своей наложницей. Та, взвесив все «за» и «против», смело послала хромого развратника в Бездну, околачивать тростью стены. Никакими богатыми дарами и щедрыми посулами не мог он добиться благосклонности. Угрозы начать эпоху массового террора или хотя бы спалить столицу ко всем архангелам тоже не помогали. Миледи была неприступна. Когда оскорблённый тиран хитростью вызвал отважную женщину в свои покои и вместо того, чтобы выслушать доклад, попытался получить желаемое, Миледи выплеснула нахалу в лицо бокал вина и ответила, что лучше уж ему развязать очередную войну, чем халат в её присутствии. И вышла с гордо поднятой головой, безо всяких помех. Молва об этом мгновенно облетела столицу. Говорят, что винодел, создавший то самое вино, связался потом с Миледи, чтобы обеспечить пожизненным запасом чудесного напитка. И выпустил специальную серию, имевшую бешеный успех. С тех пор это вино вручают, чтобы донести до воздыхателей бессмысленность их авансов. Сорт седативо, марка «Вежливый отказ», если вам интересно.
Финал истории встретили бурными аплодисментами. По глазам Хэма Тойфель понял, что случилось страшное: брат поймал кураж. Если дуэль не остановить, придворный фольклор обогатится ещё десятком подобных легенд и преданий. Привычка раздражать папашу часто пересиливала здравый смысл и в трезвом виде, но удержать вдохновение в безопасном русле после злоупотребления мистофелевкой Хэму не удалось ещё ни разу.
– Всякая женщина – отражение нашей богини, потому на Пустошах принято чтить и уважать дам. Им нет нужды ни уподобляться мужчинам, ни соперничать с ними, они не покидают кров любящего супруга. Жизнь их проходит в роскоши и довольстве за крепкими стенами дворцов, под надёжной охраной. – Вскинул голову Харрани. Судя по неподдельной гордости, звучавшей в его словах, коварная мистофелевка развязала язык не одному лишь Хэму.
Тойфель в очередной раз переглянулась с раймирцем, видимо, он тоже нашёл в жизненном укладе пустынников подозрительное сходство с некоторыми историческими коллизиями Адмира. Но Харрани вещал слишком самозабвенно, чтобы осознать иронию.
– Не начинает ли их со временем тяготить такой удел? – Тойфель прямо-таки воплощала собой невинную любознательность.
– Они были созданы Всематерью как сосуды радости для мужей. Праведные жёны покорны избранникам богини. Тех же, что не принимают своей судьбы и поддаются искушениям, супруг вправе вразумить и наставить по своему выбору, ведь и в неприятном заложено много добра.
Тойфель с каждым пассажем смотрела на пустынника всё внимательнее и участливее, так смотрит лисица на верещащего в силке кролика.
– Всё это очень занимательно, но теперь ваш черёд, шейх. Поведайте нам какую-нибудь увлекательную сагу о таинственной магии Пустошей.
Харрани взглянул на невесту с благодарностью: его талант рассказчика был неоспорим, но выбрать самую яркую и красочную историю после того, как он вновь осушил дуэльный бокал, стало не так уж просто.
– Желание моей прекрасной невесты – закон, и закон непреложный! – с чувством ответил Харрани, но прозвучало это почему-то гораздо более кратко и не слишком разборчиво.
– К сожалению, магия покидает некоторые части нашей Пластины. – Задумчиво проговорил Джибриль, ничем не выдав очевидного проигрыша пустынника. – Постепенно уходит в область славных преданий прошлого, вынуждая многие народы уподобиться недолговечным. Говорят, что старейшины Пустошей весьма обеспокоены ухудшением магической обстановки, сами они помнят времена, когда не то что аристократы, а и простые подметальщики улиц могли легко переноситься на огромные расстояния, летать или превращаться во что угодно.
– Гнусная клевета и наветы отступников! – Харрани в запале едва не смахнул рукавом бокал. – Магия богини не покидает праведных. Я готов это доказать!
– Вижу, вы действительно кхм… готовы. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, ваша правда, – радостно ухмыльнулся Хэм. – Превращение – вот задачка для настоящего мага, всё прочее стоит оставить подметальщикам улиц. Скажем, в лучших фольклорных традициях вашего народа? Вот по глазам вижу, вы согласны. Тогда в парк, господа и дамы, все в парк!
Но шейх не двинулся с места. Кивнул так, что с головы едва не слетел тюрбан, пробормотал что-то нечленораздельное о попрании лжецов и растаял облаком густого синеватого дыма. Хэм удивлённо присвистнул, а Тойфель приглашающим жестом пододвинула поближе опустевший графин, который завороженные внезапным представлением слуги не успели вовремя убрать. Дым какое-то время клубился, словно колеблясь, а затем послушно втянулся внутрь сосуда. Джибриль ловко заткнул его пробкой и обратился к зрителям:
– Пусть маленький застольный поединок уважаемый Харрани и проиграл, но одержал серьёзную дипломатическую победу. Думаю, ему сейчас не помешает отдых. – Он аккуратно передал графин ифритам из свиты пустынника. Гости, убедившись, что шоу закончилось, постепенно расходились, шумно обсуждая увиденное.
Тойфель и Хэм сочли, что им также не помешало бы пройтись, и не нашли ничего лучше, как примкнуть к группке направлявшихся к выходу гостей. Тойфель заметила, что Хэм прихватил с собой графин с одного из столиков – судя по цвету жидкости, с хересом или коньяком. Хаос всемогущий, еще бы пепельницу в качестве трофея уволок!
– А почему он не освободился? – Подал голос Бринмор, не обращаясь ни к кому конкретно. Ответил Джибриль:
– Господин бен Самаэль не зря упомянул фольклор. Шутки про то, что пустынные кланы без конца лезут в бутылку, вы тоже наверняка слышали. Ифрита нужно освободить, но к чему делать это здесь? Парню и без того хватит позора, сплетни о провале достигнут его родины ещё до рассвета.
Принцы явно занервничали и ускорили шаг.
– Куда вы торопитесь? – со смешком поинтересовалась Тойфель. – Неужели мы с братом так пугаем уважаемых гостей?
– Время за приятной беседой летит незаметно, нам нужно оказаться в ставке до того, как взойдёт солнце. – С явной неохотой сообщил Каэрвин. – Надеюсь, мы ещё встретимся.
– Мы можем проводить вас, – влез Хэм, очевидно, желавший допивать трофей в компании. Он поднял над головой едва ли не трехлитровый графин и с ухмылкой продолжил: – Я, конечно, справлюсь и один, но общая попойка под окном папашина кабинета наверняка станет достойным завершением вечера.
Каэрвин со вздохом развел руками:
– Не хотели бы показаться невежливыми, но скоро рассветёт.
Лицо Брина помрачнело.
– Как вам известно, наш народ никогда не появляется при свете дня, но мало кто знает, почему. Много лет назад двое юных принцев отправились бить зверя в Гиблую ночь, и вылазка была успешной. Но когда заметили чужую стрелу в боку оленя, их настигла Чёрная охота. Мой отважный предок вступил в спор с вожаком за добычу. Так он лишился младшего брата, а мой народ – права видеть иное солнце, кроме луны.
– И всё из-за сраного оленя? – Хэм недоверчиво приподнял бровь. – Неужели ваши маги и жрецы не смогли снять проклятие?
– Да не сочтут прекрасная Аида и уважаемый Хэмьен, будто мы желаем нанести оскорбление…
– Это был наш отец. Что ж, вполне в его духе. – Тойфель одарила недогадливого брата сердитым взглядом. – Но убивать второго парнишку было лишним.
– Лучше бы он его убил. Знаменитые псы Холмов – потомки несчастного. – Горько улыбнулся Каэрвин. – Богиня не смогла помочь своим детям обернуть всё вспять, а вожак Белой охоты не пожелал. Многие ши тогда утратили веру, а с нею – прежнюю власть в Лазури. Стоило нашим врагам прознать, что при свете дня мы беспомощны – и начались бесконечные набеги, отнявшие немало наших земель и бесчисленное количество жизней. Глаза Тойфель зло блеснули.
– За его прихоти всегда платят другие.
– Но ши продолжают сражаться за свой край. Как истинные воины, презирающие роль жертвы. Вы не заслужили это дерьмо. – Хэмьен от души приложился к графину и широким жестом передал посудину сестре. – В Бездну проклятия! За вас, парни!
Джибриль не сводил глаз с княжеской дочери. Та, нисколько не смущаясь, приняла графин двумя руками и отпила, повторив слова брата так, словно выступала с речью на Совете.
– За то, чтобы наши бесстрашные друзья из Холмов ещё увидели свет солнца. В Бездну проклятия!
Далее графин пошёл по кругу – причём принцы ши прикладывались к нему, словно загипнотизированные. Когда очередь дошла до него, раймирский дипломат притворился, что пьёт, внимательно наблюдая за княжескими отпрысками. Магическое зрение показывало, что вокруг этой пары линии вероятности закручивались в совершенно безумный узор, напоминающий вязание слепой старухи. Нити тянулись куда-то за горизонт, и Габриэль бен Адонаи прищурился, отказываясь верить своим глазам. Из-за горизонта медленно выплывало солнце. Нежный розоватый свет пробивался сквозь сумрак, расплескивался по траве, кустам, дробился в гранях графина – и не причинял никакого вреда мертвецки пьяным ши.
***
Тойфель ворвалась в покои, оставляя за собой тяжёлый горьковатый шлейф не то духов, не то насыщенного светского вечера, и молча рухнула на кровать прямо в одежде, потревожив дремавшую на покрывале лисицу. В сортах молчания оба близнеца научились разбираться, но Аиде померещилось, будто в настроении брата присутствовал какой-то неясный тревожащий оттенок.
– Полный триумф. – Ровным голосом сообщила Тойфель, не открывая глаз. Чтобы подробно ответить на расспросы сестры ей сейчас очень пригодились бы некоторые средства из отцовского арсенала. Или господин Дипломат. Или кто угодно. Но нельзя, никак нельзя. Не сейчас. Аида подползла ближе и прижалась к брату, тихо поскуливая.
– Конечно, заперла. Часть стимфалийских клуш из предбанника рассосалась, но душка Аннабель, кажется, скоро врастёт в пол рядом с дверью. – Ответила Тойфель уже мысленно. Резко, как движимый магией труп, поднялась.
– Ты знаешь, что делать.
Аида потянулась за халатом и вздохнула: несмотря на нынешние обстоятельства, в чём-то любимый брат совершенно не изменился. Пришлось отпереть дверь и приказать подать подозрительно ранний завтрак.
Тойфель не просто устал, похоже, он выложился по полной. В таком состоянии ему действительно лучше побыть мелкой пустынной зверушкой с совершенно безобидными представлениями о подходящей снеди. Мать всегда убивала исключительно мужчин, как говорят, но так ли это в действительности? Отец и вовсе во время Первой Вселенской творил такое, для чего дядюшке Асти потом пришлось спешно сооружать законодательную базу. Жаль, сейчас совершенно нет времени на раскопки в бездонных недрах семейных патологий.
Выпроставший морду из вороха одежды братец ел жадно, не разбирая блюд. Аида попыталась поправить тарелку с мясом, отоцион глухо заворчал в ответ. В полуприкрытых глазах отразилась алчность, лишь отчасти напоминающая звериную. В памяти живо всплыли малоаппетитные подробности, которыми отец щедро поделился в ответ на её уговоры пощадить Тойфеля.
Девушка внимательно наблюдала, как брат заканчивает трапезу. Благодаря его усилиям, на подносе уцелела только посуда и приборы. Взгляд Тойфеля погас, и он уснул там же, прикрыв морду пушистым хвостом. Осторожно погладив свернувшегося в клубок отоциона, Аида налила себе вина и мрачно подумала, что теперь ко всем сплетням о персоне невесты добавится ещё и та, что она не нуждается во сне. Спать и правда расхотелось окончательно.
Недавно вымытые после купания в море волосы распушились, и девушка скрутила их в узел. Надо будет соорудить причёску попроще, чтобы обеим удалось обойтись без помощи служанок. Невеста имеет право на капризы. Украдкой покосившись на Тойфеля, вынула из кармана купального халата металлическую фигурку морского конька и старательно упрятала в причёску. Не нужно, чтобы кто-то видел её билет в один конец – когда все закончится, она вполне сможет скрыться на Островах. Амулетами в виде разнообразной морской живности там торговали чуть ли не в каждой сувенирной лавке – портал, образуемый дорогостоящей игрушкой, если её сломать, был одноразовым и маломощным, достаточно, чтобы пройти в одиночку с небольшой сумкой или рюкзачком. Путешественник приземлялся в какой-нибудь из местных гостиниц, где мог договориться о еде и ночлеге. Хорошо, что адмирал оказался весёлым и щедрым, но совершенно нелюбопытным – сунув ей набитый шеолами кошель и скомандовав приодеться, чтобы не пугать халатом ни в чём не повинных граждан, он совершенно не счёл нужным потребовать отчёта. Одобрительно кивнул, увидев её в традиционном местном наряде – свободных полотняных брюках с множеством карманов и такой же рубашке, да и всё.
Раньше она не думала, что с кем-то, кроме отца, брата в их далёком безоблачном детстве или Войны и Хэма может быть так легко и хорошо. Жаль, что из-за кое-чьей истерики даже попрощаться толком не удалось – пришлось оставить короткую записку с благодарностью и надеждой на продолжение знакомства и исчезнуть.
***
В зале было на удивление немноголюдно. Вероятно, после очередного вечера шумных попоек и братаний не все претенденты спешили выбраться из объятий крепкого сна ради счастья увидеть Цветок Пандема. За прошедшие несколько дней Харрани успел услышать достаточно шуток и анекдотов на эту тему, но предпочитал их не поддерживать. Будь невеста хоть одноногой горбуньей с ослиной головой, она в первую очередь живая надежда Пустошей. Старейшины послали его за ней, и будь он навсегда лишён света костров шабаша Великой матери, если позволит себе уподобиться погрязшим в мелочной суетности. Всеблагая многолика, чистое бездымное пламя её не имеет формы, а, значит, способно принять любую. И пересилить порченую кровь. Отца лжи ему доводилось видеть не ближе, чем всем прочим гостям, а с момента первого приёма тот и вовсе не появлялся. Но даже в его отсутствие сила богини будто оставила шейха – естественно, он не упустил случая проникнуть в тайну магической защиты дворца. Считалось, что все чудеса Отца лжи – чистой воды иллюзия, наваждение. Менять облик – не обязательно в действительности менять форму, исчезнуть из виду – не значит пропасть вовсе. Достаточно отвести глаза и морочить жертвам головы так, чтобы они оказывались беспомощны, едва переступив порог проклятого дома. Харрани с трудом сдержался, чтобы не выругаться, – вот так ложится первое пятно сомнения на одежды правоверного. Многие шейхи впали в ересь, признав ничтожного и брата его равными Всеблагой, и эта дорога увела их далеко от света истины.
С опозданием Харрани отметил некоторое оживление: в зале наконец появилась сама Цветок Пандема под руку с одним из братьев. Судя по небрежному, почти неопрятному виду и рыжей растрёпанной гриве, сопровождал невесту на этот раз г-н министр иностранных дел Адмира. До сих пор не вылетел из своего кресла, и доносили, что не без помощи сестры и любовницы. Пустынник поднялся и направился к вошедшим, с едва заметной усмешкой наблюдая за будущим шурином. Рыжий, пошептавшись о чем-то с прислужником (острое зрение охотника Харрани не подвело – он увидел, как пара полновесных шеолов перекочевала в ладонь пацана), проигнорировал предлагавшиеся гостям напитки. Вскоре слуга вернулся с подносом специально для господина министра – Харрани недоуменно вскинул брови: казалось, в хрустале плескалась обычная вода. Рыжий выхлебал ее, как верблюд в засуху – лужу у колодца, и, похоже, остался доволен – хлопнул парня по плечу и одобрительно кивнул. Невеста чуть сморщила длинноватый для красотки носик и что-то шепнула братцу – она была долговязой, так что верзиле даже не пришлось наклоняться, чтобы выслушать сестру. Посланник тем временем вернулся со вторым бокалом, который незамедлительно постигла судьба первого. Дочь Великой неодобрительно поджала губы – узковатые, чтобы считаться красивыми – но промолчала. Возможно, хотя бы одной из женских добродетелей – умением не перечить мужчине – богиня все же наградила свою неудавшуюся дочурку…
Аида одарила гостя непроницаемой улыбкой храмовой статуи, впрочем, нельзя сказать, что кому-то из его соперников она улыбалась иначе. Даже вездесущие журналисты уже утомились сочинять, кого же в итоге выберет княжеская дочь, и за неимением хотя бы малейшего повода для новых спекуляций переключились на обзор её нарядов.
– Приветствую вас, шейх. – Харрани поклонился и почтительно принял для поцелуя узкую прохладную руку, коснувшись кольца с крупным огненным опалом.
– У нас эти камни зовутся «слезами Лилит».
– Полагаю, за этим названием скрывается какая-нибудь красивая древняя легенда. О моей матери их сложено немало, но ни в одной не упоминалось иных слёз, кроме слёз её врагов.
– Если не возражаете, я могу восполнить эту лакуну. Легенда совсем короткая, но действительно древняя и красивая. Лилит была первым и прекраснейшим порождением огня изначального Хаоса, все прочие создания явились на свет её красоты. Среди них нашлись двое разделивших увечье, клеймящее их искажённую суть. Алчность и зависть привели их в цветущие сады Всематери, населённые её благоденствующими детьми. Лилит пленилась ласковыми речами и щедрыми посулами, и приняла обманщиков как своих любимых мужей. Но недолго они служили ей и славили её. Однажды они вероломно похитили созданный ею прекрасный мир и убили многих её детей. Она оплакивала павших три дня, и огненные слёзы, бежавшие из глаз её, на заре четвёртого превратились в опалы. Эти камни содержат частицы её силы. А обманщики поняли, что без благой богини украденный мир приходит в упадок, вернулись за ней, полумёртвой от горя, и заточили в глубокую темницу.
– Причудливый у вас фольклор на Пустошах, господин аль Эбла. И, главное, сколько племён – столько и версий. Я вот слышал одну, в которой богиня долго бегала от одного обманщика к другому, стравливая их между собой. А потом, когда оба злодея наконец вероломно отказались признать её своей повелительницей и сложить весь мир к ногам, чуть не уничтожила этот самый мир. Но могла и поплакать, горечь поражения – чем не повод. – Широкая дружелюбная улыбка Хэма, которой он завершил свой пассаж, напомнила сестре оскал любимого коня Войны в те моменты, когда он решал важнейший для каждой диомедовой лошади вопрос: будет ли неприятный ему человек сперва игрушкой, а потом едой, или наоборот.
Харрани не успел ничего ответить: к образовавшейся компании присоединились лазурские варвары, по счастью, не в полном составе.
– Благословение богини вашему дому и той, что служит его истинным украшением, – учтиво поклонился первый посол. – Я – Каэрвин ап Конла, а это мой товарищ…
– Бринмор ап Гвин, если не ошибаюсь, – кивнул Хэм, поворачиваясь к принцам народа ши. – Благой и Неблагой дворы тоже охотятся за рукой моей сестрички.
Оба провинциала были трудноотличимы друг от друга и с одинаковым же восхищением взирали на рыжего. Ах, да, поющий министр – норма в этом государстве шутов и фокусников. Ничего, приехали за невестой, так хоть утешительный автограф своего кумира на родину увезут.
– О вас мы тоже наслышаны. – Ухмыльнулся разговорчивый Каэрвин, подзывая слугу. – Брин, можешь вручить наш подарок господину бен Самаэлю. Ему вряд ли стоит опасаться приворотных зелий, так что можем смело поднимать тост за знакомство.
– Я бы вначале предложил тост за красоту Цветка Пандема. – Ответил Брин, передавая объёмистую бутылку Хэму. – Многие считают это вино гордостью нашего народа. «Котёл Дагды» – лучшая марка выдержанного койре во всех Холмах. Всё богатство земных плодов, вся радость жизни!
– Пить за красоту невесты можно до рассвета, – вступил в беседу Харрани, видя, что Аида не слишком рада руслу, в которое повернул разговор. Она молча наблюдала, как мужчины разливают загадочный напиток, но предпочла разумно отказаться от дегустации: как только открыли бутылку, даже шейх пожалел, что светские приличия лишают его возможности избежать распития. Казалось, эта жидкость пахла перегаром сразу. Градусов в ней тоже оказалось преизрядно, так что Харрани только крепостью веры и силою молитвы Всеблагой смог осилить это омерзительное угощение. Дочь Великой поставила свой бокал на стол и, пообещав скоро вернуться, растворилась в толпе. Неужели правду говорят недостойные сплетники, утверждая, будто она носит под сердцем дитя одного из собственных братьев, а то и самого Отца лжи?
Хэм проводил сестру взглядом и поприветствовал подтянувшегося к ним сухопарого раймирца:
– О, добрый вечер, господин бен Адонаи. Пока сестра нас временно покинула, не желаете ли рюмочку койре?
– Благодарю, возможно, чуть позже. Не хотелось бы смыть чудное послевкусие марсалы благородным напитком Холмов. – Ответил Габриэль, салютуя своим бокалом. – Насколько мне известно, его изготавливают по древним рецептам из самого различного сырья – картофель, сахарная свекла, некоторые сорта лишайника, шерсть знаменитых белых псов. Слишком насыщенный вкус, особенно, если речь идёт о перегонке в сухую погоду.
Ши понимающе заулыбались, глядя на шейха, стремительно становящегося серым, словно валуны у Лазурных озер. Хэм тоже вычислил слабое звено и согласно кивнул.
– Да, чтобы понять всю прелесть этого очаровательного реликта древности, нужно время. Потому я безмерно благодарен за щедрый дар, но предложил бы продолжить вечер чем-то более близким адмирским традициям, в рамках культурного обмена. Уверен, всем придётся по вкусу любимый напиток нашего народа. Хотя на Пустошах, по всей видимости, отдают предпочтение более лёгким жанрам. Быть может, господин аль Эбла предпочтет серебряное вино Пустошей?
Харрани небрежно махнул рукой.
– Великая мать даровала своим детям вино и веселье, но искристое серебро вряд ли может претендовать на звание эликсира шабаша. Оценим же ваши напитки!
***
Когда Тойфель вошла в зал, досада уступила место предвкушению. Аида описала расклад, послав мысленный сигнал во время появления господина Габриэля-Джибриля. Близнецы еще в раннем детстве обнаружили, что магия Осеннего не мешает им общаться мысленно, и пользовались этим напропалую. Как выяснилось, длительная разлука ничего не изменила.
Всю челядь сестра ловко выгнала вон под видом фамильной истерики, так что удалось без помех занять её место в купальне. В гардеробной он отдал должное таланту старого знакомого, выбрав наряд на свой вкус: длинные широкие брюки-юбку и короткий пиджак, стилизованный под гвардейский камзол. Вместо огненных опалов – изумруды в россыпи мелких черных бриллиантов, в тон вышивке на пиджаке. Пусть гадают, что это значит, возможно, выдумают очередную дурацкую теорию.
Шумных вечеринок и попоек в жизни Тойфеля было намного больше, чем у сестры, а дурачить светских и свитских он любил всегда. Членов Совета в толпе замечено не было, приложиться к ручке невесты тоже никто не кидался. Хэм изрядно навеселе, вряд ли сможет обнаружить подмену. Велеречивый засранец в синем коконе пока на месте и даже в сознании, но Хэм явно задумал кое-что интересное: вся компания перекочевала за стол у окна и на том столе нарисовалась единственная бескорыстная любовь единокровного братца – мистофелевка.
– Если я сделал это, стремясь к лику твоему, избавь нас от той беды, в которую мы попали…
– И что, сдвинулся камень? – с интересом спросил Хэм, разливая мистофелевку.
– Никто из них более не покинул той пещеры, ибо один из трёх несчастных был отступником, считавшим, что для получения благодати Всематери не нужны посредники, – наставительно заключил Харрани.
– Склоняюсь перед дочерью властителя Адмира. – Джибриль галантно приложился к ручке невесты, отметив, что кристаллы явно записывали кроты, а досье составляли поклонники хорошеньких парней. – Ваш брат и благородный Харрани завели оживлённый диспут об оценке особенностей национальных культур пития. Меня же попросили выступить в роли арбитра в дружеском застольном поединке «Адмир против Пустошей».
– Лучше проливать вино за общим столом, чем кровь на полях сражений. – Улыбка невесты была гораздо теплее, чем в начале вечера. – А каковы правила этого поединка, господин рефери?
– Оба участника должны, выпивая бокал, рассказывать историю. Проиграет тот, кто первым потеряет связность речи.
Тойфель поблагодарила раймирца кивком и улыбкой.
– Это обещает быть интересным, – она оглядела зал: большинство участников вечеринки, почуяв развлечение, сползались поближе к «дуэлянтам», слуги с подносами дрейфовали следом за гостями. – Надеюсь, зрители не обязаны пить ту же… субстанцию, что и поединщики?
– Ни в коем случае, – раймирец неожиданно обаятельно улыбнулся. – Что вы предпочитаете?
– Не отказалась бы выяснить, что в бокалах на подносе у той девицы, – Тойфель небрежно махнула рукой в сторону крепенькой служанки с брошкой-гербом Первого дома на корсаже. Вышколенная подавальщица правильно истолковала жест невесты и подбежала к компании. В бокалах оказался превосходный коньяк.
Хэм приветствовал расширившуюся аудиторию дуэльным бокалом: несмотря на некоторую фору, лёгкая победа шейху не грозила.
– Что ж, коли речь зашла о женщинах и справедливости, стоит поведать о том, как одного из вероломных супругов вашей богини посрамила поистине выдающаяся дама. Она была мудрой и могущественной, твёрдой рукой держала в узде не только собственный клан, но и весь императорский двор. Во время правления Стальной Миледи государство жило в мире и процветании, вопреки усилиям врагов, мужей из Совета и самого владыки. В один прекрасный день, в промежутке между беспробудным пьянством и бессмысленным насилием, его посетила идея сделать эту достойную женщину своей наложницей. Та, взвесив все «за» и «против», смело послала хромого развратника в Бездну, околачивать тростью стены. Никакими богатыми дарами и щедрыми посулами не мог он добиться благосклонности. Угрозы начать эпоху массового террора или хотя бы спалить столицу ко всем архангелам тоже не помогали. Миледи была неприступна. Когда оскорблённый тиран хитростью вызвал отважную женщину в свои покои и вместо того, чтобы выслушать доклад, попытался получить желаемое, Миледи выплеснула нахалу в лицо бокал вина и ответила, что лучше уж ему развязать очередную войну, чем халат в её присутствии. И вышла с гордо поднятой головой, безо всяких помех. Молва об этом мгновенно облетела столицу. Говорят, что винодел, создавший то самое вино, связался потом с Миледи, чтобы обеспечить пожизненным запасом чудесного напитка. И выпустил специальную серию, имевшую бешеный успех. С тех пор это вино вручают, чтобы донести до воздыхателей бессмысленность их авансов. Сорт седативо, марка «Вежливый отказ», если вам интересно.
Финал истории встретили бурными аплодисментами. По глазам Хэма Тойфель понял, что случилось страшное: брат поймал кураж. Если дуэль не остановить, придворный фольклор обогатится ещё десятком подобных легенд и преданий. Привычка раздражать папашу часто пересиливала здравый смысл и в трезвом виде, но удержать вдохновение в безопасном русле после злоупотребления мистофелевкой Хэму не удалось ещё ни разу.
– Всякая женщина – отражение нашей богини, потому на Пустошах принято чтить и уважать дам. Им нет нужды ни уподобляться мужчинам, ни соперничать с ними, они не покидают кров любящего супруга. Жизнь их проходит в роскоши и довольстве за крепкими стенами дворцов, под надёжной охраной. – Вскинул голову Харрани. Судя по неподдельной гордости, звучавшей в его словах, коварная мистофелевка развязала язык не одному лишь Хэму.
Тойфель в очередной раз переглянулась с раймирцем, видимо, он тоже нашёл в жизненном укладе пустынников подозрительное сходство с некоторыми историческими коллизиями Адмира. Но Харрани вещал слишком самозабвенно, чтобы осознать иронию.
– Не начинает ли их со временем тяготить такой удел? – Тойфель прямо-таки воплощала собой невинную любознательность.
– Они были созданы Всематерью как сосуды радости для мужей. Праведные жёны покорны избранникам богини. Тех же, что не принимают своей судьбы и поддаются искушениям, супруг вправе вразумить и наставить по своему выбору, ведь и в неприятном заложено много добра.
Тойфель с каждым пассажем смотрела на пустынника всё внимательнее и участливее, так смотрит лисица на верещащего в силке кролика.
– Всё это очень занимательно, но теперь ваш черёд, шейх. Поведайте нам какую-нибудь увлекательную сагу о таинственной магии Пустошей.
Харрани взглянул на невесту с благодарностью: его талант рассказчика был неоспорим, но выбрать самую яркую и красочную историю после того, как он вновь осушил дуэльный бокал, стало не так уж просто.
– Желание моей прекрасной невесты – закон, и закон непреложный! – с чувством ответил Харрани, но прозвучало это почему-то гораздо более кратко и не слишком разборчиво.
– К сожалению, магия покидает некоторые части нашей Пластины. – Задумчиво проговорил Джибриль, ничем не выдав очевидного проигрыша пустынника. – Постепенно уходит в область славных преданий прошлого, вынуждая многие народы уподобиться недолговечным. Говорят, что старейшины Пустошей весьма обеспокоены ухудшением магической обстановки, сами они помнят времена, когда не то что аристократы, а и простые подметальщики улиц могли легко переноситься на огромные расстояния, летать или превращаться во что угодно.
– Гнусная клевета и наветы отступников! – Харрани в запале едва не смахнул рукавом бокал. – Магия богини не покидает праведных. Я готов это доказать!
– Вижу, вы действительно кхм… готовы. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, ваша правда, – радостно ухмыльнулся Хэм. – Превращение – вот задачка для настоящего мага, всё прочее стоит оставить подметальщикам улиц. Скажем, в лучших фольклорных традициях вашего народа? Вот по глазам вижу, вы согласны. Тогда в парк, господа и дамы, все в парк!
Но шейх не двинулся с места. Кивнул так, что с головы едва не слетел тюрбан, пробормотал что-то нечленораздельное о попрании лжецов и растаял облаком густого синеватого дыма. Хэм удивлённо присвистнул, а Тойфель приглашающим жестом пододвинула поближе опустевший графин, который завороженные внезапным представлением слуги не успели вовремя убрать. Дым какое-то время клубился, словно колеблясь, а затем послушно втянулся внутрь сосуда. Джибриль ловко заткнул его пробкой и обратился к зрителям:
– Пусть маленький застольный поединок уважаемый Харрани и проиграл, но одержал серьёзную дипломатическую победу. Думаю, ему сейчас не помешает отдых. – Он аккуратно передал графин ифритам из свиты пустынника. Гости, убедившись, что шоу закончилось, постепенно расходились, шумно обсуждая увиденное.
Тойфель и Хэм сочли, что им также не помешало бы пройтись, и не нашли ничего лучше, как примкнуть к группке направлявшихся к выходу гостей. Тойфель заметила, что Хэм прихватил с собой графин с одного из столиков – судя по цвету жидкости, с хересом или коньяком. Хаос всемогущий, еще бы пепельницу в качестве трофея уволок!
– А почему он не освободился? – Подал голос Бринмор, не обращаясь ни к кому конкретно. Ответил Джибриль:
– Господин бен Самаэль не зря упомянул фольклор. Шутки про то, что пустынные кланы без конца лезут в бутылку, вы тоже наверняка слышали. Ифрита нужно освободить, но к чему делать это здесь? Парню и без того хватит позора, сплетни о провале достигнут его родины ещё до рассвета.
Принцы явно занервничали и ускорили шаг.
– Куда вы торопитесь? – со смешком поинтересовалась Тойфель. – Неужели мы с братом так пугаем уважаемых гостей?
– Время за приятной беседой летит незаметно, нам нужно оказаться в ставке до того, как взойдёт солнце. – С явной неохотой сообщил Каэрвин. – Надеюсь, мы ещё встретимся.
– Мы можем проводить вас, – влез Хэм, очевидно, желавший допивать трофей в компании. Он поднял над головой едва ли не трехлитровый графин и с ухмылкой продолжил: – Я, конечно, справлюсь и один, но общая попойка под окном папашина кабинета наверняка станет достойным завершением вечера.
Каэрвин со вздохом развел руками:
– Не хотели бы показаться невежливыми, но скоро рассветёт.
Лицо Брина помрачнело.
– Как вам известно, наш народ никогда не появляется при свете дня, но мало кто знает, почему. Много лет назад двое юных принцев отправились бить зверя в Гиблую ночь, и вылазка была успешной. Но когда заметили чужую стрелу в боку оленя, их настигла Чёрная охота. Мой отважный предок вступил в спор с вожаком за добычу. Так он лишился младшего брата, а мой народ – права видеть иное солнце, кроме луны.
– И всё из-за сраного оленя? – Хэм недоверчиво приподнял бровь. – Неужели ваши маги и жрецы не смогли снять проклятие?
– Да не сочтут прекрасная Аида и уважаемый Хэмьен, будто мы желаем нанести оскорбление…
– Это был наш отец. Что ж, вполне в его духе. – Тойфель одарила недогадливого брата сердитым взглядом. – Но убивать второго парнишку было лишним.
– Лучше бы он его убил. Знаменитые псы Холмов – потомки несчастного. – Горько улыбнулся Каэрвин. – Богиня не смогла помочь своим детям обернуть всё вспять, а вожак Белой охоты не пожелал. Многие ши тогда утратили веру, а с нею – прежнюю власть в Лазури. Стоило нашим врагам прознать, что при свете дня мы беспомощны – и начались бесконечные набеги, отнявшие немало наших земель и бесчисленное количество жизней. Глаза Тойфель зло блеснули.
– За его прихоти всегда платят другие.
– Но ши продолжают сражаться за свой край. Как истинные воины, презирающие роль жертвы. Вы не заслужили это дерьмо. – Хэмьен от души приложился к графину и широким жестом передал посудину сестре. – В Бездну проклятия! За вас, парни!
Джибриль не сводил глаз с княжеской дочери. Та, нисколько не смущаясь, приняла графин двумя руками и отпила, повторив слова брата так, словно выступала с речью на Совете.
– За то, чтобы наши бесстрашные друзья из Холмов ещё увидели свет солнца. В Бездну проклятия!
Далее графин пошёл по кругу – причём принцы ши прикладывались к нему, словно загипнотизированные. Когда очередь дошла до него, раймирский дипломат притворился, что пьёт, внимательно наблюдая за княжескими отпрысками. Магическое зрение показывало, что вокруг этой пары линии вероятности закручивались в совершенно безумный узор, напоминающий вязание слепой старухи. Нити тянулись куда-то за горизонт, и Габриэль бен Адонаи прищурился, отказываясь верить своим глазам. Из-за горизонта медленно выплывало солнце. Нежный розоватый свет пробивался сквозь сумрак, расплескивался по траве, кустам, дробился в гранях графина – и не причинял никакого вреда мертвецки пьяным ши.
***
Тойфель ворвалась в покои, оставляя за собой тяжёлый горьковатый шлейф не то духов, не то насыщенного светского вечера, и молча рухнула на кровать прямо в одежде, потревожив дремавшую на покрывале лисицу. В сортах молчания оба близнеца научились разбираться, но Аиде померещилось, будто в настроении брата присутствовал какой-то неясный тревожащий оттенок.
– Полный триумф. – Ровным голосом сообщила Тойфель, не открывая глаз. Чтобы подробно ответить на расспросы сестры ей сейчас очень пригодились бы некоторые средства из отцовского арсенала. Или господин Дипломат. Или кто угодно. Но нельзя, никак нельзя. Не сейчас. Аида подползла ближе и прижалась к брату, тихо поскуливая.
– Конечно, заперла. Часть стимфалийских клуш из предбанника рассосалась, но душка Аннабель, кажется, скоро врастёт в пол рядом с дверью. – Ответила Тойфель уже мысленно. Резко, как движимый магией труп, поднялась.
– Ты знаешь, что делать.
Аида потянулась за халатом и вздохнула: несмотря на нынешние обстоятельства, в чём-то любимый брат совершенно не изменился. Пришлось отпереть дверь и приказать подать подозрительно ранний завтрак.
Тойфель не просто устал, похоже, он выложился по полной. В таком состоянии ему действительно лучше побыть мелкой пустынной зверушкой с совершенно безобидными представлениями о подходящей снеди. Мать всегда убивала исключительно мужчин, как говорят, но так ли это в действительности? Отец и вовсе во время Первой Вселенской творил такое, для чего дядюшке Асти потом пришлось спешно сооружать законодательную базу. Жаль, сейчас совершенно нет времени на раскопки в бездонных недрах семейных патологий.
Выпроставший морду из вороха одежды братец ел жадно, не разбирая блюд. Аида попыталась поправить тарелку с мясом, отоцион глухо заворчал в ответ. В полуприкрытых глазах отразилась алчность, лишь отчасти напоминающая звериную. В памяти живо всплыли малоаппетитные подробности, которыми отец щедро поделился в ответ на её уговоры пощадить Тойфеля.
Девушка внимательно наблюдала, как брат заканчивает трапезу. Благодаря его усилиям, на подносе уцелела только посуда и приборы. Взгляд Тойфеля погас, и он уснул там же, прикрыв морду пушистым хвостом. Осторожно погладив свернувшегося в клубок отоциона, Аида налила себе вина и мрачно подумала, что теперь ко всем сплетням о персоне невесты добавится ещё и та, что она не нуждается во сне. Спать и правда расхотелось окончательно.