Свежие записи из блогов Psoj_i_Sysoj

Предыдущая глава

Леле

Кажется, обо мне здесь все забыли — который уже день никто не приходит, чтобы побеседовать со мною, допросить или хотя бы пытать — лишь еду приносят исправно, хоть о ней нередко забываю я сам. В подобном холоде обычно хочется есть, но сейчас меня куда больше привлекает кувшин тёплого вина — оно позволяет согреться куда как быстрее, да и нельзя позволить, чтобы его постигла та же участь, что и подёрнутую неаппетитной плёнкой застывшего жира холодную похлёбку. Потягивая вино, я размышляю, по чьей милости удостоился подобной роскоши — или же сегодня какой-то праздник, в честь которого угощают всех заключённых? И всё же мне приятно думать, что кому-то здесь настолько небезразлична моя участь, что он вспомнил обо мне в этот холодный день.

читать дальшеВыглядывая из своей щели, крыса опасливо озирается, но, убедившись, что в этой камере по-прежнему нет никого, кроме меня, мигом смелеет и по-хозяйски направляется к моей миске. Глядя на неё, я не могу не думать, что уж ей-то наверняка всё равно, кто здесь сидит: заядлый преступник, предатель и заговорщик, или же ни в чём не повинный бедолага — всё, что волнует эту не по размеру уверенную в себе тварь — это аппетит узника, ведь, если он будет чересчур хорош, то этот человек мало того что не оставит ни крошки, так ещё и, чего доброго, сожрёт её саму. Если подумать, люди часто совершают ту же ошибку: боятся лишь тех, кто нахрапист и жаден до наживы, совершенно не обращая внимания на тихого соседа, который всегда готов посторониться и уступить — мне ли не знать, что от таких людей подчас исходит несравнимо бóльшая опасность, чем от их горластых соплеменников.

Похоже, крыса подавилась, спеша разделаться с чересчур обильной трапезой — она внезапно закашлялась, а потом её стошнило, и крыса побрела прочь от миски, но на полпути её одолела жадность и она вернулась. Вместо отвращения, обычно вздымающегося в душе при виде этого пакостного грызуна, я с отстранённым любопытством наблюдаю, как крыса бродит возле миски — пожалуй, она была на редкость тупа даже по крысиным меркам. И в то же время я чувствую укол мысли — кто как не я сам похож на эту крысу? Кто, как не я, уже ощущая на шее ледяное дыхание опускающегося меча, предпочитал его не замечать, отчаянно стремясь урвать крохи удовольствий, которые ещё оставались мне в этом мире?

Покачав головой, я отворачиваюсь от крысы — всё равно сейчас я не в состоянии помочь ни ей, ни себе.


***

…В первый день путешествия, сидя в повозке бок о бок с Инанной я ненадолго позволил себе поверить, что наслаждаюсь самой обычной поездкой, в конце которой меня ожидает что-то хорошее — всё, и погода, и мои спутники, и золотистый полог листвы, и мягкий ход повозки — складывалось так, что лучше и не придумаешь.

Атмосфера спокойствия и неспешности в караване лучше, чем чьи-либо заверения говорила о том, что в этих краях в последнее время царит мир; глядя на добродушно перешучивающихся друг с другом в ожидании сигнала двигаться караванщиков, я с трудом мог поверить в реальность того, что совсем недавно разгневанные люди с оружием в руках ополчились на соседа, предав огню его замок — а ведь это случилось не так уж далеко отсюда.

Единственными, кто не поддавался всеобщей расслабленности, были Верек и его подопечный; казалось, старший сын таинственной семьи Анте никогда не ослабляет бдительности — то ли в силу возложенной на него ответственности, то ли по склонности характера. Твердынец же просто сторонился всех так усердно, что достиг в своём стремлении полного успеха — его и впрямь никто не замечал. Пожалуй, не скажи мне Ирчи, кто он такой, заранее, я бы и сам не обратил на него ни малейшего внимания, ведь вокруг было полно куда более интересных объектов для наблюдения.

Одним из которых, что скрывать, была Инанна — когда мы наконец тронулись с места, я уговорил её сесть рядом с собой в повозку, тайком любуясь тем, как ветер играет выбившимися из-под платка прядками, которые казались игривыми и пушистыми, словно лапки котёнка; как она щурится на солнце, разглядывая за сжатыми полями щетину леса; как поправляет платок лёгким движением руки, грациозным, словно покачивание головки цветка.

Потому появление Ирчи вызвало лёгкую досаду — когда он поднялся на повозку, я посторонился, уступая ему место, а он, будто не замечая этого, придвинулся вплотную к Инанне и принялся что-то показывать ей, улыбаясь при этом во весь рот. В другое время я и сам не преминул бы прислушаться к тому, что он говорит, но тут я отвернулся, старательно разглядывая окрестности; на ясное солнце словно бы набежала туча. Но вскоре всё вернулось на круги своя — Ирчи спрыгнул с движущейся повозки на ухабистую обочину, будто это не стоило ему ни малейших усилий, и я с запозданием укорил себя за непрошенную мысль: «Неужто тебе так не терпится переломать себе ноги?» Я и сам не мог понять, отчего это так меня раздражает — не лучше ли радоваться последним прекрасным дням осени, пока у меня ещё есть такая возможность?


***

Наконец на привале мне выпал случай заговорить с твердынцем — и при звуках его гортанного выговора я испытал чувство сродни восторгу, так что на миг даже позабыл о том, что моя личина учителя — простая ложь, настолько меня увлёк его необычный язык.

Хоть и понимая, что моё любопытство не вполне уместно, я всё же не удержался от того, чтобы напрямую выказать свой интерес вслух, после чего Верек вполне справедливо указал на то, что мне это знать не положено; однако тут неожиданно вмешался сам господин Нерацу, заявив, что он не видит смысла в том, чтобы укрывать свой язык столь же тщательно, как прочие тайны своего народа. Воспользовавшись этим, я тут же принялся выспрашивать его, однако, видимо, мои вопросы показались ему чересчур сложными:

— Боюсь, что я и сам мало что смогу объяснить вам, ведь я плохо говорю по-валашски, — несколько смутившись, поведал он. — Но я постараюсь рассказать о том, что вам захочется узнать.

— У меня и в мыслях не было утруждать вас, — заверил его я, с улыбкой вспомнив своего наставника, который порой терял терпение, принимаясь сетовать на то, что это за тяжкий труд — пытаться вбить что-то в дубовые головы своих воспитанников. — Просто скажите что-нибудь на своём языке.

— Что же мне сказать? — растерялся господин Нерацу, и его взгляд поневоле задержался на том месте, где недавно сидел Ирчи — но тот уже куда-то ушёл.

— Может, какую-нибудь песню или сказку? — неожиданно пришла на помощь Инанна.

— Да, конечно. — Немного задумавшись, твердынец запел — так тихо, что сначала я, пожалуй, не смог бы разобрать ни слова, даже знай я его язык, но постепенно начал различать слова:

— Сурэ мустрэ, сурэ мару,
Децу, децу ыр-р-р-р,
Карэ сутэ, сутэ чару,
Парэ сецу ыр-р-р-р…

В сгущающихся сумерках рокот его голоса, что словно зарождался в глубине груди, звучал до странного успокаивающе — казалось, шелест листьев и потрескивание поленьев в костре вторили ему. Когда песня закончилась, Инанна спросила:

— Это колыбельная?

Поскольку она сказала это на нашем родном языке, мне пришлось пояснить:

— Песня, которую поют детям, чтобы они засыпали.

Твердынец кивнул.

— Если по-валашски, то это будет… дитя моё, дитя, приди, расти, расти. Ночь темна, тьма наступает, поскорей усни.

— Сурэ мустрэ, сурэ мару… — прищурившись, повторил я по памяти — мне всегда удавалось хорошо запоминать на слух. — Значит, на вашем языке «мустрэ» — это «мой», «сурэ» — «дитя», а «мару» — приди?

— Господин Вистан всё верно понял. То, что заканчивается на «у» — «мару», «децу» — это значит, что кто-то что-то делает.

— А Нерацу? — тут же спросил я.

— «Нерацу» значит… значит… тот, кто… — не на шутку задумался твердынец.

— «Разящий», — неохотно ответил Верек. — Родовые имена Твердыни всегда означают действие.

— Как это любопытно, — не преминул заметить я. — Насколько мне известно, наши имена обычно означают либо какое-то место, либо предмет или свойство — такие родовые имена, как у вас, у людей редко встретишь. — Вновь поймав на себе тяжёлый взгляд Верека, я предложил: — Однако, пожалуй, нам всем пора отдохнуть, ведь день выдался долгим, да и завтра предстоит нелёгкая дорога. Благодарю вас, господин Нерацу — я сохраню полученные от вас драгоценные знания глубоко в сердце и никому не поверю их без вашей на то воли.

Такое обещание вполне устроило как твердынца, так и его бдительного сопровождающего; что же до младшего брата Верека, так он давно уже клевал носом, явно жалея, что его не отпустили к другому костру вместе с Ирчи.


***

На следующий день я сидел у костра вместе с Эгиром и Инанной, наслаждаясь хорошим вечером и приятной компанией. Твердынец и Верек с Феньо рано удалились в свою палатку, а Ирчи вновь ушёл веселиться к соседнему костру. Неожиданно тишину ночи прорезали звуки дуды и нежные напевы свирели, к которым вскоре присоединился хор мужских голосов. Хоть поначалу Инанна не показывала вида, что её это интересует, она нет-нет да и поглядывала через плечо.

— Пойдёмте посмотрим, — предложил я наконец.

Инанна с радостью согласилась, помогая мне подняться на ноги, а Эгир проворчал:

— Было бы на что смотреть, — однако присоединился к нам.

Когда мы с Инанной подошли, веселье уже было в самом разгаре, и мы пристроились в круг тех, кто пел, хлопая в ладоши. Среди танцующих я сразу заметил белобрысую голову Ирчи — он отплясывал, будто у него под ногами была не земля, а пылающие угли. Пролетая мимо нас, он внезапно схватил за руку Инанну и выдернул из круга, будто ястреб перепёлку; я непроизвольно сделал шаг вслед за ней, но вовремя остановился.

Глядя на то, как танцуют эти двое, я чувствовал, что меня раздирают одновременно дикая зависть и столь же безудержное восхищение, настолько легки и слаженны были их движения. Мне казалось, что моё сердце не выдержит этого зрелища — оно колотилось с такой силой, будто это не они, а я из последних сил нёсся в неистовом танце — и всё же я продолжал смотреть, словно заворожённый, и одновременно проклинал судьбу за то, что мне довелось это увидеть.

Лишь когда Инанна, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, заняла место рядом со мной, я, оглянувшись, внезапно увидел за спинами людей твердынца — не знаю, сколько он простоял так, прежде чем я его заметил. На его лице отблески огня сплетались с тенями, расцвечивая белую кожу причудливыми узорами, а в широко распахнутых глазах будто затаилась потаённая тоска. Поймав мой взгляд, он тут же исчез в ночи.


***

Вид высокой башни Вёрёшвара заставил меня подобраться. Возможно, причиной послужило то, что я впервые после заточения оказался в подобном городе — любопытные взгляды множества незнакомых людей, нависшие над головой стены замка и даже сам их кровавый цвет — всё наполняло душу недобрым предчувствием.

По правде говоря, я вздохнул с облегчением, оказавшись в стенах корчмы — здесь царили тишина и порядок, столь несвойственные обычным постоялым дворам. В ожидании наших спутников мы сидели в общем зале бок о бок с донельзя хмурым Феньо, которого не взяли на базар, и твердынцем, то и дело зябко поводящим плечами.

— Эгир, тебе доводилось бывать здесь прежде? — бездумно бросил я, и тут же пожалел о сказанном: ведь Эгир едва ли мог правдиво ответить на этот вопрос, не сболтнув ненароком лишнего, однако мой верный спутник ограничился односложным:

— Бывал. — Молчание длилось довольно долго, но потом он добавил: — С вашим батюшкой.

Хоть Инанна не произнесла ни слова, по интересу, вспыхнувшему в её взгляде, я догадывался, что она хочет спросить о многом; о своих родителях я прежде рассказывал лишь то, что они покинули этот мир, когда я был ещё ребёнком.

— Я служил ещё батюшке господина, — ответил ей за меня Эгир, кивая в мою сторону.

— Именно отец позаботился о том, чтобы я получил образование, — поспешил я перехватить инициативу в разговоре. — Так что благодаря его усилиям у меня теперь есть кусок хлеба.

— Ваш отец был весьма мудр, — отозвалась Инанна.

Невысказанное ею было яснее всяких слов: с таким увечьем, как у меня, только и остаётся, что зарабатывать на жизнь подобным трудом. При этом я вздохнул про себя, рассудив, что жизнь человека — всё равно что проточное озерцо: кажется, что она незыблема и постоянна, а на деле полнится водоворотами, в которых человек обретает и теряет всё как по мановению руки.

Наконец вернулись наши спутники, нагруженные мешками с припасами. Свалив их на пол, Ирчи вытащил из-за пазухи узорчатую шерстяную шаль и с безмерно гордым видом вручил Инанне. Она в нерешительности замерла, и на её лице отразилось удивление.

— В это время года в горах куда холоднее, чем на равнине, — не растерявшись, улыбнулся ей Ирчи. — Так что не отказывайтесь, эта шаль сослужит вам добрую службу!

Тогда Инанна всё-таки приняла подарок и тотчас примерила его. При этом я не мог не посетовать про себя, что столь простая идея не пришла в голову мне самому — ведь я мог бы сделать это ещё в Альбе-Юлии, если бы мои мысли не были поглощены другим!

Вместе с тем я окинул Ирчи оценивающим взглядом: неужели он в самом деле рассчитывает, что его назойливые знаки внимания возымеют действие?


***

С того момента, как мы покинули Вёрёшвар, всё пошло не так. Вначале произошёл несчастный случай с братом Верека, поставивший меня перед серьёзным выбором. Тогда я для себя решил, что во что бы то ни стало одолею остаток пути, даже если дальше мне придётся идти одному — до сих пор на мою долю и так выпало слишком много удачи. Когда всё наконец прояснилось, и мы решили, что нас покинут только двое, да и то на время — ведь Верек собирался тут же вернуться — то я вновь смог вздохнуть с облегчением, рассудив, что всё пошло на лад. Только Эгир украдкой качал головой, приговаривая: «Не к добру это…»

В то роковое утро меня не посетил ни малейший отголосок дурного предчувствия: день обещал быть погожим, Инанна уже встала и в палатку проникал аромат готовящейся на костре похлёбки, да и спина меня не особенно беспокоила, так что я неторопливо потягивался, думая о том, что пора бы вставать. Даже когда насторожился Эгир, я лишь перекатился на другой бок, с любопытством прислушиваясь: различив стук копыт, я решил, что это вернулся Верек.

Когда я понял, что по дороге скачет несколько всадников, в душу закралось опасение, и я приподнялся, чтобы шёпотом попросить Эгира:

— Глянь, что там такое!

Осторожно отодвинув полог палатки, Эгир выглянул сквозь узкую щель, я же так и продолжал сидеть на месте, кутаясь в одеяло. Вскоре стук копыт замер у нашей стоянки, и раздался зычный голос:

— Кто вы такие и сколько вас здесь?

Ответ Ирчи я разобрал с трудом, ведь он говорил тише. Эгир также не спешил объяснять, что он видит, неподвижно застыв у полога.

Затем тот же мужчина потребовал:

— Пусть все, кто в палатках, выйдут на свет! — и я поневоле напрягся, не зная, что предпринять.

Далее последовала какая-то малопонятная возня — голос предводителя немного отдалился, Ирчи что-то невнятно ему отвечал; внезапно совсем рядом с нами раздался женский вскрик — страха или боли, ему вторил протестующий крик Ирчи.

Не помня себя, я ринулся вон из палатки, но на спину тут же навалилась чудовищная тяжесть, вдавливая меня лицом в меховое одеяло, без остатка поглотившее мой собственный вопль. Я принялся вырываться так, словно меня пытались не удержать, а задушить, как утопающий бессознательно рвётся к свету из глубины, а в ушах по-прежнему стоял этот крик, лишающий меня остатков рассудка — мне казалось, что, если я немедленно не окажусь рядом с Инанной, то этот зов так и будет вечно преследовать меня, сводя с ума. И тут снаружи послышались новые звуки — звон мечей и крики. Сквозь марево паники пробилась мысль: кто же там сражается? Неужто кто-то пришёл нам на помощь? Когда всё стихло, Эгир наконец разжал руки, отпуская меня, и я вывалился из палатки — чтобы узреть представшее моим глазам побоище.

Снег был залит горячей кровью, от которой ещё шёл пар, и эта картина была столь необъяснимой в своей чудовищности, что я и вправду готов был поверить, что земля разверзлась, не выдержав творящихся на ней злодеяний, и исторгла чудовищ, которые разорвали этих людей на части.

Оглядываясь, я не сразу заметил господина Нерацу с окровавленным мечом — он склонился над распростёртым на земле Ирчи. В тот момент мысль, что этот щуплый твердынец в мгновение ока перебил всех напавших на нас, показалась мне столь невероятной, что я охотнее поверил бы в подземных монстров. Уставясь на него во все глаза, я чуть было не произнёс вслух: «Это ты?» — но тут из-за спины я услышал всхлип Инанны — она всё ещё сидела на окровавленном снегу. Я поспешил к ней и обнял, чтобы утешить, но Инанна тут же вырвалась из моих рук и бросилась к Ирчи — опустившись на снег, она уложила его голову к себе на колени, а я так и застыл на месте, как дурак, снедаемый ревностью и ещё более мучительным чувством вины и бессилия: ведь он пытался защитить её, а я — нет.

Я перевёл взгляд на Эгира — судя по тому, как тот стоял, озираясь, я понял, что случившееся здесь казалось ему не менее невероятным, чем мне. Затем он с досадой вскрикнул:

— Лошади! — и бросился к дороге — но, судя по тому, как он уставился вдаль, тех уже и след простыл.

Нахмурив брови, он подошёл и сжал моё плечо — и я без слов понял, что он хотел сказать: это были отнюдь не грабители, не случайные охотники за лёгкой наживой — это мой злой рок нашёл меня. Мы слишком сильно задержались в Альбе-Юлии.


***

Даже от единого воспоминания об ужасных событиях того дня меня прохватывает озноб, и я бессознательно кутаюсь в одеяло. Казалось бы, прошло немало времени, и над нами не раз нависала опасность неминуемой гибели, да и сейчас моя жизнь висит на волоске — и всё же для меня не было ничего более страшного, но в то же время и более отрезвляющего, чем то нападение. Прежде мне казалось, что перенесённые мною невзгоды успели закалить меня и умудрить, но до того момента я и понятия не имел, насколько безжалостен может быть этот мир — и насколько он щедр и благостен, раз спасение может быть столь нежданным и бескорыстным.

Пусть даже с тех пор я исчерпал всю удачу, отмеренную мне судьбой, пусть даже меня ждёт казнь — или, что ещё хуже, заточение до самого скончания дней — при мысли о протянутой мне тогда руке меня даже в стылой камере, где от каждого выдоха клубится пар, охватывает такое тепло, будто где-то внутри разгорается огонёк свечи. «Спасибо вам, господин Нерацу», — шепчу я в никуда, надеясь, что, если его ушей и не достигнут мои слова, то они послужат ему незримой опорой, что позволяет тяжело больному подняться с постели.


Цинеге

Дорога в Гран показалась мне более тяжкой, чем путь в Варод — отчасти потому, что туда мы ехали за разгадкой, а назад везли ответы, которые едва ли кого-то порадуют, а отчасти из-за того, что мертвец — не самый лучший попутчик, да и погода была на редкость мерзкой: днём нас то и дело заваливало сырым тяжёлым снегом, а по ночам подмораживало, сковывая рыхлый снег коркой, о которую кони ранили ноги. По такой дороге и всаднику ехать не очень-то весело, а уж тащиться с телегой — и вовсе одно мучение. Акош злился из-за любой заминки, то и дело потрясая поднятым кнутом, словно грозил самим небесам, которые в ответ равнодушно опорожняли на нас очередную тучу.

— Чай, в Гране нас уже потеряли, — с горечью пожаловался он, когда нам довелось встать на ночлег в расположенной в какой-то паре дней езды от столицы корчме.

— Так куда спешить-то? — попытался успокоить его я. — Этот, что с нами, уже бед не доставит, равно как и тот, что сидит в Гране. Разве ты сам не знаешь, что судилища не будет, пока не явится дюла — а его, скорее всего, раньше весны ждать не стоит. От лишнего дня ничего не изменится, давай-ка лучше хорошенько отдохнём, мы как никто это заслужили.

Судя по виду Акоша, он явно придерживался иного мнения, однако лишь махнул рукой, давая сигнал правившему подводой молодому воину по прозванью Чендеш [1], которого ишпан отправил с нами. Изначально Акош предложил дать нам в подмогу пару мужиков из Керитешфалу, но, стоило Элеку завести об этом разговор с жителями деревни, как все они воззрились на него с прямо-таки суеверным ужасом, а талтош объяснил, что убитый внушает им такой трепет, что толку от подобных помощников всё равно не будет, после чего предложил, что может поехать сам, буде то угодно господину ишпану, однако на это Элек вновь обругал их всех невежественным дурачьём, сказав, что его люди будут не в пример надёжнее этих деревенщин.

Хоть Акош завернул в корчму с явным нежеланием, видно было, что дорога утомила его ещё сильнее моего — подкрепившись основательным ужином, он после единственной чарки вина задремал прямо за столом. Тогда я поднялся с места, радуясь тому, что мягкие сапоги не издают никаких звуков, и сделал знак крутившемуся неподалёку корчмарю. Тот немедленно провёл меня в отдельную комнату, где снабдил пером, чернилами и небольшим листом пергамента. Хоть я успел по дороге до последнего слова продумать то, что собираюсь написать, мне понадобилось некоторое время, чтобы перенести всё на пергамент, и хозяин терпеливо дожидался, стоя рядом.

— Куда господин желает отправить послание? — спросил он, когда, закончив, я перечитал написанное, ожидая, пока подсохнут чернила.

— Оно предназначено турулу [2], у тебя найдётся подходящий крылатый посланец?

— А то как же, — отозвался он и провёл меня в комору, где стояли корзины с мирно курлыкающими голубями. — Отличная порода, — похвастал корчмарь, поднимая одну из корзин на уровень глаз, чтобы я мог рассмотреть её обитателя, — в дождь, в снег ли, в град — всё долетит подобно молнии.

Я с сомнением посмотрел на невзрачную с виду птицу, которая вовсе не сопротивлялась, когда её вытаскивали из корзины, и протянул хозяину свёрнутый пергамент. Корчмарь ловко приладил его к лапке голубя и, всё так же не выпуская птицу из рук, вместе со мной вышел во двор. Голубю явно не терпелось размять крылья — легко вспорхнув с рук, он и впрямь умчался с такой резвостью, коей позавидовала бы иная ласточка.

Когда я вернулся, Акош ещё дремал. Легонько похлопав его по плечу, я предложил:

— Чем тут носом клевать, лучше шёл бы, отдохнул на кровати, а то потом опять будешь ворчать, что шею ломит.

В ответ он недовольно поморщился — знать, шея уже затекла — и спросил:

— Ну что там, снег всё сыпет или перестал?

— Почти перестал, но ветер задувает будь здоров, — ответил я. После этого Акош молча поднялся с места и вслед за мной прошёл к комнате, которую нам троим выделил корчмарь для отдыха. Для меня стало немалым облегчением то, что Акош больше ни о чём не спрашивал — судя по тому, как он говорил о погоде, он не всё время спал, а мне совершенно не хотелось кривить перед ним душой. Быть может, он решил, что я отлучался за совершенно невинной надобностью — а если и нет, то предпочёл не допытываться, в чём дело.


***

Когда мы вышли к Дуне, едва начинал заниматься рассвет. Казалось, Акош с каждым шагом всё больше терял терпение — он то оглядывался на плетущуюся вслед за нами подводу, то всматривался в темнеющий на другой стороне реки Гран, постукивая по сапогу рукоятью кнута. Однако мы ещё не успели ступить на лёд, когда от прибрежной рощи отделился целый отряд — восемь конных воинов — и направился к нам неторопливо, словно они знали, что с подводой мы никуда не денемся.

Акош нахмурился, будто все его дурные предчувствия разом подтвердились, однако не тронулся с места. Я на всякий случай придвинулся к нему поближе и, перехватив удила левой рукой, правую опустил на меч, ожидая, пока неведомые воины сами назовут себя. Впрочем, не такие уж неведомые: едва они преодолели половину расстояния, как Акош нарушил молчание, громогласно спросив:

— Давненько не виделись, Каролд; какими судьбами? — То, что он умудрился издали признать в предрассветных сумерках давнего соратника мелека, было поистине удивительно; впрочем, дружелюбия в его голосе по случаю встречи со старым знакомым не было и в помине.

Вглядываясь в прочих всадников, я убедился, что, похоже, Каролд и впрямь прихватил с собой лучших из людей Онда. Сама их неторопливость свидетельствовала о том, насколько они уверены в своём превосходстве, а потому, отвечая Акошу, Каролд не стал ходить вокруг да около:

— И тебе привет, Акош. Наших ушей достигла скорбная весть, что ишпан Коппань был убит. Нам стало известно, что вы сопровождаете останки ишпана в Гран — так дозвольте избавить вас от хлопот, предоставив нам самолично отвезти покойного ишпана Коппаня к мелеку Онду, который позаботится о том, чтобы его предали достойному погребению.

Акош слушал его, не прерывая, пока я, наконец, не выдержал:

— Почему вы уверены, что мы везём с собой именно тело ишпана Коппаня? — Сказал я, заработав осуждающий взгляд Акоша. — Вплоть до того, что не считаете нужным спросить, так ли это?

— Мы можем немедленно это проверить, — заявил Каролд, направив коня к подводе. Чендеш растерянно переводил взгляд с него на меня с Акошем и обратно, не зная, стоит ли ему воспрепятствовать неизвестно откуда взявшимся воинам или же подчиниться. Каролд спешился, также испытующе воззрившись на Акоша.

— Согласно заведённому порядку, прежде нам надлежит доставить покойного в королевский замок, — ответил Акош. — Останки будут переданы мелеку Онду, когда о том распорядится кенде.

— Никто из власть предержащих не должен противиться тому, чтобы благородный человек был надлежащим образом погребён — в противном случае это можно счесть надругательством над умершим, попирающим все законы богов и людей, — тон Каролда оставался столь же ровным, однако в нём появился напор, перед которым не устоял бы человек менее сильный, чем мой старший товарищ.

— Вы готовы противиться воле кенде, дабы выполнить приказ, полученный от мелека? — напрямую спросил Акош.

— Если вы и впрямь получили подобный приказ, ниспровергающий вековые устои, от кенде, то позвольте спросить — есть ли у вас подтверждающая это печать?

Я готов был поспорить, что в этот момент Акош крепко выругался про себя, но внешне он никак не выказал своей досады, вытащив из сумы печать королевского судьи:

— Я уполномочен действовать по приказу корхи, а слово корхи доносит волю властителя до его подданных.

— Господин корха должен объявлять волю кенде, однако же вершить её надлежит дюле, а в его отсутствие его наместнику — мелеку Онду, буде тот пользуется безраздельным доверием дюлы, — нашёлся с ответом Каролд. — Посему извольте подчиниться печати высокородного мелека, который направил нас, дабы мы с почётом ввезли в Гран тело его почившего племянника.

Я испытующе воззрился на Акоша, гадая, будет ли он стоять на своём до последнего — и придётся ли нам втроём сражаться с восьмерыми воинами. Я видел, как ходят желваки у него на скулах, и всё же Акош с его богатым жизненным опытом отлично понимал, когда надлежит отступить.

— Быть посему, — бросил он. — И всё же лошадь мы забираем. Чендеш, выпрягай, да поживее, — велел он воину, который по-прежнему потерянно вертел головой, — поедешь на этой кобыле.

— Мы уезжаем? — спросил я.

— А что тут ещё делать? — буркнул в ответ Акош. Чендеш весьма сноровисто выпряг лошадь и тут же присоединился к нам, предоставив Каролду и его витязям решать, какого из боевых коней впрягать в подводу.

Когда мы выехали на середину реки, Акош наконец выругался вслух:

— Вот черти!

— Откуда же они узнали? — осторожно поинтересовался я.

— Да вестимо, откуда — я ж говорил, что и у Элека хватало тех, кто мог послать Онду весточку. Надо было дать знать корхе, чтобы выслал кого-нибудь нам навстречу, но, чего доброго, это в самом деле привело бы к стычке, а оно того не стоит. — Обернувшись ко мне, он ободряюще кивнул: — Собственно говоря, этот мертвец нам без надобности — ничего нового он ни нам, ни им уже не расскажет. Скверно лишь то, что Онд узнал о случившемся раньше кенде и корхи…

В ответ на это я лишь задумчиво кивнул, внимательно разглядывая простирающийся перед нами лёд — угоди мы сейчас в полынью, этим мы точно оказали бы мелеку Онду отменную услугу.


Примечания:

[1] Чендеш — Csendes — прозвание означает «спокойный, тихий, молчаливый, кроткий», то бишь, «тихоня»; напр. Csendes-óceán — «Тихий океан».

[2] Турул (венг. turul) — мифическая хищная птица, подробнее см. примечание к главе 15.

На следующий год, также в начале зимы, в сонные послеполуденные часы молодые и старые члены Торговой палаты похитили Чэн Фэнтая, принудив его отобедать с ними. Второй господин монополизировал перевозку товаров на севере страны, и был полностью независим, поскольку мог опираться на форт семьи Фань. Кроме того, благодаря поддержке главнокомандующего Цао, маньчжуры не осмеливались чинить ему препоны. Когда ему попадались особо ценные товары, он доставлял их напрямую через горы, чтобы избежать уплаты пошлины, а с шайками местных разбойников у него давно всё было улажено. Поступая так, он добивался от торговли чистой прибыли, и прибыль эта была весьма внушительной. Таким образом Чэн Фэнтай без помех твёрдо закрепился как на легальных, так и «теневых» торговых путях. Люди из Торговой палаты бросали на него завистливые взгляды, но ничего не могли поделать с этим незаурядным человеком, не связанным никакими условностями. На сей раз, действуя то устрашением, то посулами, эти влиятельные господа насели на него со всех сторон, намереваясь во что бы то ни стало добиться своего.

читать дальшеВчера Чэн Фэнтай ночь напролёт играл в маджонг, а потому проспал полуденный чай с лёгкими закусками. Встав с постели, он почувствовал, что прямо-таки умирает с голода, и в это самое время Торговая палата раскошелилась, чтобы пригласить его на обед. Ресторан был вполне сносный, и Чэн Фэнтай решил: почему бы, собственно, и нет. Сидя за круглым столом, он терзал куриные грудки, запивал их вином и терпеливо выслушивал, как его пытались склонить к компромиссу, выступая в роли то героев, то злодеев [1] — это была интереснейшая пьеса с чётким разделением ролей. Дождавшись горячих блюд, он тут же с остервенением на них набросился [2]. Почти закончив есть, он, так и не сказав ни слова в ответ, попросил официанта принести ещё миску риса. Члены Торговой палаты пришли в полное недоумение: они столько времени то нахваливали его, то поносили, а он лишь молча поглощал пищу, будто оголодавший волк, проявляя полное бескультурье. На что это вообще похоже?

Когда Чэн Фэнтай насытился, он отложил палочки и медленно вытер губы и руки полотенцем. Все в ожидании уставились на него.

— Вы всё сказали? — наконец подал голос Чэн Фэнтай.

— Да, всё, — закивали собравшиеся.

— Тогда моя очередь говорить?

— Просим второго господина высказаться.

Покосившись на сидящего ближе всего старика, Чэн Фэнтай начал:

— Хозяин Ли, ладно ещё остальные, но у вас-то как хватает наглости заговаривать со мной о делах? Сколько в прошлом году стоила полученная вами партия шёлка и атласа из Ханчжоу? А какую цену вы назвали мне? Вы меня за дурака держите? Тогда из уважения к вашим летам я не стал вам отказывать и совершил невыгодную сделку, а вам это лишь сыграло на руку!

Хозяин Ли нипочём не ожидал, что он осмелится говорить столь откровенно. Морщинистое лицо торговца побагровело, а язык будто бы отнялся, так что он не мог вымолвить ни слова в ответ. Покончив с ним, Чэн Фэнтай принялся расправляться с остальными согласно порядку рассадки за столом, пока не разнёс всех в пух и прах. В конце концов, среди торговцев было в обычае льстить и лицемерить [3]: кто искуснее притворялся и жульничал — тот и одерживал верх. Для них прямота Чэн Фэнтая, граничащая с грубостью, была поистине чем-то невиданным. Над столом повисло гробовое молчание [4] — все были словно громом поражены.

Чэн Фэнтай встал и, сунув руку в карман брюк, обвёл присутствующих зажатым в другой руке свёрнутым в трубку полотенцем.

— С тех пор, как после восемнадцатого сентября [5] север оказался во власти японцев и бандитов, вы не осмеливались туда и носа сунуть. Это я, Чэн Фэнтай, рискуя собственной головой [6], проложил путь через пять застав, одолел шесть генералов [7]. Каждая из этих застав стоила мне немалых денег, так что этот путь я выстлал серебром. И вот теперь, когда я могу беспрепятственно ходить по нему, вы являетесь, чтобы урвать свой кусок [8]. И откуда только берутся такие любители приходить на готовенькое?

Все прочие торговцы во все глаза уставились на разглагольствующего Чэн Фэнтая — от подобной откровенности они попросту утратили дар речи, и когда он закончил, за столом ещё долго стояла тишина. Председатель Торговой палаты, почтенный старик, приподняв брови, медленно поднялся с места и пару раз кашлянул в носовой платок.

— Второй господин Чэн, то, что вы сказали, не вполне верно. В каждом деле есть свои правила. Члены Торговой палаты Бэйпина с давних пор пользуются этими торговыми путями, вы не имеете права подминать их под себя!

— Вы, почтенный, не потрудившись спросить, навязываете мне свои правила, — холодно усмехнулся Чэн Фэнтай. — С каких это пор я стал членом вашей Бэйпинской торговой палаты? К тому же, дорога лежит под небом, и, хоть это — мой Великий шёлковый путь, я не могу воспрепятствовать тому, чтобы вы в свою очередь [9] зарабатывали на нём деньги. Пусть каждый проторит себе дорогу в силу своих возможностей!

— Однако, второй господин, северный путь кишит злодеями [10], он невероятно труден и опасен, вы отрезали нам все возможности заработать…

— Ну так, значит, вы бездарны, — прищёлкнул языком Чэн Фэнтай. — Удивляюсь я вам: вас послушать, так если я не пробью для вас дорогу, то вам и конец настанет. Как же вы раньше-то без меня справлялись?

И всё же председатель Торговой палаты решил проявить великодушие, взяв на себя роль добряка:

— Второму господину благоволит удача в делах, вот ему и невдомёк, насколько тяжело приходится нам. Разве все мы собрались здесь не для того, чтобы посоветоваться со вторым господином?

— Да ну? — изумился Чэн Фэнтай. — Неужто вы и правда нуждаетесь в моём совете? А мне-то показалось, что вы все собрались тут, чтобы угрожать мне, задавив числом [11].

В сложившейся ситуации было непонятно, кто кого притесняет. Председатель подумал про себя, что Чэн Фэнтай всецело заслуживает своей репутации. Со столь беспардонным и невыносимым человеком поистине невозможно иметь дело. Похоже, он в самом деле решил остаться одиночкой [12]. Хоть в сравнении с остальными его дело был столь велико, всё же он никому не позволял ни к чему себя принудить или запугать чьей-либо властью, так что председателю Торговой палаты оставалось лишь пойти на последнюю уступку:

— Второй господин, речь ведь не идёт о том, чтобы вы делали это даром. Если вы позволите нам следовать с вами по одной дороге, то все присутствующие запомнят эту услугу и впредь не станут чинить вам препятствий. Мы можем обсудить цену.

Чэн Фэнтай помахал ладонями в знак отказа.

— Как можно говорить о цене — я заплатил за эту дорогу тем, что стою под дулами разбойников, такое за деньги не купишь. Лишь мои друзья могут ей пользоваться.

Все присутствующие знали, что Чэн Фэнтай — человек весьма состоятельный [13] и к тому же порывистый, а потому тут же уверовали, что он позволит им беспрепятственно пользоваться северной дорогой — они решили, что он внезапно пришёл в себя и правда желает видеть их своими друзьями. Кто бы мог подумать, что вслед за этим он добавит:

— Но вы, кто сегодня собрался здесь, все как один — ублюдки [14], привыкшие притеснять других!

С последним словом Чэн Фэнтай швырнул свёрнутое полотенце в супницу. Это произвело эффект взорвавшейся бомбы: суп расплескался по столу, несколько капель попали на очки председателя Торговой палаты. Старик содрогнулся от испуга всем телом. Одержав победу в этой словесной баталии, безмерно довольный собой Чэн Фэнтай толкнул дверь и покинул ресторан в прекрасном расположении духа.

Он уже давно думал, как бы половчее проучить Торговую палату. Ничего хорошего Чэн Фэнтай с их стороны никогда не видел — эти люди только и делали, что при любом удобном случае ставили ему подножки. Все они были отвратительны ему тем, что, изображая добродетель, на самом деле были крайне от неё далеки. И вот сегодня ему наконец представилась возможность свести с ними счёты. Наевшись и напившись до отвала, он ещё и отвёл душу — при мысли о том, как он только что скрестил с ними оружие, в его душе поднималась волна удовлетворения.

Когда Чэн Фэнтай чувствовал подобный подъём, он был будто во хмелю или под действием морфия. Он никак не мог успокоиться и не контролировал себя. Сев в машину, он запрокинул голову и какое-то время хохотал как ненормальный. Его водитель Лао Гэ был ничуть не удивлён подобным поведением хозяина — он давно привык и не к такому. Дождавшись, пока Чэн Фэнтай отсмеётся и переведёт дух, он спросил:

— Куда едем, второй господин?

— Езжай в «малую резиденцию» [15]!

Эта самая «малая резиденция» была домом танцовщицы, которую совместно содержали Чэн Фэнтай и Фань Лянь. В прошлом году они оба были настолько покорены этой очаровательной и яркой красоткой, что ни один не желал уступать, и дело чуть не дошло до драки. Однако эта весьма умудрённая и сметливая особа заверила, что она глубоко тронута силой чувств обоих поклонников, и ей неловко, что шурин и зять ссорятся из-за неё. Лучше бы им поладить и сообща её посещать. Чэн Фэнтай в ответ на это лишь ухмыльнулся, а Фань Лянь не понял: как это — сообща посещать? И что им делать всем втроём? Тогда она вытянула указательный пальчик и шутливо постучала его по лбу: «Ах ты глупыш! Ведь в неделе семь дней, тебе — понедельник, среда и пятница, а ему — вторник, четверг и суббота — неужто не сможете разойтись?» Фань Лянь онемел от смущения и залился краской.

Чэн Фэнтай же заключил, что обе стороны могут извлечь из этого немалую выгоду, а потому в порыве щедрости приобрёл дом, где и поселил их общую любовницу [16].

Когда он заявился в «малую резиденцию», при виде него старая служанка [17] перепугалась:

— Почему второй господин Чэн приехал сегодня? К сожалению, сейчас наверху второй господин Фань.

— И правда, что-то многовато тут вторых господ, — отмахнулся от неё Чэн Фэнтай. Поднявшись наверх, он прошёл сразу к спальне и распахнул дверь ударом ноги. В этот самый момент Фань Лянь развлекался в постели с танцовщицей; услышав стук открываемой двери, он высунул из-под одеяла растрёпанную голову и надел очки.

— Старший зять, сегодня же не твой день! — нахмурился он.

Чэн Фэнтай подобрал его разбросанную по полу одежду и, приподняв одеяло, сунул её туда.

— Пришло время поменяться днями. Мне — понедельник, среду и пятницу, тебе — вторник, четверг и субботу. Меняемся, сегодня я её хочу.

Фань Лянь, вспыхнув, скинул одежду на пол и прикрыл промежность уголком одеяла:

— Да ты посмотри, в каком я виде! С чего ты вдруг решил меняться? Шёл бы ты лучше меняться с кем-нибудь другим!

Чэн Фэнтай горящим взором прошёлся по его холёному телу и с улыбкой ответил:

— На кого же мне поменяться? Может, на тебя? — Он неожиданно потянулся, чтобы дотронуться до него, но Фань Лянь шлёпнул его по руке.

Танцовщица прыснула со смеху и принялась кокетничать, лёжа под одеялом:

— Раз уж вы пришли, присоединяйтесь! Никто не должен выходить из дому в такой холод!

Чэн Фэнтай, уже скидывая одежду, погладил её по щеке.

— А ты своё дело знаешь, — с похотливой улыбкой заметил он, а затем, обернувшись к Фань Ляню, спросил: — Ну как, всё ещё хочешь уйти?

Фань Лянь подумал, что Чэн Фэнтай, похоже, где-то поднабрался и теперь буянит. Однако уступать не хотелось, а потому он сердито заявил:

— Никуда я не пойду!

Хоть Фань Лянь остался, нахально отказавшись уйти, ему с этого ничего не перепало. Он желал, чтобы танцовщица помогла ему снять напряжение, однако вместо этого Чэн Фэнтай тут же принялся тискать его и целовать, будто женщину, отчего Фань Ляню стало невыносимо тошно [18]. В конечном итоге ему только и оставалось, что съёжиться на одной стороне постели и в тоске терпеть тряску и разнузданные стоны, будучи не в силах утолить собственные желания.

С тех пор, как он повстречал Чэн Фэнтая, ему открылся мир безудержного разврата — разнузданный и лишённый всякого смысла. Его зять был способен на столь грязные вещи, которых Фань Лянь был не в силах даже вообразить. И всё же чем-то его притягивало подобное распутство — видимо, в глубине души Фань Лянь и сам был далёк от человека высокой морали.

Фань Лянь взглянул на обнажённую бесстыжую парочку, сливающуюся рядом с ним в жарком объятии, и подумал: «Как им только не совестно? Потеряли всякий стыд…»

Посвятив долгое время столь упорному труду, Чэн Фэнтай испустил долгий вздох, после чего поднялся с танцовщицы и неспешно оделся со всем тщанием. В такого рода удовлетворении после недавно владевшей им жадной страсти было что-то изящное, однако утомлённая им женщина еле дышала.

Когда Чэн Фэнтай приходил в возбуждение, ничто не могло ни сдержать его, ни ограничить, но если бы он попытался развлекаться подобным образом со второй госпожой — она бы точно его убила; потому-то он и искал любовниц на стороне. Одеваясь, он сказал Фань Ляню:

— Я тут закончил, а ты действуй по своему усмотрению.

— Куда это ты собрался так поздно? — спросил тот.

— Я не большой любитель смотреть, как другие занимаются этим самым делом.

Фань Лянь внезапно осознал, что его одурачили — оказывается, Чэн Фэнтай с самого начала не собирался заниматься этим вместе!

— Ты, значит, не любитель — а я, по-твоему, кто?! — сердито буркнул он, а потом вскочил с кровати, поднял одежду с пола и спешно принялся одеваться. — Тогда я тоже ухожу. — Взмокшая от пота измотанная танцовщица уже не вызывала у него никакого желания.

Двое вышли за ворота «малой резиденции» — Чэн Фэнтай в приподнятом настроении, а Фань Лянь, напротив, погружённый в уныние. Когда они приблизились к стоявшей неподалёку машине, Чэн Фэнтай схватил шурина за запястье:

— Я тебя подвезу.

Но Фань Лянь был так на него зол, что вскинул голову и вырвал руку:

— У меня своя машина есть!

Чэн Фэнтай и сам не знал, то ли он и вправду чувствовал себя виноватым, то ли попросту хотел поддразнить его ещё немного. Вновь крепко схватив Фань Ляня за руку, он потащил его к машине:

— Давай, давай, не стесняйся! — шутливо упрашивал он. — Мы же с тобой только что делили одну постель! Позволь старшему братцу тебя подвезти!

Окончательно вышедший из себя Фань Лянь с силой вырвался:

— Катись отсюда! Мерзавец! — после чего с грохотом захлопнул дверь машины.

Когда наблюдавший за этой сценой Лао Гэ уловил фразу «делили одну постель», он тут же сделал неверные выводы о том, что между зятем и шурином и впрямь что-то произошло, тайком вздохнув о том, что эти богатенькие молодые люди творят немало глупостей. Чэн Фэнтай сел в машину, всё ещё испытывая необычайный подъём духа [19] — по всему было видно, что он по-прежнему полон энергии.

— Теперь-то домой? — спросил Лао Гэ.

— Нет, давай-ка ещё заедем в дансинг-холл.

Дансинг-холл располагался на той же улице, что и театр «Цинфэн», а потому, когда машина проезжала мимо, в глаза Чэн Фэнтаю бросилась афиша, на которой красовалось шесть крупных иероглифов: «Шан Сижуй» и «Дворец вечной жизни» [20]. Стоило Чэн Фэнтаю их увидеть, как он тут же выкинул из головы мысль о дансинг-холле и направился в тёмный проулок позади театра, чтобы, на ощупь добравшись до гримёрок, найти там актёра и поразвлечься с ним.

Шан Сижуй как раз закончил гримироваться. При виде гостя его красивое лицо, белое с алым, в обрамлении драгоценных [21] головных украшений, тут же озарилось радостной улыбкой. Он вприпрыжку бросился к Чэн Фэнтаю и схватил его за руку:

— Второй господин! Второй господин, какими судьбами? — Обернувшись, он крикнул Сяо Лай, чтобы налила гостю чаю. Та кивнула, но с места не сдвинулась, однако Чэн Фэнтаю до этого и дела не было: медленно пройдясь пальцами по бахроме на груди Шан Сижуя, он с улыбкой спросил:

— Опять Ян-гуйфэй?

— Да, — кивнул Шан Сижуй. — Вы как раз кстати: сегодня вечером мы даём «Дворец вечной жизни».

— А, знаю, Ян-гуйфэй, император Мин-хуан.

— Второй господин не желает остаться и посмотреть? Я задолжал вам выступление.

— Нет уж, увольте, — возразил Чэн Фэнтай. — Я в этом ничего не понимаю, и к тому же слишком стар, чтобы наслаждаться пьесами про любовь. Я прокрался сюда, лишь чтобы поприветствовать тебя, ха-ха. — С этими словами он коснулся головного украшения Шан Сижуя. — Это из стекла? Так сверкает.

Шан Сижуй позволил ему трогать себя с покорной улыбкой. Он чувствовал, что Чэн Фэнтай словно бы под хмельком, однако взгляд у него был ясный.

— Мой «Дворец вечной жизни» довольно сильно отличается от старого, — поведал ему Шан Сижуй, — так что, если проявите немного терпения, то непременно сможете его понять. Слова к нему написал Седьмой Ду, они очень лаконичные и ясные. Репетиции заняли у нас целый год и отняли уйму усилий, так что я точно не позволю вам понапрасну тратить время.

Прежде чем Чэн Фэнтай успел что-либо ответить, в гримёрку ворвался исполненный энтузиазма Шэн Цзыюнь. При виде Чэн Фэнтая юноша испуганно замер, а затем невольно отпрянул: он никак не ожидал вновь застать здесь второго господина. Не на шутку опасаясь, что тот обо всём доложит его семье в Шанхае, Шэн Цзыюнь еле слышно пролепетал:

— Второй старший брат Чэн, я… это…

Будучи человеком весьма беспардонным, Чэн Фэнтай, тем не менее, любил, надев серьёзную маску, поучать других. Уставясь на Шэн Цзыюня в упор, он с холодной усмешкой [22] спросил:

— О, неужто наш студент снова пожаловал? Ты пришёл сюда поучиться?

Шэн Цзыюнь, весь в холодном поту, продолжал мяться у двери. Наконец Шан Сижуй, сжалившись над ним, обратился к Чэн Фэнтаю:

— Представление вот-вот начнётся, прошу второго господина занять место в ложе.

Шэн Цзыюнь хотел было ответить Шан Сижую, однако, поймав взгляд Чэн Фэнтая, тут же прикусил язык и вышел за ним следом.

Хоть театр «Цинфэн» был в два раза больше обычного театра, в те дни, когда выступал Шан Сижуй, он был набит до отказа. Все места в партере разобрали, и, поскольку на сидячие места билетов было не достать, вдоль задней стены выстроился длинный ряд зрителей. Чэн Фэнтай и Шэн Цзыюнь заняли ложу на втором этаже слева от сцены — так уж вышло, что эта ложа располагалась так же, как и та, из которой Чэн Фэнтай впервые увидел выступление Шан Сижуя в театре «Хуэйсянь».

В начале представления евнух Гао Лиши [23] принялся отпускать шуточки, а император — томиться от одиночества. Наконец на сцене появилась Ян-гуйфэй в исполнении Шан Сижуя; поймав выразительный взгляд глаз с приподнятыми уголками, занимающий необычайно удачное место Чэн Фэнтай осознал, что для хорошего актёра недостаточно обладать навыками пения и жестикуляции — он должен также играть глазами. Теперь ему трудно было представить, что Шан Сижуй был тем самым невинным и бестолковым ребёнком, которого он знал — под маской своей роли он будто стал другим человеком. В его внешности и манере держаться проявились серьёзность и глубина, словно он, прожив долгую жизнь, успел обрести ни с чем не сравнимый опыт в людских делах.

Шан Сижуй пел так долго, что ничего не понимающему Чэн Фэнтаю стало скучно. С лёгкой улыбкой разглядывая людей на сцене, он бездумно спросил:

— Что это он поёт?

Шэн Цзыюнь забылся от восторга, стоило Шан Сижую открыть рот; не отрывая взгляда от сцены, он кое-как скомкал в одной фразе слова двух строф арии. Выслушав его, Чэн Фэнтай внезапно спросил:

— А что это за отрывок? Вроде как, когда я в прошлый раз слушал эту оперу, его здесь не было.

— Сижуй… то есть, Шан-лаобань изменил либретто вместе с Седьмым Ду.

— Это весьма интересно, — равнодушно бросил Чэн Фэнтай.

— Я тоже считаю, что эти изменения просто превосходны! — воодушевлённо отозвался Шэн Цзыюнь. — Благодаря им образы персонажей обрели полноту и яркость, и в них куда выразительнее отражена вечная печаль склона Мавэй [24]…

Чэн Фэнтай уже давно перерос увлечение романтикой, а потому от подобного литературного анализа у него лишь свело скулы.

— Полноту? — со смехом переспросил он. — В этом Ян-гуйфэй и впрямь не откажешь [25].

Своим легкомысленным замечанием он мигом свёл на нет все вдохновенные откровения Шэн Цзыюня. Убедившись, что этот Чэн Фэнтай — не более чем вульгарный делец с филистёрскими вкусами, он решил, что продолжать с ним разговор не имеет смысла, предавшись всепоглощающему чувству одиночества возвысившегося над толпой человека [26]. Благодаря этой пошлой шутке Шан Сижуй в его глазах возрос до положения святого небожителя: когда подобный талант нисходит с небес на землю, ничего удивительного, что мещанская публика не в состоянии постичь его искусство.

Тем временем, Шан Сижуй на сцене неторопливо вёл свою песнь, сопровождая её размеренными движениями — он целиком и полностью отдавался представлению, стремясь показать себя Чэн Фэнтаю с наилучшей стороны и тем самым заслужить его прощение. «Дворец вечной жизни», который он исполнял этим вечером, и впрямь порядком отличался от старой версии. Они с Седьмым Ду долго работали над пьесой, обобщив в ней трёхдневную драму: выделили главное, вычеркнули тёмные и непонятные места, восполнили недостатки и в конечном счёте улучшили текст в несколько раз, скомпоновав предельно насыщенное четырёхчасовое выступление — Шан Сижуй до сих пор был невероятно горд проделанной работой.

Благодаря комментариям Шэн Цзыюня Чэн Фэнтай всё же начал что-то понимать — он даже до некоторой степени разбирал на слух сложные моменты без дополнительных пояснений. Едва достигнув его ушей, каждое слово, каждая фраза проникали прямиком в сердце — и вскоре с лица Чэн Фэнтая сползла беспечная улыбка, он нахмурился, а взгляд обрёл глубину. Он сам с головой погрузился в эту пьесу — и в игру Шан Сижуя.

Казалось, он никогда прежде не испытывал ничего подобного: жизнь представлялась ему сном, а этот краткий сон — жизнью. Шан Сижуй был словно поднявшийся из глубины веков призрак, проводник души Ян-гуйфэй, что вновь танцевала и пела, шествуя по одинокому пути, и вела неторопливый рассказ о полной превратностей жизни человека в этом суетном мире — казалось, бесчисленные годы спрятаны в её широких рукавах, взлетавших под звуки чарующего голоса. Актёр безумен, а зритель — пьян; актёр забыл, что он играет, а зритель уже не знал, бодрствует ли он иль видит сон. Чэн Фэнтай будто воплотился в играющем яркими красками мире старины — и вот он, не помня себя, следует за тенью Шан Сижуя, проходя через весь Дворец вечной жизни, склон Мавэй, за городские стены Бэйпина и хутун Наньлогу [27]. Мимо него проносились железные кони и копья, вокруг цвела показная роскошь [28], сновали не отличимые от людей призраки, и Чэн Фэнтай шёл мимо них, пока не очутился в мире, состоящем лишь из чёрных и белых пятен — и время поглотило его без остатка.

Это невозможно было передать словами.

Чэн Фэнтай сидел, не издавая ни звука — его душа, покинув тело, затерялась в столетиях, в сердце за считанные мгновения всё необратимо переменилось [29]. Его тело охватило такое оцепенение, что он сам не знал, существует ли он на самом деле. Он не смог бы толком сказать, чем эта пьеса так уж хороша, в чём заключена её красота — знал лишь, что его душа унеслась на волнах пения Шан Сижуя. Во времена своего студенчества он так же, как Шэн Цзыюнь, расписал бы в десятках тысяч слов все достоинства пьесы с художественной и гуманистической точки зрения — но нынче он хранил безмолвие: всё пережитое настолько его потрясло, что он будто утратил дар речи, застыв в неловком молчании.

Наконец Шан Сижуй завершил представление, занавес опустился и зрительный зал вновь озарился светом фонарей. Взглянув на ложу Чэн Фэнтая, Шан Сижуй был поражён выражением его лица.

Вскочив со своего места, Шэн Цзыюнь принялся восторженно рукоплескать Шан Сижую.

— Второй старший брат, — взволнованно произнёс он, — я собираюсь повидать Сижуя за кулисами, так что не стоит меня дожидаться… Второй старший брат? — Будто заметив что-то пугающее, он тоже застыл столбом, перестав аплодировать.

— А… — отозвался Чэн Фэнтай. — Да, конечно, иди.

— Второй старший брат… — не сводил с него изумлённого взгляда Шэн Цзыюнь.

Коснувшись своего лица, Чэн Фэнтай обнаружил, что оно сплошь мокро от слёз. Тогда он вытащил платок и вытерся, приговаривая:

— Всё в порядке, должно быть, глаза заслезились от света фонарей… К тому же, я немного пьян… А ты ступай, ступай.

Он и в самом деле был опьянён — и на сей раз по-настоящему.


Примечания переводчика:

[1] Компромисс — в оригинале 和稀泥 (huò xīní) — в пер. с кит. «месить жидкую глину», обр. в знач. «сглаживать острые углы», а также «примирять, идти на компромисс».

Роли то героев, то злодеев — в оригинале 唱白脸唱红脸 (chàng báiliǎn chàng hóngliǎn) — в пер. с кит. «петь в белом гриме, петь в красном гриме» — в пекинской опере лица злодеев красят в белый цвет, лица положительных персонажей — в красный.

[2] С остервенением на них набросился — в оригинале 左右开弓 (zuǒ yòu kāi gōng) — в пер. с кит. «стрелять из лука и налево и направо», обр. в знач. «наброситься; наносить удары обеими руками; бить обеими ногами; одновременно выполнять два дела».

[3] Льстить и лицемерить — в оригинале чэнъюй 口蜜腹剑 (kǒumì fùjiàn) — в пер. с кит. «на устах мёд, а за пазухой меч»; обр. в значении «двуличие, лицемерная лесть», также «на языке мёд, а в сердце лёд».

[4] Гробовое молчание — в оригинале чэнъюй 鸦雀无声 (yāquèwúshēng) — в пер. с кит. «не слышно ни вороны, ни воробья», обр. также в знач. «(стоит) гробовая тишина».

[5] Восемнадцатое сентября 九一八 (jiǔyībā) — речь идёт о вторжении японцев в Маньчжурию в 1931 г. Поводом к вторжению послужил подрыв железной дороги около Мукдена (Мукденский инцидент, совр. город Шэньян). Чан Кайши приказал не оказывать сопротивления японским войскам.

1 марта 1932 г. — на территории Маньчжурии японской военной администрацией было провозглашено марионеточное государство Маньчжоу-го, верховным правителем которого был избран бывший император Китая Пу И (1906-1967). Государство Маньчжоу-го прекратило своё существование в ходе советско-японской войны, 19 августа 1945 года император Пу И был захвачен в здании аэропорта Фэнтяня десантниками Красной Армии. В 1949 территория Маньчжоу-го вошла в состав КНР.

[6] Рискуя собственной головой — в оригинале поговорка 脑袋悬在裤腰带 (nǎodai xuán zài kù yāodài) — в букв. пер. с кит. «голова висит на поясе брюк» — образно о рискованном бизнесе, где заработок сопряжён с угрозой для жизни. Имеется в виду, что когда голова на поясе, человеку грозит смертельная опасность, а если голова упадёт на землю, он умрёт.

[7] Проложил путь через пять застав, одолел шесть генералов 过五关闯六将 (guò wǔ guān chuǎng liù jiàng) — идиома, берущая начало из классического романа «Троецарствие». Один из главных героев, Гуань Юй, прорвался через пять застав Цао Цао (155-220 гг.) (см. примечание к главе 12) и сразил шестерых его генералов, прежде чем сумел ускользнуть от Цао Цао и вернуться к своему побратиму Лю Бэю (162-223 гг.).

[8] Урвать кусок — в оригинале чэнъюй 分一杯羹 (fēn yībēi gēng) — в пер. с кит. «выдать чашку отвара», отсылает к истории о том, как Сян Юй (232-202 до н. э.) захватил в плен отца Лю Бана (256-195 гг. до н.э.) и пригрозил сварить пленника, если Лю Бан не отведет свое войско, на что Лю Бан ответил: «Пришли мне чашку отвара». В образном значении: «получить долю (прибыли, добычи и т. п.)».

[9] В свою очередь — в оригинале чэнъюй 前仆后继 (qiánpūhòujì) — в пер. с кит. «передние падают ― задние встают им на смену», обр. о преемственности в героическом деле, борьбе.

[10] Злодеи — в оригинале 虎狼 (hǔláng) — в пер. с кит. «тигр и волк», обр. о жестоком, свирепом злодее.

[11] Задавить числом — в оригинале чэнъюй 以多欺少 (yǐ duō qī shǎo) — в пер. с кит. «многие обижают немногих».

[12] Одиночка — в оригинале 跑单帮 (pǎodānbāng) — в пер. с кит. «бродить одиноким лоточником/бродячим коробейником».

[13] Состоятельный — в оригинале 家财盈钵 (jiācái yíng bō) — в пер. с кит. «семейное достояние — полная патра (чашка для еды и милостыни у буддийских монахов). Интересно, что это перекликается с русским выражением «дом — полная чаша».

[14] Ублюдки — 王八蛋 (wángbadàn) — в букв. пер. с кит. «черепашье яйцо». Образное значение этого выражения исходит из китайского поверья, что черепахи — ужасно распущенные животные и буквально не знают, от кого снесли яйцо.

[15] «Малая резиденция» 小公馆 (xiǎo gōngguǎn) — так называли жилище, куда селили наложниц.

[16] Поселил любовницу — в оригинале чэнъюй 金屋藏娇 (jīnwū cángjiāo) — в пер. с кит. «спрятать любимую в золотом доме», обр. в знач. «души не чаять в любимой» или «завести наложницу/любовницу».

[17] Старая служанка 老妈子 (lǎomāzi) — в букв. пер. с кит. «старая матушка», о служанке, особенно пожилой.

[18] Невыносимо тошно — в оригинале 恶心得头皮都炸了 (Ěxīn dé tóupí dōu zhàle) в пер. с кит. «так затошнило, что аж кожа на голове лопнула».

[19] Необычайный подъём духа — в оригинале чэнъюй 精神百倍 (jīngshén bǎibèi) — в пер. с кит. «стократно полный жизненных сил (одухотворённый)».

[20] «Дворец вечной жизни» (также «Дворец долголетия» 长生殿 (Chángshēng diàn) — пьеса китайского драматурга Хун Шэна, написанная в 1688 году в жанре «чуаньци» («повествование об удивительном»), который постепенно вытеснил традиции юаньской драмы («цзацзюй»). Объёмная пьеса состоит из двух частей, по двадцать пять актов в каждой, и включает более ста действующих лиц.

В основе её сюжета лежит история любви танского императора Мин-хуана (известен в истории под личным именем Ли Лунцзи и храмовым — Сюань-цзун, VIII век) к его наложнице Ян-гуйфэй. Глубокое чувство влюблённых особенно раскрывается в сцене, в которой влюблённые дают перед лицом богов обещание никогда не разлучаться, и в сцене прощания Ян-гуйфэй с любимым ею императором («Прощание яшмы») — в то время как она должна покончить с собой, подчиняясь воле мятежных солдат, которые видят в ней главный источник зла в государстве.

[21] Драгоценный — в оригинале 金银珠宝 (jīnyín zhūbǎo) — в пер. с кит. «золото, серебро, жемчуг и сокровища».

[22] С холодной усмешкой — в оригинале 皮笑肉不笑 (pí xiào ròu bù xiào) — в букв. пер. с кит. «кожа улыбается, а мясо не улыбается», обр. в знач. «внешне улыбаться (смеяться), а внутренне — нет», «притворно улыбаться; притворяться весёлым; смеяться деланным смехом».

[23] Гао Лиши 高力士 (Gāo Lìshì) (684-762) — гогун Ци, евнух императора Сюаньцзуна. Несмотря на то, что он скопил огромные богатства, Гао Лиши считается положительным примером участия евнуха в политике благодаря его верности императору. Согласно одной из версий, именно он задушил Ян-гуйфэй по приказу императора.

[24] Склон Мавэй — там император Сюань-цзун приказал Ян-гуйфэй покончить жизнь самоубийством.

Это название носит семисложное четверостишие Тан Чжэнфаня, в котором повествуется о гибели Ян-гуйфэй.

Вернулась повозка без верной Сюань-цзуну Ян-фэй, (вернуть повозку — метафора для смерти супругов)
Не развеются тучи любви былой, но солнце жизни новой взойдёт.
Сия кончина — горесть мудрейшего.
Кто следующим станет в колодце дворца Цзиньянгун? (метафора для самоубийства).

[25] Полноту? В этом Ян-гуйфэй и впрямь не откажешь — Ян-гуйфэй была известна своей привлекательной полнотой, что отражено в идиоме: 环肥燕瘦 (huán féi yàn shòu) — «Хуань (Ян Юйхуань, она же Ян-гуйфэй) была полной, а Янь (императрица Чжао Фэйянь) — худой», которая означает «Каждая женщина по-своему привлекательна».

[26] Возвысившийся над толпой человек — в оригинале чэнъюй 曲高和寡 (qǔ gāo hè guǎ) — в пер. с кит. «напев настолько возвышен, что подтянут немногие», обр. в знач. «труднодоступный для широких масс, предназначенный для избранных, элитарный».

[27] Хутун Наньлогу 南锣鼓巷 (Nánluógǔ xiàng) — в букв. пер. с кит. «Южная улочка гонгов и барабанов» — один из старейших пекинских хутунов.

[28] Металлические копья и железные кони 金戈铁马 (jīngētiěmǎ) — обр. в знач. «военные дела, бесконечные войны».

Показная роскошь — в оригинале чэнъюй 纸醉金迷 (zhǐzuì jīnmí) — в пер. с кит. «быть опьянённым роскошной обёрткой», обр. в знач. «очаровываться золотом» (по рассказу о кладовой, где все вещи были завёрнуты в золотую бумагу), также «роскошествовать, прожигать жизнь».

[29] За считанные мгновения всё необратимо переменилось — в оригинале два чэнъюя:
沧海桑田 (cānghǎi sāngtián) — в пер. с кит. «где было синее море, там ныне тутовые рощи», обр. в знач. «огромные перемены, житейские бури, превратности судьбы».
瞬息万变 (shùnxī wànbiàn) — в пер. с кит. «в одно мгновение десять тысяч изменений», обр. в знач. «молниеносно изменяться, меняться буквально на глазах».

***

Режим смены дня и ночи в мехе был вполне способен обмануть чувства, создав иллюзию реальности: пока у людей не возникало мысли открыть люк, им казалось, что они по-прежнему находятся на своей планете.

В пять утра искусственный солнечный свет начал постепенно усиливаться, мягко высвобождая пассажиров из объятий сна.

На Пекине-ß у большинства подростков были трудности с ранним подъёмом. Подавляющая часть предложений, поступавших в почтовый ящик ректора, касалась того, чтобы перенести начало занятий на два часа позже.

Однако в жизни любого человека наступает такой момент, когда он с нетерпением дожидается рассвета.

читать дальшеДолжно быть, скрытые возможности людей поистине безграничны — за одну лишь ночь чудом уцелевшие подростки научились справляться с душевной болью без посторонней помощи. Все они с полным энергии видом расселись вокруг обеденного стола. Хуан Цзиншу первой принялась листать учебные материалы на своём персональном терминале, и остальные автоматически последовали её примеру. Независимо от того, вникали ли они в их содержание, все до единого приняли вид завзятых отличников [1].

За сеансом утренней самоподготовки последовал завтрак, после чего студенты воспользовались отведённым на переваривание временем, чтобы устроить занятие по теории. Оно включало в себя распознавание всевозможного оборудования меха, а также… посещение живого адмирала Лиги.

— Так значит, Четвёртый брат в самом деле когда-то был генералом?.. — прошептал Бойцовый Петух. — А что это вообще за звание? У нас в Восьмой галактике такого нет… Он что, выше главы администрации галактики?

— Пожалуй, это зависит от того, о какой галактике речь, — осторожно рассудил Уайт. — Нашего главу администрации даже упоминать не стоит — от него толку меньше, чем от Четвёртого брата и его «Чёрной дыры».

Приняв вид умудрённой старшей сестрицы, Хуан Цзиншу презрительно бросила:

— Да их вообще нельзя ставить на одну доску.

Будучи неординарной девушкой, безразличной к дутой славе, Мята лишь досадливо вздохнула:

— Всё это не имеет значения. Знаешь, во сколько в год обходится содержание адмиральской должности? А стоит хоть раз ему отказать — как он тут же подаст в отставку.

Так эти четверо хулиганов, не осмеливавшиеся даже заговорить с Линь Цзинхэном, как ни в чём не бывало болтали в каких-то пяти шагах от него, думая, что он их не слышит.

Линь Цзинхэн подозревал, что его наконец настигло воздаяние за то, что он привык в обычное время притворяться глухонемым; ему только и оставалось, что склониться над украденной Лу Бисином картой «подпольного» маршрута, упорно продолжая делать вид, что ничего не слышит.

— Обычно жалованье рассчитывается исходя из ранга, — со всей серьёзностью продолжила Мята. — Стало быть, у адмирала оно весьма высокое. К тому же, я полагаю, что у него также есть свои источники «серого дохода».

Линь Цзинхэн попросту утратил дар речи.

Похоже, эта девчонка только что обвинила его в коррупции.

— А то, — согласился Уайт. — Армии требуются регулярные закупки оружия, оборудования, а ещё мехов — как тут обойтись без отката? Вот наш главный Лу продал свой мех — и отгрохал целую академию! Даже если класть себе в карман всего лишь один процент от суммы, навар выходит порядочный!

Линь Цзинхэн на мгновение замер — он был вынужден признать, что в словах мальчишки в самом деле есть смысл: согласно этой концепции он в своё время проворонил несколько десятков миллиардов, не меньше.

Тут как раз вернулся Лу Бисин — и как назло успел услышать, что несут его подопечные. Обнаружив, что, пока он занимался перенастройкой внутренних систем меха, эти негодники не оставили от его репутации и камня на камне, он тут же принялся выгонять их:

— Кыш, кыш отсюда! Нечего тут мешаться!

Подняв голову, он случайно поймал взгляд Линь Цзинхэна и тут же, потупившись, сделал вид, что всецело занят наставлением студентов, больше не осмеливаясь смотреть в его сторону.

Вчера, пребывая будто во сне, Лу Бисин напрочь позабыл, что находиться на мехе — совсем не то, что на земле, ведь здесь всё и вся пребывает под неусыпным надзором вездесущей духовной сети. Хоть внешне поведение Линя ничуть не отличалось от обычного, сам молодой ректор этим утром был мнительным сверх меры: ему казалось, что он был уличён в коварном намерении наложить свои лапы… а теперь объяснить всё это было слишком сложно.

Ощущая крайнюю неловкость, он пошевелил своей неразумной рукой, раздумывая: «Какой смысл тебя оставлять? Из-за тебя одни неприятности».

В этот момент уголки губ Линь Цзинхэна чуть дрогнули в неуловимой улыбке. На самом деле, вчера он и вовсе не заметил того, чего нынче так стыдился Лу Бисин. Поскольку он остался без антибиотика, ему пришлось во всём полагаться на свою иммунную систему, и из-за этого температура до сих пор не спала. Прошлую ночь он провёл в полубессознательном состоянии, и хотя, находясь в космосе, он всегда был будто натянутая струна, тогда его внимания хватало лишь на отслеживание обстановки за пределами меха, чтобы ни одна экстренная ситуация не застала его врасплох.

Глядя на напряжённую спину Лу Бисина, он к своему удивлению обнаружил, что этот беспардонный нахал [2] способен смущаться.

Неужто это всё потому, что он видел его плачущим?

В какой-то мере это было даже мило, но также вызывало жалость.

В этот момент Линь Цзинхэн учуял запах дыма и, не оглядываясь, холодно заявил:

— Чтобы понимать, что в мехе запрещены курение, открытый огонь и любые пульверизаторы, достаточно обычного здравого смысла. Если хочешь покурить — выметайся отсюда и кури сколько влезет.

Видя, что из-за свежезаштопанных ран Линь Цзинхэн до сих пор ограничен в движениях, Одноглазый Ястреб уверился в своей безнаказанности и выпустил в его сторону колечко дыма:

— А, адмирал Линь? Что-то ночью вас было не видно… Но теперь-то этот простолюдин может порадоваться тому, что вы изволили выжить.

Не говоря ни слова, Линь Цзинхэн сделал несколько шагов, минуя его. Решив, что он отступил, донельзя гордый собой Одноглазый Ястреб сделал было жадную затяжку — но дым ещё не успел достичь его лёгких, когда выработанная многолетним боевым опытом интуиция торговца оружием дала ему понять, что тут что-то не так. Он поспешно отступил на полшага — и тем самым успешно избежал холодного фонтана из раздатчика питьевой воды, однако сигарету спасти не удалось.

Есть такие люди, которые, стоит не бить их один день, тут же забывают, кто здесь главный.

— Сукин сын! — взревел Одноглазый Ястреб.

— От такого же слышу, — ответил Линь Цзинхэн.

Обменявшись с Одноглазым Ястребом любезностями, он как ни в чём не бывало развернул карту с маршрутом и поманил к себе старого персидского кота:

— На станции снабжения хранились маршруты, которые начинаются на стыке Седьмой и Восьмой галактик — всего их три, и все они расходятся в разных направлениях. На них имеется свыше тысячи нелегальных точек пространственных скачков — экологическая среда контрабанды в вашей Восьмой галактике и впрямь отличается невероятным уровнем развития, это прямо-таки основная отрасль экономики — я обвёл три ближайшие к нам точки. Взгляни-ка, они не вызывают у тебя сомнений?

Разумеется, нельзя очертя голову бросаться в первый попавшийся переход для пространственного скачка — в противном случае вы имеете шанс убедиться, что прыгать в чёрную дыру не очень-то весело. В местах, населённых людьми, всегда имеется огромная сеть точек перехода, и каждому из её узлов соответствуют определённые межзвёздные координаты. Строго говоря, сам «скачок» осуществляется за счёт запасов энергии и возможностей самого меха. Хоть всем этим пунктам перехода соответствуют точные координаты, время от времени случаются определённые отклонения от них, порождаемые разного рода помехами, состоянием пилота, или же другими факторами. Отклонения в пределах одной тысячной астрономической единицы [3] считаются допустимыми.

Каждый мех, не важно, легальный или нет, непременно оснащён «навигационной картой Вселенной», на которой подробно указаны все узлы сети пространственных скачков.

Так называемые «незаконные точки пространственных скачков» — это не нанесённые на общеизвестную карту точки, координаты которых не подтверждены — всё равно что содержащиеся в глубокой тайне личные потайные ходы.

Всё ещё сам не свой от гнева [4] Одноглазый Ястреб просто протянул запястье, чтобы скопировать карту на свой персональный терминал. Некоторое время спустя он кивнул:

— Все координаты достоверны, однако направления различаются: одно из них ведёт куда-то в сторону планеты Кэли, так что о нём можно забыть; ещё одно — в какое-то ничейное место на стыке Седьмой и Восьмой галактик, а третье — уходит за их пределы. Адмирал Линь, мне доводилось слышать, что верховный командующий Лиги — старый хрыч, который явно зажился на свете, так что его даже принимать во внимание не стоит [5]. Ты же — генерал, обладающий реальной властью, вот и скажи мне, какова нынешняя обстановка на военном фронте и куда нам следует направиться?

— Межгалактическое сообщение полностью отрезано, а поскольку «Эдем» в какой-то мере зависит от аппаратного обеспечения коммуникационной сети, возможно, его также не удалось сохранить. Теперь, когда Восемь великих галактик оккупированы неприятелем, Лига потеряла возможность нанести ответный удар. — Голос Линь Цзинхэна всё ещё звучал немного хрипло, а потому он слегка прочистил горло, прежде чем продолжить: — В последние годы Лига отказывалась предоставлять военным подразделениям автономию из боязни утратить над ними контроль. Если межзвёздные бандиты в самом деле сумели перевербовать некоторых лиц из верхушки Лиги и одним ударом захватить Серебряный форт, то становится очевидным, что штаб армии будет парализован в кратчайшие сроки.

— И вы допустили существование столь очевидных дыр? — ошарашенно [6] спросил Одноглазый Ястреб. — Да что с вами не так?

— Всему виной конфликт интересов. — Линь Цзинхэн обернулся, чтобы убедиться, что Лу Бисин стоит в отдалении лицом к лицу с Чжаньлу, знакомя студентов с устройством высокоуровневого меха, и продолжил, не выбирая слов: — Из-за того, что на протяжении многих лет пираты являли собой лишь малочисленные и не представляющие опасности кучки партизан, Лига преисполнилась оптимизма относительно собственной неуязвимости. Они полагали, что в столь суровых условиях, в которых существуют космические пираты за пределами восьми галактик Лиги, могут выжить лишь немногие, а потому они попросту неспособны быстро набрать достаточное количество людей. Даже в том случае, если пиратам удалось бы устроить временные беспорядки, то Лига, придя в себя, тут же собрала бы десятикратно превосходящие силы, моментально уничтожив противника. Ведь всем известно, что эра космических пиратов благополучно завершилась — кто же мог подумать, что эти ничтожные группировки были лишь верхушкой айсберга — грозной силы, которая не давала о себе знать целые две сотни лет?

— Ты имеешь в виду, что все эти годы кто-то откармливал этих бандитов за пределами галактик? — понизив голос, спросил Одноглазый Ястреб.

— Ты же помнишь, с каким позором гвардию принца Кэли вышибли из Восьмой галактики — этот самый Арес Фон был вынужден уползти оттуда едва ли не в чём мать родила — ну а теперь, похоже, в его распоряжении по меньшей мере одно формирование тяжёлых гиперпространственных мехов. — Оглянувшись, Линь Цзинхэн заговорил ещё тише. Хоть никого поблизости не было, эти двое обменивались фразами торопливо и энергично, будто гангстеры на переговорах. Взгляд Линь Цзинхэна прошил Одноглазого Ястреба подобно лучу лазера: — Так откуда взялись эти люди и эти мехи? Не родил же он их, в самом деле?

Взгляд Одноглазого Ястреба едва не изрыгал огонь:

— Если бы только Лу Синь был с нами…

— Разумеется, его нет с нами, — еле слышно произнёс Линь Цзинхэн. — Неужто ты за столько лет так ничего и не понял? Само собой, они должны были избавиться от него в первую очередь.

Зрачки утки-мандаринки внезапно сузились:

— Что ты сказал?

Но Линь Цзинхэн не взял на себя труд повторить — вместо этого он смерил Одноглазого Ястреба чрезвычайно многозначительным взглядом, после чего без слов развернулся и направился в сторону Ноль Ноль Один немного скованной из-за частичного паралича походкой. Когда он проходил мимо студентов, те наряду с преподавателем по неведомой причине подобрались, сдвинули вместе стопы и навытяжку выстроились в шеренгу.

— Вольно, — машинально бросил Линь Цзинхэн.

Лишь когда команда слетела с его языка, он сообразил, что сказал. Подняв глаза, Линь Цзинхэн обнаружил ряд застывших столбом обезьян, напряжённый взгляд которых был прикован к ступням — эти маленькие дикари видели строевую подготовку разве что в сериалах, а потому понятия не имели, какую ногу следует выставлять вперёд по команде «вольно» [7].

— Четвёртый… то есть, командир, какую ногу расслабить, левую или правую? — решился спросить Бойцовый Петух.

Линь Цзинхэн лишь беспомощно махнул рукой в сторону второй лесенки с противоположной стороны от комнаты отдыха на втором этаже:

— Вон тот зал специально предназначен для тренировок — там есть вся необходимая аппаратура для физической подготовки, отработки невесомости, а также симуляции для обучения эксплуатации мехов. Я выдал вам полномочия для доступа туда в любое время.

Лу Бисин кивнул с простым: «Угу».

Этот молодой человек всегда был общительным и бойким сверх меры и знать не знал таких понятий, как «чересчур церемониться» или «смущаться при незнакомых». Да что там, впервые повстречавшись с этим человеком за пределами атмосферы планеты Пекин, он накапал крови из своего носа в его питательный раствор — и всё же ни разу в жизни он не испытывал подобной неловкости.

Видя, что тут всё равно ничего не поделаешь, Линь Цзинхэн вытянул руку и помахал перед лицом Лу Бисина:

— Ладно, предположим, что я ничего не видел, всё в порядке.

Однако тот при этих словах перепугался ещё сильнее: его подозрения полностью подтвердились!

Пусть адмирал Линь всегда оставался холодным и саркастичным человеком, Лу Бисин всё-таки пользовался его благосклонностью на планете Пекин пять с лишним лет, так что в одностороннем порядке считал, что они друзья — но, каким бы близким ни было их знакомство, на что это похоже — трогать лицо другого человека, пока тот спит?

Это ж просто классический сюжет подлого посягательства — в любовных романчиках [8] он входит в десятку наиболее популярных эпизодов!

Однако, когда паника немного спала, у него вновь зародилась робкая странная мысль: «Неужто он не отвернулся от меня [9] даже после подобного?»

При том, что всё тело Линь Цзинхэна было сплошь замотано бинтами, пальто, которое он накинул на плечи, практически ничего не скрывало. Стоило Лу Бисину бросить на него взгляд, как в памяти почему-то всплыло, как он некогда «подобрал» адмирала за пределами атмосферы планеты Пекин. Тогда тот, пребывая в анабиозе, плавал в питательном растворе, а находящиеся в этом состоянии люди, конечно же, не носят одежду. Лу Бисин до сих пор прекрасно помнил своё изумление, когда, из любопытства открыв створку капсулы, он обнаружил там человека. Долгие годы суровых тренировок не оставили в его теле ни капли лишнего жира, все показатели свидетельствовали об идеальной физической форме — этот человек походил на классический набросок мужской фигуры. До сих пор этот образ мирно хранился в глубинах памяти, но сейчас ему будто бы стало там тесно, и он беззастенчиво проявился в реальности [10], заставив Лу Бисина бессознательно прикрыть нос.

— В чём дело? — тут же спросил Линь Цзинхэн.

— Воздух в этом мехе чересчур сухой, — с трудом ответил Лу Бисин.

«Слишком уж он изнеженный», — почти с жалостью подумал Линь Цзинхэн. Однако, покачав головой, вслух он сказал:

— В медотсеке должен быть увлажнитель воздуха, можешь захватить его с собой в тренировочный зал. Просто не забудь задраить дверь: если влажность сильно повысится, это может повредить узлы меха.

Стоило последовавшему за ним Одноглазому Ястребу это услышать, как он тут же взъярился, решив, что этот тип по фамилии Линь — подлый пёс, который не остановится ни перед чем, чтобы заполучить [11] его сына:

— Что ж ты тогда болтал, что в мехе строго запрещены курение, открытый огонь и пульверизаторы?

Линь Цзинхэн вместо ответа помахал учителю и его студентам. Лу Бисин же впервые почувствовал, что не горит желанием вмешиваться во взаимную вражду этих двоих — вместо этого он поспешил ретироваться, прихватив с собой подопечных, будто спасался бегством.

Подходя к двери тренировочного зала, он увидел, как Чжаньлу и Одноглазый Ястреб под командованием Линь Цзинхэна перемещают Ноль Ноль Один в герметический медицинский отсек. Неведомо почему после этого адмирал ещё и выгнал Чжаньлу из медотсека, велев ему сторожить дверь. Поскольку тот был весьма дружелюбным искусственным интеллектом, заметив пристальный взгляд Лу Бисина, он кивнул ему издалека.

Молодой человек помахал ему в ответ. У него было такое чувство, что в последнее время он постоянно качается на эмоциональных качелях, а сознание осаждают навязчивые иллюзии.

В то же время в медотсеке, подняв прозрачные стены отдельной кабины, Ноль Ноль Один швырнули на пол.

— Так в чём дело? — спросил Одноглазый Ястреб, скрестив руки на груди. — Почему ты не позволяешь Чжаньлу присутствовать при пытках? Неужто боишься научить свой мех плохому?

— Прекрати нести чушь и помоги мне, — отрезал Линь Цзинхэн.

Усмехнувшись, Одноглазый Ястреб вытянул ногу, чтобы как следует выпрямить тело Ноль Ноль Один, а затем принялся наблюдать, как из поверхности пола вытягиваются кандалы, сковывая конечности и шею пирата. Одновременно с этим выдвинулись два тонких зонда, которые вонзились прямо в мозг Ноль Ноль Один — оба были подсоединены к персональному терминалу Линь Цзинхэна.

— А может, тебя не оставляет чувство, что твой учитель наблюдает за тобой глазами Чжаньлу? — не унимался Одноглазый Ястреб. — Подумать только, его самый прилежный ученик, которым он так гордился, прячет у себя орудия пыток, строго запрещённые со времён основания Лиги?

В области пыток человеческое воображение не знает пределов. Если в древности существовали «десять величайших пыток [12]», то в космическую эру они были поставлены на научную платформу. Однако, какие бы грязные политические баталии ни творились внутри Лиги, она всегда основывалась на «примате прав человека», а потому при переходе на Новый звёздный календарь правительство Лиги провозгласило новейшие поправки к «Декларации прав человека», согласно которым такой «пережиток прошлого [13]», как пытки, был признан непростительным преступлением.

Не проронив ни слова в ответ, Линь Цзинхэн пошевелил зондами через персональный терминал — и Ноль Ноль Один, несколько дней пребывавший в бессознательном состоянии, был безжалостно вышвырнут из духовной сети. Тело насильственно возвращённого к бодрствованию пирата сотрясли яростные конвульсии.

Его зрачки расширились, дыхание участилось; сперва он напряг все мускулы в тщетной борьбе, затем в ужасе огляделся.

— Опустим взаимные представления, — заявил Линь Цзинхэн. — Мы желаем уточнить у тебя пару моментов, чтобы определиться с дальнейшим маршрутом.

— Что за хе… — заорал было Ноль Ноль Один, однако внезапно онемел, а его тело забилось, словно рыба, опущенная в кипяток. По-прежнему раззявленный рот бесконтрольно дёргался в судорогах, а из горла послышался удушливый хрип.

— Что это с ним? — поинтересовался Одноглазый Ястреб.

— Прямая стимуляция болевых центров позволяет добиться уровня боли, которую живой человек испытать не способен, — ответил Линь Цзинхэн, не поднимая головы, и тут же обратился к Ноль Ноль Один: — Ты меня неверно понял. Я вовсе не собираюсь тратить время впустую, выбивая из тебя признания. Вместо этого я попросту вскрою твой мозг. Держись, тебе ещё рано умирать.


Примечания переводчиков и автора:

[1] Завзятые отличники — в оригинале 学霸 (xuébà) — в букв. пер. с кит. «тиран/деспот учёбы), употребляется в значении «отличник, прилежный ученик, книжный червь», а также «монополист в науке».

[2] Нахал — в оригинале 货 (huò) — в пер. с кит. «товар, груз, вещь», а также «материальная ценность, деньги», обр. в знач. «человечишка, лентяй, негодник, болван, дурень».

[3] Примечание автора (Priest): Астрономическая единица (AU) — это среднее расстояние от Земли до Солнца. Земля — колыбель человеческой расы, астрономические исследования в Солнечной системе — ценнейшее наследие, оставленное семейством гоминидов.
*Картинка с гордым лицом первобытного человека*.jpg

[4] Сам не свой от гнева — в оригинале 鼻子不是鼻子眼不是眼 (bízi bùshì bí zǐ yǎn bùshì yǎn) — в букв. пер. с кит. «нос не нос, глаз не глаз», образно о грубом человеке, который не сдерживает гнев, или человеке, который сам на себя не похож; выражение鼻子不是鼻子眼不是眼 (bízi bùshì bí zǐ ) — «нос не нос» также употребляется, когда человек не нравится другому и его критикуют независимо от того, что он делает. Сердитая физиономия, когда человек указывает на другого, демонстрируя неудовольствие или отвращение.

[5] Старый хрыч, который явно зажился на свете — в оригинале 老不死 (lǎobùsǐ) — в пер. с кит. «старик никак не помрёт», обр. в знач. «немощный старик», бранное «старый хрыч».

Даже принимать во внимание не стоит — в оригинале чэнъюй 名存实亡 (míngcún shíwáng) — в пер. с кит. «название существует, сущность умерла», обр. в знач. «осталось одно название», «существует только на словах», «осталась одна видимость», «существует только номинально».

[6] Ошарашенно — в оригинале чэнъюй 目瞪口呆 (mùdèng kǒudāi) — в пер. с кит. «вытаращить глаза и открыть рот», обр. также в знач. «остолбенеть, обалдеть».

[7] В отличие от команды «вольно» по уставу ВС РФ, согласно которому по команде можно ослабить в колене правую или левую ногу, в китайской армии по команде 稍息 (shàoxī) полагается сперва взглянуть на командующего, а затем выставить вперёд прямую левую ногу на расстояние 2/3 стопы в направлении большого пальца ноги, причём центр тяжести переносится на правую ногу; при необходимости долго стоять по команде «вольно» через какое-то время ногу можно поменять.

[8] Любовные романчики — в оригинале 小黄文 (xiǎohuángwén) — в букв. пер. с кит. «маленькие жёлтые книжки» — произведения жанра городской романтики, включающие сцены секса (но без упоминаний половых органов), фокусирующиеся на чувствах между мужчиной и женщиной.

[9] Отвернулся от меня — в оригинале 翻脸 (fānliǎn) — в букв. пер. с кит. «отвернуть лицо», обр. в знач. «рассердиться, порвать отношения, перестать здороваться».

[10] Беззастенчиво проявился в реальности — в оригинале чэнъюй 招摇过市 (zhāoyáo guòshì) — в пер. с кит. «с помпой разъезжать по улицам, рисоваться, похваляться», а также «заниматься саморекламой».

[11] Заполучить — в оригинале 拉拢 (lālǒng) — в пер. с кит. как «перетянуть на свою сторону, переманить», так и «завести интрижку, крутить шашни».

[12] Десять величайший пыток 十大酷刑 (shí dà kùxíng) (на самом деле их около двадцати) — наказания, применявшиеся в уголовном законе древнего Китая при особо тяжких преступлениях: сдирание кожи; разрубание по пояснице; разрывание тела колесницами (пятью лошадьми); пять наказаний («разделение тела на восемь частей» (обычно после казни — целостность тела для китайцев имела особое значение): отрубание головы, ступней, рук, лишение глаз, ушей и носа и разрубание оставшегося торса на три части; казнь тысячи порезов (линчи); удушение (в Китае обычно вместо повешения практиковалось удушение тетивой, причём палач за спиной казнимого накручивал тетиву на лук (при этом не нарушалась целостность тела, а потому такая казнь считалась милостивой); варка в котле (при династии Тан употреблялась при выбивании признания при допросе); кастрация (или стерилизация), букв. «дворцовое наказание», у дворян нередко заменяло смертный приговор; отрубание ступней (возможно, отрубание ног по коленную чашечку); втыкание игл под ногти (обычно бамбуковых щепок, применялось в основном к женщинам); закапывание живьём (часто применялось в военное время, при этом осуждённый должен был копать себе могилу сам); отравление ядом (отравленным вином, которое называлось «чжэнь» 鸩 (zhèn) — от чжэнь-няо, мифической птицы с ядовитыми перьями, отсюда идиома 饮鸩止渴 (yǐnzhèn zhǐkě) — «утолить жажду отравленным вином»), довольно редкий вид казни, применялся в качестве «высочайшей милости» — дозволения умереть от императора; сажание на кол; распиливание (воспринималась как вид адской казни); перебивание позвоночника; заливание свинца (ещё один вид адских мук); «причёсывание и умывание» — жестокий вид казни, когда с тела соскребается кожа; «выворачивание наизнанку»; «сажание на деревянного осла» — вид казни для неверных жён.

[13] Пережиток прошлого — в оригинале 遗毒 (yídú) — в пер. с кит. «унаследованный яд», обр. также в знач. «оказывать вредное влияние, губительно отразиться на чём-либо» и «родимое пятно».

Предыдущая глава

Услышав, что обезьяны показывают «сердечки», часть посетителей с большим интересом проследовала туда. Сперва они подумали, что обезьяны просто выполняют команды сотрудника зоопарка, однако к их удивлению никакого дрессировщика поблизости не обнаружилось — там был лишь смотритель, приглядывающий за порядком.

По всей видимости, обезьяны просто передразнивали посетителей через заграждение вольера. Поскольку всем известно, что обезьяны очень сообразительны по природе, все сомнения быстро развеялись.

Благодаря высококлассному корму коэффициент интеллекта изначально весьма смышлёных приматов совершил скачок, и теперь они по праву могли считаться мудрецами среди обезьян.

читать дальшеК примеру, они понимали, что в зоопарке с точки зрения силы первенство принадлежит Лу Я, за ним следует Ю Су, и лишь затем — сотрудники-люди, однако хозяином здесь был ничем не примечательный Дуань Цзяцзэ. Памятуя об этом, обезьяны относились к Лу Я с опаской, а перед Дуань Цзяцзэ всячески заискивали — одно это говорило об их необычайном уме.

Что им стоило складывать «сердечки» с таким-то интеллектом?

При этом обезьяны специально адресовали этот жест собравшимся девушкам, всё равно как айдолы, выражающие свою любовь к молодым фанаткам при встрече — и чем больше восхищались посетители, тем больше рвения проявляли обезьяны.

Это привело посетителей в полный восторг, и они также принялись складывать «сердечки» и обучать обезьян новым движениям.

Наибольшей популярностью пользовалась маленькая обезьянка — хотя она была ещё не слишком смышлёной, она старательно пыталась повторять за родителями. Так или иначе, новое поколение обезьян зоопарка «Лин Ю» теперь будет умилять посетителей не только тем, что умеет жевать бананы.

Маленькая обезьянка с мягкой отливающей золотом шёрсткой и большими влажными глазами сидела на руках матери и неумело складывала «сердечки», либо игралась со своим хвостом или, подражая детям за оградой, обхватывала щёчки ладонями…

При виде этого у посетителей голова шла кругом от восхищения.

Такого рода взаимодействие вызывает горячий интерес и чувство удовлетворения, при этом не порождая дискомфорт, как на представлениях дрессированных диких животных.


***

Дуань Цзяцзэ, который в это время присматривал за порядком у павильона льва, также наблюдал за этим со стороны.

Стояла хорошая погода, и с самого утра всё шло как по маслу. К этому моменту они приняли уже две сотни посетителей, а благодаря помощи однокурсников Дуань Цзяцзэ поддержание порядка не представляло проблемы, так что директор мог вздохнуть с облегчением.

Однокурсники Дуань Цзяцзэ, в особенности девушки, тут же засыпали его вопросами про Лу Я; понятия не имея, что им отвечать, он попросту сбежал.

В настоящий момент более двух десятков посетителей заворожённо сгрудились у вольера уникального льва.

По правде говоря, обычно львы-самцы так ленивы, что бóльшую часть дня попросту спят, не желая даже пошевелиться.

Лев зоопарка «Лин Ю» сильно выделялся на их фоне своей живостью — поскольку он питался кормом высшего качества, для переваривания которого требовалась физическая активность, то он прямо-таки лучился энергией.

Кроме того, перед открытием Дуань Цзяцзэ поручил Ю Су обучить льва, как казаться более милым: поддержав работу зоопарка, он тем самым обеспечит получение высококлассного корма в течение более длительного срока.

И поэтому в настоящий момент лев прилагал все усилия, чтобы вести себя как кошка. Хоть у львов и кошек в самом деле есть немало общего, едва ли найдётся другой такой лев, который будет так же трясти задом, а потом бросаться вперёд, бить лапой и кувыркаться…

Шедшие мимо посетители останавливались и доставали телефоны, чтобы заснять игривого льва. Один из зрителей помахал большой кошке за стеклом — лев тут же развернулся и с рыком бросился на ограждение!

Хотя все понимали, что оно выдержит, люди невольно отступили от вольера на шаг, а какой-то ребёнок вскрикнул от страха, во все глаза уставившись на льва.

Опершись лапами на стекло, лев положил на них морду — и все убедились, что острые когти втянуты в подушечки, а пушистая морда так плотно прижалась к стеклу, что расплющилась об него.

Посетителям были отчётливо видны его изогнувшиеся усы и пара глаз, которые уставились на них под таким странным углом, что люди поневоле начали смеяться…


***

Самый большой ажиотаж наблюдался в павильоне полярной лисицы, что явилось неожиданностью для Дуань Цзяцзэ, однако было вполне объяснимо.

Павильон представлял собой имитацию дикой местности. Серебристо-серая лиса сидела на задних лапах на пеньке и, придерживая варёную рыбу передними лапками, поедала её с необычайной аккуратностью, граничащей с изяществом.

Объев рыбу до костей, лиса принялась мыть лапы, и даже использовала для этого проточную воду из поилки — всё это время посетители как заворожённые следили за каждым её движением.

Атмосфера здесь кардинальным образом отличалась от львиного вольера. Стояла полная тишина, однако люди наблюдали за происходящим с тем же жадным вниманием — казалось, они готовы неустанно следить за повседневной жизнью лисы сутки напролёт.

Не выдержав, Дуань Цзяцзэ обратился к одному из посетителей:

— Красота, правда?

Мужчина вздрогнул, словно очнувшись, и устремил на Дуань Цзяцзэ одуревший взгляд:

— Разумеется, красиво! Я могу смотреть на неё целый день, эта лиса милая, словно детёныш панды! Вы только посмотрите, как она сворачивается в клубочек, а ещё её мордочка — как она щурится, будто улыбается!..

Какое-то время Дуань Цзяцзэ пристально разглядывал Ю Су. Безусловно, лиса была очаровательна, но он так и не понял, чем же она приворожила этих посетителей — они столь зачарованно [1] следили за тем, как она моет лапки, будто с головой погрузились в чтение «сельскохозяйственной новеллы» [2].

Разумеется, не каждый посетитель поддался этой одержимости — неизвестно, чем именно это определялось, но даже те, кто не подвергся гипнотическому воздействию Ю Су, всё равно проникались общим настроением — подойдя к вольеру, они затихали и, сами того не замечая, становились серьёзнее.

Дуань Цзяцзэ не мог не задаваться вопросом, не является ли это какой-то врождённой способностью, свойственной лисьему роду, и почему тогда эта магия не оказывает никакого воздействия на него самого. Впрочем, возможно, причина крылась в его статусе директора.

Пока Дуань Цзяцзэ следил за лисой, к вольеру подошёл фотограф.

Его сразу поразила царящая здесь атмосфера торжественности: казалось, он находится не в зоопарке, а в библиотеке. Здесь собралось множество людей, однако все они, не издавая ни звука, сосредоточенно за чем-то наблюдали.

Присмотревшись, он обнаружил, что как взрослые, так и дети поглощены созерцанием находящейся за стеклом вольера полярной лисы. Даже те, что фотографировали, делали это абсолютно беззвучно, и лишь время от времени еле слышно вздыхали от переизбытка чувств:

— Мамочки, до чего же она очаровательна…

Хоть перед вольером собралась целая толпа, люди не толкались и не шумели, словно здесь совершалось паломничество.

Фотограф не удержался от того, чтобы заснять всё это. В объективе его камеры серебристо-серая лисица будто источала божественный свет под взорами многочисленной паствы!

Фотограф был впечатлён этим до глубины души. Если в прошлом он использовал всевозможные способы, чтобы подать фотографируемый им объект в выгодном свете [3], то сейчас он думал лишь о том, чтобы как можно точнее передать характер этой лисы и царящую здесь атмосферу.


***

Во всём зоопарке единственным вольером, куда могли входить люди, был павильон птиц.

Сегодня больше половины пернатых обитателей либо сопровождали посетителей в туре по зоопарку, либо завлекали их за воротами, а остальные терпеливо дожидались гостей в павильоне, в том числе и парочка павлинов.

Словно следуя собственному расписанию, они каждый час распускали хвосты, изо всех сил стремясь продемонстрировать своё великолепное оперение, что привлекало множество посетителей. Люди то шумно радовались прекрасному зрелищу, безостановочно их фотографируя, то подначивали павлинов повторить этот трюк.

Некоторые несознательные посетители тайком пытались подкармливать птиц хлебными крошками, но те с необычайным упорством отказывались. Здесь работал единственный смотритель, который следил лишь за поддержанием порядка, никак не способствуя взаимодействию людей и птиц — вот им и приходилось изыскивать собственные способы.

В целом женщины и дети пользовались у птиц большей благосклонностью — они охотно спархивали к ним с высоких насестов, садясь на головы, руки и плечи, а если их не тянуло на общение с людьми, то просто резвились друг с другом, прыгая по веткам.

Разумеется, Дуань Цзяцзэ завернул и сюда; выходя из вольера, он убедился, что на улице между людьми и птицами процветало столь же бурное взаимодействие.

Посетителей здесь собралось столько же, сколько и внутри, вот только тут люди общались лишь с обычными полевыми воробьями. Если птицы в вольере отказывались от еды, то воробьи, напротив, охотно на неё налетали, утоляя свой аппетит.

Также эти воробьи были куда менее дружелюбными и более дерзкими, чем зоопарковые птицы.

Уголки губ Дуань Цзяцзэ невольно дёрнулись, стоило ему услышать очередное: «Ограбили!» Эти дикие воробьи при любом удобном случае воровали корм, выклянчивая его у посетителей, а то и попросту отбирая, и директор даже не знал, хорошо это или плохо…


***

За первый рабочий день они продали более семисот билетов. Однокурсники Дуань Цзяцзэ так устали, что отправились отдыхать. Сяо Су и остальные сотрудники также закончили свою смену, а Дуань Цзяцзэ ещё нужно было поработать с фотографом и редактором.

Они собирались согласовать отснятый сегодня материал, сделать на его основе мягкую рекламу, а после выпустить её.

Дуань Цзяцзэ вместе с фотографом отбирал фотографии, пока редактор составлял текст. Сегодня они заблаговременно успели подготовить проект, а потому всё, что им оставалось — это сверстать статью, обработать и вставить подходящие фотографии и опубликовать её.

Но так только казалось — на самом же деле материала было столько, что с ним пришлось провозиться с пяти до восьми часов вечера.

Как только мягкая реклама была закончена и проверена, они запустили её в то самое время, когда большинство пользователей выходят в интернет и принимаются листать «круг друзей» в Вичате.

Одновременно с этим Дуань Цзяцзэ связался с популярным местным интернет-изданием, репортёр из которого в прошлый раз брала у него интервью — работавшие с ним сейчас фотограф и редактор тоже были оттуда. Журналистка сказала ему, что, если их публикация хорошо составлена, то издание может её репостнуть — как-никак, это было дополнительной информацией. Тогда Дуань Цзяцзэ отправил ей результат их трудов, чтобы узнать, подойдёт ли материал, параллельно попросив друзей и одногруппников помочь ему с репостами.

Когда работа была окончена и фотограф с редактором ушли, Дуань Цзяцзэ без сил рухнул на стул.

«Наконец-то это закончилось…»

Ему только и оставалось делать всё, что от него зависит — завтра наступит новый решающий день. Поток посетителей в эти два дня определит, сможет ли он выполнить поставленную задачу.


Примечания переводчика:

[1] Зачарованно — в оригинале чэнъюй 如痴如醉 (rúchī rúzuì) — в пер. с кит. «словно пьяный и глупый», обр. в знач. «обезуметь от счастья, опьянеть от впечатлений».

[1] Сельскохозяйственные новеллы — 种田文 (zhòngtián wén)
В современное время понятие «возделывания земли» 种田 (zhòngtián) впервые появилось в SLG (играх-симуляторах), цель игроков в которых «возводить стены высоко, запасать зерно и постепенно становиться правителем» — на первых порах игроки защищают свою территорию, вкладывая основные усилия в развитие, и лишь затем предпринимают попытки покорить других игроков и захватить власть.

На этой концепции основан такой жанр, как «сельскохозяйственные новеллы». В ранних произведениях такого типа существенна доля вымысла — это фэнтези-новеллы о других мирах и им подобные, главный герой которых сперва постепенно создаёт базу и строит отношения, шаг за шагом развивает сельское хозяйство, экономику, военное дело и политику, фокусируясь на экономическом преимуществе, научном и технологическом развитии, одолевая своих соперников с их помощью. Не вступая с другими в открытый конфликт, он завоёвывает мир и обретает могущество.
Впоследствии термин «сельскохозяйственные новеллы» обретает бóльшую буквальность и жанр также начинают именовать «повседневностью». Обычно они изображают древнее феодальное общество или современность, фокусируясь на маленьком человеке и его обыденных делах, делая акцент на деталях и психологическом портрете.
Основным принципом считается, что нельзя основывать сюжет на «золотом пальце» (или чит-коде), сюжет должен быть логически обоснован, непротиворечив, содержать минимальное число «ляпов» и соответствовать исторической достоверности (любые изменения должны также иметь обоснование).

В настоящий момент существует несколько направлений этого жанра — от исторически точных новелл (зачастую с перемещением во времени), произведений про современность, футуристических романов (самый сложный с точки зрения обоснованности жанр, поэтому произведений в нём немного), до фэнтезийных, основанных на элементах как китайской, так и зарубежной истории, вплоть до подражания западному фэнтези.

Существует также значительный сегмент «сельскохозяйственных новелл» с попаданчеством в недавнее прошлое (70-е, 80-е годы), утоляющие ностальгию читателей по детству и безвозвратно ушедшему прошлому, а также желание вернуться в прошлое и исправить свои ошибки.

Причина популярности таких новелл кроется в том, что современный человек испытывает большой стресс от интенсивного ритма жизни, а потому с радостью погружается в спокойное размеренное повествование. Также их поклонниками являются любители истории, ценя их за точность в изображении исторических реалий.

[1] Подать в выгодном свете — в оригинале 出彩 (chūcǎi) — букв. «наносить краску», театральное «нанести красную краску для имитации крови, обр. в знач. «проявить себя во всём блеске».

***

Едва рука Лу Бисина коснулась спины Линь Цзинхэна, как она тут же окунулась в обжигающе-горячую кровь. Он в панике отдёрнул руку, приняв вес Линь Цзинхэна на свои застывшие плечи, и его ноги на мгновение задрожали.

читать дальшеХоть со стороны этого было не видно, совершённый только что аварийный скачок усугубил ранение. На пару секунд мир перед глазами Линь Цзинхэна почернел, однако его сознание по-прежнему прочно держалось за духовную сеть.

Какое-то время он молчал, набираясь сил для ответа, а затем еле слышно произнёс:

— Я пока не умираю, поддержи-ка меня.

Получи он подобное ранение в «древнюю эпоху», это с высокой долей вероятности привело бы к параличу большей части тела [1]. Линь Цзинхэн временно утратил контроль над своими ногами, а потому то и дело сползал, утыкаясь подбородком в плечо Лу Бисина, при этом кончик его носа скользил по шее молодого мужчины, а голос будто доносился из-под толщи воды, теряясь в судорожном поверхностном дыхании.

— Что ты сказал? — переспросил Лу Бисин.

— Ничего. Этим… этим я возвращаю тебе долг.

Наконец разобрав его слова, Лу Бисин сперва ошарашенно замер, а затем почувствовал, как в его сердце внезапно разгорается вспышка негодования. Он хотел было в кои-то веки грязно выругаться в ответ, однако, к сожалению, за эти годы он так привык служить для других примером, что вжился в роль волка в интеллигентной шкуре [2], часть навыков которого попросту деградировала — как бы он ни скрипел мозгами, ему так и не удалось вспомнить ни единого подходящего слова.

При прошлом пространственном скачке четверо студентов находились в отсеке ухода за больными под воздействием специфических препаратов, так что они были лишены возможности сполна насладиться ощущением того, как их внутренние органы куролесят [3] в теле, зато теперь они сполна познали, что значит внезапный «голый прыжок». Их тут же оглушило, а отличавшийся наилучшей физической подготовкой Бойцовый Петух из последних сил подполз к стоящему в углу контейнеру для мусора, куда его немедленно вырвало.

Но на сей раз некому было позаботиться о них.

Ведь закон о защите несовершеннолетних был провозглашён Лигой — и теперь, когда она сама дышала на ладан [4], выброшенные в бесконечный бесприютный космос несовершеннолетние более не могли полагаться на неосуществимое законодательство, чтобы выжить.

Из медотсека выскользнула портативная капсула неотложной медицинской помощи. Сложив руки за спиной, Одноглазый Ястреб подошёл к Линь Цзинхэну, склонился над ним, и мужчины уставились друг на друга.

На ресницах Линь Цзинхэна повисли капли холодного пота, образовав подобие водяной плёнки, и его взгляд будто бы подёрнулся туманной дымкой, став немного рассеянным.

Одноглазый Ястреб был вынужден признать, что, хоть этот столп Военного комитета Лиги и был никчёмным человеком, он и впрямь умел держать слово: чтобы сберечь «тигровую бирку» в человеческом обличье, он в самом деле не пожалел собственной жизни. Торговец оружием пребывал в смешанных чувствах. Узнай он в обычное время, что секрет, который он верно хранил более двадцати лет, рискует просочиться наружу, то попросту убрал бы свидетеля; глядя на Линь Цзинхэна, Одноглазый Ястреб страстно желал, чтобы при взрыве та дверь, на самую малость сместившись, попросту разрубила бы этого человека надвое, одним махом разрешив проблему.

Однако он прекрасно понимал, что Линь Цзинхэн в этот критический момент ни в коем случае не может умереть.

— Ты сам слышал, что мы не успели пополнить запасы медикаментов, — сказал Одноглазый Ястреб. — Так что в наличии есть лишь то, что осталось из прежних запасов. Поскольку мы вынуждены экономить, сам скажи, сколько тебе требуется для спасения жизни.

Чтобы сберечь силы, Линь Цзинхэн, вместо того, чтобы говорить самому, механическим голосом напрямую спросил через радиовещание контролируемой им духовной сети меха:

— Каковы наши запасы медикаментов?

— Аппаратуры для микрохирургии — в обрез, а заживляющих средств для внешних ран… тоже немного.

— Примените местную анестезию, чтобы срастить мои кости и нервы, — распорядился Линь Цзинхэн. — Не нужно никаких заживляющих средств, просто наложите швы.

Лу Бисин тщательно избегал касаться его раны, но Одноглазый Ястреб не был столь деликатен. Едва дослушав пострадавшего, он тотчас оттащил его от своего мягкотелого [5] сына и попросту зашвырнул в капсулу неотложной помощи. Наспех установив последовательность процедур, он осведомился:

— Так, плазма крови, общий антибиотик и болеутоляющие… Ах, болеутоляющего тоже не хватает, да и антибиотики на исходе…

Ценивший слова подобно золоту Линь Цзинхэн ограничился лаконичным:

— Обойдусь.

— Да пошёл ты! — взорвался Лу Бисин и вскинул руку, преграждая капсуле путь. — Так не пойдёт!

Одноглазый Ястреб схватил его за запястье, и в глазах утки-мандаринки [6] появился редкий для них холодный блеск, под стать настоящему ястребу:

— Этот человек очень высоко ценит свою жизнь. Если составить в ряд всех, кто за эти годы жаждал её забрать, то очередь протянется отсюда до самой планеты Уто. Раз адмирал Линь дожил до этого дня, то уж явно не благодаря своему смазливому личику, так ведь?

Капсула неотложной помощи плавно покатилась обратно в медицинский отсек. Смежив веки, Линь Цзинхэн приподнял уголки губ в холодной улыбке:

— Вы меня перехваливаете.

Смирив негодование, Одноглазый Ястреб повернулся к Лу Бисину и, склонив голову, заискивающе спросил:

— Ты что же, даже словам собственного отца не веришь?

— Будь добр, избавь меня от этой чепухи, — категорично [7] заявил Лу Бисин, высвобождая руку, и выразил свою позицию действием, последовав за капсулой.

Одноглазый Ястреб попросту утратил дар речи.

В его сознании всплыл вечный как мир вопрос: если твой старый папка и молодой любовничек вместе упадут в воду, кого ты будешь спасать первым?

Пожалуй, сейчас старый персидский кот не слишком желал узнать на него ответ.

В попытке выместить гнев он выкрикнул вслед сыну:

— Если эта ходячее проклятье и впрямь помрёт, выходит, он не так уж хорош, как о нём гласят слухи, а значит, и жалеть о нём нечего — вот только как насчёт того, чтобы передать мне контроль над духовной сетью?

Это предложение Линь Цзинхэн попросту проигнорировал.

— Это не в его привычках, — ответил за своего хозяина Чжаньлу.

— Ну разумеется, если он спит, ему всё равно нужно следить за всем вокруг одним глазом. В Лиге по мании преследования ему не было равных — об этом наслышаны [8] даже такие деревенщины, как мы в нашей Восьмой галактике, — лениво усмехнулся Одноглазый Ястреб и, обернувшись, уставился на четверых студентов, которые только что кое-как поднялись на ноги, держась за стены. — Вы только посмотрите на этих несчастных хлюпиков — за одну ночь потеряли и дом, и семью, так что теперь им и голову негде преклонить. Ничего, когда переживёте подобное несколько раз, успеете к этому привыкнуть. Кто проживёт дольше — тот и победил. А сейчас ступайте-ка, отдохните как следует. В дальних путешествиях важно сохранять стабильность биологических часов, для этого на мехе нужно настроить смену дня и ночи. Если кое-кто соизволит как следует выполнять свои обязанности, то я смогу выспаться и поесть — а иначе как мне сберечь силы на то, чтобы отчекрыжить башку этой консервной банке и скормить её собакам?

Стоило ему сказать это, как находящийся в медицинском отсеке Линь Цзинхэн, казалось, его услышал: яркость ламп снизилась, от дневного света постепенно переходя к полной темноте, в которой по-прежнему светились лишь панели управления, светодиоды на ступенях… и флуоресцирующая трава, посаженная ректором Лу.

Мех окутал покров искусственной ночи.

Маленький мех состоял из двух уровней, вдоль стены тянулась узкая лестница, ведущая к ряду комнатушек, выстроившихся в линию на втором уровне. Стандартные предметы обстановки в каютах из заводской комплектации были даже не распакованы — с первого же взгляда было видно, что здесь прежде никто не жил.

Сказав, что пойдёт передохнуть, Одноглазый Ястреб направился прямиком в самую дальнюю каюту, закрыл дверь и улёгся на кровать.

Тем временем Лу Бисин продолжал топтаться у дверей медицинского отсека. Опустив голову, он словно в оцепенении разглядывал пятна крови на своих руках.

— Учитель, — осторожно окликнул его Уайт.

Лу Бисин тут же встрепенулся, будто только что вышел из забытья — он наконец вспомнил, что рядом с ним находится четверо маленьких нахлебников и усилием воли взял себя в руки, тотчас придав своему лицу соответствующее выражение.

— Слушайтесь… Кхе-кхе, слушайтесь его. Прежде всего вам следует пойти отдохнуть. Если вы не можете заснуть в одиночестве, устраивайтесь по двое в одной каюте — будем считать, что у нас студенческое общежитие с мужским и женским отделением.

— А вы? — спросила Хуан Цзиншу.

— Сперва мне нужно определить местоположение этой «кротовой норы», ведь пока рано считать, что нам ничего не грозит. — Помедлив, Лу Бисин с серьёзным видом добавил: — Космические пираты, промышляющие за пределами галактики, предпочитают биохимические методы естественным. Без антибиотиков у меня в самом деле связаны руки. Начиная с завтрашнего дня вы все будете проходить специальную тренировку. Теперь время на мехе будет соответствовать космическому времени планеты Уто — около пяти часов рассвет, около семнадцати — закат, итого продолжительность дня — четырнадцать часов. Тренировка займёт семь часов и будет включать в себя улучшение физической формы, адаптацию к условиям невесомости и пространственного прыжка — ведь в будущем у вас не будет отсека ухода за больными, чтобы отлёживаться там.

Студенты, которые пока что понятия не имели, какие качества требуются космонавтам, вновь погрузились в состояние полной растерянности — по счастью, рядом был тот, кто скажет им, что делать дальше. Завзятые хулиганы и смутьянки проявили поразительное послушание, покорно поднявшись в каюты второго уровня. Лихорадочное бегство наконец сменилось кратковременным затишьем; рядом с ними находился лишь один человек в состоянии овоща — надёжно связанный экологичным электрошоковым тросом Ноль Ноль Один.

Оставшийся в одиночестве Лу Бисин уселся под парящими бутылками с флуоресцирующей травой, открыл терминал и попытался сосредоточиться, однако буквы и цифры кода будто активно испускали магнитное поле, из-за которого они так и отлетали от его сетчатки.

Он в течение двадцати минут продолжал тупо таращиться на экран, пока его слуха не достигли доносящиеся со второго уровня сдавленные всхлипы.

В этой искусственной ночи натянутые до предела нервы наконец смогли ненадолго расслабиться, позволив сигналу пробежать до конца безжалостный путь рефлекторной дуги, и тьма неумолимо превратилась в клинок, призванный разбить в спешке созданные подростками хрупкие доспехи.

Лу Бисин чутко прислушивался — он не знал, сколько прошло времени, когда разрозненные всхлипы постепенно затихли и вновь воцарилась тишина.

После нескольких десятков полных напряжения часов подростки наконец смогли погрузиться в полный тревог и кошмаров сон.

Мерцающие на створке люка электронные часы показывали, что наступила половина девятого вечера по космическому времени Уто. В это время с наступлением ночи гасли огни в здании Парламента столичной планеты, а на Пекине в это время ректор Лу обычно поутру прибывал на работу в академию «Синхай».

На экране персонального терминала Лу Бисина автоматически выскочило расписание, пункт за пунктом напоминающее ему о списке повседневных дел на сегодня:

1) согласно плану, по возвращении в школу поимённо подвергнуть критике четверых проказников (ключевой пункт программы!);

2) использовать это происшествие как предлог для внесения поправок во второе издание школьного распорядка;

3) выборочная проверка полемических сочинений в середине недели (разумеется, эти щенки и не думали начинать их писать): потребовать основные тезисы, сдавать полный текст пока не нужно.

Сбоку имелась его собственная приписка мелким шрифтом: «“В каком направлении пойдёт развитие человечества?” — не слишком ли широка эта тема? Когда придёт время сдачи работ, не получу ли я лишь дюжину фэнтезийных новелл?»

За знаком вопроса красовалась нарисованная им от руки гримаса.

Какое-то время молодой человек и гримаса молча таращились друг на друга. Внезапно плечи Лу Бисина опустились и, обхватив голову, он беззвучно упал на маленькую барную стойку. Его лопатки торчали вверх, словно две шаткие горы, что вот-вот обрушатся.

Ведь «куриный бульон», который сегодня весь день раздавал учитель Лу, на самом деле был фальшивым бульоном, второпях сдобренным глутаматом натрия — хоть на вкус он был похож, если бы кто-нибудь приподнял крышку кастрюли, он бы тут же обнаружил, что под ней лишь бесцветная кипячёная водица.

Его родной дом на планете Кэли, шестимиллионный купол его школы, только что отстроенная лаборатория, пять лет всех его устремлений… Он мог позволить себе не думать о них, с этой потерей он мог смириться.

Но он только что получил два резюме по опубликованному им объявлению о приёме на работу, и они тихо-мирно лежали в его почтовом ящике неоткрытые.

Его студенты не успеют распределиться по факультетам, он так и не сможет собрать полемические сочинения, в которые вылился причудливый полёт его мысли [9], а те наброски проектов, которые он бесчисленное множество раз рисовал в своём воображении, распались, прежде чем он успел прочертить хоть одну линию.

Тем временем в медицинском отсеке миниатюрные хирургические инструменты, которые должны были соединить рассечённые кости, нервы и мышцы Линь Цзинхэна, один за другим покидали открытую рану. Согласно указаниям пациента, на неё был наложен простой и грубый шов, на который затем был нанесён слой обычного дезинфицирующего спрея.

Линь Цзинхэн попытался пошевелить конечностями — они не слишком-то хорошо сгибались. Похоже, Одноглазый Ястреб таки отомстил ему, воспользовавшись ситуацией [10]: заданный им режим операции был попросту безумен, а анестетика он явно пожалел — шов ещё не был завершён, когда Линь Цзинхэн начал приходить в чувство. Из-за недостатка болеутоляющих препаратов по всему телу разлилась тупая боль, мужчина вновь и вновь покрывался холодным потом, спина одеревенела, а от потери крови он весь похолодел.

— Риск инфицирования крайне высок, так что лучше вам в течение ближайших суток оставаться под наблюдением в стерильных условиях медицинского отсека, — сообщил находящийся рядом Чжаньлу.

— Воды, — не слушая его, потребовал Линь Цзинхэн.

Выпив несколько глотков, чтобы восполнить недостаток электролитов, он вновь с трудом пошевелил руками и ногами. Не дожидаясь, пока пройдёт чувство онемения, Линь Цзинхэн попробовал подняться на ноги, но тут же пошатнулся.

Вскинув руку, Чжаньлу подхватил его:

— Господин…

— Тс-с, — сипло одёрнул его Линь Цзинхэн. — Не шуми, у меня голова болит.

— Уровень громкости установлен ниже среднего значения, — методично поведал Чжаньлу. — Если у вас болит голова, то, должно быть, это из-за повышенной температуры.

Оттолкнув его руку, Линь Цзинхэн сделал несколько неуверенных шагов. Кое-как приспособившись к частичному временному параличу, он велел Чжаньлу:

— Не иди за мной!

После этого он тем же образом покинул медицинский отсек и беззвучно приблизился к Лу Бисину со спины. Автоматически испускаемый в ночном режиме успокаивающий «белый шум» полностью перекрывал звук его лёгких шагов.

Не потревожив Лу Бисина, Линь Цзинхэн бесшумно опустился рядом и устремил всё ещё немного размытый взгляд на свернувшегося калачиком молодого человека.

Возможно, дело было в дурманящем воздействии анестезии — внезапно Линь Цзинхэн почувствовал, что хочет очень много ему сказать, а также задать множество вопросов. Он спросил бы: «Ты ведь вырос на планете Кэли? Каким было твоё детство там? А Одноглазый Ястреб когда-нибудь заговаривал с тобой о Лу Силе или о делах Лиги?»

И ещё: «Ты ведь совсем не похож на Одноглазого Ястреба, как же ты рос с ним? И это твоё странное стремление управлять академией — как ты к этому пришёл? Быть может, под влиянием твоей матери?»

И ещё: «Почему генотипы твоего мозга и тела отличаются? Что же всё-таки случилось с тобой за те пять лет с тех пор, как вы с твоей матерью впервые появились в Восьмой галактике?»

И ещё: «Что тебе обычно нравится, а что — нет?»

И ещё: «Есть ли у тебя какие-нибудь мечты? Быть может, есть… что-то такое, чего тебе в особенности хочется, но старый персидский кот слишком жаден, чтобы дать тебе это?»

И он сказал бы ему: «Не плачь, не плачь… Ты же всё ещё хочешь свою академию «Синхай»? Быть может, мне стоит в будущем построить для тебя ещё одну?

Однако все эти слова, родившись в его сердце, остались похоронены там навеки. Пройдя через духовную сеть, они разошлись по Вселенной, словно волны, растворившись в бесконечности звёздных далей, и ни единому человеку так и не суждено было их услышать.

Лу Бисин пролежал ничком далеко за полночь, пытаясь собрать жалкие остатки своего самообладания воедино. Поднявшись, он осмотрел своё отражение на дверце бара, чтобы убедиться, что его глаза не покраснели, волосы не растрепались, а лицо не превратилось в нефтяное месторождение — одним словом, он покамест был похож на человека. Встав на ноги, он первым делом снял пропитавшееся кровью пальто, собираясь сполоснуть лицо и заняться неотложными делами.

Обернувшись, он внезапно обнаружил, что человек, которому по всему полагалось отдыхать в капсуле неотложной медицинской помощи, неслышно сидел позади него. Из-за отсутствия заживляющих средств он был с головы до ног обмотан бинтами; поскольку он не мог опереться о спинку сидения кое-как заштопанной спиной, ему только и оставалось, что слегка склониться вперёд, подпирая голову ладонью — в этом крайне неудобном положении он и задремал.

Лу Бисин невольно задержал дыхание. Какое-то время спустя он на цыпочках приблизился и, опустившись на корточки, принялся снизу вверх разглядывать слегка склонённое лицо Линь Цзинхэна.

Его черты были столь отчётливо видны, что Лу Бисин мог бы нарисовать их. Брови слегка нахмурены даже во сне, а линию бескровных губ можно было смело назвать изящной — если бы они не были так сурово поджаты, будто их владелец от рождения ни разу не оступался от своих слов. Линия перебинтованных плеч была широкой и прямой, из-под материи виднелись лишь крохотные кусочки кожи.

Какое-то время Лу Бисин беззастенчиво глазел на него, а затем, поддавшись внезапному порыву [11], протянул руку; когда он наконец пришёл в себя, то обнаружил, что его палец едва не касается подбородка адмирала Линя.

Вздрогнув от испуга, он тотчас сконфуженно отдёрнул руку, но при этом потерял контроль над занемевшими от долгого сидения на корточках ногами и плюхнулся прямо на пол.

Внезапно его сердце забилось как сумасшедшее.


Примечания переводчика:

[1] Паралич большей части тела — в оригинале 高位截瘫 (gāowèi jiétān) — в пер. с кит. «высокая параплегия», согласно классификации типов паралича, относится, по всей видимости, к тетраплегии — параличу большей части тела, включая верхние и нижние конечности.

[2] Волк в интеллигентной шкуре — в оригинале чэнъюй 大尾巴狼 (dà wěiba láng) — в пер. с кит. «волк с большим хвостом», обр. в знач. «думает о себе невесть что; считает себя пупом земли», а также «воображала, показушник».

[3] Куролесят — в оригинале 乾坤大挪移 (qiánkūn dànuóyí) — в пер. с кит. «большое перемещение цянь и кунь», где цянь и кунь — две противоположные гексаграммы «Ицзина», небо и земля, Инь и Ян, источник всех перемен; в медицине также — «внутренние дань». Это — название боевого искусства, которое мог практиковать только глава школы совершенствующихся. Несмотря на окружающий его ореол тайны, его принцип не так уж сложен: прежде всего нужно разжечь внутренние силы и лишь после этого заимствовать их, однако достигнутые с помощью этого искусства перемены настолько чудесны, что непостижимы для обычного человека.

[4] Дышать на ладан — в оригинале чэнъюй 吹灯拔蜡 (chuīdēngbálà) — в пер. с кит. «задуть фонарь и убрать свечу», обр. в знач. «протянуть ноги, отдать концы, сыграть в ящик», а также «уносить ноги, пиши пропало, крышка».

[5] Мягкотелый — в оригинале 婆婆妈妈 (pópo māmā) — в букв. пер. с кит. «бабка-мамка», обр. в знач. «материнский, чуткий», а также «бабский» и «трусливый, малодушный», «канителиться, копаться, распускать нюни».

[6] Глаза утки-мандаринки 鸳鸯眼 (yuānyangyǎn) — в букв. пер. с кит. — так в китайском обозначается как разноглазие и гетерохромия радужки.

[7] Категорично — в оригинале чэнъюй 斩钉截铁 (zhǎndīng jiétiě) — в пер. с кит. «разрубить сталь и рассечь железо», обр. также в знач. «решительно и бесповоротно, наотрез».

[8] Наслышаны — в оригинале чэнъюй 如雷贯耳 (rúléiguàněr) — в пер. с кит. «как гром в ушах», обр. о громкой славе, большой известности.

[9] Причудливый полёт мысли — в оригинале 天马行空 (tiān mǎ xíng kōng) — в пер. с кит. «небесный скакун мчится по воздуху», обр. также в знач. «богатство воображения, неуёмная фантазия, дерзновение», а также «невозможно доискаться до сути».

[10] Отомстил, воспользовавшись ситуацией — в оригинале чэнъюй 公报私仇 (gōngbào sīchóu) — в пер. с кит. «мстить, прикрываясь должностным (служебным, общественным) положением», обр. в знач. «использовать служебные дела, чтобы поквитаться», а также «выместить личную обиду, принеся в жертву общественные интересы».

[11] Поддавшись внезапному порыву — в оригинале чэнъюй 鬼使神差 (guǐ shǐ shén chāi) — в пер. с кит. «чёрт послал, божество направило», обр. также в знач. «чёрт попутал, ни с того ни с сего, импульсивно», а также «по несчастью, по недоразумению, как назло».

Хоть Одноглазый Ястреб по основному роду занятий был торговцем оружием, сам он утверждал, что также является экспертом во всём, что касается поджогов, убийств и грабежей, и чужие территории он зачищал с не меньшей ловкостью. Не прошло и десяти минут, как он уже вынес со склада все припасы, отмеченные в списке Лу Бисина, настроил программу и запустил транспортировку грузов в мех. Для всего этого ему вовсе не требовалась помощь навязанных ему «подручных».

Не осмеливаясь заговорить ни с неприступным Четвёртым братом из «Чёрной дыры», ни с кровожадным Одноглазым Ястребом с планеты Кэли, растерянные студенты мялись в сторонке без дела. Не решаясь выказывать свою крутость и бойкость в присутствии этих двоих, они жались друг к другу, словно насквозь промокшие, дрожащие от холода зверьки, которым негде укрыться от жестокой бури с ливнем. Позади они оставили лежащий в руинах родной мир и семьи, о судьбе которых они не смели даже подумать, перед ними же простирался бескрайний бесприютный космос, по просторам которого им предстояло скитаться.

читать дальшеПерсональный терминал Мяты внезапно засветился: это Лу Бисин в центральной аппаратной воспользовался коммуникационной сетью станции снабжения, чтобы связаться с ней.

В обычное время студенты привыкли воспринимать своего ректора как того, кто несёт чушь в аудитории, не считая его достойным доверия, однако сейчас, стоило его проекции появиться перед ними, как они тотчас сгрудились вокруг него, видя в нём «спасителя».

— Вам страшно? — спросил Лу Бисин.

От одной этой фразы на глазах студентов чуть не выступили слёзы.

— Главный Лу, почему вы до сих пор не вернулись? — задыхаясь, спросила Мята.

— У этих сорвиголов имеется своя «кротовая нора». Персонал станции снабжения эвакуировался заранее, прихватив с собой всё оружие и боеприпасы; стало быть, у них есть собственный канал точной информации, так что для нас будет куда безопаснее следовать их маршрутом, чем бесцельно блуждать среди звёзд. Я попробую внедриться в их коммуникационную базу данных. — Лу Бисин склонил голову, углубляясь в программную среду центрального процессора, так что на проекции была видна лишь одна сторона его лица. Не отрываясь от этого занятия [1], он произнёс: — Не бойтесь. Человеческая жизнь — в основе своей нескончаемое приключение. Это — нормальное положение дел, и в дальнейшем вы к этому привыкнете… Ну что, вы готовы к своему первому занятию по управлению мехами?

Из четверых студентов у Мяты и Уайта были собственные цели, никак не связанные с управлением мехами, у Бойцового Петуха уже имелась связанная с мехом психологическая травма [2], а у Хуан Цзиншу была пневмоцефалия — согласно господствующей в эту эпоху научной теории, когда люди с подобным заболеванием пытаются сконцентрироваться, чтобы посредством синестезии установить связь с нечеловеческим интеллектом, неизбежно возникают трудноустранимые помехи, а потому крайне маловероятно, что подобный человек сможет подключиться к духовной сети, а даже если и сможет, степень сродства будет крайне низкой.

В обычное время, даже привяжи их преподаватель к стульям, чтобы силой заставить слушать лекцию, он получил бы лишь четверых «получающих прозрение во сне» [3] — как бы то ни было, в классе всегда есть «паршивые овцы» [4], которые попросту необучаемы от природы.

— Мехи — это смертельное оружие, предназначенное для ведения межзвёздных воин. В давние времена, когда войны только вышли на межпланетный уровень, они велись с помощью космических линкоров, каждый из которых нуждался в многочисленном экипаже. На военных судах такого типа требовалось сотрудничество множества родов войск: лётчиков-профессионалов, экспертов по картографической съёмке местности, артиллеристов и так далее. Эффективность подобной структуры была крайне низкой, а уровень ошибок — высоким, ну а когда в состав экипажей удавалось внедриться бунтовщикам или вражеским шпионам, то ущерб, который им удавалось нанести космическим силам, был поистине неисчислимым… потому-то и назрела настоятельная необходимость в появлении духовной сети.

Среди творящейся вокруг неразберихи лишь искажённый терминалом мужской голос сохранял тепло и невозмутимость. В его спокойствии крылась такая сила, что даже Одноглазый Ястреб, который считал идеалы своего сына причудливыми мечтами, поднял взгляд на его проекцию, но не произнёс ни слова, чтобы не помешать лекции.

— Высокоинтеллектуальная духовная сеть смогла совместить в одном мехе все функции управления целым космическим линкором. Стоит человеку подключить своё сознание к духовной сети, как он тут же становится душой корабля. После подсоединения ваши пять органов чувств и шесть ощущений [5] моментально замещаются приёмными устройствами меха, а в мозг устремляется бурный поток информации — потому-то, подсоединившись к духовной сети впервые, многие люди теряют сознание от шока.

— Ректор, а как можно адаптироваться к духовной сети? — поинтересовался Уайт.

Помолчав немного, Лу Бисин ответил:

— Зовите меня просто учителем, ведь академии больше нет… Основной принцип аккомодации к духовной сети крайне прост: нужно досконально изучить каждую часть меха и все её функции, тогда вы сможете в полной мере предугадать любое ощущение, которое он вам передаст. Обычно в классе мы использовали для этого различные симуляторы, а затем постепенно совмещали их — потому-то для обучения управлению мехами требуется целый академический год.

Бойцовый Петух добросовестно пытался вникнуть в заумную лекцию. Наблюдая за сложной последовательностью сигналов и процессов меха, в который постоянно загружались материалы, он не смел даже подумать о друзьях и матери, оставшихся на Пекине. Внезапно на него нахлынула волна скорби, едва не погребя его под своей тяжестью:

— Главный Лу… то есть, учитель, я ничего не понимаю… Боюсь, я просто не в состоянии этому обучиться. Меня выкинули из школы после семи лет базового образования — они сказали, что я интеллектуально ущербный.

— Учитель, а у меня пневмоцефалия, — прошептала Хуан Цзиншу. — И низкий уровень духовной силы от рождения.

— Учитель, а у меня… у меня не тот склад ума [6], — признался Уайт.

— Тс-с, — прервал их Лу Бисин. — Посчитайте вдохи и выдохи, сделайте по десять глубоких вдохов — и смотрите, считайте как следует!

Разрозненные всхлипы постепенно затихли, а темп речи Лу Бисина ничуть не изменился — казалось, ему и дела нет ни до крушения мира [7], ни до непроходимой тупости его студентов.

— Хорошенько запомните это ощущение: это первое, чему надо научиться для управления мехами. Если вы чувствуете, что не можете достичь совместимости с мехом, или не в силах приспособиться к потоку поступающей в ваш мозг информации, отгородитесь от всех посторонних мыслей и второстепенных раздражителей и сконцентрируйтесь на подсчёте ударов сердца или вдохов и выдохов. Зачастую, досчитав лишь до десяти, вы обнаружите, что частота флуктуаций духовной сети соразмерна вашему счёту — это и есть первый этап принятия вас духовной сетью.

Когда кто-то вещает настолько уверенным голосом, более слабовольные люди поневоле ему подчиняются.

Постепенно не находящие себе места от беспокойства студенты и впрямь принялись его слушать. Стоило этим четверым набитым трухой головам попасть в столь экстремальную ситуацию, как в них начались срочные столярные работы [8].

Оторвав взгляд от проекции, Линь Цзинхэн велел:

— Доложить о ходе ремонта и зарядки меха!

— Установка резервной энергетической системы окончена, система обороны восстановлена. Духовная сеть в процессе перезагрузки и запустится, как только уровень энергии достигнет 85%, примерное время ожидания — десять минут.

— Чжаньлу, процесс поиска завершён? — спросил Линь Цзинхэн. — Где Серебряная девятка?

Отсоединившись от его руки, манипулятор упал на землю и тут же обратился в человека:

— Прошу прощения, господин, её местонахождение установить невозможно. Сигнал серебряной девятки пропал.

Сигнал мог пропасть лишь по двум причинам: первая — что Серебряная девятка подверглась нападению, в результате чего пострадала её коммуникационная система, или же она была уничтожена полностью [9]; вторая причина — ей пришлось отступить за пределы зоны охвата в результате чрезвычайной ситуации.

И ни одна из них оптимизма не внушала.

— А как с остальными? — слегка прищурился Линь Цзинхэн.

— Коммуникационная система семи галактик Лиги полностью вышла из строя, — помедлив, ответил Чжаньлу.

Оккупация столичной планеты, полная эвакуация всех правительственных структур, а теперь и разрушение коммуникационной системы семи великих галактик — похоже, ситуация в Лиге была ещё более скверной, чем ему представлялось.

В таком случае… функционирует ли «Эдем»?

Без «Эдема» граждане Лиги тотчас превратились бы домашних котиков с подпиленными когтями, которых изгнали в дикий лес — им бы выжить самим, куда уж там сопротивляться нападению космических захватчиков…

Это ничуть не походило на хаос, порождённый мелким промахом Военного комитета Лиги — скорее уж на давно и тщательно спланированную войну.

— Ничего удивительного, что вам так нужна моя голова, — хмыкнул себе под нос Линь Цзинхэн. — Ведь Административный комитет — не более чем стадо баранов, которые готовы отплясывать под дудку предателей и пиратов.

В то же мгновение Чжаньлу вскинул голову, словно уловив какое-то зловещее дуновение в тёмных глубинах космоса.

— Что такое? — тут же спросил Линь Цзинхэн.

— Господин, я выявил мощные флуктуации энергии. Полагаю, нам следует немедленно покинуть станцию!

В настоящее время Чжаньлу представлял собой лишь ядро меха, лишённое корпуса, так что, само собой, не обладал противоракетным комплексом обороны, и, раз уж он был способен засечь эти колебания энергии, то это могло значить лишь то, что в течение пяти минут эта волна поглотит станцию снабжения без остатка.

Противник не оставил им на эвакуацию даже получаса!

— Подготовить рельсы для разгона, — мгновенно отреагировал Линь Цзинхэн и, обернувшись к Одноглазому Ястребу, велел: — Хватит. Посмотри, сколько у нас есть припасов, а потом вы все поднимайтесь на борт и готовьтесь к отлёту.

Одноглазый Ястреб тут же выплюнул сигарету изо рта:

— Но ещё не подвезли медикаменты!

— Не успеем, — отрывисто произнёс Линь Цзинхэн. — Вперёд!

На сей раз извечным врагам не оставалось ничего другого, как объединиться. Наконец-то прекративший выступать ему наперекор [10] Одноглазый Ястреб грубейшим образом прервал процесс доставки припасов, после чего тут же принялся заталкивать студентов в открытый люк меха. Видя, что Мята по-прежнему беспокойно озирается по сторонам [11], он попросту схватил её за шкирку, будто кошку, и, подняв в воздух, зашвырнул прямо в люк, находящийся за несколько метров от них.

— Но учитель всё ещё в центральной аппаратной! — пронзительно вскрикнула Мята.

— Знаю, — в один голос отозвались [12] Линь Цзинхэн и Одноглазый Ястреб.

Вслед за этим Линь Цзинхэн тут же развернулся и двинулся прочь. Хоть у Одноглазого Ястреба и в мыслях не было за него беспокоиться, он всё же хотел было последовать за ним, но тут на его плече сомкнулся холодный манипулятор.

— Господин Лу, — произнёс Чжаньлу, — третий удар уже нанесён по планете, местоположение которой невозможно определить, и волны от взрыва достигнут станции в пределах пяти минут. Вам необходимо срочно подняться на борт меха, чтобы установить контроль над его духовной сетью и подготовиться к стыковке со стартовой колеёй. Ректор Лу установил на этом мехе дистанционное управление через магнитное поле, так что к тому времени, как мех разгонится, он их подхватит. Прошу, доверьтесь командиру, он успеет его забрать.

— Доверить ему моего сына?! — возмутился Одноглазый Ястреб. — Да я…

— Вашего сына? — шёпотом прервал его Чжаньлу.

Одноглазый Ястреб резко переменился в лице.

— Будьте спокойны, — заверил его Чжаньлу. — Командир доверил мне, что ректор Лу — то же, что тигровая бирка [13] минувших эпох в человеческом обличьи. Лишь с его помощью можно собрать всех прежних подчинённых генерала Лу Синя, так что его ценность превышает даже Серебряный форт. Командир ни за что не допустит, чтобы он пострадал, пусть даже ценой собственной жизни.

Рука искусственного интеллекта, сжимающего плечо Одноглазого Ястреба, сохраняла абсолютную неподвижность, а изумрудные глаза полнились той же чистотой и прозрачностью, что и сотню лет назад.

Великие люди приходили и уходили, восемь галактик вновь и вновь переворачивались вверх дном, кто-то успел состариться, кто-то — исчез, а кто-то и вовсе умер… похоже, один лишь он остался неизменным, точно таким же, как в те годы, когда он был при Лу Сине — тем же бестолковым на вид, но добросовестным Чжаньлу.

…но его слова были пропитаны ледяной беспощадностью, свойственной человеку по фамилии Линь.

Сбросив его руку, Одноглазый Ястреб, не говоря ни слова, забрался в мех и подсоединился к духовной сети. Зарокотала энергетическая система, и мех медленно скользнул на колею.

Сидящий в центральной аппаратной Лу Бисин тоже слышал слова Линь Цзинхэна через терминалы студентов, но пока не мог покинуть свой пост. Насилу откопав данные по «подпольному» маршруту, он поднёс персональный терминал к главному компьютеру, чтобы скачать их. Полоса загрузки ползла, будто запряжённая волами повозка, и успела достичь лишь 90%, когда терминал издал возмущённый гул — ведь прежде всего удар сокрушительной волны энергии принимает на себя система связи!

Из терминала донёсся прерывающийся голос Мяты:

— Учитель… Лу… поторопитесь…

Ход загрузки: 93%

— Тише, — мягко одёрнул её Лу Бисин. — Девочка, не нужно так визжать — это показывает тебя не в лучшем свете.

Ход загрузки: 95%

— Беспорядочно метаться по космосу, в попытках скрыться от пиратов — чересчур опасно, вероятность выживания при этом крайне низка, — продолжил Лу Бисин. — Запомните, ученики, что в межзвёздных войнах не существует таких понятий, как «импровизация» и «чудесное спасение». В такой ситуации нам, хрупким углеродным формам жизни, пытаться вырваться из окружения тяжёлых сверхпространственно-временных мехов, полагаясь лишь на удачу и вероятность — смерти подобно. Я должен заполучить это…

Когда процесс загрузки дошёл до 97%, волна помех внезапно оборвала тонкую связующую нить сигнала.

Казалось, Лу Бисин вовсе не обратил на это внимания, не отрывая пристального взгляда от полосы загрузки.

Если он останется погребённым на станции снабжения, не успев заполучить данные маршрута, то, даже если остальным удастся сбежать, впредь им предстоит идти по натянутому над пропастью канату, отдавшись на волю судьбы.

98%... 99%... Станцию снабжения затрясло, по ушам резанул пронзительный сигнал тревоги — разумеется, система обороны столь мелкой станции была немногим лучше, чем ничего, и вой сирен мог означать лишь то, что взрывная волна вот-вот её настигнет.

В то же мгновение подготовившийся к пуску мех издал громоподобный грохот, отдалённые предметы причудливо исказились в волнах горячего воздуха, будто мираж [14].

Прозвучал тихий, словно дуновение небесной свирели, сигнал окончания загрузки, и Лу Бисин испустил глубокий вздох облегчения; но не успел он обернуться, как дверь центральной аппаратной распахнулась от пинка Линь Цзинхэна.

Никак не ожидая, что тот явится за ним самолично, Лу Бисин застыл от изумления.

— Идём со мной. — Схватив Лу Бисина, Линь Цзинхэн без лишних слов поволок его за собой. Одновременно с этим он неведомо откуда извлёк пушку со взрывными зарядами и пробил путь прямиком через воздушные трубы станции снабжения — за ними на перекрытых путях стоял вагон скоростной автодрезины.

Не говоря ни слова, Линь Цзинхэн тут же поднёс к нему персональный терминал и со сноровкой профессионального угонщика вскрыл дверь менее чем за секунду.

Забравшись в автодрезину, Линь Цзинхэн тут же разогнал её до предельного ускорения, так что обоих пассажиров безжалостно вдавило в спинки сидений; не будь они оба здоровыми мужчинами в расцвете сил, пожалуй, подобная нагрузка переломала бы им все рёбра.

В этот момент покинутую людьми беспросветно тёмную станцию снабжения неожиданно озарило поднимающееся от горизонта далёкое белёсое сияние, будто на краю неба забрезжил рассвет.

Подобная красота всегда сопряжена с предвестьем беды.

Мех Одноглазого Ястреба продолжал ускоряться, и стыковочный клапан, соединяющий его с рельсами, начал ослабевать, готовясь к взлёту.

Все мускулы Одноглазого Ястреба напряглись, будто тетива, что вот-вот лопнет; казалось, его взгляд, устремлённый через духовную сеть, готов был пронзить станцию снабжения насквозь. В следующее мгновение скорость меха превысила критическое значение, оторвав его от колеи!

— Постойте, учитель! — переменилась в лице Мята.

Колея автодрезины шла строго перпендикулярно к колее меха, а потому, хоть они на всей скорости мчались навстречу друг другу, воспользоваться уловителем [15] при таком ускорении было так же непросто, как из открытого окна машины на полном ходу сорвать лист с растущего на обочине дерева.

— Тормози! — не выдержал Одноглазый Ястреб.

Также подсоединившийся к духовной сети Чжаньлу тут же перебил его приказ:

— Господин Лу, тормозить нельзя!

В мгновение ока автодрезина Линь Цзинхэна достигла точки перпендикулярного скрещения рельсов, по-прежнему продолжая бешено разгоняться — вот-вот она окажется под мехом. В этот момент магнитное поле меха дистанционно активировалось, и мощная сила потекла через созданное Лу Бисином примитивное временное магнитное поле, взяв на себя частичный контроль над духовной сетью. Казалось, Линь Цзинхэн обладал двумя независимыми друг от друга сознаниями: в то время как одной рукой он готовил безупречно точный бросок уловителя, другой он направлял автодрезину прямо навстречу меху.

Выпущенный уловителем защитный газ моментально заполнил кабину дрезины, и, коснувшись тел людей, обволок их мгновенно затвердевающим веществом, похожим на янтарь. Хоть мощная функция амортизации действовала лишь на коротком отрезке дистанции, после чего уловитель унёсся вперёд по инерции, днище дрезины тут же заскрежетало о колею, выпуская фонтаны искр, вслед за чем раздался грохот взрыва.

В это мгновение управляемый духовной сетью уловитель внезапно сменил угол, отчего обломок от кузова, миновав Лу Бисина, яростно врезался в спину Линь Цзинхэна.

Однако в то мгновение никто этого не заметил, потому что мех накрыла вспышка такой силы, что невозможно было разомкнуть веки без боли, а издаваемый им шум перекрыл оглушительный грохот взрыва.

Это уловитель врезался в корпус меха.

— Господин Лу, срочно уступите полномочия управления духовной сетью, а то пострадаете, — предупредил Чжаньлу.

«Твою ж мать!» — только и успел подумать Одноглазый Ястреб.

Однако он вынужден был признать, что в сравнении с Линь Цзинхэном его навыки и впрямь оставляют желать лучшего. Одноглазый Ястреб всегда умел действовать по обстоятельствам, а потому, как только отзвучали слова Чжаньлу, он добровольно покинул духовную сеть, не дожидаясь, пока его вышвырнут оттуда во второй раз. Едва коснувшись корпуса меха, Линь Цзинхэн тут же занял его место, так что передача управления прошла без сучка без задоринки.

В следующее мгновение мех запустил непосредственный процесс перемещения.

Поглотив станцию снабжения, волна таинственного белого света погналась вслед за мехом, который только что преодолел силу притяжения, но когда она почти настигла его, он попросту исчез с глаз.

Пройдя через пространственно-временное искривление, мех слегка отклонился от заданных координат. Тем временем выпущенный уловителем защитный газ постепенно рассеялся, но Линь Цзинхэн дрожал, не в силах устоять на ногах — обломок корпуса дрезины нанёс косую рану от поясницы до плеча, задев позвоночник.

Более не укрываемая защитным газом рана тут же начала кровоточить.

Лу Бисин, у которого едва не остановилось сердце, подхватил его:

— Линь!


Примечания переводчика:

[1] Не отрываясь от этого занятия — в оригинале 一心二用 (yī xīn èr yòng) — в пер. с кит. «одно сердце, два употребления/применения», обр. в знач. «делать два дела одновременно», «разрываться между двумя делами».

[2] Психологическая травма 心理阴影 (xīnlǐ yīnyǐng) — в букв. пер. с кит. «тень в сердце», архетип в психологии, описанный Карлом Юнгом.

[3] Получающие прозрение во сне — в оригинале 课桌觉皇 (Kè zhuō jué huáng) — в букв. пер. с кит. «императоры, спящие за партой», где 觉皇 (juéhuáng) — будд. «Царь Прозрения», обр. о Будде Шакьямуни.

[4] «Паршивые овцы» — в оригинале 朽木 (xiǔmù) — в пер. с кит. «гнилое дерево, труха», отсылает к выражению 朽木粪土 (xiǔmùfèntǔ) — в пер. с кит. «гнилое дерево (по которому нельзя резать узор) и глина с навозом (стены из которой не поддаются отделке)» — обр. о безнадёжно испорченном человеке, из которого не выйдет ничего путного.

[5] Шесть ощущений 六感 (liù gǎn) — к числу «шести ощущений» относят форму, цвет, звук, запах, вкус и тактильные ощущения (горячий и холодный, скользкий и шершавый, мягкий и твёрдый, болезненный и т.д.).

[6] Не тот склад ума — в оригинале 我不是那块料 (Wǒ bùshì nà kuài liào) — в букв. пер. с кит. «Я не тот кусок», обр. в знач. «Не гожусь для чего-либо», «У меня нет таланта (в какой-либо области)».

[7] Крушение мира — в оригинале чэнъюй 天塌地陷 (tiān tā dì xiàn) — в пер. с кит. «небо рушится, земля проваливается», образно о природных катастрофах.

[8] Начались столярные работы — в оригинале — 被刨出了有一个口子 (bèi páo chūle yǒu yīgè kǒuzi) — в пер. с кит. «в них простругали отверстие». Любопытно, что «дыра в мозгу» 脑洞 (nǎodòng) — образное обозначение буйного воображения, а сон о том, что у человека в голове дыра 口子 (kǒuzi) может быть истолкован как то, что он обладает выдающимися талантами.

[9] Уничтожена полностью — в оригинале чэнъюй 全军覆没 (quánjūn fùmò) — в пер. с кит. «вся армия полностью разгромлена», обр. в знач. «полный крах, окончательное поражение».

[10] Выступать наперекор — в оригинале 唱反调 (chàng fǎndiào) — в пер. с кит. «петь противоположную мелодию», обр. в знач. «противоречить, препираться, спорить, действовать наперекор».

[11] Озирается по сторонам — в оригинале чэнъюй 东张西望 (dōng zhāng xī wàng) — в пер. с кит. «смотреть на восток, с надеждой взирать на запад», обр. в знач. «глядеть по сторонам, глазеть во все стороны, бегать глазами».

[12] Одновременно отозвались — в оригинале чэнъюй 异口同声 (yìkǒu tóngshēng) — в пер. с кит. «из разных уст одна и та же весть», обр. в знач. «говорить в один голос», «вторить хором», «единодушно».

[13] Тигровая бирка — в оригинале 一枚虎符 (Yī méi hǔfú) — знак военачальника династии Хань в виде тигра из двух половинок, которые должны быть совмещены для авторизации приказа.

[14] Мираж 海市蜃楼 (hǎishì shènlóu) — состоит из словосочетаний 海市 (hǎishì) — «морской город» и 蜃楼 (shènlóu) — «воздушный замок», «иллюзия», где 蜃 (shèn) — шэнь, крупный моллюск, в которого согласно народным приметам в сезон Лидун (Начало зимы) превращаются входящие в воду фазаны, считается, что он выбрасывает воздух, создавая морские миражи. Также это — один из видов морского дракона, что похож на крупного угря, имеет рога и красную гриву; чешуя от пояса к хвосту растёт в обратном направлении — он также выдыхает пары, образующие мираж высоких зданий.

[15] Уловитель — 捕捞 (bǔlāo) — в пер. с кит. «ловить, рыбная ловля, рыболовецкий», далее — 捕捞手(bǔlāo shǒu) — «рыболовная рука», или «рыбак».

***

Административный центр планеты Пекин-ß располагался в трёхстах километрах от академии «Синхай». В полдень температура воздуха без какой-либо на то причины отклонилась от ожидаемой, взлетев до двадцати градусов, и подобный камню ледяной покров засверкал от выступившей на его поверхности влаги. Казалось, что у продлившейся более двух лет суровой зимы зародилось стремление к возрождению жизни, когда с другого конца Вселенной внезапно повеяло весенним ветром, омывшим лазоревый небосвод.

В академии «Синхай» шёл третий день «полемической недели». Три дня назад, получив после занятий неожиданное уведомление, студенты осознали, что избранная их единственным и неповторимым профессором система преподавания в самом деле отличается изрядной факультативностью. По-видимому, пожелав устроить себе внеочередной отпуск, их ректор внезапно преобразил эту учебную неделю в «полемическую». Предоставив студентам полномочия пользования библиотекой, он выставил им список из дюжины книг, снабдив необычайно масштабной темой для полемического сочинения: «В каком направлении пойдёт развитие человечества?»

Поскольку до сдачи работы оставалось ещё целых четыре дня, умы подавляющего большинства студентов занимало не столько будущее человечества, сколько то, куда внезапно запропастились Уайт и прочие их товарищи. Вся академия на время превратилась в настоящую фабрику сплетен, и горячая полемика по вопросу о том, кто с кем сбежал из этой четвёрки, уже породила пару раундов массовых драк.

читать дальшеСиротский приют, в котором жила Мята, наконец получил средства к существованию — согласно решению девушки, три четверти ежемесячно получаемой ею стипендии автоматически переводились на счёт её «семьи», однако на сей раз финансовая помощь сопровождалась письмом с жалобой.

Ректор Лу, который торжественно поклялся исключить эту великолепную четвёрку, тут же выкинул это намерение из головы. Решив придерживаться модели управления детским садом, он ограничился тем, что перед отъездом в спешке разослал письма родителям студентов. Получившие это письмо старшие дети приюта от беспокойства не находили себе места, а родители Уайта уже дважды посетили опустевший ректорат. Что до матушки «Бойцового петуха» Витаса, то она показала себя как куда более безответственная особа — получив это письмо, она одним росчерком изобразила прямой и непосредственный ответ: «Да пусть хоть сдохнет».

Согласно поступившей информации, письмо, отправленное на адрес, указанный Хуан Цзиншу, не было доставлено по назначению — после того, как оно обошло всю планету, почтовая система в итоге возвратила его по месту отправки, в почтовый ящик в кабинете ректора.

В тот день бывшего старого декана факультета информатики, который уже упаковал вещи, решив покинуть Пекин-ß, каким-то образом занесло в академию «Синхай». Издали увидев величественный купол Актового зала, окружённый шумными толпами юных беспредельщиков, он поразился тому, сколько же в академии студентов. Опершись обеими руками об ограду, он вытянул шею, заглядывая внутрь. Неподалёку проходили двое подростков — парень как раз пытался отобрать ведомость, которую несла девушка.

— Ну дай хоть одним глазком взглянуть! У меня и в мыслях нет тебя преследовать, не строй иллюзий на свой счёт!

— Отвали! — С этими словами девчонка лягнула его по голени.

— Ну а я тебе свою покажу! Я не стал подавать заявление ни на один из трёх факультетов, а вместо этого предложил новое профилирующее направление — проводник космической контрабанды — как тебе такое? Звучит обалденно, так ведь? Да погоди ты!

Эти слова надолго повергли старого декана в замешательство. У него возникло чувство, что в этом священном храме знаний всё же удалось вскормить стайку на удивление интеллигентных горилл. Немного постояв у ограды кампуса, он наконец отпустил её и медленно побрёл прочь. Разменяв двадцать седьмой десяток, он так и не обзавёлся постоянным домом. За это время он успел поработать во всех высших учебных заведениях Восьмой галактики, и потому собственными глазами видел, как эти институты приходят в упадок и в конце концов закрываются. Академия «Синхай» стала его последним пристанищем — и всё же не оправдала ожиданий.

В единое мгновение он окончательно пал духом. Опустив голову, старик воззрился на свои иссохшие руки, покрытые пигментными пятнами, и подумал, что, быть может, вся его жизнь была исполнена лишь пустых мечтаний. Как бы твёрдо он ни придерживался своих убеждений, он всё равно раз за разом избирал неверный путь.

После двухсот шестидесяти лет пришло время с этим покончить.

Не так давно он потратил бóльшую часть своих накоплений на то, чтобы приобрести себе место в доме престарелых на планете Кэли, планируя провести там спокойную старость — в Восьмой галактике это можно было счесть весьма достойным завершением жизненного пути. Сегодня он как раз собирался туда отбыть.

Старый декан посмотрел на небо. День был на редкость погожим, в кои-то веки не дул холодный ветер — такого рода погода совсем не походила на зиму на Пекине, и мужчина решил, что это — благоприятное предзнаменование для предстоящего путешествия.

Даже бездомные бродяги повыползали из своих убежищ — они веселились, будто на празднике, радостно здороваясь с проходящим мимо профессором и поздравляя друг друга с тем, что смогли пережить очередную зиму, после которой на четыре года воцарится более благоприятный сезон.

Неподалёку пролетела стайка неведомо кем выращенных голубей и, усевшись на шестимиллионный купол академии «Синхай», бесцеремонно «благословила» нескольких студентов кляксами «небесного помёта».


***

Дверь «Ветхого паба» отворилась и внутрь зашла Пенни с пакетом свежих мучных червей для ящерицы-талисмана. Открыв окна для проветривания, она засучила рукава и принялась протирать столы и стулья — в заведении Четвёртого брата всегда поддерживалась чистота, и посетителей было немного, так что достаточно было ежедневной лёгкой уборки — вот Пенни и делала всё сама.

Она знала Четвёртого брата уже пять лет, и по женским меркам он отнюдь не был неряхой — не считая неопрятного [1] внешнего вида, у него больше не было дурных привычек: хоть и не будучи трезвенником, он никогда не напивался в хлам и всегда клал использованные вещи на место, так что как в пабе, так и в его доме всегда царил столь идеальный порядок, что от него веяло холодком.

— Когда наконец вернётся твой хозяин? — спросила Пенни у ящерицы, залезая на скамью. — Четвёртого брата нет уже так долго, куда он усвистал вместе с этим своим белолицым красавчиком? Попробую связаться с ним ещё раз…

Протирая окно, она поневоле прикрыла глаза:

— Что это солнце сегодня так шпарит? Я аж вспотела…

Ящерица хранила молчание — она никогда не принимала участия в дружеской беседе женщины с самой собой.

— По всей видимости, он всё ещё вне зоны доступа. Скажешь, что я прекрасно знаю, что он любит тишину и покой, и всё равно постоянно околачиваюсь рядом с ним? Неужто я настолько ему надоела, что он сбежал? — Привыкшая к житейским невзгодам Пенни бросила встревоженный взгляд на персональный терминал. Она совершенно не обратила внимания, как большая ящерица за её спиной медленно сместила своё неповоротливое тело, чтобы закрыть Пенни собой от канонады бьющих прямой наводкой «солнечных лучей».

Видимо, отправленный ею сигнал вновь затерялся на просторах Восьмой галактики — ни ответа, ни привета. Никто не знал, куда подевался этот человек, от которого до сих пор не было ни единой весточки.

— А чего я ожидала… — вздохнула Пенни.

Едва отзвучали её слова, как терминал будто внезапно заело — он засветился ярким светом, и опешившая Пенни бессознательно запустила пятерню в волосы и распустила их, вытащив заколку-краб.

В следующее мгновение перед ней в воздухе возник смутный силуэт. Присмотревшись, Пенни поняла, что Четвёртый брат находится в каком-то тёмном месте. При межзвёздных перелётах невозможно определить разницу во времени, и Пенни тут же раскаялась в своей назойливости, осторожно поинтересовавшись:

— У вас там ночь? Я вас не разбудила?

Пусть скорость света ни с чем не сравнима, когда сигнал проходит по просторам Вселенной, задержки неизбежны — хотя при проекции на персональном терминале и возникает полное ощущение общения лицом к лицу, разговор людей, разделённых космическим пространством, в режиме реального времени попросту невозможен.

Линь Цзинхэн курил, стоя рядом с искорёженным мехом на далёкой заброшенной космической станции, когда внезапно ему поступил запрос на связь от Пенни.

Возможно, дело было в плохом сигнале — в бьющем из окна свете его лицо расплывалось, сделавшись совсем прозрачным. Пенни тут же бросилась к окну, чтобы задёрнуть шторы:

— Сегодня слишком ясная погода, обождите немного!

Чересчур яркие лучи озарили её профиль красноватым светом, внезапно придав чертам бодрой и энергичной молодой женщины немного детское выражение.

Стоящий на зарядке Чжаньлу сообщил:

— Ректор Лу восстановил систему связи на станции. Хоть у меня по-прежнему недостаточно энергии, я могу использовать её, чтобы установить координаты Серебряной девятки.

— Заряжайся поскорее, — нетерпеливо поторопил его Линь Цзинхэн и в ожидании информации щелчком стряхнул пепел с сигареты. — И немедленно ответь на вызов. Тут твоя неутолимая словоохотливость придётся наконец…

Слово «конец» застряло у него в горле — в этот момент изображение с терминала в конце концов достигло его, так что Линь Цзинхэн увидел разгорающийся за окном «солнечный свет», в то время как эта глупая девчонка продолжала сетовать на «ясную погоду», и сигарета выпала из его руки.

— Пенни, немедленно отойди от окна и найди мех с исправной системой обороны!

Однако расстояние между ними было чересчур велико, так что даже световые волны, способные пробегать по триста тысяч километров в секунду, в конце концов выбивались из сил. Выпалив это предупреждение, Линь Цзинхэн отправил его в заведомо безнадёжную гонку со временем.

Когда Пенни заметила на горизонте что-то вроде скопления растущих красных вспышек, её рука, задёргивающая штору, на мгновение замерла в недоумении, но прежде чем она успела ясно разглядеть, что там происходит, красноватое сияние внезапно расщепилось, будто в небе разом взорвались тысячи ослепительно-белых звёзд.

Земля негодующе содрогнулась, и кора планеты, которая формировалась многие сотни миллионов лет, испустила предсмертный вопль, похожий на треск разрыва гигантского полотна. Скалы обрушились, а искусственная атмосфера планеты стала хрупкой, будто затянутое бумагой окно.

Жилые дома и квартиры, автобус, который свистит каждые пять минут, автоматизированные мусорные контейнеры, никогда не смыкающие радостно раззявленную пасть, засиженный голубями купол академии, старый профессор, который вежливо здоровался с каждым бомжом, дети, которые предавались совместным тревогам во дворе, перепуганная ящерица, а также… молодая женщина, которая подняла руку ко лбу в попытке заслониться…

…всех их, словно колпаком, накрыло сметающей всё на своём пути [2] вспышкой белого света, и их силуэты поблёкли, будто на передержанном под лампой снимке, а затем они растворились между небом и землёй, что внезапно поменялись местами.

Устаревшая система противоракетной обороны Пекина-ß испустила запоздалое предупреждение. Государственных служащих, находящихся на низкой околопланетной орбите, разбудил пронзительный вой сирены. Минут пять они не могли прийти в себя от шока, а затем, обделавшись со страху, попытались связаться хоть с кем-нибудь — поскольку столичная планета Кэли не выходила на связь, им только и оставалось, что посылать далёкому Альянсу свободы невнятные мольбы о помощи.

— Докладываем, Планета Пекин-ß Восьмой галактики была атакована… Мы подверглись крупномасштабной бомбардировке управляемыми реактивными снарядами звёздного класса неизвестным противником. У нас нет никакой возможности противостоять нападению, в настоящий момент вся планета разрушается под ударами ядерных ракет… Чёрт!!!

— Разве вы четыре года назад не обещали усовершенствовать нашу систему обороны? Вы обещали… где вы теперь?!

— Спасите! На по…

— Би-ип…

— Пенни!

Поступающий на персональный терминал Линь Цзинхэна сигнал внезапно прервался, и девушка, которая, как она сама утверждала, дожила до средней продолжительности жизни в Восьмой галактике, застыла перед ним тенью с озарённым красным светом профилем.

Линь Цзинхэн на секунду замер, а затем развернулся и ушёл.

С экрана главной аппаратной по-прежнему разносился сумасшедший хохот принца Кэли. Качество изображения монитора приближалось к рекламе какой-то низкосортной компьютерной игры, так что разгул стихий [31], порождаемый взрывами сыплющихся на ничего не подозревающий Пекин-ß управляемых реактивных ракет, походил на анимацию старого образца — вместо величественной трагедии перед ними предстала лишь графика весьма удручающего качества.

— Это какой-то сериал или реклама? — усмехнулся Уайт. — По мне, так они явно переборщили со спецэффектами. Я бы потратил за такое полтора юаня, никак не больше.

— Ну а я бы всё-таки дал пару. — Бойцовый Петух, которому отчего-то стало не по себе, попросил: — Главный Лу, а можно переключить канал?

Но двое взрослых, стоящих рядом с ними в центральной аппаратной, не проронили ни слова.

Мята взглянула сперва на Одноглазого Ястреба, затем — на Лу Бисина и словно что-то прочла в выражениях их лиц.

— Главный Лу, а когда мы зарядимся и полетим домой? — шёпотом спросила она.

Лу Бисин медленно обернулся и встретился с девушкой взглядом. Мята прежде никогда не видела у него столь уродливого выражения лица.

В этот момент в центральную аппаратную впопыхах влетел Линь Цзинхэн и без всяких предисловий [4] велел:

— Проверьте все имеющиеся на этой станции расходные материалы, в особенности припасы и оружие.

Казалось, слова застряли у Лу Бисина в горле. Какое-то время он просто молча таращился на Линь Цзинхэна, а затем машинально произнёс:

— Припасов вполне достаточно, а вот арсенал абсолютно пуст.

Никак не прокомментировав случившееся, Линь Цзинхэн принялся раздавать указания со скоростью пулемёта:

— Рассортируйте все припасы по типам и отберите их в расчёте на то, что следующее пополнение будет не раньше, чем через полгода. Зарядка и ремонт меха завершатся через полчаса, после этого немедленно отлетаем.

Не успевшие осознать происходящее студенты были обескуражены этим приказом: что значит — «следующее пополнение — не раньше, чем через полгода»?

Какой бы дикой ни была Восьмая галактика, она всё же была населена людьми — зачем же им целых полгода носиться по космосу, где опасности подстерегают их со всех сторон? И откуда им знать, сколько припасов требуется на то, чтобы прожить в космосе полгода?

— Погасить все источники света, кроме необходимых, и зашифровать коммуникационную сеть, — продолжал раздавать указания Линь Цзинхэн. — Раз отсюда можно соединиться с Пекином, значит, это место входит в диапазон поиска центральной зоны Восьмой галактики…

— О, так тут добивает связь? — сдуру спросил Уайт. — Значит, я могу позвонить домой?

Мята отреагировала первой — пошатнувшись в немом отупении, она инстинктивно ухватилась за локоть Уайта, и её затрясло.

— Что с тобой? — озадаченно спросил парень, поддержав её.

Лишь пару секунд спустя до него дошло значение происходящего с девушкой. Разинув рот, Уайт застыл на пару мгновений, а затем выдавил кривую улыбку, глядя на бушующее на мониторе море пламени:

— Так это всё… не спецэффекты?

Никто ему не ответил.

Тяжело дыша, Уайт принялся судорожно шарить взглядом по лицам окружающих, ища хоть какой-то намёк на шутку. Внезапно его голос надломился:

— Разве это не реклама игры? Я… я как-то играл в практически такую же…

В обычное время нести околесицу и поднимать шум — вполне нормально, но до такой степени не отражать реальность в чрезвычайной ситуации — это уже перебор. Не говоря уже о гарнизоне Серебряного форта, любой слабенький «молодой барчук» из Военного комитета Лиги не осмелился бы демонстрировать подобный идиотизм перед лицом Линь Цзинхэна. Привыкший к военной субординации адмирал Линь не выдержал, ледяным голосом сообщив:

— Планета Пекин подверглась нападению. Судя по замашкам этих космических пиратов, они на этом не остановятся. Восьмая галактика не обладает собственным гарнизоном, а потому никто не сможет встать у них на пути. Если они продолжат в том же духе, то волны энергии, порождаемой ядерными ударами по планете, вполне хватит на то, чтобы разнести эту мелкую станцию в клочья, и тогда вам всем крышка [5] — я достаточно ясно выразился? Так что пошевеливайтесь, если жить не надоело!

— Линь Цзинхэн, тут тебе не твой Серебряный форт! — рявкнул Одноглазый Ястреб. — Ты…

Лу Бисин остановил его и, шагнув вперёд, крепко обнял Уайта за плечи:

— Я сам составлю список припасов. Сяо Хуан, ты будешь вести протокол. Склад припасов не заперт, так что вы четверо ступайте вместе с моим отцом и займитесь подготовкой, а спустя двадцать минут возвращайтесь ко мне, и я проведу вам стажировку по управлению лёгким мехом. Мне самому нужно зашифровать коммуникационные каналы и доделать ещё кое-что для подготовки к отлёту.

— Ректор…

— В рамках обычной учебной программы вам пришлось бы учиться управлению мехами целый год, прежде чем вас допустили бы до реальной техники — однако нам придётся сократить годичный курс до десяти минут. Если вы провалите зачёт, то, возможно, мы все погибнем. Как думаете, ученики, есть у вас время на скорбь? — Вздохнув, Лу Бисин вытер слёзы с лица Уайта. — Так что лучше займитесь делом — шевелитесь и не слишком задумывайтесь.


Примечания переводчика:

[1] Неопрятный — в оригинале 不修边幅 (bùxiū biānfú) — в пер. с кит. «не заделать как следует край одежды», обр. в знач. «одеваться кое-как, одеваться небрежно, не обращать внимания на внешний вид».

[2] Сметающий всё на своём пути — в оригинале чэнъюй 摧枯折腐 (cuī kū zhé fǔ) — в пер. с кит. «сломать иссохший сук и сгнившую древесину», обр. также «в высшей степени лёгкий». Впервые был употреблён в «История династии Поздняя Хань», в биографии военачальника Гэн Яня — этими словами описывается, как конница смела неорганизованную толпу.

[3] Разгул стихий — в оригинале чэнъюй 山呼海啸 (shān hū hǎi xiào) — в пер. с кит. «горы гремят, море ревёт», обр. также в знач. «сила природных стихий».

[4] Без всяких предисловий — в оригинале 没开头落款 (méi kāitóu luòkuǎn) — в пер. с кит. «не поставив автографа в начале».

[5] Вам всем крышка — в оригинале 死无葬身之地 (sǐwúzàngshēnzhīdì) — в пер. с кит. «умереть без места погребения», обр. в знач. «умереть жалкой смертью, плохо кончить».