Свежие записи из блогов Санди Зырянова

По мотивам серии романов "Институт Экспериментальной Истории" Владимира Свержина. Написано частично по заявке "А пусть Вальдару и Лису дадут задание спасти Орден Храма от Филиппа Красивого"

Ретинг: Р
Шоссы — разъемные штаны.

Высокий человек в мантии инквизитора буквально волок по узким, скользким от грязи и от времени тюремным коридорам заросшего чумазого узника. На бедолаге все еще сохранилось нечто вроде камизы: условно-белой, с нашитым на нее линялым красным мальтийским крестом, а седая свалявшаяся борода помогала опознать в узнике рыцаря-тамплиера.
скрытый текстУвы, годы славы и могущества Ордена безвозвратно прошли. И если в Испании или Португалии большинство тамплиеров были оправданы и влились в ряды других рыцарских орденов, то французским братьям не повезло. У старого тамплиера, которого увлекал за собой инквизитор, выбор был невелик: или пожизненное заключение, – в колодках, в грязи, на черствых корках и воде в окружении наглых тюремных крыс, или костер.
Узник глухо застонал, шатнулся и оперся о сырую каменную стену. Страшные исчерна-багровые полосы и пятна на его теле, видневшиеся в прорехах камизы, легко объясняли эту слабость.
– Дедуля, – озабоченно обратился к нему инквизитор, поблескивая зелеными глазами, – шо ты мне тут стонешь? Шо-то мне не верится, что тебе жизнь уже не нужна. Я ж по глазам вижу, шо она дорога тебе как память!
– Святой отец, куда вы ведете этого… – начал было тюремщик, удивленно наблюдавший за странной парой, но инквизитор не дал ему договорить:
– Дружаня, тебе сказочку про любопытную Варвару мама в детстве не рассказывала? Так вот, объясняю черным по-латинскому: я перевожу этого святотатца-рецидивиста в нижние камеры! По приказу лично Гийома де Ногаре!
– Лис, – удивился и Вальдар на канале связи, – какие нижние камеры?
– А пес их знает. Я их только что сам придумал. Главное, шо этот фуцик отстал.
Главным было не это, и Вальдар хмуро оценивал ситуацию. Времени у них было в обрез: утром должен был начаться процесс, на котором трое посланных папой кардиналов зачитали бы приговор о пожизненном заключении. Во всех сопредельных мирах этот процесс кончался одинаково: Жак де Моле, великий магистр Ордена, и Жоффруа де Шарни, приор Нормандии, резко опровергали признания, сделанные под пыткой, и в тот же вечер отправлялись на костер, как и – чуть позднее – еще пятьдесят четыре их товарища. Но именно в этом сопределе казнь тамплиеров не устраивала отдел разработки ИЭИ…
Лис подхватил под мышки начавшего терять сознание узника и обратился к тюремщику:
– А скажи-ка, дружаня, раз ты такой любопытный, шо аж нос едва не потерял… Где сидят Жак де Моле и этот, как его, Шарнир?
– Н-не могу знать, – смущенно пробасил тот. – Мы их по номерам запоминаем.
– Шо, у каждого свой номер на рукаве? Как в Майданеке и Дахау?
Тюремщик понятия не имел, где находится Дахау: он ощупывал свой нос.
«Черт, – подумал Вальдар, отлично слышавший этот короткий диалог. – Мы не сможем слишком долго здесь торчать, не вызывая подозрений, а искать этих двоих наобум – уйдет уйма времени…»
На нем тоже висел – в прямом смысле слова, беспомощно болтая ногами – истерзанный пытками человек. Правда, это был сам Жоффруа де Гонневиль, один из высших иерархов Ордена. Но на его спасение заказа не поступало…

***
…С первого взгляда камера могла показаться пустой. Тесный, грязный, зловонный каменный мешок с кучей прелой соломы в углу и крохотным зарешеченным оконцем под потолком, в который не могла заглянуть ни полная луна, как сейчас, ни солнце. Разве что комары залетали, добавляя мучений и без того исстрадавшимся узникам.
Солома в углу зашевелилась, и из нее с трудом выбрался человек.
Брат Беренгар дю Пюи не застал ни штурма Сен Жан д’Акр, ни защиты Берофы, ни прочих героических деяний тамплиеров последних десятилетий: он был слишком молод. Он родился тогда, когда Святая Земля уже была безвозвратно потеряна. Но служение Богу, причем служение мечом, а не молитвой, привлекало его год от года все больше, и двадцати лет от роду юный рыцарь принял одеяние Храма…
Сейчас он нимало в этом не раскаивался, только размышлял, следовало ли ему признавать все обвинения, или же он повинен лишь в одном преступлении? Сам-то брат Беренгар не чувствовал себя виновным ни в чем. Осквернение креста? Ему при посвящении в Орден велели плюнуть на крест. Беренгар отказался. Как он позже понял, это было чем-то вроде испытания. Поклонение Бафомету? Боже милосердный, да брат Беренгар слыхом не слыхал ни о каком Бафомете! Может, речь шла о Магомете?
Потом, правда, выяснилось, что речь шла о реликварии – серебряном сосуде с четырьмя вычеканенными на нем диковинными лицами, который лет двести назад подарил Ордену какой-то безымянный жертвователь вместе с комплектом новгородских доспехов. На рынках Новгорода такие сосуды продавались десятками – были бы деньги их купить.
Тело вытягивалось на дыбе – методично, один за другим, переломанные пальцы на руках сводила судорога, раны от бичевания на спине вскрывались и кровоточили, напрягались и хрустели сухожилия…
– Нет! Я… не покло… нялся… Никто… не… заставлял меня… – хрипел брат Беренгар, кусая и без того разбитые в кровь губы, но ему не верили.
Ногу сжимал испанский сапог – сжимал от души, так, что кожа лопалась и слезала с сочащегося сукровицей мяса, кости хрустели, дробясь…
– Я не… плевал… это… испытание, это было испытание, – выдавливал брат Беренгар отчаянные слова, захлебываясь нерожденным воплем.
Раскаленный обруч надвигался на лоб, и брат Беренгар больше не мог сдержаться – кричал, сам пугаясь и своего хриплого крика, и запаха горелого тела и волос, и дикой, нестерпимой боли. Кожа взялась водянками, побагровела, а в местах соприкосновения с металлом – обуглилась.
Брат Беренгар так и не сказал ни слова. Только кричал, потому что третьим обвинением оказался содомский грех.
Брат Франсуа был комтуром в их отряде…
Беренгар восхищался им с самого первого дня. Восхищался тем, как ловко этот белокурый гигант орудует мечами и тяжеленными фальшионами, ловко крутя ими классическую фрезу. Тем, как умело он управляется с эспадоном. В любом рыцарском войске Франсуа де Бриссо был бы исключительно joueurs d'épée à deux mains – воином двуручного меча, но в Ордене он умел все.
И сражаться вовсе без оружия – приемами шоссона или савата брат Франсуа владел мастерски. И метать сарацинские ножи так, что сами сарацины не сумели бы лучше. И врачевать переломы и раны он тоже умел. Однажды Беренгару довелось испытать его умения на себе…
Светлые волосы, обрезанные – по Уставу – до плеч, защекотали Беренгару щеку, и большие, сильные, добрые руки ощупали предплечье, проворно удаляя наконечник вонзившейся стрелы; Беренгара обдало теплом могучего комтурского тела, он даже выдохнул, а брат Франсуа покосился на него своими внимательными серыми глазами и скупо улыбнулся.
Вот тогда-то Беренгар и понял, что готов на все, лишь бы еще раз увидеть эту улыбку. Но улыбка тамплиера – слишком редка, словно небесное сияние над Парижем. Суровый Устав не велел рыцарям ни развлекаться, ни шутить.
А еще как-то раз им довелось искупаться в Сене перед закатом. Исподнее – тонкий лен – плотно облепило тела, но брат Беренгар ничего не замечал, кроме брата Франсуа. Стоял, блаженно улыбаясь, и не мог отвести глаз от рельефных бицепсов, проступавших сквозь мокрую ткань, от широкой спины и плеч… Брат Франсуа зачем-то наклонился – и брат Беренгар вспыхнул при виде его упругих бедер, на которых натянулись шоссы. И отвернулся бы, но как тут отвернешься…
Комтур рыкнул своим зычным голосом «выходим, братие, пора в трапезные палаты!», и тут брат Беренгар спохватился – его грешная плоть выдала себя самым постыдным образом, и поспешил закрыться ото всех, прижав к паху свернутый плащ.
Был и третий раз, о котором брат Беренгар вспоминал со сладким смущением и неизбывным чувством вины. Ибо увидел то, что не должно было видеть никому…
Тогда уже стояла ночь, и братия разошлась по своим дортуарам. Из-за приоткрытых дверей доносился молодецкий храп, тускло чадили лампы, согласно Уставу освещавшие ночные покои рыцарей. А брат Беренгар лежал без сна, вглядываясь в закопченные балки потолка, и думал, сам не зная, о чем. О том, как было бы хорошо мчаться с братом Франсуа на одном коне, обняв комтурскую талию и прижавшись к его широкой спине. И о том, что брат Франсуа все-таки выделяет его, часто хвалит, показывает особые приемы боя на мечах – как у каждого рыцаря, у него были свои «домашние заготовки» и хитрости. И о том, какой у брата Франсуа красивый низкий, глубокий голос…
Внезапно раздался едва уловимый, на грани слышимости, стон. Беренгар насторожился: стон, как показалось ему, шел из покоев комтура. Долго, томительно долго все было тихо, потом еле слышный стон повторился. И тогда Беренгар тихонько на цыпочках прокрался к двери, где спал брат Франсуа.
Но он не спал. В щелку Беренгар видел, что Франсуа возлежит на своей кровати, прикрыв глаза, в бороде его хоронится странная, русалочья какая-то улыбка, щеки даже в неверном свете лампы раскраснелись, и красив он так, что у Беренгара у самого перехватило дыхание. А ладонь его, эта широкая добрая ладонь, ходит вверх-вниз, что-то трогая на уровне паха, – и тут Беренгар наконец-то разглядел, что именно она трогает…
Член у Франсуа был… комтурский. Большой, твердый, бледный, с нежно-розовой манящей головкой и белокурыми завитками волос вокруг мощного ствола. От ритмичных прикосновений руки он вибрировал, вздрагивал, головка поблескивала от выступившей капельки, и Беренгару жгуче захотелось самому взять эту роскошную плоть в руку, и гладить, и ласкать, и двигать ладонью вверх-вниз. Его собственный член напрягся – до боли, еще сильнее, чем тогда, на берегу реки. Беренгар закусил губу и, воровато оглянувшись, прижал пальцы к своему паху и неумело задвигал ими. В ушах шумело, перед глазами плыли багровые пятна, и вдруг Франсуа содрогнулся, пальцы его босых ног поджались, с губ сорвался все тот же легкий стон, а на руку ему выплеснулась густая белесая жидкость.
Теперь не было и дня, чтобы брат Беренгар не вспоминал эту ночь. И широкую ладонь, и беловатые брызги на ней, и раскрасневшиеся щеки…
Правду ли он сказал дознавателю инквизиции, что никогда не впадал в содомский грех?
Впрочем, это уже не имело никакого значения. Брат Беренгар знал, что не выйдет из этих застенков живым.
Внезапно снаружи, из-за двери, послышался шорох, за ним – шум падающего тела, и рослый мужчина в мантии инквизитора ворвался в распахнувшуюся дверь.
– Ох ты ёкарный бабай, опять не тот, – вздохнул он. – Матерь Божья, за что? Ладно, болезный, поднимай седалище. Идти-то хоть сможешь?

***
Вальдар тронул крест на груди, активируя связь.
– Лис, – без обиняков сообщил он, – я нашел Жака де Моле.
– Отлично, капитан. Давай отыщем еще этого Шарнира – и валим.
– У меня тут еще… – замялся Вальдар.
– Капитан, что я слышу? Ты решил спасти все пятьдесят шесть тамплиерских рыл, которым уготована сковородка? А в ад спуститься, чтобы не дай Бог там праведники среди грешников не затесались, ты не намерен случайно? Хотя, – тут голос Лиса на канале связи стал лукавым, – если мы спасем их всех, то это можно подать на блюдечке как знамение свыше. Типа, Господь открыл двери своим верным лыцарям, ля-ля за тополя… Тем более, нам немного и спасать осталось. Кто у тебя там, говоришь?
– Кроме самого великого магистра? Какой-то Ангерран де Мильи, шевалье де Пари и… – Лис услышал, как загрохотала очередная открывающаяся дверь, мысленно посочувствовав очередному оглушенному тюремщику, – о, еще один! – после паузы Вальдар переспросил что-то и сообщил Лису: – и еще комтур Франсуа де Бриссо.

Начал читать Грэма Грина "Меня создала Англия". скрытый текстНе очень нравится стиль повествования. Он как будто вязкий, не динамичный, хотя динамики в самом сюжете достаточно. Всегда интересны мелкие подробности, которые характеризуют и персонажей, и вообще жизнь, быт и систему ценностей общества, которое описывается. Женщина сидит в кафе? - ну конечно, она ждет любовника. И всем вокруг страшно интересно, какой же он, этот любовник. Школьные галстуки. И так далее...
А по сути - грустная, в общем, история, даже более чем. Брат и сестра, близнецы, хорошо показана их близость. Сестра упорно работает и чего-то добивается, брат, в сущности, паразит, мелкий аферист и проходимец, искренне не понимающий, почему ему не доверяют и не хотят покупать у него испорченный чай.
Посмотрю, как дальше дело пойдет.

Зачел Ника Кайма "Смертельный огонь".
скрытый текстВнимание, на арене цирка соревнование по упоротости. Нам предлагают, похоже, восхищаться Нумеоном. Ну да, есть чем, в общем-то. Только если отбросить восхищение его стойкостью и преданностью, то в сухом остатке: взвалил на подчиненных груз своих психотравм; потащил их на Ноктюрн, на верную гибель; когда его корабль по непонятной причине спасли и выбросили к Терре, где он был нужен не меньше, чем в Макрагге, развернулся и шуганул обратно на Ноктюрн, чтобы уж наверняка, так сказать. Еще и на Жиллимана батон крошит.
Ну ладно, у него все получилось. Хотя бы было ради чего рисковать и погибать. Но он об этом уже не узнает.
Что до остальных, то в составе антагонистов имеется капитан Рак. Это все, что нужно знать об участии Гвардии Смерти в повествовании.
Бартусу Нарека, в общем, жалко, хороший мужик, но до того у него жизнь мотузяная, что я бы его добила из милосердия. Чтоб не мучился.
Драконы клевые!

Взволнованный Довакин прохаживался туда-сюда по Драконьему Пределу. По его расчетам, Одавинг должен был уже прилететь.
Огромный драконище с тремя головами спикировал прямо на него.
– Гой еси, богатырь, – сказала одна голова.
– Пшел отсюда, козел, – добавила вторая.
– Стой, дурак! Сказывай, где царевна, – вякнула третья.
скрытый текст– Так мне гоить, идти или стоять? – спросил стражник, крутившийся у Довакина на подхвате, и на всякий случай добавил: – Мне прострелили колено! Я инвалид дороги приключений!
Слова дракона он принял на свой счет, потому что весь Вайтран считал его козлом.
– Царевна где, я спрашиваю? – проревели хором все три головы и обернулись к Айрилет. – Ты, что ль? Ну давай, залезай. Живо, говорю, залезай, коза!
– Вот я тебе сейчас покажу козу, – рассвирепела Айрилет и вскинула лук на изготовку. – Какая я тебе царевна, тупое животное?
– Фус Ро Да! – вставил свои пять копеек и Довакин. Дракон шмякнулся вниз и у самой земли затормозил крыльями. Вокруг него закружилось существо, в Скайриме не виданное доселе: старушка в платочке, в летающей бочке и с метлой.
– Ить и правда тупой, – заругалась она. – За дело тебя обматюкали!
– Эй, – крикнул сверху Довакин, – Одавинг! Лети сюды, дело есть!
– Опять обзываешься, богатырь поганый, – обиделись внизу. – Сам ты Одавинг!
– А… где Одавинг?
– А почем мне-то знать? Мне царевну похитить надо!
– Дурак, – продолжала ругаться старушка, – не сюда лететь надо было! Нам за тридевять земель в тридесятое царство надо! GPS-навигатор почини сперва, балда!
Переругиваясь, странный трехголовый дракон и бабка отбыли в свое тридесятое царство.
– Это они в Атмору, что ли? – растерянно спросил ярл Балгруф.
– Да уж не в Скулдафн, – подтвердил Одавинг, присаживаясь на парапет. – Там царевны отродясь не бывало.
Довакин обнял его за шею одной рукой, второй привлек к себе Айрилет, и они слились в когнитивном диссонансе. И если бы они знали, насколько фраппированы были Змей Горыныч и Баба-Яга, это бы их вряд ли утешило.

"Давин. минерал группы нефелина, встречается в виде мелких водяно-прозрачных кристаллов гексагональной системы в пустотах лав Везувия"... Э... Мых вообще-то не хотел этого знать ))
"Инструкция по применению препарата Хорус" - этого я тоже не хотел знать. Я вообще другое искал! И думал, что Яндекс уже привык к моим запросам и не выдает мне бесполезные инструкции по применению, я ему что, один из Восьми?
Но ближе к теме.

Мыху захотелось сформулировать, а что же является настоящим хоррорным каноном. "К фильмам ужасов относят фильмы, которые призваны напугать зрителя, вселить чувство тревоги и страха" - вот так определяет жанр википедия.
скрытый текстТак вот, в понятие хоррора входят не только тексты / фильмы / арты - я буду о текстах, потому что меня это интересует в первую очередь, - так вот, не просто тексты, которые пугают. Напугать может, например, триллер. Триллер на это и рассчитан. Но основа триллера - это атака и борьба с чем-то или кем-то превосходящим и непреодолимым, но реальным или вымышленным, но реалистичным, вроде Кинг-Конга. Например, с крупным хищником. С преступником. Триллер с преступником отличается от детектива тем, что в нем не распутывается преступление, не осмысливаются улики и показания экспертов, не проводятся допросы и т.п. - в нем идет прямое противостояние. Бандита надо поймать и обезвредить. Поджанр триллера - литература катастроф. "Аэропорт" Хейли, в общем-то, сюда же.
Основные признаки хоррора следующие.
1. В хоррорных канонах всегда действует сверхъестественное или необъяснимое. От персонажей фольклора и мифологий, из которых особо популярны вампиры и зомби, до собственного креатива. У этого необъяснимого, каким бы оно ни было, есть общее свойство: оно эксплуатирует страх перед смертью и перед небытием - раз, и перед неизвестностью - два. Об эротизации некоторых определенно смертоносных НЕХов поговорим потом, изначально те же вампиры не были ни эротичными, ни приятными даже на вид, и в хоррорной традиции это сохраняется.
2. Классический хоррорный ход - это протагонист с реалистическим способом мышления, обычный "маленький человек" или человек образованный, но не заточенный под стычки с Необъяснимым. Распространенный сюжетный троп - сам ГГ видит, что происходит что-то не то, но или сам себе не верит, или не может убедить в этом окружающих. Газлайтинг в хорроре появился гораздо раньше, чем мы заговорили об абъюзе. Еще один распространенный троп - ГГ случайно суется в места обитания НЕХов, случайно их обнаруживает или нечаянно будит из-за любопытства. Иногда первое и второе сочетается, и мы получаем ученого, нечаянно разбудившего что-то ужасное.
3. У протагониста, как правило, нет действенных реальных средств борьбы с Необъяснимым. Даже если он вооружен обычным оружием или физически силен, с НЕХом он просто так не справится. Во многих, особенно основанных на фольклорной традиции, текстах идут в ход магические средства. Особую изюминку придает и то, что эти средства не всегда действуют.
4. Самый характерный художественный прием - это саспенс. В триллере можно живописать, как злой волчара сожрал жертву, выпуская ей кишки, так, что и ФБ-рейтинг не придерется. В хорроре куда важнее создать ощущение неопределенности, предчувствия опасности, неуверенности, почвы, уходящей из-под ног. Ты знаешь, что что-то случится, но не знаешь, откуда ждать беды и почему она должна прийти. Это именно то чувство, которое не даст тебе уснуть ночью и которое мешает лишний раз сунуться в запертый шкаф.
5. Еще хоррор может эксплуатировать тему сумасшествия и какие-либо фобии, преувеличивая их до чудовищных масштабов. Гипербола - отличный прием для этого.
6. И еще. В хорроре почти всегда открытый финал. Но построено все так, что на ХЭ рассчитывать не приходится. Убить антагониста и вздохнуть с облегчением можно в триллере, можно в экшне, но не в хорроре. И даже если ХЭ все-таки наступает, то ГГ - и читателя вместе с ним - должно мучить ощущение необъясненности и тяжелые воспоминания.

Знаете, что?
"Комета прилетает" Туве Янссон построена в точности по этим принципам. Разве что ХЭ мешает, но все-таки детская книжка.
Многие сказки Андерсена - чистый хоррор, только мягкий.
Русская классика баловалась хоррором с явным удовольствием. Баллады Жуковского, например. Особо рекомендую "Страшную месть" Гоголя и "Призраков" Тургенева, а "Упыря" Толстого, по-моему, читал любой поклонник жанра. Для любителей пощекотать нервы гиперреализмом - "Спать хочется" Чехова.
Не знаю, почему редко упоминается "Агасфер" Эжена Сю, интересная ведь книжка. И - хоррор. По мне, по-настоящему жутких моментов немного, но есть.
Гофман? Гауф? Кафка? Элджернон Блэквуд? Некоторые романы Вальтера Скотта? Некоторые рассказы Брэдбери, в частности, "Ветер"? Не очень известная - а зря - Энн Рэдклифф? Мэри Шелли упоминать не будем, ее с "Франкенштейном" и так все знают.

Да, собственно, зачем мне нужен был Давин...
скрытый текст«Локен с удовольствием прислушивался к дружеской перепалке морнивальцев, и их уверенные голоса вкупе с тишиной, царившей на спутнике Давина, немного развеяли его тревоги по поводу произошедших в природе изменений. Он вытащил увязшую в грязи ногу и сделал еще шаг вперед, но на этот раз под сапогом что-то хрустнуло. Опустив взгляд, он увидел под слоем воды какой-то округлый зеленовато-белый предмет.

Локену даже не потребовалось его переворачивать, чтобы понять, что это череп, едва прикрытый лохмотьями полусгнившей кожи. Вслед за черепом из глубины показались лопатки, и между ними под слоем позеленевшей плоти виднелся столб позвоночника.

Разлагающийся труп всплыл и перевернулся на спину, и Локен поморщился при виде невидящих глазниц, забитых илом и водорослями. Едва он отвел взгляд от гниющих останков, как заметил, что из трясины поднимаются еще несколько трупов, очевидно потревоженных тяжелой поступью титанов.

Локен отдал приказ своим воинам остановиться и снова включил канал связи с командирами рот, а из болота все продолжали подниматься на поверхность сотни гниющих тел. Серая безжизненная плоть еще кое-где оставалась на костях, и мертвые конечности шевелились от каждого шага титанов.

– Это Локен, – произнес он. – Мы обнаружили какие-то тела.

– Это люди Тембы? – спросил Хорус.

– Пока не могу сказать, сэр, – ответил Локен. – Они почти полностью сгнили, так что трудно определить принадлежность. Сейчас постараюсь разобраться.

Он забросил болтер за плечо и наклонился, чтобы вытащить из воды ближайший скелет. Оказалось, что раздувшаяся, гниющая плоть служила приютом целому гнезду отвратительных червей и личинок. Конечно, кое-где сохранились еще и обрывки мундира, и Локен попытался стряхнуть с плеча прилипшую грязь.

Под слоем грязи и слизи обнаружилась нашивка, на которой виднелась цифра 63 на фоне оскаленной волчьей головы.

– Да, это Шестьдесят третья экспедиция, – доложил Локен. – Это солдаты Тембы, но я…

Ему не удалось закончить фразу – почти разложившееся тело внезапно поднялось из воды и сомкнуло костлявые пальцы на его горле, а глазницы трупа вспыхнули зеленым пламенем».

Какая милая цитата. Мои со-культисты уверены, что это не хоррорный канон.

Факт тот, что понятие классического хоррора не ограничивается работами Брэма Стокера, По, Лавкрафта и Кинга. А, еще Дина Кунца, которого я не очень люблю.
Со своей колокольни - обещаю пугать от души, насколько хватит моих скромных талантов. Мых я или не Мых?

Прнс еще Саши Кладбище

* * *
Нет ни строки к прекрасной даме. Страниц не возбуждает хруст.
дальшеЯ не пишу. Уже годами. И не испытываю грусть.
Но, вроде, нужно оправдаться… Как рассказать об этом всем?
О том, что после медитаций писать не хочется совсем?
О том, что в пустоте звенящей, где остановлен диалог,
Ты знаешь: слог – ненастоящий, и рифма каждая – подлог?
Так, подводя свои итоги, теперь могу сказать одно:
Писать есть смысл лишь о Боге. Но всё написано давно.
Короче, вот моя телега, как рифмоплёта от сохи:
Когда ты усмиряешь эго – тогда кончаются стихи.

* * *

Все реки, горы и барханы сошлись в один большой поток.

Я воин старшего аркана, но заблудившийся чуток.
Я клетку отмеряю шагом. С альтернативами знакóм:
Кем быть – отшельником и магом, а может, просто дураком?
Ты видишь — я и ночь, и утро смешал в один большой флакон.

Откуда у буддистской сутры такой тюремный лексикон,
где я – смотритель и смотрящий – и тот, за кем они глядят?
Накал страстей – для драмы вящей герою предназначен яд.

Но ветер свеж, и воздух звонок, и свод небесный голубой,
И вот, мой внутренний ребенок выходит на последний бой.
Он улыбается неловко и приставляет ствол к виску…

Я дерево, и я верёвка, и я – висящий на суку.

+ + +

Идём вперёд.
Ты по привычке ноешь,
ты всё еще напуган и сердит.

Закрыв глаза, ты бóльшее откроешь.
Последний выдох нас освободит.

В великом Ничего, пустом и черном,
ты воссияешь, целый мир любя,
И сны твои, подёрнутые дёрном,
однажды станут явью для тебя.
И упадёт туманная завеса,
и запоют под небом провода.

И твой костёр зажжётся в чаще леса,
И не погаснет больше никогда.

Дракон Смог Ужасающий, с трудом регенерировав после стрелы Барда Лучника, уютно свернулся в коконе и спал, всеми принимаемый за большой округлый валун. Внезапно его резко и бесцеремонно растолкали.
– Аыыыхх… – зевнул Смог и на всякий случай попытался грозно рыкнуть: – Я Смог Ужа…
скрытый текстОн хотел сказать «Я Смог Ужасающий, кто ты, о смертный, дерзнувший нарушить мой покой?», но его перебили:
– Ты смог ужа? Но… как, Карл?
Огромный и еще более ужасный, чем сам Смог, дракон уставился на Смога своими холодными глазищами.
– Я Смог, а не ужа, – обиделся Смог, – зовут меня так. Ужа мне слишком мало, шоб понравилось. Шо такое? Золото не отдам, – опасливо предупредил он.
– Какое золото? Ты что, намерен продать первородство за золото? – разгневался второй дракон. – Вставай, брат дова, время не ждет!
– Уже встал, – выдохнул Смог, понимая, что снова заснуть не удастся. Второй дракон тем временем достал камень, на котором любопытный Смог разглядел надпись «Карта захоронений драконов», и начал отцарапывать когтем:
– Так… У Всадников Перна был, в Земноморье был, в Камелоте был, Беззубик сам объявился... у Гайд Варс был, в русских сказках у Змея Горыныча был… Варкрафт вычеркиваю… Осталось Эрагона с Сапфирой разбудить.
– За… зачем? – не понял Смог, совершенно сбитый с толку. – Шо сдохло в Средиземье, шо мне опять не дают жизни? И при чем тут та Сапфира, шо с Эрагоном?
– Макси кто-то должен писать? – возразил второй дракон.
– Она напишет такое, шо еще никто не видел, и все Средиземье будет за это говорить, – вздохнул Смог. – А что ты за фраер, уважаемый, шо разбудил меня ото древнего сна?
– Алдуин я, – фыркнул дракон. – Кто еще может пробуждать драконов? Так, вставай и принимайся за работу, челлендж на носу. Напишешь аналитику «Пони из-под гнома: вкус, запах, процентное содержание витаминов в поджаренном виде». Все, я полетел!
Он взмахнул крыльями и взмыл в воздух, ворча: «В последний раз копетаню на ФБ… Лучше бы я залег в гамак, чем пробуждать этих рыбодебилов да еще терпеть этот скотский бартер от Довакина!»
Смог Ужасающий сел на хвост.
– Шлимазл, – горько сказал он вслед капитану. – Алдуин, куда же ви? Я таки не понял, шо это должно быть, сколько слов и на когда!

Зачел "Не ведая страха" Абнетта.
Жуткая и трагическая вещь. Отлично передано вот это ощущение массаракш - мир переворачивается, не знаешь, кому и во что верить, все, на чем стоял, уходит из-под ног, остается только боевое братство. скрытый текстХотелось в финале пожать руку всем протагонистам.
Я говорил, да, что Абнетт пишет отменное чтиво для активизации всех долей головного мозга? Люблю такое - вроде бодрое и динамичное, но на самом деле требующее постоянного обдумывания прочитанного. Книжки, с которыми ведешь диалог в процессе чтения.
...вот Инсайд ворчит - плохо, плохо в настоящем времени. Плохо, когда оно не подходит к общему художественному замыслу. Когда нужно показать стремительно развивающиеся события, за которыми не поспеваешь думать в прошедшем, оно в самый раз. Хотя до Абнетта такие штуки - целый толстый роман в настоящем без потери динамики - удавались только Ремарку, по-моему.
Обычно войну показывают как непосредственные боевые действия. Читателю так интереснее, по мнению авторов. А в этой книге показан процесс подготовки - колоссальные действия по организации, логистике, координации... и оно не менее интересно написано, чем непосредственное болтерпорно, хотя и этого хватает. Даже мне хватило )
Я еретик, или Жиллиман действительно более годный руководитель, чем сам Император?

Сейчас принялся за "Остров дельфинов" Кларка. Годный писатель. Учитывая мое почитание китообразных - самое то.
скрытый текстЧем-то напомнило советскую фантастику. Вот, знаете... когда все хорошо, а то, что плохо, решается. Люди живут в мире, войн нет, насилия нет. Есть тетя, которая не очень-то добра, но в пределах терпимого и вообще нужна для завязки. Есть добрый русский профессор. Есть дельфины, которые оказываются разумными и просят помощи в борьбе с косатками, есть косатки, с которыми вполне можно договориться. Читать интересно.
В 60-е годы верили в разум.
Хотя тот же Кларк в другой повести внезапно заявляет: вот, для женщины чувство значит куда больше, чем для мужчины. В нашей культуре - может быть, потому что из каждого утюга "любовьлюбовьлюбовь, секссекссекс, отношенияотношения". Но Кларк пытается показать нам ДРУГУЮ культуру. Отличную от земной. Да, там люди, но эти люди давным-давно покинули Землю, они живут в свое удовольствие на другой планете, и... и опять замуж, опять дляженщинычувствоглавное... и да, опять "выйду замуж - не буду голодать".
Блин. Стоит ли доживать до 2700 года, чтобы опять услышать: ты кусок мяса, способный только на любовь к мужчине и вне этой любви не имеющий никакой ценности?
Дайте мне мои 40-тысячные и мой гримдарк. Уж лучше умереть, но полноценным человеком.

А я купил журнал "Макрагге" - там тоже хорошо,
Там товарищ Жиллиман, там все как у нас,
Там все идет по плану!

Прости, Егор.
Это Мых зачел "Забытую империю" Абнетта и опять имеет сказать разное, от серьезного до веселого.
скрытый текстВ самой книге веселого мало. Но... тот неловкий момент, когда ты считал Ультрадесантников оплотом здравого смысла и ответственного поведения, а они на инфопланшет плюются.
Регентство, которое Жиллиман и Лев перебрасывают друг другу, как горячую картошку, и вдруг - бац! - Сангвиний! вот на кого мы это навесим! А Сангвиний стоит, понурив крылья, и понимает, что не отмажется, но...
Отношения с наблюдателями из 6-го - самый забавный момент. Что ни говори, а восхищаться честностью и прямодушием человека, который прямо сказал, что намерен следить за тобой и попытается убить, если что-то заподозрит, - это надо быть очень... мудрым. И да, я вообще равнодушен к лав-стори, тем более по этому канону, но Жиллиман/Фаффнр Бладброднир почитать не откажусь.
Похмелье после ужина со стаей отдельно доставило. Ну... хороший Легион, и мьод у них интересный? Сама стая прекрасна от и до.
Чтобы использовать технологии ксеносов, временно приостановить императорский приказ и принять на службу человека из легиона предателей, тоже надо иметь незаурядную гибкость, однако.
Еще. Почти в каждой книге рядом с примархами оказывается сильный женской персонаж. Иногда даже не один. Лотару Саррин в моем сердце никто не затмит, но камерарий Ойтен тоже роскошна. "Госпожа камерарий очень мала, как она может быть надоедливой?" (с)
Выпендреж двух братьев друг перед другом - тоже момент из моментов.
Чертовски жаль Вулкана. И в какой-то момент стало жаль Жиллимана - когда к нему явились Альфарии под личиной своих. Он так чисто по-человечески был рад им, сочувствовал, и вдруг такое.
По поводу Керза. Одного не могу понять. Император отлично знал, что творят его и 12-й легионы. Почему допустил?

Что, по-моему, так и осталось недораскрытым, так линия Кабала и Джона Грамматикуса. Абнетт всегда вводит много сюжетных линий и много течений.

На очереди Азимов. Удивительно, но я еще не все у него зачел. Очень люблю этого писателя.

Народ, что вам интереснее всего: ориджи, фанфики, крипи отдельным жанром или горестрочники?

Мне самой интереснее всего писать крипоту. Этот жанр подразумевает обычного человека, столкнувшегося с неведомым. Растет он, на мой взгляд, из трудов обожаемого мною Лавкрафта, который именно неведомое, но не божественное-дьявольское, а именно чужое поднял до уровня объекта высокого искусства, - и из блогозаписей. Современная крипипаста подразумевает стилизацию под рассказ о реальных событиях разговорным языком. Но суть не в этом, суть в том, что крипи ставит в центр повествования "маленького человека" и раскрывает его душу, мотивы, мечты и страхи - с упором на страхах, конечно, но страхи эти растут из общего стержня личности.

Впрочем, классический хоррор тоже с этим отлично справляется.