Свежие записи из блогов Санди Зырянова

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

Прнс, теперь и с Магнусом. Отцы и дочери

Отцы и дочери
маленькая шалость по Вархаммеру
Мых, как всегда, ни при чем, виновата группа в ВК, которая предложила писать фанфики про дочерей примархов.


Ресторан был оплачен, торт – водружен посреди стола, а отцы девочек сочли свои обязанности выполненными. В конце концов, девочки, да еще принцессы, да еще двоюродные сестры всегда найдут, о чем поговорить…
– Вот так всегда, – послышался голосок первой из принцесс, когда дверь за последним папой закрылась. Все обернулись к ней, и она со вздохом продолжила: – «Доченька, тебе нужно учиться самостоятельно искать общий язык с людьми, начни с кузин», «Доченька, ты должна получить образование», «Доченька, главное в жизни иметь профессию и твердо стоять на ногах», «Доченька, все должно быть по правилам…» Нет, я очень люблю папочку, он очень хороший и добрый, но сколько же можно! А еще бабуля Ойтен запрещает носить мне мини-юбку!
скрытый текст– На что бы ты еще жаловалась, – фыркнула ее одетая с иголочки во все розовое и тщательно причесанная кузина. – Мой папаша, наоборот, выписывает мне туалеты со всей Галактики, покупает духи, приглашает лучших парикмахеров и все твердит: «Ты должна быть совершенством, все парни будут у твоих ног». Можно подумать, я этого хочу! Я хочу стать патологоанатомом, а он говорит, что я синий чулок! А сам у меня «Блондэкс» для волос таскает, думает, я не вижу!
– Мы с папашкой вообще-то кореши, – заметила другая девочка. – Он в нормальном состоянии клевый, мы с ним ходим на стадион играть в футбол, он меня боксу научил, в кино водит и все такое… пока у него гвозди в башке не запоют, тогда у него совсем крышу срывает. И мне приходится за ним присматривать, чтобы чего не натворил.
– Я бы и не прочь, чтобы мне что-нибудь запретили, – сказала девочка в огромных темных очках. – Папочке на меня наплевать. Он с самого начала талдычил, что я ни на что не способна, как и его мальчишки. А когда я подала документы в единственный приличный нострамский вуз, он взял да разнес планету! Сто пудов, мне назло!
– А я-то тебе еще завидовала! – воскликнула еще одна принцесса – в синем платьице в горошек и с косичками, почти монашеского вида. – Мой мне вообще ничего не разрешает. Проверяет, где я, куда пошла, с кем разговаривала. А когда ему взбрело в голову, что я целовалась с Сигизмундом, он его выгнал на астероид, а меня закрыл в комнате на неделю без игрового когитатора!
– Твой тебе постоянно, а мой – как звезды лягут, – вздохнула принцесса с тонким надменным лицом и золотыми кудрями. – Иногда он обо мне забывает на несколько месяцев. А иногда как начнет меня контролировать, придираться и обвинять, что я ему в спину язык показываю! Я каждый день просыпаюсь с дрожью, потому что не знаю, что он мне устроит!
– Мой папка отличный, мировецкий мужик, – заметила чернокожая девочка. – Все мне разрешает, никогда не ругает. Но он сам ни минуты без дела не сидит и меня… приучает. Только и знает, что сидит в своей кузнице. И не объяснишь ему, что мне, может, погулять хочется, на качелях покататься и с девчонками поболтать!
– Ой, это кошмар, – поддержала ее следующая кузина. – «Терпенье и труд все перетрут» – это папино любимое выражение! Он вообще не понимает, как это, чтобы не работать, и все время злится из-за этого на дядюшек. Его послушать, так все бездельники, кроме него самого – у него-то железо и внутри, и снаружи, и никто не ценит его усилий и трудов!
– Да-а, это они любят, – заметила старшая из принцесс. – Мой мне каждый день концерты устраивает. То я не так оделась – его позорю, то я не так посмотрела – его обидела, то не то сказала, не то съела… И всякий раз он рассказывает, что завоевал Вселенную, а плоды его трудов кто-то присвоил, и я тоже не ценю. Воитель, блин, и дома воевать продолжает!
– Ваши вас поучают, а у меня другая проблема, – заметила девочка с тонким бледным лицом. – Мой папа вбил себе в голову, что все должны мыслить самостоятельно. И с ним ни о чем нельзя посоветоваться! Я ему: «Как думаешь, стоит этот фильм смотреть?» – а он мне: «Доченька, учись решать сама! Не научишься – не выживешь, ничего не добьешься, не будешь счастлива, кар, кар, невермор!»
– Я тоже думала, что могу решать сама, – девушка с красными волосами зябко поежилась. – Папа все время торчал по уши в своих научных изысканиях и вообще меня не замечал. Зато когда я сказала, что хочу учиться на парикмахера, что тут началось! Я и в семью раздор вношу, и научную династию предала, и перед коллегами-учеными стыдно, и вообще парикмахер одной ногой в ереси! А сам у меня стригся с удовольствием, пока я не решила сделать это профессией...
– Это о вас еще не заботятся ежеминутно, – хмыкнула сидевшая рядом с ней принцесса. – «Доченька, надеть шарф, на улице прохладно! Доченька, не кушай чипсы, это вредно! Доченька, не забудь просушить обувь, ну и что, что дождя не было, вдруг ты случайно калоши промочила! Доченька, надеть маску на лицо, чтобы не задохнуться, здесь же не Барбарус!» Сам-то гордится своей выносливостью и от своих астартес того же требует, а меня замучил своим клохтаньем.
– Зато он тебя не закаляет, – фыркнула еще одна кузина. – А меня поднимает ни свет ни заря и заставляет обливаться ледяной водой, а потом – десять кругов на стадионе! Воспаление легких мне контрастным душем лечил! И ни одной моей просьбы с первого раза не выполняет – говорит, закаляй характер, а то плоть слаба!
– У меня с папкой отношения тип-топ, – гордо сказала крепкая рыженькая девочка. – А с тех пор, как я в одиночку завалила кракена, он меня иначе как «моя фенрисийская звездочка» не называет. Драккар мне подарил! И все с ним отлично, пока он не нажрется, тогда туши свет – никому мало не покажется…
– Да ладно, – грустно сказала самая маленькая из кузин. – У вас их хотя бы по одному. А у меня близнецы. И это, скажу я вам, полный… трандец.
Самая красивая принцесса, унаследовавшая от родителя широкие лебединые крылья, все это время молчала. Подвергать сомнению репутацию ангельского папы она не решалась, хотя по прекрасному лицу видно было: ей очень есть что сказать. Но вместо этого она подытожила:
– Да, девочки, папы – это мрак. Но не будем сильно расстраиваться. Подумаем, что было бы, если бы за наше воспитание взялся дедуля!

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

Про фандомную жизнь

Чёт смотришь - одним не хватает фандомной жизни, других, наоборот, выбешивают фандомчики...
скрытый текстЧто есть фандом?
Очень зыбкая общность людей, которым нравится одно и то же произведение или франшиза. Причем понятие "нравится" довольно растяжимое. Одни время от времени перечитывают или пересматривают, что-то об этом говорят - и все. Другие всерьез фанатеют, собирают фото актеров, смакуют мельчайшие подробности написания и т.п. Третьи интересуются лишь частью франшизы или, наоборот, всем, что с ней связано: можно смотреть фильмы, но не читать книги, или предпочитать комиксы, или собирать миньки, или делать их. Четвертые еще и фантворчеством занимаются.
Если я прихожу поорать, как мне нравится книжка "У Васи желтые штаны" - я в фандоме васештанников или нет?
Если я буду обсуждать эту книжку в комментах?
Если я на ФБ напишу драббл по этой книжке?
Команду соберу?
Можно ли считать, что у книжки про Васины штаны есть фандом, если ее многие читали, а команда ходила 1 раз внеконкурсом?
Я пытаюсь сказать, что понятие фандомной жизни очень расплывчато, и говорить о том, что хочу-не хочу фандомов, нет смысла. Вот вообще никакого. Может не хватать хватать единомышленников. И могут заколебать восторги по поводу того, что тебе неинтересно. Если я сейчас окажусь в окружении марвел-фанов, фандомная жизнь будет бить ключом, но меня она никак не затронет - я не фанат марвела. Если найдется с пяток вахогрызов или поклонников АБС, с которыми иногда можно будет потрещать за "Сожжение Просперо" или "Обитаемый остров", мне больше ничего и не надо в плане фандомной жизни.
Как-то так.

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

Книжного

Прочитал Сельму Лагерлёф. Трилогию о Лёвеншельдах.
скрытый текстОчень понравилось, как воссоздано это старинное мировоззрение, где наивная вера в призраки переплетается с чисто житейским прагматизмом, и необыкновенная набожность компенсируется практической сметкой. Неспешное, мягкое повествование. Все поначалу крутится вокруг перстня, так тонко описан соблазн, которому поддаются обычные и безобидные, в общем, люди - украсть перстень из гроба, и так обыденно разворачиваются драматические события. Убийство. Ордалии, которые никем и не воспринимаются как величайшая нелепость - кроме читателя. Осуждение троих невиновных. Несчастная Марит, разом потерявшая отца, дядю и жениха. А потом проходит время, и мы видим новых героев. Вроде бы чистейшая душа, священник-бессребренник Карл-Артур, его невеста Шарлотта - умная, деятельная, практичная и порядочная девушка, она будет с ним счастлива... Ан нет, показалось. Карл-Артур - один из тех мечтателей-идеалистов, для которых никакая чужая жертва во имя их идеалов не будет чрезмерной. И да, один из тех мудешников, которые любят порассуждать о меркантильных бабах. Хотелось бы хорошенько растоптать эту породу людишек, но не в те времена. Хотя... а что изменилось? Все так же девицы ставят любовь к мужчине превыше всего, готовы жертвовать всем ради любимого, страдать ради любимого, уступать, топтать свою гордость, даже смиряться с клеветой - а получают пшик.
Для Шарлотты все кончается неплохо - возрождением к нормальной жизни и нормальным здоровым отношениям с порядочным человеком. А вот кого действительно жалко, так это Анну Сверд. Замужество не принесло ей ни коровки с лошадкой, о которых она мечтала, ни настоящей любви, ни тепла семейного очага.
Очень интересный образ Теи. Эта ради своей любви, которой не может даже воспользоваться, будучи замужем, готова плести интриги, клеветать, ломать чужие судьбы. У каждого из нас иногда появляются такие "друзья", которые попросту присасываются, как пиявки, навязывая и вмешиваясь в жизнь, но не все умеют их отвадить, а в жизни никчемного нарцисса-эгоиста Карла-Артура Тея сыграла прямо-таки роковую роль. Свою, правда, тоже напрочь испортив. И поделом обоим!
Там еще много вкусного - смешливая пасторша, например, или маменька Карла-Артура, или подружки Анны, каждый образ очень выразительный.


Прочитал АДБ "Хелсрич".
скрытый текстСороковник. Роскошное батальное полотно, на сей раз Черные Храмовники против орков с небольшими вкраплениями Саламандр, армейских и многочисленных гражданских. Массовый героизм, титаны, разнообразная орчья и наша техника, старенькая бабушка-принцепс, немного сестер Битвы, в общем, возможность проявить себя есть у каждого.
Солдат Андрей, который целого экклюзиарха подпряг сватать себе красавицу, - чудо! Начальник доков и его докеры, простые и совершенно мирные люди, восхитили по-настоящему.
Вообще 7-й Легион никогда не относился к моим любимым. Яблочко от яблоньки недалеко падает - каким был Дорн, черствым, догматичным, нетерпимым, не прощающим ни малейшего отклонения от своей линии, таковы и его наследники. А тем более фанатичные Черные Храмовники. Люди для них не цель, средство. Если они и добро с кулаками, то опасно близкое к кулаку без добра. Скажем так: добро без доброты. Да, они отважны, справедливы, с огромным чувством долга... но они считают достоинство личности не по количеству сделанного добра, а по количеству уничтоженного зла. Хуже того, добро для них вообще нещитово. Очень показателен в этом смысле эпизод, когда Саламандры делают упор на защите плохо вооруженных и обученных докеров, по сути, гражданских - а Черные Храмовники требуют идти в атаку, и в итоге Гримальд орет "Вон из моего города". И только в финале, когда Гримальд остается единственным из своих, он понимает, что настоящие герои - это люди.

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

* * *

Итак, мы были на "Соло"!
Это фильм о юности Хана Соло, его взрослении, о том, как он стал контрабандистом, познакомился с Чубаккой и заполучил "Тысячелетний сокол". Подобрал некоторые хвосты вроде того, как Хан очутился на Татуине. Сойдет за частичные спойлерыКанеш, Хан был не Харрисон Форд, но сыграл неплохо. Хан немного такой, хороший. Ну то есть он и есть положительный персонаж, за что-то же Лея его полюбила, однако в более взрослой форме он уже был более эгоистичным, с оттенком здорового цинизма. А тут дитё дитём, авантюристичное, влюбленное, одновременно хитроумное и наивное. Впрочем, наверное, для очень молодого парня это как раз нормально.
Божечки-кошечки, какие в ЗВ всегда ксеносы и какая там 3Д-анимация, просто прелесть.
АААА *бегает по потолку* там была тетя-генокрад! Впрочем, я не люблю никакие насекомые формы, тем более многоножек, поэтому очень обрадовалась, что ее было чуть-чуть и в самом начале. Там был Ктулху-тиранид! и чорная дыра. Там был обалденный робот, вернее. роботиха Л3. По-моему, в ЛукасФильм читают и Космотехнолухов, но ее линия нам в любом случае ужасно понравилась. А еще, не поверите, там был темный механикус. И, чтоб добить прелестями переопылившихся вселенных, "Тысячелетний сокол" в итоге получает еще и машинного духа.
Понравились красивые пейзажи. И спецэффекты, куда ж без них. Понравилось, что даже отпетые злодеи все равно показывают какую-то толику человечности, которая их вовсе не извиняет, она просто есть. Это история, в общем, человеческая - о любви, предательстве, жадности, юношеском драйве. И дружбе.
А теперь держитесь: там был Дарт Мол. Не вру! И до чего ж шикарно он появился, вот вообще.

Кароч отличное приключенческое кинцо. Няшки сказали, что им люто доставило, почти как Изгой-1 (это пока их любимый эпизод).

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

Пора постить котиков

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

Пятый в Боевой четверке

Пятый в Боевой четверке
Канон: "Ниндзя-черепашки"
Бета: [L]Хикари-сан[/L]
Пейринг/Персонажи: котенок Кланк, Микеланджело
Категория: джен

В честь Всемирного дня черепах )

Машина промчалась мимо, швырнув пригоршню снега прямо в мордочку.

Котенок присел и принялся умываться, счищая липкий снег с усов, но следующая машина пронеслась, едва не задев его. Едва отскочив, котенок застыл от ужаса: огромный грузовик несся прямо на него…

И остановился на расстоянии пары метров от котенка.

скрытый текстДаже самому маленькому и глупому котенку в большом городе приходится научиться осторожности – и желательно быстро, иначе он рискует никогда не вырасти. Этот рыжий котенок был мал, но не глуп: он вовремя сообразил, что нужно уйти подальше от машин, да и от людей, которые торопливо шагали мимо и даже не заметили бы, попадись котенок им под башмаки. Все куда-то спешили, бежали, тащили пакеты и коробки; витрины сверкали, изукрашенные шарами и можжевеловыми ветвями, отовсюду раздавались сложные и вкусные запахи, но котенку уже давно не доставалось даже сухой корочки…

Он выбрался, путаясь лапками в снегу, на большой всхолмленный пустырь. На пустыре раздавались веселые голоса; двое мальчишек со смехом бегали за крупным парнем в надвинутой на глаза шапке и развевающемся рыжем шарфе, который оседлал детские санки и выделывал на них акробатические трюки. Наконец, санки все-таки перевернулись, и парень, раскинув руки, повалился в снег.

– Мистер, – заливаясь хохотом, сказал один из мальчиков, – а вы совсем не умеете кататься!

«Мистер» только рассмеялся в ответ, потом поднялся, обернулся и, увидев свой отпечаток, воскликнул:

– О, снежная черепашка!

Котенок шагнул к нему и мяукнул. От парня исходило что-то теплое и беззаботное, совсем не такое, как от спешащих и мрачных людей на улицах.

– О, – парень наклонился и поднял котенка. Шапка сдвинулась, открывая странное, нечеловеческое лицо. Но мальчишки уже убежали кататься на санках, а котенку было все равно. Его посадили за пазуху, и теплый веселый голос, пробиваясь сквозь куртку, предложил: – Кланк. Я буду звать тебя Кланк, о’кей?

Кланку было все равно. Он согрелся, и ему было хорошо. Он даже задремал, слыша сквозь сон, как его новый друг приговаривает «да, эти игрушки тут долго не простоят» и еще что-то в этом роде, – но ровно до тех пор, пока новый друг не прошептал:

– Тс-с, Кланк, тихо! Они хотят угнать этот грузовик с игрушками!

Кланк почувствовал, как его куда-то несет со страшной скоростью, и вцепился коготками… нет, не в одежду. Под коготками очутился скользкий и твердый панцирь! Тогда Кланк извернулся и уцепился за куртку, надетую на панцирь, а потом осторожно высунул голову наружу.

Новый друг поймал какую-то веревку, свисавшую из кузова грузовика, и ехал на ногах за ним следом! Тем временем в грузовике, видимо, заметили преследователей и начали вилять; новому другу пришлось прыгать то по мусорным бакам, то по крышам автомобилей, а Кланку – вцепиться в его куртку всеми четырьмя лапами. Наконец, друг сумел вскочить на крышу грузовика.

Так страшно Кланку еще никогда не было! Из-под низа вылетало что-то, чего Кланк не мог рассмотреть, но понимал: это смерть, и только ловкость его нового друга спасала обоих.

…когда Кланк снова осмелился высунуться из-за пазухи, новый друг уже сидел за рулем и весело насвистывал.

– Они у нас на хвосте, – обратился он к котенку. – Что будем делать, Кланк?

– Мяу, – робко ответил Кланк.

Новый друг кивнул головой, точно получил очень дельный совет, и резко вывернул руль. Обоих швырнуло набок – машину занесло, но новый друг, похоже, знал, что делал.

– Ну вот, – голос его стал обеспокоенным. – Теперь за нами гоняется полиция. Что скажешь, Кланк?

– Мяу, – уже увереннее заявил Кланк.

– О’кей, – новый друг выглянул в окно. – Эй! Я же хороший парень! – он не сбавлял газ и через пару секунд добавил: – Извините, я не хотел! Простите!

Грузовик буквально протаранил обе полицейские машины, преграждавшие ему путь…

Кланк едва успел перевести дух, как они остановились у какого-то здания. Рядом виднелся канализационный люк – Кланк за свою недолгую жизнь уже успел усвоить, что от люков надо бы держаться подальше, из них иногда выползали крысы, способные сожрать и взрослого кота… Но новый друг отодвинул люк и нырнул туда, на ходу стаскивая шапку и куртку!

В канализации люди не живут, но Кланк этого не знал.

Больших двуногих черепах не бывает, но Кланк не знал и этого.

Поэтому он ничуть не удивился, рассмотрев своего нового друга как следует. Его внимание было приковано скорее к большому столу, накрытому у рождественской елки. На нем было столько вкуснятины!

– Микеланджело! Майки, где ты был? Мы чуть не умерли от голода, пока тебя ждали! – зашумели за столом.

Кланк испуганно мявкнул: за столом среди большой компании сидела огромная крыса в кимоно. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что этой крысе нет смысла съедать крохотного котенка. Все равно на один укус…

– А это Кланк, – Микеланджело поднял котенка повыше. – И я думаю, нам пора позаботиться о тех, кому повезло меньше, чем нам!

Кланк считал, что ему очень повезло. Особенно когда ему надели на голову маленький кукольный колпак Санта-Клауса и разрешили вместе с Микеланджело и другими ниндзя-черепашками раздавать подарки в сиротском приюте. Ведь это значило, что отныне Кланк – не просто котенок, а полноправный участник Боевой четверки.

А сражаться с нунчаками в лапах Микеланджело его еще научит.

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

***

О наслаждении.
Я люблю славянское фэнтези, но настоящее славянское фэнтези попадается редко. скрытый текст Чаще всего это просто фэнтези с использованием некоторых этнографических и фольклорных славянских моментов, иногда с попытками в стилизацию, но очень поверхностными.
А тут - Семенова. Долгожданное продолжение "Братьев" - "Царский витязь".
Это миры "Волкодава", то есть чисто этнографически они отличаются от реальных прототипов, но все равно узнаваемо.
Чувствуется, что Мария Семенова долго и со смаком собирала материал. И сама наслаждалась тем, что получается. Ядреная стилизация со множеством выразительных словечек (удивительно, что в отзывах эти словечки поставлены в минус, они понятны без всяких сносок, зато какой колорит!), более того - человек вжился в способ мыслей эпохи. А это-то и есть самое трудное. Поэтому все у нее такое зримое и осязаемое, кажется, запах можно почувствовать... И вся эта нелинейность, полифоничность повествования, как широкий многоцветный ковер.
Так-то я даже не замечаю ни характеров, ни логики изложения, ни событий. Просто смакую, как написано. Чтобы оценить все остальное, надо будет читать во второй раз ))


А еще я прочел Ангелов Калибана Г. Торпа.
скрытый текстИ вот тут меня огорчил Лев.
М-да, не всякий Лев - Абалкин, но в Ультрамаре Сикорски бы не помешал.
Вообще-то характеры с изъяном можно развивать в двух направлениях. Изъян можно сгладить за счет "осознания" или направить к общей пользе. А можно довести до абсурда. Торп и БЛ пошли по второму пути. Изначально Лев просто не умел работать в команде. В "Ангелах..." он ведет себя уже как бессовестный эгоист. Жиллиману, канеш, не следует так безоглядно доверять братцам, но ситуация с Лоргаром его ничему не научила, похоже. Впрочем, Жиллиман и так выглядит самым адекватным в Империуме.
Вообще мне интересны два момента. Первое: как "Не можем связаться с папой из-за шторма, поэтому соберем тут всех лоялистов, а когда свяжемся - порадуем папу и спасем таким образом Империум" в "Забытой империи" превратилось в "Хорус убил папу, Терру разнесли, мы одни в целом мире!" в "Ангелах...", но это уже косяк лично Торпа, по-моему. И второе: ну ОК, Лев пытался скрыть существование Тухулхи от братьев, но почему бы ему не смотаться на Терру тайком от них с ее помощью и не выяснить, что там происходит?
*ворчу* Момент Кабала остался непроясненным. КВ недодали. Недодали полетов Сангвиния - они-то по сюжету и не особо нужны были, но красиво же. Толком не прояснили ситуацию с Фаросом, а ведь он очень важен.
В остальном лебедь, щука и рак в очередной раз доказали свою неспособность решать проблемы сообща, Захариил, в отличие от отца Федора, успешно склонил молодежь к лютеранству, а Керз порадовал черным кожаным килтом - словом, все пошло по плану. И только Лев пошел к черту, потому что плана у него не было...
Еще: жаль, что продолжения Забытой империи писал не тот, кто ее начал - Абнетт. Ничего не имею против Хейли и Торпа, у них тоже интересно, но Абнетт, по-моему, пишет намного сильнее, у него больше цепляющих моментов, лучше раскрыты персонажи, ярче и выразительнее подробности, он затягивает по-настоящему. Но это уж чисто личная имха.

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

Инквизиция и кошки

Дири-дири-дом
Р, джен, хоррор
графическое насилие


Историческая справка. В 1555 году в Амстердаме Майн Корнелиус, несчастную колдунью из Роермонда, приговорили к сожжению после признания в том, что она вступила в сговор с кошками, и те приходили к ней в дом танцевать.

…Когда они приходили к Мейн в дом, было весело.
Сумерки спускались на плавные воды реки Рур и островерхие крыши домов; в домах загорались окна, а в подворотнях — кошачьи глаза. Кошки сторожко выходили из темноты, направляясь к дому Мейн, а Мейн брала старую потертую лютню и начинала наигрывать «Ох уж эти собачки» или «Дири-дири-дом». Первые две или три кошки обычно застывали под окном, прислушиваясь и пытаясь уловить ритм; Мейн нарочно выбирала медленные песни, чтобы им было легче. Потом кошек становилось больше. Все новые и новые коты собирались под стрельчатыми окнами Мейн: рыжие, белые, серые, черные — и вот уже пестрый пушистый ковер из кошачьих шубок устилал весь маленький переулок, — и тогда Мейн открывала двери и приглашала кошек внутрь.
скрытый текстТам их уже ждало угощение: Мейн никогда не скупилась на молоко для своих пушистых друзей. А когда множество маленьких мисочек пустело, Мейн снова бралась за лютню, только теперь она играла уже веселые и быстрые песни.
Плясовые…

Руки, закованные в колодки, занемели. Грязные волосы лезли в глаза, но Мейн уже не обращала на них внимания. Вчера ее полосовали бичом — втроем, целый день, палачи сменяли друг друга, бич свистел, вспарывая кожу… Сегодня раны подсохли, но стоило Мейн пошевелиться, как корка на них лопалась, и по спине, сводя с ума, начинала сочиться сукровица.
Ноги Мейн заковывать в колодки не стали — она все равно уже не могла стоять. После «испанского сапога» обе ноги у нее были раздроблены, набрякли и налились чернотой.
Мейн знала, что еще немного — и придет тюремщик, сунет ей в рот черствую корку, даст запить парой глотков несвежей воды, а потом явится отец ван Лаадер и снова начнет расспрашивать ее о «сношениях с дьяволом» и прочих ужасах. Мейн покорно отвечала на все его вопросы, хотя дикость этих вопросов пугала ее подчас больше, чем пытки и уготованная ей казнь на костре.
За собой Мейн не знала никакой вины перед Богом, кроме смерти лавочника Адденса. Сколько себя помнила Мейн, в ее доме всегда сушились целебные травы; мать то продавала средства для улучшения цвета лица стареющим купчихам, то перевязывала сломанные пальцы дюжим работникам с мануфактур, а то срывалась по первому зову и бежала принимать роды у соседок. А бабка, почти ослепшая и немощная, тайком — потому что инквизиторы не дремали — раскладывала пасьянсы и гадала на картах. Этому же с детства училась и Мейн Корнелиус, знахарка и повитуха из Роермонда. И весь маленький Роермонд, все эти рыбаки, красильщики, ткачи, купцы и менялы, слуги и лавочники, — все они знали и чтили Мейн, потому что больше не к кому им было обратиться в беде и в горести. Доктора, пользовавшие самых богатых, запрашивали за свои услуги слишком дорого, а священник мог лишь посоветовать молиться и уповать на Господа Бога, но Мейн — Мейн всегда была готова помочь за умеренную плату.
А по вечерам к Мейн сбегались кошки со всего Роермонда, чтобы потанцевать.
Когда Мейн играла грустные медленные мелодии, кошки важно скользили друг мимо друга, торжественно изгибая хвосты и прижимая уши в такт. Они шли по кругу, притопывая лапками, они покачивали головами, а при особенно жалобных аккордах останавливались и дружно пропевали: «Мяу!» Но вот медленный танец сменялся веселым и задорным — и кошки поднимались на задние лапки, помахивая передними. Свеча догорала, и лунный свет пробивался сквозь свинцовый переплет окна, и кошки лихо отплясывали на посеребренных луной досках, а их тени, трепетные и неверные, дрожали и метались по стенам, и Мейн не выдерживала: она вставала и сама начинала пританцовывать, притопывая ногой в башмаке с пряжкой.
Многие знали об этих вечерах у Мейн, а иные — особенно мальчишки, кто же не знает, что мальчишки самый любопытный народец? — даже подкрадывались по ночам к дому Мейн Корнелиус, чтобы понаблюдать за танцами кошек. И всяк знал, что если кошка заблудилась и не пришла домой, то нужно обратиться к Мейн — уж она-то обязательно найдет пропажу. Будь на месте Мейн другая женщина, кто-нибудь уже обязательно донес бы святейшим братьям доминиканцам, а те поставили бы в известность «Мировую руку»… Но кто же осмелится погубить добрейшую Мейн, единственную надежду многих жителей Роермонда? Пусть себе тешится своим невинным чудачеством — плясками с кошками!
И только лавочнику Адденсу это не нравилось.
Семья Адденсов владела небольшой бакалейной лавкой возле скульптурной мастерской господина ван Баадера. Одно время и сама Мейн покупала там свечи, мыло и пряности. Но как-то она заметила, что там продается не только бакалея, но и серебро, и шелка, и выглядели эти вещи странно. Лавочник Адденс на ее вопрос, почему он распродает старые вещи, ответил, что дела в лавке идут не лучшим образом — пришлось продать шелковую шаль и платье его матери. Но Мейн никогда не видела на госпоже Адденс ни этой шали, ни платья. Вскоре она поняла, что Адденс приторговывал краденым товаром.
Тогда Мейн резко упрекнула его — и Адденс стал осторожнее. А через месяц он явился свататься.
— Да вы, никак, не проспались после вчерашней пирушки, господин Адденс, — ответила ему тогда Мейн. — С чего бы это мне выходить за вас замуж? Вы моложе меня почти на десять лет, между прочим!
— Ты пожалеешь, — бросил в ответ Адденс, вырвал из рук у Мейн сверток — кусок шелка, который он вручил было ей в качестве подарка, и отправился восвояси.
Мейн слишком поздно поняла, что он таким образом пытался обезопасить себя. Ведь в лавке Адденсов по-прежнему сбывались краденые вещи.
Тот день был туманным, холодным и дождливым; отвратительный сырой зимний день, из тех, в которые хороший хозяин не выгонит из дому собаку, а добрый христианин — еретика. Впрочем, настолько добрых христиан ни в Роермонде, ни в Амстердаме уже не осталось: страх перед трибуналом инквизиции оказался сильнее страха Божьего. Адденс от Мейн отправился прямиком в трактир, а когда вывалился оттуда, хорошенько набравшись, уже стемнело. И вскоре послышались его отчаянные вопли — сбившись с пути, Адденс свалился в Рур.
Его, барахтавшегося в ледяном крошеве у берега, живо выловили. И, конечно, не кому иному, а Мейн Корнелиус пришлось пользовать простудившегося Адденса, хотя он оказался на редкость неблагодарным пациентом.
— Проклятая ведьма, — бранился он, приходя в себя. — Это из-за тебя я чуть не утонул! Погоди, вот поправлюсь — извещу о тебе трибунал…
Мейн побледнела.
Знахарка и повитуха всегда ходит по краю. Пока она исцеляет больных и помогает людям появиться на свет, церковь ее будто не видит. Но стоит ей однажды ошибиться — и на нее обрушатся любые казни: штраф, изгнание из города, бичевание, тюрьма... Разве что кто-нибудь из влиятельных друзей сумеет защитить бедолагу, однако на это не стоило рассчитывать: не раз перед трибуналом инквизиции оказывалась не только «ведьма», но и ее заступник. А Мейн надеяться было не на что.
Она была рыжей.
У нее был черный кот.
И по ночам в ее доме танцевали коты под напевы старинных голландских песенок…
Болезнь ли взяла верх над целительным искусством Мейн Корнелиус? Или же она случайно положила адонис и белладонну вместо мелиссы и фенхеля в отвар, которым отпаивала лавочника Адденса? Бог весть. Но брат Адденса, хорошо знавший и о его неудавшемся сватовстве, и о том, как бранила его Мейн за темные делишки, не сомневался: Мейн отравила Адденса нарочно.
…Избитую, простоволосую, в разорванной одежде, Мейн вывели из дома. Лютню прихватили с собой — как доказательство.
— Я ничего не делала! — кричала Мейн, вырываясь. — Я не ведьма, не еретичка!
— Ты вступила в сговор с кошками, женщина, — человек в коричневой сутане был недвижим и невозмутим. — Ты нечистыми чарами заставляла их плясать по ночам, и погубила немало душ…
— Неправда! Я никого не погубила!
Час был ранний, предрассветный — доминиканцы не любят действовать средь бела дня. Поэтому никто не видел, как уводили Мейн Корнелиус. И только Адденс-младший стоял в конце проулка и, злорадно ухмыляясь, наблюдал за ее арестом.
— Чертов клеветник! Будь ты проклят! — Мейн плюнула в его сторону. Губы у нее уже были разбиты, и плевок получился кровавым.
— Тьфу! Ведьма, чтоб тебя поскорее сожгли! — Адденс-младший поспешно перекрестился.
Но когда он вошел к себе в лавку, там его поджидал большой черный кот. Он сидел на любимом стуле Адденса и в упор смотрел на него. Ни крест, ни молитва, ни брызгание святой водой не помогли прогнать наглое животное. Адденс-младший даже подумал было — пусть остается и ловит мышей, хотя кошек он ненавидел. Однако кот Мейн Корнелиус не собирался ловить мышей. Он дождался, когда Адденс-младший улегся спать, и уселся к нему на грудь.
Грудь у всех Адденсов была слабая — и у отца их, и у деда, и у лавочника Адденса, и у его старшего брата. Не просыпаясь, Адденс-младший закашлялся, захлебнулся, из горла его хлынула желчь, и утра он уже не увидел.
Никто больше не видел и кота Мейн. Только коты и кошки горожан еще долго собирались к ее дому в сумерках, но напрасно ждали они, когда же зазвучит лютня и приоткроется дверь, приглашая на вечеринку…

— Я не убивала лавочника Адденса, — в последний раз, собравшись с силами, прошептала Мейн Корнелиус. — И я не губила христианские души, я не сговаривалась об этом с кошками, я не занималась блудом с сатаной…
— Срань Господня! — прикрикнул на нее глава трибунала. — Ты призналась во всем на следствии, а теперь отказываешься!
Мейн не знала, что отказ от предыдущих показаний — это смертный приговор. Когда ее привезли в Амстердам, ей даже не сказали, в чем ее обвиняют, зато продержали три дня без сна, воды и пищи, а потом пытали и били, били и пытали. Не выдержав пыток, Мейн и впрямь согласилась, что была ведьмой и даже вызывала бурю, приказывая кошкам плясать быстрее, но, придя в себя, ужаснулась…
Теперь Мейн было уже все равно. Одетая в рубашку — особую «рубашку кающегося грешника», привязанная к столбу, она стояла на городской площади, а под ногами у нее громоздились вязанки хвороста. Дышать ей было больно: переусердствовав, палач сломал ей несколько ребер. Толпа, собравшаяся поглазеть на аутодафе, выкрикивала ругательства, в Мейн полетело несколько камней.
Хворост занялся. К ногам — грязным, окровавленным, распухшим от гангрены — подбежали огненные языки, похожие на рыжие кошачьи хвосты. Они тронули почерневшую кожу, мгновенно взявшуюся волдырями, пламя затрещало, волдыри начали лопаться. Вот и подол вспыхнул, и затрещали свалявшиеся, слипшиеся от крови волосы, спускавшиеся ниже пояса…
Боли Мейн не почувствовала. Ее заплывшие от побоев глаза уже закрылись, и ей казалось, что к ней ластятся рыжие кошки. Трутся о подол рубахи, потом встают на задние лапки, покачивают головами, кружатся, мяукают в такт. Мейн подняла голову и запела «Дири-дири-дом».
И протяжным печальным «мя-а-а-у» ответили ей из всех закоулков кошки Амстердама.

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

Выросшие

Выросшие
Очередной горестрочник. Досталось под горячую руку Муми-троллям и Скайриму.


Муми-мама с умилением смотрела, как Муми-тролль собирает рюкзак.
Сам. Без ее помощи. Разумеется, она сунет ему баночку земляничного варенья и мешок печенья на дорожку, но все остальное он собирает сам. Основное место в рюкзаке занимали книги. скрытый текстОдну из них, помнится, принес ему Снусмумрик в подарок на день рожденья – он нашел его в каирне Погребальный Огонь, остальные Муми-тролль обнаружил в запертом мамином шкафу. Сейчас Снусмумрик слонялся за дверью вместе с Лидией, своим хускарлом, позвякивая мечом и давно сменив зеленую шляпу на рогатый шлем, и ждал, когда же Муми-тролль наконец выйдет.
…Вот уже третий год Муми-тролль заводил разговоры о том, что ему надо бы отправиться на учебу. Он даже решил, куда именно – случайно освоенное заклинание размораживания Морры натолкнуло его на эту мысль. Муми-папа его не то чтобы одобрял, но решающим стало слово Муми-мамы: она отпустила сына только тогда, когда сама обучила его кое-каким базовым навыкам.
– Ты запомнил, как туда дойти? – в десятый раз спрашивал Муми-папа. Сейчас, разом постаревший и растерявший всю свою самоуверенность, будто обмякший, он топтался на пороге комнаты Муми-тролля и никак не мог насмотреться на сына.
– Конечно, папа, – улыбался в ответ Муми-тролль. Он немного вытянулся и похудел, и Муми-мама с болью подумала, что там, куда он идет, можно поесть только в унылом «Холодном очаге».
Снаружи донеслось хихиканье Малышки Мю.
– Осторожнее, – строго сказал ей кто-то, видимо, Снусмумрик.
– Между прочим, я старше тебя! – продолжая хихикать, ответила Малышка Мю. – И меня еще ни разу не ловили! А теперь у меня заказ от самой Векс, это повышение!
– Тебе просто везет, потому что ты маленького роста – легче лазить по чужим домам, – рассмеялся и Снусмумрик.
Муми-тролль в последний раз обнял Муми-папу. И Муми-маму.
Та смахнула слезинку.
– Передавай привет Фаральде, – шепнула ему на ушко. – Когда я была Архимагом, мы с ней очень дружили…
– Обязательно!
На выходе Муми-тролль задержался. У калитки стояла фрекен Снорк.
– Удачи тебе, – произнесла она.
– Удачи, – он глупо улыбнулся. – Ой, тебе так идет этот доспех! И шлем, и капюшон… просто шикарно оттеняет твою челку…
– Правда? – она расцвела.
Муми-мама подождала, пока затихнет стук копыт.
Туу-Тикки вышла из своей купальни.
– Думаешь, в Винтерхолде он научится большему, чем у тебя? – спросила она.
– Думаю, да, – вздохнула Муми-мама. – Нынешние Архимаги знают больше, действуют быстрее… Надеюсь, ты больше не будешь устраивать фалмеров на проживание в моей печке, Астрид?
– Ты сама его не выгнала!
– Жалко стало. Я ведь помню, какими они были – снежные эльфы.
– Я помню и то, какими были мы с тобой, когда мой Арнбьорн был еще жив, а я возглавляла Темное Братство, – вздохнула Туу-Тикки. – А теперь его, может быть, возглавит фрекен Снорк. Совсем недавно в братстве, а уже лучший из моих ассасинов.
– Многообещающая девица, – согласилась Муми-мама. – Да, кстати! Ты не в курсе, кто провел Темный Ритуал на Гафсу?

Санди Зырянова, блог «Дупло козодоя»

Мы все одолеем!

А не одолеем, так хоть наорём...


Лучшее   Правила сайта   Вход   Регистрация   Восстановление пароля

Материалы сайта предназначены для лиц старше 16 лет (16+)