Свежие записи из блогов Санди Зырянова

Легкий триллер в жанре сайенс-фикшен. Кто заметит отсылки к Лавкрафту, тому ня )



– Эй, Пит! Смотри!
В руках у доктора Джеймса Варда очутилось нечто, подозрительно напоминающее огромный позвонок. Впрочем, непосвященному это «нечто» скорее напомнило бы обычный камень, но Пит, студент из Колорадского университета, не был непосвященным.
– Спинозавр? – азартно спросил он.
– Нет, – Вард чуть усмехнулся уголками губ. Он был высок и сухопар, с ранними залысинами и веселыми серыми глазами, близоруко моргавшими за стеклами очков. Рядом с кругленьким и суетливым Питом он выглядел как дон Кихот возле Санчо Пансы. – Нет, – повторил Вард. – У спинозавра были бы костные отростки. Это, скорее всего, позвонок крокодила.
скрытый текст– Ну, этого добра здесь всегда было навалом, – Пит разочарованно вздохнул. Крокодилы, даже доисторические, казались ему чем-то прозаичным.
Вард повертел позвонок, разглядывая.
– В некоторых районах Сахары крокодилы сохранились до сих пор, – сказал он. – Но сам понимаешь, Пит, это не те крокодилы. Другие. Я предполагаю, что это останки свинокрока, а эти парни лопали динозавров на завтрак, как мы с тобой – тосты с арахисовым маслом. Впрочем, потом приходил спинозавр и лопал самих свинокроков… О’кей, давай отложим изучение этой свинки Пеппы на потом. У нас еще полно всего запланировано на сегодня.
Сахарская жара, казалось, выжгла все краски из местности, и без того безжизненной. Пот заливал глаза, пропитывая банданы, но следовало работать. Варду не хотелось отвлекаться на болтовню, зато Пит трепался без умолку.
– Свинокрок – это же крупнейший из местных крокодилов, так, док? – спрашивал он. – Страшно подумать, каким был спинозавр! А вот интересно, кого они ели?
– Друг друга, – сказал Вард.
– Ну я же не просто так! Мы тут уже сколько нашли, и все хищники…
– Они не конкурировали друг с другом, – Вард выпрямился и серьезно посмотрел на студента. Рабочие из местных, понимавшие по-английски, тоже прислушались к разговору. – У каждого из них была своя пищевая цепь. Спинозавр в основном питался рыбой. Когда-то здесь были сплошные болота и озера, Пит, и спинозавр чувствовал себя в этой воде не хуже, чем рыба. А свинокрок ел мелких динозавров, да. Но ты и сам ведь это знаешь?
– Я просто балдею от мысли, что тут могло быть мокро, док!
– Еще несколько тысяч лет назад, Пит, так и было...
До Варда наконец дошло, что Пит его подкалывает, заставляя пережевывать давно всем известное, он снисходительно усмехнулся и продолжил аккуратно очищать очередную окаменелость.
На следующий день Пит опять принялся за старое.
– Док, а вот почему нельзя сделать, как в «Юрском парке»? – лукаво спросил он. – Что, в этих позвонках не сохранилось достаточно генного материала? Вот ваш учитель, профессор…
– Давай не будем о нем, – миролюбиво предложил Вард, твердо решив не поддаваться. – Даже выдающиеся умы могут заблуждаться. Его изыскания были… преждевременны.
– Так вы можете их оживить? – забеспокоился один из рабочих. – Не надо, мастер, не надо. У нас и так нелегкая жизнь, а они нас съедят…
– Вот эти – скорее затопчут, – Вард показал рабочему обнаруженный с утра фрагмент берцовой кости спинозавра. – А крокодилы, пожалуй… Так, Пит, не отвлекайся!

***
Вард выдвигал ящики с кодом.
В Сахаре он нашел достаточно, чтобы собрать полный скелет спинозавра. Ну о’кей, не полный, но дающий представление об этом животном. По крайней мере, публика могла бы получить это представление… Сам Вард предпочел бы заняться другими делами, но за эту работу ему обещали неплохо заплатить.
Профессор Карвен, о котором он запрещал Питу даже упоминать, в свое время разработал какой-то странный способ «оживления» из «солей» – пепла, полученного из особым образом обожженных костей покойников. В это самое время Карвен ухитрился даже срубить свои несколько десятков тысяч баксов, представляя людям их «оживших» родственников. Способ он описал весьма подробно, но держал в запароленных файлах, к которым ни у кого, кроме самого Карвена, не было доступа.
Вард своими глазами видел этих «оживленных». Они и в самом деле могли шевелиться, ходить – медленно и механически, так же медленно и механически разговаривать. Выглядели они почти как обычные свежие мертвецы, если не присматриваться. Вард присматривался. Кожа «оживленных» выглядела как рыхлая дерюга, мясо – как мокрый песок, тусклые пересохшие глаза с трудом поворачивались в глазницах и слепо пялились куда-то в пространство. Самым жутким Варду всегда казались ногти «оживленных» – мертвые и желтые, они продолжали расти, расслаиваясь, и за день-два становились очень длинными.
Когда очередной «оживленный» рассыпался в липкий прах, все – даже убитые горем родственники покойного – испытывали глубокое облегчение. Но только не Карвен!
Он собирал этот прах, высушивал и держал в особых сосудах. Чтобы при желании можно было оживить покойника заново…
Правда, до сих пор ни у одной семьи не возникло желания повторить опыт. А потом кто-то пожаловался на шарлатана в полицию, и разгорелся нешуточный и безобразный скандал, стоивший Карвену места на кафедре и финансирования его прожектов.
Вард ни минуты не сомневался в том, что его первый наставник когда-то был действительно выдающимся ученым. Но то ли опьянение собственными открытиями в области палеонтологии и антропологии, то ли банальная страсть к обогащению толкнули его на дорожку мошенничества, и особенно гадко было, что Карвен облапошивал родню умерших, наживаясь на чужом горе. Иногда у Варда все-таки мелькало желание узнать, как Карвену удавалось создать эти мерзкие фантомы. Теоретически, компьютеры Карвена сейчас стояли в его лаборатории – умирая, он завещал их «своему лучшему студенту», можно было их взломать и воспроизвести опыты. Но отвращение и к фантомам, и к Карвену, и к его наследию неизменно перевешивало.
Пит совершенно зря напомнил Варду о Карвене.
Конечно, зря.
И вообще надо было брать с собой в Сахару не его, а Энни Дрез – серьезную и ответственную студентку, с недавних пор ассистентку. Варда остановило ее слабое здоровье, которое в Сахаре должно было подвергнуться опасному испытанию. Зато уж она не стала бы подбрасывать ему дурацкие мысли…
Стукнула дверь лаборатории.
– Док? – Энни вошла и внесла чашки с кофе. Мимо кофемашины в холле она не могла пройти спокойно, несмотря на строжайший медицинский запрет. – Вам со сливками?
– Да, пожалуйста, – Вард взял чашку. – То есть спасибо…
– Док, я тут подумала, – Энни, волнуясь, сжала полу лабораторного халата. – У нас сокращают финансирование, а столько еще надо сделать. Что, если мы придумаем какой-нибудь аттракцион, чтобы публика валом повалила смотреть, и показали в новостях, и в интернете поднялся хайп, ну, чтобы от наших исследований уже нельзя было просто так отмахнуться?
– Да-да, и ваш любимый канал «Дискавери»…
– И они бы сняли о нас передачу, – радостно поддержала его Энни.
Пит, который тоже теперь работал у Варда, тоже подошел.
– А мне кофе? – дурачась, спросил он. – Энни, ты коварная! Ты всегда забываешь о бедном мне! Я знаю, когда мы с доком сделаем огромного голографического спинозавра, который будет разгуливать в фойе, ты всю славу заграбастаешь себе!
Они уже все решили, подумал Вард.
А ведь они правы. Если финансирование сократят… Запланированная нами повторная экспедиция сорвется, и вообще все накроется медным тазом…
Карвен как-то обходился своими силами во время своих шарлатанских фокусов. Значит, «оживление» не было ни очень сложным, ни особо дорогостоящим.
А то, что они шарлатанские… Так речь в данном случае идет именно о фокусах, о шоу для привлечения публики, для пропаганды палеонтологических открытий. Это примерно то же самое, что выставка динозавров из резины – их ведь никто не принимает за настоящих, только интереснее.
– Мне нужен хороший программист, – сказал Вард. – Хакер.

***
Вард стоял в фойе и взволнованно следил за происходящим. Рядом с ним стоял молодой мужчина по имени мистер Китс – университетский охранник; некоторое время мистер Китс притворялся, будто ему не интересно, в конце концов бросил это бесперспективное занятие и теперь с удовольствием пялился на автоклав, облизываясь от любопытства. Со второго этажа в фойе с не меньшим любопытством выглядывали профессор Морна Джип и четверо ее товарищей с кафедры млекопитающих.
Приготовления, шедшие в течение двух недель, завершились, и теперь оставалось только ждать.
Они вынесли автоклав, динамо-машину и прочие приспособления в фойе, так как существо, подобное спинозавру, не уместилось бы в тесной лаборатории. Дождались, когда все покинут университет. Ну… почти все. Хотя медлительные, слепые и неуклюжие «оживленные» вряд ли могли кому-то повредить, но когда речь идет о таких больших существах, лучше перестраховаться. У Варда мелькнула мысль, что надо было вызвать специалистов из Службы спасения – мало ли… Но, если верить записям Карвена, «оживленные» распадаются от электрических разрядов, а мощный электрошокер у команды Варда был. Пит держал его наизготовку, ворча насчет бессмысленной траты сил.
Судя по тому, что он забыл свои вечные шуточки, Пит волновался еще больше, чем Вард.
Крышка автоклава щелкнула.
Что-то очень большое и неуклюжее медленно выбиралось из-под нее. Вард затаил дыхание.
Толстенная лапа просунулась под крышку. Нет. Не лапа. Один палец, увенчанный когтем – загнутым, как раз для ловли рыбы, пользуясь им как гарпуном.
Крышка приподнялась. С одной стороны из-под нее вылезло нечто похожее на удава-анаконду, с другой – крокодилья морда с чудовищными зубами. Лапа продолжала высовываться, и теперь видно было, что она трехпалая, с небольшими перепонками. И наконец крышка рывком отлетела в сторону.
Гигантское животное, мокрое и рыхлое, неспешно выбиралось из автоклава. Спинной гребень мало-помалу разворачивался, являя густо-красную кайму на самом верху; остальная часть гребня и туловище были болотного цвета с разводами. Могучему колоссу не было никакого смысла маскироваться от жителей суши, но рыба, которой в основном питался спинозавр, не должна была заметить приближающуюся гибель. Вард в восторге притих. Это был грандиозный, невероятный, ошеломляющий успех! Морна Джип наверху тихо ахнула.
Спинозавр поднял голову и уставился на нее.
Вард знал, что «оживленные» слепы, однако, по-видимому, хищник привык ориентироваться в теплой мутной воде не столько на зрение, сколько на слух. Сухие мертвые глаза с вертикальным зрачком смотрели прямо на Морну, и она попятилась вместе с молодыми коллегами. Одна из женщин взвизгнула от испуга.
Пит активировал электрошокер, а Энни застыла на месте: ей вовсе не улыбалось привлечь внимание этакой махины.
Спинозавр зашагал к Морне.
Он, конечно, не видел, что Морна стоит этажом выше, но от его целеустремленного шага кому угодно могло стать не по себе. Удар хвоста снес маленькую будку охранника, огромный бок теранул по декоративному бассейну и сбил в него вазон с цветами. Спинозавр остановился, подумал – и влез в бассейн.
Для него это была небольшая лужица, но спинозавр с удовольствием несколько раз присел на жилистых ногах, обмакивая в воду брюхо, – а затем поднялся на задние лапы.
Его башка очутилась как раз на уровне второго этажа.
Женщина, которая взвизгнула, панически бросилась назад, Морна и еще двое ученых отступили более спокойно, но самый молодой из них решил, должно быть, продемонстрировать свою храбрость и щелкнуть динозавра по носу. У Варда внутри все перевернулось…
Дикий рев раскатился по фойе, и молодой ученый упал, корчась и зажимая руку.
– Он его укусил, – прошептал мистер Китс. – Святые адские суслики, он его укусил! Док, вы же говорили, что это безопасно!
Он говорил все громче и сорвался на визгливый крик.
– Откуда я знал, что этот идиот вздумает его трогать! – огрызнулся Вард. – Морна, вызовите врача!
– Уже, – всхлипнули сверху, – и врача, и полицию…
– А что мы им скажем? – пролепетала Энни – и шарахнулась назад. Спинозавр некоторое время пытался достать ученых на втором этаже, но услышал голоса у себя за спиной и резко развернулся.
– Сволочь! – заорал мистер Китс, выхватывая пистолет.
– Пит!
– Знаю!
Пит, держа электрошокер наперевес, шагнул было – и остановился. Быстрые движения спинозавра и то, как хорошо он ориентировался на слух, делали попытки дотянуться до него очень опасными. Вард задумался, как бы его отвлечь. Наконец, он бросился в лабораторию, вспомнив, что в холодильнике лежали суши. На запах рыбы спинозавр должен был отреагировать как положено рыбоядному хищнику…
Огромная башка с вытянутыми челюстями понеслась вслед за ним.
Вард вскочил в лабораторию, задыхаясь, захлопнул за собой дверь и согнулся, пытаясь отдышаться. Но времени у него не было: за дверями бесновалась вызванная ими из небытия тварь, и каждая минута промедления могла стоить жизни кому-то из коллег Варда. «Черт побери, почему он такой быстрый? У Карвена его жмурики еле двигались», – панически подумал Вард, выгребая из холодильника все подряд.
Приоткрыл дверь.
Высыпал снедь перед мордой.
Огромная пасть буквально смела все, что вывалил на пол Вард, и вдруг спинозавр дернулся и заревел. От запаха его дыхания – не живой вони, а странного, похожего на миазмы химических реактивов – у Варда закружилась голова и потемнело в глазах, а когда он пришел в себя, спинозавр уже носился по фойе.
Китс кричал и отстреливался, визжала Энни, звал на помощь Пит – судя по всему, он был серьезно травмирован. Вард осмелился выглянуть.
Его затея с отвлечением явно провалилась. В боку спинозавра зияла дыра, сквозь которую видно было, как болтаются внутренности, но рассыпаться в прах хищник явно не собирался. Перед ним была еда – непривычная, но много.
И тут Вард вспомнил слова Карвена, однажды оброненные им в разговоре с одним из обманутых клиентов.
Чтобы ваша супруга стала такой, как раньше, вы должны поить ее свежей кровью, сказал он тогда. Три месяца нужна кровь.
Что, если проклятый шарлатан не лгал?
Попробовав свежей человечины – совсем немного, рука легкомысленного парня ему на один укус – спинозавр сразу стал быстрее и проворнее…
Вард выбежал из лаборатории в фойе и заорал какие-то ругательства, привлекая внимание спинозавра. Теперь главное – выманить его из помещения, а на улице он долго не продержится, думал Вард. У Карвена его жмурики рассыпались через пару дней. Лишь бы он не добыл себе крови за эту пару дней!
Тварь вылетела за ним и врезалась в стену ближайшего дома. Вард бежал, петляя в проулках, слышал тяжелое уханье шагов за спиной и молился только об одном: чтобы его не сожрали. Потому что если спинозавр, получив кровь, станет таким, как раньше…
Уханье отдалялось, потом послышался грохот – видимо, спинозавр не вписался в поворот и раздавил своей тушей какую-нибудь будку или киоск. Наконец, шаги совсем смолкли, и Вард осмелился обернуться.

***
Все-таки их показали в новостях.
Полиция, пожарные, скорая – все они съехались, вызванные немногочисленными очевидцами. Их журналисты допрашивали в первую очередь – разумеется, тех, кто мог ответить, потому что молодого ученого с кафедры млекопитающих, Китса, Пита и Энни с травмами отвезли в больницу. Легенда о секретных исследованиях, в результате которых, возможно, удастся возродить некоторые виды динозавров, в итоге пошла гулять по Америке, а потом и по миру, отчасти благодаря чему финансирование кафедре палеонтологии не урезали, а наоборот – увеличили.
Файлы Карвена Вард уничтожил.
Он еще долго просыпался в холодном поту, и в ушах его звучали слова «три месяца нужна кровь». Но никаких сообщений о чудовищах, динозаврах и других подобных существах не было, а сообщения о нападениях аллигаторов оказывались на поверку сообщениями об аллигаторах. Таких родных, привычных и знакомых, хотя и агрессивных. И мало-помалу Вард успокоился, отбыл с обоими ассистентами в новую экспедицию, из которой собирался привезти новую научную сенсацию…
И сообщения в прессе и интернете о том, что на прогулочные катера, купальщиков и рыбаков повадилось нападать какое-то невероятно огромное животное со спинными гребнем вроде паруса, Вард благополучно не увидел.

Не будь я кэпом, я бы сделал или заказал себе пару ачивок, которые бы отражали мои отношения с Муми-троллями. Ибо это один из нежно любимых мною канонов, но я никак не ощущаю его "няшными веселыми книжками для деток". По-моему, Туве Янссон довольно откровенно говорила в этих книгах об очень взрослых и подчас мрачных вещах. "Комета прилетает" - отражение ее страха перед атомной войной.
А страх-то с тех пор никуда не делся, только шарик стал еще меньше, а оружие еще разрушительнее.



– Я видел море! – прокричал Муми-тролль, вбегая в сад. – Я нырял в волны! А еще я нашел кое-что, оно начинается на Ж и кончается на Г…
– А я тоже кое-что нашел, – похвастался Снифф.
– Сколько событий, так что даже удивительно, – ответила Муми-мама, едва подняв голову. – Суп в духовке, и не гремите, папа опять пишет мемуары.
Она раскладывала ракушки вокруг клумб, подбирая их по цвету – получалось очень красиво, а закончив работу, вернулась в дом. Усталые Муми-тролль и Снифф валялись в гостиной прямо на ковре.
– Мама, – сказал Муми-тролль, – я обещал Сниффу, что расскажу ему сказку, и забыл, как она продолжается.
– Ты ее выдумал, – обиженно сказал Снифф. – И не придумал до конца.
– Неправда, ты говорил, что тоже слышал эту сказку! Про людей, – возразил Муми-тролль.
скрытый текст– Ну хорошо, – Муми-мама ушла в кухню, налила себе холодного какао, вернулась и села на пол рядом с детьми. – На чем ты остановился, сынок? Так вот, очень давно, задолго до того, как появились мы, – целых сорок тысяч лет назад, – на Земле жили люди.
– Великаны? – переспросил Снифф.
– Да, великаны. Они были немного похожи на нас с вами, но… другие. Они так же, как мы, выращивали цветы, строили дома, готовили еду, шили одежду. Но они все время хотели больше, чем могли. Им захотелось сначала плавать по морю, и они построили корабли, которые становились все больше и больше. Потом им захотелось быстро ездить по земле, и они построили машины, которые возили их с огромной скоростью. Потом они решили научиться летать – и построили машины, которые умели поднимать сотни людей в воздух…
– Как птицы? – с сомнением переспросил Снифф. – Так не бывает.
– Ты слушай, – одернул его Муми-тролль.
– Ух ты, я бы тоже так хотел, – не слушая, продолжал Снифф, – жаль, что это только сказки.
– Нет, это все правда, – сказала Муми-мама. – Плохо было то, что люди, такие умные и могучие, так и не научились дружить и понимать друг друга. Стоп, я тоже забыла… Ах да! Однажды люди нашли способ дотянуться до звезд. И тогда они отправились к далеким звездам, чтобы заселить их и строить свои машины по всему небу. Но что-то у них разладилось. Земля начала гореть и содрогаться, океаны – испаряться, горы – рушиться. И люди бежали с Земли к своим звездам. Говорят, что когда-нибудь они вернутся, но в это уж и я не верю. Ведь они считают, что Земля развалилась на тысячу кусков.
– Вот будет номер, если они вернутся и увидят, что теперь здесь живем мы, – хихикнул Муми-тролль. – Как думаете, они обрадуются?
– Хотел бы я покататься на их машинах, – мечтательно произнес Снифф. Голос у него был уже сонным-сонным.
Ночью пошел дождь. Он шел и шел, шелестя в кронах и постукивая в окно, и уже под утро в дверь постучали. Муми-мама открыла дверь и увидела мокрого съежившегося зверька.
– Я Ондатр, – горько сказал он, – бедный несчастный зверь, оставшийся бездомным по вашей милости. Половина моего домика развалилась от того, что вы построили мост через реку. Ну конечно, кого интересуют какие-то Ондатры… Если вдуматься, то все сущее настолько тщетно…
– Простите, – торопливо сказали Муми-папа и Муми-мама. – Мы не знали, что вы там живете. Конечно, оставайтесь у нас… Сейчас мы вам постелем…
– Кровати – это роскошь, – печально сказал Ондатр. – Да и собственная дыра это роскошь, совершенно не нужная настоящему философу. Впрочем, дыра была хоть куда…
Утром Муми-тролль и Снифф встали, надеясь снова пойти туда, где были вчера – на берегу моря, где нашли чудесную уютную пещеру и множество круглых камушков, которые сочли жемчужинами, но погода явно не собиралась подстраиваться под их планы. Дождь продолжал идти, небо заволоклось неестественно синими тучами, и в воздухе витал страх.
– Это неестественный дождь, – сказал Ондатр.
– Не волнуйтесь, наводнения точно не будет, – быстро сказала Муми-мама, покосившись на детей.
– Я не о наводнении, госпожа Муми. Разве вы не чувствуете, что этот дождь – неестественный?
– Гм, – перебил его Муми-папа, который тоже покосился на детей. – Я думал, что все дожди, гмм, вызваны естественными причинами, разве нет?
Но Муми-тролль только обрадовался, решив, что его ждут приключения, а глядя на него, оживился и Снифф.
– Так, значит, нас ожидает что-то ужасное? – спросил он с горящими от любопытства глазами. – А конфету взять можно?
– Кто знает, – заметил Ондатр, откровенно упиваясь всеобщим вниманием. – Земля такая маленькая и хрупкая…
Дождь прекратился, но когда Муми-тролль высунул мордочку в сад, он понял, что имел в виду Ондатр. Все вокруг – земля, листья деревьев, цветы, ракушки, гравий на дорожках – было покрыто липким серым налетом.
Ондатр занял папин гамак под яблоней и покачивался в нем, держа в лапах какую-то книгу. Гамак тоже был серым, и яблоня была серой, какие-то цвета сохранились только на самом Ондатре, но он уродился не очень ярким – черным с коричневым. Муми-тролль нахмурился. Под серым налетом все казалось не то что унылым, а каким-то жутким, неживым.
– Мы ничего не можем поделать, – горько сказал Ондатр, разворачивая книгу. – Земля погибнет, но мы должны все принять философски.
Муми-тролль побежал в дом, крича:
– Мама, мама! Дядя Ондатр говорит, что Земля погибнет!
– Фу, – сказала Муми-мама. – Знаешь что, сынок, не пугай Сниффа, а я после завтрака постараюсь навести порядок. Надо же, как ужасно напылили…
– Пахнет фосфором, – заметил Муми-папа. – Удивительный, ээ, феномен…
– Надо сказать господину Ондатру, чтобы не пугал детей своими рассказами, – обеспокоилась Муми-мама.
– Боюсь, он привык говорить в одиночестве все, что приходит ему в голову, – произнес Муми-папа. – Посмотрим, что будет дальше.
А Ондатр, обрадованный, что к нему стали прислушиваться, еще и выстроил из кусочков хлеба и печенья модель Солнечной системы. Снифф, правда, тут же сунул в рот печеньку, изображавшую объект облака Оорта, а Муми-тролль отхлебнул из чашки чая, которая заменила Юпитер, но Ондатр не обратил на это внимания.
– За пределами Солнечной системы, – говорит он, – рыщут межзвездные чудовища. Медведи и скорпионы, ужасные призраки, пожирающие души, злобные паразиты, которые внедряются в живые тела и вылупляются из них еще более злыми и опасными…
– Господин Ондатр, – нервно сказала Муми-мама, побледнев.
– И если ваши любимые люди вернутся, то они будут или отравленными злобой этих существ, или, наоборот, посчитают, что это мы – их ра…
– Господин Ондатр! – закричала Муми-мама, и все резко обернулись к ней. Тяжело дыша, Муми-мама опустила глаза, сжала обеими лапками сумку и тихо произнесла: – Люди не вернутся, им и там, на звездах, неплохо… А если и вернутся, то не сейчас.
– Ну, ну, – утешил ее Ондатр. – Таких систем, как наша, полным-полно, если наша и погибнет, то мир ничего не потеряет…
Снифф разинул рот; Муми-тролль, видя, как огорчена Муми-мама, подтолкнул его локтем в бок, но Снифф не понял.
– Чего ты толкаешься? – спросил он с упреком. – Я хотел сказать, что если из моей коллекции пропадет хоть одна пуговица, я буду очень расстроен! Так что мир кое-что потеряет. А теперь пошли к морю, я хочу проверить, как там наша…
– Что? – спросил Муми-папа, радуясь перемене темы.
– Я не могу сказать, – нараспев протянул Снифф, выбегая из-за стола.
Они с Муми-троллем проверили море, которое тоже стало серым и мутным, и пещеру. В пещере сидело семейство сов. При виде Сниффа и Муми-тролля они завращали головами, широко раскрывая глаза.
– Ухуху, – сказала самая старшая сова. – Мы тут будем жить. Мы не хотим стать серыми!
– Но вы же и так серые, – сказал им Снифф.
– Скажешь тоже, – рассердилась сова. – Это благородный оттенок совиного перышка, а не противный цвет этого пепла!
– Ну ладно, – согласился Муми-тролль. – Пошли?
Гулять сегодня не хотелось. В воздухе витал тяжелый запах – не фосфора и не дыма, а чего-то очень ядовитого. Небо стало сизым и заволоклось какой-то мрачной пеленой. Где-то на горизонте стелился и дым, будто на невидимых берегах начался лесной пожар. И Сниффу, и Муми-троллю было не по себе.
Муми-мама тем временем сказала Муми-папе:
– Дети ужасно взволнованы. Наш гость что-то говорил про космос и обсерваторию. Может быть, пусть дети прогуляются до обсерватории и убедятся, что бояться нечего?
– Пусть, – Муми-папа вынул изо рта трубку и задумался. – А если действительно что-то случится? То есть, я не хочу сказать, но…
– Но Земля-то останется цела, – прервала его Муми-мама. – Я соберу им рюкзаки, положу туда сок, бутерброды и одеяло. Пусть развеются.

***
– Пи-хо! – завопил Муми-тролль. – Это надо же!
– Посмотрим на этих страшилищ, про которые рассказывал нам Ондатр, – вторил ему Снифф.
– Заодно и людей на звездах поищем, – добавил Муми-тролль.
– Главное, вернитесь до воскресенья, я приготовлю на сладкое мой лучший мусс, – сказала Муми-мама.
Она взглядом проводила плот с парусом, на котором заскользили по реке Муми-тролль и Снифф, и вдруг ее посетило предчувствие, что она больше никогда не увидит сына.
Чем дальше, тем темнее становилось вокруг. Воздух был уже таким густым, что его, казалось, было резать ножом. В нем витал запах, похожий на запах керосина, но керосин пах умиротворяюще – последними летними вечерами и чаепитиями в августе, а этот запах был пугающим и мрачным. Мимо брели маленькие процессии хатифнаттов – они спешили и ни на кого не обращали внимания. Муми-тролль знал, что эти существа постоянно куда-то спешат по своим делам, о которых никто не знает, и поговаривали, что хатифнатты ведут разгульную жизнь, но в чем это выражалось, он не имел представления. Однако в этот раз хатифнатты двигались очень целеустремленно и все в одном направлении
К морю.
На берегу внезапно блеснуло что-то желтое.
– Эгей, там, на плоту! – крикнули им.
Муми-тролль всмотрелся и понял, что видит палатку, рядом с которой какой-то мумрик в зеленой шляпе и с трубкой в зубах машет лапами.
– Эгей! – обрадовался Снифф, которому уже наскучило плыть в липком сизом тумане. – Как дела? У нас есть кофе и сахар, и я целых сто миль проплыл на этом плоту, и у меня дома есть одна тайна! А у тебя?
– Вот как? – мумрик вытащил изо рта трубку, затем свернул палатку, подождал, пока плот причалит к берегу, и запрыгнул. – Меня зовут Снусмумрик, – сказал он.
– Ты живешь тут один? – удивился Муми-тролль.
– Да, я живу то здесь, то там, – пояснил Снусмумрик. – Люблю жить в палатке.
– Мы плывем в обсерваторию, чтобы посмотреть на чудовищ в космосе и поискать людей на звездах, – начал рассказывать Муми-тролль.
– Ты тоже слышал рассказы о людях? – Снусмумрик внимательно посмотрел на него. – У них были сказки о кометах, которые прилетают и поджигают все на своем пути.
– Кометах? – изумился Снифф. – Что это еще за штуки?
– Ну как же, – Снусмумрик покачал головой. – Это комета прилетела на Землю, так что стало жарко, и все горит. Разве вы не чувствуете запах дыма? Комета – это звезда, которая оторвалась от своего места и упала. А за ней тянется целый шлейф огня! Если она врежется в Землю…
– Может быть, – шепотом сказал Снифф Муми-троллю, – в тот раз на Землю тоже упала комета. А машины вовсе ни при чем!
– Нам все равно не дадут на них покататься, – рассудительно заметил Муми-тролль.
– Люди умели кататься на кометах, – авторитетно сказал Снусмумрик. – Так что не все так плохо.
С ним путешествовать оказалось куда интереснее. Снусмумрик сыграл на губной гармошке, он рассказал уйму необыкновенных историй, а главное – заверил, что знает, где обсерватория.
– Не волнуйтесь, – заявил он. – Если что, у меня есть одна удивительная штука. Ее подарил мне подземный огненный дух. Это подземное масло! Представляете, он упал в воду и чуть не погас. Но, к счастью, он сумел позвать на помощь, и я его услышал и вытащил. А в благодарность он подарил мне целый большой флакон.
– А чем оно нам поможет? – опасливо спросил Снифф.
– Ну, им можно натереться, и огонь тебе станет нипочем…
– Тогда нам надо успеть обратно в Муми-дален, – сказал Муми-тролль. – Мы должны дать немного этого масла моим маме и папе. А если мы справимся до воскресенья, мама угостит нас своим лучшим муссом.
– Мусс – это здорово, – согласился Снусмумрик.
Снифф успокоился, чего нельзя было сказать о Муми-тролле. В лице Снусмумрика, в его взгляде было что-то, что пугало его сильнее, чем все россказни про комету, людей и чудовищ до этого.
– А расскажи про людей, – попросил Снифф Снусмумрика. – Муми-мама рассказывала нам одну сказку, но я уже все из нее забыл.
– Люди были великанами, могучими и грозными, – заговорил Снусмумрик. – Они строили машины…
– Это я помню!
– Не перебивай. И еще они беспрерывно воевали…
– Что делали?
– Воевали. Это значит, что они изобрели множество машин, чтобы ранить друг друга.
– Но зачем? – Снифф заморгал глазами и скуксился. Видно было, что он сперва поверил Снусмумрику, а потом понял, что такого не может быть, и порядком обиделся.
– У них, видимо, были на то причины, – мягко сказал Снусмумрик. – Это было слишком давно…
– Сорок тысяч лет назад? Да?
– Тридцать, – поправил Снусмумрик. – Они покинули Землю, потому что из-за непрерывных войн она стала непригодной для жизни…
– Да, да, знаю, тут испарились океаны и обрушились горы, – нетерпеливо перебил Снифф. – А куда же мы тогда идем, если обсерватория в горах, и горы вокруг нас? И они с каждым пройденным километром все выше?
– Мы плывем, а не идем, – устало откликнулся Снусмумрик. – Это новые горы. И если бы ты не был так занят своими воспоминаниями, ты бы заметил, что обсерватория уже виднеется во-он там.
Муми-тролль вскинул глаза. Он посмотрел не туда, куда указывал Снусмумрик, но он заметил, что Снусмумрик старается отвлечь их от чего-то, поэтому и обернулся в противоположную сторону. Ничего особенного он там не увидел. Они вплыли в ущелье с крутыми стенами, и снизу видно было только кусочек мутно-сизого неба, пропахшего зловещим керосином. Зато опасный туман не достигал дна ущелья, поэтому дышать здесь было немного легче. Река стала узкой, и до берега было рукой подать. А на берегу валялся обыкновенный сачок, зеленый с красными и бурыми пятнами, а неподалеку от него – куча тряпья. Должно быть, кто-то решил переехать, но устал тащить свои вещи и бросил их по пути, а заодно и выбросил испорченный сачок. Муми-тролль пожал плечами, но что-то заставило его присмотреться.
– Смотри, обсерватория, – крикнул Снусмумрик и толкнул его.
Муми-тролль обернулся, но он все-таки успел рассмотреть то, что лежало на берегу.
Когда-то оно было живым Хемулем. И еще совсем недавно.
Рядом с Хемулем стояла банка для жуков и бабочек: все Хемули любят что-то собирать, и этот, должно быть, собирал насекомых. Сейчас она треснула, и все насекомые оттуда расползлись и разлетелись. Мордочка Хемуля уткнулась в землю, а на затылке виднелась огромная рана, из которой торчали какие-то осколки и вытекла липкая красная с серым масса. Платье Хемуля – почему-то все Хемули носят платья, и этот щеголял в голубом платье с оборками – оказалось разорванным и пропитанным кровью. Вне сомнения, это была кровь, но Муми-тролль никогда не видел, чтобы ее натекало так много. Тело Хемуля уже покрылось синевато-бурыми пятнами, и Муми-тролль разглядел, как копошится какая-то белая масса вокруг этих пятен, и вдруг вспомнил, как однажды у них протух кусок мяса, и в нем завелись жирные белые червяки…
Легкий ветерок донес до него густую волну отвратительного смрада. Пахло тухлым мясом.
Внутренности Муми-тролля скрутило, к горлу подступил комок, и вдруг его вырвало – он едва успел свеситься с плота и вывернуть в реку все съеденное за завтраком. Муми-тролля трясло, ноги его отказывались служить ему, и мертвый Хемуль стоял перед его глазами.
– Я же говорил, смотри на обсерваторию, – прошептал Снусмумрик.
– Это был Хемуль? – вдруг спросил Снифф, и Муми-тролль понял, что он тоже видел. Может быть, не все, иначе Снифф уже раскричался бы как резаный. Но увидел и понял.
– Это было его платье и сачок, – сказал Снусмумрик, подтолкнув ногой Муми-тролля. – Должно быть, он их потерял.
– На него не похоже, – заметил Снифф и угрюмо уткнулся в сложенные лапы. – Снусмумрик, а расскажи еще что-нибудь? Только веселое.
Ему страшно, подумал Муми-тролль. Ему так страшно, что Снусмумрик может рассказывать ему что угодно – хуже уже не будет.
– Ну, – начал Снусмумрик, – про огненных духов не смешно, и про зверюшку, которая потеряла все свои формочки для кексов, – тоже… О, расскажу-ка я про своих друзей. Это Снорки, брат и сестра. Такие шутники и весельчаки! Сестренка, фрекен Снорк, всегда носила челочку, а на лапке золотой браслет. Вообще они были вроде тебя, Муми-тролль, только умели менять цвета.
– А чем все закончилось? – жадно спросил Снифф.
– Надеюсь, для них ничего не закончилось, – неожиданно грустно сказал Снусмумрик.
Муми-троллю очень захотелось познакомиться со Снорками. У него было очень мало знакомых, похожих на него, а девчонок – и вовсе ни одной. Они немного помолчали, и вдруг Снифф вскочил.
– Тихо ты, плот опрокинешь! – шикнул на него Снусмумрик, но Муми-тролль тоже это увидел, и сердце у него сжалось.
Под камнем валялся золотой браслет. Он был исковеркан и погнут, и на нем виднелись уже знакомые Муми-троллю бурые пятна. Но ведь это ничего не значило, разве не так? Маленькая фрекен Снорк могла его просто потерять, уронить или даже выбросить, чтобы он ей не мешал. А кровь – оттого, что она, скажем, стукнулась и оцарапала коленку. В конце концов, это мог быть и не ее браслет!
Купола обсерватории уже виднелись прямо над ними – цель была, казалось, уже совсем близко, но Муми-тролль посмотрел на крутые склоны и почувствовал, что к воскресенью они не вернутся. В лучшем случае к понедельнику, а то и ко вторнику. Оставалось надеяться, что мама приготовит мусс и во вторник. В конце концов, это совсем не так уж весело, готовить свой лучший десерт, чтобы съесть его только вдвоем с Муми-папой.
Они причалили к берегу.
– Снорк, – закричал Снифф. – Эгегей! Фрекен Снорк! Ты потеряла свой браслетик!
– Тихо, – сказал Снусмумрик. – Крик может вызвать камнепад.
– Смотрите, окурки, – указал Муми-тролль. – Это ученые их, наверное, набросали?
– Точняк, – улыбнулся Снусмумрик. И Муми-тролль подумал про себя, что впервые видит Снсмумрика просто улыбающимся. Все это время он усмехался будто через силу. Такие улыбки – безрадостные и кривоватые – бывают у тех, кто пытается скрыть что-то плохое. Но, может быть, у Снусмумрика просто болел зуб или перекосилась губа оттого, что он постоянно сосал трубку?
Подъем занял очень много времени и еще больше – сил. В обсерваторию вела необыкновенно крутая лестница с высокими перилами, за которые неудобно было цепляться, и большими ступенями. Чем выше они поднимались, тем гуще и плотнее окутывал их ядовитый туман, и тем сильнее щипало в носу и резало глаза – до слез. Бедняга Снифф, самый маленький в их компании, с трудом карабкался по лестнице, а под конец и вовсе шмякнулся на ступеньку и заявил, что больше не может никуда идти.
– Давайте оставим вещи здесь, – сказал Снусмумрик. – Я помогу тебе.
Он положил рюкзак и свернутую палатку прямо на лестницу, взял Сниффа под мышки, поставил его на ноги и повел, поддерживая за талию.
– Ой, – пролепетал Снифф. – А вдруг кто-нибудь заберет?
– Ну, заберет и заберет.
– А разве тебе их не жалко?
– Жалко, – ответил Снусмумрик. – Это отличная палатка, между прочим, я прошел с ней много городов и еще больше дорог. Но с вещами надо вовремя расставаться, пока сам ты не превратился в придаток к вещам.
– Да кто их заберет, – перебил Муми-тролль, – тут же ученые, они же хорошие.
Они выбрались на площадку перед обсерваторией. Здесь царила тишина.
– Никого нет, что ли? – разочарованно протянул Снифф.
– Спят, наверное, – сказал Муми-тролль. – Это же астрономы. Они ночью наблюдают звезды и планеты, а днем отдыхают.
– Так давайте их разбуд…
– Тихо, – шикнул Снусмумрик. – Пусть спят. Тут наверняка должен быть дежурный.
Они подергали дверь обсерватории. Она открылась, жалобно скрипнув; Снусмумрик шепотом объяснил, что такое «дежурный», и вдруг Муми-тролль понял, что дежурного здесь нет.
В обсерватории повис запах дыма – похоже, что там случился пожар. Окна обсерватории были выбиты, а купола – разнесены будто огромным камнем. Проломы зияли с другой стороны, поэтому Муми-тролль и его друзья их не заметили с реки, а теперь стало ясно, что эта обсерватория уже никогда не будет работать. Под ногами хрустело битое стекло и какие-то обломки, на стенах виднелись черные пятна копоти, но ни компьютеров, ни аппаратуры, ни всяких полок, стульев и столов, за исключением каких-то бесформенных обломков, Муми-тролль не увидел. Должно быть, ученые спешно покинули обсерваторию, забрав все ценное.
– Ну вот, – расстроился Муми-тролль. – Как же мы узнаем, что с этой кометой и чудовищами?
– Кто тебе сказал про чудовищ? – спросил Снусмумрик.
– Дядя Ондатр.
– А он откуда знает?
– Ну, из сказок, наверное, – Муми-тролль растерялся.
– Да у него в голове путаница, – заявил Снифф. – Только и знает, что ворчать и жаловаться! Сказал, что солнце не одно, а его много, например! И про комету не знал!
Муми-тролль нашел брошенную книжку. Она оказалась обгоревшей, но не сильно. Мумии-тролль раскрыл ее наугад и прочел: «…кометы прилетают во внутреннюю Солнечную систему из облака Оорта, и, как правило, состоят из замерзших летучих веществ (водяных, метановых и других газов), испаряющихся при подлёте к Солнцу».
– Снусмумрик, – сказал он, – а ты ведь говорил, что у кометы огненный хвост. Ну, или шлейф. И что она может поджечь Землю. А тут написано, что она замерзшая. И водяная.
Повисло молчание.
– Если сильно ударится о Землю, то может и поджечь, – нашелся наконец Снусмумрик.
– Фу, – воскликнул Снифф, – что это так воняет?
Муми-тролль узнал этот запах, но остановить Сниффа не успел – он побежал дальше по коридору, и через несколько секунд раздался его испуганный крик.
– А-а-а! – орал Снифф. Он выбрался из коридора, спотыкаясь, упал лапами в стекло, порезал палец и разревелся. Муми-тролль сделал несколько шагов в тот самый коридор, откуда выбежал Снифф.
– Что ты хочешь там увидеть? – негромко спросил Снусмумрик. – Людей верхом на чудовищах?
– Комета! Она пожирает хемулей! И ученых тоже! – вопил рыдающий Снифф.
– Там… ученые, – произнес Муми-тролль, отворачиваясь. – Они… умерли?
– Кусок ядра кометы упал прямо сюда, наделал тут пожару и все разнес, – объяснил Снусмумрик. – Это стихийное бедствие. Пошли отсюда, надо сообщить вашим родным в Муми-дален.
Снифф еле полз. Потрясение оказалось слишком сильным для него.
В полном молчании, уже в глубокой ночной темноте, они ссыпались с лестницы, погрузились на плот и поплыли обратно.
Когда рассвело, Муми-тролль приоткрыл один глаз, решил, что еще слишком рано, и можно немного подремать. Он не сразу понял, что солнце на самом деле давно встало, просто его трудно было разглядеть – так плотно затянулось липкими ядовитыми тучами небо. Впрочем, плот плыл спокойно, и просыпаться и впрямь было не обязательно…
Внезапно визг Сниффа заставил Муми-тролля подскочить, так что плот качнулся.
– Да, – глухо произнес Снусмумрик. – Это они.
В реке плавали, раскинув руки, существа, очень похожие на Муми-тролля, только не белые – одно когда-то было светло-зеленым, второе светло-лиловым. Сейчас от долгого пребывания в воде они разбухли, и из-под шкурок проступало что-то гнилостно-коричневое. Шкурки полопались, отслоились, с сизого, как туман, мяса стекала буроватая жидкость и расползалась по воде жутким ореолом. Муми-тролль зажал лапой глаза Сниффу. Он знал, что должен отвернуться, но не мог.
Потому что Снорк и его сестра не утонули.
Их маленькие тела были пробиты чем-то, чему Муми-тролль не знал названия, – как будто их методично протыкали чем-то острым и толстым. Раны, полные все той же коричневой жидкости, выглядели развороченными. Зрелище было невыносимо страшным, и все же Муми-тролль смотрел на снорков, смотрел и смотрел.
– Поплыли, – прервал их Снусмумрик. – Вы же не хотите, чтобы это случилось и с вашими родителями и соседями?
Река несла их все дальше и дальше. Муми-тролль не сомневался, что они обязательно приплывут в Муми-дален, потому что река никуда не сворачивала и русло не меняла, но он совершенно ничего не видел из-за сгустившегося липкого тумана. Солнца было уже не видно, только стояло над головой светлое пятно, истекавшее смертоносным жаром.
И вдруг туман наполнился мечущимися силуэтами.
Это бежали в безнадежной попытке спастись существа, еще недавно мирно жившие неподалеку от Муми-дален. Какой-то Хомса тащил на себе целый ящик, доверху набитый тряпьем, Гафса бежала, спотыкаясь, с двумя сундуками. Чопорная Филифьонка обмахивалась платочком, ухитряясь делать это и не выпускать из рук сразу несколько баулов, и Муми-тролль про себя восхитился ее умением даже в такой ситуации соблюдать хорошие манеры. Еще кто-то, кого трудно было разглядеть в сизой мгле, крутил педали велосипеда, кто-то втроем вез бочку на колесиках… Толпа в тумане двигалась и колыхалась, насыщая пропахший керосином воздух ужасом и отчаянием.
Горы отступили, и Муми-тролль знал, что справа сейчас откроется море. Он очень любил смотреть на море, правда, боялся, что ничего не увидит из-за пелены, но порыв ветра снес ее назад.
И тогда Муми-тролль увидел море.
Вода в нем отступила, обнажив дно. На дне среди обмякших лент водорослей лежали умирающие рыбы и медузы, и огромный осьминог бессильно шевелил щупальцами. В углублениях сохранилось немного воды, превратившейся в грязные и мутные лужи.
А плот уже нес их дальше. Деревья по берегам реки и моря засохли, листья на них скрутились и обуглились. Многие догорали, и Муми-тролля, Снусмумрика и Сниффа обдавало жаром. Многие были повалены. В жухлой траве вспыхивали и гасли язычки пламени.
Снифф вдруг решился.
– У меня есть секрет, – сказал он. – Он начинается на «П» и заканчивается на «А»… то есть, я хотел сказать, это пещера, вот. Она глубокая. В ней теперь живут совы, но это же наша пещера.
– Будем там прятаться вместе с совами, – подхватил Муми-тролль.
В душе он очень боялся, что Снифф скажет «выставим этих сов из пещеры», потому что не знал, сможет ли ему возразить. Ведь поселиться в пещере означает делить не только жилище, но и еду, а кто знает, когда эта ужасная комета улетит восвояси? И сколько запасов осталось у Муми-мамы? «У мамы много варенья, – попытался уговорить себя Муми-тролль. – Совы его не едят. Мы будем есть варенье, а с совами поделимся чем-нибудь еще, и все выживем».
– Хорошо, – сказал Снусмумрик, вынув трубку изо рта. – Отличная идея.
– И у тебя еще есть подземное масло, – сказал Снифф.
– Правильно, – подтвердил Снусмумрик.
– А там, глядишь, и комета улетит в свое облако этого, как его…
– Обязательно улетит.
– Мы же не люди. Мы не позволим ей нас выжить отсюда, – Снифф встопорщил усы. – Это люди занимались своими машинами и ничего не видели, пока комета не врезалась прямо в них, правда? Мы же не такие! Да и что они там знали про кометы, сорок тысяч лет назад-то!
– Тридцать, – поправил Снусмумрик.
– Смотрите, – сказал Муми-тролль, протягивая лапу. – Видите? Туман, конечно, но все равно видно же! Это наш дом! Наконец-то!
– Ура-а! – заорал Снифф, вскочил и осекся, потому что Муми-тролль дернул его вниз – из-за его резкого движения плот закачался и на мгновение ушел под воду с одной стороны, а вещи покатились по нему. Муми-тролль хотел засмеяться и пошутить, но смех застыл у него на губах.
В небе висело что-то огромное.
Нет – не огромное, а огромные. Их было много, и они почти закрыли небо. Хищные очертания, слишком правильные и слишком… красивые? – но Муми-тролль не представлял себе, что красота может быть такой зловещей. И они не состояли из замерзшего льда и пара. Точно так же, как не прилетели из облака Оорта.
Чьи-то необыкновенно умелые руки создали их из металла, чтобы вести через космические пространства, не боясь обитающих в нем чудовищ.
– Это машины, – прошептал Снифф. – Ребята, это же машины!
– Пи-хо, – воскликнул Муми-тролль, зачарованно глядя в небо. – Это надо же! Но как это их угораздило прилететь сюда именно тогда, когда комета…
– Нет никакой кометы, – проговорил Снусмумрик, Снифф переспросил, не веря своим ушам, и Снусмумрик повторил. – Никакая это не комета. Это…
От одной из машин отделились обтекаемые цилиндры и пошли к земле, оставляя за собой хвост дымного пламени, еще сильнее запахло керосином, фосфором и смертью, а потом один из цилиндров врезался в холм – огромный столб огня и дыма поднялся вверх, и все, что находилось неподалеку от холма, занялось и запылало. Вторая машина тоже выпустила такие же цилиндры, и дом Муми-троллей попал под них, и вспыхнул, как бумажный домик для кукол; пламя охватило и стены, и крышу, и деревья в саду, и клумбы, за которыми с такой любовью ухаживала Муми-мама…
– Нет! – закричал Муми-тролль. – Не-ее-ет! Ма-а-ма! Папа! Мамочка!
…А потом от машин отделились другие машины – поменьше.
– Там они, – сказал Снусмумрик. – Я их уже видел. Я думал, что мне удастся от них убежать…
– Так ты… знал?
Уши у Сниффа встали торчком, лапы подкосились, и он осел на землю.
– Да, – глухо произнес Снусмумрик. – Я знаю, кто это. Они вернулись на родную планету, которую покинули сорок тысяч лет назад. А мы для них – только захватчики их дома…
Первая десантная капсула приземлилась.
Двери ее открылись, и потрясенный Муми-тролль, обнимая съежившегося Сниффа, смотрел, как на Землю ступают люди.

с 25 марта по 1 мая проводится литературный конкурс «Южанин-2018» при поддержке Одесского журнала Южный город. Условия конкурса:

на сайте

 

В прошлом году я участвовал в этом конкурсе с душераздирающей городской легендой про Рогатых людей в пещерах Аккермана. Легенда вполне реальная, то есть каждый одессит ее хоть раз, да слышал, и я вложила в рассказ всю любовь к Одессе ) К моему удивлению, вошла с ним в десяточку, хотя вообще не ожидала, что за него кто-то отдаст голос. Хоррор все-таки жанр специфический. У него, и у меня с ним, есть своя аудитория, но она не очень большая по сравнению с любителями ЛР )

Что подать в этот раз и стоит ли вообще пытаться, не знаю. Может, и стоит, еще не решила.

Истории написаны для команды Доисторической жизни

В глубинах Р’Лайх мертвый Ктулху ждет и видит сны
Г. Ф. Лавкрафт

Моллюск медленно зарывался в придонный ил, смешанный песком.
Подводные скалы, похожие на циклопические дворцы, тяжело синели в толще воды. Море казалось тихим-тихим. Сквозь прозрачную воду просвечивал алеющий закат, и тени облаков скользили по поверхности. Сверху доносился рокот волн, мерно бивших в берег; движение воды слегка шевелило длинные ленты водорослей.
скрытый текстМоллюск закончил маскировку и приподнял глазки на стебельках, чтобы его не застигли врасплох.
Толстый трилобит прополз по дну, поднимая маленькие завихрения ила и песка.
Тушка другого трилобита, уже порядком подыстлевшего, вяло колыхалась неподалеку среди археоциатов. Их изящные воронки неустанно перекачивали морскую воду, отфильтровывая из нее мельчайшие водоросли и рачков.
Еще один моллюск, с удлиненной раковиной, шевеля щупальцами, проплыл мимо. Он передвигался будто замедленно и очень плавно, и глазки на стебельках проследили за ним.
Ничего не предвещает беды?
В море это ненадолго.
Если хоть на минуту отвлечься и расслабиться, от тебя останутся только несколько непереваренных присосок со щупальцев. Или, если ты имеешь панцирь или раковину, то ее обломки.
Вытянутое тело промелькнуло среди воронок археоциатов. Одна из первых бесчелюстных рыб приплыла поохотиться. Глазки на стебельках втянулись в песок.
Вытянутый моллюск-аммонит торопливо забил по воде щупальцами, но тягаться с рыбой в скорости он не мог. Правда, и ее пасть не была приспособлена к битвам с закованными в раковину аммонитами, так что рыбине пришлось удовлетвориться парой оторванных щупалец.
Внезапно в придонной воде скользнул еще кое-кто. Моллюск, зарывшийся в ил, затих и перестал шевелиться. Огромный ракоскорпион ринулся на рыбу. Она забилась, но жвала хищника уже схватили ее, и держали крепко. Через несколько мгновений все было кончено.
Плавник, недоеденный ракоскорпионом, кружась, осел на дно…
Хищник был слишком велик, чтобы насытиться одной рыбешкой. Он немного покружил, потрогал клешнями археоциатов – те показались ему несъедобными, наконец, нашел останки дохлого трилобита.
Аммонит, едва выживший после столкновения с рыбой, зря счел себя в безопасности. Он неуклюже плескался вокруг, пытаясь с помощью оставшихся щупалец уплыть, но потерял ориентиры. Из его ран струилась зеленоватая кровь, мутная в прозрачной воде. И когда ракоскорпион покончил с трилобитом, ему оставалось только приподнять клешни, чтобы поймать еще одну добычу.
Похоже, ракоскорпион не собирался никуда уходить отсюда.
Моллюск, спрятавшийся в донном иле между скал, замер. Он хорошо умел только две вещи – маскироваться и терпеть. Сейчас он сделал и то, и другое. Впал в анабиоз – не умер, умирать он тоже не умел, но и жить не продолжал. Застыть между жизнью и смертью было единственным его ответом на любые неблагоприятные условия.
Ракоскорпион вяло пошевелился. Он снова проголодался, но ни живой добычи, ни дохлятины вокруг не увидел, поэтому пожевал водоросли, а затем шевельнул лапами и пополз-поплыл у самого дна. Можно было оживать, но моллюск забыл – как.
Он уходил все глубже и глубже в спячку. Во сне ему виделись необычайно яркие водоросли, рыбы и морские лилии, и закаты, просвечивавшие с поверхности, и переливчатые обломки раковин. Так шли дни и годы. А потом моллюску начало сниться то, чего он никогда не видел.
Чудовищные рыбы.
Существа, названий которых он не знал.
Звуки, которых он никогда не слышал.
Практически мертвый, этот моллюск продолжал расти и расти, ожидая во сне, когда же он проголодается настолько, чтобы проснуться. Он больше ничего не умел, кроме как ждать. Но многому научился во сне от тех, кто ему снился…
И когда голод заставит старейшего из жителей моря проснуться, он будет знать, как заманить добычу в исчерна-синие, похожие на циклопические дворцы, скалы Р’Лайх.



Ветер рванул верхушки деревьев. Ажурная ветвь араукарии закачалась, и маленькое, серое, похожее на крысу существо – крузафонция – судорожно уцепилось за хвою, чтобы не упасть. Длинный хвост обвился вокруг ветки; теперь крузафонции можно было ничего не опасаться.
скрытый текстГде-то очень далеко внизу плескалось море, к которому крузафонция никогда не спускалась. Лес, в котором она жила, стоял на высоком обрыве, а карабкаться по камням крузафонция не умела. Ее лапки и гибкий мускулистый хвост были отлично приспособлены к лазанию по древесным стволам и ветвям, а не к прыжкам по прибрежным скалам – да и незачем было по ним прыгать, Серая питалась шишками и хвоей.
Вокруг скакали ее товарки. Рыжая соседка берегла брюшко: в ее сумке копошилось множество крошечных детенышей; выжить должны были только четверо или пятеро, но сейчас она оберегала всех. Корноухий самец лукаво поглядывал на Серую, но она еще не испытывала к нему влечения. У нее было несколько дней на размышления. К тому же, кроме Корноухого, неподалеку жил еще и Лысохвостый…
Огромная тень пала на животных. Серая юркнула в дупло, дрожа от страха.
Прошло немало времени, прежде чем она осмелилась выглянуть. В нос ударил запах крови. Корноухого не было нигде, но Серая знала – это пахнет его кровью. Что же случилось?
Очень осторожно она спустилась вниз по стволу. Запах сначала ослабел, но по мере приближения к земле становился все сильнее. На земле Серая нашла несколько капель крови, а затем – оторванную лапку.
Нет. Не оторванную.
Ее словно смахнули чьи-то очень острые, но лишенные зубов челюсти. Вокруг лапки растеклась уже подсыхавшая кровь, и мясо Корноухого краснело под шкуркой.
Пища от ужаса, Серая взлетела вверх и окликнула Рыжую:
– Тревога! Тревога!
У них еще не было разнообразных сигналов, позволяющих общаться, но крик страха и беды был четким, и каждая крузафонция запоминала его в первую очередь – после «Мама!»
Рыжая спряталась, но перед этим передала по цепочке:
– Тревога! Беда! Спасайтесь!
Серая услышала, как пищат, предупреждая остальных, ее соседи: старая Однозубка, Лысохвостый, маленькая Лапка, недавно покинувшая сумку матери, матерый Резец… Память Серой была не слишком долгой. И все-таки она почувствовала, что в перекличке ее товарищей чего-то не хватает.
Кого-то.
Кто-то уже погиб до того, как поймали Корноухого, поняла она.
Ночь Серая провела в глубине дупла, а на рассвете ее разбудил отчаянный визг. Серая приподняла голову. Тельце Однозубки, видимо, слишком старой, чтобы спрятаться вовремя, рухнуло на ветку неподалеку и ударилось об нее, но спастись Однозубке бы уже не удалось: ее живот был будто взрезан, окровавленные скользкие кишки выпали и висели наружу, наконец, одна из кишок-петель зацепилась за ветку. Серая оцепенела от ужаса, и вдруг темная тень пронеслась на бреющем полете, огромные вытянутые острые челюсти подхватили тело Однозубки и унесли.
Только к вечеру голод стал настолько невыносимым, что Серая решилась выбраться наружу. Страх сковывал ее лапки, страх заставлял челюсти вгрызаться в шишку араукарии с невероятной скоростью, Серую трясло, но умирать от голода было не менее страшно, чем быть сожранной неведомой темной тенью.
Лысохвостый подпрыгнул к ней. В глазах его поблескивала какая-то влажная поволока, пасть была приоткрыта – страсть, гнавшая самца к самочке, пересилила даже инстинкт самосохранения. В другое время Серая бы не возражала. Но сейчас ей страшно было остаться вне дупла даже ненадолго. Она жалобно пискнула и побежала к дуплу.
Приняв ее писк за согласие, Лысохвостый поспешил за ней. Он смотрел только на Серую, не замечая ничего вокруг. И даже когда Серая, скорее почувствовав, чем увидев приближение темной тени, завизжала «Тревога! Спасайся!», не обратил на это внимания – только прыгнул к ней.
Огромное кожистое существо обрушилось на ветки. Истошный визг Лысохвостого резанул по ушам, запах – специфический запах большой хищной рептилии, запах ветра, кожи и падали – ударил в нос. Серая забилась в дупло так глубоко, что сама себя не видела.
И все-таки она уловила еще один запах.
Рыбы.
Тварь, которая охотилась на ее соплеменников, обычно питалась рыбой. Но, по-видимому, обнаружив крузафонций, она сочла их более легкой добычей.
На следующий день Серая не рискнула высунуть из дупла даже нос.
Голод мало-помалу становился невыносимым, живот сводило, но едва Серая все-таки сделала шаг наружу, как отчаянный вопль еще одной жертвы загнал ее обратно. И Серая впала в тяжелый голодный сон.
Так прошел еще день. И еще одна ночь.
От голода Серая обессилела. Маленькому зверьку вроде нее нужно было питаться часто и помногу, тем более, что шишки и хвоя не были особо питательными. Можно было поискать насекомых и червяков, конечно, но для этого тоже надо было выбираться из дупла, а Серая боялась. До нее доносились запахи скорой гибели – крови и падали, и чуть заметный рыбы и чешуи, и она не смела пошевельнуться.
Очнувшись от забытья, больше похожего на обморок, чем на сон, она прислушалась. Обычно ее сородичи издавали писк, означавший «это мое дерево», или «здесь есть еда», или «мама, дай поесть». Сейчас она не услышала ничего.
Обычно, кроме ее сородичей, вокруг пищали и щебетали другие мелкие животные.
Сейчас Серая не услышала и этого.
Она мало-помалу начала понимать, что осталась одна. Боль от голода скрутила ей кишки, и Серая поползла к выходу из дупла. Обессиленные лапки вцепились в ствол.
Темная тень пала на нее, но у Серой уже не было сил испугаться.
Теперь она видела, что за существо собирается положить конец ее жизни. Широкие перепончатые крылья; острые задние лапы, небольшой хвост, поджарое и легкое мускулистое тело – и пасть. Огромная пасть с очень острыми режущими кромками челюстей впереди и мириадами конических зубов в глубине – пасть рыболова и хищника, смертельно опасного для созданий и побольше Серой.
Хищник сделал выпад головой. Серая упала в дупло и вжалась в стенки. Пасть-клюв просунулась в дупло, едва не задев Серую. Вышла. Снова врезалась в дупло, явно пытаясь достать Серую. И снова убралась несолоно хлебавши.
Серая знала, что пришла ее смерть – смерть с огромными перепончатыми крыльями и острой пастью. Даже если она сейчас не достанет Серую ударом клюва, то очень скоро Серую доконает голод. И все-таки Серая нашла в себе силы отползти к задней стенке дупла в последней надежде спастись.
Темная тень закрывала свет, и запах рыбы и падали от ее клюва становится невыносимым. И Серая сжалась в комочек и зажмурилась, смиряясь с неотвратимостью…



Динозавры…
Они были где-то рядом. Их тяжелые ножищи сотрясали пол, их глянцевые чешуйчатые бока раздвигали высокие стебли бамбука…
скрытый текст– «По современным данным, поздние динозавры были покрыты зачаточными перьями», – прочитала мама и повернула книгу. Бамбука в книге не было. На иллюстрации зеленели араукарии и древовидные папоротники, а еще – саговники, как в цветочном магазине, только очень большие.
На обоях был нарисован бамбук, и это оказалось неправильным. Все было неправильным. Обои следовало снять или представить, что их нет, а за нарисованным бамбуком растут настоящие древовидные папоротники и гигантские саговники с разноцветными шишками.
Тяжелая туша лениво переставляла ноги, окутанные зачаточными перьями. Вот она приподнялась… передние ноги уперлись в ствол, пошатнув его, маленькая голова с холодными, упорными глазами принюхалась, и раскидистые листья исчезли в пасти, усеянной мелкими зубами. Спина у динозавра была как ствол саговника – покрытая маслянисто блестящими наростами, как броня у танка; длинный мощный хвост заканчивался несколькими острыми рогами.
Откуда-то из глубин леса донеслось щелканье, посвистывание и трубное взревывание – голоса динозавров, которых не было видно.
– «Ученые считают… считают», – голос мамы прервался, послышался судорожный вздох, и стало ясно, что мама плачет. Это было непонятно: почему плакать? Что такого могли придумать ученые? – «Ученые считают, что динозавры мелового периода были теплокровными…»
Среди стволов поплыл липкий туман. Где-то неподалеку пузырилось болото, и запах сырости, болотных газов и гниющих растений становился все удушливее. Папоротники и гигантские хвощи достигали половины человеческого роста. Вот заросли папоротников расступились, и показалась трясина, затянутая буровато-зеленой тиной. Повеяло вонью протухшего мяса.
Крупный ящер, видимо, привлеченный мягкой и сочной зеленью, увяз в болоте. Его туша наполовину скрывалась под болотной жижей. Кожа у него уже полопалась, перья взмокли и свалялись, и в обнажившемся багровом мясе кишели червяки. Зрелище было тошнотворным, но почему-то оторвать от него взгляд казалось невозможным.
Внезапно еще кто-то раздвинул папоротники. Небольшой юркий теропод подкрался к туше. Блестящие мертвенно-равнодушные глаза бегали туда-сюда, узкая голова поворачивалась на тонкой шее: ящер сторожко прислушивался. Наконец, он счел, что конкурентов у накрытого стола не предвидится, и долбанул вытянутой башкой, похожей на страусиную, гниющую тушу. Кусок мяса остался в его пасти, с него закапало коричневой жидкостью, тошнотворный запах стал сильнее, а теропод проглотил кусок падали и снова долбанул мертвого гиганта.
– «Считается, что тираннозавр был хищником-оппортунистом», – продолжала мама, и слезы скатывались одна за другой, падая на одеяло. – «Он мог питаться как живой добычей, так и падалью…»
– Что ты читаешь ребенку? – раздался голос папы. – Лучше бы сказку или колыбельную…
– Ш-ш-ш, он, кажется, заснул, – мама перевела дух и всхлипнула.
– Нет, я хочу про динозавриков, – слова толкались в горле и не шли наружу.
– Температуру мерили? Сколько?
– Тридцать девять и семь… Где уже эта «скорая»?
– Я почем знаю? Говорил, надо было в платную звонить…
Встревоженные голоса папы и мамы отдалились. Захотелось им сказать, чтобы они не беспокоились и не ссорились, а мама не плакала. Тридцать девять – это не так уж и жарко, во времена динозавров по всей планете стояла майская теплынь. Даже в Антарктиде. Там жили загадочные утконосые динозавры.
Сейчас они покинули Антарктиду и шли сюда. Они были уже где-то рядом, совсем на подходе. А прямо за обоями медленно переваливались рогатые трицератопсы, такие ленивые, когда не нужно было ни от кого отбиваться или убегать…
– Володя! Володя, он, кажется, не дышит… Володя, что делать?
Обои исчезают, исчезает мебель, исчезает лицо мамы, и забытая книжка падает на пол. Над головой колышутся резные листья древовидных папоротников, и запах, ни с чем не сравнимый запах огромных теплокровных существ, покрытых зачаточными перьями, обдает с ног до головы. А потом их морды склоняются прямо к лицу, и бесстрастные глаза смотрят в глаза… Как жаль, что папа и мама этого не замечают: они все ждут свою «скорую».
Руки сами собой протягиваются к могучим ящерам, чтобы уехать на их спинах далеко-далеко – туда, где вечно бродят динозавры.

5-й год октаэриды, 17-й день месяца элафеболиона

День не задался.
Все утро потратил на то, чтобы склонить одного тупицу к отцеубийству. Отказался.
Попытался на базаре подсунуть чужой кошелек какой-то тетке. Вернула владельцу.
Собака, и та на хозяина лаять не захотела.
Спрашивается: как выполнять свои обязанности и соблазнять людей печеньками с Темной стороны, если они не соблазняются?
А под конец, будто мало еще неприятностей, в меня врезался юноша с безумно горящими стеклянными глазами и блаженной улыбкой и радостно поинтересовался:
— Хайре, добрый господин! Не найдется ли у тебя немного времени, чтобы поговорить о господе нашем Зевсе? Это добрый бог грозы и грома, отец и владыка, он требует только послушания…
— Отстань, — испугался я. Единственный бог-отец, которого я знаю, это мой папочка, чтоб он так жил, как выгнал меня с небес. Причем именно за непослушание. Что у этих отцов за пунктик на послушании, а?

скрытый текст29 г. н. э., 4-й день месяца нисана

День не задался.
С каких это пор мужчины отказываются прелюбодействовать, хотел бы я знать? Так и не подговорил!
Подбивал ребенка нахамить старшим — побоялся. Поистине, трусость самый страшный порок.
Думал, отдохну душой со старым Соломоном: он недорезал ткани покупателю в своей лавке. Только расслабился, а этот старикашка, черт… то есть я бы его побрал, извинился и вернул деньги. Нет, ну они издеваются!
А под конец, как будто я был еще недостаточно огорчен, ко мне подкрался почтенный ветхозаветный старец с бородой, безумно горящими стеклянными глазами и блаженной улыбкой и радостно спросил:
— Уважаемый, не найдется ли у тебя немного времени, чтобы поговорить о господе нашем Иисусе, Сыне Божием?
— Это какого же бога он сын? — не врубился я.
— Э… ну Саваофа, вестимо, — растерялся старец.
Так. Не понял. Это у меня братец, что ли, образовался? Надо бы пойти, познакомиться с родственничком. Авось испорчу.

Вечером того же дня
Кто только придумал этих младших братьев? Ладно что не слушается, никакого почтения, так еще и обзывается. Изыди, говорит, сатана.
Определенно, сегодня не мой день.

17 числа Последнего Зерна 4Е201, в сандас

День не задался.
Темные Века — мое любимое время! Все только и знают, что убивать, грабить и мародерствовать. Есть где развернуться.
То есть это я так думал до сегодняшнего дня. С утра подобрался к одному культисту, знаете, из этих ложных культов, которых нынче до пса. Цицерон, говорю, — это его так зовут, значит, Цицерон, бугага, — убей Астрид, свою начальницу. Она будет мешать тебе поклоняться Милосердной Матушке. А он в ответ: не, я так не могу, мы же сокультисты.
Уговаривал я его, уговаривал. Плюнул. Пошел к этой Астрид, говорю, убей Цицерона, он под тебя копает. А она: разберусь! Нет бы с ходу убить невиновного, а потом разбираться. В общем, не вышло у меня ничего.
Спустился я в здешние пещеры. В них грибы растут, ну, такие, знаете… я ими соблазнить население планировал. А на меня как попрет гниющий труп! Челюсть отваливается, доспехи рассыпаются на глазах. Где-то я такое уже видел: безумно горящие стеклянные глаза, блаженная улыбка на том, что от рожи осталось… А он еще и радостно так спрашивает:
— Не найдется ли у тебя немного времени, чтобы поговорить о Господах наших драконах?
— Это я, — говорю, — змий! Сиречь дракон! Обнаглели…
Чувствую, я еще лет сто не успокоюсь от такого свинства!

29 ноября 2017 г.

День не задался.
Подсунул одной чужой кошелек. Вернула хозяину. Что ж они честные все такие?
Подговаривал одного ширнуться. Побоялся. Что ж они трусливые все такие?
Проник в здание суда. Склонял мужика к лжесвидетельству. И почти склонил, как вдруг в самый ответственный момент его словно черт дернул — сказать правду! Стоп, я бы его не дернул, я еще не настолько чокнулся…
И как будто мне еще мало этих неудач, ко мне вдруг подходит тетка непонятных лет и в длинной юбке, с безумно горящими стеклянными глазами и блаженной улыбкой, протягивает журнальчик «Сторожевая башня» с какими-то имбецилами на обложке и спрашивает:
— Молодой человек, не найдется ли у вас минутки, чтобы поговорить о господе нашем Иегове?
Я — человек? Они издеваются!
Все, залегаю в спячку. На Темную сторону они и сами переберутся, и когда дойдет до настоящих пакостей, без меня справятся. А мне нужно отдохнуть.

31 июня 40 025 года

День не задался.
Проснулся — вокруг раскардаш, куда там бардаку Темных Веков! Вокруг все бегают, суетятся. Над головой летающие тарелки висят и пуляют огнем в белый свет, как в копеечку. Лазерами, наверное. Прямо перед глазами двое каких-то здоровенных детин друг друга бензопилами достать пытаются. О, думаю, удачно попал — всегда любил резню бензопилой! Тут точно есть с чем работать!
Как раз один детина второго уложил.
— Кошелек, — шепчу ему, — укради у него кошелек. Это не мародерство, что с бою взято, то свято!
А он мне:
— А что такое «кошелек»? Какое-то оружие?
Так, думаю, не понял. А где же они деньги держат? Ну ладно. Вот еще кто-то стоит, склоним его к прелюбодейству. Подошел к нему и давай обрабатывать:
— Зачем тебе верность жене, если вокруг столько милашек? Вон, гляди, какая цыпочка!
А цыпочка оборачивается и говорит мне:
— Послушайте, автоматы по продаже газировки на голос не реагируют!
И как будто мало мне было еще этого невезения, ко мне подошел… подошла… короче, подошло. На голове рог позолоченный. Сзади хвост. Две искусственные ноги. И все-таки узнал я, узнал эти безумно горящие стеклянные глаза, блаженную улыбку и лучезарный вопрос:
— Брат, не найдется ли у тебя минутки, чтобы поговорить о госпоже нашей Слаанеш и всевозможных наслаждениях?
И третьей рукой мне брошюрку протягивает.
Честное слово, как будто и не спал…
Лучше бы и не просыпался!

В лучших традициях моей воспитательной парадигмы (не спрашивайте) Мых присадил сына на Азимова. На цикл про Р. Дэниела Оливо. Теперь за уши не оттащишь ) запойное чтение - у нас это семейное.

Я сам его очень люблю, потому что... потому. Во-первых, в нем есть то, чего нет уже давно в хорошей сайенс-фикш, - вера в доброту разума. скрытый текстВ способность двух разумных существ, как бы сильно они друг от друга ни отличались, поладить и найти общий язык, более того - наладить сотрудничество.
Во-вторых, элементы детектива придают повествованию занимательность, при том, что они введены абсолютно грамотно: дают возможность дать широкую картину общества будущего. Жуткого, надо сказать, будущего, с городами-ульями, деградирующими людьми, страхом выйти на открытое пространство, привилегиями и категориями, очевидной нехваткой ресурсов всех видов, завистью к космонитам, а главное - полным отсутствием человеческого достоинства как такового. Тотальный контроль, расслоение, гонка, страх перед деклассированием исключают какое бы то ни было самоуважение.
Но вся эта картина не пахнет пессимизмом - скорее она выглядит как предостережение.
А у космонитов свои проблемы. У них есть личное пространство. Много. Так много, что они не могут сделать шаг друг к другу. Так много, что они полностью потеряли способность к нормальной коммуникации. И это ничуть не в меньшей степени утрата человечности, чем адище земных ульев.

В квартале возле пристани, во мгле
Терзаемых кошмарами аллей,
Где призраки погибших кораблей
Плывут, сливаясь с дымкой, по земле,
Мой взгляд остановился на стекле
Лачуги, превращенной в мавзолей
Старинных книг, достойных королей,
скрытый текстНо днесь у паутины в кабале.
С волнением шагнув под низкий свод,
Одну из книг раскрыл я наугад,
И с первых слов меня швырнуло в пот,
Как если бы я принял сильный яд.
Я в страхе огляделся – дом был пуст
И только смех слетал с незримых уст.

ЗВЕЗДОВЕЙ

В тот час, когда зальётся соловей
И за окном затеплится свеча,
По улицам, сухие листья мча,
Гуляет звёздный ветер – звездовей.
Печной дымок, послушный лишь ему,
Творит за пируэтом пируэт –
Он вторит траекториям планет,
А с юга Фомальгаут сверлит тьму.
В такую ночь поэты узнают
Немало тайн о югготских грибах
И о цветах, что в сказочных садах
На континентах Нитона растут.
Но всё, что в эту ночь приснится им,
Уже утру развеется, как дым.

ПАМЯТЬ

В огнями звёзд разубранной ночи
Дремала тень, вся в лагерных кострах,
Чьи языки, в стада вселяя страх,
Лизали мрак, остры и горячи.
На юге – там, где степь во всю длину
Ныряла вниз – темнел зигзаг стены,
Как будто некий змей из глубины
Там камнем обратился в старину.
Куда попал я и каким путём?
Метался я, судьбу свою кляня,
Вдруг чья-то тень, поднявшись над костром,
По имени окликнула меня.
Приблизившись, я встретил мёртвый взгляд –
Зачем я пил надежд напрасный яд?

ВЕСТНИК

Сказал он: эта тварь приходит ночью
И ровно в три, от церкви у холма.
Но я ведь не сошёл ещё с ума —
Не верю в то, что не видал воочью.

Конечно, я подумал — это шутка;
Наверное, одна из тех примет,
Что у людей в теченье многих лет
Держали ум во власти предрассудка.

Зажёг я лампу — шёл уж третий час
И в небо поднялось созвездье Льва.
А пламя уже теплилось едва,
Вот три пробило - и огонь погас.

И кто-то осторожно стукнул в дверь —
Весь ужас правды понял я теперь!

Зачел "Вороньего принца" Аарона Дембски нашего Боудена.
Сформулировал впечатления.
скрытый текстВот тягостная вещь, гораздо более безысходная, чем большинство остальных, потому что в ней ни единого просвета, ни единой чистой души.
Есть еще один вариант перевода названия - Принц Воронья. По смысловому оттенку, по-моему, так лучше, но с учетом того, что это прозвище Севатара, то вряд ли он бы согласился носить откровенно оскорбительную кличку. Хотя...
Я помню, как меня поразили отношения в 4-м, когда эти Железные Воины в открытую признавались друг другу, что стали бы подсиживать и подличать ради повышения по службе. Но Повелители Ночи - это определенно нечто из ряда вон.
История Керза произвела очень тяжелое, жуткое впечатление, и странно, что император не попытался ничего сделать с его состоянием. Правда, он вообще не похож на заботливого папашу, но тем не менее. Описание примаршьего логова с висящими трупами - бррр!
Позже, когда я добрался до "Гвоздей Мясника", увидел, что такое же логово было у темного эльдара.
А еще позже выяснил, что братья сами попытались приструнить Керза. Хорус препоручил его Вулкану, потом планировалось, что им займется Дорн. Именно тогда Вулкан первым из всех заметил червоточину в любимом братике Хорусе. А ведь везде педалируется тема Давина и "обращения". Нет уж, Хорус с самого начала планировал оттяпать себе как можно больше власти, не брезгуя никакими средствами, и обращение на Давине - следствие, а не причина этого.
Севатар, по-моему, слегка аутичен. И тоже поразительная личность. Ненавидит своего примарха. Прекрасно понимает, что и тот ненавидит легион. И все равно предан ему и пытается вытащить, изрядно рискуя при этом.
С Рукокрылыми он поступает, с одной стороны, аморально, с другой - абсолютно логично. *а вот сейчас обидно было, насчет рукокрылых, сколько можно считать их образом зла? безобидные полезные зверьки* И только Повелителей Ночи было рационально разделить, уничтожив при этом как легион, они все равно не были настоящим братством.